Текст книги "Vip-зал"

Йенс Лапидус
Vip-зал

Jens Lapidus «VIP-RUMMET»

Перевод с шведского Анна Огневой

Печатается с разрешения литературного агентства Salomonsson Agency

Copyright © Jens Lapidus 2014

© Огнева А. А., перевод, 2016

© ООО «Издательство АСТ», 2016

Жесткий диск
(Восемь лет назад)

Сесилия заглушила двигатель автомобиля. На секунду в наступившей тишине ей показалось, что все в порядке. Она глубоко вздохнула. Вовсе не в порядке. И так никогда еще не было.

Машину она припарковала на площадке у Зайкиного детского сада. Будь все как раньше, она бы уже вытащила сумку из бардачка и поспешила бы за дочерью.

Вечно на бегу, голова вечно забита: что еще нужно сделать. Но в последние недели. Теперь жизнь больше не шла по накатанной колее, а превратилась в катастрофу, грозящую крахом и позором ей и ее семье.

Сейчас ей нужно побыстрее выскочить из машины и забрать детей, они в опасности. Но Сесилия откинулась на спинку сиденья и не могла пошевелиться. Как же здесь тихо, и здесь ее не увидит какой-нибудь знакомый, недоумевающий, почему она вдруг решила расслабиться в машине в четыре часа дня.

Но расслабиться и закрыть глаза она не могла.

Она боялась.

Около часа назад кое-что случилось. Снова.

Тогда она прошла пешком с Кунгсхольмен до Центрального вокзала и собиралась спуститься в метро и поехать на работу. Шефу она сказала, что была у врача из-за боли в спине.

Моросило, капли дождя покалывали лицо, как крохотные иглы. Лужи на дороге напоминали блестящие темные пятна краски. Проходя мимо ратуши, Сесилия насчитала на парковке семь туристических автобусов. Группа женщин, одетая в такие толстые пуховики как у полярников, собралась вокруг гида. Они сгрудились вместе, подняв раскрытые зонтики, как единый щит против плохой погоды.

Сесилия перешла через дорогу, чтобы не проталкиваться сквозь толпу туристов. И когда она почти бежала по другой стороне, у нее вдруг возникло странное чувство. В десятке метров позади нее улицу переходил мужчина в низко натянутой на лоб зимней шапке. И он тоже спешил. Разве не этого же человека она видела курящим рядом с детским психологическим центром? Как будто он чего-то ждал. Ждал, пока она оттуда выйдет?

И в этот момент зазвонил телефон. Скрытый номер.

– Это Сесилия Эмануэльсон?

Голос был мужской.

– Да, это я.

– Хорошо. Просто хотел сказать: твой муж у нас.

– Что?

– Обернись.

Сесилия резко развернулась. Она увидела, как где-то далеко туристы потянулись к входу в ратушу. Она поискала глазами знакомую фигуру. По другой стороне улицы прогуливался мужчина в костюме под зонтиком. А потом она увидела его, человека в шапке. Он стоял в десятке метров от нее, прислонившись к фонарному столбу. Казалось, дождь его не беспокоил. К уху он прижимал мобильный. Увидев, что она его заметила, он поднял руку с телефоном.

Затем она снова услышала его голос в трубке:

– Молчи и слушай. Все очень просто. Матс у нас. И мы следим за тобой. Только попробуй обратиться в полицию сама или через кого-нибудь – и мы его убьем. Просто хочу, чтобы ты это знала.

Сейчас ей нужно выйти из машины, быстро забрать Зайку и Беньямина. Потом мчаться в аэропорт и ближайшим рейсом вылететь к родителям. Нельзя звонить в полицию, пока она не поймет, что все это значит. Кроме того, надо сначала отвезти детей в безопасное место подальше от Стокгольма.

Но она не могла выйти из машины. Она сидела и думала о том, почему все так случилось.

18 января

Туфли: «Дзенья».

Смокинг: «Корнелиани».

Сорочка: «Фрай».

Сегодня Филип Шале одет безупречно – ни малейшего изъяна.

Весь ансамбль обошелся в тридцать две тысячи крон в «Ханс Альде», за исключением сорочки – она, кстати, была заказана по мерке прямо из Италии.

