Текст книги "Правила жизни (сборник)"

Богатый – бедный

Есть люди, которые думают, что дети не должны ничего знать о деньгах и что деньги им не нужны: «Подрастут – сами узнают» и «Живут у родителей на всем готовом, а на свои деньги покупают ненужные вещи и от этого только портятся».

Обычно деньги дают время от времени как награду, когда отец или мать в хорошем настроении. Очень редко родители назначают определенный еженедельный оклад и говорят: «Покупай что хочешь».

И только один отец давал каждую неделю по пятидесяти грошей[4]4
  Грош – польская мелкая монета. 100 грошей составляют один зло́тый.


[Закрыть]. Он сказал:

– Даже если ты не будешь слушаться или принесешь из школы плохую отметку, все равно будешь получать по пятидесяти грошей на разные свои расходы. Я хочу, чтобы ты научился тратить деньги.

Ну да, надо уметь не только зарабатывать, но и тратить. Я знавал таких: заведись что в кармане – сразу должен потратить на какую-нибудь ерунду. Даже еще в долг возьмут и не подумают отдать. А иной раз старший – легкомысленный, а осмотрительный как раз младший.

Я целых десять лет заведую ссудной кассой, и если ребята захотят читать научные книжки, то напишу книжку про то, кто и как берет в долг, как отдает и на что тратит. Или же экономит, чтобы купить себе что-либо, что дорого стоит, например коньки, часы, велосипед. А может быть, копит на подарок папе или маме.

Я знал мальчика, который полгода собирал деньги на футбольный мяч и бутсы, а потом отдал свои двенадцать злотых матери, которая заболела.

Много горя приходится хлебнуть бедным в школе, ведь даже бесплатные школы дорого стоят. Хорошо ученику, которому родители в начале учебного года покупают все необходимое: книжки, и тетрадки, и спортивные башмаки, и портфель, да еще и охотно платят взносы.

Неприятно просить, когда у родителей нет денег.

Один вырывает из тетрадки страницы, а запачканную тетрадку выбросит, и никто даже и не узнает. Потерял карандаш, ну и что такого? А другой пишет маленькими буковками, чтобы на дольше хватило.

У одних ребят есть своя комната или, по крайней мере, столик с ящиком, запирающимся на ключ, или полка. Эти могут спокойно делать уроки. А другие окоченевшей рукой при темной лампе на колченогом столе пишут плохим пером и бледными чернилами на скверной дешевой бумаге.

Не каждый завтракает, перед тем как идти в школу. Может быть, он даже и не чувствует голода – привык, только какой-то усталый, сонный и голова болит.

Иногда у одного все есть, а учится он неохотно, а другой и хочет учиться, да родители говорят, что, мол, хватит, пора на жизнь зарабатывать.

Я долго считал, что каждому ученику хочется повзрослеть, и лишь недавно убедился, что это не так. А если ребята хотят быть большими, так только затем, чтобы зарабатывать и помогать родителям, «чтобы мама не мучилась».

Говорят: нищий, убогий, малоимущий, среднего достатка, состоятельный, магнат. Разные бывают степени избытка и недостатка. А можно еще и иначе делить людей: на тех, у кого есть столько, сколько надо, и тех, кто тратит больше, чем зарабатывает.

Отец мало зарабатывает – по десяти злотых в день, – и семья живет спокойно, а можно расходовать по пятидесяти злотых на одних детей, и дети несчастны. Бедные родители могут быть веселыми и говорить о приятных вещах, а состоятельные – нервными, раздражительными, сердитыми, озабоченными.

Точно так, когда один довольствуется пятью грошами на конфетку и редко ходит в кино, а другому и злотого мало, и он все думает: где бы еще добыть?

Может быть, взрослые не всегда охотно объясняют, потому что считают это слишком сложным – дети, мол, не поймут.

