Текст книги "Бюро. Пий XII и евреи. Секретные досье Ватикана"

«Отметив, что Его Святейшество обеспечивал и до сих пор обеспечивает защиту его единоверцам, он [д-р Шафран] попросил передать Святому отцу выражение их благодарности. Когда я спросил его о положении интернированных гражданских лиц, раввин сразу же понял, что я откликнулся на его желание затронуть этот вопрос. Действительно, он передал мне меморандум о множестве несчастных сирот и попросил Святой Престол и румынское правительство уделить им благосклонное внимание. Маленькая фотография, снятая на месте, показала мне ужасное положение множества несчастных. Я попросил д-ра Шафрана сообщить мне в кратком отчете о положении депортированных взрослых и о месте их сосредоточения. В конце он тепло попрощался со мной и ушел, взволнованный и благодарный»⁹².

Тем не менее на горизонте по-прежнему сгущались мрачные тучи. Всего через два дня, «по возвращении в нунциатуру, я принял д-ра Шафрана, который вручил мне второй меморандум о депортации неарийских гражданских лиц в Транснистрию. В нем рекомендовалось обратиться к румынскому правительству с целью не допустить, чтобы чуждые элементы настраивали местное население против евреев. По всему городу были незаконно развешаны плакаты, и есть опасение, что в ближайшие месяцы простые угрозы претворятся в действия. Приняв во внимание переданные им сведения, я снова рекомендую, чтобы эта община спокойно и мирно содействовала благу страны, оставаясь верной закону и божественным заветам»⁹³.

Ситуация продолжала усугубляться. Меньше чем через неделю, «после обеда, в 16 часов, монсеньор Шуберт пришел ко мне от имени группы евреев австрийского происхождения, от которых потребовали покинуть Румынию в течение апреля. Я пообещал, что займусь этим вопросом»⁹⁴.

«Затем ко мне снова пришел д-р Шафран, раввин Бухареста, и рассказал мне о все возрастающих трудностях. Румынское правительство согласилось, чтобы значительное число еврейских детей было переправлено через территорию страны в Палестину, но, судя по всему, этому воспротивились немецкие власти. Трое детей, ехавших с остальными, уже были арестованы на болгарско-турецкой границе… Раввин Шафран посоветовал мне написать апостольскому делегату в Софии, чтобы так или иначе их защитить»⁹⁵. Записи в дневниках нунция свидетельствуют о взаимопонимании и уважении, которое сохранялось в отношениях между ним и раввином Шафраном. Кассуло, в свою очередь, дал ему очень полезные рекомендации. «Я посоветовал ему написать мне письмо и изложить в нем все данные по этому прискорбному делу, которыми он располагал. После того как я заверил его в том, что Святой отец и его нунций сделают все, что в их силах, для улучшения положения евреев, особенно депортированных (или “интернированных”, или “задержанных”), и для того, чтобы румынское правительство благосклонно приняло наши предложения, д-р Шафран покинул мой кабинет, крайне признательный за отеческое отношение, которое я проявил к представителям его народа»⁹⁶.

Некоторые положительные последствия деятельности Святого Престола были отмечены даже за пределами Румынии. 8 апреля 1943 года нунций Бернардини в Берне (Швейцария) передал Бюро отчеты о положении евреев в Польше, Румынии и Транснистрии. Приславший их д-р А. Зильбершейн, председатель Комитета помощи еврейскому населению, пострадавшему от войны, добавил следующий комментарий: «В этом [отчете] о Румынии утверждается, что на какое-то время ситуация улучшилась, возможно, вследствие шагов, предпринятых Ватиканом»⁹⁷. А в Бухаресте 11 апреля, «около 11 часов, монсеньор [Анджело] Принетто принес добрые вести от монсеньора Ронкалли и монсеньора Маццоли»⁹⁸. Нам остается только предположить, что за этой таинственной формулировкой «добрые вести» скрывалось сообщение о том, что им удалось привести евреев, детей и / или взрослых, к свободе и спасению. Чтобы узнать об этом больше, стоит услышать и прочитать слова главного раввина Бухареста.

