Текст книги "Невидимка и (сто) одна неприятность"

Глава 7

В библиотеке сегодня было пустынно. Помимо меня там наблюдался только Кармайкл, уткнувшийся в какие-то объемные фолианты, и две девочки лет тринадцати-четырнадцати, шушукающиеся о чем-то в углу.

Я сначала прошла в самый конец и, подавив желание воровато оглядеться, поставила на место приведенный в порядок учебник по некромантии. А потом прошла к зоологической секции.

Магические животные, магические насекомые…

Огненную бабочку было отыскать не так уж сложно. Все, как и сказал Лагранж – выведена искусственно, использовалась в основном в декоративных целях, была бешено популярна – огненные мотыльки под прозрачными колпаками, завораживающее освещение. А потом несколько бабочек улизнули и нет, не устроили пожар, они просто исчезли, как на деле оказалось, отложили яйца, и уже вот из этих яиц… в общем трагедия случилась масштабная, уничтожены бабочки были с трудом, а создание их теперь под запретом.

Но какое это отношение имеет к призраку? Может она погибла от бабочки?..

Но вряд ли бы она тогда улыбалась, показывая мне ее. И вообще, к чему тогда была прогулка на крышу?..

Вопросы, вопросы, вопросы…

И голова забита не тем, лучше бы занялась учебой! Мистер Кроуч ждет, кого я выберу для упражнений. А я совершенно несерьезно подошла к этому заданию.

Животное, животное, животное…

Я обреченно побила себя учебником зоологии по голове.

Медленно его опустила обратно.

Огненная бабочка… ну конечно!

Огненная бабочка!

Бестолковая. Красивая. Опасная. Неуловимая! Она не имеет никакого отношения к призраку, она имеет отношение ко мне!

Я уверена!

В минусе – очевидно, призрак за мной плотно следит.

В плюсе – он все же добрый.

В конце концов, она не причинила никакого вреда, заперев меня в башне или забросив нас на крышу… наверняка, это тоже зачем-то было нужно, просто она еще не до конца владеет своими способностями. Да и вообще наверняка не так-то просто вести коммуникацию будучи мертвым…

Я подскочила – надо рассказать Лагранжу!

Но почти сразу же одернула сама себя – выпадет случай, расскажу. Не буду я его разыскивать. Кого лучше разыскать, так это мистера Кроуча. И заняться уже своими проблемами, а не чужими.

Заколку я запихнула в самый темный и дальний угол шкафа. А во время еды просто тихо отсутствовала на своем месте, ни на кого не глядя и ни к чему не прислушиваясь.

Так было привычнее. Спокойнее. Понятнее.

– Отлично, Элалия, – от души похвалил меня мистер Кроуч. – Хотя должен признать, вы сделали очень сложный выбор, но, тем не менее, думаю, правильный. Значит, огненная бабочка… что ж, теперь мы будем ее приручать.

И тогда я прониклась глубокой мыслью, что призрак все же очень, очень, ОЧЕНЬ злой.

Кто-нибудь когда-нибудь пробовал приручить насекомое?..

Иллюзия, безвредная (пока безвредная, как многозначительно уточнил мистер Кроуч), но дивно реалистичная порхала по комнате и у меня не получалось к ней даже прикоснуться – трепещущий взмах крыльев и бабочка взвивается в воздух.

– Это просто невозможно, – в какой-то момент рассердилась я. – Можно я выберу другое животное?

– Нет, Элалия, – мистер Кроуч наоборот, разочарованным совершенно не выглядел. – Я думаю, вы все выбрали правильно. А теперь наберитесь терпения, спокойствия. Будем работать.

В комнату я вернулась недовольная собой, наставником и – в особенности – призраком. Нашла кому доверять!

Рухнула на кровать и вдруг ощутила ужасную усталость. Просто неподъемную, она придавила меня к постели, лишив возможности даже раздеться, глаза закрылись сами собой и я даже не заснула – отключилась.

А проснулась от того, что кто-то меня потряс. Сонно заморгала, пытаясь сообразить, где я и что я, выхватила взглядом огромную тень, нависшую надо мной, и мой испуганный визг утонул в жесткой ладони.

