Текст книги "Бюро. Пий XII и евреи. Секретные досье Ватикана"

«Недавно мне сказали, что Александр Кретциано подал в отставку и что его сменил министр Давидеску [sic]… Министр Кретциано всегда проявлял большое уважение к нунцию [т. е. к самому Кассуло] и сотрудничал с ним в поисках решений для самых деликатных вопросов. Очень открытый человек, с острым умом, он взвешенно подходит к самым разным проблемам и добивается умиротворения. Он всегда искренне расстраивается, когда желаемая цель оказывается недосягаемой»⁴⁸.

О новом же министре Давидеску Кассуло писал так:

«Что до наших многочисленных проблем, то я думаю, что он не обладает преимуществами, которые мы отмечали у Кретциано. Он легко склоняется на сторону инакомыслящего большинства, частью которого является и с которым тесно связан. Вместе с тем со мной он обходителен, и я надеюсь, что мне не придется сталкиваться с трудностями в осуществлении моей миссии. Как и всегда, я буду говорить предельно ясно и недвусмысленно и твердо отстаивать права католической Церкви». Чрезмерное уважение и восхищение, которые Кассуло испытывал к Кретциано, могли объяснить, почему в начале он оставался слеп и глух к двойной игре министра вокруг декрета-закона от 21 марта 1941 года.

В месяцы, последовавшие за его поездкой в Рим и приемом у папы, Кассуло письменно фиксировал все многочисленные уступки, которое правительство делало в отношении обращения и крещения евреев. Он был доволен, что добился вербальной ноты от 21 июля 1941 года, ставшей гарантией безопасности для многих отчаявшихся людей. Этим, по мнению Кассуло, объяснялись просьбы о крещении, начавшие поступать в массовом порядке с конца ноября 1941 года. Но ближе к Рождеству новые обстоятельства и неотложные требования, касавшиеся таинства крещения, вынудили Кассуло снова связаться с Римом. На этот раз он запрашивал у Ватикана четкие инструкции относительно надлежащего толкования канонического права. Ведь даже если ситуация в Румынии сейчас была спокойной, она могла измениться в любой момент. Причина обращения к Риму была в следующем: раньше подготовке к крещению отдельных лиц можно было уделять достаточное время, но теперь «крайняя опасность, которой подвергаются евреи, означает для них кошмарное будущее без всякой надежды выжить, если их, например, отправят в далекие концентрационные лагеря. Креститься хотят очень многие, тем самым надеясь спастись или, по крайней мере, рассчитывая на менее ужасное отношение»⁴⁹.

Одна из причин, по которым ситуация, казалось, выходила из-под контроля, была связана с возникшими слухами, будто Святой Престол, осознавая нависшую над евреями опасность, распорядился организовать массовое обращение даже без короткой подготовки, которую предполагалось проводить уже после крещения. Кассуло утверждал, что, когда он узнал об этой ложной новости, тут же опроверг ее и твердо придерживался инструкций, полученных ранее из Рима. Кроме того, он лично проверял, как проходил обряд крещения, тогда как «приходской священник в Бухаресте подтверждал, что предусмотренный период подготовки соблюдался, а исключения не допускались»⁵⁰. Кассуло также встретился с архиепископом, монсеньором Чисаром, который «в прошлом довольно строго относился к крещению евреев». Архиепископ сказал, что раньше подготовка евреев к крещению обычно занимала шесть месяцев. Но, учитывая нынешние обстоятельства, он созвал капитул архиепископства, чтобы решить, что делать с растущим числом евреев, просивших о крещении. «Насколько я смог понять, решение было примерно следующим: для тех, кто подает прошение о крещении, проводить краткую подготовку по догматам католической веры и проверять семейное положение на предмет правильности брака и т. д. После этого их допускают к крещению с обязательством регулярно посещать мессу [регулярно ходить в Церковь] и выполнять все основные требования для доступа к святому причастию».

Монсеньор Кассуло продолжал держать ситуацию под контролем. Попросив Святой Престол рассмотреть этот щекотливый вопрос, он, выдвигая собственные проницательные предложения, заключает: если его руководство одобрит, решение может оставаться полностью на усмотрении священников, которые оценивали бы ситуацию самостоятельно, а значит, продолжали бы крестить евреев: «На самом деле, новым стало то, что эти евреи – служащие, коммерсанты – приходят к священнику в любое время и высказывают готовность пройти религиозную подготовку. Очевидно, что им невозможно отказать по гуманитарным соображениям, но столь же очевидно, что само Провидение использует естественные средства, чтобы обеспечить их спасение. Священник сам со всей нравственной ответственностью рассматривает каждый отдельный случай и решает, следует или нет допускать их в лоно католической Церкви»⁵¹.

