Текст книги "Сборник. Космическая Одиссея семьи Саркатта"

Глава 15

…Мама сажает меня к себе на колени… Глубокие, почти черные глаза смотрят с такой лаской, что на глаза наворачиваются слезы. Но нельзя! Мне нельзя сейчас плакать! Только не сейчас… Когда мама тяжело болеет. Я должна поддерживать ее, излучать оптимизм, веру в лучшее…

На шее словно стягивается петля – больно, горько, слова липнут к языку – хорошие слова, но не нужные сейчас. Мама смотрит на меня лучистым взглядом, понимающим все, и от этого только хуже.

И я растягиваю губы в улыбке – старательно, из последних сил. Глаза жжет, но я улыбаюсь…

…Утреннее небо роняет капли дождя, ледяной ветер пробирает до костей, вода из луж так и норовит затечь в сапоги…

Я бреду по хмурой улице, вдоль одинаковых рыжих многоэтажек и вижу только мамины глаза… Перед тем, как они закрылись в последний раз…

…Глухая ночь, тихая и черная окутывает прохладой. Желтые глаза фонарей вперились в темноту, роняя на дорогу круглые пятна рассеянного света.

Я кутаюсь в шерстяную кофту и тороплюсь вдоль по улице, к своей элитной многоэтажке.

Вдруг захотелось прогуляться пешком, проветриться. Заказчик воспринял новый проект восторженно, тут же порекомендовал меня еще трем межгалактическим корпорациям и они застучались смсками в кольцо-телефон. Я прочла предложения о сотрудничестве и не стала отвечать. Завтра… все завтра… Я слишком устала и измотана, слишком опустошена. Слишком… одинока.

Вернулись деньги, вернулись связи, вернулись богатые привычки. Я снова рассекаю по городскому небу на цветных молниях такси, сторонясь наземных и накрышных остановок автобусов. Снова обедаю в ресторанчике, в центре города, где подают любимые черные макароны с пухлыми креветками и мягкими мидиями. Снова хожу в дорогие театры и кино. И снова могу отдавать на благотворительность увесистые суммы, в надежде, что однажды болезнь, которая убила маму, а потом – правнучку будет побеждена.

Я победила бедность, победила гнетущее чувство собственной ничтожности, брошенности. Но одиночество опять грызет изнутри, заставляя все острее ощущать желание хоть с кем-то разделить успехи, и оплакать неудачи.

Редкие прохожие бросают беглые взгляды и спешат дальше. Время от времени мужчины задерживаются на мне взглядом, выжидают ответного и не получив, спешат прочь. Нет, секс на одну ночь, или даже начало отношений – не то, о чем я сейчас мечтаю. Мне бы подругу… Такую, что понимает одиночество индиго среди людей, всю нашу боль, скопленную за столетья. Существо, которому не страшно будет поверить свою тайну…

– Простите? Вы ведь тоже индиго? – казалось, высшие силы, бог или кто там наверху есть, услышали меня, и впервые в жизни не отказали в просьбе.

Я оглядываюсь. Блондинка, кукольной внешности, с ярко-алыми губами и какой-то шальной улыбкой, кивает, торопится навстречу…

Аура ее переливается всеми цветами радуги, за спиной – крылья, похожие на драконьи – перепончатые, огромные… Индиго… только не такая как я. Мои крылья скорее похожи на ангельские.

– Меня Мелинда зовут, – пулеметно тараторит незнакомка. – Я живу в соседнем с тобой доме. Может зайдешь на чай? Я купила безейный тортик!

Она поднимает руку, и из темноты выплывает прозрачная упаковка со сладостью. Поверх белого крема плывут безейные лебеди, тонкие шоколадные нити расчерчивают торт трапециями.

– Сколько тебе? – только и спрашиваю я.

– Сто восемьдесят два, – вздыхает Мелинда. – А тебе?

– Сто пятьдесят три… будет… через неделю…

Тортик дрожит в руке Мелинды, мы смотрим друг другу в глаза и понимаем без слов.

* * *

Солнечные лучи скользнули по лицу ненавязчивым теплом, пробрались под веки, заставляя жмуриться. Я с наслаждением вдохнула утренний воздух, пропитанный росой и ароматом свежескошенной травы. Открыла глаза и наткнулась на синий взгляд Рея. Беспокойный, но вдохновленный. Долю секунды мельранец изучал мое лицо – внимательно изучал, пристрастно, и растянул губы в облегченной улыбке.