В 1944 году он высказал свое мнение в «Послании Его Высокопреосвященства д-ра Александра Шафрана, главного раввина Румынии, к евреям повсюду по воле представителей иностранной прессы в Бухаресте»⁹⁹.

Газетная статья с интервью с главным раввином Бухареста, д-ром Шафраном¹⁰⁰

Выразив свою благодарность Михаю I, последнему королю Румынии, который спас жизнь ему и многим другим, Шафран ставил перед своими читателями следующий вопрос: «Оглядываясь назад, в совсем недавнее прошлое, и вспоминая цепи гнета, память о которых еще так свежа, как не думать с глубокой признательностью о наших благодетелях? Мое постоянное общение с Его Превосходительством апостольским нунцием, дуайеном дипломатического корпуса в Бухаресте, и единение наших душ сыграли решающую роль для судеб нашей несчастной общины. В доме высокопоставленного прелата, перед его добрым сердцем, я плакал горючими слезами, как плакал бы отчаявшийся отец, за мою общину, которая лихорадочно билась в тисках между жизнью и смертью. Я не могу забыть наши драматические встречи и сочувствие, которое проявлял на них Его Превосходительство, той осенью, два года назад, когда было принято решение о депортации арестованных в Румынии евреев. После наших встреч Его Превосходительство вмешался и сумел предотвратить непоправимое несчастье»¹⁰¹.

Несколько позднее в газетном интервью, опубликованном 27 сентября 1944 года, Шафран утверждал: «Среди тех, к кому я обратился в поисках защиты для моих соплеменников, был апостольский нунций, который проявил понимание и любезность и через посредничество которого мои усилия увенчались успехом. Один еврейский философ учит нас, что благодарность – это память сердца. Должен сказать, что в том трудном положении, в котором мы оказались, после всех предпринятых мной попыток помочь представителям моего народа, мне ничего не оставалось, кроме как ввериться благосклонности монсеньора апостольского нунция. Во времена большой опасности Его Превосходительство не мог предложить мне встречу, поэтому, пренебрегши всеми правилами протокола, я отправился к нему без приглашения. И впоследствии он всякий раз встречал меня с открытым сердцем и проявлял интерес и сочувствие. Заступничество Его Превосходительства сыграло решающую роль в борьбе с опасностями, которым подвергалось само наше существование. Когда наше положение казалось отчаянным, его чудесное вмешательство избавляло нас от горя.

В течение двух лет, в те ужасные дни, когда уже началась депортация румынских евреев за пределы Румынии и депортированные были обречены на каторжные работы, нас спас высокий нравственный авторитет монсеньора нунция. С Божьей помощью он добился того, чтобы депортации прекратились. Я не забуду трогательные разговоры, которые я вел с Его Превосходительством в те дни. Его слова ободрения сопровождали меня даже после того, как мы расставались».

Далее он в деталях описывает усилия Кассуло. «Его Преосвященство предпринял правовые меры, чтобы облегчить участь евреев, депортированных в Транснистрию: он всегда занимался этим трудным делом во всех мелочах. Он отправился в Транснистрию, посетил концентрационные лагеря и принес людям значительное облегчение. Все время его доброе сердце было занято положением сирот. Он активно пытался вернуть из Транснистрии всех евреев, но особое внимание уделял сиротам, как любящий отец. С глубоким удовлетворением он сообщил, что добился согласия на отправку сирот на Святую Землю! Признаюсь, помощь такой масштабной личности в подобных условиях стала для нас даром Божьим…»¹⁰²

Кроме того, документы из Исторического архива свидетельствуют о том, что, проводя эту операцию помощи евреям Транснистрии Кассуло получил поддержку своего коллеги из Стамбула, нунция Анджело Ронкалли. В ответ на прямой запрос Ицхака Герцога, главного раввина Иерусалима, об оказании помощи 55 тысячам евреям Транснистрии, Бюро организовало еще одну линию связи между апостольскими нунциями в Бухаресте и Стамбуле¹⁰³. После частного визита главного раввина в стамбульскую нунциатуру Ронкалли сообщил кардиналу телеграммой следующее: «Судя по всему, можно предпринять благое дело… Румынское правительство могло бы выполнить его немедленно или хотя бы позволить им эвакуироваться»¹⁰⁴.