* * *

Сентябрь 1942 года был на исходе, становилось заметно прохладнее. В Риме монсеньор Барбетта, член Бюро, открыл окна, глубоко вдохнул утренний воздух и вновь сел за рабочий стол. Взяв перо, он стал составлять для Бюро служебную записку, в которой анализировал расовые законы в Румынии. Ситуация была тревожной и в дальнейшем могла усугубиться.

В Бухаресте нунций Кассуло в течение нескольких месяцев пытался создать барьер против пагубных антиеврейских законов, принятых правительством. Прошло около года с тех пор, как Бюро серьезно обеспокоилось сопротивлением, которое румынское правительство оказывало обращению евреев. Об этом свидетельствуют и вся переписка Кассуло, и записи в его дневнике, и записки Барбетты, хранящиеся в Историческом архиве. Несколькими месяцами ранее Барбетта пришел к выводу, что румынские правоведы считали обращение евреев в католицизм второстепенным вопросом, подобно чисто внешней гражданской процедуре, которая должна соответствовать полицейским регламентам. Это предопределяло их невосприимчивость к шагам, предпринятым Церковью в данном направлении. Желая удостовериться в том, что он хорошо помнит все факты, Барбетта просмотрел записи по этому вопросу, которые он сделал в ноябре 1941 года. Тогда он посчитал, что после всего того, что сделали Бюро и нунций, «нельзя предпринять ничего большего». Он остановился на замечании нунция о том, что он «сказал г-ну Давидеску [главе военного кабинета Антонеску], что его “миссия заключалась в согласовании интересов государства и прав Церкви”». Забавно вспоминать, – подумал Барбетта с грустной улыбкой, – что я сам положил этому начало несколько месяцев назад, когда сказал: «Красивая формулировка, но на практике ее применить не получится. На самом деле мы говорим о злоупотреблениях, совершенных государством, и… согласовать их ни с чем нельзя»⁵².

Теперь, почти год спустя, сидя в своем кабинете, Барбетта размышлял над все тем же тревожным и по-прежнему актуальным вопросом. Он отложил перо, потер лоб и задумался: вопреки заявлениям румынских властей о том, что они не намерены нарушать признанные конкордатом права католической религии, действие расовых законов в Румынии создало, выражаясь дипломатическим языком, некоторые «неудобства». А недавно те же власти провозгласили новый принцип: «Перемена вероисповедания не отменяет еврейского происхождения». Отныне считалось, что евреи, и крещеные при рождении, и недавно обращенные в католичество, принадлежат к еврейской расе⁵³.

Когда румынских евреев лишили гражданских прав, нунций столкнулся с серьезным вызовом. На его плечи была возложена огромная ответственность: добиться от правительства официального заявления о том, что евреям-католикам предоставляются равные права с прочими гражданами-католиками. К числу этих прав относились свобода исповедания своей веры, доступ к религиозному воспитанию и к духовной помощи от католических священников, будь то в армии, больницах, тюрьмах и т. д., как это провозглашалось в конкордате.

Барбетта помнил о вербальной ноте от 21 июля 1941 года⁵⁴, в которой румынское правительство заверяло Кассуло, что «евреи, обратившиеся в католическую веру, во всех религиозных вопросах пользуются правами, признанными конкордатом, в частности правом на религиозное воспитание, духовную помощь со стороны католических священников и на доступ ко всем начальным и средним католическим школам. Хотя это заявление было неполным, нунций и епископы сочли его удовлетворительным». Можно было бы подумать, что после этого официального обещания монсеньор Кассуло успокоился, уверившись в том, что новообращенным будет обеспечена защита. Однако это было не так.