– Тс-с, это я, – успокоила меня тень, голосом Лагранжа.

Вернее – ни разу не успокоила!

– Какого черта ты здесь делаешь?! – оскорбленно взвилась я.

– Какого черта ты спишь в одежде? – расстроился Лагранж, окидывая меня взглядом с ног до головы.

Я нащупала подушку и с размаху ударила парня в грудь, а потом еще и толкнула, вынуждая отодвинуться. Что за хамство?!

Лагранж подушку с удовольствием принял, закинул ее себе за спину и с удобством развалился поперек моей кровати!

– Выметайся! – окончательно разозлилась я. – Тебе сюда нельзя!

– Вам, значит, можно, а нам нельзя?

– Кому – вам?

– Вам – девицам.

До меня дошло не сразу, а потом я торопливо возмутилась:

– Я не имею к этому ни малейшего отношения!

– Вы посмотрите, врет и не краснеет!

– Я не вру!!!

– О, покраснела!

Я снова бессильно ткнула его кулаком, прекрасно отдавая себе отчет, что ему мои тычки, что комариные укусы, но желание хоть что-то сделать этой наглой роже было сильнее меня.

– Как с такой эмоциональностью ты умудрилась стать невидимкой?

Да меня никто и никогда не донимал, как ты, с упорством, достойным лучшего применения!

Стоп, машина.

Он сказал “нам”?..

Это сейчас по женским комнатам орава злых парней разгуливает?..

Я дернулась было – выскочить и предупредить!

Но Лагранж с ухмылкой покачал головой: не стоит, седая девочка, – но не удерживал. И именно поэтому я послушно расслабилась, хоть и сердито поджала губы. Предупреждать уже поздно, а противопоставить мужской компании в одиночку я все равно ничего не могу…

Как они вообще смогли вломиться в личные комнаты?!

Я думала, я одна такая уникальная…

Я покосилась на парня, поглядывающего на меня с ленивой хитрецой.

Ну понятно, Лагранж, с его структурным образованием! Ему-то это, конечно, ничего не стоило! Дунул-плюнул…

Внутри заваривались в крепкий чай досада, зависть к его возможностям и профессиональная ревность.

– Как? – недовольно выдохнула я, не утерпев.

– Что “как”? – продолжал ухмыляться Лагранж. – Как мы вычислили участниц проекта "Дегтярная пощечина мужскому крылу"? Или как прорвались в обитель бессердечия и коварства ради справедливого возмездия?

Я закатила глаза.

– Как ты догадался, что это я взломала защиту?

– Никак, – беспечно отозвался Лагранж. – Но приятно знать, что атака вслепую накроет таки и истинных виновниц! Остальных запишем в случайные жертвы среди мирного населения…

– Это подло!

– У тебя была возможность их спасти, но ты, жестокая девочка, от нее отказалась.

– Когда это?

– Когда не захотела отвечать на вопрос, кто виноват. Если тебя это утешит, Мирей тоже грудью встала на защиту своих сообщниц, так что и из нее не удалось ничего вытрясти. Пришлось действовать с размахом, – Лагранж поерзал, устраиваясь удобнее и на мгновение даже прикрыл глаза.

Мирей? Грудью встала?..

Может тогда… тогда у стены… он ее просто допрашивал? И не давал улизнуть? А со стороны казалось…

Может…

Я потрясла головой – да какая разница? Мне должно быть все равно!

– И как же вы планируете мстить?

– Вот! – Даниэль выудил из кармана темный пузырек, кисточку и демонстративно выложил на подоконник.

– Что это?

– Раствор бриллиантового зеленого, – проговорил Лагранж, мечтательно возведя глаза к потолку. – Здоровый цвет лица и мгновенная дезинфекция!

Я должна была возмутиться. Оскорбиться. Надуться там… но вместо этого почему-то прыснула смешком.

В конце концов, ну глупо было отрицать, что возмездие справедливо!

– А зачем ты меня разбудил-то? – спохватилась я, не без труда стягивая губы обратно в осуждающую мину.