Ее и еще три повседневные рубашки он получил неделю назад. Сшита из первоклассного хлопка, выращенного на Карибским островах, нити двойного кручения, пуговицы из натурального перламутра. Отделка воротника и манжет выполнена вручную. Что-то около девятнадцати тысяч евро. Практически даром.

Ну вот: кто-то залил смокинг и рубашку пивом. Или, может быть, коктейлем. Или это вода? Дело в том, что он совершенно не помнил, как это случилось. Он не помнил даже, где это случилось. Просто вдруг почувствовал что-то мокрое сквозь тончайшую шерсть.

Филип осмотрелся. Субботний вечер в самом модном месте города. Танцпол VIP-зала в «Кларе» переполнен.

Акселя невидно. Наверное, ушел домой сразу после ужина: всем известно, что он ненавидит благотворительность.

А вот Карл помахал ему с танцпола. Цветные блики, как от зеркала, отражались от его вспотевшего лба.

А Ян – Филип повернул голову – ну конечно, Ян сидел рядом с ним за столиком. Воротничок его рубашки плотно прилегает к шее – как в рекламе зимней коллекции «Бриони». Бабочка все еще завязана идеально, хотя на часах четверть пятого. Этого Яна всегда заботит внешний вид.

Ян наклонился к Филипу и прокричал ему в ухо:

– Извини, я оплачу химчистку! Ноу проблемс.

Вот как. Значит, это Ян виноват.

– Шикарная у тебя рубашка. Ты знаешь, девяносто пять процентов здешнего сброда не шьют сорочки на заказ. И еще пятьдесят из них вообще не слышали о «Фрай». Ленивые нищеброды. Идиоты.

Филип не понимал, что Ян имеет в виду. Может, он перебрал, или это просто ход, чтобы отвлечь внимание от испорченного смокинга. А может, для Яна это в порядке вещей.

В колонках: ровный ритм Авичи.

В носу: щекочет кокс – неустойчивое чувство, как будто пол вращается вокруг своей оси.

Двадцать минут назад Филип, склонившись над столом, втягивал дорожку. Здесь отделение для самых-самых клиентов: в VIP-зале всем наплевать на наркотики.

So wake me up when it’s all over…[1]1
  Строчка из песни Avicii «Wake Me Up».


[Закрыть] Люди на танцполе завывали как ненормальные. Они по-поросячьи верещали и скакали вверх-вниз, опьяненные чувством беззаботности.

Ян снова наклонился к Филипу:

– Посмотри на них. Продажные. Ограниченные. И-ди-о-ты.

Филип больше не мог слушать это нытье. Он вернулся к своему коктейлю. Свежий лимонный вкус его немного взбодрил – он сделал еще один глоток и попытался сфокусироваться на танцполе.

Одну из танцующих девушек он узнал.

В его голове под пульс стробоскопа возникли и другие картинки.

Встреча, на которой он был сегодня, – индивидуальное финансовое обслуживание, «Фенстрем и Квист», – скрипучий дубовый паркет и стены в деревянных панелях. Бесплатный обед плюс бокал терпкого «Сансер». Старинное убранство. Молодой клерк в розовом галстуке от Сальваторе Феррагамо и с серым лицом, пытающийся что-то рассказать об инвестициях. Конечно, у некоторых его предприятий излишняя ликвидность. И с прочими вложениями дела идут не очень гладко. И банк попытался до него донести, что ему нужно сменить управляющего и советника.

Но если ваша семья пользуется услугами одного банка вот уже шестьдесят лет, вы не меняете доверенных лиц просто так, им бы следовало это знать. Тем не менее Филип вежливо все выслушал, ему не хотелось огорчать парнишку, к тому же у него была причина сюда зайти. Только он еще до конца не знал, пришел ли он потому, что хотел получить улучшенный банкинг, или…

Он снова ее заметил. С этой девушкой он встречался пару недель назад. Она попыталась перехватить его взгляд. Ее имя вылетело у него из головы, кажется, что-то вроде Нины или Анины.

На танцпол выпустили дым. Карл танцевал с двумя девицами и выделывался, как акробат.

