Текст книги "Черный ангел Серафимы"

Глава 12

Подремать у меня никак не получалось. Из головы не уходил Маринкин рассказ, ее предупреждение, все события последних дней, беспокойство за Никитина и странное ощущение, что теперь, что бы я ни делала, все бесполезно, потому что мотор включен и фильм снимается. Ну и ладно, ну и пусть, чего теперь бояться, я ведь уже не смогу ничего изменить. От этого «не смогу» на меня накатывал страх, и я крутилась с боку на бок и не знала, как избавиться от этого чувства обреченности. Кота что ли завести? Сейчас лежал бы рядом, мурлыкал и грел бы меня своим теплым пушистым боком, а я бы его гладила, и не лезли бы мне в голову лишние ненужные мысли.

Так я промучилась еще часа полтора, а потом прискакала Сонька – самый близкий, самый дорогой мне человек после отца и Митьки. С мамой, после того, как она нас бросила и уехала в Мурманск с Сонькиным отцом, отношения у меня не складывались. Она редко писала, еще реже звонила, и если звонила, то разговор был очень недолгим и разговаривали мы как чужие друг другу люди. Кажется, она была счастлива в новом браке, ну и слава Богу. Отец, когда мы говорили о маме, всегда ее оправдывал, но однажды она забыла про мой день рождения, совсем забыла, и отец с горечью в голосе и отведя глаза в сторону, сказал:

– Не сердись на маму, дочка, ей надо построить новую жизнь, а мы остатки старой. Она мучается от того, что оставила тебя, виноватой себя чувствует, ей больно, вот она и прячется от боли. А его она всю жизнь любила, и вышла за меня замуж только после того, как он на Аде женился, точнее, Ада его женила на себе, соврала, что ждет ребенка. Ты не думай, что она оставила тебя, потому что тебя не любит. Она оставила тебя, потому что меня не любила. Ты вырастешь и все поймешь потом. А сейчас у тебя есть я и Соня, и мы тебя очень любим.

Потом отец женился на Ирине и был по-настоящему с ней счастлив. С Ириной у меня прекрасные отношения и мы часто видимся и перезваниваемся. Митька, мой единокровный брат, сын отца от брака с Ириной, меня обожает, и я его тоже. Он на 18 лет моложе меня, и до сих пор считает меня «распрекрасной принцессой» из сказки. На его дни рождения он настаивает, чтобы я была в его любимом бирюзовом кафтане с венком из белых искусственных цветов на голове и… босиком.

В детском саду он рассказывал, что у него есть распрекрасная принцесса сестра, которая заколдована и живет в лесу, но на его день рождения колдовство перестает действовать, и сестра прибегает к нему, чтобы принести ему подарок. Она бежит через лес, и реки, и горы, и туфельки на ее ногах рвутся на кусочки от острых камней. Ей очень больно бежать босиком, но она бежит все равно, потому что его, Митю, очень любит. Ребятишки смеялись над ним и дразнились, и он очень страдал. Мне было его так жалко, что я решила ему помочь. Договорилась с Ириной, что привезу Митьку домой сама, и на следующий день пришла забрать Митьку из детского сада, одетая, как положено его принцессе. Сонька завила и уложила мои длинные светлые волосы красивыми прядями, сделала мне офигенный макияж и нацепила на меня венок. На улице было холодно, и под кафтан пришлось надеть теплое белье, а на ноги тапочки-балетки под цвет кафтана. Ирина хохотала, когда я рассказала ей о моей задумке, но Сонька выдала ей цитату из «Алых Парусов», что-то вроде: «Если душа человека просит чуда, сделай ему это чудо. Новая душа будет у него и новая у тебя».