Это подлинные свидетельства того, что в самые мрачные моменты человеческой истории апостольские нунции и посланники Пия XII во всем мире отстаивали добро и боролись со злом. Люди, сумевшие добиться лучших результатов в обретении добра, служили католической Церкви со смирением – Кассуло словно говорит нам об этом сегодня со страниц своего любимого списка цитат и максим: «Нет никого богаче, могущественнее и свободнее, чем тот, кто может забыть себя, бросить все и встать в последние ряды»¹⁰⁵. Его действия были подобны каплям дождя, которые раз за разом точат камень, – в местной политике он действовал умело, хитро и «без шума», потому что, как он сам напоминает, «добро не делает шума, а шум не делает добра».

5. История о милосердных

Опатия. Сегодня этот красивый хорватский город на адриатическом побережье – процветающий курорт. Дома XIX века, напоенные ароматом цветов бульвары полны энергии, привнесенной туризмом. Живописная горная цепь Учка, у подножия которой лежит город, испещрена тропами для любителей пеших и велосипедных походов.

Однако в политическую и общественную историю города вписаны и мрачные страницы. После окончания Первой мировой войны значительную часть Хорватии, бывшей провинции Австро-Венгерской империи, аннексировала Италия. Начиная с 1922 года фашистское правительство Муссолини подвергало местное население насильственной итальянизации. Эта беспощадная политика преследовала цель ассимилировать хорватов, лишая их этнического и культурного своеобразия. Хорватское общество подлежало уничтожению ради итальянского. Без знания итальянского невозможно было занять руководящую должность в гражданской администрации, итальянский также был единственным языком обучения в школах. Это был жестокий гнет.

В 1939 году фашизм, погрузивший в насилие остальную Европу, непосредственно затронул аннексированную Италией Опатию: сюда стали прибывать корабли с продрогшими, истощенными, запуганными беженцами.

Среди них были Мария Герда Ференци, ее муж Оскар и их восемнадцатилетняя дочь Манон Гертруда. Австрийская семья еврейского происхождения бежала в поисках спасения, как и тысячи других. Их некогда благополучная жизнь была исковеркана, скудные семейные пожитки помещались в один чемодан. Их сердца, должно быть, были охвачены страхом, раз они решили бежать из Австрии в отчаянной надежде обрести однажды хоть какую-то безопасность.

Досье семьи Ференци, одно из тысяч, хранящихся в Историческом архиве Государственного секретариата, очень подробное. За это нужно поблагодарить Марию Герду, очень образованную женщину, которая регулярно отправляла письма папе и членам Бюро. Официально досье называется «Signora Gerda Maria Ferenczy – Israelita» – «Синьора Герда Мария Ференци – еврейка».

Разумеется, семья Ференци были евреями по происхождению, однако они сами евреями себя не считали. И Мария Герда, и Оскар происходили из семей, усердно исповедовавших католицизм на протяжении по меньшей мере трех поколений. Оба были крещены в католическую веру при рождении, а Мария Герда еще и ходила в начальную католическую школу ордена Богоматери в Сионе, вероятнее всего ту, что находится в Вене. Членов своей семьи она описывала как «католиков из Австрии… обреченных на страдания по той лишь причине, что их предки не были крещены»¹.

Однако в те мрачные дни 1939 года нацисты и их расистские эпигоны не утруждали себя выяснением того, какой образ жизни вели поколения семей, во что они верили и как молились. Решая, кого считать достойным звания человека, а кого нет, нацисты и им подобные пользовались очень специфической, искажающей линзой, которая фокусировала взгляд исключительно на генетическом наследии.