Луч света снова выхватил из толпы ее лицо, как будто растворившееся в людском море, она была частью дымной пелены, частью этого места. И все же он отчетливо различал ее взгляд. В прошлый раз она трещала без умолку, болтала обо всем, и чем она займется после учебы. Сейчас он даже не мог вспомнить, где она училась.

Она трепалась обо всех знакомых и незнакомых, о том, кто из клубных охранников был клевый, а у кого были садистские наклонности. И вот снова: он ясно увидел ее глаза.

Он ничего не сказал Яну.

На большом билборде на «Скандик Англез» показывали что-то про лыжные костюмы.

Снег в рекламе был таким белым, что Филип отвернулся.

Куда все подевались?

Клуб закрылся. Ян смылся – сукин сын, ведь это он его напоил и уговорил остаться.

Ему нужно домой. Он осмотрелся в поисках такси.

Холодно.

Крошечные диоды, составлявшие картинку на рекламном щите, осветили Филипа, как прожекторы. Ему хотелось закрыть глаза. Лечь в постель. Немного отдохнуть.

Несколько человек шли ему навстречу.

Филип снова оглядел улицу. Какая-нибудь машина скоро появится.

Кто-то толкнул его.

– Эй ты.

Это был коренастый парень в черной шапке, низко надвинутой на глаза, и в шарфе, закрывающем нижнюю часть лица.

Филип сделал шаг в сторону.

– Простите, – сказал он скорее машинально.

Парень обернулся.

– У тебя что, проблемы?

Он качнулся к Филипу.

– Вы со мной говорите? – спросил Филип.

– Я спросил: у тебя что, проблемы? Ты меня толкнул.

Парень в шапке подошел ближе.

– Это какая-то ошибка. Я просто жду такси.

– Заткнись. Ты реально влип.

– Но я не понимаю…

Удар пришелся чуть выше глаза.

Филип схватился за лицо и вскрикнул. Одновременно он заметил, что парень теперь стоял совсем близко.

Филип попятился.

Тогда кто-то схватил его сзади.

Он попытался вырваться, стал извиваться и брыкаться. Но это не помогло. Его держали слишком крепко.

Затем один из нападавших подошел вплотную к Филипу. Он что-то держал в руке. Пистолет. Человек приставил дуло к его животу и придвинулся еще ближе.

Он наклонился близко к лицу Филипа, и тот почувствовал что-то странное у уха. Он понял: человек с пистолетом облизал его мочку.

– Тебе нравится? Ведь нравится, да? – Незнакомый голос звучал совсем близко.

Они подтолкнули его вперед. Филип насчитал четырых. Все в темной одежде и в шапках или капюшонах, надвинутых на глаза. Они, должно быть, производили очень странное впечатление, пока шли по улице Биргер-Ярлсгатан. Только вот в это время суток в городе не очень-то многолюдно и вряд ли их кто-то заметит.

Он точно не знал, сколько было времени, только помнил, что все стокгольмские клубы закрываются не позже пяти. Кое-где он видел одиноких людей, сидевших на лавках или на корточках у дверей. Похоже, их тошнило, и они хотели немного протрезветь, прежде чем отправиться домой.

Нападавшие молчали. Они шли совсем рядом с ним, как телохранители. Спиной он чувствовал твердое дуло пистолета.

Кажется, он понял, в чем дело.

Они толкали его вперед.

Заставили его пойти с ними.

Куда они его ведут?

Слева остался «Риш». Свет внутри не горит, стулья подняты на столики. Последние охранники уже ушли домой, потому что на улице ни души.

Филип подумал о том, что обычно он здесь обедал. Рагу у них было неплохим.

Но не сейчас – сейчас все было плохо.

Они шли в сторону площади Нюбруплан. Несколько пустых такси кружило здесь в ожидании таких, как он. Припозднившихся гуляк.

Филип хотел закричать или замахать руками. Но понял, что это дурацкая идея. Кем бы ни были эти люди, у них есть пистолет, направленный ему в спину. Он не мог ничего предпринять, не рискуя жизнью.

Он почувствовал, что, несмотря на холод, по лбу катится пот. Тошнота подползала к горлу, как змея.

Они перешли улицу и остановились у ларька, где продавались билеты на лодочные экскурсии. Здесь было темно, свет фонарей не доходил до причала. Через дорогу виднелся темный парк Берцелиуса. Голые деревья протягивали редкие ветви в мрачное ночное небо, и грязный снег лежал здесь в ожидании рассветных сумерек.