Когда мы подъехали к детскому саду, там уже кучковались мамаши и папаши, ожидавшие появления своих отпрысков. Сонька меня перекрестила, и я вышла из машины и встала там, где меня было очень хорошо видно и взрослым и детям. Мамаши смотрели на меня с большим удивлением, папаши с большим интересом, но мой успех превзошел все ожидания, когда двери распахнулись и оттуда начали выбегать дети. Они увидели меня и остановились, и стали меня рассматривать, и так они на меня смотрели и так красноречиво молчали, что я подумала: «Эх, надо было бы босиком для полного эффекта, ничего бы со мной не случилось за пять минут». И тут вышел мой брат Митька. Он меня сразу увидел, побледнел, губы его задрожали, рюкзачок выпал из рук, и он бросился ко мне, обнял и прижался к моим ногам. Потом посмотрел на меня, и глаза его сияли, и он сказал дрожащим голосом:

– Ты пришла сегодня и в туфельках – значит, колдовство кончилось, да? Ты теперь свободна?

– Колдовство кончилось, Митька. Злую ведьму заточили в высокой башне и сто черных воронов стерегут ее там. Теперь я смогу приходить к тебе, когда ты захочешь.

Я подняла его на руки, поцеловала и понесла к машине. Из машины выскочила Сонька, в слезах и хлюпая носом, побежала за рюкзачком, подхватила его, вернулась и села за руль. Мы поехали, а дети и их родители смотрели нам вслед. Митька прижимался ко мне всю дорогу и тихонько посапывал, а я гладила его по голове и думала, что когда у меня будут мои дети, к ним всегда будут приходить красавицы принцессы и храбрые принцы, и добрые феи, и Снегурочка, и Дед Мороз. Уж я постараюсь, чтобы приходили, если надо, за шиворот приволоку, потому что детям нужна сказка, с реальностью они успеют встретиться, когда вырастут.

Ну вот, я снова отвлекаюсь на воспоминания и объяснения, короче, Сонька приехала в прекрасном настроении, танцевала в гостиной, красиво перелетая, как пушинка с одного места на другое, и даже села на шпагат, доказав этим, что уроки, полученные в балетной школе, ею не забыты.

– Фимочка, – пропела Сонька, – у меня куча новостей и все хорошие, – слушать будешь? С каких начать: с личных или общественных?

– Давай с личных, Сонь. Сейчас я тети-Надины котлеты в микроволновке разогрею, их Маринка принесла и забыла у меня, ну не пропадать же такой вкуснятине? Салат я уже настругала, мой руки и садись за стол. Котлеты надо съесть, пока Маринка про них не вспомнила, – попробовала пропеть я, но без особого успеха.

Сияющая Сонька покрутилась на кончиках пальцев, сделала книксен, быстро сполоснула руки под краном и уселась за стол. Я придвинула к ней блюдо с горячими, вкусно пахнущими, котлетами. Сонька положила две себе на тарелку, подумала и положила еще две, добавила пару ложек салата и начала есть. Мы сосредоченно уплетали вкуснющие тети-Надины котлеты, и Сонька даже причмокивала от удовольствия. Я терпеливо ждала и ее не торопила. Новости подождут, а Сонька работала и весь день на ногах простояла, пусть поест спокойно.

После котлет и салата Сонька запросила свежего чаю с шиповником и начала рассказывать свои новости.

– Знаешь, Фимочка, Игорешка сегодня два раза звонил. У него все хорошо, начинает работать у Никитина в «Барабашках» на следующей неделе. Из вашего «Строймаша» уже уволился, но по договоренности с Егор Палычем будет помогать, если понадобится. На этой неделе он носом заняться хочет, там хрящик поправить надо, который ему сломали, – представляешь? И еще он купил мне свадебное платье, вот дурачок. Говорит, что проезжал мимо магазина для невест, увидел в витрине и чуть из машины ни выпал. Пришлось остановиться и купить. Платье красоты несказанной, по его словам. Размер вроде бы мой, в крайнем случае – подгонят под мой. Он квартиру ищет для нас хорошую и большую, сначала снимать будем, а потом свою купим. Я очень счастлива, Фимочка, но как подумаю, что я уеду к нему, а ты останешься здесь, так сразу хоть плачь, – как я без тебя буду, а ты без меня?

