Текст книги "Зов Атлантиды"

– Смерть? О чем он говорит?

Не успела Элфи ответить, как оранжевая плазма весело забулькала и вырвавшийся из нее луч ударил прямо в двигатель шаттла.

– Нет-нет-нет, – произнес Жеребкинс, словно обращаясь к непослушному ученику. – Так делать нельзя.

Они с ужасом смотрели, как на месте шаттла разрастается огненный шар. От жара металлическая оболочка судна на миг обрела прозрачность, и стало видно, как корчатся внутри десантники.

Элфи, пригнувшись, бросилась к Виниайа, пытавшейся пробиться сквозь пламя к своим подчиненным.

– Командующий!

Капитан Малой действовала быстро, даже успела схватить Виниайа за перчатку за мгновение до того, как взорвался один из двигателей шаттла и ударная волна, завертев Элфи в воздухе, отбросила ее на крышу ресторана «Большой поморник». Она рухнула на шифер плашмя, словно пришпиленная булавкой бабочка, и тупо уставилась на перчатку в своей руке. Встроенная в забрало программа распознавания зафиксировалась на лице командующего Виниайа и ненавязчиво замигала предупреждающей иконкой.

На экране появился текст: Смертельное поражение центральной нервной системы. Элфи знала, что в наушниках ее сейчас раздается то же сообщение, но ничего не слышала. Изолировать зону и вызвать аварийные службы.

Смертельное поражение? Только не это! На долю секунды Элфи словно отбросило в прошлое, в день смерти ее прежнего командира, Джулиуса Крута.

Действительность вернулась волной огненного жара, от которого стал таять и тут же испаряться лед и активировались тепловые датчики ее костюма.

Элфи воткнула пальцы в лежавший на крыше мокрый снег и подтянулась выше. Все происходящее напоминало немое кино, поскольку шумовые фильтры шлема надулись и лопнули в течение наносекунды между вспышкой и хлопком.

Все, кто был в шаттле, пропали… уж это ясно.

«Не говори „пропали“, они погибли… умерли».

– Сосредоточься! – крикнула она, подчеркивая каждый слог ударом кулака по крыше. Время для скорби настанет потом; кризис еще не миновал.

«Кто не погиб?»

Она сама не погибла. Жива, хотя и ранена, и подошвы башмаков дымятся.

«Виниайа. О боги… Нет, не надо о ней сейчас».

Из сугроба под карнизом торчали дрыгающиеся ноги Жеребкинса – получался этакий галоп вверх тормашками.

«Это что, смешно? Сейчас – смешно?»

А где Артемис? Внезапно пульс загрохотал в ушах, взревел океанским прибоем.

«Артемис».

Встать на четвереньки оказалось не так уж просто: только колени нащупывали опору, локти разъезжались в стороны, и все приходилось начинать сначала.

«Артемис. Где ты?»

И вдруг краем глаза она заметила его. Артемис шел по льду – судя по всему, он почти не пострадал, хотя немного приволакивал левую ногу. Он медленно, но решительно уходил от горящего шаттла. Прочь от скрежета и жара сжимающегося металла, от похожих на ртуть капель руды-невидимки, достигшей наконец температуры плавления.

«Куда ты?»

Он не убегал, это точно. Скорее наоборот, Артемис направлялся прямо навстречу все еще падавшему с неба космическому зонду.

Элфи попыталась криком предупредить его. Она открыла рот, но оттуда вырвался только приправленный дымом кашель. Вкус дыма и боя.

– Артемис! – сумела прохрипеть она после нескольких неудачных попыток.

Ирландец поднял на нее взгляд.

– Я знаю! – крикнул он. Голос его резал, как зазубренный нож. – Кажется, будто небо падает, но это не так. Это все ненастоящее. Корабль, солдаты… их здесь нет. Теперь я догадался. У меня были… у меня были галлюцинации, понимаешь?

– Артемис, беги! – крикнула Элфи не своим голосом, губы и язык казались чужими и отказывались повиноваться. – Этот корабль настоящий! Он тебя раздавит!