Когда ее семья подпала под действие антисемитских законов, все больше ограничивавших свободу, Мария Герда, «журналист и успешный писатель», как она сама представилась, решила покинуть Австрию, пока не поздно. Чашу терпения переполнило исключение из последнего класса школы ее дочери Манон, блестящей ученицы, на том основании, что отныне евреям воспрещался доступ к государственному образованию. Уехав из Австрии, семья сначала нашла убежище в Загребе, столице Хорватии.

Мария Герда пишет, что «благочестивый епископ д-р Степинац весьма любезно позволил нам проживать до мая 1939 года, пока местные власти не обратились во все ту же нацистскую идеологию, вследствие чего все неарийцы вне зависимости от их вероисповедания, были изгнаны и переправлены по ту сторону итальянской границы»². Семья была вынуждена переехать из Загреба в Опатию, где она с первых же мгновений оказалась в плену ужаса и с трудом выживала изо дня в день. Из одежды у них осталась лишь та, что была на них. Чтобы прокормиться, они продали все, что у них было, в том числе обручальные кольца.

Однажды после причастия, пишет Мария Герда, она стояла на коленях перед Девой Марией, раздавленная отчаянием, когда вдруг на нее словно снизошло озарение: она должна открыть «свое отягощенное сердце Его Святейшеству папе Пию XII и попросить у него сил и совета, как найти место, чтобы выстоять… Я сказала себе, что, даже если весь мир меня оставит, Святой отец не бросит свою измученную дочь, хотя бы не выслушав ее, Святой отец поможет нам обрести вечное спасение»³. В своем первом письме к папе она признается в том, что как раз перед этим сильным озарением она продала свою любимую Библию, чтобы купить хлеба.

В первом письме, от 16 ноября 1939 года, Мария Герда сообщает, что в Австрии ее семья была «зажиточной» и «уважаемой». Оскар сначала был армейским офицером, а затем сделал карьеру в банке Wiener Grossbank, дослужившись до директора. Мария Герда и Оскар вместе воспитывали дочь «в духе смирения и благочестия». Однако Манон «изгнали из школы посреди учебы, а семья в последние годы живет в такой нищете, что, если бы Господь не сотворил чудо, [ее] скоро выбросили бы на улицу»⁴. Она добавила, что в Опатии немало благотворительных учреждений, помогающих иудеям. Однако евреи-христиане вроде нее и ее семьи были «полностью брошены… Моя дочь и я начинаем испытывать проблемы со здоровьем. Все наши попытки получить паспорта, чтобы перебраться через океан, окончились провалом. Теперь мы возлагаем нашу единственную надежду на милость Божью. Нам поможет только чудо»⁵.

Затем она подписала письмо, приложив к нему рекомендательное письмо от 4 сентября 1939 года, которое ей выдал от имени Католического комитета Загреба по делам беженцев Франьо Шепер, его глава и личный секретарь загребского архиепископа Алоизия Степинаца. Спустя годы Франьо Шепер станет кардиналом и префектом Конгрегации доктрины веры. Рекомендательное письмо подтверждало, что Ференци жили под защитой комитета, и содержало просьбу к властям, которые его прочтут, принять дело семьи во внимание. Несколько месяцев Мария Герда надежно хранила это драгоценное письмо, не сомневаясь, что однажды оно принесет пользу.

Письмо Марии Герды было не только доставлено в канцелярию адресата – вероятнее всего, Пий XII лично его прочел и воспринял близко к сердцу. Об этом свидетельствует служебная записка от 20 ноября 1939 года: «Семья Ференци, неарийская, католическая (отец, мать и восемнадцатилетняя дочь), бежавшая в Опатию, умоляет Святого отца о помощи. Отчаянный случай».