Ошибаются взрослые! Ребенок хочет знать и имеет право знать, ведь горе родителей тяжелее своего собственного. Впрочем, в бедных семьях дети знают, отчего раз бывает целый обед, а другой – только хлеб да чуть подслащенный чай; знают, сколько стоят подметки и новая шапка. Знают, что лучше, когда у отца пусть меньше заработок, да верный. Потому что больше всего печалей там, где раз удается получить даже и много, а потом уже долго ничего и ничего. Безработица – это большое несчастье.

Неприятно, если ты знаешь урок, а учитель не вызывает, но гораздо хуже, когда ты умеешь и хочешь работать, а сидишь без работы, хотя тот, кто поплоше, устроился.

Даю теперь важное правило жизни:

Милый мой, хороший мальчик, не пей водку, не пей эту отраву проклятую.

Говорят, водку выдумал сатана. Пожалуй, это так. На водку не только уходят деньги, часто последние; водка лишает сил, здоровья, рассудка, убивает волю и чувство чести, отравляет детей, вышвыривает тебя с работы, растлевает душу.

Когда живешь долго, видишь много страшных несчастий, отворачиваешься, чтобы не глядеть, сердце щемит – так и бежал бы без оглядки и ни о чем не думал.

Я видел три войны. Видел покалеченных, которым руку, ногу оторвало, живот разворотило, так что кишки наружу; ранения лица, головы; раненых солдат, взрослых, детей. Но говорю вам: самое худшее, что можно увидеть, – это когда пьяница бьет беззащитного ребенка или когда ребенок ведет пьяного отца и просит:

– Папочка, папочка, пошли домой.

Водка тихо ползет, как змея: начинается с рюмочки, а потом больше и больше. А иной паренек и не с водки начинает, а с папирос.

И я курю папиросы. Жалею, что привык. Да ничего не поделаешь. И не перед людьми мне стыдно – курят почти все, – а перед собой, что не могу отучиться. Но я не теряю надежды.

Ребенку стыдно за пьяного отца, словно бедняжка виноват в чем, стыдно, что ходит голодный, что дома нищета. Я не знаю, почему это так, не могу понять. Иногда – назло – посмеется над своими дырявыми башмаками и поношенным платьем, а в глубине души – тоска и обида.

Даю вам еще одно правило жизни.

Есть ребята, которые любят держать пари. Чуть что – тотчас:

– Спорим?

Много горя и жульничества из-за пари. Проиграет, а отдать нечем.

Я заметил, что если мальчишка часто держит пари, то потом он играет в карты. А пристрастился к картам – так уже не смотрит, есть у него деньги или нет, свои проигрывает или чужие. Вот из-за водки-то да из-за карт и попадают больше всего люди в тюрьмы!

Многие отцы не могут работать из-за болезней. Поэтому люди все время думают о том, как защитить себя от болезней. Уже есть прививка от оспы, разные лекарства и больничная касса[5]5
  Страховой фонд, пополняемый за счет взносов.


[Закрыть]. Я давно живу на белом свете и многого навидался. Я видел бедных, которым повезло, и они стали богатыми, а чаще – обедневших людей, когда-то состоятельных. И именно из-за болезней.

«Пока отец был здоров, нам жилось хорошо…» «Когда отец захворал и больше не мог работать…» Так начинаются невеселые рассказы ребят.

Разница между богатым и бедным в том и состоит, что благополучие бедняка непрочно. Запасов у него нет никаких, и одна болезнь, одна неудача сразу валят с ног всю семью. Знаю, на больничную кассу жалуются, знаю, что больничная касса не совсем хорошая. Но и такая нужна и приносит пользу.

Больничная касса – это самая умная и важная вещь, какую выдумали люди, важнее аэропланов.

Здоровые люди платят взносы, чтобы иметь, когда захворают, медицинскую помощь, врача, лекарства.

Здоровье – это главное жизненное благо; больной богач – тот же бедняк; подумай же, какое это сокровище – здоровье для бедняка! А без больничной кассы бедный человек болел, но не имел права болеть. И пропадал ни за грош. Небольшое заболевание без врачебной помощи сразу превращалось в смертельную болезнь.