На самом деле часть румынской политической элиты, желавшая начать преследования евреев, еще не отказалась от своих намерений. Она явно искала другую уловку, стремясь выявить какую-нибудь ошибку, допущенную духовенством при обращении евреев. От внимания монсеньора Барбетты не ускользнул тот факт, что «почти год спустя, т. е. 18 апреля 1942 года, Папп, посланник при Святом Престоле, попросил кардинала Мальоне [т. е. государственного секретаря] передать папе просьбу своего правительства… ограничить случаи перехода евреев в католицизм, поскольку они вызывали подозрения, или, по крайней мере, отложить их до окончания войны»⁵⁵. На встрече с Мальоне румынский посол в Ватикане настаивал на том, чтобы формальный запрос Бухареста был лично передан папе для того, чтобы «ввиду огромного потока просьб о крещении со стороны такого количества евреев, которое вызывает подозрение, принятие евреев в лоно католической Церкви было отложено на время (например, до конца войны)». В ходе этой встречи кардинал Мальоне ответил румынскому дипломату, что «румынские Церковные власти сделали все возможное, чтобы не дать сбить себя с толку, посему, на мой взгляд, излишне советовать им быть внимательными и осторожными в этом вопросе. Вместе с тем, чтобы удовлетворить правительство, мы тактично попросим нунция придерживаться обычных рекомендаций: он не имеет обыкновения выходить за рамки»⁵⁶. Разумеется, папу Пия XII держали в курсе этого вопроса.

Далее в служебной записке монсеньор Барбетта писал следующее:

«Кардинал Мальоне, дав все разъяснения относительно странного предположения властей, спросил нунция, сталкивался ли тот со злоупотреблениями в толковании правил, установленных Священной канцелярией». Это перекликается с полученной Бюро несколькими месяцами ранее информацией о том, что, «поскольку румынские евреи массово просят об обращении в католичество, церковные власти приняли меры в этом отношении»⁵⁷.

Кардинал Мальоне был несколько удивлен странным требованием румынского правительства, но ему было известно, что вопросы толкования находятся не в его компетенции. Он немедленно приказал сообщить, что Святой отец согласен и, «оставив у себя копию отчета, просил монсеньора Кассуло направить его отчеты в Священную канцелярию»⁵⁸.

Через неделю Священная канцелярия подтвердила содержание данного ранее ответа, но уточнила следующее:

«Вместе с тем, когда достоверно установлено, что крещение невозможно без особых трудностей отложить до завершения обучения и когда совесть священника этим отягощена, разрешается крестить тех – но только их – о ком известно, что они, с одной стороны, должным образом наставлены в основах веры, необходимых для христианской жизни, а с другой, искренне желают вести жизнь согласно заповедям католической веры и в дальнейшем освоят весь катехизис, чтобы быть допущенными к святому евхаристическому причастию»⁵⁹. Скорее всего, прочитав это особое заявление, Кассуло вздохнул с облегчением.

Передав разъяснения в ответ на довольно странную просьбу румынского правительства о приостановке крещений до окончания войны, кардинал Мальоне резко спросил Кассуло, были ли ему известны случаи нарушения правил крещения, установленных Священной канцелярией. Нунций, разумеется, ответил отрицательно и напомнил Мальоне его собственные слова: «Нельзя чинить препоны, когда обращение есть творение божьей благодати. И это главный предмет дискуссии с самого начала, когда усилилось движение евреев к Церкви»⁶⁰. В свою защиту Кассуло ссылался на то, что «епископы и священники, как правило, соблюдали все инструкции, которые им были даны, хотя и были отмечены некоторые исключения. Я знаю, что архиепископ Бухареста был вынужден вмешаться, чтобы положить конец злоупотреблениям, допущенным одним или двумя небрежными священниками, которые порой слишком легко допускали к крещению лиц, не прошедших должную подготовку и не направляемых благодатью»⁶¹.

После этого он повторил то, что писал в конце предыдущего года:

«Этот факт дает пищу для размышлений. Важные люди, специалисты, коммерсанты хотят получить наставление в католической вере. Они в любое время суток оставляют свои занятия, чтобы получить наставление в вере и подготовиться к крещению… Когда румынское правительство, в своей мудрости и почтении, уступило нашим настояниям о признании прав Церкви, особенно тех, что касаются религиозного образования и поддержки новообращенных, евреи нашли опору и утешение, а это было очень полезно для их обращения. Многие из них не смогли его получить, это верно, но сам факт, что они могут называть себя католиками, уже сам по себе важное наставление. Тем не менее учту при рассмотрении подобных случаев указания Вашего Высокопреосвященства»⁶².

