Текст книги "Руководство к действию на ближайшие дни"

– А потом?

– А потом я обнаружил, что для него наши встречи были важны. Он завещал мне то, что, видимо, очень ценил. Нанял адвоката только для того, чтобы он хранил эту вещь и передал мне.

– Бутылку.

– Да, бутылку, на которой написано, что напиток обогащен в «Неустойке», – сказал Бен.

По лицу мадам Вентор было видно, как она напряглась.

– Где бутылка? – тихо спросила она.

– Здесь, – сказал Бен.

Он протянул руку к рюкзаку, вынул бутылку и поставил на стол.

Мадам Вентор молча уставилась на бутылку. В комнате воцарилась тишина.

– Что в этой бутылке такого исключительного? – спросил Бен.

– А кто сказал, что в ней есть что-то исключительное? – парировала мадам Вентор.

– Кто-то следил за мной сегодня весь день и пытался взломать дверь в мою квартиру, чтобы ее забрать.

Вентор судорожно вдохнула и пронзительно посмотрела на него:

– Кто?

– Не знаю, – сказал Бен. – Кто-то, кому она, видимо, очень нужна.

Мадам Вентор снова посмотрела на бутылку. Она все еще не притронулась к ней. Немного наклонилась, чтобы разглядеть ее вблизи, встала, взяла с комода очки. Надела их, вернулась в кресло, снова наклонилась и стала изучать бутылку – с одной стороны, потом с другой. Вдруг она подняла голову и взглянула на Бена.

– Вы пили из нее? – спросила она.

– Д… да, – сказал Бен. – Только что, пока ждал вас. Мне хотелось что-нибудь вытворить. Обычно я не пью.

– Сколько вы выпили? – тут же спросила мадам Вентор.

– Один глоток, – сказал Бен.

– Большой или маленький?

– Мм… кажется, большой.

– Насколько большой?

– Если честно, самый большой, который я только мог сделать.

Вентор откинулась назад, сняла очки – они повисли на шнурке у нее на шее. Закрыла глаза и спросила:

– И что случилось?

– Ничего, – сказал Бен. – Ну так, было крепковато. Я непривычен к виски. На самом деле я пью виски первый раз в жизни. Закашлялся.

Мадам Вентор открыла глаза:

– И все?

– Да. Ничего особенного. А… а что должно было произойти? – спросил Бен.

Она пожала плечами и ничего не ответила.

Мадам Вентор откинулась головой на спинку кресла, не сводя глаз с бутылки. Ее руки двигались как будто сами по себе, кончики пальцев соединились и образовали треугольник.

– Что ты учудил на этот раз, маленький старый поц? – пробормотала она. – Что ты нам подкинул?

Она закрыла глаза. Бен сидел на диване, не в силах решить: откинуться ему назад или остаться сидеть прямо, сказать что-нибудь или молчать и молча ждать, пока старуха очухается. Он ощутил, как вспотели ладони, и вытер их о штаны. Мадам Вентор все еще не двигалась. Наконец он не выдержал тишины.

– Так в чем прикол с этой бутылкой? – спросил он.

Мадам Вентор подняла руку, вытянув указательный палец: мол, секундочку.

Несколько мгновений спустя она открыла глаза.

– Мне нужно попить, – сказала она.

Она неожиданно легко встала с кресла и отправилась на кухню. Бен услышал, как она открывает холодильник, ставит на стол стакан и наливает в него жидкость. Наконец она вернулась с почти полным стаканом в руке.

– Апельсиновый сок, – объявила она. – Витамин С, это важно.

Она отпила из стакана, и Бен подумал, что, наверное, стоит сказать что-нибудь любезное.

– У вас уютная квартира, – произнес он. – Такие красивые снимки…

– Спасибо, – ответила мадам Вентор и рассеянно добавила: – А вы очень вежливы, молодой человек.

– Комод роскошный, – не мог остановиться Бен. – Явно очень качественный. Кстати, вон на той фотографии в углу… старик в ковбойской шляпе… кто это?

– Не знаю, – ответила мадам Вентор. – Эта фотография мне просто понравилась. Я всегда питала слабость к ковбоям…

– Странно, выглядит знакомо…

– Можете проверить в этом своем Интернете, – предложила мадам Вентор. – Наверняка без труда выясните, как его зовут.