Ребятам кажется, что легко сделать, чтобы не было на свете бедных, несправедливости, обид.

«А почему не выпускают больше бумажных денег, что такое налоги, чем занимается министр финансов и как одна страна дает в долг другой?» Я хотел бы все это объяснить, да сам толком не знаю. Да и невелико утешение знать, коли ничего нельзя поделать: это не от нас зависит. Но от нас зависит, чтобы мы друг друга в школе любили, знали и взаимно помогали. А бедные и богатые не знают друг друга и не очень-то любят.

Есть ребята, которых мало трогает, сколько у кого денег и как он одет, а ведь иные бедные не любят богатых сверстников, и, наоборот, богатые не любят бедных.

Бедным кажется, что все богатые зазнаются, что у них злое сердце и все они барчуки и модные барышни – корчат из себя деликатных и думают об удовольствиях. А богатым опять-таки кажется, что бедные завистливы, неискренни и плохо воспитаны.

Я знаю, почему это так происходит. Потому что порядочный бедный чаще знакомится с богатым распоряжалой и задавалой, а порядочный богатый – с бедным подлизой и шалопаем. Богатый задавала ищет бедных, чтобы хвастать, а бедный пройдоха – богатых, чтобы что-нибудь выманить. А порядочные бедные и порядочные богатые сторонятся друг друга.

Порядочный бедный думает: «Зачем мне с ним разговаривать? Еще подумает, что я хочу, чтобы он меня угощал. И будет ему казаться, что милость мне делает».

Порядочный бедный боится несправедливых подозрений, злых товарищей, стыдится, что не так хорошо одет. А порядочный богатый думает: «Может быть, он сердится на меня за то, что у меня все есть? Может быть, сердится, что я хотел оказать ему услугу?»

Я часто слышу, как про ребят говорят: «Все они такие». Например: «Все мальчишки – хулиганье и грязнули». Или: «Все девчонки – плаксы и ябеды». Неправда; каждого надо узнавать особо и особо оценивать, и узнавать не поверхностно, а основательно. Важно не только то, что человек говорит, но и что он думает и чувствует и почему он такой, а не иной. Только ленивый человек, который не любит думать, говорит: «Все они такие».

Когда я был маленьким, я был богат, а потом стал бедным и знаю и то и это. И я знаю, что можно быть порядочным и добрым и так и эдак и что можно быть и богатым, да очень несчастным.

Надо многое перевидать и многое самому передумать, да и тогда человек часто ошибается и всего не знает.

Мысли – чувства

Удивителен этот мир! Удивительные деревья, как удивительно они живут! Удивительные маленькие червячки – живут так недолго! Удивительные рыбы – живут в воде, а человек задыхается в ней и умирает. Удивительно все, что прыгает и порхает: кузнечики, птицы, бабочки. И звери удивительные – кошка, собака, лев, слон. И на редкость удивителен сам человек.

Каждый человек как бы заключает в себе весь мир. Если я смотрю на дерево, получается как бы два дерева: одно – на самом деле, а другое – у меня в глазах, в голове, в мыслях. Я ухожу и забываю о нем, а потом опять увидел – узнал, вспомнил. Значит, дерево как бы пряталось где-то в моих мыслях.

Все существует как бы два раза: раз – само по себе, а другой раз – у меня в глазах, в голове, в мыслях. И всегда мне что-нибудь нравится, а что-нибудь не нравится.

Или стою я на берегу реки и знаю, что это такая-то река. Но в этой реке все время другая вода, вода в ней ни минуты не бывает одна и та же, все капли одной и той же реки постоянно меняются, постоянно другие.

То же самое, когда я иду по улице, мимо домов и людей. Каждый дом другой, и каждый человек другой, и все это – в течение одной минуты. Из минут складываются часы, из часов – дни и ночи, из дней – недели. Зима, лето – и опять долгие вечера, затем опять весна, почки, зеленые листья. Солнце, ночная тьма, месяц, звезды – тучи, дождь, белый снег. Все постоянно другое и по-другому.