– Ты хорошо выглядишь. Отдохнула, – мягко проронил Рей, провел ладонью по моей щеке, заправил за ухо прядь. Положил руку на плечо, неторопливо, ненавязчиво сдвинул ниже, по спине и остановил на талии.

Весь напрягся, окаменел, сверкнул лихорадочным взглядом и слегка отодвинулся, прервав ласку.

– Рад, что тебе лучше, – мельранец встал с кровати и кивнул на ближайшую полупрозрачную дверь. – Умойся, там есть все, что нужно. И пойдем, перекусим. Факсраф еще ждет.

Внезапно во мне что-то переключилось – в мозгу, в теле. Я вскочила так резко, что закружилась голова, и Рей поймал, осторожно придержал, прижимая к горячему боку.

– Лиса… успокойся. Все хорошо, – произнес осторожно, словно тщательно подбирал каждое слово. Старался утешить, но боялся слишком обнадежить. Тревожный синий взгляд встретился с моим.

Я застыла, едва дыша и с трудом ворочая языком спросила:

– Как она?

Рей потемнел лицом, и синий взгляд его потух.

– И хорошо и плохо, – вздохнул мельранец. – Если верить аппаратуре, близка к пробуждению. Но пока еще спит. Врачи заверили, что показатели хорошие. Я только вот оттуда. Мы с Фаскрафом договорились встретиться на завтраке и все подробно обсудить.

На завтраке? Утренняя прохлада? Солнце? Я, что, проспала с середины вчерашнего дня до утра сегодняшнего? Ничего себе!

Рей слабо улыбнулся и кивнул:

– Да. Ты долго спала. Я почти не покидал палату. Только к Мелинде выходил пару раз. Убеждался, что она вне опасности, спрашивал у Фаскрафа последние новости про ребенка и возвращался сюда.

– А Галлиас?

– Галлиас? – казалось, Рей вообще не понял вопроса. Качнул головой, снова вгляделся в мое лицо и протянул: – Галлиас в порядке. Его подкачали питательным раствором и отпустили на все четыре стороны. Так ведь говорят у вас на Земле?

Я кивнула, предлагая мельранцу продолжить. Рей выдержал паузу и приподнял бровь.

– Что еще ты хочешь о нем узнать? Галлиас куда-то уехал… Контракт он выполнил. Кровь сдал, ровно три литра. Два влили сразу в Мелинду, еще литр остался в запасе. И… двести грамм особого мельранского гормона роста. Он есть у нас у всех. Сдал тоже. Это очень болезненно – гормон берут из спинномозгового канала. Обезболивать нельзя – из-за слабого отека врач может не попасть в тончайшую железу. Галлиас выдержал. Ну как выдержал? Орал, ругался на чем свет стоит. Но куда он денется? Контракт есть контракт, – похоже, Рею страдания брата доставляли ни с чем не сравнимое удовольствие. И я его очень даже понимала.

– Ггормона? Роста? – я никак не могла сообразить, что пытался донести Рей.

– Он нужен на случай, если будут проблемы с ребенком, – пояснил мельранец. – Если он будет развиваться неправильно или еще что. Дать его может только мать или отец. У людей этого гормона нет совсем – железы, которые его вырабатывали, атрофировались.

– А Галлиас? Рей? – вопрос просился наружу, но никак не слетал с языка. Так страшно спрашивать, и заранее знать, каким будет ответ, надеяться на чудо, но в глубине души понимать, что это глупо и не рационально.

Мельранец обнял меня покрепче, будто опасался, что снова закачаюсь или даже упаду, вновь вгляделся в лицо чуть хмурым, растерянным взглядом.

– Что ты хочешь узнать, Лиса? – уточнил напряженным голосом. – Я рассказал все, без утайки. Ту чертову пленку Галлиас удалил тоже. Если ты об этом… – Рей отвел взгляд, на лице его заходили желваки.