Внизу записки высказывается рекомендация: «Быть может, пособие?»⁶ Монсеньору Делл’Акве было поручено заняться этим «отчаянным случаем». Однако его начальник, госсекретарь кардинал Мальоне толком не знал, что можно сделать. Он подчеркнул, что Мария Герда не пояснила, на какую именно помощь она рассчитывает.

Рекомендательное письмо католического комитета Загреба по делам беженцев, выданное семье Ференци⁷

Поэтому 22 ноября, через два дня после того, как папа дал распоряжение заняться этим делом, епископу епархии Фьюме, монсеньору Уго Камоццо, была отправлена депеша за подписью кардинала Мальоне с просьбой «осведомиться, какого рода помощь можно было бы оказать этой семье»⁸.

Ответа он не получил.

Месяц спустя, 20 декабря 1939 года, Мария Герда Ференци снова написала папе Пию XII письмо, в котором сообщила, что ее семья запросила разрешение на выезд в Абиссинию (сегодняшнюю Эфиопию), но у них нет необходимых виз. При этом ее предупредили, что, если они рискнут отправиться без виз, их остановят на границе и передадут немецким властям. Ничего хуже и представить было нельзя.

После этого предупреждения она обратилась в немецкое консульство, которое ей подтвердило, что, если семья предпримет такое путешествие, их задержат на границе и депортируют в один из концентрационных лагерей в Польше. Письмо Марии Герды – один из первых документов Исторического архива, дающий представление, когда именно Ватикан узнал о депортациях в Польшу. Отметим и тот факт, что немецкое консульство сочло возможным сообщить об этом семье.

Мария Герда писала о «сильной вере в Бога, благодаря Которому у нас есть силы выдержать эти ужасные невзгоды. Сегодня утром Дева Мария, Богоматерь, которой я молилась на коленях, снова направила меня к стопам Его Святейшества». Она умоляла папу проявить «сострадание к своим верным чадам» и помочь им остаться в Италии до тех пор, пока они не получат возможность эмигрировать в Абиссинию или куда-либо еще, чтобы «избежать ада немецких концлагерей»⁹.

Пий XII и его сотрудники отметили настойчивость просьбы Марии Герды, о чем свидетельствуют пометки красными чернилами на левом поле приведенного здесь письма. А на маленьком клочке бумаге выражена суть просьбы Марии Герды: «Мария Герда Ференци умоляет Святого отца добиться для нее и ее семьи (мужа и дочери) разрешения остаться в Италии до тех пор, пока они не получат возможность эмигрировать в ИВА [Итальянскую Восточную Африку] или куда-либо еще. Она знает, что в случае возвращения в Германию всех троих депортируют в Польшу»¹⁰.

Служебная записка с сутью запроса, направленного Марией Гердой Ференци Пию XII

Монсеньору Делл’Аква немедленно было поручено подготовить новую телеграмму для епископа Фьюме, Уго Камоццо. Целый месяц прошел с тех пор, как к нему обратились по этому вопросу, а он так и не ответил. Теперь ему был дан конкретный приказ добиться от итальянских властей продления разрешения на пребывание для семьи Ференци¹¹. В депеше недвусмысленно давалось понять, что не может быть оправданий бездействию, и сообщалось, что Государственному секретариату известно, что с 15 декабря все итальянские префектуры уполномочены дозволять немецким и польским евреям, проживающим на территории Италии, оставаться на ней до тех пор, пока они не найдут другого места пребывания. На черновике письма епископу Камоццо, подписанном кардиналом Мальоне, Делл’Аква в последний момент добавил: «Учитывая это новое распоряжение, кажется излишним, по крайней мере на настоящий момент, запрашивать вмешательство Святого Престола по этому вопросу, потому что… оно распространяется и на семью Ференци, которая родом из Вены»¹². Тем не менее епископ Камоццо должен был передать сведения, изложенные в письме, семье Ференци, по-прежнему проживавшей в Опатии, в гостевом доме «Эремитаджо» («Дом отшельника»).

Бюро отправило эти четкие инструкции 31 декабря 1939 года. Наступал 1940-й. Зима сковала мир в ледяных объятиях, пока, наконец, не наступила весна. Однако теплые дни не принесли с собой добрых вестей. Европа все дальше погружалась в хаос и насилие, а епископ Камоццо так и не ответил. Причины его молчания остаются неясными и по сей день.

В конце апреля 1940 года на имя папы пришло новое письмо. Мария Герда снова просила Пия XII помочь им эмигрировать, неважно куда. Вот что она писала:

«Благодаря “спасительному” вмешательству Вашего Святейшества эмигрантам было дозволено вести свою жалкую жизнь в покое под итальянским солнцем в течение первых месяцев этого года. Но сегодня, 20 апреля 1940 года, было объявлено, что ввиду политических осложнений старый и ужасный призрак преследований вновь поднимает голову. Говорят, что, как только Италия откажется от нейтралитета, нас выгонят на границу, которая проходит по перевалу Бреннер»¹³.

После аншлюса – аннексии немецким рейхом Австрии – перевал Бреннер, горная граница между Италией и Австрией, перешел под контроль Германии и превратился в скоростную дорогу в ад для беженцев. Марии Герде было прекрасно об этом известно. Она сообщила папе, что ее семья неоднократно пыталась получить визы в Бельгию, Францию, Португалию или Швейцарию, но все напрасно. Застряв в Опатии, несчастная женщина не могла знать, что и в этих странах положение беженцев быстро ухудшалось.

Благодаря архивным документам очевидно, что Бюро внимательно следило за делом Ференци, – об этом свидетельствует служебная записка заместителя, монсеньора Монтини, от 1 июля, в которой оно упоминается¹⁴.

* * *

Однако худшие вести были еще впереди. Оскар был арестован на том основании, что он не был арийцем. Охваченная ужасом Мария Герда писала, что его поместили в тюрьму Торретта-ди-Фьюме. Монсеньор Делл’Аква немедленно подготовил новое письмо, на этот раз адресованное отцу Такки Вентури, на Пьяцца-дель-Джезу в Риме. Вентури поддерживал много полезных связей, и было известно, что у него есть прямой выход на Муссолини и на официальные круги¹⁵.

Делл’Аква объяснил отцу Такки Вентури, что жена Оскара Ференци обратилась за помощью непосредственно к папе, и попросил его попытаться получить разрешение на то, чтобы Оскара в тюрьме смог посетить священник: передать ему сообщение от жены и утешить его святым причастием.

Такки Вентури выполнил просьбу. В письме на имя начальника римской полиции он заявил, что префектуре Фьюме было дано распоряжение разрешить священнику посетить г-на Франческо Оскара Ференци. Информация была передана в Бюро 19 июля¹⁶.

По счастью, в тот момент управление по делам иностранцев в префектуре Фьюме возглавлял некто Джованни Палатуччи. Тогда никто не знал, что Палатуччи, сегодня почитаемый в Италии как национальный герой, участвовал в Сопротивлении. Он отважно подделывал и подписывал всевозможные документы, помогавшие евреям бежать из этих мест. Впоследствии его арестовали и депортировали в Дахау, где он был убит.

Несколько недель спустя, 7 августа, срочной почтой было доставлено новое письмо от Марии Герды, которая сообщала, что настоятельница сестер Богоматери Сионской в Триесте сообщила ей, что папа может получить для нее визы для выезда в Бразилию. Поэтому она обращалась к нему с этой просьбой и уточняла: «Если бы только я могла предоставить свидетельство о моем вероисповедании, подписанное епископом Уго Камоццо».

Предусмотрев все заранее, Мария Герда сообщала, что она уже отправила «срочной почтой» доказательства монсеньору Делл’Акве. Теперь это «вопрос жизни и смерти для [ее] мужа», потому что «Оскар хотя и пережил все невзгоды до настоящего момента, сейчас очень болен». После четырех лет военной службы в Первую мировую войну у него были сильно повреждены легкие. И теперь «отсутствие свежего воздуха и ухода [ставят] его жизнь под угрозу». Наконец, она писала, что надеется «скоро оказаться вместе с дочерью в другой части света, где мы обретем спасение и свободу от преследований, которые нам, христианам от рождения, вдвойне тяжело переносить».