То же самое и со мной. Словно бы и все тот же, но ведь я расту, делаюсь старше. Я смотрю на часы: стрелка движется, прошла минута. Словно бы и все тот же, но то я весел, то грустен и все время вижу что-то другое и о чем-то другом думаю. И даже не знаю, что будет дальше: буду ли я играть, или товарищ рассердит меня и я подерусь.

Или думаю, что сделаю так, а выйдет как раз наоборот. Раз мне кажется так, а раз – эдак. Вот и получается, что я сам себя не знаю.

Если спросить: «Ты хороший мальчик?» Он ответит: «Сам не знаю… Кажется, хороший». Или: «Стараюсь». Как будто странно, что человек не знает, какой он на самом деле, даже себя хорошо не знает.

Мудрец сказал по-гречески: «Гноти сеаутон». Это значит: «Познай самого себя». Значит, даже взрослым трудно познать самих себя, даже мудрецам. Ведь детям кажется, что взрослые знают все и могут ответить на любой вопрос. А мы не знаем, мы на самом деле не знаем.

Если я разговариваю, и играю с кем-нибудь, и знаю, как его зовут, я уже говорю: «Я его знаю». Так ли это? Часто мне кажется, что он такой, а потом вижу, что он другой, что я ошибся.

Даже сам я: весело мне – я один, грустно или сержусь – другой. Когда мне весело, мне все кажутся хорошими, милыми, я охотно уступаю, легко прощаю; я даже не чувствую, что меня толкнули или что я ушибся. И мне кажется, что и всем должно быть весело.

А когда человек сердит, всё ему не так; он и сам потом удивляется, что такие дурные мысли лезли в голову. Даже выглядишь ты, когда злишься, по-другому. Лицо перекошено, бледное или красное, и глаза совсем другие.

Когда я смотрю, как двое мальчишек дерутся, я думаю: «Что за вихрь, что за буря мыслей и чувств?» А когда расходятся, запыхавшись, я прикладываю ухо к груди: бедное сердце колотится так часто и сильно, что останавливается в изнеможении, а потом еще и еще и никак не успокоится.

Один вспыльчивый, легко впадает в гнев, другой редко злится; один умеет хоть немного, да владеть собой и сдерживается, другой сразу приходит в неистовство, словно убить хочет. Про таких говорят: «Раб своих страстей».

Правильно говорят: тот, кто не умеет сам себе приказать «Перестань!», у кого нет сильной воли, тот раб – всякий доведет его до белого каления. Мудрец сказал, что приказывать другим легко, а вот научись-ка быть господином своих собственных мыслей и чувств…

Бывает, злость сразу проходит, сменяясь чувством раскаяния. Я заметил, что, если очень сердиться на кого-нибудь и кричать, тот стоит злой, взбунтовавшийся: опустит голову, насупит брови, молчит. Тогда я перестаю сердиться и ласково говорю:

– Вот видишь, и самому тяжело, и всем с тобой тяжело. Больше так не поступай.

После этого он начинает, хотя и стыдно ему, плакать и каяться.

Мне кажется, взрослые не должны сердиться на детей, потому что это не исправляет, а портит. Часто взрослым кажется, что ребенок назло им упрямится – не желает что-либо сделать, сказать. Нет, ему стыдно.

А если кому-нибудь стыдно, он не может говорить, язык застревает в горле, трудно пошевельнуть. В голове пустота, мысли словно улетучились. И ты говоришь и делаешь не то, что хочешь. Стараешься быть смелее, а выходит еще хуже. Сразу можно понять, что человек притворяется: говорит слишком смело и громко, движения чересчур развязные. Или губы прыгают, теребит платье и не может отвечать. Как парализованный.

Удивительно это чувство страха. Все кажется опасным. Словно кто на мысли набросил черную шаль и душит. Даже дышать трудно.