Нет, вот теперь мельранец совсем меня не понимал. Я давно забыла про ту самую пленку. Плевать. Пусть даже ее увидит вся Галактика. Рей доказал, что относится ко мне серьезно, уважает и заботиться. А досужие сплетни высокомерных мельранских снобов – это их, личная производственная трагедия. Наверное, удивительная эмпатия Рея исчезла, потому, что я и сама не понимала своих чувств, желаний. Еще недавно я мечтала, чтобы Галлиас исчез из больницы, пока Мелинда не очнулась. Не мозолил ей глаза, даже не пытался объясниться, оправдаться. Но сейчас… сейчас я запуталась…

– Он заходил к Мелинде? Интересовался ребенком? – выдавила через силу.

На долю секунды Рей скользнул по лицу растерянным синим взглядом, но быстро отвел его, а потом даже отвернулся и уставился в стену. Но меня из объятий не выпустил. Несколько секунд желваки мельранца снова ходили ходуном, поджатые губы побелели, предельно заострились скулы. Я поняла ответ без лишних слов. Расстройство накатило волной, а следом за ним накатила и злость. Нет! Каков же мерзавец! Мог хотя бы поинтересоваться! Вот же гад! Я сжала кулаки, стиснула челюсти и передернулась от зубовного скрежета.

Рей снова пересекся со мной взглядом, слабо улыбнулся, заметив изменение моего настроения.

– Так-то лучше, – сказал очень серьезно. – Злость, ярость лучше расстройства. Взбодрись, Лиса, – последняя фраза прозвучала как просьба.

Я машинально кивнула.

Я готова была убить Галлиаса за то, что так безразличен к судьбе своего ребенка и его матери, так безучастен. Попадись он мне под горячую руку… Не жалея приложила бы таким разрядом, в такие чувствительные места, что звездный принц не скоро пришел бы в себя…

– Постараюсь, – выдохнула уже с большим энтузиазмом. – Пойду, приму душ и зубы почищу.

Улыбка Рея стала шире.

– Я тебя здесь подожду, – Мельранец присел в белое кресло, неподалеку от кровати и скрестил руки на груди. – И вместе пойдем к Фаскрафу. Говорят, тут неплохо готовят. Без соли и перца, но довольно сносно. Ах да! – окликнул Рей, когда я почти скрылась в дверях ванны. Я обернулась. – Тут, – он махнул в сторону встроенного в стену пластикового шкафа. – Есть одежда по твоему размеру. Ночью заказал в магазинах…

От тепла, что разлилось в животе, от ощущения, что я больше не одна в этой холодной Вселенной захотелось подпрыгнуть. Подскочить к Рею, обнять за шею и чмокнуть. Или даже поцеловать, прямо в чувственные губы…

Мельранец поймал мое настроение – весь напрягся, поменял позу, закинул ногу на ногу, Мазнул по мне враз помутневшим, лихорадочным взглядом и опустил глаза, позволяя скрыться в ванной и привести себя в порядок перед встречей с Фаскрафом.

* * *

Стоило выйти из ванной, в махровом халате на голое тело, Рей снова обдал лихорадочным взглядом и со словами:

– Подожду в коридоре, одевайся, – выскочил вон.

И почему-то, вопреки обстоятельствам, вспомнилась фраза Мелинды «Мельранцы – очень горячие мужчины…», и улыбка напросилась на губы.

Одежда оказалась удобной и демократичной – Рей подумал даже об этом.

Я накинула трикотажную синюю двойку – брюки и свободную блузку, собрала волосы в косу и вышла из палаты.

Рей ждал, как обычно, прислонившись к стене. Завидев меня, подал руку, и мы направились к стене, из которой выскакивало виртуальное табло.

Рей вызвал лифт, и он, как обычно, появился спустя считанные секунды.

Несколько этажей вниз – и запахи еды защекотали ноздри. Не слишком насыщенные, явно прореженные все той же мельранской вытяжкой, они заставили желудок сжаться, тихо заурчать.

Круглый светло-зеленый холл успокаивал, радовал глаз и визуально делился на две части. Одну половину, со стороны лифта занимали столы и стулья из светлого дерева, вторую – тоже столы, плотно заставленные емкостями с едой всех видов размеров и форм. От самых обычных сковородок до странных, овальных керамических кастрюль, похожих на утятницу, только гораздо длиннее и площе.

Каких блюд тут только не было! Глаза разбегались. И что самое поразительное, я заметила кушанья с разных планет и даже разных народностей.

