Текст книги "Сбывшиеся сны печальной блондинки"

Глава 10

Через два часа мы мчались через ночной город на заброшенную стройку, где Олег решил спрятать Горюнова, пока мы будем в Москве. На заднем сиденье рядом с Мишкой болтался одинокий портфель Кирилла.

У Олега уже был готов план: мы отвозим своего информатора в укромное место, где он подождет нашего благополучного возвращения, а сами поедем в столицу искать Кирилла. Горюнова необходимо изолировать, чтобы он не вздумал предупредить своего приятеля Рафика о планах бывших супругов Ведищевых. В милицию не пойдем, потому что теперь слишком много знаем, а у Барыги, конечно, есть свои люди и там. Да тот же Мишка и познакомил Ханмурзаева с кем-нибудь из милиции за три сребреника! В то время мы еще не знали, на кого нарвались.

Выводить избитого и связанного человека во двор к машине раньше наступления глубокой ночи мы не решились, поэтому ждали более позднего часа в квартире Карины. Я долго мучилась, позвонить подруге или нет, но решила, что звонить не буду, а ключи завтра утром завезу.

Олег заказал по телефону билеты на самолет на завтра. Я поняла, что тоже еду.

– Почему ты не берешь с собой Юлию? – имя его жены просто завязало у меня на зубах.

– Не хочу, – был сухой ответ.

Понятно, бережет ее! Все правильно.

Мишка стонал: у него вся морда была разбита и, кроме того, Олег здорово въехал ему в область солнечного сплетения. Я поискала в шкафчике на кухне и нашла то, что нужно, – несколько таблеток аспирина. Дала Мишке лекарство и подержала стакан с водой, пока он пил, ведь руки у него были связаны. Олег собирался заклеить ему и рот, но коллега слезно молил, чтобы мы этого не делали. Потом промыла раны перекисью водорода. Олег только брезгливо поморщился, когда я попросила его помочь мне. Вот вам и клятва Гиппократа!

Глядя на избитого Мишку, я вспомнила то, чего точно не хотела вспоминать до самой своей смерти. Однажды мне тоже пришлось испытать жестокость мужа на себе. Думаю, более страшного воспоминания у меня нет. Надо уточнить, что ребенка или беззащитное животное он бы обидеть не смог, но были некоторые обстоятельства, когда Олег терял над собой контроль. Это случалось редко, очень редко, и все же случалось.

Через два года после свадьбы Олег изнасиловал меня. Конечно, это было не совсем так, как если бы это сделал чужой мужчина… Никому – ни Карине, ни Ольге Павловне я ничего не сказала. Но это было.

Тут многое пришлось бы вспомнить, прежде чем попытаться объяснить его поступок. Так уж он был устроен, да, может, и сейчас таким остался, но для Олега любовь и секс означали почти одно и то же. Он любил меня – он занимался со мной любовью. Кроме того, в те времена без секса он и уснуть ночью не мог. А если уставал на работе, или был пьян, или по какой-то причине он не мог, то в постели, перед сном, прижимал меня к себе, как ребенок обнимает любимую игрушку, с которой уже не в силах играть. Я же относилась к его ежевечерним ласкам, как к чему-то, что необходимо терпеть, опять же потому, что я люблю своего мужа. В чем была причина моей холодности, объяснить не смогла бы никогда. Просто, видимо, я не созрела в свои двадцать два года. Знаю, что нормальные девочки с пятнадцати лет, а то и раньше, получают в постели все прекрасные ощущения, но у меня было иначе.

Олег чувствовал это. Сначала он спрашивал меня, что бы мне хотелось? Мне бы хотелось обнять его и лежать так долго, разговаривая, смеясь, бездумно глядя в телевизор или листая дамские журналы. Я готова была весь день торчать на кухне, готовя мужу разносолы, ухаживать за ним, ублажать его, но только не заниматься сексом. Мне не было больно или противно. Мне было никак. Потом, через несколько лет после развода, я подушку грызла, вспоминая ночи с Олегом. Но их уже было не вернуть.