– Слезай, – сказал парень с пистолетом.

Сначала Филип не понял, что от него хотят.

Потом один из мужчин знаками указал на край причала.

Им надо, чтобы он спустился и вышел на лед.

– Нет-нет. Так нельзя.

– Я сказал – слезай.

– Вы психи. Лед не выдержит. Я же утону.

Человек с пистолетом обошел его и встал напротив, лицом к лицу.

Он приставил пистолет к животу Филипа.

«Это конец», – догадался Филип. – «Не делайте этого, не делайте», – стучало в голове.

Человек с пистолетом сказал, как будто это было чем-то само собой разумеющимся:

– А теперь ты пойдешь туда.

Филип почувствовал дрожь в ногах. Он сел на корточки у края причала и начал медленно сползать вниз. До льда было метра два. Он отпустил руки и спрыгнул на скользкую поверхность.

Раздался треск. Он посмотрел вниз. Лед выглядел влажным и хрупким.

Он вспомнил, как в детстве катался на коньках на стадионе в Эстермальме.

Там было безопасно: под катком была твердая земля.

Филип не знал, насколько тонкой могла оказаться ледовая корка, но что-то ему подсказывало, что в такую зиму, как эта, лед не бывает прочным.

Это было равносильно самоубийству.

– Здесь нельзя пройти. Пожалуйста.

Мужчина наверху убрал пистолет. Вместе с остальными тремя он стоял у края причала, засунув руки в карманы, и глазел на Филипа.

– Иди, – сказал он.

21 января

На небе сегодня ни облачка. Многие стокгольмцы подтвердят, что ради такого дня стоит потерпеть три месяца серости и унылой слякоти.

Деян не мог дождаться предстоящей поездки. И не только из-за долгожданной встречи. Он обожал водить.

Он снял перчатки и повернул ключ. Машина завелась с полоборота. Руль оказался холодным, словно был сделан из металла, поэтому он придерживал его самыми кончиками пальцев правой руки. И все равно мерз. В новых моделях руль с обогревом, но ему же пришлось включить печку на максимум и ждать, пока салон прогреется.

Тачку он взял у Томаса, его собственная разбита в хлам после большой аварии на той неделе. Хотя это тоже «бэха», да еще и пятой серии, так что жаловаться не на что.

Некоторые вот водят «Опели» или «япошек».

Машина скользила на север по трассе Е4. Разбуди его кто среди ночи с просьбой махнуть по этому пригороду задом наперед, он бы справился с первого раза.

Через некоторое время он свернул на Е18. Теперь он ехал через северный Стокгольм. А это совсем не его район.

Не доезжая до Окерсберги, он свернул к Эстерокерской колонии. Кое-что изменилось с тех пор, когда он был здесь в последний раз. Да и в последние годы он наведывался сюда реже, чем следовало бы.

Он думал о Тедди, после случившегося они не так уж часто разговаривали. Тедди – или Найдан, как его на самом деле звали, который стал Нэдди, который потом стал Тедди, – сказал, что справится сам. И Деян ни секунды не сомневался – Тедди всегда справлялся со всем сам. И когда они еще были желторотиками, и в любом деле, за которое они потом вместе брались, Тедди никогда не просил о помощи.

Много лет назад его, Тедди и Адама загребли за ряд краж со взломом в конференц-центрах. Они тогда уперли вина и шампуня на полтора лимона. Отличная была работка! Им ведь пролезть внутрь через кухню это как два пальца обоссать. А коды к винным погребам они получили от местного уборщика, которому в картах не очень свезло.

Полицейские вызывали Деяна на допрос семь раз, разыгрывали «доброго копа – злого копа», придумали несуществующие доказательства со следами ДНК и пытались натравить их друг на друга: «Адам рассказал, что ты у него взял машину тем вечером», «Тедди говорит, ты взял у него телефон», и так далее. Они всегда такую байду гонят, но он-то тогда этого не знал.