– Не раздавит, вот увидишь. – Артемис даже ласково улыбался. – Бредовое нарушение психики. Корабль – просто галлюцинация. Мой мозг воссоздал это видение из воспоминаний, из подсмотренных тайком чертежей Жеребкинса. Я должен сам справиться со своим помешательством. Как только мне удастся доказать, что все происходит исключительно у меня в голове, все сразу наладится.

Элфи поползла по крыше, чувствуя внутри гудение исцеляющей магии. Силы возвращались, но слишком медленно, а ноги казались свинцовыми трубами.

– Послушай меня, Артемис. Поверь мне!

– Нет, – отрезал юноша. – Я никому не верю. Ни Дворецки, ни даже матери. – Он втянул голову в плечи. – Я не знаю, во что верить, кому доверять. Но знаю, что не может быть вынужденной посадки космического зонда именно здесь и именно в этот момент. Астрономически низкая вероятность. Мой мозг решил поиграть со мной, и я должен показать, кто хозяин.

Элфи запомнила только половину его речи, но услышала достаточно, чтобы понять: Артемис говорит о собственном разуме в третьем лице – тревожный признак, с точки зрения любого психиатра, какой бы теории он ни придерживался.

А космический корабль, которому было глубоко безразлично, верит в него Артемис или нет, продолжал снижаться, распространяя перед собой ударные волны. Для видения он казался слишком уж настоящим, каждая панель пестрела бесчисленными узорами, возникшими в результате долгого космического полета. Носовой конус исчерчен зазубренными бороздами, похожими на шрамы от ударов молний, фюзеляж изрыт вмятинами, как от картечи. Один из трех стабилизаторов выглядел так, словно его попробовал на зуб космический монстр, выхватив рваный полукруг из пролетавшего мимо корабля, странного цвета лишайник штрихами покрывал квадратный участок на месте утраченной плиты обшивки.

Даже Артемис не мог не заметить всего этого.

– Согласен, он не выглядит слишком уж эфирным. Очевидно, у меня более живое воображение, чем я полагал.

Один за другим с корабля сорвало два глушителя, и рев двигателей заполнил чашу серого неба.

Артемис ткнул в корабль пальцем.

– Ты не настоящий! – закричал он, хотя сам себя не слышал.

Корабль опустился уже достаточно низко, и Артемис смог прочитать надпись, нанесенную разными шрифтами и пиктограммами на носовой конус.

– «Я пришел с миром», – пробормотал он и подумал: «Четыре слова. Смерть».

Элфи тоже пыталась думать, картины трагедии и разрушения мелькали перед глазами, будто огни проносящегося мимо поезда, но одна мысль упорно пробивалась сквозь хаос: «Мне не дотянуться до него с крыши. Артемис погибнет, а я могу только наблюдать…» И вдогонку этой мысли несся истерический вопль: «Дворецки меня убьет!»

Глава 2
Нефритовая Принцесса и Бешеный Медведь

Канкун, Мексика. Днем раньше

Мужчина, сидевший за рулем взятого напрокат «Фиата‑500», громко выругался, нажав широкой ступней на лилипутские педали газа и тормоза одновременно, и крошечный автомобиль уже в который раз заглох.

«Этой крохой проще будет управлять, сидя на заднем сиденье. Так, по крайней мере, не придется упираться коленями в подбородок», – подумал водитель. С этой мыслью он резко свернул на обочину рядом с живописной лагуной Канкуна. В отраженном свете миллионов мерцающих балконных фонарей роскошных апартаментов он совершил над «фиатом» акт вандализма, который определенно обойдется ему в стоимость залога и, возможно, переместит его фамилию на первое место в черном списке компании «Герц».

– Так-то лучше, – проворчал мужчина, выбрасывая водительское сиденье на обочину.

«Эти типы в „Герц“ сами виноваты, – подумал он, аргументируя свои действия. – Вот что происходит, когда норовишь всучить игрушечную машинку человеку моих габаритов. С тем же успехом можно попытаться зарядить дерринджер патронами пятидесятого калибра».

Он втиснулся в автомобиль и, руля с заднего сиденья, влился в поток машин, который, несмотря на близость полуночи, по плотности напоминал железнодорожный состав.

«Я спешу к тебе, Джульетта, – подумал он, сдавив руль так, словно тот угрожал жизни его младшей сестры. – Я уже близко».