На одном из больших столов разрумянилась татарская выпечка: треугольники, элеши с курицей, куски белеша, кыстыбыи с творогом и картошкой…

Боже! Как давно я не ела настоящей, национальной кухни! Рей проследил за направлением моего взгляда, осторожно подвел к столику, неподалеку от окна и предложил:

– Сиди, я принесу.

Я послушно осталась. Было так приятно, так непривычно, что кто-то за мной ухаживает, предупреждает желания, старается помочь и поддержать.

Рей раздобыл из пестрой стопки подносов удобный, с ручками по краям – белый, разрисованный веселым геометрическим красно-оранжевым узором. Набрал всех видов татарской выпечки и взял себе с другого стола что-то мясное.

Добавил ко всему два чайника с ароматным ягодным чаем и вернулся к столику.

В этот момент из лифта вышел Фаскраф. Выглядел он гораздо лучше вчерашнего. Взгляд медика больше не метался туда-сюда, лицо немного посветлело. Но до облегченного вида, с каким встретил меня Фаскраф позавчера, было очень далеко.

Покосившись на нас, врач набрал себе еды – какие-то овощные блюда и присел напротив меня, справа от Рея.

Мельранец прекратил жевать, я тоже отложила треугольник.

– Такие дела, ребята, – как-то очень по-домашнему начал Фаскраф. – С Мелиндой все должно быть хорошо. Так долго она приходит в себя из-за… ребенка. Плод еще слишком слаб и мал, чтобы выдержать то состояние, в котором находилась Мелинда вчера утром. Есть шансы, что он не выживет.

– А гормоны Галлиаса? – быстро спросил Рей, пока я в каком-то ступоре переваривала новость. – Я слышал, они могут поддержать ребенка. Даже примеры знакомых аристократок знаю. Они сейчас растят здоровых детей. Поэтому и заставил брата сделать такую ставку на боях.

Фаскраф нахмурился, налил себе какой-то очень пахучий ярко-зеленый напиток и вздохнул:

– Ты все верно сделал, Рей, – я не очень поняла, когда из господина Рейгарда Саркатта нечаянный жених стал для врача Мелинды просто Реем, но приветливый кивок мельранца порадовал. Не такой уж он и сноб, как казалось раньше. Фаскраф еще тянул паузу, я ждала, а Рей все же решил поторопить врача.

– Я все сделал правильно, но? – он покрутил рукой в воздухе, предлагая Фаскрафу объясниться.

– Видишь ли… Мелинда почти умерла. И плод тоже. В таких случаях даже вливание донорских гормонов роста не поможет.

Рей приобнял меня, похоже, почти на инстинктах. Я тоже безотчетно прильнула к его сильному плечу.

– А что поможет? – немного хрипло, с нажимом спросил мельранец, словно именно Фаскраф ответственен за все, что произошло с Мелиндой. Не скрою, я и сама в глубине души винила врачей. Что-то они прозевали, не доглядели. Но и понимала – сейчас все в руках медиков, и нам стоит их поддерживать, а не затевать запоздалые разборки. Успеется.

– Мы обсудили все на консилиуме, вчера вечером, – охотно откликнулся Фаскраф. – Есть два варианта исхода. Мелинда очнется и в течение двух суток потеряет ребенка. Или придется влить ей еще гормонов роста отца. Имеющиеся мы использовали еще ночью. Иначе ребенок бы уже умер. Но нужно вливание непосредственно от Галлиаса.

Мда, вряд ли звездный принц расщедрится… Фаскраф, видимо, разделял мои сомнения. В голосе его мелькнула обреченность, врач отвел взгляд и принялся изучать содержимое своей тарелки. Я сжала кулаки, челюсти неприятно скрипнули. Рей обнял покрепче, прижал и процедил:

– Я смогу его убедить. Знаю, от чего брат никогда не откажется.

Я поймала синий взгляд Рея. Неужели он хочет дать брату титул? Мельранец кивнул – хмуро, но твердо.

– От титула этот мерзавец не откажется никогда. Я, как его главный носитель, могу пожаловать титул трем родственникам. Пусть потешит тщеславие, – почти выплюнул Рей.

Я понимала его чувства, и разделяла их. Эмоциональные качели снова заставили оцепенеть, мысленно заметаться от одного решения к другому. Я помнила с какими лучистыми глазами рассказывала о малыше Мелинда, как гладила живот и хихикала «Он толкнуулся!». Казалось, все счастье мира отражалась в эти минуты на ее лице. Но было страшно, что Рей пожертвует ради чужого ребенка тем, что досталось ему по праву.