Он загремел за решетку на три с лишним месяца, со всеми поблажками, хотя ему и восемнадцати не было. Ни разу ему не дали поговорить с родителями, температура в камере не поднималась выше шестнадцати градусов, а хмырь из клетки напротив выкрикивал персидские ругательства каждый день с восьми утра и не успокаивался до завтрака.

Koskesh – Деян, по крайней мере, выучил отличное слово – похабник.

Это все подрывало силы. Тошнота и вечные пробежки до туалета, чтобы отлить, когда сахар в крови поднимался, а ему запрещали выходить и двигаться в клетке.

Или приступы, когда он не мог есть их отвратную еду. По-умному это называется гипогликемия, низкий сахар. Это самое красивое слово, которое он знал, и одновременно – самое уродливое, знак его болезни.

Он хотел домой, но не только из-за диабета. Ему хотелось прочь от ночных кошмаров и затекших суставов. Съесть кебаб с двойным чесночным соусом, покурить тогда, когда вздумается. И чтобы мама его обняла.

Вот так он и разговорился, это ведь был первый раз, как он попал за решетку.

Деян когда вышел, узнал, что Адам тоже раскололся. Но кое-кто из них троих держал рот на замке и ничего не сболтнул, ни одного долбаного слова не сказал. Его продержали до самого суда, хотя Адама и Деяна давно отпустили. И осудили его за кражу с отягчающим, и до суда к нему никого не пускали, кроме полицейских и адвоката.

Тедди.

Потом он рассказывал, что выдержал только потому, что по три раза в день по сто раз отжимался, а все остальное время читал.

С того дня они знали, все знали – хотя никогда об этом и не говорили, – один из них был по-настоящему крутым.

Но это не все. Он сказал, что читал. Книги. Вот такой был Тедди: иногда он говорил прямо как его отец или как какой-нибудь учитель. Он был из другого теста.

Деян свернул на узкую дорожку. Вдоль нее выстроились дома, но чем ближе к тюрьме, тем реже они попадались. Снега здесь почти не было, как и в городе. Дорога свернула в лес, и он сильнее надавил на газ, чтобы немного развлечься.

Елки у дороги слились в сплошную полосу, когда он сосредоточился на поворотах. Вот это жизнь. И теперь можно надеяться, что все станет еще лучше.

Тедди заставлял мир вокруг вертеться, и не только благодаря кулакам. У него все шло как по маслу, потому что он думал как-то по-особенному.

Скоро уже Деян будет у тюрьмы и заберет своего лучшего друга. Самого крутого парня во всем Стокгольме.

Найдан «Тедди» Максумич выйдет на волю спустя восемь лет.

Прекрасный день.

* * *

Замок щелкнул еле слышно, но для Тедди это был важный звук. Звук, которого он так невероятно долго ждал. Он открыл стальную дверь, и его поразило, насколько это было легко, как будто она была из картона.

Он выбрался на улицу и сощурился от яркого света. В метре над его головой торчала камера, и он знал, что там, на пункте наблюдения, они смотрели на него. Может быть, им хотелось, хотя бы некоторым из них, чтобы все получилось. Чтобы все было хорошо.

Мотор ревел, как на старом тракторе, хотя это и не дизель, да и выхлоп дымил, как кочегарка.

Корпус цвета «металлик» и восемнадцатидюймовые диски давно потеряли лоск, и одно из боковых зеркал почему-то было обмотано скотчем. Тедди очень занимал вопрос, действительно ли эта колымага доберется до Седертелье. Или она на каком-нибудь пригорке потеряет колесо. Или просто тихо заглохнет и загнется, а они проторчат на холоде.

«Меня забирают на гопарской тачке, – думал он, глядя на приближающееся дымное облако. – Мой кореш приехал за мной на долбаном гопарском драндулете».

Дверь открылась, и Деян вылез из машины. Воротник его темно-синей куртки был поднят так, что виднелись оранжевые буквы «Hugo Boss» на его внутренней стороне. Деян улыбался так широко, как будто только что сорвал куш на скачках, но выглядел потрепанным. Там, где раньше под майкой бугрились мускулы, теперь уныло свисала куртка.

– Май фрэнд! – закричал Деян.

Они постояли, обнявшись несколько секунд. На зоне все телесные контакты межу заключенными и посетителями вот уже несколько лет были под запретом, но теперь-то он на свободе.