На ее письме монсеньору Делл’Акве стоит архивный штамп, сообщающий, что оно было доставлено в середине августа. В начале Мария Герда придерживается очень формального тона, прося о «скорейшей… выдаче виз для выезда в Бразилию»¹⁷. К письму также приложено свидетельство о крещении, выданное епархией Фьюме и подтверждающее, что «г-н Оскар Ференци, его жена Мария Герда и их дочь Манон были при рождении крещены в католической вере в Вене»¹⁸.

Однако тон быстро меняется, отражая все более подавленное состояние и глубокую тревогу относительно будущего семьи: «Вследствие расовых законов мы потеряли все наше состояние. И в течение этих двух лет изгнания мы испили чашу горечи до дна. Если бы нас не поддерживала глубокая вера и упование на Деву Марию и ее божественного Сына, нас уже не было бы в живых. Последние шесть недель практически ввергли нас на дно бездны, и за одной головоломкой меня поджидает другая…

Когда мы получим визу, все это кончится. Поэтому я умоляю вас, во имя нашего Господа, распорядиться, чтобы нам выдали визу по телеграфу, потому что даже час промедления может определить судьбу трех верующих, сохранить им жизнь или нет. Если это возможно, прошу вас, сообщите в квестуру (полицейское управление) Фьюме по телеграфу.

Так вы спасете целую семью.

Я молю Святую Деву, чтобы она дала крылья моей мольбе и благословила вас».

Внизу она приписала имена и даты рождения мужа, дочери и свои собственные. «Франц Оскар Ференци, 25 августа 1889 года, католик, Мария Герда, 19 марта 1894 года, Вена, католичка, Манон Гертруда Ференци, 4 декабря 1920 года»¹⁹.

В течение долгого и бурного лета 1940 года разгорающаяся война приковала к себе все внимание Бюро, которому приходилось заниматься одним кризисом за другим. Но оно не оставило эту семью.

Сразу после письма, отправленного Марией Гердой Делл’Акве, семье Ференци перевели срочное пособие в размере 800 лир (около 600 долларов), половину этой суммы – через монсеньора Уго Камоццо, епископа Фьюме. Из досье семьи, хранящегося в Историческом архиве, выясняется, что Мария Герда обратилась непосредственно в бразильское посольство с просьбой о выдаче виз, но так их и не получила²⁰. 12 августа бразильское консульство в Триесте ответило ей, что процедура оформления виз не начнется до тех пор, пока не будет получено разрешение от посольства Бразилии при Святом Престоле²¹. Эти сведения были столь же противоречивы, сколь и тревожны. Однако дон Анджело Коморетти, священник епархии Фьюме, заверил ее, что узнал от епископа Камоццо, что бразильское посольство выдало разрешение.

Ошеломленная и обеспокоенная полученной информацией относительно выдачи виз, Мария Герда 17 августа снова написала Делл’Акве в надежде получить разъяснения по этому вопросу. Когда Делл’Аква узнал, что ее оповестили о положительном ответе посольства, он был крайне недоволен, потому что это, к сожалению, было не так. В действительности Святой Престол лишь сообщил фьюмскому епископу, что они «привлекли внимание посольства Бразилии»²² к ее просьбе, а не что было выдано разрешение. Судя по служебным запискам, Делл’Аква опасался, как бы эта неточная информация или ложные слухи не привели к задержке или полному отказу.

Однако 19 августа 1940 года кардинал Мальоне получил возможность подписать письмо, в котором сообщалось, что посольство Бразилии при Ватикане разрешило выдачу виз семье Ференци. Он сообщил об этом епископу Камоццо и приказал ему немедленно известить Марию Герду²³.