Конечно, страх страху рознь. По-одному боишься днем, в школе, по-другому – ночью, по-третьему – если тебя кто-нибудь напугает внезапно, по-четвертому – если всегда кого-нибудь бояться. Бывает, знаешь, чего боишься, а то и не знаешь.

Взрослые думают: «Озорной, ничего он не боится, ничего он не стыдится». Вовсе это не так. Врачи – те хоть скажут:

– Нервный, боится.

Да и то не всегда. А уж хуже всего высмеивать.

Я много раз беседовал с такими, которые боятся по ночам: они очень несчастны. А родители думают, что все это пустяки. Стукнет что-нибудь ночью, или сон приснится, а часто даже не знаешь, во сне это или наяву. Смеяться над детскими страхами или нарочно пугать – жестоко.

Я часто думал о том, что значит быть добрым. Мне кажется, добрый человек – это такой человек, который обладает воображением и понимает, каково другому, умеет почувствовать, что другой чувствует. Если кто-нибудь мучит лягушку или муху, такой сразу скажет:

– А если тебе так сделать?

Или, например, бабушка: то старушка как старушка, а то кажется такой бедной, слабой, что хочется помочь, проявить внимание, развеселить.

Я уже давно заметил, что, если я на какого-нибудь мальчишку очень рассержусь, его сразу обступают ребята и принимаются утешать, объяснять. Признаюсь со стыдом, это меня даже злило. Что такое?! Ругаю – значит, заслужил. А если вокруг него толпа – выглядит так, словно виноват я, а не он.

Теперь я отношусь к этому иначе: и хорошо, так и должно быть, каждый, попав в беду, должен найти у людей поддержку. Не нравится мне это школьное наказание, чтобы с кем-нибудь не разговаривать.

Надо уметь сочувствовать добрым, злым, людям, зверям, даже сломанному деревцу и камушку. Я знаю мальчика (теперь он уже большой), который собирал на дороге камушки и относил в лес – там их уже никто не потопчет.

Чувства бывают сильные и острые или мягкие и нежные, бывают яркие, бывают спокойные.

Что такое любовь? Любишь ли всегда или за что-нибудь, и всегда ли ты любишь тех, кого ты должен любить, и так, как должен? Одинаково или то больше, то меньше? И что такое благодарность и уважение? Какая разница между «любить» и «очень нравиться»? Как узнать, кого больше любишь?

Я заметил, что ребята не любят говорить о своих чувствах. Может быть, им просто трудно? Даже маленькие не любят. А взрослые часто задают детям вопрос:

– Любишь? А кого ты больше любишь?

Я спросил у одного мальчика: как он узнал, что любит эту девочку больше, чем других? Он ответил:

– Раньше я говорил с ней, как со всеми, а тут вдруг я ее стал стыдиться.

Порой даже и не знаешь, что кого-нибудь любишь, но, когда ее или его нет, тобой овладевает чувство беспокойства и какой-то пустоты, сиротливости и одиночества. И хочется, чтобы она или он вернулись. Это называется тоской.

Тосковать можно по родителям, по товарищу, по дому. А самая сильная тоска – это тоска по родине.

Столько разных чувств, что всех не сочтешь. Можно попробовать выписывать их из словаря в тетрадку. Потому что тут, в этой книжке, я могу вкратце упомянуть лишь о некоторых наиболее важных чувствах (о которых ребята говорили со мной по душам, а не потому, что их подучили). И об обычных чувствах, повседневных.

Упомяну еще о трех чувствах: разочаровании, обиде и оскорблении. «Я разочаровался. Думал, будет хорошо. И ошибся. Вышло не так, как хотелось». Люди говорят:

– Мучительное разочарование, горькое разочарование.

Да, подчас чувствуешь как бы боль, а подчас – только неприятный горький, терпкий привкус.

Часто к чувству разочарования примешивается и другое – обида. Мы обижаемся, что нас ввели в заблуждение, обманули наше доверие. Если товарищ выдаст тайну, наговорит на тебя, обманет, тебе неприятно, ты обижен.