Тедди почувствовал дыхание Деяна у шеи, и тот, уже серьезно, сказал:

– Добро пожаловать на волю, братан.

Они посмотрели друг на друга. Глаза Деяна темные, вопрошающие и вместе с тем хитрющие.

Потом улыбочка победителя вернулась.

– Обалденно выглядишь.

– Ты тоже, – соврал Тедди.

Тедди показал пальцем на машину и улыбнулся.

– Мог бы за мной приехать на чем-нибудь более презентабельном. Такие вот тачки тормозят только потому, что они выглядят криминально. Вроде раздолбанного «мерса» или «бумера».

Деян захлопнул багажник.

– Это не моя. Свою я разбил, а эту взял у Томаса. Да «бумер» всегда «бумер», это же твоя присказка, если я правильно помню.

– Да, только не ржавый и без такой трубы, что хоть топор вешай.

– Тогда давай возьмем твой «Лексус». – Деян огляделся вокруг и ухмыльнулся. – Или ты его далековато припарковал?

Тедди рассмеялся и снова вспомнил о ней. Как было бы, если бы за ним приехала Сара?

Как ни странно, Деян на трассе не разгонялся. Тедди спрашивал себя, что это за перерождение, но тут Деян стал трепаться о новом кузове X-6 и китайских подделках стимуляторов.

После Халлунды разговор перешел на общих знакомых со старых свободных времен. Друзей. Или кем они были? Александр остепенился, купил таунхаус в пригороде, в Стувсте, женился, развелся и снова женился. У него трое детей: двое от этих баб, и еще один уже давно, с малолетства.

Томас теперь правая рука Деяна, после того как Алекс остепенился и стал честным бюргером. Но это совсем не то, что раньше, уверял Деян. Иван занимался все тем же, что и восемь лет назад, но поднялся в иерархии. Он теперь нацелился на по-настоящему серьезные дела.

Дилеры управлялись все больше прямо из Белграда или Черногории, они вели переговоры с картелями сами, и им всегда нужны были люди на местах.

– Но я так высоко не целюсь. Берусь за все, что приносит сегодня денежки, – рассказывал Деян. – Я еще неплохо навариваюсь. И еще кое-что. Мой долг Куму вырос. Дерьмово это, в общем, ресторан «Сульбергет», которым я для него занимался, провалился.

Тедди рассматривал себя в зеркале. Русые волосы подстрижены ежиком, в паспорте написано «мелированные», это когда он был моложе; глаза большие, зеленовато-карие. Нос приплюснутый, губы полные, и пока он держал рот закрытым, никто не видел зияющую дыру между зубами. С одним из зубов в нижней челюсти возникла проблема, пока он сидел, а так как денег на пломбу не было, да и настоящего дантиста в тюрьме не имелось, его решили выдернуть. Он попытался улыбнуться зеркалу. В общем-то, выглядел он довольно мило.

Он много раз представлял себе эту поездку. Кто за ним приедет, о чем они будут говорить, будет ли он время от времени оборачиваться, чтобы посмотреть на полосу леса и дома, отделявшие его от тюрьмы, которая с каждой минутой становилась все дальше.

* * *

Кабинет Эмили располагался на восьмом этаже, и видно из окна сегодня далеко, до самого Седермальма. Зубцы и башенки Дома Лаурина и подъемник Мариахиссен четко вырисовывались на фоне остального города, а еще дальше виднелся концертный зал Глобен, круглый и белый, как забытый кем-то футбольный мяч.

Никто из фирмы в этом районе не жил. Владельцы «Лейонс» обитали в респектабельных пригородах вроде Сальтшебаден или Юрсхольм или владели апартаментами в Эстермальме и Сити. Ассистенты обитали в Васастан или на Кунгсхольмен, за исключением, разумеется, тех, кто родился с золотой ложкой во рту. Но все хотели жить в Эстермальме. Эмили жила на Рерстрандсгатан и тоже была не прочь перебраться в этот шикарный район. Впрочем, никакой роли не играло, чего она хотела или не хотела, она знала, чего ей полагалось хотеть.

Сегодня ее соседка по кабинету была на месте.

Юсефин работала здесь на три года дольше Эмили и уже давно получила адвокатское звание. Через пару месяцев и Эмили его заслужит, нужно только дождаться рекомендаций. Просто соблюсти все формальности.

Рядом были и другие ассистенты, которые успели проработать столько же, сколько и она, но владельцы конторы по какой-то причине считали, что сотрудников нужно посадить вместе, как в раздевалке.

Эмили взглянула на черновики договора, разбросанные по столу. Кожа на руках была сухой от зимнего воздуха и от постоянной возни с бумагами. В фирме существовал электронный документооборот, но на практике все заканчивается тем, что ты распечатываешь нужные бумаги и закапываешься в них.

Она сохранила новую версию договора, назвала файл «Shareholder Agreement v 2.3» и закончила печатать.

– Юсефин, можно взять твой крем?

Большинство ее друзей натирали лицо и руки сутки напролет, все эти кремы и лосьоны определенно обходились им дороже, чем еда. Но у Эмили так не получалось. Она считала это пустой тратой времени, да и сам процесс ей не доставлял большого удовольствия. Но она все равно злилась из-за пересохшей кутикулы.

Юсефин бросила ей зеленый тюбик «L’Occitane». Эта Юссан была суперэкспертом по уходу. Каждый раз, вернувшись из туалета, она сначала протирала руки бактерицидным гелем – «чтобы избежать бацилл», потом долго намазывала их кремом, а в завершение подкрашивала губы.

Похоже, она считала, что губы тускнели, если она находилась в ватерклозете дольше тридцати секунд.

Эмили почувствовала неприятную пустоту в животе. Она нервничала. Через час ее будут оценивать на ежегодной встрече с владельцами фирмы, которую тут называли «беседой о перспективах».

Она вернулась к работе над акционным договором. Он касался предприятия, занимающегося интернет-играми типа покера или ставок. Владельцы хотели привлечь новый капитал, и важно было, чтобы инвестор впоследствии мог выйти из проекта без затруднений. Когда речь идет о Покупателе с большой «П» в самом монетарном смысле слова, то не важно, венчурный ли это капиталист или промышленный игрок. Все акционеры должны быть в одной лодке. Никому не нужны шумные мелкие однопроцентники, что-то там тявкающие под боком.

Юсефин собрала сумку, она шла на встречу, и потом рабочий день для нее уже закончен.

– Ты ничего мне не рассказываешь, как дела?

Эмили уже почти закончила, осталось только представить договор владельцу, Магнусу Хасселу, вечером. Но Юссан, конечно, спрашивала не об этом.

– Не знаю, думаю, закончу с этим за пару часов. Но у Магнуса телефонная конференция с Сан-Франциско, так что я не представляю, когда он сможет меня принять.

– Я имею в виду вашу «перспективную беседу».

– Все в порядке. – Эмили попыталась сказать это самым ровным тоном.

Юсефин ухмыльнулась.

– Когда я работала столько, сколько ты сейчас, то завидовала уборщикам.

– Уборщикам?

– Да, и охранникам. Я подсчитала, что уборщики в час зарабатывали в 1,4 раза больше, чем я. С тобой, наверное, так же, принимая во внимание, сколько ты здесь сидишь. Ты могла бы обсудить это на сегодняшней встрече…

Эмили замерла, глядя на свою коллегу.

Юсефин рассмеялась, надевая пальто.

– Я просто шучу. Думаю, у тебя все получится, – произнесла она и оставила Эмили наедине с договором.

Оба владельца и она.

Андерс Хенрикссон был сорокавосьмилетним супергиком, который недавно женился на своей двадцатисемилетней секретарше; притворялся, что ему тридцать, и думал, что «Икона Поп» – это итальянское марочное вино. Эмили слышала, как Юсефин говорила с ним об этом на фуршете прошлым летом. В то же время он был одним из лучших в стране экспертов по слияниям и поглощениям. Список дел, которые он устроил, и предприятий, которые он представлял, был огромным. В последнем рейтинге юридических фирм «Legal 500» он значился как ведущий специалист, то есть был одним из восьми самых влиятельных юристов Швеции, занимающихся самыми прибыльными сделками.