– В любом случае снимок красивый. С закатом, все дела, – сказал Бен. – А почему вы перенесли его из подвала сюда?

– Я уже почти не спускаюсь в подвал, – сказала мадам Вентор и замахала рукой. – Ну, было жалко, если рамка рассохнется там, если никто…

Вдруг она резко повернула к нему голову.

– Откуда вы знаете? – спросила она.

– Откуда я знаю что?

– Откуда вы знаете, что эта фотография раньше была в подвале? – выпалила она.

– Я… я… я не знаю, откуда я это знаю, – смущенно сказал Бен. – Я просто помню, что она была в подвале. Здесь, внизу.

– Но я не говорила вам, что в этом доме имеется подвал.

– Я… я не знаю. – Он вдруг понял: происходящее его пугает. – Я просто помню, как эта фотография висела в подвале, в углу, рядом с книжным шкафом, над стиральной машиной, у доски, где мелки лежат и числа написаны…

Он поднял глаза на мадам Вентор. Глаза были огромными и круглыми.

– Вы пили виски, – сказала она.

– Я пьян? – не понял он.

Вдруг мадам Вентор рассмеялась, запрокинув голову:

– Не могу поверить, что он это сделал. Ой, Вольфик. Не могу поверить. Он это сделал!

– Кто сделал? Что случилось? Что вообще тут происходит? – спросил Бен. – Что происходит со мной?

Мадам Вентор помрачнела и поставила свой стакан на стол.

– Ничего страшного, – сказала она. – С вами ничего опасного не произошло. Пойдемте со мной. – И она направилась к двери.

– Куда мы идем? – спросил Бен.

– В подвал, – ответила мадам Вентор. Она повернулась обратно к нему, завязывая поясок халата. – Кстати, как вас зовут, молодой человек?

– Бен Шварцман.

– Так вот, Бен Шварцман, теперь ваша жизнь резко изменится. Пойдемте. И возьмите с собой бутылку.

9

Мадам Вентор закрыла за собой дверь.

– Зачем мы идем в подвал? – поинтересовался Бен.

– Чтобы освежить ваши воспоминания, – ответила мадам Вентор.

– Но что это вообще? Что со мной происходит? – вопросил он снова.

Снизу на лестнице послышались шаги. Показалась голова Оснат, а потом и вся она предстала перед ними.

– Все, – сказала Оснат, – закрыла.

– Балбесы ушли? – спросила мадам Вентор.

– Имеете в виду троицу за столиком на восьмерых? – улыбнулась Оснат. – Да, ушли. На сегодня все. Они как раз были милые.

– Балбесы, – отрезала мадам Вентор. – В театр, конечно, ходят в джинсах.

– Это вам виднее, – улыбнулась Оснат. – В любом случае сегодня уже никто не придет: закрыто.

– Отлично, – сказала мадам Вентор. – Мы с молодым человеком спустимся ненадолго. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, – ответила Оснат и подошла к двери квартиры напротив.

– Минуточку! – закашлялся Бен. – Теперь я узнаю вас!

Оснат изумленно посмотрела на него.

– Ну да, я работаю тут в баре, – сказала она. – Вы видели меня десять минут назад.

– Да, правда, но не только это, – объяснился Бен. – Сегодня днем вы были у того адвоката. Как его… Стушберга. Вы вышли – а я вошел. Не помните меня? Я сидел там, в уголке, на этом странном диване.

– Извините, я не помню, – сказала Оснат. – Не обратила внимания. Но да, я там была.

Бен повернулся к мадам Вентор:

– Это тот самый адвокат, который дал мне бутылку виски. – И он помахал бутылкой.

Мадам Вентор шепотом спросила Оснат:

– Оснатик, он дал и тебе что-нибудь?

– Да, – пожала Оснат плечами. – Какую-то бутылку, которую Хаим Вольф оставил мне. Видимо, ответная любезность – за визиты и бутылки, которые я приносила ему время от времени из «Неустойки».

– А где сейчас эта бутылка? – спросила мадам Вентор, все еще шепотом.