Упомяну, наконец, и об оскорблении. Если хотят меня унизить, или осмеют, или оскорбят кого-нибудь, кого я люблю и уважаю, мне грустно, больно, я сержусь.

– От удара не так больно, как от слова, – сказал один мальчик.

– Чем смеяться, лучше бы уж побили, – сказал другой.

Когда взрослые хотят унизить и оскорбить детей, дети чаще всего делают вид, что им все равно. А не делают – значит, уже утратили стыд. Чувства ведь, если не уметь обращаться с ними, ослабевают – как говорят, притупляются.

Разные бывают люди. Один часто бывает веселым и редко – грустным, а другой – как раз наоборот. Один любит почти всех, ни к кому не питает неприязни, а другой словно сердит на всех, трудно на него угодить. Некоторые легко привыкают к новым людям, а другие, недоверчивые, долго приглядываются, прежде чем скажут: «Люблю». Один долго помнит, другой быстро забывает. Разные бывают люди.

Раньше я думал, как и все: ребята легко сердятся и легко прощают. Час назад подрались и опять вместе играют. Только что играли и уже поссорились. Конечно, кто-нибудь скажет в сердцах: «Никогда больше не буду с ним разговаривать. Никогда уже больше не буду с ним играть». Или наоборот: «Мы всегда будем дружить».

Но так говорится только в исключительные минуты, да и у взрослых то же самое. Иногда нарастает исподволь неприязнь, а иногда дружба длится годами.

Здоровье

Взрослым кажется, что дети не заботятся о своем здоровье: если за ними не смотреть, они повыпадали бы все из окон, поутонули бы, попали бы под машины, повыбили бы себе глаза, поломали бы ноги и позаболевали бы воспалением мозга и воспалением легких – и уж сам не знаю, какими еще болезнями.

Нет. Детям совершенно так же, как и взрослым, хочется быть здоровыми и сильными, только дети не знают, что́ для этого надо делать. Объясни им, и они будут беречься. Нельзя только чересчур запугивать и слишком много запрещать. Если запугивать, они перестанут верить, а если очень уж стеснять, потеряют терпение и назло станут делать тайком как раз то, что запрещено.

Люди бывают благоразумные и легкомысленные – как дети, так и взрослые. Ничего с этим не поделаешь. Дети любят больше бегать и все пробовать. И опять ничего уж не поделаешь. Нужна книга, которая объяснила бы все это ребятам спокойно и без запугивания.

Итак, надо знать, что у одного здоровые зубы и он не знает, что такое зубная боль и зубные врачи, а другой не одну ночь проплакал напролет: болели зубы. У одного болит голова или живот, а другой посмеивается: «Животик у него болит, головка. У меня вон никогда ничего не болит».

Один порежется, и ничего. Я знал одного очень подвижного мальчика, который проходил лето босым. По возвращении из деревни у него было на обеих ногах семнадцать порезов, ссадин и синяков.

– Ну и что? Ерунда, заживет.

А у другого малюсенькая ранка болела неделями. Значит, один должен беречь себя, а другой может больше себе позволить.

Я лучше знаю как раз этих слабых, но никогда не говорю: «У тебя будет воспаление легких». А лишь: «Схватишь насморк». Не говорю: «Сломаешь руку». А лишь: «У тебя заболят руки», когда уж чересчур рьяно борются. Небольшая мышечная боль для здорового человека даже приятна, например после катка, после гребли, после дальней экскурсии.

Не следует слишком часто говорить, что будет потом. Надо помнить, что это может много раз сойти безнаказанно и предсказание не исполнится.

Однажды потный мальчик очень быстро ел мороженое. Я сказал:

– Увидишь, горло заболит.

На другой день осматриваю горло: красное, но не больно. Я дал мальчику зеркало, чтобы убедился.

Другой после крутых яиц наелся слив, а потом стал пить сырую воду. Я сказал:

– У тебя заболит живот.