Водителем беспечно модифицированного «фиата» был, конечно, Дворецки – телохранитель Артемиса Фаула, хотя не всегда его знали под этим именем. В бытность солдатом удачи Дворецки использовал много nom de guerre[4]4
  Псевдоним (фр.).


[Закрыть], чтобы защитить семью от неприятностей. Банда сомалийских пиратов знала его как Джентльмена Джорджа, одно время он служил в Саудовской Аравии под именем капитана Стила[5]5
  Капитан Стил – участник боевой операции в Сомали и герой фильма Ридли Скотта «Падение „Черного ястреба“».


[Закрыть] (потом Артемис обвинил его в склонности к вульгарной мелодраме), а те два года, когда он жил среди перуанского племени исконахуа, индейцы знали таинственного великана, защищавшего их деревню от посягательств лесозаготовительной компании, как El Fantasma de la Selva, Призрака Джунглей. Конечно, когда он стал телохранителем Артемиса Фаула, времени на подработку не осталось.

Дворецки отправился в Мексику по настоянию Артемиса, хотя никакого настояния уже не требовалось, стоило Дворецки прочесть сообщение на экране смартфона своего хозяина. Телефонный сигнал застал их посреди тренировки по смешанной технике боевых искусств. Полифоническая версия «Miserere» Энио Морриконе свидетельствовала о получении сообщения.

– Никаких телефонов в додзё, Артемис, – проворчал Дворецки. – Ты знаешь правила.

Артемис нанес еще один удар по щитку, прямой левый. Удар не отличался силой и еще меньше отличался точностью, но хотя бы пришелся по щитку, что уже было достижением. До недавнего времени Артемис делал настолько неточные выпады, что в случае настоящего боя прохожий подвергался большей опасности, чем противник.

– Я знаю все правила, Дворецки, – сказал Артемис, едва отдышавшись. – Телефон совершенно точно был выключен. Я сам проверял пять раз.

Дворецки снял щиток, который теоретически оберегал руку надевшего его от ударов, а на самом деле защищал костяшки пальцев Артемиса от огромной и жесткой, как лопата, ладони Дворецки.

– Телефон вырублен, однако же звонит.

Артемис стянул перчатку, зажав ее между коленей.

– Он настроен на чрезвычайное подключение. Я поступлю безответственно, если не проверю, почему же он звонит.

– Странно ты говоришь, – заметил Дворецки. – Ходульно как-то… Будто слова подсчитываешь…

– Какая нелепая мысль… честно говоря, – покраснел Артемис. – Просто тщательно подбираю все слова.

Он поспешил к телефону, разработанному им лично под специальную операционную платформу на основе сплава человеческих и волшебных технологий.

– Это сообщение получено от Джульетты, – сказал он, взглянув на семисантиметровый сенсорный экран.

Раздражение Дворецки моментально испарилось.

– Джульетта передала срочное сообщение? Что там говорится?

Артемис молча протянул ему телефон, который, казалось, съежился, утонув в огромной ладони телохранителя.

Сообщение было коротким и срочным. Всего пять слов.

«Домовой, я в беде. Приезжай».

Пальцы Дворецки стиснули телефон так, что тот затрещал. Имена телохранителей, удостоенных «Синего бриллианта», содержались в строжайшей тайне, и само использование его имени Джульеттой уже говорило о том, что ей грозит весьма серьезная опасность.

– Естественно, я поеду с тобой, – быстро произнес Артемис. – Мой телефон, как ты знаешь, способен отследить вызов с точностью до одного квадратного сантиметра; не пройдет и дня, как мы доберемся до любой точки мира.

Лицо Дворецки ничем не выдавало отчаянную внутреннюю борьбу между старшим братом и беспристрастным профессионалом. Наконец верх взял профессионал.

– Нет, Артемис, я не могу подвергать тебя опасности.

– Но…

– Нет, я поеду один, а ты вернешься в школу. Если Джульетта попала в беду, мне придется действовать быстро, а забота о тебе лишь удвоит мою ответственность. Джульетта знает, как я отношусь к своей работе. Она не стала бы просить меня приехать, если бы опасность не была по-настоящему серьезной.