* * *

Кассуло должен был одновременно продвигаться по двум направлениям. Атмосфера встречи с министром Раду Давидеску 19 июня 1942 года не очень отличалась от предыдущих встреч. В своих дневниках Кассуло пишет, что «обратил внимание министра на положение обращенных евреев, особенно в Черновцах [в Буковине]. Он сказал, что это очень тонкий вопрос и что, по мнению правительства, в настоящее время обращение в католичество во многом было обусловлено материальными соображениями, вследствие чего он рекомендовал католическому духовенству быть крайне осторожным». Вернувшись к себе, Кассуло «принял меры, чтобы католическая Церковь в этом важном вопросе придерживалась, как и всегда, самых строгих инструкций»⁶³. В дальнейшем он неоднократно предостерегал духовенство в этом отношении.

Именно в таком ключе он общался с сестрами из ордена Богоматери в Сионе, посетивших нунциатуру 15 июля. Он их «проинструктировал относительно допуска евреев к крещению, чтобы исключить злоупотребления»⁶⁴. Однако тем же вечером монсеньора Кассуло, по-видимому, охватили легкие сомнения. В своем дневнике он отметил, что во время встречи «мисс Нану, обращенная, которая показалась мне [Кассуло] доброй католичкой, спросила, что я думаю о нынешнем обращении евреев. Я ответил, что обращение должно быть актом Божьей благодати и что, прежде чем крестить кого-либо, Церковь обыкновенно проявляет сдержанность и внимательно относится к этому вопросу. Она поняла и обратила мое внимания на злоупотребления как со стороны тех, кто принимает и наставляет их, так и тех, кто просят принять их в лоно Церкви исключительно из практических соображений»⁶⁵. Было ли замечание мисс Нану лишь предупреждением? Или угрозой? Или, быть может, католики вроде мисс Нану, особенно недавно обращенные, проявляли нетерпимость к своим бывшим единоверцам? Кассуло, разумеется, прекрасно осознавал, какую опасность представляли слухи, озвученные мисс Нану. «Добро не делает шума, а шум не делает добра». Кассуло часто записывал на форзацах своих дневников большие выдержки из религиозных текстов, афоризмы, максимы и другие цитаты, которые считал актуальными. В данном случае особенно уместной ему показалась цитата из Франциска Сальского о том, что шум не приносит ничего хорошего, – он записал ее в конце одного из своих дневников⁶⁶.

Совпадение или нет? Едва мисс Нану покинула Бухарест, как начали происходить удивительные вещи. В ходе личного визита в нунциатуру в июле 1942 года монсеньор Дуркович, генеральный викарий бухарестского архиепископства, и священник прихода Св. Марии Милостивой (Бэрэция) сообщили Кассуло, «что инспектор министерства по делам вероисповеданий и офицер полиции пришли провести осмотр приходских записей с целью установления количества крещеных евреев, их имен, имени крестившего их священника и проверить соответствующие документы». Кассуло порекомендовал обоим священникам «крайне внимательно отнестись к столь важному и деликатному делу и призвал их проявлять вежливость, разговаривать с инспектором в дружелюбном тоне, но распоряжениям его не подчиняться и ожидать инструкций»⁶⁷. Более подробно монсеньор Дуркович изложил дело в письме Кассуло от 17 июля. «Он доложил о фактах, касающихся расследования, которое министерство по делам вероисповеданий намерено провести в отношении крещения евреев. Ответ последует через несколько дней»⁶⁸, сообщал Кассуло.

Через день после получения отчета от монсеньора Дурковича нунций отправился к Давидеску, недавно назначенному министром по делам вероисповеданий. Встреча началась в половине первого. Первым вопросом, который они обсудили, стало «крещение евреев»⁶⁹. Они договорились о том, что, во избежание ухудшения ситуации такие инспекции проводиться больше не будут, но при этом для соблюдения требований новых, еще более суровых расовых законов, в министерство по делам вероисповеданий будет передана записка с данными о новообращенных⁷⁰. Кассуло сообщил об этом в Рим⁷¹.

Сразу после встречи с министром Кассуло объяснил монсеньору Дурковичу, на какие именно уступки румынским властям может пойти Церковь: передать им список с одними именами крестившихся. Любые дополнительные требования будут отвергнуты. Полицейский инспектор и его правая рука были лично приняты архиепископом, который вежливо, но твердо дал им понять, что «в том, что касается таинств, католическая Церковь располагает полной свободой и никакие государственные ведомства, включая полицию, не могут вмешиваться в эти вопросы. Я могу согласиться на передачу властям списка с именами крещеных, которые соблюли все канонические правила»⁷². Затем властям действительно был передан список, в котором были указаны только имена евреев, принятых в лоно католической Церкви.