Спрашиваю его вечером.

– Немножко только поболел, но это ничего.

Я долго предупреждал одного мальчика, чтобы он, играя, так не расходился; он все не слушался. И наконец в школе во время борьбы действительно сломал себе руку. А ведь не все переломы одинаковы. Иногда наложат гипс, потом через несколько недель снимут, и все опять так, как было. А вот этому мальчику, о котором я говорю, кость пробила кожу, он пролежал три месяца в больнице и теперь совсем не может сгибать руку. Хуже всего, если кость сломается в суставе.

Иногда ты тотчас расплачиваешься за неосторожность и добываешь опыт сразу. Но бывает и по-другому.

Летом ребята жалуются, что чешутся уши или пухнут и горят пальцы.

– Правильно, ведь ты их зимой отморозил.

Не всегда болезнь проявляется сразу. Заразился сегодня, а болезнь разовьется по-настоящему только через неделю. Это называется «инкубационный период». И не всегда болезнь, иногда просто легкое недомогание. Нехорошо преувеличивать.

Говорят: «Солнечный удар… Не бегай без шапки… Воспаление мозга…» Нет, кружится и болит голова, тошнит, и вообще как-то нехорошо. «Плохо себя чувствует. Нездоров. Сам не свой. Недомогает».

Ребенок сам не знает, что с ним, но он подавлен, раздражен, недоволен. А сколько бывает из-за этого ссор, драк, неприятностей дома и в школе!

«Живот да головка – лентяйская уловка». Не совсем верная пословица. Не следует недооценивать легких недомоганий.

«Неженка. Ничего с тобой не сделается. Не умрешь». Один преувеличивает, другой недооценивает. Верно, от насморка не умирают, но он неприятный.

Несчастные дети, у которых часто бывает насморк! И дышать трудно, и носу больно, и вообще ни к чему душа не лежит. Да еще пристают. «Сопливый. Сопли распустил. Утри нос».

Иногда и вытирание не помогает, а вытирать очень больно, не у всех ведь натура одинаковая.

Чтобы быть веселым, нужно хорошее самочувствие, здоровые сердце, нос, голова; здоровая радость свободна от боли и забот. И старику неприятно бояться и беречься, а каково это маленькому?

Я долго не мог понять, почему некоторых ребят товарищи не любят и что эти ребята действительно неприятные.

Стоял прелестный весенний день. Все выбежали во двор и весело играли. Один мальчуган продолжал сидеть у меня в комнате, тихий, грустный и бледный. Сначала читал – надоело, потом лег на диван, потом принялся глядеть в окно. Мне стало жаль его. И я говорю:

– Иди поиграй немножко.

А он:

– Ой, не хочется.

Посидел, посидел, а потом говорит:

– Пойти, что ли.

Ладно. Смотрю в окно: что будет дальше? Мальчик сошел во двор, постоял немножко и присоединился к играющим. Бегает и бегает, но я ясно вижу, что ему трудно, он запыхался и уже устал. Потом как-то сразу поссорился, и поднялась свалка. Я думал, он вернется ко мне, но нет – верно, стыдился.

Когда у кого-нибудь болит голова, ему труднее сдерживаться. Даже если играет, он в себе не уверен: а может быть, опять эта дикая боль?

Я знал одного мальчика, который часто ходил злой, недовольный. У него часто болел живот. Наконец мальчуган расхворался по-настоящему: поднялась температура, он слег. Его положили в больницу и сделали операцию. Эта болезнь называется воспалением червеобразного отростка слепой кишки, или, иначе, аппендицитом. Врач в больнице сказал, что он уже давно был болен. Мальчик вышел из больницы здоровым. И теперь он стал веселым, как все.

Часто кто-нибудь ходит несколько дней грустный, злой и уже только потом заболевает. Если за это время он наделает со зла глупостей и возникнут неприятности, про него говорят, что заболел от огорчения.

Я заметил, что слабых часто преследуют. Говорят: «Размазня, растяпа, увалень, мямля, пижон, маменькин сынок».

