Текст книги "Затворница"

Глава 25

Наши дни

Анна Петровна с болью смотрела на дочь. Марина спокойно достала из шкафчика чашки, разлила чай. Но это спокойствие пугало мать сильнее, чем возможная истерика. И она неотрывно следила глазами за дочерью, лишь иногда тревожно поглядывая на мужа. Тот сидел мрачнее тучи и молчал.

– Мам, пап, не нужно убиваться, – попросила их невероятная дочь. – Ну, в конце концов, что такого особенного случилось? Не я первая, не я последняя, кого бросают…

Анна Петровна чуть заметно покачала головой и ничего не ответила. Просто не нашлась. Никто, никогда и ни с кем из её знакомых не поступал так, как поступили с Мариной. И она не знала, чем помочь своему ребёнку, которого так обидели.

А Марина успокаивала их:

– Ну, чем ваша дочь лучше других? Ну, ведь ровным счётом ничем! Вам же Тимофей всё равно не нравился, я же знаю. Так что нужно радоваться, а не сидеть с таким видом, как будто у вас умер кто-то близкий.

При этих словах Роман Анатольевич резко встал и заходил из угла в угол. Большие кулаки его сжимались и разжимались, а лицо кривилось от боли. Анна Петровна умоляюще посмотрела на него, но её муж лишь упрямо мотнул головой и тихо сказал:

– Маришка… дочка… Ты права, Тимофей этот не заслуживает того, чтобы мы, а уж тем более ты, убивались. Больно, противно, но к лучшему. И ты это обязательно поймёшь… Но у нас беда, Маришка… – Он помолчал, собираясь с силами перед тем, что хотел сказать, и с трудом произнёс: Пелагея наша… В общем, нет больше нашей Пелагеи…

Марина резко обернулась от раковины, в которой она мочила губку, чтобы протереть и без того чистый стол: ей нужно было постоянно что-то делать, иначе слёзы сами собой набегали на глаза и справиться с ними было очень сложно. А однообразная домашняя работа отвлекала, и она драила, тёрла, перекладывала и убирала, чтобы хоть как-то отвлечься.

– Что? – еле слышно спросила она. – Папа, что?!

– Пелагея умерла, – отвёл глаза отец.

– Когда? – зачем-то задала она вопрос, ответ на который уже знала. Так вот что сообщили отцу там, перед ЗАГСом, когда он долго разговаривал с кем-то, а мама тревожно вслушивалась. И как только у них сил хватило делать вид, что ничего не произошло? Хотя, ведь Тимофей приехал как раз в этот момент… Но всё равно… Марина подошла к родителям и обняла их. Какая глупость казалась ей важной всего несколько минут назад. Тимофей, несостоявшаяся свадьба, растерянные гости, перешёптывания за спиной – всё теперь было далеко и не имело никакого значения…

* * *

Если бы это хоть немного помогло, то Тифу бы не поздоровилось. Всё непродолжительное время, прошедшее с того кошмарного дня, Лера толком не ела, не спала и работала спустя рукава. Только и занималась тем, что придумывала гадости одна другой хуже и с мрачным наслаждением представляла, как воплощала бы их в жизнь, если бы это принесло облегчение Марине. Но её подруга была не из тех, кто получает удовольствие от мести. Да и этот гад со своим мерзким продюсером наверняка придумают, как любую её выходку обернуть в свою пользу и ещё раз выставить Марину на посмешище.

А сама Марина словно вычеркнула бывшего жениха из своей жизни, не вспоминала о нём и не хотела ничего слышать… Конечно же, Лера тоже старалась всячески избегать этой темы, но иногда не успевала вовремя прикусить язык и не высказать всего того, что кипело и клокотало в душе. Если бы обидели её, она бы точно так не переживала. Пострадала бы немного и пошла себе дальше. Но обидеть Маришку! Самого светлого человека, которого она только знала! Это ж каким гадом надо быть?! Ах, зачем их тогда занесло на этот концерт?!… Как же она перед Маришкой виновата!… Лера чуть не застонала от накатившего отчаянья и умоляюще протянула:

– Мариш, ну его. Ну, вот правда, а? Не убивайся, я тебя прошу.