– А может, меня тоже кто полюбит и в Москву увезет, и мы с тобой будем снова рядом. Не фига плакать, ты же не в Австралию уедешь, а в Москву, на машине всего несколько часов. Я к тебе приезжать буду часто. Еще какие новости есть? Если есть, давай выкладывай.

Сонька засмеялась и начала рассказывать про свою клиентку, к которой ее утром увезли прямо из предбанника. Жена нашего мэра, Юлия Максимовна, была постоянной клиенткой у Соньки, потому что только Сонька могла из ее жидких волос соорудить чудо – пышную красивую прическу, которая очень молодила Юлию Максимовну. Так как сегодня вечером мэр и его жена отмечали семейный юбилей, на котором должны были присутствовать куча народа: родственники, друзья, коллеги, начальство и «нужные люди», Юлия Максимовна хотела выглядеть на миллион, так сказать. Сонька сегодня занималась ею целый день.

Юлии Максимовне делали различные массажи, обертывания, ее то согревали, то охлаждали, втирали масла и кремы в кожу, делали педикюр и маникюр, мыли и красили волосы, выщипывали брови, «били» током по проблемным местам, делали супер-макияж, а Сонька сотворила чудо с прической. Потом изнемогшую от процедур Юлию Максимовну переодели в вечернее платье и туфли, в которых она должна появиться в ресторане, и подвели к огромному зеркалу. Юлия Максимовна посмотрела на себя и ахнула. От 50-летней дородной домохозяйки не осталось ничего. Из зеркала на нее смотрела женщина с пышными формами и тонкой талией, красавица с роскошной прической и нежным лицом, которой никак не могло быть больше тридцати лет, ну в крайнем случае – тридцати пяти.

– Сонечка, девочки, вы просто чудо, спасибо, спасибо вам от души, – сказала довольная и растроганная жена мэра, заплатила бешеную цену за все процедуры и оставила такие чаевые, что у всех глаза на лоб полезли. А когда заехавший за ней муж, увидев ее, сказал: «Ну-ну» и покачал головой, Юлия Максимовна сунула Соньке в карман рабочего халата еще 200 долларов, так что день у Соньки удался, ничего не скажешь.

Глава 13

Завтра на работу, и хочу я этого или нет, но выспаться просто необходимо. Я вертелась с боку на бок и уснуть никак не могла – может быть, из-за всех недавних событий, а может быть, просто потому, что спать я улеглась раньше обычного. В голову лезли разные жалостные мысли, и хотелось плакать. Сначала мысли были о Соньке, и хотя я была очень рада, что она счастлива с Игорем и скоро выйдет за него замуж, мне было больно, что она уедет, что в ее квартире поселятся чужие люди, и я останусь одна. Мысли о моем скорбном одиночестве тут же вызвали целый поток слез. Я лежала, свернувшись в калачик, всхлипывала и даже слегка подвывала от жалости к себе любимой, а когда представила себя старой, седой, больной и все еще одинокой, и некому стакан воды подать мне на смертном ложе, раз Соньки рядом нет, тут уже слезы потекли не потоком, а целой рекой. Слава Богу, что внутренний голос вмешался и ехидно начал нашептывать: «Да, Серафима Олеговна, удивляешь ты меня своим эгоизмом иногда. Ты почему плачешь на самом деле? Да потому, что считаешь Соню своей собственностью, ведь в ваших отношениях ты всегда была ведущей, а Соня ведомой, и тебя это устраивало, а сейчас власть твоя кончается и Соня уходит, чтобы жить своей собственной жизнью. Ты Соню любишь, ну и порадуйся ее счастью. Игорь совсем не плохой парень, хоть и с амбициями и закидонами, но он Соню любит, а Сонечка ведь умница и с его закидонами легко справится. Да и Никитин не даст Игорю свернуть с пути истинного, как говорится, и сможет удовлетворить его амбиции законным путем. Ну и что, если в Сониной квартире будут жить другие люди, телефон-то у тебя есть, так что и говорить с Соней, и видеть ее можешь, когда хочешь. Это Юлию Максимовну надо пожалеть. Кто ей будет красоту наводить, когда Сонечка уедет? Хотя мэр человек состоятельный и вполне сможет оплачивать Сонины приезды сюда к нам, чтобы порадовать свою жену».

Все вроде правильно говорил внутренний голос, но только зачем он Никитина сюда приплел, что без него никак нельзя, что ли? А теперь вот, он влез мне в голову снова. И я думала и вспоминала каждую мелочь, злилась и томилась, вертелась с боку на бок и сбрасывала одеяло с себя, пыталась заснуть и не могла. Ну и гад же ты, Никитин, ну что ты так ко мне прилип… или это я к нему прилипла? И вообще спать я когда-нибудь буду или нет? Завтра на работу же надо.

Я решительно встала, завела два старых механических будильника, которые трезвонили так, что даже будили соседей этажом ниже, и поставила их на тумбочку, потом пошла на кухню, проглотила две таблетки снотворного, запила минералкой и улеглась спать. Через несколько минут мысли в моей голове стали путаться, и я уснула.

Мне снились странные сны – я видела маму, которая жарила пончики нам с Сонькой и улыбалась, глядя на меня. Я редко видела маму во сне, а тут она пришла ко мне сама и даже погладила меня по волосам. Я видела отца и Митьку, которые в парке запускали в небо воздушного змея, а потом я летела над лесом и рекой, и над рекой был туман, а вдали светились огни города, но я знала, что лететь туда мне нельзя, и я просто кружила рядом. А потом мне приснился Никитин. Я тут же вспомнила свое обещание показать ему «передачу энергии на расстояние» и злорадно хмыкнула. Я спала и прекрасно понимала, что сплю, и потому последующие «действия» Никитина меня не удивили. Сон есть сон, а такой приятный сон уже бонус.

Я всегда включаю ночник, когда ложусь спать, и в моем сне ночник тоже присутствовал. При его голубоватом свете я видела, что Сашка стоит у спинки кровати и смотрит на меня. Я повернулась на спину, слегка откинула одеяло и тихо простонала: – Сашенька… Сашка вздрогнул… ага… получи, фашист, гранату, и я откинула одеяло так, чтобы было видно голое бедро и половина груди, и снова прошептала его имя. Когда я одна в квартире, я люблю спать голышом, чтобы дышала кожа. Сашка начал быстро раздеваться.

У него было красивое, сильное, спортивное тело без излишней волосатости или жира, голубоватое при свете ночника, черные волосы закрыли лицо, когда он снимал шорты, и я не видела его глаз, но зато я увидела нечто другое, ух ты, ну и фантазии у меня, когда сплю. Я повернулась на бок, лицом к Сашке, и он осторожно лег рядом, и затих, прижимаясь ко мне своим очень горячим телом. Его била мелкая дрожь, хотя в моем сне холодно не было.

«Эх, как его разбирает-то, – с насмешкой подумала я и придвинулась ближе, а потом положила ногу на его бедро, – а если вот так?»

Сашка тяжело задышал, но никаких действий не предпринимал.

Что, и все, что ли? А как же энергию передавать? Ладно, говорят же, если хочешь, чтобы что-то было сделано хорошо, сделай это сам, снова подумала я и мысленно хихикнула, а потом потерлась о Сашкино тело и впустила его в себя. Я впустила его в свою теплоту, и Сашка ожил и задвигался ритмично, а я встречала его на полпути. А потом я забыла о передаче энергии, я вообще обо всем забыла, и мы летели то ли в небо, то ли в пропасть, и мучительно-сладкая волна несла нас неизвестно куда. Его поцелуи жалили и жгли меня, как и раньше, но я целовала и обжигала его в ответ. А волна все росла и росла, и накрыла нас с головой. Я тонула, задыхалась и, кажется, стонала или кричала, а потом и небо обрушилось на меня, и я услышала, как Сашка тоже застонал и хрипло с трудом выдохнул: «Люблю…тебя… люблю…»

Мы вынырнули из пучины, нас не раздавило небо, мы спаслись, но нам не хотелось говорить и не хотелось разъединяться. Мы молчали. Сашка крепко прижал меня к себе и осторожно повернулся на спину так, чтобы я оказалась на его груди. Его горячие руки гладили мою спину и бедра, а губы целовали меня там, куда могли дотянуться. В какой-то момент мы поняли, что готовы к новому полету… и мы полетели… и это было еще лучше, чем прежде, потому что мы не торопились, а смаковали каждый момент. И когда волна превратилась в цунами и накрыла и понесла, а небо стало падать на нас, я подумала, что умираю. Мне не хватало воздуха, я не могла дышать, я ослепла и оглохла, и билась в предсмертных судорогах в его объятиях. Сашка прижал свои губы к моим в глубоком и долгом поцелуе и целовал до тех пор, пока волна ни выбросила нас на берег. Мы умерли или еще живы? Мы лежали рядом изнемогшие и опустошенные, и тяжело дышали, и он не спрашивал, хорошо ли мне было, зато спросила я:

– Что это было?

– Соитие, – тихо ответил Сашка.

– Какое соитие?

– Это таинство, когда соединяются мужчина и женщина, предназначенные друг для друга судьбой, чтобы стать одним целым. Раньше была отдельно ТЫ и отдельно Я, а теперь мы соединились и стали МЫ. Ты в Бога веришь? Вообще что-то такое должно быть, и вот в это я верю, а ты?

Ответить я не успела, потому что уснула, надо же, уснула во сне и не увидела, что было дальше, но может – будет вторая серия, так сказать, потому что первая мне очень понравилась.

Глава 14

Утром я проснулась от сумасшедшего трезвона двух будильников и быстро отключила звонок в обоих, чтобы не перепугались соседи. Все тело у меня болело, как будто я пробежала марафон или перетренировалась в фитнес-клубе, а губы горели и пощипывали. Заболела я, что ли? Да вроде нос не заложен, а это мой первый симптом простуды или гриппа. Что со мной такое? Я же все прекрасно помню: я выпила приличную дозу снотворного, уснула и мне снились разные сны, один из которых был даже не эротическим, а супер-эротическим. Это понятно, ведь у меня давно никого не было. С последним своим «бойфрэндом» я рассталась восемь месяцев назад, очень корректно рассталась, между прочим, так как мы оба понимали, что друг другу не подходим, а встречались просто потому, что он был один и я была одна, но когда физический голод был утолен, то встречи наши стали все более редкими, а потом вообще сошли на нет. Кроме интима, никаких общих интересов у нас не оказалось. Никого потом у меня не было. Все силы я тратила на работу, а свободное время – на Соньку, у которой тогда только начался роман с Игорем, и Сонька нуждалась в моральной поддержке.

Я пошла в ванную чистить зубы и мыться. Завтракать не хотелось, так что займусь своими волосами. Длинные волосы всегда сушить замучаешься после душа. Ходить мне было больно. Вообще ощущение в теле такое, будто я на самом деле чересчур энергично занималась любовью. Может, Сашка на самом деле приходил, а я снотворного наглоталась и не поняла, что это был не сон? Прямо с зубной щеткой во рту я вышла из ванной и отправилась проверять входную дверь. Дверь была заперта, как обычно, на два замка. Никаких следов взлома, никаких царапин не было. Значит, либо дверь открыли ключами и меня гнусно использовали, либо мы с Никитиным имеем спиритические способности, и здесь была самая настоящая передача энергии на расстояние, этот, ну как его там, нуль-перехлест, кажется, или перехват.

Я однажды в поезде ехала и книжонку американскую нашла, пассажир забыл или просто оставил. Так там она на одной планете жила, а он на другой, и они занимались любовью через этот самый нуль-перехлест. Не слабо занимались, она аж четыре яйца отложила сразу, но кто из них вылупился, я не узнала, потому что последние страницы были оторваны.