Оснат мотнула головой в сторону своей квартиры:

– Здесь, у меня. Я заперла ее в шкафчике с напитками – ну, вы мне когда-то подарили.

– Ты пила из нее?

– Нет, решила оставить для особых случаев. Это недешевая бутылка. Он потратился. Мило с его стороны, – вздохнула Оснат.

– Давай-ка ты пойдешь с нами.

– В убежище?

– В убежище, в подвал[13]13
  Вопрос убежищ («защищенных пространств», находящихся на территории дома или квартиры), куда можно спрятаться на случай ракетного обстрела, остается в Израиле актуальным. В каждой квартире должна быть комната с укрепленными стенами, а в каждом доме – особое укрепленное место: лестничная клетка или подвал.


[Закрыть], называй как хочешь. Вниз. Пойдем. Если твоя бутылка под замком – не страшно, ее возьмем потом.

– Что происходит? – спросила Оснат у Бена.

Мадам Вентор стала спешно спускаться с лестницы, шлепая подошвами тапок.

– Понятия не имею.

– Мадам Вентор, может, отложим до утра? Я падаю от усталости, – крикнула Оснат вслед розовому халату, спускавшемуся по лестнице.

– Нет, – отрезала мадам Вентор. – Пойдемте оба вниз.

Когда они дошли до тяжелой двери убежища, мадам Вентор вытащила ключ. Она отперла замок, за ним обнаружился большой засов, – и указала на Бена:

– Вы посильнее меня будете. Откройте.

Бен помучился с засовом, но в конце концов отодвинул его. Мадам Вентор протянула руку и открыла дверь.

В подвале было душно, пахло неприятно. Мадам Вентор поскорее включила вентилятор – он закрутился, разгоняя застоявшийся воздух. Желтоватый свет одинокой лампочки осветил помещение: в нем царил порядок, но все было покрыто слоем пыли. Здесь стояло несколько стульев, а некоторые были сложены штабелем, к стенам придвинуты два больших шкафа, забитых книгами.

На столе в углу Бен узнал шахматную доску и ящик для шеш-беша[14]14
  Шеш-беш — ближневосточная настольная игра, почти полный аналог европейских нард.


[Закрыть]. Другие коробки, которые лежали на нем, были слишком пыльными, чтобы понять, что в них. Над столом висела большая зеленая доска, а на полочке под ней лежали несколько мелков. Середину комнаты покрывал большой круглый цветной коврик.

– Садитесь, – сказала мадам Вентор, указав на стулья.

– Но, может быть, лучше… – начал Бен.

– Садитесь, садитесь, – повторила мадам Вентор нетерпеливо.

Они сели.

– Поехали, – сказала мадам Вентор. – Где была стиральная машина?

– Там, – сказал Бен и показал на один из углов.

– А где висела фотография ковбоя? – спросила она.

– Над ней.

– На какой стене – на этой или на той?

– На этой. – Он показал.

Мадам Вентор огляделась:

– Когда стулья были сложены штабелем, где она была?

– У стола, вон там, – сказал Бен.

– А там, на книжных полках, – продолжила допрос мадам Вентор, – на какую полку клали шахматную доску?

– Э-э-э… – замялся Бен. – Кажется… туда? – Он указал на нижнюю полку.

Мадам Вентор глубоко вздохнула. И выдала несколько коротких слогов – видимо, сочное ругательство на каком-то европейском языке, которого Бен не знал.

– Кто-нибудь может объяснить, что происходит? – спросила Оснат.

Бен поднял руки и замотал головой:

– Не смотрите на меня. Я понятия не имею.

– Мадам Вентор?

Мадам Вентор сунула руки в карманы халата:

– Да, нужно вам объяснить… И вообще, если Вольфик оставил эти бутылки вам, то, видимо, он достаточно вам доверял. Все равно рано или поздно пришлось бы вам это рассказать.

Она прошлась по подвалу, держа руки в карманах и упершись взглядом в пол. Некоторое время было слышно только шарканье ее подошв и жужжание вентилятора. Наконец она остановилась и посмотрела на них обоих:

– Чего вы хотите? В смысле, о чем вы мечтали, но так и не осмелились сделать?

– А это тут при чем? – пробормотала Оснат.