Артемис откашлялся.

– Возможно, опасность все же преувеличена. Думаю, Джульетта скорее попала в затруднительное положение, чем в беду. Тем не менее ты должен отправиться к ней, как только…

Он взял телефон из руки Дворецки и постучал по экрану.

– Канкун, Мексика – твой пункт назначения.

Дворецки кивнул. Это звучало логично. На данном этапе Джульетта гастролировала с мексиканской труппой, зарабатывая репутацию в роли Нефритовой Принцессы, и мечтала поскорее услышать волшебный звонок из группы Всемирной федерации реслинга.

– Канкун, – повторил он. – Не доводилось. Там не нужны люди моей профессии. Слишком спокойно и безопасно.

– Самолет, естественно, в твоем полном распоряжении, – сказал Артемис и нахмурился, недовольный получившейся фразой. – Надеюсь, вся эта история окажется не стоящей… и выеденного яйца.

Дворецки бросил на молодого хозяина внимательный взгляд. С юношей творилось что-то неладное, в этом не оставалось сомнений, однако в эту минуту та часть мозга телохранителя, что отвечала за заботу о других, была полностью занята Джульеттой.

– Не будет никаких выеденных яиц, – сказал он тихо и добавил чуть резче: – Не знаю, кто виной тому, что пришло это сообщение, но он об этом пожалеет. – И чтобы закрепить последнее высказывание, он позволил себе на мгновение превратиться в старшего брата и так врезал по тренировочному манекену, что деревянная голова у того отвалилась и завертелась на мате волчком.

Артемис поднял голову манекена и постучал по ее макушке с полдюжины раз.

– Думаю, они уже начали жалеть, – произнес он голосом, похожим на шорох сухих листьев.

И вот Дворецки мучительно медленно, из-за полуночного обилия машин, продвигался по Канкуну, упираясь головой и плечами в крышу «фиата». Он не позаботился заказать машину и поэтому был вынужден удовольствоваться тем, что нашлось в запасе у дамы из компании «Герц». «Фиат‑500». Самое то для направляющегося на курорт одинокого тинейджера, но не больно-то подходящий транспорт для стокилограммового гиганта.

«Безоружного стокилограммового гиганта», – поправил себя Дворецки. Обычно ему удавалось захватить с собой оружие на вечеринку, которую он собирался сорвать, но в данном случае общественный транспорт оказался быстрее личного самолета Фаула, поэтому Дворецки пришлось оставить дома весь арсенал, включая любимый «ЗИГ-Зауэр», отчего он едва не прослезился. В Атланте ему предстояла пересадка, а дежурящие на досмотре десантники вряд ли отнеслись бы благосклонно к человеку, пытающемуся тайком ввезти на территорию США оружие. Особенно если этот человек, судя по его виду, способен в одиночку прорвать оборону Белого дома всего с несколькими лентами боеприпасов.

Оставив Артемиса дома, Дворецки почувствовал себя до некоторой степени неприкаянным. Более пятнадцати лет этот мальчик и дела, с ним связанные, занимали почти все его время. Оказавшись практически в одиночестве в бизнес-классе трансатлантического лайнера с перспективой нескольких часов вынужденного безделья, Дворецки, чтобы как-то отвлечься от тревожных мыслей о сестре, стал думать об Артемисе.

В последнее время его подопечный сильно изменился. После возвращения из прошлогодней экспедиции в Марокко по спасению исчезающего вида животных с ним что-то творилось. Артемис стал менее открытым, чем раньше, а раньше он мог соперничать по части открытости с сейфом швейцарского банка ночью. Кроме того, Дворецки заметил, что Артемис слишком большое внимание уделяет расположению предметов. Телохранитель сам всегда был начеку, поскольку привык видеть в любом находящемся в здании предмете потенциальное оружие или источник осколков. Но очень часто Артемис входил в уже проверенную телохранителем комнату и принимался возвращать предметы на их прежние места. И речь его сделалась какой-то не такой. Прежде Артемис изъяснялся едва ли не поэтическими фразами, но в последнее время все больше внимания уделял не тому, что говорит, а количеству затраченных на это слов.

Когда «боинг» начал заходить на посадку в Атланте, Дворецки решил по возвращении в особняк Фаулов немедленно отправиться к Артемису-старшему и выложить ему все начистоту. Конечно, обязанности телохранителя состоят в том, чтобы защищать Артемиса, но их трудно выполнять, когда опасность таится в самом мальчике.

«Я защищал Артемиса от троллей, гоблинов, демонов, гномьих кишечных газов и даже от людей, но не могу гарантировать, что моя подготовка позволит защитить его от его собственного разума. А значит, я как можно скорее должен найти Джульетту и доставить ее домой».

Вскоре Дворецки надоело ползти по главной улице Канкуна, и он решил, что проще будет добраться до нужного места пешком. Он резко свернул на стоянку такси, выскочил из машины и, не обращая внимания на гневные крики водителей, легкой трусцой пустился вдоль рядов пятизвездочных отелей.

Найти Джульетту не составит большого труда – ее лицо красовалось на дюжинах афиш в центре города.

ЛУЧАСЛЭМ![6]6
  Луча Либре (исп. Lucha Libre, свободный бой) – мексиканский реслинг. Рестлеров из Мексики называют лучадорами, а слэм (англ. slam, шлепок) – прием в реслинге, при котором противника с шумом бросают на ринг. (Прим. ред.)


[Закрыть]

ВСЕГО ОДНА НЕДЕЛЯ

В БОЛЬШОМ ТЕАТРЕ!

Дворецки не интересовало изображение сестры на афишах. Художник исказил ее милое лицо, придав ей более агрессивный вид, а стойка выглядела нарочито показной. Идеально подходящая для афиши, на деле она никуда не годилась, поскольку открывала левую сторону для бокового удара по почкам.

«Джульетта никогда бы не встала так перед противником».

Его сестра была лучшим прирожденным бойцом из всех, кого он знал. Кроме того, гордость никогда не позволила бы ей попросить о помощи, когда еще оставалась хоть какая-то надежда справиться самой. Вот почему то сообщение так встревожило Дворецки.

Даже не вспотев, он пробежал две мили, лавируя в толпе гуляк, и наконец оказался возле украшенного стеклом и лепниной фасада Большого театра. У автоматических дверей стояло с полдюжины швейцаров в красных ливреях, которые кивали и улыбались спешащей на главное представление публике.

«Через заднюю дверь, – решил телохранитель. – И так всю жизнь».

Дворецки обошел здание, размышляя, как было бы приятно хоть однажды войти куда-нибудь с парадного входа. Возможно, в другой жизни, когда он станет слишком стар для занятия привычным ремеслом…

«Интересно, а сколько мне тогда будет лет? – подумал он. – Если задуматься, со всеми этими путешествиями во времени и волшебными исцелениями я и сам не уверен, сколько мне сейчас».

Подойдя к черному ходу, Дворецки выбросил из головы все мысли, кроме тех, что относились к предстоящему делу. Найти Джульетту, определить, в какую беду она попала, и решить проблему с минимальным побочным ущербом. До начала представления оставалось десять минут, поэтому, если немного повезет, он успеет найти сестру, прежде чем в зал набьется слишком много народу.

Охрану задних дверей обеспечивала только камера наблюдения. К счастью, это был всего лишь театр, а не конференц-зал курортного отеля, иначе у черного входа оказались бы бассейны, толпы туристов, играющий сальсу оркестр и штук шесть полицейских в штатском. А так Дворецки просто помахал камере, надежно прикрыв тем самым лицо, и проник в здание незамеченным.

За кулисами он не встретил ни малейшего сопротивления. Прошел мимо пары силачей в театральных костюмах, мирно потягивавших какое-то электролитическое пойло, но не удостоился с их стороны и взгляда, – вероятно, они приняли его за одного из своих. Выглядел он большим и тупым, настоящим громилой.

Как и в большинстве театров, пространство за сценой пронизывали мили коридоров и узких проходов, не отмеченных на чертежах, которые Дворецки успел загрузить в свой смартфон из интерпедии Артемиса, где имелся сайт с любыми, когда-либо выложенными в Сеть чертежами, не считая украденных и опубликованных Артемисом лично. Спустя несколько неверных поворотов даже знаменитое умение Дворецки ориентироваться начало подводить хозяина, и у дюжего телохранителя возникло почти непреодолимое желание просто проломить несколько стен, проложив кратчайший путь туда, куда ему не терпелось попасть, а именно в гримерную артистов.

Когда Дворецки наконец добрался до гримерной, он успел заметить процессию выходивших на сцену рестлеров в костюмах из лайкры и шелка, похожую на хвост китайского дракона. Когда последний артист покинул помещение, барьер из мяса и мускулов в виде двух гигантских вышибал закрыл выход за кулисы.

«С ними я справлюсь, – подумал Дворецки. – Это несложно, но тогда у меня останется всего несколько секунд на то, чтобы найти Джульетту и вытащить ее отсюда, а сестра, насколько я ее знаю, затеет сложный и абсолютно бессмысленный разговор, прежде чем согласится уйти. Надо мыслить как Артемис, прежний Артемис, и спокойно разыграть партию. Малейший промах, и, скорее всего, нам обоим конец».

Снаружи донеслись восторженные вопли толпы, приветствовавшей появление борцов. Двойные двери приглушали шум, но в гримерной его было слышно лучше. Дворецки заглянул внутрь и увидел висевший на стене монитор, где отображалось все происходившее на ринге. Весьма удобно.

Гигант подошел к экрану и попытался отыскать сестру. Ага, вот и она, разминается в углу ринга, больше работая на публику, нежели для реальной подготовки. Если бы Дворецки видел в этот момент свое обычно бесстрастное лицо, то сильно удивился бы игравшей на губах нежной, почти мечтательной улыбке.

«Как же давно я не видел тебя, сестренка…»

Судя по всему, непосредственная опасность Джульетте не угрожала. Она наслаждалась вниманием зрителей, поднимала руки, добиваясь еще более громких аплодисментов, мотала головой, заставляя нефритовое кольцо на кончике косы выписывать в воздухе восьмерки. Публике она явно нравилась. Некоторые молодые мужчины размахивали над головой плакатами с ее изображением, а самые наглые даже пытались осыпать конфетти в виде сердечек. Дворецки нахмурился. Придется проследить за этими юными джентльменами отдельно.

Он позволил себе немного расслабиться, хотя со стороны это смогли бы заметить не больше пяти человек во всем мире. Дворецки по-прежнему находился в состоянии полной боевой готовности, но мог позволить признаться себе в том, что всю дорогу отчаянно боялся опоздать.

«Джульетта жива. И здорова. Вместе мы решим проблему, в чем бы она ни заключалась».

Затем он пришел к выводу, что находится в самом удобном наблюдательном пункте и лучше всего там и оставаться. Он отлично видел весь ринг и мог, если понадобится, оказаться рядом с сестрой буквально в считаные секунды.

Старомодный гонг возвестил о начале первого поединка. Джульетта высоко подпрыгнула и по-кошачьи ловко приземлилась на верхний канат.

– Прин-цес-са! Прин-цес-са! – принялись скандировать зрители.

«Любимица публики, – подумал Дворецки. – А как иначе?»

Соперница Джульетты явно играла роль главной злодейки в этом спектакле. Здоровенная баба с обесцвеченными волосами под ежик и в кроваво-красном костюме из лайкры.

Толпа неодобрительно засвистела.

Как и у всех борцов-лучадоров, лицо и нос гигантской соперницы Джульетты закрывала маска, завязанная на затылке колючей проволокой, которая, как подозревал Дворецки, на самом деле была пластиковая.

По сравнению с противницей Джульетта казалась куколкой, великанша явно превосходила ее. Ее личико под маской подутратило самоуверенность, и она обратилась за помощью в свой угол ринга, но в ответ стереотипный тренер в кепке, словно приглашенный со съемочной площадки «кино про реслинг», лишь равнодушно пожал плечами.

«А матч-то идет по сценарию, – понял Дворецки. – Никакой опасности».

Он придвинул к монитору стул, уселся и стал наблюдать за сестрой.

В первом раунде Дворецки ничего не встревожило. Потом, во втором, Джульетта оказалась слишком близко к сопернице, и та бросилась на нее с поразительной скоростью.

– О-о-ох! – выдохнула большая часть толпы.

– Сломай ее пополам, Самсонетта! – завопили менее милосердные зрители.

«Самсонетта, – подумал Дворецки. – Подходящее имя».

Но и это его не обеспокоило. Насколько он видел, Джульетта могла выйти из захвата Самсонетты дюжиной приемов, никак не меньше. Для применения большинства ей даже руки не понадобились бы. Например, можно провести ложный захват с резким падением.

Занервничал Дворецки лишь тогда, когда увидел с дюжину мужчин в полувоенного покроя плащах, направлявшихся к рингу вдоль дальней стены.

«Плащи? В Канкуне? Зачем надевать плащ в Мексике, если только не собираешься что-нибудь под ним спрятать?»

Слишком зернистое изображение не позволяло разглядеть подробности, но что-то в этих парнях и в их манере двигаться настораживало Дворецки. Они перемещались целеустремленно, скрытно, стараясь держаться в темноте.

«Время есть, – уговаривал себя Дворецки, уже разрабатывая план действий. – Может оказаться ложная тревога, а может и реальная опасность. Я не могу рисковать, когда на карту поставлена жизнь Джульетты».

Он окинул взглядом гримерную в поисках предмета, пригодного в качестве оружия. Не повезло. Пара стульев, много блесток и грима, корзина со старыми костюмами.

«Блестки и грим мне не понадобятся», – подумал Дворецки, запуская руки в корзину.

Очутившись в объятиях соперницы, Джульетта Дворецки почувствовала легкий приступ клаустрофобии.

– Полегче, Сэм, – прошипела она. – Ты меня задушишь.

Самсонетта затопала по брезенту ринга так, чтобы глухие удары эхом разносились по залу, одновременно делая вид, будто еще сильнее сжимает шею соперницы.

– Так надо, Джул, – прошептала она со стокгольмским акцентом, растягивая гласные. – Я завожу толпу, забыла? Потом ты меня делаешь.

Джульетта повернулась лицом к трехтысячному залу и душераздирающе закричала от боли.

– Убей ее! – вопили добрые зрители.

– Убей ее и сломай пополам! – орали не очень добрые.

– Убей ее, сломай пополам и растопчи останки! – орали откровенно недружелюбно настроенные болельщики, выделявшиеся из толпы призывами к насилию на футболках и слюной на губах.

– Осторожней, Сэм. Маску испортишь. Причем красивую.

Весь костюм Джульетты отличался красотой, и одно это уже делало ее любимицей публики. Обтягивающее трико цвета нефрита и маленькая маска на глазах, на самом деле представлявшая собой слой усыпанного блестками геля.

«Если уж приходится носить маску, – решила практичная Джульетта, – пусть она будет полезной для кожи».

Они подготовились к фирменному приему Самсонетты – броску через голову с помощью поразительной силы рук великанши. Обычно, если у соперницы после этого приема оставалась хотя бы искра энергии, Сэм просто падала на нее, заканчивая схватку. Но поскольку любимицей публики была Джульетта, прием выполнялся иначе. Публика хотела видеть свою Принцессу поверженной, но не без надежды на победу.

Сэм объявила о следующем ходе, спросив у толпы, хочет ли та услышать шлепок тела о ринг.

– Хотитте? – закричала она с нарочито выраженным акцентом.

– Да! – заорали зрители, потрясая кулаками.

– Тело шльоп?

– Шлеп! – взревела толпа. – Шлеп! Шлеп!

Некоторые зрители позволили себе более грубые выкрики, но охранники быстро заставили их замолчать.

– Хотитте шльоп? Я шльоп! – Обычно Самсонетта говорила более правильно, но антрепренер/режиссер шоу Макс настаивал на том, чтобы она коверкала фразы и растягивала согласные, поскольку это почему-то сводило публику с ума.

Итак, она выгнулась и высоко подбросила несчастную Нефритовую Принцессу. Тут бы схватке и конец, но Принцесса перекувырнулась в воздухе и приземлилась на кончики пальцев рук и ног, и это еще не все – она мгновенно вскочила на ноги и крутанула головой так, что вплетенное в пшеничную косу нефритовое кольцо ударило Самсонетту в челюсть, заставив великаншу рухнуть навзничь.