– А-а-а… Ты перестанешь быть главой рода? – осторожно спросила я.

Рей улыбнулся, погладил меня по спине снова – так ласково, как умел только он.

– Не переживай. Главой становился единственный носитель титула – тот, кому передал его прежний Глава, после своей смерти. Если носителей становится несколько, выбирает семья. Но только в том случае, если все тутилованные жаждут управлять семьей. Галлиасу эта роль не интересна. Нужно взять на себя ответственность, в кои-то веки подумать не только о себе. Это не про брата, сама ведь знаешь. Титул нужен ему для привилегий. Чтобы первым получать обслуживание в любом месте Союза. Чтобы каждый мельранец кланялся ему, заглядывал в глаза. Чтобы на приемах и балах первым приглашать любую женщину. Чтобы иметь право голоса в Мельранской палате решений. Это нечто вроде вашего парламента. Чтобы иметь право на некоторые предприятия дома Саркатта и, конечно же, на деньги.

– Он может разорить семью? – испугалась я. Уж я-то знала, насколько на широкую ногу привык жить Галлиас.

– Нет, если я выделю ему минимальный кусок, полагающийся тому, кому дарят титул. Получит предприятия Клейлисов и Рорри. Все равно они нам не нужны. И пусть делает с ними что хочет, – с металлом в голосе ответил Рей.

Похоже, мысль о том, чтобы купить у Галлиаса жизнь его же ребенка, доставляла нечаянному жениху не больше удовольствия чем мне и даже Фаскрафу. Медик все больше хмурился и рассеянно жевал, глядя в сторону.

– Давайте подождем решения… хм… Мелинды. Может она и не захочет оставлять ребенка… – произнес Фаскраф, когда Рей замолчал, а я продолжала смотреть в лицо мельранцу, стараясь выразить свою благодарность хотя бы мысленно, хотя бы взглядом. Больше всего на свете мне хотелось сейчас вскочить, обнять Рея, предложить ему себя – всю, всю, всю. В любых позах и видах, в каких захочет. И… как показало будущее, я очень зря этого не сделала… Увы… Мы порой откладываем на потом то, что уже не сможем совершить…

Фаскраф перевел на меня взгляд, словно ожидал, что расскажу о планах подруги на счет малыша, и в глазах врача ясно отражалась надежда. Нет, конечно же, гинеколог ценил жизни маленьких пациентов. Но насколько я успела узнать его, за тот недолгий срок, что мы общались, Фаскраф предпочитал естественный исход. Если ребенку суждено погибнуть, он полагал, что так оно и должно случиться.

Я растерянно пожала плечами. Мелинда хотела ребенка, в нашу последнюю встречу. Но… подруга ведь тоже индиго. Эмоции Мелинды нестабильны, необычны, переменчивы. Еще недавно, узнав о беременности, она всерьез обсуждала аборт… Кто знает, чего захочет подруга, когда очнется, после того как «интересное положение» снова едва не убило ее.

Фаскраф понимающе кивнул.

– А-а-а… Мелинда выживет? Ну, если случится выкидыш? Вы же говорили, что аборт делать нельзя, ребенок убьет маму? – всполошилась вдруг я, припоминая ддавнюю беседу с гинекологом.

– Не беспокойтесь, – поспешил заверить Фаскраф, натянуто улыбаясь – то, что он говорил, явно не нравилось врачу. – Ребенок действует на организм матери… хм… агрессивным ядом, если его удаляют насильственно. Если же он не жизнеспособен или даже просто болен, то ничего такого не случится. Плод просто заснет и выйдет сам. Даже без чистки, как в случае беременности от землянина.

Я невольно издала облегченный вздох. Ощутила жгучий стыд от мысли, что вот так спокойно реагирую на гибель этого маленького существа, которое, единственное, ни в чем не провинилось. Но так я себя чувствовала. Мелинда! Вот чья жизнь была для меня сейчас важнее всего.

Рей понимающе погладил по плечу, и поднес к моему рту треугольник.

– Будем ждать, – озвучил всеобщее решение.

Фаскраф кивнул и принялся с аппетитом есть свои овощи.