Текст книги "Неудобные люди"

Даже не знаю. С бабушкой конечно лучше чем нет ^{бабушки}. Мы потом с ней сидели говорили смеялись и на память обнялись.

Но вообще хорошо. Потому что тогда мы с Анастасией Але^ксан^дровной сможем вместе. Она тоже хочет я знаю. Да.

* * *

– Евгений Леонидыч, ну что? ЗПР?

Психиатр погладил бородку и ответил:

– Да. Составите малый протокол?

Для постановки диагноза использовались методики по федеральному образовательному госстандарту (хотя на деле можно было использовать всё, что хочешь, кроме чего-нибудь суперэкстремального – типа, пожалуйста, не надо класть детей в гроб, чтобы заговорили, да, и такое бывает). После итоговый диагноз обсуждался всей комиссией, выносился психиатром (Евгением Леонидовичем, очки с бородой), и все подписывали документы. Главная подпись ставилась председателем – воспитателем, педагогом, сегодня – Мариной Валентиновной, здравствуйте.

– Да. Я вам занесу, – ответила та и сделала какие-то пометки у себя в записях. – Напишете тогда потом направление?

– Угу-угу, всё подготовлю, – ответил психиатр. Направлениями заведовал он, требовались постановления врача.

Настя слушала их, со всем согласная. У комиссии редко случались споры. Она перелистывала свой блокнот и пробегалась по законспектированным, законсервированным наблюдениям. Обдумывала, что из этого ей нужно будет переписать в заключение – ответы ребенка, показания родителей, собственное мнение – мнение логопеда-дефектолога.

Школы для детей с умственной отсталостью называли школами восьмого вида.

Только что комиссия завершила диагностику очередного ребенка, направленного к ним другой комиссией. Задержка психического развития. Евгений Леонидович напишет направление в школу седьмого вида. С ЗПР учатся там. Настя всё это вспоминала, освежала. Освежевала старую себя, чтобы добраться до еще более старой себя, ее привычек и наработок.

– Ну что, расходимся? – подытожил Евгений Леонидович. – На сегодня больше ничего нет.

Все встали. Настя остановила воспитателя, пожилую женщину, – легонько взяла за локоть. Не спеша они вместе вышли в коридор. Настя начала:

– Марин. У меня сейчас будет угадай кто?

– Что угадывать-то, – улыбнулась тяжеловесная, но дружелюбная Марина. – Я уже знаю всё.

– Ну да. Вот… Он же у тебя учится, я хотела спросить, надо ли мне знать о чем-то? Может, что-то было за это время?

– Да что, да нет вроде бы. Всё то же самое.

– Ну. Вообще ничего?

– Да вообще, Насть. Понимаешь, он же еще закрытый такой. Ничего не поймешь. Но он всё еще самый способный из пятнадцати, – классы в коррекционных школах обычно малокомплектные.

– Шестнадцать же было, нет?

– Ой, там такая история, даже не спрашивай. Родителей – в тюрьму, а ее – в интернат.

– Ужас какой!

– Давно уже было.

– Ох… Понятно. Ну, ладно. Как ты вообще?

– Да нормально. Помнишь, Витя ипотеку брал?

– …

– Сын мой. С невесткой.

– А, да, конечно. Как он?

– Давно еще брал. Скоро выплатит, представляешь! Нарадоваться не могу. С деньгами получше будет, может, и внуков увижу.

Настя поздравила воспитательницу и пошла к себе, подготовиться.

Раскладывала бумаги. Даже волновалась.

Как быстро учишься не волноваться перед первой встречей с ребенком или его родителями, или опекунами? Когда Настя только начинала, у нее на это ушло месяца три-четыре. Сейчас же ее охватил легкий мандраж только перед встречей с одним из детей.

В дверь постучали, Дима вошел. Они стояли друг напротив друга, только вдвоем: Наташа была на своем тестировании, а Оля куда-то отлучилась[17]17
  Прям вот так и сказала:
  – Я отлучусь на минутку, – и убежала, отлучилась.


[Закрыть].

– Ну что ж, привет, Дима. Давай сядем?

Поздоровался.

– Я снова с вами? С вами тесты?

– Да. – Настя улыбнулась и в этой улыбке распахнулась вся. – Да.

– Понятно. Да.