– Что? – спросил Бен, растерявшись.

– Например, поехать в Таиланд? Или спеть с рок-группой на стадионе на пятьдесят тысяч зрителей? Что-нибудь, что вы хотели бы испытать, но даже шансов не было? Гнаться с полицией за бандитами, которые ограбили банк? Шпионить в другой стране? Забить гол на «Камп Ноу»?[15]15
  «Камп Ноу» – стадион футбольного клуба «Барселона», самый большой футбольный стадион в Европе.


[Закрыть]

– О чем это все вообще? – спросила Оснат.

– Именно это мы продаем в «Неустойке», – сказала мадам Вентор. – По крайней мере, продавали.

– Я уже давно стою тут за баром, но вообще не понимаю, о чем вы, черт возьми.

Мадам Вентор почесала щеку и повернулась к Бену:

– Что Вольф рассказывал вам о Бразилии?

– О Бразилии?

– Да.

– Он рассказывал, – ответил Бен, – что три раза был на карнавале. Сказал, что в Сан-Паулу есть всего пять стоящих ресторанов. И что бы там ни говорили, бразильские пляжи – только на третьем месте в мире.

– Телегу про пляжи я тоже помню, – сказала Оснат. – Согласна. Коста-Рика точно на первом. Самые лучшие волны, на которых я каталась.

– А что он говорил вам, сколько времени он там провел?

– Три месяца. По месяцу на каждом карнавале.

– Хаим Вольф, – со значением сообщила мадам Вентор, – провел в Бразилии почти три года. И видимо, за эти три года он не участвовал ни в одном карнавале. Все это время он провел в джунглях Амазонки, и до сих пор я понятия не имею, что он там делал и с кем общался.

– Тогда почему он?..

– А вернувшись с Амазонки, – сказала мадам Вентор, – он привез оттуда знание, которого в западном мире нет почти ни у кого. Он открыл, как люди могут обмениваться переживаниями.

Она замолчала и выдержала драматическую паузу. Жужжал вентилятор.

– Что это значит? – спросила Оснат.

– Скажем, девочка, ты действительно была на карнавале в Бразилии, – сказала мадам Вентор, – и хочешь рассказать об этом кому-нибудь, но знаешь, что, как бы ты ни рассказывала, слова не передадут всего, что ты испытала. Цвета, запахи, переживания, вся эта суматоха… Есть вещи, которые не передашь словами. Вольф нашел способ вынуть это переживание из твоей головы и поместить в голову другого человека, тем самым сделав это его переживанием.

– Вы о…

– Я о технике, которая позволяет взять у тебя все, что ты пережила, – и сохранить. Спирт, например, – отличный консервант, и потому очень многие воспоминания хранятся в вине, виски или бренди. Но на самом деле можно хранить переживания в любой еде или напитке, кроме воды. Лучше, конечно, выбирать продукты, которые долго не портятся. Масло, уксус, мед, иногда – сахар, семечки, которые хранятся в сухом месте, даже консервированные маринованные огурцы, уж если очень хочется.

– И когда кто-нибудь это съест… – медленно проговорила Оснат.

– Когда кто-нибудь это съест или выпьет, он получит твое переживание. Он будет вспоминать это так, будто сам пережил. Ему будет казаться, что с ним было точь-в-точь то же, что и с тобой. Что это он был на карнавале.

– Ерунда какая-то, – сказала Оснат и встала со стула. – Звучит бредово. И вообще, мне нужно спать.

– Спроси нашего друга, – сказала мадам Вентор. – Он выпил немного виски, которое оставил ему Вольф, – и сейчас начинает вспоминать то, что было с ним в подвале.

– В убежище.

– Какая разница. Важно, что Вольф решил поделиться с вами обоими тем, что ему было важно оставить после себя. Он хотел передать это тем, кому доверял.

– Откуда вы это знаете? – с подозрением спросила Оснат и медленно села.

– Я работала с ним, – сказала мадам Вентор. – Я была одним из его переживателей.

– Кем-кем?