Самсонетта жалобно взвыла, потирая челюсть, чтобы та покраснела, и закрутилась на ринге, как морж на раскаленном камне.

Актрисой она была бесподобной, и Джульетта даже забеспокоилась, не поранила ли ее кольцом по-настоящему, но тут Сэм незаметно подмигнула ей, и напарнице стало ясно, что это лишь игра.

– Хочешь еще, Самсонетта? – спросила Джульетта, грациозно взлетев на верхний канат. – Или с тебя хватит?

– Хватит, – проскулила ее якобы поверженная соперница и решила порадовать Макса. – Большье не хотетть.

Джульетта повернулась к залу.

– Всыпать ей еще?

«О нет! – ответила воображаемая аудитория. – Это уж совсем дикость!»

Но настоящая придерживалась другого мнения.

– Убей ее!

– Двинь ее в центр!

«Что бы это значило? Они и так находились в центре города».

– Покажи ей, что такое боль!

Очевидно, зрители имели в виду нечто более мучительное, чем обычная боль.

«Как я люблю эту публику», – подумала Джульетта, спрыгивая с каната, чтобы нанести решающий удар.

Все должно было пройти безупречно. Грациозное двойное сальто, а потом локтем в живот, вызывая у соперницы протяжное «о-о-ох», но кто-то выскочил из темноты, поймал Джульетту на лету и грубо бросил ее в угол ринга. Другие безмолвные и мускулистые мужчины навалились на нее, и скоро осталась видна только одна обтянутая зеленой тканью нога.

Дворецки, прятавшийся за одной из осветительных стоек, почувствовал, как сердце ухнуло куда-то вниз, превратившись в кислый комок страха.

– Теперь мой ход, – пробормотал он.

Хотя меньше всего в эту минуту Дворецкий был настроен поиграть.

Публика аплодировала неожиданному появлению ниндзя-лучадоров в фирменных черных костюмах, до поры скрытых плащами. Они, несомненно, прибыли отомстить за последнее поражение своего хозяина от рук и ног Нефритовой Принцессы на арене Квадрослэм в Мехико. Незваные гости часто появлялись во время представлений, но целый отряд ниндзя стал приятной неожиданностью.

Ниндзя сплелись в тугой клубок, поскольку каждому из них не терпелось ударить Нефритовую Принцессу, и хрупкой девушке оставалось только лежать и принимать град ударов.

На ринге бесшумно возник Дворецки. Элемент неожиданности часто определял разницу между победой и поражением в ситуациях «все против нас», но, честно оценив положение, Дворецки вынужден был признать, что преимущество на его стороне, несмотря на численное превосходство ниндзя двенадцать к одному. Двенадцать к двум, если, конечно, Джульетта не потеряла сознание, то есть шесть к одному – практически равные шансы. Буквально за мгновение до этого Дворецки чувствовал себя неловко в позаимствованном костюме из искусственной медвежьей шкуры и маске, но смущение мгновенно испарилось, как только он переключился в боевой режим, то есть заставил себя мыслить холодно, быстро и рассудительно.

«Эти люди обижают мою сестру», – подумал он, и горячая струйка ярости разрушила ледяную оболочку профессионализма.

Пора приниматься за дело.

Зарычав, что вполне соответствовало костюму Бешеного Медведя, Дворецки проскользнул под нижним канатом, выкатился на ринг, быстро пересек площадку и принялся избивать ниндзя вызывающе экономными движениями. Он не произносил угрожающих монологов, даже не топал ногами, возвещая о своем появлении, – то есть вел себя очень нелюбезно. Он просто раскидывал ниндзя, словно башню «дженга»[7]7
  «Дженга» – настольная игра: игроки по очереди достают блоки из основания башни и кладут их наверх, делая башню все более высокой и все менее устойчивой.


[Закрыть].

Тридцать секунд на ринге мелькали руки и ноги и раздавались пронзительные крики, которые сделали бы честь истеричным подросткам на концерте рок-группы, и в итоге Джульетта оказалась на свободе.

Дворецки, убедившись, что с сестрой ничего страшного не случилось, улыбнулся под маской.