Теперь о ключах. Вторые ключи есть у Соньки, надо у нее спросить. Я вернулась в ванну дочистить зубы и принять душ, но без мытья волос. Пока их можно свернуть в пучок и заколоть на затылке, а вечером уже вымыть, как положено, а вот бренное тело надо отмыть хорошенько, может даже отскоблить на случай, если и вправду был этот нуль. «А может тебе еще и к психиатру записаться? – насмешливо сказал мой внутренний голос. – Серафима, что ты несешь? Какой нуль-перехлест? Какая передача энергии? В твоей квартире был человек, и не обязательно Никитин. Ты о Никитине думала перед сном и, одурманенная таблетками, могла принять этого человека за Никитина. Парень, может, пришел тебя обворовать, а тут ты лежишь, белокурый ангел с открытки, он и засмотрелся. Этого беднягу ты сама соблазнила, и не спорь со мной. Кто голую задницу ему показывал, и кто левую ножку ему на бедро закидывал? Его, беднягу, от страха трясло, а ты не унималась. А уж когда ты… ну сама знаешь, что ты сделала, у него уже не было сил сопротивляться. У него башку снесло начисто от твоих выкрутасов. Практически, ты его изнасиловала, правда, он не возражал. Вряд ли он у тебя что-нибудь украл. После того, что ты с ним вытворяла, на воровство сил у него, наверное, не было уже. Небось радовался, что живым от тебя ушел».

«Матерь Божья, а ведь и правда, я же сама его и соблазнила. Так, про ключи надо у Соньки спросить, а пока вещи проверить. Деньги целы, украшения тоже, шуба в шкафу, комп и телевизор на месте, а больше ничего ценного у меня нет. Значит, у него и вправду башку снесло, если ничего не взял. А может все же Никитин? Надо спросить на работе, знает ли кто, где он был ночью».

Я посмотрела на часы и снова отправилась в ванную. Сняла халат и посмотрела на себя в зеркало. Зеркало отразило такое, что ноги у меня подогнулись, и я присела на корзину для грязного белья, чтобы не упасть. Распухшие губы и синева под глазами – это так, семечки, а вот багрово-синие пятна на груди, животе и даже бедрах – это да…

– Так он что, еще и вампир? – пискнула я и всхлипнула.

Потом вытерла глаза и встала под душ. Я мыла себя гелем для душа, потом мылом, потом опять гелем, потом достала марганцовку из аптечки, развела ее в пластмассовом тазике, в каком обычно стирала очень дорогое белье, и облила себя раствором марганцовки от шеи до пят. Потом долго растирала себя полотенцем, как будто хотела содрать с себя пятна вместе с кожей, после намазалась кремом, надела чистый халат и пошла одеваться на работу и «делать» себе лицо.

В спальне на тумбочке заливался телефон, в дверь звонили, стучали и даже пинали ногами, Только Сонька так делала, если я сразу не открывала. Моими ключами она пользовалась только тогда, когда пинки в дверь не срабатывали, а она знала, что я дома. Звонила по телефону тоже она, поэтому звонок я сбросила и просто открыла дверь. Сонька влетела в прихожую взъерошенная и с вытаращенными глазами и тут же заорала:

– Фимка, ты с ума сошла? Ты что меня пугаешь? Я звоню, я стучу, а ты не открываешь. Я уж испугалась, думала тебя снова похитили. Позвонила Никитину, а у него мобильник или выключен, или батарейка села. Звоню Игорю, спрашиваю про Никитина, а он говорит, что Никитин на встрече важной.

– Так Никитин в Москве?

– Ну да, Игореша сказал, что он еще вчера прилетел.

– Сонечка, прости меня, но я должна тебе показать кое-что и рассказать. Мне очень стыдно, но ты мой самый дорогой человек, и я должна тебе признаться, потому что я тебя люблю, и ты меня любишь и не осудишь.