– Ну… – Лагранж возвел глаза к потолку. Кажется, ответа на этот вопрос у него у самого толком не было. – Но раз уж мы решили, что ты слишком хороша, чтобы мазать тебя зеленкой, давай устроим конференцию по обмену опытом – как ты это сделала?

Он выпрямился и повернулся ко мне, оказавшись неожиданно близко.

– Руны, – пробормотала я, чувствуя, как щеки становятся ужасно горячими.

– Я должен был догадаться, – Лагранж потер грудь сквозь футболку, будто снова стирал с нее кровавые надписи.

Перед глазами вспыхнуло воспоминание – капли воды, стекающие по позвоночнику, горячее дыхание на шее, тяжелая ладонь, скользнувшая по бедру…

Сейчас ночь. И из света – только луна в окно. И мы вдвоем, на моей кровати.

Мысли путались, а сердце начало по-дурацки сбиваться с ритма.

Зачем ты разбудил, меня Лагранж?..

– У тебя все же определенный талант, серьезно. Местные стражи порядка и нравственности прекрасные специалисты, в жизни бы не подумал, что к этой защите можно подобрать рунный ключ! Я сегодня почти весь день просидел, ломая голову, как подступиться, еле расковырял… Не переживай, без меня этот трюк остальные все равно не повторят. Да и если честно, после сегодняшнего события я очень удивлюсь, если преподаватели не пересмотрят защиту и не поменяют тут все, закрутив гайки.

– И как же ты расковырял? – спросила я, старательно давя в себе довольство, вызванное признанием моих талантов.

– Смотри, – Лагранж уселся удобнее, вскинул обе руки. В воздухе перед нами возникла объемная трехмерная схема – переплетение разноцветных, слабо светящихся линий, перемешанное с какими-то знаками и бог еще знает чем. – Это схема защитного заклинания. Вот этот, этот и этот узлы отвечают за опознание ауры человека, который пытается проникнуть через заклинание…

Он рассказывал уверенно, тем же выразительным голосом, которым зачитывал лекцию по практической магии, ловко крутя схему, увеличивая отдельные моменты, что-то объясняя. Признаться, нить его рассуждений я потеряла очень быстро, но переспрашивать и вникать не хотелось. Во-первых, все равно очень вряд ли я когда-нибудь смогу это применить. Во-вторых, не среди ночи после тяжелого дня вникать в хитросплетения высшей магии. Но мне нравилось глазеть на красиво переливающиеся линии. И… слушать увлеченный голос тоже нравилось.

– Понятно? – Лагранж свернул схему и повернулся ко мне.

– Понятно, – зевнула я. – Понятно, что ты первостатейный зануда, оказывается, а так и не скажешь!

Даниэль усмехнулся и насмешливым покровительным жестом взъерошил мои и без того лохматые волосы. Я возмущенно отстранилась и попыталась призвать прическу к порядку.

– Ладно, я тебе с утречка еще раз объясню.

– Ого! Угрозы в ход пошли!

Парень рассмеялся.

– Ладно, Лали, спи, – он собрался подняться, прихватив с подоконника зеленку.

– Ну нет уж! – возмутилась я, сообразив вдруг, что действительно останусь без “возмездия”. – Ты куда собрался, а красить?! Никаких исключений! Раз приперся, делай то, зачем приперся. Не хватало мне еще проблем из-за твоих благородных порывов!

Я поудобнее уселась на кровати и выжидающе уставилась на Даниэля. Парень ухмыльнулся, отвинтил крышку и опустил кисточку в пузырек.

– Сама напросилась!

– Нарисуешь что-то неприличное – в следующий раз мы придем с супер-клеем.

От первой линии, щекотно проведенной по носу я поморщилась и едва не чихнула. У Лагранжа напротив было такое предвкушающее выражение лица, что я не выдержала и закрыла глаза, чтобы не видеть этой довольной рожи. Может, если сильно не дергаться, он сумеет все же изобразить что-то относительно достойное, так что буду на занятиях не просто лягушкой сидеть, а симпатичной лягушкой!

Кисточка мазнула по щеке. Кружок и полукружия. Кажется цветочек. Никакой фантазии!

На лбу – солнышко. Не звезда, и на том спасибо…

Ощутив прикосновение ко второй щеке, я даже не сразу поняла, что это уже не кисточка.