В своих суждениях о человеке надо быть снисходительным и осторожным. Не следует думать, что все должны быть одинаково здоровыми и сильными. А смеются даже не со зла, а по легкомыслию.

Дают прозвища: «Горбун, Хромоножка, Слепой, Заика». Один привыкает и лишь держится от ребят подальше, все больше читает и, грустный, затаив обиду, живет в одиночестве, а другой, выведенный из себя несправедливостью, действительно становится неприятным и злым.

Ребята преследуют и высмеивают толстых. Говорят: «Обжора, жирный, жирдяй». Неверно. Ведь это тоже болезнь.

– Болезнь? Что толстый-то?

Худых опять злючки обзывают: «Чахоточный, Скелетик!»

В медицинских книжках пишут, что и очень худые, и очень полные люди – нездоровые, а такой ничего не знает, да еще спорит.

– Такой большой парень, и делает под себя! Грязнуля! Вонючка!

Опять преследования.

– У него слабый мочевой пузырь, слабые нервы.

– Какой там пузырь и нервы…

– Молчать, осел! – закричал я.

И я поступил плохо – оскорблять нельзя, но не всегда хватает терпения.

Раз я торопился, сказал что-то, а мальчик не понял. Я обозлился и спрашиваю:

– Не слышишь, что тебе говорят? Глухой?

И тут вдруг вспоминаю, что он действительно плохо слышит, после скарлатины у него болели уши. Мне было очень неприятно, я дал себе слово никогда больше так не поступать.

Один известный писатель написал книжку, в которой высмеивают веснушчатого мальчика[6]6
  Имеется в виду герой повести французского писателя Ж. Ренара (1864–1910) «Рыжик».


[Закрыть]. Очевидно, писатель просто не подумал. Ничего не поделаешь, и опытному писателю случается ошибиться.

Я сам долго делал такую ошибку. Если был какой-нибудь слабый, или не очень умный, или некрасивый, или несимпатичный ребенок, я всегда просил:

– Будьте с ним подобрее, отнеситесь поласковее, уступайте ему.

И вот попался мне глупый и нахальный мальчишка. У него были больные глаза, больные уши и больной нос. Дома его били. Мне и захотелось показать, что уж тут-то о нем позаботятся.

Славные ребятишки делали так, как я просил: позволяли ему брать мячик, втираться без очереди и вообще всё. И этот глупец решил, что теперь он самая важная персона, и принялся командовать и скандалить.

Наконец смотрю я, а он подмял под себя и колотит спокойного, умного и доброго мальчика. Тут уж я схватил нахала, оторвал от жертвы и втолкнул к себе в комнату.

– Хватит доброты! Привык к палке, а здесь не бьют, так и ты не бей! Не умеешь играть, так пошел вон, живо! Не твой черед, так не хватай мяч, ясно?

И настал покой. Потом над этим мальчишкой взял шефство хороший мальчуган, но уже по собственному желанию.

Нелепо ведь, чтобы один, хотя бы и в невинной форме, отравлял жизнь всем. Нельзя требовать от группы слишком многого. Здоров ребенок или болен, умен или глуп – каждый должен приспосабливаться к общим законам, не может он быть каким-то исключением. Но и такому не следует докучать.

Знаю, есть дети, страдающие от отсутствия заботы, но есть и такие, кому чрезмерная забота приносит вред, утомляет и сердит. Мне жалко детей, которым нечего есть и которые недосыпают, но жалко и тех, кого насильно заставляют есть и лежать в постели.

Я знаю девочку, которую даже рвало за обедом, а отец бил ее за то, что не хотела есть. От любви бил. Но ведь это ужасно и совершенно бессмысленно! А в некоторых колониях детям – летом! – велят вылеживать в постели по пятнадцати часов. Хотя это и делается по указанию врачей, я заявляю, что это глупо. И говорю так не потому, что не уважаю здоровье, а, наоборот, именно потому, что знаю ему цену.