Пятидесятиоднолетний Магнус Хассел был, насколько она знала, простым отцом семейства. Он обожал современное искусство и завесил стены офиса работами художников. Имя Магнуса тоже значилось в юридических рейтингах в связи с крупными делами: слиянием сетей аптек, продажей медуслуг. Разрушением общества всеобщего благосостояния, как сказала бы мать Эмили.

– Итак, Эмили, вам нравится у нас? – начал Андерс.

Они сидели не в одной из переговорных, а в кабинете Андерса. В углу здесь стояла пара кресел. На полу расстелен бордовый ковер из лоснящегося натурального шелка. Эмили пыталась удержать в голове слова Юссан.

– Мне кажется, что дела идут хорошо. Мне здесь действительно очень нравится. Я многому научилась и взяла на себя большую ответственность. Думаю, все неплохо.

– Отлично. Как вы считаете, ваша работа соответствовала вашим ожиданиям?

– Безусловно, я постоянно получаю важные задания.

Так они продолжали в течение пятнадцати минут. Сдержанное одобрение и похлопывание по плечу. Затем настала очередь серьезных вопросов.

– А как обстоят дела с практикой? – спросил Магнус.

– В прошлом году я набрала около двух тысяч часов, так что я довольна.

– Но полного удовлетворения нет, ведь так, Эмили?

– Конечно, я стремлюсь к звездам.

– Именно. Мы просмотрели ваши часы, и у нас есть, так сказать, некоторые соображения.

Эмили почувствовала, как ее ладони стали влажными.

– В прошлом году вы участвовали в работе над «Проджект Классик», там было легко набрать нужное количество часов. Что бы вы делали, если бы вам не достался этот проект?

– Думаю, нашлись бы другие важные дела. Например, «Проджект Твин».

– Нет, для этого проекта вы бы не подошли, им нужны более опытные юристы и специалисты по налогообложению. Так что я все-таки хотел бы узнать, что бы вы стали делать.

Магнус спокойно сидел, положив руки на колени. Андерс тоже казался расслабленным. Оба ждали ее ответа.

– Я бы серьезно работала в меньших проектах. Возможно, пришлось бы провести больше времени в офисе, чтобы набрать часы, но это тоже был бы неплохой вариант.

Магнус наклонился к ней.

– Ну же, Эмили. Ведь на самом деле вы не представляете, чем бы занимались, не так ли?

Эмили не знала, какого ответа они от нее ожидали.

– Важно, чтобы вы это понимали. Не так ли?

Он криво улыбнулся.

– Потому что здесь, в «Лейонс», мы все зависим друг от друга. И все зависят от нас, потому что это мы ставим цели. Понимаете? Вам просто повезло в прошлом году. У нас у всех был удачный год. Но теперь все серьезнее, девочка.

Эмили попыталась улыбнуться в ответ.

– Я понимаю, что вы имеете в виду.

– Не уверен. Но мы ожидаем, что вы будете работать усерднее.

Магнус больше не улыбался. Его глаза все еще поблескивали.

* * *

Едва Тедди снял куртку, Линда бросилась ему на шею:

– Тедди, Тедди, я так рада тебя видеть! Заходи. Проходи в гостиную.

Она его не обнимала, скорее, висла на нем, как маленький ребенок, который лезет на взрослого дядю, как на шведскую стенку. Ее манера двигаться и говорить напоминала о матери, эта порывистость движений, как будто она раз за разом сама себя удивляла.

Прихожая в доме у Линды за восемь лет не изменилась. На стенах висели две фотоафиши, одна с изображением моста в Нью-Йорке, другая – старое фото моста над Адой в Белграде. Похоже, ей нравилась эта символичность. Нью-Йорк и Белград были ее любимыми городами.

Тедди снял ботинки. Он знал, что Линда это любит. А вот Деян протиснулся в дверь вслед за ним, не снимая своих черных туфель.

Здесь сегодня Тедди будет ночевать. Точнее, здесь он будет жить в ближайшее время.

Линда открыла дверь в гостиную.

Все в комнате смотрели на него: отец, сын Линды Никола, Дарко и его нынешняя подружка. Те, которые действительно ждали его, беспокоились, навещали и звонили все эти годы. Его семья. Все же ему казалось, что кого-то не хватало. Он хорошо знал, кого бы еще хотел здесь видеть.