Подзахлопнулась. Они сели: она – за свое рабочее место, он – напротив. Пять лет назад она бы ему предложила диван и придвинула журнальный стол, коричневый, полуголый, со слезшим покрытием, у них с мамой раньше такой был, до ремонта, такие у всех были.

– Я попросила Виталия Афанасьевича, чтобы мы снова занимались вместе.

– О-о. – В глазах Димы заиграло удивление и… тепло, это было немного тепла, тепла, да?

Так как Диму теперь снова вела Настя, она должна была провести тестирование, лично оценить его… хм, достижения. Она не сомневалась в компетентности Наташи, та работала дольше нее и свое дело знала, отчеты писала безукоризненные, разве что иногда с запахом табака. Но от формальностей никуда не деться, сиди, проверяй, пиши, и именно эта формальность Настю сейчас (в кои-то веки!) только радовала.

– Ну что, начнем?

Побежали знакомые тесты – пустые фигуры, выцветшие пыльные картинки, связные придуманные истории по ним, – только на несколько уровней сложнее. Легкие – легкие – примеры на сложение, вычитание, умножение и деление. Объясни смысл пословиц, как понимаешь. С каждым классом сложность заданий предсказуемо возрастает, Дима и с этими справлялся на ура.

Настя бы хотела не ставить ему диагноз. Сказать, что никакого слабоумия у него нет, что ему не нужно учиться в коррекционной школе, не нужно сидеть здесь до пяти часов вечера, не нужно гулять с другими отсталыми детьми. Не нужно заходить в этот кабинет и видеть ее.

Но не могла. Справляться с тестами на слабоумие – не великий успех в мире, где все остальные живут по другим тестам и правилам, в другом вообще-то мире.

– У тебя как обычно хорошие результаты. Ты большой молодец, Дима.

Тяжелое молчание заполнило кабинет, вязкой своей субстанцией, каждую его щель и каждую душевную складку сидящих в нем.

– Как твои дела?

Снова молчание. Дима смотрел в пол, а через несколько секунд поднял взгляд на Настю.

– Почему вы не приезжали?

Он смотрел прямо на нее. Их губы синхронно, в одну быструю мелодию начали подрагивать. Чуть-чуть.

– Вы забыли?

– Нет, что ты…

… … …

… … …

– Не хотели?

– Нет. – Насте уже давно было стыдно перед собой, но оказалось, что перед Димой стыдно больше. – Я никогда о тебе не забывала и хотела приехать. Просто… просто, понимаешь… так получилось, я замоталась, и семейные дела, и семья, и… И некогда стало. … Теперь всё будет по-другому! Теперь мы будем видеться чаще… как я когда-то и говорила. Как обещала. Прости, что не приезжала. Мне очень стыдно.

А он всё время молчал. Просто сидел, сложил руки на колени, чуть сгорбленный.

– Я слышала, твои родители переезжают? В Америку?

– Да. Они все в Америку. Леша и Юля тоже.

– Просто так?

– Папа… у папы работа.

– А ты?

– Сказали, что я с бабушкой.

Дима отвечал то, что она и так знала. Похоже, он относительно легко смирился. Впрочем, она помнила, что он в принципе смирялся со всем, что с ним происходило – или не происходило.

– А ты рад? Что тебя оставляют с бабушкой? Или ты бы хотел поехать с родителями?

– Не знаю. Я хотел, конечно. Я люблю Америку. Ну то есть… я бы любил Америку. То есть я люблю Америку, я смотрел фильмы, но не был там. А я бы любил, если бы был. Но раз нет, то… – Дима заговорщицки улыбнулся и посмотрел на Настю. – Бабушка хорошая. И… вы.

– Угу. – Настя думала, действительно ли это хорошо – семье оставлять ребенка, но решила, что лучше уж с бабушкой, она наверняка хотя бы заботливая. Бабушка хрестоматийно ассоциировалась с пирожками, блинчиками и вареньем. Хотя у Крис бабушка вряд ли ассоциируется с ними. – А мы ведь с ней не знакомы. Расскажешь про нее?

Дима рассказал – толстая, добрая, медленно ходит, с улыбкой на лице, лицо в морщинах, улыбка посреди морщин. С добрыми глазами, глаза тоже посреди морщин. Рисует с ним, готовит с ним. Хорошая.

Настю это успокоило.

Они поговорили еще.