Марина, которая стояла у окна своей комнаты, преувеличенно бодро улыбнулась:

– А я и не убиваюсь.

– Ага. Я вижу.

– Я не убиваюсь, – повторила Марина и после короткой паузы добавила:

– Я думаю.

– О чём? – встрепенулась Лера, лицо её сразу же осветилось надеждой.

Марина слабо усмехнулась:

– Если глобально, то о том, как дальше жить. А если локально, то о том, как на улицу выйти. Отвратительное ощущение, когда все на тебя пальцем показывают и за твоей спиной шушукаются…

– Мариш, ты не преувеличиваешь?

– Я преуменьшаю. – Марина снова отвернулась и уставилась в окно.

– Через пару дней все забудут. Ты же не звезда экрана…

– Я – нет.

– Тиф тоже пока нет, – напомнила Лера. – Только спит и видит.

– Глобально – нет. А локально, в границах отдельно взятого города – да. Звезда…

Марина отошла от окна, села на диван рядом с подругой и с нежностью посмотрела на неё:

– А вообще, Лерик, всё это глупости. Если бы ты знала, как мне бабушки не хватает… А ведь ей Тимофей не понравился… Она мне сказала, что он ненадёжный… Как в воду глядела…

– Она была мудрая и тебя любила… – Лера на секунду задумалась, и вдруг глаза её блеснули от пришедшей в голову мысли. Она усилием воли постаралась обуздать быстрый язык и природную эмоциональность и стала осторожно подбирать слова:

– Слушай, Мариш, а я знаю мужчину, который Пелагее Васильевне обязательно бы понра…

Подруга ладонью закрыла ей рот и покачала головой:

– А я знаю девушку, которая не хочет ни с кем знакомиться.

Лера покаянно кивнула:

– Поняла, не буду. Отстаю. Ты только не забывай, что мне не всё равно, как ты, с кем и где. И вообще, я тебя люблю.

– Я тебя тоже. А это самое главное в жизни. С остальным я справлюсь.

– Даже не сомневаюсь. Но на всякий случай буду поблизости.

* * *

Клип получился даже круче, чем он ожидал. Тиф смотрел, слушал и понимал, что ничего лучше он пока не писал и не пел. Лёвчик с видеомонтажёром тоже довольно переглядывались. Когда погас последний кадр, приятель торжествующе выдохнул:

– Ну? Что я тебе говорил? Это бомба! Ох, и хайпанём мы!

Тиф считал так же, но на душе почему-то было неспокойно, и он молчал. Однако Лёвчик так сиял, а монтажёр с таким удовольствием потирал руки, что Тиф не выдержал и тоже улыбнулся:

– Хайпанём…

Глава 26

Наши дни

На следующий день после похорон бабушки, Марина вышла на работу. В сезон отпусков она не могла позволить себе так долго вынуждать коллег заменять её, какими бы серьёзными ни были причины.

Её смена начиналась в два, поэтому Марина решила поехать в поликлинику не из дома, а сразу с хутора. Был будний день, навигатор обещал почти полное отсутствие пробок, и она не боялась опоздать. А лишние несколько часов в доме бабушки всегда были для неё счастьем. Даже сейчас, когда самой бабушки уже не было в этом доме, ей становилось легче только там. И очень не хотелось уезжать…

Марина шла по коридору поликлиники, понимая, что несколько дней назад уже было что-то похожее: те же декорации и персонажи, те же звуки и запахи, то же освещение и те же деревья, заглядывающие в большие окна. Только лица у всех, кто попадался ей навстречу, в этот раз были другими. Коллеги сочувствовали и старались не показывать любопытства, но она так хорошо успела изучить их, что, конечно, всё видела. Или ей это только так кажется?

Чувствуя, как закипают где-то в горле слёзы, Марина старательно делала вид, что всё как всегда и ничего особенного не случилось. Но кто бы знал, как тяжело ей это давалось. Только родители и Лера понимали. Расстроенная до нельзя Лера вообще выглядела хуже неё. Бледная, с кругами на пол-лица и таким жаром в глазах, что, пожалуй, одним взглядом за пару минут спалила бы Тимофея, попадись он ей…

Мысли о подруге принесли облегчение, подступившие слёзы схлынули, и Марина смогла почти спокойно поздороваться с постоянной пациенткой, уже поджидавшей её у кабинета:

– Алевтина Филипповна, здравствуйте. Проходите, пожалуйста.