Лагранж провел пальцами по коже, коснулся губ. Я изумленно распахнула глаза, успела увидеть его лицо близко-близко, успела даже разомкнуть губы, набирая воздух для возмущенного оклика…

И больше ничего не успела – он меня поцеловал.

Поцелуй был нежным, почти невесомым. Просто прикосновение губ к губам. Но бесконечно долгое… А потом Даниэль прихватил нижнюю, слегка потянул и выпустил. И жаркое дыхание щекочуще коснулось кожи вместе с шепотом:

– Дыши, Лали.

Мое тело будто только этого приказа-разрешения дожидалось. Я судорожно хватнула ртом воздух и вместе с ним – новый поцелуй. Напористей, глубже, жарче, острее…

Я растерялась. Потерялась.

Я не знаю, что делать! Я не умею! Я никогда не…

Хотя при чем здесь – не умею?

Я не хочу!

Не хочу…

Не…

Хочу…

Мягкие губы. Обжигающее дыхание. Горячий язык…

Острый укус.

Такой неожиданный, что я набираю воздух в легкие с каким-то судорожным стоном-всхлипом, и Даниэль замирает. Теперь он касается меня только кончиком носа, и, казалось бы, вот он – шанс сбросить оцепенение. А я не могу даже открыть глаза, не то, что оттолкнуть или отклониться. Так и сижу, зажмурившись, вцепившись в одеяло.

И не верю, что он это сделал.

Он не мог. Я – Невидимка. Я никому не интересна.

Кончик носа чертит линию вверх – по переносице, и поцелуй на этот раз целомудренно касается лба – центра нарисованного солнышка. И это словно рушит опутавшие меня чары, я, наконец, смогла отпрянуть, уставившись на Лагранжа широко открытыми глазами.

Он смотрел на меня серьезно, без следа привычной насмешки. Глаза с расширившимся зрачком казались неожиданно темными, и грудь часто вздымалась, натягивая ткань футболки.

– Зачем?.. – хрипло сорвалось с моего языка.

– Зачем? – изумленным эхом переспросил Даниэль. И улыбнулся своей безбашенной солнечной улыбкой. – Дай-ка подумать… зачем люди целуются?..

Он возвел глаза к потолку и задумчиво постучал пальцем по губам.

Я вспыхнула и отвернулась.

Дурак!

Губы горели. В теле поселилось какое-то странное тянущее чувство, и от одного ощущения его присутствия за моей спиной по позвоночнику пробегали мурашки. Незнакомый пьянящий коктейль ощущений кружил голову.

Тишина затягивалась.

– Если хочешь, никто не узнает, – прозвучал голос за моей спиной.

– Что не узнает?

– Что ты мне нравишься.

– А ты мне нет! – рывком обернувшись огрызнулась я.

Лагранж теперь полулежал на моей кровати, опершись на локоть и смотрел на меня, сидящую, снизу вверх.

– Опять врешь, – констатировал он, и прозвучало это без капли самодовольства. – Моя очередь спрашивать – зачем?

– Затем, что мне это все – не нужно! – рассердилась я.

– Откуда ты знаешь, что не нужно, если даже не пробовала?

Я почувствовала, что снова заливаюсь краской. С чего он решил, что не пробовала? Это он намекает, на то, что я целоваться не умею?

– Все, мне надоело! Уходи.

– Не-а, – парень мотнул головой.

– Проваливай, Лагранж!

– Даниэль.

– О, мальчик помнит свое имя? Какой умный мальчик! А ведь у него такая большая проблема с запоминанием имен!

Я подскочила. Лагранж выпрямился, но остался сидеть. И я снова чуть его не стукнула, в попытке пихнуть в сторону двери, но что-то меня остановило. Что?

Взгляд.

Раньше, когда я злилась, Лагранж смотрел на меня с усмешкой, очевидно развлекаясь и получая неземное удовольствие, доводя меня до бешенства. Но не сейчас.

Не было насмешливого прищура, и углы губ не подрагивали, сдерживая улыбку. Он был серьезным и даже… грустным каким-то.

Это сбивало с толку, гасило яростный запал.

Мне не нравилось видеть его таким. Лучше пусть улыбается.

– Уходи, – тихо повторила я, с трудом подавив в себе порыв сделать что-то, что обязательно вызовет у него улыбку. Например, запустить пальцы в золотистую копну – и взъерошить ее.

– Хорошо, – неожиданно согласился Лагранж. – Две вещи – и я уйду.

– Я не собираюсь с тобой торговаться!

– Поцелуй меня. И пообещай, что подумаешь.

– Я не…

Он встал. Резко. Стремительно перетек из одного положения в другое, оказавшись ко мне вплотную. Тяжелые ладони легли на талию, притягивая меня к твердому горячему телу, обволакивая чужим, мужским запахом.

– Ну же, Лали. Пожалуйста.

Отчаянно зажмурившись – гори оно все синим пламенем, лишь бы ушел! – я сжала руки в кулаки, чтобы не дай бог не вцепиться ими в Лагранжа, привстала на цыпочки и на мгновение прижалась к раскрытым мне навстречу губам. И тут же отпрянула, словив маленькую молнию по позвоночнику.

Пусть только попробует сказать, что не считается!

– Теперь пообещай.

– Я подумаю, – прошептала я, не открывая глаз.

– Даниэль.

– Д… Даниэль… – произнести вслух это имя оказалось невероятно сложно.

И он отступил.

Но глаза я открыла, только когда щелкнула, закрываясь, дверь.

Даниэль

У меня никогда не было девушки. Девушки – были. А девушки – не было.

До шестнадцати я был на строгом домашнем обучении, из общения с внешним миром – только выходы с отцом на различные мероприятия, многолюдные, но не способствующие созданию каких-либо продолжительных отношений. А поступление в Академию хоть и стало глотком свободы, но весьма своеобразным. Я по-прежнему был загружен под завязку, да и… Меня – и моих партнерш – полностью устраивали необременительные связи к обоюдному удовольствию: у студенток Королевской Академии отношения с парнями располагались на низшей ступеньке приоритетов, потому что амбиции есть, а скидок на пол – нет.

Флирт и секс. И ничего более.

До сегодняшнего дня.

До вопроса “Зачем?”.

Зачем пришел? Зачем разбудил? Зачем поцеловал?..

Затем, что я не особенно жаждал участвовать в карательной акции, несмотря на просьбу общественности, но мысль о том, что кто-то другой притронется к Невидимке, пусть даже, чтобы разукрасить, вызвала внутри волну протеста.

Затем, что она спала прямо в одежде, поверх покрывала, и вся сжалась в комок от ночной прохлады и не было возможности просто выдернуть одеяло и укрыть, не разбудив.

Затем, что захотелось. И это было даже не желание, а острая потребность.

Нежная, сладкая, отзывчивая. Она сама не поняла, что она – отзывчивая. И только огромным усилием воли я удержал при себе свои руки.

Не напугать. Не передавить. Не испортить.

А совсем не давить – тоже нельзя. Не подпустит. Девочка-невидимка ловко умеет выстраивать стены и прятаться в тенях…

Плиты замкового пола мелькали под ногами.

На самом деле – это все было глупость.

Ты не туда пошёл, Даниэль. Тебе не надо туда, поверь мне.

И тебе, и ей хватает тех неприятностей, что у вас уже есть, чтобы создавать еще и новые.

И девочка слишком хороша, чтобы окунать ее в дерьмо под названием "Эрик Лагранж".

Не нужно тебе этого.

Просто не нужно.

Я остановился стиснув челюсти и сжав кулаки, и знал, что нужно.

До скрипа зубов, до боли в пальцах – нужно.

Нужно! Необходимо!

Подышал. Пошел дальше.

Разбуженная эмоциями сила кипела, бурлила, давила на череп, распирая его изнутри раскаленным шаром, жгла в груди. Можно было бы устроить им всем тут знатный “срыв”, какого Горки еще не видели, если ее отпустить.

“Потому что у меня проблемы, а ты – симулянт”.

Ладно, будем выше мстительных порывов…

…А сила все же сорвалась, когда на лестнице мне на голову обрушилось облако густой белой пыли.