– Заходи, если… когда захочешь, – сказала уходящей спине Настя, и спина обернулась.

04

«Добрые люди, здравствуйте. Ищу так сказать друзей по несчастью. У моей дочери умственная отсталость, глубокая. Еве 8 лет, не разговаривает, ходит под себя, кричит и агрессирует. Послеродовая травма. Уже давно предлагают сдать в интернат. Отказываюсь конечно, но это сущий ад. Сидим на памперсах, пьем успокоительное, много. Дорогие мамы и папы, у кого что-то подобное, кажется только вы меня поймете. Остальные не понимают. У кого похожие ситуации, как вы справляетесь?»

Сообщение от некой alenka1988 открывало форум Жизнь с УО-ребенком на сайте для родителей умственно отсталых детей – Особенные ребята. Аня вспоминала вчерашний визит в коррекционную школу, знакомство с воспитателем и дефектологами, и какие-то учителя еще туда-сюда ходили, медленно, будто передвигаясь в еще не застывшем холодце, который мама делала под Новый год и всегда выставляла зимой на балкон, а Аня выходила и смотрела – уже всё или еще нет. Это праздничное в их семье блюдо она никогда не любила, а в ее пятом классе они поехали в Питер, и там – кунсткамера, уродцы в желто-сером, Аня смотрела на них и думала: холодцы… А потом каждый Новый год она…

Она мотнула головой, попыталась отогнать мысли о заспиртованных холодцах, застывших детях, прокручивала ленту и выборочно читала комментарии.

vika.st: Здравствуйте, у нас почти то же самое. Уже 6 лет, социализации никакой. Очень частые истерики, рвет шторы, швыряет все до чего дотягивается. Приходится все убирать подальше. Боюсь представить, что будет когда вырастет… Обследовались в институте Смирнова, мрт, психиатры. Сказали: лучше не будет, смиритесь((выписали успокоительные и противосудорожные. Помогают, но не полностью.

3ima43: vika.st, нам тоже предлагали сдать, хотя бы на будни. Воспитываю одна, но работаю. Муж ушел, не выдержал, иногда помогает мама, но она уже старенькая, ей тяжело. Живем в маленьком городке, на всю округу один интернат и условия там такие, что и врагу не пожелала. Агрессии нет, но несамостоятельная, сама ничего не делает…

imama: наш вечно бьется башкой о стены шкафы, не досмотришь и уже видишь как со всей силы шарахается. выходим иногда на прогулки, признает только один маршрут, если свернуть то истерики. любит качели, только на них качается. недавно так раскачался, что чуть не улетел оч сложно следить. как у вас с прогулками?

klara: Выписали с гипоксически-ишемическим поражением цнс. Наглотался околоплодной жидкости. Слишком активный, успокоиться не может, приходится на таблетках, посадили поджелудочную.

zvetok: …эпилептические припадки несколько раз в день. Успокоительные не помогают…

anna_strom: …фенибут и хлорпротексен…

rina.zayats: …неулептил и аминозил…

nikita80: …жена ушла, ращу один…

Стоп. Аня закрыла глаза и попыталась всё это переварить. Лекарства, страх, симптомы, жалобы – и кровоточащие, и отстраненные, уже частично прожитые – змеились вокруг.

kseniya: А как у вас, простите, с половым? Моему 16, он часто мастурбирует. Иногда при нас, некуда деваться. Вроде бы смущается, понимает, что что-то не то, но продолжает.

aleftinaV: kseniya, Моему сыну 26, легкая УО. Та же проблемка. Смотрит пристыженно если замечаю и уходит в другую комнату. Давно думаю вот бы найти ему пару, только как?

Vesla: aleftinaV, я знаю, что есть специальные сайты для УО. А как у вас с социальным?) Моей 22. Средняя степень, но мы справляемся. Красивая:)

Аня скривилась. Бросило в жар.

Это не то, что она надеялась найти. Точнее… то, но не совсем. У этих людей было всё настолько тяжело, что это казалось другим миром, другими проблемами, не имеющими отношения к ее, Аниной, проблеме.

И вообще – зачем она здесь? Сколько лет прошло, сколько лет она с этим живет, никогда на такие форумы не заходила. Дефектолог посоветовала. Эта, как ее. Да. Зайдите, почитайте, там есть разделы про обучение, про взросление, про всё вообще есть. Может быть, что-то для себя найдете. Вообще многие там друзей по переписке находят даже, лично знаю несколько таких людей. – Хорошо-хорошо, спасибо, посмотрю на днях. Но не планировала Аня никуда смотреть на этих днях. Этих днях, – усмехнулась она. – Вот уж точно: вся жизнь как эти дни. Бесконечные.

Но зашла и посмотрела. Всмотрелась и онемела. Странное было чувство, будто заживающий нарыв наполнился новым гноем – или он там всё время был, глубоко? Да, подготовка к учебному году, к первому учебному году Димы и приезд в коррекционную школу Ане будто напомнили о существовании слабоумного сына. О тех годах, когда она его перекинула няне, о беременности, когда она… В конце концов, о том, как сейчас она… Еще был вариант нанять сиделку или поискать специальных преподавателей и оставить Диму дома, закрыть, как принцессу в башне. Но мороки это предвещало намного больше: составление индивидуальных программ, плотное общение с воспитателями школы для контроля за продвижением по этим программам, а еще всё время, много-много лет подряд снование незнакомых женщин по их дому. Постоянное напоминание. И, кажется, совсем уж лишение Димы возможности общаться с другими детьми. Так что от почти обретшей плоть сиделки отказались.

Зажмурилась, и еще, и еще, сильно сжимая веки, как губку. И почему вся жизнь связана с тупыми?

Аня росла с сестрами-близняшками, на четыре года младше. Ей казалось, что родители уделяют им внимания больше, чем ей. Аня была взрослее, за ней нужно было меньше следить, а затем – в ее лет семь-восемь – отец с матерью как-то молча решили, что старшая справится сама, а близняшек нужно еще растить и растить.

Аня так и жила – отправленная машиной времени на четыре года вперед, тогда как всё настоящее в семье происходило там, с ее младшими сестрами. Тебе столько одежды не надо, ты уже медленнее растешь. Отдай игрушки, не жадничай, тебе уже сколько лет, наигралась. Ты одна, а их две. Ты уже и сама можешь справиться, а они еще маленькие… ты посмотри, какие хорошенькие.

И хотя они вместе взрослели, Аня замечала, что умнеет будто бы только она. Близняшки вышли какими-то глуповатыми, неказистыми, несоциальными – всё в себе да друг с другом, но все родственники, учителя и друзья семьи с ними носились: вы посмотрите, какие интересные, не как все, и надо же, как повезло, первые близнецы в роду / среди знакомых/друзей/коллег.

Аня и стеснялась их немного, а их ей, как назло, впихивали поглубже, заматывали шарфом: отправляли гулять, провожать до школы (Аню и близняшек отдали в разные). Ни ее победы в соревнованиях, ни ее пятерки никого особо не интересовали, их же четверки с минусом, камышовая посредственность и потупленный взгляд интересовали всех. Так, в общем-то, продолжалось, пока Ане не исполнилось восемнадцать и она почти не перестала приходить домой.

Она провела рукой по клавиатуре, чтобы успокоиться. Собралась. Зарегистрироваться. anna.199… нет, зачем им возраст знать. anna.sp. Так, открыть форум, тема, комментарии, оставить комментарий. И начала набирать текст.

* * *

Когда снова пришла Анастасия Алексанордраодрвна тогда стало легче. Теперь в школу веселее ездить.

Мне все еще обидно на нее, но с ней лучше. Да я уже почти не злюсь. Да.

Анастасия Алексанавна^дровна наливает чай и спрашивает про дела как. Иногда мы рисуем и читаем. Иногда она разрешает мне просто сидеть а сама за работает.

Я люблю на нее смотреть когда она работает. Она что-то пишет или не знаю что и смотрит в бумагу. Забыл слово, но в общем у нее делается такой взгляд. Занятой. Вот да занятой.

Нет не занятой. В общем она делается такой красивой когда смотрит в свою работу и занята. Совсем такая как тогда.

* * *

Динара закинула ногу на ногу, так и сидела. На столе лежали яркие распечатки, на которые она небрежно показывала зажатой между пальцами на манер сигареты перьевой ручкой.

– Задача моя не столько научить делать какие-то шедевры, сколько включить их в сам процесс. Снять блоки, вывести в новое состояние.

Сидящие напротив школьные директор и психиатр смотрели то на нее, то на документы – распечатки. Их заинтересованность, кажется, сочеталась с легким недоумением.

– Дифференцируется восприятие, улучшается мелкая моторика, развивается наблюдательность. Умение выбирать. Всегда есть положительные сдвиги в области умственных операций, о результатах моей частной работы можете почитать здесь же. И, если собеседование пройдет успешно… – Динара выдержала необходимую паузу (чуть не засмеялась) и сняла ногу с ноги, – то уже к концу недели я предоставлю вам полную программу, а со следующей – приступлю. Если такой график вас, конечно, устраивает.

Собственно, она знала, что собеседование чисто формальное. И на самом деле если кто и должен был собеседовать – то она. Это она делала одолжение бюрократам с проредившемся кошельком и разбавленным взглядом.

– Динара Саидовна, спасибо… – Директор (как его) повернулся к психиатру и снова повернулся к ней. – Это очень интересно, но… мы правильно понимаем, что вы устраиваетесь к нам на общих условиях?

– Совершенно верно, – медленно пропела Динара. – Всё как у белых людей, общие условия, ничего сверх.

– Но достаточно ли мы для вас?..

– О, не переживайте на этот счет, я работаю в разных местах, и практика в вашем заведении мне очень даже подходит.

Динара была специалистом по работе с неполноценными (в основном с детьми, но не только) – УО, аутизм, СДВГ, ЗПР, слабослышащие, слабовидящие, целая колода была, вытягивай что хочешь. Известным и высокооплачиваемым. Она давала консультации богатым семьям, школам и специализированным центрам, составляла программы, проводила тренинги, офлайн– и онлайн-курсы, разрабатывала креативные методики, ездила по всей области, потому что где в одном этом городке найти деньги.

В коррекционной школе восьмого вида № 9 была вакансия воспитателя. Динара изъявила желание устроиться преподавателем изобразительного (ха-ха) искусства. То, что это были две разные должности, ее не сильно смущало. Ее вообще в жизни мало что могло смутить.

Она решила попреподавать в коррекционке до конца учебного года. Опробовать новую методику в поле – возможно, на основе результатов написать статьи, а саму методику пустить в ход на курсах и индивидуальных консультациях. Плюс потенциальные характеристики![18]18
  Вообще Динара уже полгода вынашивала идею переехать в Москву. Идея вынашивалась и развивалась внутри нее нормально, без патологий. К своим давним сбережениям она потихоньку добавляла средние суммы, выходило вполне перспективно, потом в планах была продажа трешки здесь, покупка (деньги от продажи плюс часть сбережений) двушки в столице, там – собственный центр инклюзивного образования, нейропсихологи, реабилитологи, авторские программы (вторая часть сбережений плюс, возможно, скромная ипотека). Ибо жить в Кислогорске становилось всё более стремно: вечный запах серы с болот, дым от заводов, буквально кислотные дожди, солоноватая, хоть и отфильтрованная вода из водозаборов на реке, вытекающей из озерца у гор, проблемная кожа, зомбоподобные люди, тяжелые на подъем. Словом, Москва, Москва.


[Закрыть] И в целом допуск до работы с группами в госучреждении – возможность неплохая. И это ее предложение директору (как там его) – аванс для него, честь для школы, а не для Динары.

Потому собеседование было формальным. И это, конечно, все понимали.

– Ну что же, Динара Саидовна, тогда действительно, давайте, э-э, мы будем ждать от вас программы и… вас.

Динара улыбнулась, пожала руки обоим, быстро – но не в спешке – собрала портфель и пошла к двери.

Выйдя из кабинета, наткнулась на… Настю Новоселову? Серьезно? Да. Изменилась, но таких не забывают. Сука.

– А ты что здесь делаешь?

Настя не сразу ее узнала. За полтора десятка лет Динара, конечно, изменилась. Но Настя иногда случайно натыкалась на ее профили в соцсетях, так что примерно помнила, как она выглядит. Стройная. Ухоженное подтянутое лицо. Кремовое пальто, перевязанное ремнем – такой перевернутый галстук-бабочка, – коричневые сапоги.

Тогда был второй Настин курс, январь. Красивый Андрей и его не менее красивая девушка Динара, оба на последнем курсе. Он – на реабилитолога, она – на олигофренопедагога. Когда у них случился какой-то разлад, Настя оказалась рядом. И после бутылки советского как-то очень быстро оказалась в постели с Андреем, а он очень быстро оказался сверху, впрочем, позы потом менялись.

Всё было несерьезно, но через два месяца, когда Андрей с Динарой сошлись обратно, Настя сказала ему, что беременна. Конечно, от него, от кого еще, она больше ни с кем. Думала об аборте, потому что иначе куда его, ребенка этого.

И сначала Андрей пропал со всех радаров, на всех приборах значилась только Настина пустота, из-за которой становилось нечеловечески страшно думать о будущем. Потом, спустя несколько дней, появился, сказал, что принял решение. Бросил Динару – цитировал: Понимаешь, у нее ребенок, я что могу? Нет, мы тогда с тобой в ссоре были, так что не считается. Ну, извини, – говорил Насте, что настроен серьезно, что уже обсудил с родителями. Расписались к лету, без церемоний, празднеств и пылких признаний. Всем всё было понятно. Настя даже его фамилию не брала.

Беременность подкручивала пружины, и одна из них выстрелила за месяц до родов: Андрей сказал, что не может. В смысле не может?

В смысле не можешь?! – Вот так, не могу, прости, я буду помогать, чем получится. Настя кричала, что засудит его, что, если бы не ты, блядь, я бы аборт сделала! Мне тебя и подавно не надо такого! Не может он, а я, значит, должна мочь, а на него вы посмотрите!

Алименты выплачивал. Как мог, но в целом выплачивал.

Динара Настю возненавидела. Проклинала, однажды бросилась на нее с кулаками – с ногтями, – кричала, что та специально залетела, чтобы мужика увести. Они всё-таки полтора года встречались.

Потом Динара выпустилась (равно как и Андрей), и Настя больше ее не видела. Позже говорили, что у нее успешная практика, собственные программы и курсы, иногда в предложках соцсетей Насте выпадал ее профиль, и она листала ее фотографии со странным чувством щемящей неловкости.

Но – спустя пятнадцать лет здесь встретить ее…

– Я?.. Я здесь работаю…

Настина б воля, она бы вообще ее никогда не встречала.

Молчали.

– Хм. Не знала.

– А ты?

– И я теперь здесь работаю. Заскочила на огонек, – Динара цокнула и, запрокинув голову, посмотрела – как умела только она.

Насте свело ментальные внутренности. Она не то чтобы боялась, что Динара ей насолит, но через события универской давности так просто не перешагнуть, и они скручивали нутро застарелым, но еще ядовитым страхом.

– О, это замечательно. – выдавила она. – Рада тебя видеть… Ты тоже дефектологом? – Настя представила, как они сидят в одном кабинете.

Динара ответила и на прощанье сказала:

– Ну что ж, теперь мы будем видеться чаще, – обогнула Настю и пошла к выходу.

Настя со злостью дернула дверь в кабинет Евгения Леонидовича, хотя теперь была совершенно не настроена решать рабочие вопросы.

* * *

После рабочих вопросов и готовки Аня в общем-то хотела только лечь в ванну и пролежать в ней оставшийся вечер. А всё остальное она хотела захотеть завтра, потому что сегодня была на это уже неспособна, день напоминал о своей долготе с каждым шагом, просто выворачивал непослушные усталые руки, ослаблял странные изогнутые ноги. Даже без эфирных масел и подставки со свечами – просто горячая ванна, и все отстаньте. Но для этого надо было закончить в столовой и кухне.

День продолжался соскальзывающими тарелками и недоеденным ужином. Где-то в районе кухонной стойки всё это соскальзывающее окончательно соскользнуло и полетело из Аниных рук на пол, разбилось на несколько крупных и кучу мелких кусков, будто суша материками и островами распределилась по Земле. Аня громко выматерилась[19]19
  БЛЯДЬ! ДА БЛЯДЬ, ДА ЧТО Ж ТАКОЕ-ТО!!!


[Закрыть] (о чем и не подумала пожалеть) и медленно, с громким же выдохом согнулась, наклонилась к бывшей посуде.

Вскоре там же она обнаружила и руки. Тонкие, приятной светлоты, с бесцветными волосами, изящные – руки.

Зудящими глазами несколько секунд Аня просто смотрела, как они собирают осколки, и не понимала, что происходит. Потом пошла взглядом по рукам, надплечиям, шее и уперлась в лицо.

Дима посмотрел на нее, чуть вскинув брови, и продолжил собирать.

– Да что ты… Я сама…

– Я нормально!

Аня села – почти свалилась – на пол, руки опали как сдувшиеся надувные шарики. Ей не двигалось. Дима поднимал куски разбитой посуды просто, будто делал это каждый вечер, его не смущал густой соус на остатках пиалы, не пугал жир на кусках тарелок из-под утки, он не брезговал костями с недоеденным мясом. Дима просто брал всё это с пола и относил к ведру для мусора под раковиной. Аня смотрела через мутную пелену, будто на всю кухню перед ней набросили беловатую, как фату, ткань.

– Ты чего? Давай. – Дима протянул матери вымытую ладонь. – Вставай.

– С-спасибо. – Аня встала, опершись на сына, стряхнула с себя гипотетическую пыль и зачесала волосы назад.

– Я услышал. Бомбнуло когда. Мы с Элли испугались. Я был там, у Элли. – Дима улыбнулся наполовину, чуть вжался в плечи, как если бы боялся Аню.

Он же не боится? Да?

– Спасибо, Дима. Иди спать, я доубираю.

– Угу. Доброй ночи.

– Доброй.

Закончив с уборкой, Аня поднялась в спальню и поняла, что никакая ванна ей не нужна. Упала на кровать, и не было сил ни накинуть одеяло, ни подвинуть ногу раскинувшегося Дани, перед черным глубоким сном ей только быстро-быстро показали несколько картинок, вырванные двадцать пятые кадры из разных лент:

1) Дима с осколками в руках;

2) Дима с целой тарелкой;

3) чистый дом;

4) кто-то умерший в одном из ее салонов;

5) и самолет, как игрушечный, взлетающий параллельно земле.

* * *

Вечером Настя еще раз мельком пробежалась по заключению, которое писала после сегодняшней комиссии. Да, всё верно. Отлично. Уже снова готовила документы на автомате, как шесть с лишним лет назад. Снова набила руку.

На комиссии детей приводили круглый год. Родители могли долго тянуть, закрывая глаза на проблемы детей с учебой и общением, могли думать, что те просто не включились в школьный процесс и нагонят сверстников позже, могли напиваться вусмерть, не замечая детей неделями и совершенно ими не интересуясь. Но итог был один: они приходили сюда, приводили детей и вязли в бесцветном ландшафте.

Впрочем, чаще таких, первичных, комиссий проводились повторные тестирования – в основном не полным составом, хватало и одного дефектолога.

Настя удовлетворенно кивнула сама себе, сложила бумаги стопкой и бросила их на стол. Завтра ее заключение объединится с заключениями психолога, психиатра, воспитателя и составит один большой документ. Начала собираться.

– Как дома-то? – вопрос прорезал сумрачный воздух кабинета и долетел до Насти. Она увидела, что Наташа внимательно на нее смотрит, да и Оля повернулась тоже.

– Нормально, – ответила, накидывая пальто, цепляя сумку и идя к выходу из кабинета вслед за коллегами. – Сережа ворчит, что приезжаю поздно, ха.

– Да вроде не допоздна мы, – сказала Оля, пока Наташа закрывала кабинет на ключ.

– У него-то график свободнее. Может и рано домой приехать. Но видимся только рано утром и вечером, когда я вымотанная приезжаю.

– Такой мужчина…

– Ой, эти ваши мужчины! – Наташа убирала ключи в потертую тряпичную сумку. – Глаз не хватит за ними следить, чтобы не натворили хрени никакой.

– Да ладно, – ответила Настя. – Скажешь.

– А я вам говорю. Был у меня один. Тоже при деньгах, галстук всегда, костюмчик…

– Правда? – Оля восхищенно смотрела на приятельницу, поправляя волосы, которые теперь с левой стороны, где шрамы, отращивала длиннее, чем с правой.

– А что? Был. Замуж звал. Ты, Наташенька, говорил, ты для меня – всё.

– А ты? – Они спускались по лестнице, Настя – первая.

– А что я, я узнала, что он к своей бывшей жене подкатывал.

– Ох, – вздохнула Оля.

– Причем от кого? От соседки его. То есть все вокруг знали.

– Знаешь, у всех разные ситуации, – начала Настя.

– Я его взяла за его хилый галстучóк, притянула к себе, а он ниже меня на голову, и сказала: иди, Николай Василич, бывшей это своей скажи, которая к тебе приезжает по выходным. Сволочь.

– Ну и что ты сказать-то хочешь? – спросила Настя после несколькосекундной паузы, ступая на первый этаж с уже выключенным основным светом. – Что все мужики такие?

– Дорогая, а ты послушай мудрую тетю Наташу. Все они такие. И следить за ними надо. И давать понять: ты, конечно, кормилец и все дела, а вот только хуй кто, извините, тебя лучше накормит, чем я. И чтобы помнил всегда.

– Ладно, давай без этого. А то ты как моя мама.

– А маму слушать надо.

– Ой-й, да я уже… Дима? – Настя увидела его, сидящего около дверей на скамейке. – Ты чего тут? – Было уже почти шесть часов вечера, втрое больше количества тускло горящих в коридоре ламп.

– Бабушку жду.

– Бабушку?

Настя остановилась, повернулась к Наташе с Олей и сказала:

– Вы идите, девочки. До завтра.

Те кивнули и скрылись за входной дверью, а Настя подошла к Диме и встала напротив: Тебя сегодня бабушка забирает?

– Ага.

– А что такое, что-то случилось? Всегда папа приезжает.

– Он не может. Там что-то работа, и он сказал, что сегодня бабушка будет.

– Вы к себе поедете? За город? – Настя не совсем понимала смысл выстроенной схемы отправления Димы домой.

– Ну да. Мы всегда туда.

– А почему тебя не отправить на такси? Зачем бабушку отвлекать?

– Не знаю, – Дима пожал плечами. – Я никогда не отправлял такси.

– А-а, точно. Сказали бы мне, я бы вызвала и проводила тебя до машины.

Дима снова пожал плечами, но Насте показалось, что он чего-то не говорит. Ну ясно, родители наверняка обдумывали этот вариант (в конце концов, и воспитатели, и учителя часто помогают ученикам в таких случаях), но отмели его, потому что лишний раз не хотели связываться с Настей.

– А где бабушка? Скоро будет?

– Не знаю. Наверное. То есть, наверное, опаздывает. У меня телефон не работает.

Настя посмотрела на дверь. Будто та была прозрачной и за ней бабушка должна была уже виднеться. Настя хотела сесть рядом с Димой, но не могла решиться: ей нужно было ехать, она и так уже задержалась, еще в магазин, и дома будет после восьми, а то и девяти, Сереже это не понравится. Снова. Жили бы Спиридоновы не за городом, она бы сама могла довезти Диму, но в их коттедж ехать…

В итоге села рядом с Димой, подергивала ногой. Как дела дома? Дима отвечал, что всё обычно. Рассказывал, как вчера утром бегал с Элли по участку. Как ему казалось, что она улыбалась. Настя представила большую радостную морду ротвейлера, высунутый язык и счастливого Диму рядом и улыбнулась. Дима рассказал, что она не дрессированная. Настя задумалась: наверное, когда родители покупали щенка, думали, что мальчик сам будет водить ее на обучение, что так у него появится новое интересное занятие. А потом… И собака осталась какой была, хорошо, что хоть не отдали обратно. Хорошо, что у Димы есть Элли, подумала Настя.

Прошло больше получаса, и дверь со скрипом распахнулась, оголив улице внутренности первого этажа коррекционной школы. Вошла женщина. Переваливаясь, она миновала внутренние двери и ослабила шаль вокруг шеи.

– Бабуля! – Дима кинулся к бабушке и обнял ее, та поздоровалась и обняла в ответ, насколько могла дотянуться. Внук был выше.

– Ой, здравствуйте… – В матово-чернильной коридорной темноте бабушка, возможно, еще и плохо видящая, не сразу заметила Настю. – Здравствуйте!

– Добрый вечер, – улыбнулась Настя.

Они помолчали немного. Дима смотрел то на бабушку, то на своего диагноста.

– Мне долго не могли сказать, во сколько нужно забирать Диму, а потом я еще заплутала… Редко бываю в Угольном. А-а, я поняла! Вы, наверное, Анастасия Александровна? – Бабушка говорила медленно, громко и четко, как на утреннике в детском саду.

– Да, – потупилась Настя. Перед приходом бабушки она даже не додумалась спросить ее имя у Димы. И поздоровалась еще раз, неловко кивая.