Сонька побледнела и уставилась на меня своими черными глазищами. И я ей все рассказала в подробностях, а потом раскрыла халат и показала пятна на моем теле. Сонька ахнула и помчалась в мою спальню. Там что-то загремело, потом звякнуло и упало. Потом Сонька, видимо двигала или задвигала мебель, потом вернулась ко мне.

– Ничего, ну ничегошеньки, прямо мистика, – отдышавшись, сказала она.

– А что ты искала?

– Да следы я искала, хоть какие. Человек, если он человек, всегда оставляет след, хоть малюсенький. Он же раздевался, могло из кармана что выпасть, бумажка какая или монетка. На кровати лежал? Волосок на подушке мог оставить, а тут ничегошеньки.

– Фимочка, держись, он – не человек. Он Черный Ангел. Тебя же в детстве Ангелом Небесным называли, а Никитин тебя Ангелочком и сейчас называет, да и другие тоже за твоей спиной. Вот и пришел он на тебя посмотреть. Смотри, как он тебя разукрасил. Это он тебя целовал так. Видишь, как его разбирало, видимо крови твоей хотелось напиться, но пожалел, просто заклеймил. Ох, что делать будем, Фимочка? Раз он повадился к тебе приходить, теперь не отстанет. Ему никакой ключ не нужен, он и через стену пройдет. К экстрасенсу надо идти или колдунью приличную поискать. Пусть его от тебя отведут, а то пропадешь ни за грош. Сама же мне сказала, что такого секса, как с ним, у тебя никогда не было.

– …Вот я тебе историю расскажу, что в нашем городе приключилась. Была такая Маруся Сидорина, на рынке одеждой торговала. Сама светловолосая, такая, веселая и все при ней. Было у нее и что погладить и что похлопать. Мужики на рынке за ней табуном, но она мужу верная была. Забеременела она, муж радовался, а Маруся перестала веселиться, похудела, круги под глазами, прямо как у тебя, и живот громадный. Еле передвигается с таким животом, но на работу все равно ходит. Рожать начала прямо в палатке своей, еле до больницы довезли. Да…и родила она… мальчика с черными волосами и черной кожей, и глаза черные. Врачи обалдели, муж в обморок свалился. У нас же в городе ни единого негра нет, от кого тогда родила? Вот бабы и сказали, что Черный Ангел к ней прилетал в палатку по вечерам. К мужу она не вернулась, две недели у матери пожила, а потом уехала с ребенком из города. Где она сейчас, никто не знает.

– Сонь, ну что ты как баба старая прям. Ангелы бесполые, у них гениталии отсутствуют, поэтому Марусе ребеночка сделал какой-нибудь заезжий молодец, а потом она с ребенком к нему уехала, вот и все.

– Нет, Фимочка, может Белые Ангелы и бесполые, а у Черных Ангелов все есть, им же надо женщин совращать, а тут уж без гениталий никуда. Вот я думаю, забеременеешь ты от него или нет? Родится у тебя черный мальчик, новый Черный Ангел, как мы тогда будем жить? Ко мне тогда в Москву переедешь, в нашем городе нельзя будет оставаться. Языками чесать будут везде, фотографии в сетях и тебя и ребеночка появятся, уж точно. Нет уж, тебе тут нельзя будет жить. Перевезем тебя с ребеночком в Москву, ничего, Фима, вырастим малыша, не бойся, подруга.

От таких слов я затряслась от страха и даже стала подвывать, ведь мой совратитель или совращенный, был темный с черными волосами. Что если у меня, как у Маруси, действительно родится черный мальчик? Митька обрадуется, папа примет внука, но от разговоров в городе не спрячешься, уезжать придется. А вдруг Черный Ангел, если это он, не прилетит больше никогда, и на ребеночка своего даже не полюбуется, тут у меня слезы хлынули рекой. Сонька, глядя на меня, тоже зарыдала. Пришлось обеим идти заново умываться и лед к лицу прикладывать, на работу же пора собираться.