Старушка закивала радостно, встала и засеменила к кабинету. Закрывая дверь, Марина услышала, как оставшиеся в коридоре зашушукались:

– И что ему нужно было? Красавица, умница, добрая…

– Ну, может, не красавица, я в её годы краше была и в теле, не то что нынешние суповые наборы… Но умница и добрая – это да…

Марина судорожно сглотнула и плотно прикрыла дверь кабинета.

Вечером, поставив машину на стоянку неподалёку от дома, Марина направилась к подъезду. Она всегда любила неспешно возвращаться тёплыми летними вечерами с работы, чувствуя себя человеком, делающим хорошее и важное дело. В зелёных дворах играли дети, гуляли собачники, кое-где кошки дремали на лавках, щурясь на заходящее солнце, и ощущение тихого заслуженного счастья заполняло Марину в такие мгновения. Навстречу иногда попадались пациенты, многие здоровались с ней и приветливо улыбались. И было так приятно чувствовать себя своей в этом старом районе, где она в детстве гостила у своей бабушки и где теперь живёт и работает.

Теперь же Марина она шла торопливо, не глядя по сторонам и стараясь поменьше попадаться на глаза знакомым. Но, как назло, то и дело сталкивалась с ними. К счастью, сегодня очень вовремя позвонила мама, и можно было отгородиться от мира, углубившись в разговор.

Голос мамы звучал преувеличенно бодро:

– Доченька, здравствуй! Как ты, моя дорогая?

– Привет, мамуля, иду с работы, – в тон ей ответила Марина, понимая, что и мама тоже слышит фальшь, звучащую в её голосе. – Всё хорошо, не волнуйся.

Мама со вздохом сказала:

– Я верю, – но не стала лезть в душу и сразу же перешла к делу: – Мариша, я тут несколько вариантов для тебя нашла. Хорошие места. И в частных клиниках, и в государственном центре… Всё в больших городах… А, может, и вовсе в Москву поедешь? У меня там тоже связи есть…

– Мама, спасибо тебе большое. Я понимаю, что ты хочешь помочь. Но не надо. Я должна сама с этим справиться. Я отпуск взяла с завтрашнего дня. За это время что-нибудь решу… Давай я тебе попозже позвоню, а то уже к дому подхожу…

Она старалась говорить ровно и весело, но мама, конечно, всё поняла и легко согласилась:

– Хорошо, конечно…

– Целую! – с благодарностью сказал Марина.

– Пообещай мне подумать! – попросила мама.

– Да, мамуль, спасибо тебе. Обязательно…

Марина выключила телефон и, повернув к своему подъезду, уже почти привычно заметила заинтересованные взгляды гуляющих старушек и мам с детьми. В подъезд Марина входила, испытывая невероятное облегчение от того, что она наконец дошла до дома и сейчас закроет за собой дверь и перестанет из последних сил удерживать на лице выражение спокойной уверенности, от которого так устала за день. Осталось совсем чуть-чуть: два лестничных пролёта вверх… Она распахнула дверь из тамбура подъезда в лифтовой холл и отшатнулась…

К лестнице было не протолкнуться. Увидев её, с подоконника вскочили несколько человек и кинулись к ней.

– Марина, что вы сейчас испытываете по отношению к вашему бывшему жениху Тифу?!

– Марина, вы обижены на него? Может быть, горите жаждой мести?

Она так не ожидала ничего подобного (всё же прошло уже две недели с несостоявшейся свадьбы), что растерялась, и залепетала бессвязно и умоляюще:

– Простите… Простите, пожалуйста, я с работы… Я очень устала… Без комментариев… Пожалуйста…

Вспышки фотоаппаратов слепили и мешали сосредоточиться, а вопросы, раздававшиеся со всех сторон, били всё сильнее:

– Почему Тиф бросил вас?!

– Вы поссорились?!

– Из-за чего?

Марина с трудом шла вверх, лавируя между напиравшими на неё людьми и стараясь не заплакать. Наконец, она поднялась на свой второй этаж и дрожащими руками достала из сумочки ключи. Очередной вопрос ударил в спину:

– Что бы вы хотели сказать Тифу, если бы увидели его сейчас?

Марина на миг замерла, потом медленно обернулась и, вдруг почувствовав неожиданное спокойствие, чётко произнесла, глядя в объективы, словно перед ней стоял бывший жених:

– Будь счастлив, Тимофей.

Журналисты замолчали и стали переглядываться. Воспользовавшись этим, Марина проскользнула в квартиру, заперла за собой дверь и прижалась к ней спиной, унимая внутреннюю дрожь. Почему? Ну, почему опять? Спустя две недели?!

* * *

Кирилл быстро спустился по лестнице и почти выбежал во двор.

– Кир! Да подожди же ты! Что с тобой? – Судя по топоту и тяжёлому дыханию за спиной, дежурный репортёр, с которым они работали сегодня, забавный невысокий толстяк, мчался за ним от самой квартиры. Кирилл сквозь зубы спросил у него:

– Ты девочку эту видел?

– Я ж не слепой, – удивился тот, семеня рядом и вопросительно заглядывая Кириллу в лицо.

– Ты её слышал?

– Я же не глухой.

Дойдя до машины, Кирилл повернулся к нему и тихо сказал:

– Какое достоинство, самообладание. А мы… мы, как свора шакалов…

– Да ладно, – поняв, в чём дело, отмахнулся репортёр. – Работа у нас такая…

– Хреновая работа.

Кирилл положил камеру в их рабочую машину, захлопнул дверцу, сунул ключи в руку толстяку и зашагал прочь по улице.

– Ты куда? – крикнул ему вслед репортёр.

– Увольняться, – через плечо ответил Кирилл и быстро пошёл в сторону телецентра.

1943 год

В самом начале лета бабушка вернулась из села, куда ходила по делам, и неожиданно сказала внучке:

– Ива́нова вдова приехала.

– Кто? – не поняла Пелагея.

– Иван на фронте женился. Наталья уже после похоронки письмо получила, Иван за несколько дней до смерти написал, что женился на санинструкторе, что ребёнка они ждут… Наталья тогда даже командиру Ивана писала, чтобы помогли найти жену… Да тот не ответил… Может, не дошло письмо или ещё что… А вчера она сама приехала… Евдокией зовут. И правда ребёночка ждёт. Рожать ей на Успение… Наталья плачет от счастья. Обещает во всём помогать и просит остаться жить с ней…

Бабушка ещё говорила и говорила что-то, но Пелагея уже почти не слышала и не понимала её. В голове стучало только одно: скоро родится малыш, ребёнок Ивана. И она уже любила мальчика или девочку, которого или которую ждала пока ещё не ведомая ей женщина. И саму эту молодую вдову Ивана она тоже любила. Не могла не любить…

Пелагея смотрела на бабушку и плакала. Та подошла, подняла за подбородок лицо внучки, вгляделась в него долгим испытующим взглядом и кивнула строго и ласково одновременно, словно прочтя то, что было на сердце Пелагеи:

– Слава Богу, внученька. Слава Богу…

Глава 27

Наши дни

После трудной дороги от поликлиники домой и сцены в подъезде есть совсем не хотелось. Но Марина понимала, что надо, и стала накрывать на стол. Окна она закрыла, чтобы случайно не услышать пересуды соседок у подъезда, и от этого в квартире стало тихо и гулко, как в каком-нибудь склепе. Слышать только свои тихие шаги и стук сердца было неприятно, и Марина включила телевизор, села за стол и стала машинально переключать каналы.

Их было много, и нажимала на кнопку она долго, пока вдруг не увидела на большом экране своё лицо, обрамлённое фатой. Потом появились и лица родителей, Леры, других гостей, бывших на свадьбе. Всё это сопровождалось запоминающейся незамысловатой мелодией, под которую пел о чём-то голос Тимофея. Вникнуть в смысл слов она не смогла, будто песня была на каком-то незнакомом языке.

Не отрываясь от экрана, и мало что понимая, Марина до последнего кадра досмотрела клип. Потом в её уютную кухню ворвался крикливый голос виджея популярного музыкального канала:

– Здравствуйте-здравствуйте все! С вами Артур Нуво! Вы смотрите очередной выпуск моей авторской программы «Новьё». А на ваших экранах только что был клип набирающего популярность исполнителя Тифа…

Марина ощупью нашла пульт и выключила телевизор, и тут, словно по команде, запели мобильный и городской телефоны и раздался раздражающий звонок в дверь.

В покое её оставили только ночью. Измученная Марина нервно ходила по квартире, беря в руки то одно, то другое, пока глаза её не наткнулись на стоявшую на столике фотографию Пелагеи в красивой рамке. Марина взяла снимок в руки и долго смотрела на него, словно разговаривая с бабушкой, потом слабо улыбнулась и кивнула. Она приняла решение и теперь знает, что делать.

Ночь прошла в делах. Марина села за стол, поставила напротив себя фотографию Пелагеи и стала жечь мосты. Когда объявление о сдаче квартиры было размещено на сайте недвижимости, а заявление об увольнении по собственному желанию написано, она сложила в сумки нужные вещи и принялась убирать квартиру. Занимаясь всем этим, Марина то и дело посматривала на фотографию Пелагеи, будто ища поддержки. От ласкового понимающего взгляда ей становилось легче.

* * *

С работы Лера вернулась поздно и такой уставшей, что даже ужинать не стала, а сразу отправилась в постель. Но спала она снова плохо и встала, вопреки обыкновению, рано. Это Марина была в их паре махровым жаворонком, а Лера любила утром подольше поспать, чем всегда очень веселила подругу. Но в последние дни выспаться не получалось. Ночами она просыпалась, подолгу думала о том, что происходит, и горестно вздыхала. А сегодня и вовсе её будто кто толкнул в бок, так неожиданно и окончательно она открыла глаза. Никакой блаженной полудрёмы и сладкого медленного пробуждения. Сознание прояснилось моментально, воспоминания о событиях последних дней навалились со всех сторон, и настроение тут же испортилось. Лера встала, включила телевизор и через пять минут вылетела из квартиры, забыв о кофе и одеваясь на ходу. Тифа в эти минуты она ненавидела ещё сильнее, чем только проснувшись, хотя думала, что сильнее уже невозможно. Гад! Какой же гад! Только бы Марина ещё ничего не видела!..

Субботнее утро опустошило улицы: одни в пятницу уехали из города, другие ещё спали. Лера заскочила в знакомую пекарню, купила их с Мариной любимых эклеров и к дому подруги подъехала с намерением вытащить ту на прогулку, подальше от телевизора и как-то подготовить к тому, что произошло. Но ещё с лестницы она заметила под ручкой двери свёрнутый лист и насторожилась.

Это могло быть что угодно: безобидная реклама, выражение сочувствия или гнусное издевательство. И хорошо, что лист первой увидела именно она. Сейчас проверит, что там, а потом решит, показывать ли Марине. Лера на цыпочках, – чтобы не услышала подруга – подкралась к квартире, осторожно вытянула лист, развернула его, пробежалась глазами по строчкам, написанным знакомым почерком и замерла, потрясённая.

Она могла войти в квартиру – ключи у неё были, но решила сначала позвонить Марине. Телефон бодро отрапортовал, что подруга находится вне зоны действия сети. Тогда Лера, вытирая злые слёзы, набрала другой номер, но, пока шли гудки, увидела в окно, как к подъезду подходит какой-то мужчина. Говорить при свидетелях ей не хотелось, и она убрала телефон в сумочку.

Тем временем хлопнула подъездная дверь, раздались быстрые энергичные шаги, и через несколько секунд на лестнице показался молодой темноволосый мужчина, лицо которого показалось ей смутно знакомым. Увидев Леру, он вежливо поздоровался, потом присмотрелся, словно узнавая, и спросил:

– Простите, вы, как я понимаю, тоже в сорок восьмую?

– Доброе утро. Я тоже туда, но там нет никого. Вы что-то хотели? Вы курьер?