Ведищев пытался меня перевоспитать. Он стал таскать домой всякие газетки, типа «Про это и про то» и книжицы, вроде «Как доставить удовольствие в постели». В доме появились кассеты для взрослых, сексуальное белье и много еще всякого барахла. Наконец, я попыталась изображать удовольствие, но муж был слишком чувствителен, чтобы обмануться игрой фальшивой Чичоллины.

Однажды вечером, обычным вечером, года через два после свадьбы, он увидел мои равнодушные глаза и словно взбесился. Мне показалось сначала, что это шутка или очередной эксперимент, но когда Олег заломил мне руки за голову и грубо, со злобой вошел в меня, я испугалась не на шутку.

– Пусти, – просила я, – пусти, не надо, мне больно!

– Почувствуй хоть что-нибудь, хоть боль! – прорычал он.

Это длилось довольно недолго. Он даже не кончил, а прекратил насилие, встал, оделся и ушел. Его не было до утра. Я проплакала всю ночь. Тогда впервые я почувствовала, что такое нервная дрожь и холодные колени, которые невозможно согреть.

Свет фар выхватил из темноты кирпичную стену. Олег остановил машину. Мы вышли, ведя Мишку под белы руки. Коллега откровенно трясся, ему казалось, что все люди вокруг такие, как он сам, и готовы на подлость, убийство и похищение. Строго говоря, конечно, мы его похитили, но смерть ему не грозила, так что нечего было и паниковать.

Олег вел наш недружный отряд между еще недостроенными, но уже полуразрушенными корпусами какого-то промышленного объекта. Мишку развязали, но бежать он боялся, памятуя об оружии, спрятанном в кармане куртки Олега. Я и не думала, что он такой трус. У меня в руках были одеяла и увесистый баул, в который я положила купленные по дороге хлеб, колбасу, сыр, воду, аспирин, йод и вообще набила бы его всем, что видела на прилавке, если бы Олег не запретил баловать узника. Мы вошли в здание, спустились в подвал. Здесь было совсем темно. Ведищев велел мне включить припасенный фонарь. На полу был большой люк, Олег отодвинул его, открыв небольшую камеру, метра два глубиной и столько же в длину и ширину.

– Прыгай, – скомандовал дантист.

– Куда? – заныл Мишка. – В этот гроб? Нет, лучше убейте меня здесь.

– Ладно, – сказал равнодушно Олег и достал пистолет. – Здесь труп никогда не найдут.

– Что называется, – подгавкнула я, – концы в воду!

Мишка теперь вызывал во мне сложное чувство: смесь жалости и брезгливости.

Жертва с укоризной посмотрела на нас и стала спускаться в каземат. Оказывается, там была железная лесенка, ведущая вниз. Олег сбросил ему туда одеяла, сумку с водой и провизией, передал пленнику фонарь.

Мишка все гнусил, пока мы задвигали люк и наваливали сверху строительный мусор. В итоге получилась весьма правдоподобная куча битого кирпича, шифера и всего такого.

– Откуда ты знаешь про это местечко? – спросила я.

– В пейнт-болл летом играли, – ответил Олег. – Теперь поедем ко мне. Возьмем мой паспорт.

– Я не поеду. Отвези меня домой. И в Москву я не поеду. Все-таки пусть едет она. Она же мать!

Мы уже добрались до машины. Олег молча открыл передо мной дверь, подождал, пока я усядусь, и хлопнул дверцей. Я давно должна была перестать так остро чувствовать его, понимать движение бровей, читать мысли по походке и жестам, но ясно видела: он злится. Ему неприятно мое упрямство и, главное, неприятно, что я все время вспоминаю его жену. Ну да! Кто я такая, чтобы поминать ее имя всуе. Но, как бы я ни убеждала себя, что встреча с бывшим мужем – пустяк, переживу, душа болела все сильнее. Я ведь тоже могу потерять над собой контроль!