Она разошлась веером… разошлась бы. Но удар принял на себя магиегасящий порошок. От такого сильного выброса он зашипел, испаряясь, не справляясь, сжигая сам себя. Ослепленный, я согнулся пополам, закашлявшись, судорожно пытаясь вытолкнуть его из легких.

Яркая вспышка осознания, что это ловушка, не давала мне ровным счетом ничего.

От мощного удара в челюсть я окончательно потерял равновесие и кубарем скатился по лестнице, только чудом сумев кое-как сгруппироваться.

Но сознание все равно поплыло. Координация сбилась, проморгаться не удавалось, легкие жгло. Я кое-как перекатился на четвереньки, но встать на ноги не успел.

– Лежачих, говорят, бить нехорошо, – прозвучал откуда-то сверху голос, и меня тут же вздернули, заломив руки за спину. – Сойдет, пожалуй.

Следующий удар пришелся прямиком в солнечное сплетение.

Я сдавленно хекнул, снова сгибаясь. Порошок на одежде и коже снова зашипел.

Ну давай, ублюдок, наслаждайся, растяни удовольствие. Еще пара-тройка ударов, и я размажу тебя о стену.

Но Эриндейл ударил только еще раз зато от души.

– Не беси меня больше, Лагранж. И не таких на место ставили.

Меня резко швырнули вперед, обратно на ступеньки. Кто-то, проходя мимо, пнул по ребрам, и быстрые шаги стремительно затихли, оставляя меня наедине с собственным хриплым дыханием.

Я медленно сел, морщась от боли. Кашлянул, сплюнул на пол кровью из разбитой губы. Вытряхнул порошок из волос, где его осело больше всего. Протер слезящиеся глаза. Щелкнул пальцами, как зажигалкой, и некоторое время, щурясь, глазел на теплый оранжевый огонек – порошок окончательно потерял свою силу.

Обидно, конечно, чуть-чуть не дотянул.

Надо признать, организовано было грамотно. Я бы прямо поаплодировал, да обойдется Эриндейл без моих оваций.

Можно было бы прямо сейчас вломиться к нему и надрать ублюдку задницу – в конце концов я же взломал защиту комнат, ему не спрятаться. Но судя по тому, как умно было устроено нападение, этот вариант он предусмотрел и как-то себя обезопасил. Как именно – у меня не было сил и желания проверять.

Можно было отправиться к ректору. Вот Торнвел обрадовался бы. Два денежных петуха передрались, и что делать непонятно. Наверняка, Крис думает, что я так не поступлю, потому что настучать наставникам – это все равно что полностью угробить весь авторитет. Авторитет меня волновал мало. Куда больше волновало, что эта новость тогда дойдет до отца. И меньше всего в этой жизни мне хотелось обсуждать мои промахи и поражения с дорогим папашей.

Можно было ничего не делать. Пока.

Отличный вариант, кстати, так и поступлю!

А если рядом бродят призраки, которым очень хочется помочь, то я бы не отказался от экспресс-доставки в комнату! А-у…

Призраку до отдельно взятого Даниэля Лагранжа было глубоко фиолетово.

Придерживая пострадавшие ребра я поднялся и потащился в душ.

Беглый осмотр катастрофы не выявил, хотя было бы неплохо придумать как свести эти кровоподтеки до завтрашнего вечера, но при этом миновать кабинет медсестры. Да и в принципе не предавать дело огласке.

Я сунул голову под холодный душ и с наслаждением выдохнул – озноб по позвоночнику, от которого передернуло все тело отвлек от ноющей боли в боку и в солнечном сплетении.

С Эриндейлом я разберусь.

Идиот. Мне нет дела до его бабы, которая к тому же еще и не его. И я бы даже любезно ему это разъяснил, обратись он ко мне по-человечески. Теперь обойдется без разъяснений. По крайней мере тех, которые словами через рот.

С отцом…

Что-нибудь придумаю.

С Лали…

Думать о девочке-невидимке было приятно и болезненно одновременно.

Она обещала. Значит – подумает. Но я знаю, какое решение она примет, это очевидно.

Возможно, оно и к лучшему.