Наконец, семья могла строить планы на новую жизнь на другом конце света. Ференци сели на корабль под говорящим названием «Мыс Доброй Надежды» и пересекли Атлантический океан. Хорошо все, что хорошо кончается.

Так, по крайней мере, тогда казалось.

Почти год спустя, в июле 1941 года, в Бюро была доставлена срочная телеграмма, отправленная капелланом «Мыса Доброй Надежды»: «polizia riojaneiro respinge sbargo oscar ferenzi non riconosce visto intervenite urgentissimo per mezzo nunciatura presso polizia riojaneiro ferenzi rimane a bordo cabo esperanza». Под телеграммой стояла подпись: «capellano»²⁴.

Вот ее перевод: «Полиция Рио-де-Жанейро не разрешает высадку Оскара Ференци, поскольку не признает его визу. Срочно обратитесь через нунциатуру в полицию Рио-де-Жанейро. Ференци остается на борту судна “Мыс Доброй Надежды”».

Можно ли представить себе отчаяние Марии Герды и ее семьи? Бразилия была так близка, что они почти могли ее коснуться. Вне всякого сомнения, они могли видеть берега, которые для них были землей обетованной. В их ситуации возвращение к итальянским берегам было равнозначно кораблекрушению в открытом море. Вновь, когда они думали, что уже находятся в безопасности, их надежды оказались обмануты.

Бюро сразу приступило к действиям. Немедленно была отправлена телеграмма, подтверждавшая действительность виз. На телеграмме Тардини карандашом набросал маленькое, исполненное надежды послание: «Пусть все закончится хорошо!»²⁵

На этот раз так и случилось.

Вечером 29 июля 1941 года Мария Герда, Оскар и Манон Ференци ступили на бразильскую землю. Их будущее было неясным, но эти три члена семьи были вместе и живы²⁶.

* * *

Случай Марии Герды, Оскара и Манон Ференци дает богатую пищу для размышлений.

Очевидно, что крещеные евреи-католики оказывались в смертельной ловушке двух своих идентичностей. По мере того как усиливалась расовая дискриминация, различия между крещеными и некрещеными евреями стирались. С холодным безразличием законы учитывали лишь расовую принадлежность и еврейское происхождение.

Герда четко и неоднократно объясняла это в своих письмах папе Пию XII. Ее семья сталкивалась с нетерпимостью везде, где искала поддержки, будь то Вена, Загреб, Опатия, Фьюме и даже у берегов Рио-де-Жанейро. А там, где им не препятствовали расовые законы, они увязали в бесконечной трясине бюрократических проволочек.

Интересна еще одна деталь этой истории. Заметив, что фьюмский епископ Камоццо не ответил сразу на первую депешу государственного секретаря, Бюро, крайне недовольное, направило ему вторую депешу, призывая его к немедленным действиям.

Столь же интересна и дальнейшая история фьюмской префектуры. Я упоминал имя тогдашнего главы управления по делам иностранцев, Джованни Палатуччи. Он стал мучеником Дахау и героем Сопротивления, чья память увековечена деревом, посаженном в «Яд ва-Шем», мемориале Холокоста в Иерусалиме. А в архиве хранится послевоенная газетная заметка, озаглавленная «Улица в Рамат-Гане переименована в честь священника».

Вот эта заметка, напечатанная в «Джерусалем Пост» в четверг, 17 июля 1952 года:

«Рамат-Ган, среда. Улица близ Тель-Биньямина будет переименована в честь итальянского священника, который спас жизнь многим евреям в годы войны, после чего был депортирован и убит в Дахау. Этим священником был д-р Джованни Палатуччи. Улица будет названа Рехов Хаподим (д-р Джованни Палатуччи). Хаподим означает “искупители”»²⁷.

Журналист ошибочно назвал Джованни Палатуччи священником. Он был сотрудником полиции и католиком. Возможно, путаница возникла из-за того, что Джованни был племянником другого Палатуччи, францисканца и епископа Салерно, про которого также было известно, что он помогал евреям.