Это как пропасть в твоем сердце. Ты знаешь, что надо ее преодолеть, перебрасываешь канаты на противоположную сторону, перебираешься по ним, болтаясь без страховки над бездной и чувствуя, что пальцы вот-вот разожмутся вопреки воле. Потом строишь мост через бездну, чтобы ходить по нему туда-сюда, делая вид, будто пропасти не существует. И все это через боль, через память, через обиду. Душишь в себе мутную злобу, и зависть, и все черное, что накипает, грозя покрыть собой всю тебя. И каким бы прочным ни был мост, ты можешь рухнуть с него в любой момент. Особенно в такой момент.

Олег завел мотор и повернулся ко мне:

– Даже не знаю, как тебя просить! Понимаешь, дело серьезное, мне нужна помощь. Ты уже в курсе, ничего объяснять не надо. Помоги?!

– Я-то тут при чем? Мои проблемы решены. У меня через неделю презентация на химическом заводе. Кстати, Мишка на нас в суд подаст за похищение.

– Пошел он… Суну ему пару тысяч зеленых.

– Не знаю, не знаю… Лучше бы его в милицию отправили. И вообще лучше обратиться в милицию.

– Ты же понимаешь, что там все схвачено! Только я сам все решу. С тобой.

Он попытался взять меня за руку, но я не позволила этого. Олег кинул на меня взгляд, быстрый, но оценивающий и внимательный.

– Ну хорошо, поеду один. Только, Алла, сделай для меня последнюю услугу! Больше ни о чем просить не буду. Пропаду из твоей жизни еще на десять лет. Разреши мне остаться у тебя до утра. Я не побеспокою тебя! Посижу на кухне. Ну не могу я остаться один в своей квартире сегодня!

В итоге я согласилась. И не только на его присутствие в моей квартире сегодня ночью, но и на поездку в Москву!

Почему согласилась? Неужели на меня так подействовало это: «Пропаду еще на десять лет…»? Я обманывала себя простыми рассуждениями, вроде таких: он сейчас как в отпуске от семьи, по чрезвычайным обстоятельствам. Жена у мамы. Он должен разыскать сына, и я нужна ему… За долгие годы впервые не хотела смотреть правде в глаза. Не хотела признаваться даже самой себе, что не хочу его отпускать ни на десять проклятых лет, ни на минуту. Что жду реванша, что всегда мечтала, чтобы он вернулся, чтобы стала нужна ему, чтобы он увидел, что я… я лучше той! Дурацкие мысли гнала из своей головы, выметала поганой метлой, изо всех сил изображая независимость, самостоятельность, самодостаточность, лояльность к его ситуации. В общем я пыталась держаться так, как держалась все годы после развода.

И тем не менее согласилась пустить сироту переночевать в моей квартире. Чем-то это уже походило на детскую сказку – притчу о зайце и лисе.

Получив желаемое согласие, мой Лис повилял хвостом и повез меня к себе домой. Ему нужно было взять документы и вещи.

А я стала раздумывать о том, что сказать Карине. Скажу всю правду, только потом, когда все уладится.

Карина… Наши судьбы были уже настолько переплетены, что если что-нибудь случалось у нее, то в этот же самый момент нечто происходило и у меня. Вот, к примеру, я познакомилась с Олегом, когда родилась Настя, мой развод совпал с рождением ее сына Тигранчика. Карина была беременна во второй раз, а я совсем рехнулась на идее родить ребенка. Я носилась вокруг подруги волчком, переживая вместе с ней все нюансы ее беременности. У Карины болит спина – я делаю ей массаж, у Карины давление – я делаю укол, Карина хочет тушеного кролика – я несусь на рынок. Соки, минеральная вода, витамины, прогулки перед сном, походы в женскую консультацию – такими были мои девять месяцев беременности Карины. Вагиф смеялся:

– Как хорошо, что есть Аллуся! Если бы не она – Кара загоняла бы меня до смерти, а так я лежу на диване, а Алла бегает по аптекам и магазинам.

Конечно, меня никто не заставлял все это делать. Мне хотелось. Мне так хотелось своей беременности, что я переживала чужую как свою. Конечно, каждый божий вечер я рассказывала в мельчайших подробностях о состоянии Карины Олегу. Ослепла я тогда, что ли? Ему эти разговоры не так уж и нравились. Ну, в самом деле, зачем мужчине сведения о процессе лечения молочницы у беременной подруги жены? Для меня же все, что происходило с Карой, казалось важным, интересным. Утренняя тошнота, резус-фактор, анализы мочи и прочее я воспринимала как нечто неотъемлемое от чарующего мира беременных женщин и поэтому – прекрасное.

Откровенно говоря, мое желание родить ребенка было несколько… ну как бы это сказать? Несколько ненормальным. Я хотела быть беременной, хотела пройти все стадии родов, нянчиться с младенцем, обязательно кормить его грудью. А вот хотела ли я мальчика или девочку, какого вообще я хотела ребенка? Чему бы я учила его? Для чего он был мне так нужен? Неужели только для удовлетворения самого эгоистичного из человеческих инстинктов – материнского? Ведь, производя ребенка на свет, ты тем самым не только подтверждаешь свое право жить, но и заселяешь мир себе подобными. Станет ли мир лучше, если в нем будут жить несколько таких, как я? Подумав над этим лет пять, я решила, что мои потомки вряд ли сделают жизнь на планете Земля более приятной.

Вот Кара или Юлия о таком не задумывались. И у них было все в жизни: семья, любимый мужчина, дети, дом. Меньше надо думать, вот что!

Десять лет назад, в мае родился Тигранчик. Не надо уточнять, кто составил компанию Вагифу, ожидавшему появления сына под окнами роддома. На этот раз здоровенький ребеночек родился около четырех часов дня.

Вечером я встретила мужа праздничным ужином. При свечах, но без алкоголя – мы ведь хотели зачать здорового ребенка! Не помню, что уж такое готовила я по поводу рождения Тиграна Вагифовича, но было вкусно, уютно, и я трещала о радостном событии без умолку. Муж ел, кивал и молчал.

Потом я потащила его в постель. Он сел на край кровати, ссутулившись и опустив голову. Я обняла его и игриво сказала:

– Давай, раздевайся! У меня сегодня благоприятный для зачатия день! Я мерила температуру…

– Зачатие уже произошло, – перебил меня Олег, поднял голову и следил за мной каким-то особым взглядом. До сих пор не могу понять, хоть и думала о том моменте тысячу, нет, сто тысяч раз, что же он чувствовал тогда? Вину или облегчение от того, что произнес наконец слова правды? Может, просто боялся скандала? Откуда ему было знать, что я поступлю так, как поступила.

– Какое зачатие? – я остановилась, не понимая, боясь понять.

– Я изменял тебе. Уже полгода. Моя любовница беременна.

Если, не дай бог, вас когда-нибудь били по голове, сильно и зло, вы поймете мои ощущения. Просто очень больно, тошнотворно больно. Немного обидно в первый момент, а потом это чувство усиливается, и начинаешь прокручивать в мозгу: как же это произошло? Почему я не отклонилась вправо, влево? Как обидно, что теперь так больно!

Помолчав всего с минуту, постояв вот так, полураздетой статуей посередине спальни, пошла на кухню, отыскала запрятанные от греха подальше (ведь мне был зачем-то нужен здоровый ребенок!) сигареты, закурила и стала ждать, когда придет за мной Олег, все объяснит, скажет, что я не так его поняла, ну, или еще что-нибудь такое и все вернется на круги своя. Олег не пришел. Тогда я оделась в ту одежду, которую сняла пару часов назад, когда, окрыленная счастливым разрешением Карины, прибежала домой, взяла сумку – и ушла из дома мужа навсегда.

Глава 11

Машина остановилась у знакомого подъезда. Олег пригласил меня подняться, и я пошла с ним в прошлое. В подъезде был тот же запах сырости, ступеньки были еще сильнее оббиты по краям. Дверь в квартиру теперь стояла новая, металлическая. Значит, хозяевам есть что прятать. Мы вошли в коридор. Я остановилась у порога, но потом все же решилась:

– Можно, я посмотрю?