* * *

В Риме член Бюро Барбетта не без опасения воспринял информацию о том, что «инспектор провел осмотр приходских записей в поисках имен и фамилий крещеных евреев и крестивших их священников»⁷³. По счастью, это вмешательство было смягчено вежливостью и, насколько нам сообщают, незваным гостям был вручен лишь краткий перечень крещеных. Во всяком случае, в этот раз.

Однако всего через несколько недель опасения Барбетты оправдались. В конце августа из Бухареста пришли очень плохие новости. У него на столе оказалась копия памятной записки министерства по делам вероисповеданий, в которой говорилось следующее: «касательно расследования, проведенного уполномоченным министерства по делам вероисповеданий в записях [о крещениях] генерального викария Бухареста, министр иностранных дел имеет честь известить апостольскую нунциатуру о том, что в текущих обстоятельствах компетентные ведомства не могут отказаться от права надзора и контроля. Ввиду чрезвычайности нынешней ситуации, а также на основании положений статьи 6 конкордата министр иностранных дел просит апостольскую нунциатуру не расценивать меры контроля, которые уже приняты компетентными ведомствами или могут быть осуществлены в будущем, как посягательство государства на исповедание католической веры [sic] в Румынии»⁷⁴.

Через десять дней Кассуло ответил министерству иностранных дел вербальной нотой, но воздержался на время от того, чтобы дать официальный ответ на содержание памятной записки⁷⁵. Сначала Рим должен был ему сказать, что делать.

Как и монсеньор Барбетта, мы тоже можем задаться вопросом, что скрывалось за выражением «компетентные ведомства»⁷⁶. Шла ли речь о министерстве иностранных дел или о министерстве по делам вероисповеданий? Барбетта догадался, что два этих ведомства противоречили друг другу, и опасался, что, если они начнут сводить между собой счеты, это отрицательно скажется на попытках Святого Престола добиться мер, благоприятствующих евреям.

От внимания Бюро не ускользнул тот факт, что нунций Кассуло ограничился сообщением, что приказ поступил из министерства по делам вероисповеданий и что правительство полагало, будто евреи обращались в католичество, чтобы на них не распространялось действие новых «законов». Барбетта задался вопросом: «О каких законах говорит монсеньор Кассуло? Касаются ли они гражданских прав, занятости, торговли, военной сферы… Евреи уже исключены из всех этих областей. И вместе с тем он [Кассуло] ничего не говорит о главном: в чем заключается цель, явная или скрываемая, этого правительственного расследования? К каким последствиям привел первый обыск? Почему они хотели знать имена священников, осуществлявших обряд крещения? В чем могут заключаться меры, которые “могут быть осуществлены в будущем”?..»⁷⁷ Предложение Барбетты состояло в том, чтобы «на настоящий момент ответ Святого Престола ограничился официальным визитом нунция в Бухаресте к генералу Антонеску, в ходе которого он четко заявит, что новые меры противоречат положениям конкордата и что, если они будут применены на практике, у Святого Престола не останется иного выхода, кроме как выразить протест. Тем временем он должен будет установить цели, которые преследовало правительство в своем запросе». Кардинал Мальоне полностью поддержал это предложение.

В Бухаресте монсеньор Кассуло был крайне разочарован. Больше года он жил с надеждой, что предыдущие соглашения с министром иностранных дел положили конец этой грустной главе в истории Румынии.

Все радужные иллюзии Кассуло улетучились после неожиданного изменения закона о румынских евреях. Монсеньор Барбетта получил сведения о том, что румынское правительство готовило закон, по которому трансильванские евреи подлежат депортации в Транснистрию, а их дома будут предоставлены немцам, лишившимся крова в результате бомбардировок. Среди «венгров еврейской расы» три или четыре тысячи обратились в католицизм более двадцати лет назад. Тардини записал, что «нунций пообещал поговорить с Антонеску: теперь эти евреи хотели бы, чтобы Святой Престол поддержал работу нунция, чтобы хотя бы обращенным удалось избежать депортации»⁷⁸. Это «хотя бы» может создать впечатление, будто Тардини не заботила судьба остальных евреев, но на самом деле он хорошо осознавал, что Рим и католическая Церковь могли заступаться только за крещеных евреев. Его комментарий, довольно сухой, звучит как четкий приказ Барбетте: «Поддержите работу нунция!»