Он мог и не отвечать, но почему-то спокойно и обстоятельно, словно симпатизируя ей, пояснил:

– Я бы хотел поговорить с Мариной Васениной…

Лера тут же рассердилась: в каждом, кто в эти дни интересовался её подругой, она видела врага, готового причинить Марине боль. Поэтому она невежливо спросила:

– О чём?

Мужчина посмотрел на неё с улыбкой:

– Извините, пожалуйста, а вы кто? Подруга Марины?

– А вы? – вопросом на вопрос ответила Лера и подозрительно прищурилась, зачем-то, сама не зная зачем, желая смутить его. – Что-то мне ваше лицо знакомо…

– Я оператор…

– Башенного крана?! – со злым весельем в голосе перебила Лера, хотя понятия не имела, как называется тот, кто управляет башенным краном: машинист, оператор или кто-то ещё.

– Кинокамеры, – ответил, не смутившись, мужчина.

И тут Лера всё поняла и с трудом удержалась, чтобы не кинуться с кулаками на этого спокойного и уверенного в себе человека. Но вот сдерживаться в выражениях она не собиралась:

– Ах вот оно что! Господин оператор! Человек без чести и совести! Вы добились своего!

– Я добился? – опешил мужчина. – Я как раз пришёл сказать…

Но Лера не дала ему договорить и сделала шаг вперёд, вынуждая его пятиться вниз по лестнице. А она уже почти кричала ему в лицо, одновременно толкая руками в плечи:

– Вы и остальные! Она бросила всё и уехала! Что вы натворили?! Она же отличный врач! Она же такой человек! А вы! Вы такие же, как этот Тиф, чтоб ему пусто было!

Из всего потока гневных слов он уловил только одно и как будто расстроился:

– Марина уехала? Куда?

– Ничего я вам больше не скажу! – Лера уже дотолкала визитёра до выхода из подъезда, но всё никак не могла успокоиться и продолжала: – Чтобы вы ещё хуже не сделали! Отстаньте от неё все! И больше никогда к ней не подходите! Нелюди какие-то!

– Я не… – попытался перебить её мужчина. Но Лера уже не слушала, она проскользнула мимо него в дверь и выскочила на улицу. Если бы он посмел догнать её и остановить, то она – совершенно определённо! – засветила бы ему сумочкой прямо в глаз… Но он не догнал. И Лера испытала что-то вроде разочарования: гнев требовал выхода.

Она уже была около своей машины, когда зазвонил телефон. Мельком глянув на экран, Лера пару раз вдохнула, успокаиваясь, и совсем другим, домашним и нежным, голосом поприветствовала:

– Доброе утро! Прости, что ни свет ни заря.

Её собеседник что-то ответил, и Лера зачастила, не замечая, что за её спиной стоит мужчина из подъезда:

– Спасибо, что перезвонил… Помнишь, я тебе рассказывала про то, что произошло у Марины на свадьбе? А теперь Марина бросила всё и уехала. Оставила записку с просьбой войти в квартиру, взять её заявление об увольнении, отнести на работу, а квартиру показать желающим, если те будут звонить по объявлению. Ключи от квартиры у меня есть… Пишет, что хочет побыть одна… Да… да… Но ведь как это ужасно! Затравили её совсем! Я сейчас прихожу, а там снова какой-то оператор, Марину ищёт! У неё вся жизнь в клочья, а этот гад Тиф живёт и радуется… Ты можешь что-нибудь сделать?.. Да… Я тебе могу всю информацию прислать… Да хоть сейчас… На почту?.. Поняла! Спасибо! Ты самый-самый лучший!

Лера села в машину, вышла в интернет и начала делать скриншоты страниц сайта Тифа, его афиш. Потом она немного подумала, открыла свою почту, в строке «Кому» написала «Папа» и принялась вставлять в письмо ссылки и скриншоты, прикреплять к нему файлы. Ещё раз всё внимательно просмотрев, она отправила письмо и завела машину. Громким «бульком» телефон сообщил о пришедшем сообщении. Лера открыла её, прочла «Понял, попробую помочь» и удовлетворённо кивнула. Папа её никогда не подводил. А Тиф – теперь Лера не называла его по имени, а только этим малоприятным псевдонимом – ещё пожалеет.