Олег равнодушно кивнул и исчез в спальной. Он был разочарован тем, как живу я, но его собственное жилище вызывало чувство искреннего недоумения. Ведь он – богатый, по меркам Гродина, человек, хозяин крупнейшей в городе стоматологической клиники…

Я ожидала увидеть современную стильную квартиру, как у той же Карины. Но комнаты были обставлены с шиком середины восьмидесятых. То есть мебель была новая, но подбиралась по вкусу человека, большую часть жизни прожившего в совке и получившего от этого тяжелую дизайнерскую травму.

В гостиной стояла примитивная стенка, так и витали в воздухе слова: «производство ГДР», хотя сама ГДР давно почила в бозе. На стене висел огромный ковер с симметричным рисунком в бежево-коричневых немарких тонах, мягкая мебель, аналогичная той, что украшала комнату, по-моему, лет пятнадцать назад, называлась «Корвет» – мечта любой советской хозяйки. На окнах висели турецкие занавески, купленные на рынке.

Я заглянула в кухню. Практично. Да, так можно определить стиль помещения.

Дальше не пошла. Зачем? И так все ясно! Юлия перестала быть для меня таинственной и прекрасной незнакомкой. Это женщина, лишенная фантазии, с примитивным вкусом и простым взглядом на жизнь. Если права была Ольга Павловна, и Юлия к тому же самоуверенна и любит поучать, то… То зачем тебе такая женщина, Олег? Почему ты выбрал ее?

Старая обида снова вскипела в душе. Я крикнула Ведищеву, копающемуся в спальне, что подожду его на улице, и спустилась вниз, к машине.

По дороге домой мы заехали в круглосуточный супермаркет, и Олег накупил провианта, будто собирался прожить у меня остаток своих дней. Впрочем, если покопаться в памяти, можно припомнить, что покупка такого количества продуктов в годы нашего совместного проживания была делом обычным. Мы оба любили поесть. Причем муж покупал свежее мясо, овощи, рыбу, то есть продукты, которые еще надо было доводить до состояния еды довольно долго. Полуфабрикаты мы презирали. Паштет, например, Олег называл «один раз переваренным мясом».

Дома Ведищев, прежде всего, припрятал в стиральной машинке сумку с деньгами, занятыми Олегом у своего клиента на выкуп Кирилла.

– Ты возьмешь деньги в Москву? – спросила я.

– Безналом, – коротко бросил он.

Потом повеселевший мужик занялся приготовлением ужина. Он уже успел убедить себя, что все будет хорошо, завтра наступит новый день, хорошим парням везет и так далее. Резкий переход от депрессии к веселью тоже был мне знаком. Через час он, возможно, снова погрузится в панику, но сейчас порхает по кухне, ругает меня за отсутствие кухонной утвари и предвкушает сытную еду.

– Налей мне вина, пожалуйста! – попросил он. – И себе тоже.

– Я не хочу.

– Ты, я вижу, и курить бросила. Похвально!

– Забочусь о своей внешности, – пояснила я, подавая Олегу стакан с вином.

– Заметно! Ты выглядишь просто великолепно. А бокалов, конечно, у тебя нет. Ладно. – Он отпил из поданного мной стакана приличный глоток, поставил его на стол и принялся резать мясо. – Интересно, зачем ты так трясешься над своей внешностью, если ни с кем не встречаешься? Или встречаешься?

– Нет, – мне совсем не хотелось обсуждать эту тему, но очень хотелось есть, а Олег, как я помнила, прекрасно умел жарить мясо. Значит, надо было потерпеть дурацкие расспросы.

– Посмотри на себя, – Ведищев ткнул в мою сторону ножом, и я машинально обернулась. Он хмыкнул: – На себя, а не на стену! Ты платиновая блондинка с аппетитной задницей, ухоженная, разодетая и… Одинокая! Неувязочка получается.

– Давай лучше о тебе поговорим. – Я протянула руку, взяла его стакан, сделала глоток вина и поставила стакан на место. – Ты весь из себя такой преуспевающий, а квартира у тебя обставлена по моде прошлого тысячелетия. На тебя это не похоже. Где же евроремонт, стиль, вкус, комфорт?

– Я квартирой не занимаюсь – некогда. Да и не живу там давно.

– Как это не живешь? – Вот это новости! Он дома не живет!

– Ну просто, – он замялся, выпил еще вина и наконец стал рассказывать совсем неожиданные вещи: – Мы с Юлией стали ссориться несколько лет назад. Раньше жили себе вроде нормально, а потом она как с ума сошла! Стала другая. Все разговоры о деньгах: «Мне деньги нужны!», «У меня ребенок!», «Денег не хватает!», «Надо за массаж заплатить, а денег нет!» Эти то купили, те – другое, она хочет новую шубу, ей надо новый диван!

– Ты что, мало зарабатывал? – удивилась я. Может, на подлинник Пикассо у Олега бы и не хватило, но вообще на жизнь всегда хватало. На сытую жизнь и отдых за границей.

– Ей все стало мало. «Я привыкла, меня так воспитали!» Просто она такая…

– Не надо мне на жену жаловаться! – это заявление я сделала не без злорадства. Конечно, жутко хотелось все узнать, но я должна была изобразить высокую нравственность.

– Почему? Ты же спросила!

– Это неэтично, – я целомудренно поджала губы.

Он хитро прищурился.

– Зато интересно. Ты всегда была любопытная. И сейчас тоже хочешь все узнать и побыстрее. Разве не так?

Я пожала плечами с видом оскорбленной невинности. Олег с улыбкой покачал головой, и я поняла, что номер не прошел. Он продолжил:

– Ладно, хоть это и неэтично, я скажу, что Юлия вообще зануда. Больше всего на свете любит поучать всех и вся и доказывать свою правоту. Это я потом только узнал, что она специально забеременела. Денег ей хотелось очень, жизни обеспеченной. У меня уже тогда свой кабинет был. Ты помнишь, я хорошо зарабатывал. Она и просчитала: детей у него нет, я рожу ребеночка, и он женится на мне. А я буду как сыр в масле кататься. Она…

– Так тебя на залет поймали, дружочек? – я сделала вид, будто это весело.

– Выходит, так, – признался он. – Но вначале мы еще ладили. У всех есть хорошие черты и плохие. С ней было нормально. Особенно, если регулярно водить ее по магазинам.

– Подожди. – Совершенно противоположные чувства овладели мной. Теперь мне хотелось копаться в старых болячках все глубже и глубже. Ковырять зудящие гнойники и сдирать тоненькую молоденькую кожицу, с таким трудом прикрывшую отвратительные язвы. – Почему ты связался с ней? Почему ты стал мне изменять?

Ну вот. Вопрос задан. Посмотрим, угадала ли я на него ответ, мечась по горячим простыням в те летние ночи, десять лет назад. Бывший муж отодвинул разделочную доску с подготовленным к жарке мясом, вымыл руки, достал сигарету и закурил. Все его движения были размеренными, лицо спокойным. Он сел напротив меня и посмотрел мне в глаза. Я вспомнила сцену из какого-то фильма, где героине доктор сообщает, что она смертельно больна. Наконец, Олег заговорил:

– Ты помнишь, какой ты была, когда мы поженились? – Я снова непонимающе пожала плечами. – Ты была такая хорошенькая, смешливая. У тебя были блестящие темные волосы, и полные губы, и грудь… У меня просто… все вставало при виде тебя.

Меня передернуло от его откровенности, но это было только начало. Чуть улыбнувшись, он продолжил:

– Мы же до свадьбы только за ручки держались, и я мечтал, как окажусь с тобой в постели. Первая брачная ночь принесла легкое разочарование – ты была холодна, как ледышка, и бестолково хихикала, сбивая мне настрой. Помнишь? – он снова грустно улыбнулся. Мне стало ясно, что воспоминание это было для него, как ни странно, милым. – Я пытался объяснить тебе, показать, что такое секс. Я придумывал новые позы, приносил фильмы… Ты помнишь?