Тревогу забил и нунций в Швейцарии, монсеньор Бернардини, который осенью 1942 года передал в Рим отчет, полученный от председателя швейцарской еврейской общины⁷⁹. Из документа следовало, что подобные ограничительные меры в ближайшем будущем могут быть приняты властями Испании и Венгрии. Он подтверждал отчет, который еще раньше составили на латыни евреи из Черновцов⁸⁰, а Кассуло переправил в Рим. Даже крайне осмотрительный кардинал Мальоне хотел проверить все новые или неизвестные детали этих отчетов⁸¹. Что и было поручено коллеге Барбетты, минутанту монсеньору Бафиле – он курировал Швейцарию и получил для работы все эти отчеты. Описывая депортацию 185 тысяч евреев осенью 1942 года и преследования, которым подверглись румынские евреи, Бафиле придал ключевое значение недавнему сборнику под названием «Статут евреев».

В этом статуте евреи разделялись на четыре категории. Первая называлась «привилегированные евреи» (награжденные ветераны войны и т. д.). Во вторую группу были помещены «потомки смешанных браков и крещеных евреев», с которыми надлежало обращаться так же, как и с первыми. Третью категорию составляли «терпимые евреи», которые родились в прежних границах Румынии и были помещены властями в гетто. К четвертой группе относились самые злополучные из всех – «нежелательные евреи», проживавшие на аннексированных территориях (в Бессарабии, Буковине и Транснистрии) и подлежавшие скорейшей депортации⁸². Бафиле записал слова нунция Кассуло: «Отчаянная ситуация объясняет эту разновидность психоза [sic!], заключающуюся в неистовом стремлении креститься в надежде избежать депортации благодаря снисхождению государства и защите Церкви»⁸³. 8 ноября 1942 года Тардини потребовал от монсеньора Барбетты «сравнить данное Бафиле описание ситуации со всеми прочими имеющимися сведениями».

* * *

Мальоне и Тардини со всей энергией стали направлять работу Бюро по румынскому вопросу, сосредоточившись на крещеных евреях. 11 декабря 1942 года Михай Антонеску, министр иностранных дел, официально заявил, что румынское правительство никогда не откажется от устоев христианской веры как из уважения к закону божьему, так и вследствие обязательств, закрепленных в конкордате. Тем самым в Румынии евреи будут иметь возможность обращаться в католичество и получать духовную помощь и права, которые закон обеспечивал всем католикам. К числу этих прав относилась свобода вероисповедания, доступ к католическим школам, духовная поддержка в армии и т. д. По крайней мере, так утверждало министерство иностранных дел. Реальность была иной, если не сказать полностью противоположной, как явствует из циркуляра, который министерство по делам вероисповедания отправило католическому архиепископу Бухареста. Нунций Кассуло жестко отреагировал на него в вербальной ноте на имя заместителя премьер-министра Румынии⁸⁴.

Как и подозревал Барбетта, вопрос о «крещеных евреях» стал поводом для столкновения между умеренным и фундаменталистским крылом марионеточного нацистского правительства. Однако, как он тонко подметил несколько недель спустя в Риме, «на гражданском уровне государство игнорирует это обращение индивида [в католицизм] и устраняет евреев из своих ведомств, общественных служб и т. д., откуда они исключаются на основании расовых законов». Барбетта спросил свое начальство, может ли он передать свой служебный отчет о крещеных евреях Румынии монсеньору Арате, советнику Конгрегации по делам восточных церквей⁸⁵. Кардинал Мальоне ответил: «Хорошо». Перед тем как запечатать конверт, Барбетта снова сел в кресло и посмотрел через окно на мир, полный сражений и успехов, грусти и радости, ужаса и освобождения. Он понимал, что он всего лишь человек, часть огромной и влиятельной системы, боровшейся с ужасом и стремившейся принести утешение и облегчение. Он прекрасно осознавал, что там, в Румынии, это было совсем не просто. Он поменял чернила в ручке и, прежде чем вложить письмо в конверт 13 февраля 1943 года, в заключение добавил другим цветом: «Святой Престол неоднократно пытался заступиться за крещеных евреев, чтобы смягчить действие распространявшихся на них расовых законов»⁸⁶.