– Когда Вольф вернулся в Израиль, – сказала мадам Вентор, – он решил опробовать технику, которой научился. Собрал группу молодых людей и научил их, как сохранять переживания. Он отправлял нас на край света за всевозможными переживаниями: прыгать с парашютом над пляжами Коста-Рики, дирижировать Венским симфоническим оркестром, играть в Национальной баскетбольной ассоциации – что хотите. Он создал целую сеть агентов, они участвовали в самых разных событиях и отправляли ему свои переживания. Поскольку удобнее всего было консервировать их в алкоголе, он создал «Неустойку». Вроде бы обычный паб – но тут продавались и особые бутылки. Ведь тогда такие места не были прибыльными. В те годы в Израиле люди не особенно ходили в пабы пить, а даже если и ходили, паб «Неустойка» был не бог весть что. Вольфу нужно было прикрытие для того, что он продавал на самом деле. Переживания.

– Так вы были одной из тех, кто… участвовал?

– Да. Я попала к нему, когда окончила университет, английскую филологию, и думала, что же мне теперь делать. Он предложил мне работу, за месяц обучил меня этой технике, а потом отправил на край света со спальником и сотней долларов в кармане. Где только я не побывала за одиннадцать лет! Чего только не делала. А в конце концов решила вернуться, отдохнуть и помочь ему с «Неустойкой». Рано или поздно этот образ жизни приедается – и все волей-неволей успокаиваются, становятся инертнее. И возвращаются домой. Если я хотела что-нибудь испытать, я всегда могла попросить у кого-нибудь из переживателей помоложе сделать это за меня и выпить с ним, когда он вернется.

Бен пялился на нее, не говоря ни слова.

– Не может быть, – произнес он наконец.

– Почему нет? – спросила Вентор. – У людей всегда есть ощущение, что человечество уже все знает. Так люди думали за десять минут до того, как обнаружили, что мир не плоский, за полчаса до того, как открыли структуру ДНК, за два дня до публикации теории относительности… В любую эпоху, в любое время нам кажется, что все революционные открытия уже сделаны и теперь остались только мелкие детали. Какая наивность…

Бен покачал головой и сказал:

– Но это не… Этого просто не может быть.

Мадам Вентор умудрилась развести руками, не вынимая их из карманов.

– Ну, значит, не может быть. Но это факт. Вы это сами сейчас испытываете. Кстати, если хотите, у меня осталось несколько образцов. Бренди с тем вечером, когда я была на концерте «Битлов», прямо у сцены, или отборное красное вино – в нем хранятся переживания, которые я испытала, когда смотрела высадку на Луну в прямом эфире.

– Вы говорите о трансплантации воспоминаний, – сказал Бен.

– Нет. Не воспоминаний, а переживаний, – сказала мадам Вентор. – Это больше, чем воспоминания.

– В каком смысле больше?

– Сколько будет три умножить на пять? – спросила мадам Вентор.

– Что?

– Ну-ну, просто ответьте. Три на пять.

– Пятнадцать, – сказал Бен. – А что?

– Сами посчитали? Правда? Пять раз складывали по три, пока не дошли до нужного ответа? Или просто выучили когда-то таблицу умножения – и сейчас выдаете?

– Я…

– В каком году началась Первая мировая война?

– В одна тысяча девятьсот четырнадцатом, – сказал Бен.

– Сколько электронов в атоме водорода?

– Один. К чему все это?

– Я имею в виду, что воспоминание в основном своем значении связано с данными и фактами. Личное присутствие совершенно необязательно. Это информация, которая находится у тебя в голове. А переживание – это совсем другое, оно меняет тебя самого. И это то, что мы продавали. Не информацию, а изменение.

Она прошлась по комнате и снова повернулась к ним.

– Понимаете, из чего люди сделаны? Из опыта. Из всего, что они испытали и пережили. Конечно, стартовые возможности определяются генетикой, но это только ядро, вокруг которого строится личность. Нас делают такими, какие мы есть, наши переживания. В школе не учат быть героем, нельзя научиться – и пойти совершать подвиги. Не это делает тебя героем. Тебя меняют твои собственные поступки, переживания перемещают в тебе какие-то частички, становятся твоими составляющими – и делают тебя тем, кто ты есть. Именно это понял Вольф, в этом его гениальность, и именно это он продавал. Правда, некоторые люди покупали переживания специально для того, чтобы убедить себя: да, они были в том самом месте и совершили то, что совершили. Вольф называл их туристами. Но его целевой аудиторией были люди, которые хотели измениться, которые хотели испытать что-нибудь в своей жизни. Люди, боявшиеся высоты, покупали переживание прыжка с парашютом – и переставали бояться. Стеснительные люди покупали целыми ящиками маленькие бутылки вина, полные простых переживаний от общения, чтобы приучить себя к этому, – и больше не стеснялись. Предприниматели, которые хотели приобрести опыт, покупали переживания от основания бизнеса. Люди, которые хотели развить в себе творческое мышление, покупали переживания художников и музыкантов. Вольф понял, что человека определяет именно то, что он испытал, – и дарил людям способ изменить себя. Люди получали здесь не только воспоминание, они проходили легкий душевный тюнинг.

Она обратилась к Бену:

– Есть что-то, что Вольф хотел вам передать. Это может быть переживание, которое вас изменит, но да, это может быть и просто событие, которое произошло с ним, – и он хотел, чтобы вы знали об этом.

– Я буду чувствовать, что это произошло со мной?

– Да. Ведь вы так чувствуете сейчас, да?

– Минуту, минуту, минуту! – сказала Оснат. – А чем в итоге закончилось дело с ними со всеми? В смысле, где они? Все эти переживатели?

Мадам Вентор вздохнула:

– Ничто не остается неизменным. В какой-то момент Вольф решил, что хочет открыть новые технические возможности, и бо́льшую часть времени посвящал не работникам, а исследованиям.

– Исследованиям? – спросил Бен. – Человек открыл, как передавать воспоминания от человека к человеку, – этого что, мало?

– Не воспоминания. Переживания, – поправила его мадам Вентор.

– Ладно, пусть будут переживания.

– В какой-то момент он почувствовал, что не успеет исчерпать весь потенциал идеи, – объяснила Вентор. – Обращаться к властям он не хотел, публиковать свое открытие – тоже: боялся, что его техника попадет в руки не тем людям, но были проблемы, которые он хотел решить. У него были всякие идеи, которые он хотел попробовать.

– Например?

– Например, как научиться хранить переживания в воде. Из всех веществ чистая вода была единственным, в котором нельзя было хранить воспоминания и события.

– Почему? – спросила Оснат.

– Никто не знает, – сказала мадам Вентор, пожав плечами. – Но Вольф пытался это обойти. Поначалу он старался найти как можно больше применений открытой им возможности. Представьте себе: влюбленные могли бы увидеть себя глазами своих возлюбленных и понять, что они значат для них. Учителя могли бы понять ход мышления учеников, увидеть, что им не дается. Споры не переходили бы в стадию безобразия, потому что стороны могли бы понять друг друга. Выйти из тюрьмы своего сознания, чтобы в мире больше не было отчуждения, – конечная цель его заключалась в этом. Но нужно признать, что я не слышала, чтобы какой-нибудь из его экспериментов или какая-нибудь из его поездок оказались успешными. Он почти ничего не рассказывал о том, что делает. Так или иначе, одна из причин была в этом. Вольф все меньше и меньше управлял переживателями.

Поначалу он надолго уезжал или закрывался в квартире. Когда переживатели приходили сдать то, что испытали, их было некому встретить – или тот, кто их встречал, не знал, куда какое переживание положить. И они начали исчезать. Курсы откладывались, потом отменялись целые циклы. В конце концов Вольф решил, что он не сможет усидеть на нескольких стульях. Он доверил нам бар, научил нас руководить группой переживателей, но перестал вести курсы. Время от времени он брал отдельных учеников и готовил их, но не более того. Все остальное время он что-то там исследовал.

Пока однажды его не хватил инсульт. Он успел кого-то позвать, его быстро отвезли в больницу, так что он отделался довольно легко. Но что-то в нем все же изменилось. Кратковременная память местами сильно пострадала. Он счел эту насмешку судьбы забавной, учитывая, чем он занимался всю жизнь!.. После инсульта он полностью утратил возможность экспериментировать. Он начинал эксперимент – и в процессе забывал, что делает. Так он мучился месяца два, пока однажды, во время одного из таких экспериментов, не смешал вещества в неправильной пропорции и не устроил взрыв. Ему оторвало палец. Я помню, как мы услышали этот взрыв, побежали к нему наверх. Представьте себе: он сидит в лаборатории, держит этот палец и смеется. Видимо, пришло время закончить карьеру, сказал он, теперь моя очередь немного отдохнуть. Тогда он переехал в дом престарелых и раз в три месяца надолго уезжал за границу с сопровождающей медсестрой. В доме престарелых старались защитить его от инцидентов, связанных с забывчивостью, – и, надо сказать, насколько я слышала, их становилось все меньше, и он был вполне доволен жизнью. А сюда стало приходить все меньше переживателей. Без Вольфа это место утратило свою притягательность, и они предпочли работать фрилансерами, продавать свои переживания напрямую частным клиентам.

– Сегодня я руковожу делами, – продолжила мадам Вентор. – Есть еще трое переживателей, которые зарегистрированы только у нас. Иногда они являются и сдают свои переживания, но главным образом я хожу по улицам и собираю их там. Некоторые переживатели перемещаются по городу – и надо бегать от одного к другому, чтобы предложить им хорошую цену. Вы видели мою тележку? Сегодня переживателей уже не много, да и качество, признаюсь, так себе, но до сих пор есть спрос. У меня наверху новая порция – днем я купила ее у одного старичка. Три месяца уговаривала его продать и сегодня наконец уговорила. Почти полностью сохранное переживание человека, который воевал во Вторую мировую на стороне русских. Это редкость. Но вы не поверите, что людям нужно! Сколько молодых людей хотят получить самый обыкновенный жизненный опыт – как растить внуков, например.

– Так, значит, всякий раз, когда кто-нибудь приходит, говорит нужные слова и я отправляю его к вам наверх… – догадалась Оснат.

– Это, видимо, кто-нибудь из постоянных клиентов явился за переживанием, – объяснила мадам Вентор. – Или один из дистрибьюторов. Или продавцов. В любом случае эти точно знают, чего они хотят. Каждый из них интересуется особым видом переживаний. Сейчас, признаюсь, рынок в кризисе, но что делать? Кто может себе позволить, находит личного переживателя, который сделает для него в точности то, что он хочет.

– Вау, потрясающе. Просто невероятно, – сказала Оснат, и глаза ее заблестели.

– Почему тогда нет предложения? Куда делись все переживатели? – спросил Бен.

– Некоторые работают по частным контрактам, как я и сказала, – ответила мадам Вентор. – Но в последние годы стали происходить странные вещи. Переживатели стали пропадать.

– Пропадать?!

– Вначале это выглядело как случайность. Кто-то поехал за переживаниями в Антарктиду – и не вернулся; кто-то отправился на сафари в Африку – и без вести пропал. Безусловно, такое бывает. Но в последнее время все больше переживателей завязывают с этим, исчезают или погибают при странных обстоятельствах.

– Кто-то уничтожает их?

– Не знаю, – пожала плечами Вентор. – Каждый такой случай сам по себе может быть несчастным случаем или ошибкой. А кому-то может просто надоесть это дело. Но когда за несколько лет этих случаев происходит так много, – это уже вызывает подозрения. В мире остается все меньше и меньше переживателей, и большинство завязывают, потому что боятся, что кто-то – не то человек, не то какая-то организация – их преследует. Становится все труднее найти переживания на рынке.

– Подождите, подождите, я не поняла, – сказала Оснат. – Сколько сейчас таких людей, которые умеют подмешивать эту штуку в еду?

– Мм, думаю, осталось всего несколько десятков, – ответила мадам Вентор. – Еще недавно были сотни.

– Сотни? – ужаснулась Оснат. – Ладно, все. Больше никогда не буду пить алкоголя.

– Это не обязательно алкоголь, – напомнил Бен.

– О my God! – Оснат обхватила голову руками. – Чего только я тут не пила.

– Все, что продается у нас в баре, – совершенно чистое, – уверила ее мадам Вентор. – Но если честно, насчет других мест не поручусь…

– Это безумие, – сказала Оснат. – Просто безумие. Но в то же время круто, правда? Но безумно.

– Не понимаю, – недоуменно произнес Бен. – Неужели он хотел именно этого? Чтобы я помнил, где стоит стиральная машина?

– Нет-нет, – быстро ответила мадам Вентор. – Это точно что-то еще. То, что вы обратили внимание на фотографию и стиральную машину, – случайность. В этой бутылке – целое событие.

Бен взял бутылку в руки и осмотрел ее.

– Почему бы вам не сделать еще один глоток? – спросила мадам Вентор.

Бен недоверчиво покосился на нее. Еще глоток? Она что, рехнулась?

– По-моему, больше не надо. Дайте мне минутку, – может, я смогу вспомнить и без этого.

Он закрыл глаза. Что именно произошло здесь, внизу?

Он глубоко вздохнул и втянул запах этого подвала.

– Это было во вторник, – сказал он. – Это было во вторник, зимой. Я был в свитере, насколько я помню.

– Он имеет в виду, что Вольф был в свитере, да? – шепнула Оснат мадам Вентор.

Та кивнула:

– Бену кажется, что это случилось с ним самим. Но да, ты права.

– Я спустился в подвал и зажег свет. Огляделся. Тут было не так пыльно, как сейчас. А потом… потом… потом я прошелся тут, посмотрел на все, касаясь разных предметов. Дотронулся до стен, переплетов книг, провел пальцами по стульям…

– Он хотел, чтобы вы помнили помещение, – тихо произнесла мадам Вентор, будто самой себе.

– Я оглядел комнату. Когда увидел фотографию ковбоя, – сказал Бен, – я посмотрел на него и сказал: «Хеллоу, мистер Билл».

– И?

– И подошел к доске.

– К этой? – спросила мадам Вентор и показала на зеленую доску, которая стояла у нее за спиной.

Бен открыл глаза, сказал «да» и снова их закрыл.

– Я подошел к доске и стал на ней писать. Написал несколько чисел. Мелом. Потом взял один стул из штабеля, сел перед доской и стал просто смотреть на нее. Смотрел на нее и на числа минут пять. Пока не услышал… услышал…

– Что вы услышали? – спросила мадам Вентор.

Бен снова открыл глаза и посмотрел на нее.

– Услышал вас, – сказал он. – Я почти уверен, что это был ваш голос.

– А что я сказала? – спросила мадам Вентор.

– Вы крикнули сверху: «Ну сколько можно? Долго я буду одна – на всех клиентов? Давай, поднимайся!»

Мадам Вентор покачала головой:

– Звучит разумно. Иногда я раздражалась на него.

– И тогда я прокричал что-то вроде: «Иду, иду», встал, снова подошел к доске и стер все числа.

– И?

– И тихо сказал: «Удачи». И все.

– И все?

– И все. Что было дальше – не помню.

Мадам Вентор наклонила голову и прошлась по комнате. Бен и Оснат смотрели на нее, затаив дыхание.

– Напиши эти числа, – сказала Оснат. – Давай посмотрим на них.

Бен подошел к доске и взял один из мелков. На секунду задумался, чертя мелом в воздухе, – и написал:

22 41 24 20 63 94 87 82 115 91 137

159 32 92 46 172 77 268 218 56 151

– И что это может быть? – спросила Оснат.

– Не знаю, – пожал плечами Бен. – Я просто помню эти числа.

– Вы уверены, что числа были именно такие?

– Да, – ответил Бен.

– У вас был какой-нибудь сейф? – спросила Оснат у мадам Вентор. – Может быть, это шифр от него? Или код банковского счета?

– Нет, – ответила Вентор, изучая доску. – Ничего не было. Это просто половина пазла. – Вдруг она резко повернулась к Оснат. – Нам нужна твоя бутылка. Вторая половина того, что Вольф пытался нам передать, находится там.

– Она наверху, – сказала Оснат. – Мне уже так не терпится выпить!

– Он отпил из первой, – может быть, ему же лучше отпить и из второй, – сказала мадам Вентор и кивнула головой в сторону Бена.

Бен вспомнил вкус виски и как оно обожгло ему горло:

– Что? А почему именно я? Мне кажется, не стоит…

– Тогда я выпью, не важно, – нетерпеливо сказала мадам Вентор. – Давайте принесем ее сюда наконец.