Я только кивнула и опустила глаза.

– Тогда я разозлился, обидел тебя, но понял, что зря. Извини, может, я опять тебя обижу, но ты спросила, и я хочу объяснить тебе: тогда я решил, что ты просто фригидна. Прости, что говорю это. Так было. Я так чувствовал.

Смотреть на него было невозможно, я начинала мерзнуть. Он все-таки сказал то, что я и подозревала. Поэтому меня и не любят мужчины: я фригидна. Вот и весь секрет. Они чуют, что я фригидна и бесплодна!

Олег заговорил снова:

– Я не изменял тебе до Юлии. Ни разу. С тобой было хорошо. Не в постели, а в остальном. Я надеялся, что ты родишь мне сына и мы будем жить дальше. Конечно, я мучился от твоей холодности, но все же уставал после работы и надеялся, что с возрастом все изменится. Говорят, женщины часто меняются после беременности и родов. И ведь я любил тебя. Ну ладно, что говорить. Потом появилась Юлия. Я ставил ей пломбу, и она… пригласила меня в гости. Ясно, в какие гости. Я не удержался и стал ходить к ней. Потом она забеременела. Все.

Как просто! Моя жизнь рухнула из-за того, что он просто хотел хорошо потрахаться!

– Я-то думала… – губы сами выговаривали слова, – я думала, что ты влюбился, что это было не зря! Я думала – у вас любовь! Ради чего я мучилась? Ты просто самку нашел получше! – я уже не могла сдерживаться, рыдания сжимали мне горло: – Она просто ноги шире раздвигала и ребенка сразу родила – и все! А меня – на свалку!

Он попытался подойти ко мне, но я вскочила со своего места и заорала на него:

– Не трогай меня! Я личность, я человек, я женщина! А тебе нужна шлюха в постель – и ты доволен! Убирайся отсюда! Видеть тебя не могу!

Я уже рыдала в голос, слезы лились так, что глаза ослепли. Дыхание обрывалось, горло болело от спазмов, руки были как лед, колени мерзли и подкашивались, по холодному носу текли слезы. Не помню, как я добралась до дивана и рухнула лицом вниз. Но тормоза отказали, и я стала кататься по дивану, как будто одежда на мне горела. Потом я испугалась, что никогда не смогу остановиться, а так и буду выть час за часом, пока не попаду в психушку. Сознание почти вернулось, и инстинкт самосохранения пытался затормозить истерику. Через несколько минут мне почти удалось справиться с собой. Теперь я сидела, мерно раскачиваясь из стороны в сторону, и, поскуливая, пыталась дышать. Ничего, справлюсь. Истерика – это что-то новое, конечно. Видимо, старею!

Олег оказался рядом. В руках он держал стакан с вином. Недолго думая, я выпила сразу половину. Мы сидели в темноте и роняли слова, произнося их почти без выражения. Просто потому, что они накопились за прожитые врозь годы, многажды раз повторялись, слегка выдохлись и поблекли.

– Прости, что так получилось, но я уже десять лет хотел сказать тебе это. Не для того, чтобы обидеть, а для того, чтобы объяснить…

– Объяснил, – сказала я хрипло, все еще трясясь от холода, но уже чувствуя, как теплеют от вина руки.

– Алла, на тебе я женился по любви, а на Юлии – по залету.

– Этого не должно было случиться. У нас были бы дети, все равно были бы!

– Ты обвиняешь меня во всем, но ведь ты могла бы выйти снова замуж, родить ребенка. Я ведь не мешал тебе.

– Ты был прав, когда сказал, что я фригидна. Кому нужна такая жена…

По скрипу дивана я поняла, что Ведищев встал. Щелкнул выключатель – у потолка загорелась лампочка, обозначавшая у меня люстру.

– Боже, – рассмеялся Олег. – У тебя даже абажура нет! Хочешь, я склею тебе из газеты?

– Себе склей. А то у тебя не квартира, а дом-музей с экспозицией: «Быт советских людей эпохи застоя», – съязвила я.

– Не знаю, не живу там. Мы с Кирюхой больше в клинике находимся. У нас там комната отдыха.

Меня стало клонить в сон, и только чувство голода мешало упасть лицом в подушки.

– Мы есть будем? – спросила я.

– Да, кстати, пойдем, – спохватился Ведищев. – Только на сковороду брошу мясо, и через пять минут можно садиться за стол.

За ужином я допила вино из стакана, доползла до дивана и сразу заснула. Проснулась только под утро, по весьма вульгарной причине. Олег спал здесь же, на диване, только головой в обратную сторону. Надо уточнить, что диван у меня постоянно разложен, поэтому места на нем, как на полутораспальной кровати. Только белье застелить сил у меня вчера не нашлось, поэтому мы спали как бомжи, одетые. В моей бомжеватой квартире это выглядело естественно. Вернувшись из ванной, я остановилась возле спящего мужчины и принялась его рассматривать.

Когда я выходила за него замуж, о любви говорить было рановато. Все же большую роль в моем решении стать женой Олега Ведищева сыграла его замечательная мама. Она принимала меня как родную, и уютные девичники на ее кухне с бутылочкой хорошего вина, непринужденными перекурами и болтовней за жизнь стали для меня необходимы как воздух. Олег не принимал участия в этих посиделках. Он приходил с работы, брал меня за руку и уводил «проветриваться».

Но наши чувства непредсказуемы для нас самих. Сначала я привыкла к нему, а потом влюбилась. Как ни странно, это произошло после того, как он изнасиловал меня. Нет, мне не понравилось. Я не люблю боль и грубость. Я люблю ласку и нежность, но своим поступком он дал мне понять, что и у него есть чувства. Он не ходячий макет идеального (а Олег был таковым) мужа, его мучают страсти, иногда они даже выходят из-под контроля. Я стала видеть его. Видеть в широком смысле слова: понимать, принимать, даже немного мучиться от любви. Ведищев в тот год взялся реализовывать давнишнюю мечту: создание собственной стоматологической клиники. Деньги у него были: в наследство от деда-генерала он получил дом в Подмосковье. Олег подолгу отсутствовал, часто был занят. Я ждала его, стесняясь отвлекать звонками, засыпала в кресле перед телевизором. А утром находила Олега вот так же, как сейчас, спящего на диване.

Вот его лицо, губы, ресницы. Сейчас он носит волосы длиннее, чем тогда, и стала пробиваться седина на висках. Сейчас он другой, чужой муж, отец десятилетнего мальчика. И все же он мой. Всегда будет моим. Даже живя с другой женщиной, даже с сотней других женщин, даже если забудет обо мне.

Потихоньку, чтобы не разбудить спящего, я пробралась на диван и, крадучись, закусив от напряжения губы, легла между ним и стеной. Потом, также осторожно, примостила голову к нему на плечо. Полежу тут минут пять, ничего же не случится! Никто не узнает! Я только полежу чуть-чуть. Моя рука змеей скользнула по его груди и нырнула под расстегнутый край рубашки. Он спал одетым, но мне-то что! Я не претендую на многое. Только поглажу его кожу. Он заворочался во сне, я убрала руку из-под рубашки, а голову с плеча, но уходить было рано. Пять минут еще не прошло. Можно полежать рядом.

Я была так близко к нему, что проникла в его чувства: беспокойство за сына, несокрушимая уверенность в себе, какая-то печаль и еще нечто скрытое, тайное, спрятанное глубоко, нечто, связанное с сексом и… со мной?! Может, мне приснилось все это? Скорее всего, именно так. Потому что, когда я открыла глаза – Олега рядом не было.

Вот так! Я проспала его. Что же он подумал, увидев меня рядом? Что соврать?