* * *

В тот же день «там, в Румынии», монсеньор Кассуло поздно вечером прибыл в министерство иностранных дел на официальную встречу с министром и с заместителем премьер-министра. Кассуло составил краткую вербальную ноту, в которой выражал недовольство и удивление и требовал от министра пересмотра предшествующих нот и ответов; он также просил гарантий, учитывая, что Ватикан считал дело закрытым. И теперь, сидя перед Кассуло, министр Михай Антонеску взял трубку телефона и позвонил своему коллеге из министерства образования и вероисповеданий, министру Петровичи. Когда этот последний услышал о циркуляре, отправленном его министерством бухарестскому архиепископу, «возникло впечатление, – сообщает Кассуло в Рим, – будто он с луны свалился и ни о чем не знал… Мы договорились, что на следующий день министр Петровичи направит мне подтверждение, что циркуляр отозван и что власти придерживаются директив, принятых советом министром ранее, в соответствии с договоренностями, достигнутыми между правительством и монсеньором апостольским нунцием». Затем они кратко поговорили о помощи евреям, депортированным в Транснистрию: «Министр Антонеску ответил, что он уже об этом размышлял и не намеревался превращаться в гонителя, несмотря на то, что должен был обеспечить, чтобы все шло гладко»⁸⁷. Пока что Кассуло удалось снова разрядить ситуацию.

На этом этапе Кассуло, кажется, был уверен, что ответ, данный министром Антонеску в декабре, получил benestare (благословение) Святого Престола⁸⁸. Со стороны нунция это было некоторое преувеличение, которое не ускользнуло от внимания Барбетты, отметившего в одной служебной записке: «В нашем ответе мы говорили, что министру Антонеску, заявлявшему, что в еврейском вопросе румынское правительство соблюдало христианские принципы, “делают честь” божественный закон и положения конкордата. Мы также говорили, что нужно сохранять бдительность, ибо важно, чтобы слова претворялись в дела»⁸⁹. К словам «делают честь» Тардини оставил такой комментарий: «Видите ли, Барбетта, когда вы пишете монсеньору Кассуло, нужно быть крайне осторожным, в том числе когда речь заходит о… чести!» Ниже кардинал Мальоне объяснил в нескольких словах это неуклюжее и наивное заявление Барбетты: «С монсеньором Кассуло никогда не знаешь, куда попадешь. Именно поэтому я запросил сведения по этому делу. И что теперь делать?»⁹⁰

Пометка Тардини служит прекрасным примером его знаменитых едких, полных сарказма, присущего уроженцам Рима, комментариев. В свойственной ему манере он оставляет сегодняшнему читателю ломать голову над вопросом, что именно имел в виду секретарь Конгрегации по чрезвычайным церковным делам под этой игрой слов о «чести»? Вспомним также о почти что недоверчивом вопросе о процедуре крещения, который Мальоне задал Кассуло, и о том, что Кассуло поспешно счел за одобрение ответ Святого Престола, упомянутый Барбеттой в начале текста. Самое логичное объяснение заключается в том, что нунций, стремившийся оказать максимальную помощь румынским евреям, прибегал к хитрости, чтобы преодолеть политические препятствия, обращая себе на пользу бюрократические тонкости и тщательно подбирая слова в переписке со своим римским начальством для того, чтобы механизм спасения, основанный на крещении, продолжал работать.

Такую интерпретацию подтверждает и тот факт, что в дневниках Кассуло повторяется мысль о том, что «обращение есть деяние не столько человеческое, сколько божественное»⁹¹. Между строк, на наш взгляд, просматривается его положительное отношение к массовому обращению евреев, которое создавало немалые проблемы румынским властям. И тем не менее нунций, прекрасно осознававший, что scripta manent (написанное остается), никогда не высказывал это открыто, предпочитая писать, что его долг – следовать правилам, установленным Священной канцелярией.

* * *

Как бы то ни было, благодаря совместным усилиям Кассуло, Барбетты, Тардини и Мальоне, действовавшим по поручению Пия XII, были достигнуты некоторые положительные результаты для евреев, о чем свидетельствует благодарность, которую доктор Шафран, главный раввин Бухареста, высказал лично следующей весной 1943 года. В первую неделю марта он пришел в нунциатуру в Румынии с целью поприветствовать и передать наилучшие пожелания общине по случаю годовщины понтификата Святого отца. Монсеньор Кассуло рассказывает нам: