Текст книги "Налле Лапсон"

Йоста Кнутсон
Налле Лапсон

Text © Gösta Knutsson

Illustration © Eva Alexandrowa-Lefferts

First published by Bonnierförlagen AB

Published in the Russian language by arrangement with Bonnier Rights, Stockholm, Sweden and Banke, Goumen & Smirnova Literary Agency, Sweden

Иллюстратор Эва Александрова-Леффертс

© Екатерина Чевкина, перевод на русский язык, 2019

© ООО «Издательство Альбус корвус», издание на русском языке, 2019

Глава первая
Мама, ты что, не слышишь, это же я, Налле Лапсон!

Весенним утром в самой чаще огромного леса проснулся медвежонок Налле Лапсон. Он проспал столько дней и ночей напролет, что и в самом деле пора было просыпаться.

Налле Лапсон сел и огляделся заспанными глазами-бусинками.

Где же мама?

– Мама! – крикнул он.

Никто не ответил.

– Странное дело, – огорчился Налле Лапсон. – Мама ведь обещала никуда не уходить, пока я сплю.

Налле Лапсон встал на задние лапы, вытянул шею и посмотрел по сторонам.

– Мама! – снова крикнул он. – Ты что, не слышишь, это же я, Налле Лапсон!

Однако мамы нигде не было, и никто не откликнулся.

Тут наверху зацокали, и из еловых веток высунулась беличья мордочка.

– Твоя мама ушла! – крикнула белка. – Уже несколько дней назад!

– Очень странно, – сказал Налле Лапсон и прищурился. – Она ведь точно обещала никуда не уходить. Может, за едой пошла?

– Далеко же эта еда, – съехидничала белка. – Потому что мама твоя ушла еще в четверг. Или, может, в пятницу.

– А сегодня у нас что? – спросил Налле Лапсон.

– Вторник. Или, может, среда, – ответила белка. – Юхан, мы сядем наконец завтракать или как?

– Что-что? – переспросил Налле Лапсон. – В смысле, вот это, последнее, это ты к чему?

– Я разговаривала с мужем, – отрезала белка. – Насчет завтрака. Нашего с ним.

– Ну ладно, – вздохнул Налле Лапсон и облизнул нос.

– Вот именно, – ответила белка.

– Мне по утрам ужас как хочется есть, – признался Налле Лапсон. – А ты не видела, в какую сторону мама ушла?

– Туда, – ответила белка и махнула пушистым хвостом. – Или туда, – она махнула хвостом в противоположную сторону и скрылась из глаз.

Налле Лапсон почесал в затылке.

– Все это очень и очень печально. Пожалуй, надо идти искать маму. Может, она не так и далеко ушла.

Поскольку белка показала в обе стороны сразу, он пошел в третью – ту, что между одной и другой.

Он шел и шел. Лес был огромный. Ели, громадные ели и ничего, кроме них.

Время от времени Налле Лапсон останавливался, вслушивался, а потом кричал:

– Мама! Мама! Ты что, не слышишь, это же я – Налле Лапсон!

Но только ели шумели ему в ответ.

Лапа за лапу, он брел и брел весь день напролет и страшно устал. И отчаянно проголодался. Чтобы немного утолить голод, он даже съел старую еловую шишку, но она оказалась такая невкусная!

Вскоре совсем стемнело. Измученный Налле Лапсон забрался в щель между двух замшелых валунов.

– Уж завтра-то я найду маму! – сказал он и уснул.

Глава вторая
Глянь-ка, Карлсон, кто это там?

Когда наутро несчастный сонный Налле Лапсон проснулся, солнце стояло уже высоко.

Он протер глаза, зевнул и побрел дальше.

«Куда-нибудь я точно приду, – думал он. – Во дворец Горного короля, про которого мне мама читала сказки, или в Бастутрэск, или в Со́бес, или еще в какое-никакое приличное место».

Налле Лапсон брел и брел, лапа за лапу.

Вдруг лес кончился.

Впереди стоял длинный ряд вагонов. Это был поезд, он направлялся в Стокгольм из Северного Норланда, но остановился на путях из-за какой-то неисправности.

Налле Лапсон еще никогда не видел поезда и очень заинтересовался. В вагонах были окошки, а за ними виднелись какие-то существа.

– Должно быть, люди, – решил Налле Лапсон. – Мама про них рассказывала, говорила, что их надо остерегаться. Люди только и знают, что скандалить и устраивать неприятности. Никакой культуры, не то что у нас, у медведей.

Что такое культура, Налле Лапсон представлял плохо. Возможно, морда, потому что у людей в окошках морд определенно не было. Спереди головы у них имелось что-то совсем другое.

– На мой взгляд, не такие уж они опасные, – сказал сам себе Налле Лапсон, – а возможно, там удастся раздобыть еды. Заберусь-ка я в вагон.

Сказано – сделано. Налле Лапсон не без труда открыл одну из вагонных дверей и влез внутрь. И едва он ступил на площадку тамбура, как поезд тронулся с места. Видимо, неисправность удалось исправить.

Ну и помчался же этот поезд! Как быстро! «Ух ты, – подумал Налле Лапсон, – до чего здорово!» Когда мама рассказывает сказки, это тоже, конечно, здорово, но с теперешним здоровом просто никакого сравнения!

«Сейчас бы и перекусить, – подумал Налле Лапсон. – Наверняка тут есть и мед, в этом сооружении, иначе зачем его было сооружать».

Налле Лапсон пошел по коридору и заглянул в первое купе.

Там сидели два дядьки и разговаривали. Точнее, говорил один. У него был красный нос и зеленая шляпа с пером.

– Парень, – сказал он другому дядьке, – да что ты понимаешь в охоте! Я стрелял львов в Африке, я стрелял медведей в дебрях Лапландии. А знаешь, что важнее всего, когда охотишься на крупную дичь? Метко стрелять, конечно, но главное – выдержка. Парень, видел бы ты, как я усмиряю их силой взгляда! Зверюга все ближе, ближе – а я стою не дрогнув. Властным взглядом я удерживаю его от нападения, и… что это там, глянь-ка, Ка… Карлс-с-сон, к-к-то это там… СПАСИТЕ… ПОМОГИТЕ… ПО-МО-ГИ-ТЕ…

При виде Налле Лапсона храбрый охотник перепугался до смерти. Весь побелев (не считая носа, конечно), он задрожал и затрясся, и вдруг одним прыжком заскочил на багажную полку, свернулся там калачиком и натянул сверху пальто.

Налле Лапсон засмеялся – уж больно нелепое это было зрелище.

Другой дядька тоже, видимо, напугался как следует, но ограничился тем, что забился в угол купе.

– Извините за беспокойство, – сказал Налле Лапсон и пошел дальше.

Люди оказались один чудней другого. Едва они замечали Налле Лапсона, как вид у них делался испуганный и жалкий.

У всех, кроме девочки, которую он повстречал в коридоре.

Глава третья
Я генеральный директор!

– Привет, – сказала девочка и протянула руку. – Ты кто?

У нее были добрые и веселые глаза и платье в белую и красную клетку.

– Привет, – ответил Налле Лапсон и протянул ей лапу. – Меня зовут Налле Лапсон, и я вообще-то ищу мою маму.

– А меня Лотта, – сказала девочка, – и я вообще-то еду одна.

– А это вообще-то что такое? – спросил Налле Лапсон.

– Ты о чем? – не поняла Лотта.

– Ну вот это, что едет и везет, – сказал Налле Лапсон. – Как оно называется?

– А, ты про поезд, – засмеялась Лотта. – Что ли никогда на поезде не ездил?

– Да что-то не припомню, – смутился Налле Лапсон. – Вообще-то я живу в лесу, а там поезда ходят не то чтобы часто.

– А твоя мама тоже едет на этом поезде? – спросила Лотта.

– Вряд ли, – сказал Налле Лапсон. – Я вообще не знаю, где она. Вроде бы пошла за едой для меня, да так и не вернулась. – И он зажмурил глаза.

– А я как раз иду в вагон-ресторан, – сказала Лотта.

– А что это? – спросил Налле Лапсон. – Его едят?

– Нет, это в нем едят, – объяснила Лотта. – Такой вагон, где дают еду. Пойдешь со мной? Вдвоем гораздо веселее!

– Еще бы! – обрадовался Налле Лапсон. – Я страшно проголодался.

И Налле Лапсон отправился вместе с Лоттой в вагон-ресторан.

За столиком на четверых уже сидело двое мужчин, очень разных. У одного был страшно важный вид и кислая физиономия, зато другой прямо сиял от радости.

– Простите, у вас свободно? – спросила Лотта и вежливо присела в книксене.

Кислый увидел Налле Лапсона и вздрогнул. А радостный просиял.

– Занято, – злобно прошипел кислый.

– Вот еще, – отозвался радостный. – Тут свободно как никогда. Усаживайтесь на здоровье!

Тут как раз подошел официант.

– Так здесь свободно или занято? – напрямик спросила Лотта.

– Вообще-то свободно, – ответил официант. – Только тут не положено, – он указал на Налле Лапсона.

– Значит, положено здесь. – И Налле Лапсон забрался на стул рядом с радостным мужчиной.

Лотта села напротив, рядом с кислым.

– А неплохая компания подобралась, – обрадовался радостный и шевельнул ушами: у него это здорово получалось. – Не так ли, господин начальник?

– Я вам не начальник, – высокомерно процедил кислый. – Я генеральный директор.

– Как красиво! – восхищенно вздохнул Налле Лапсон.

– А я простой трубач, – сказал радостный. – Сыграть вам что-нибудь веселенькое?

Не дожидаясь ответа, он залез под стол, вытащил оттуда сверкающую золотом трубу и продудел на ней торжественные фанфары.

Глава четвертая
Дегенеральным ректором разит!

В ресторане началось столпотворение. Генеральный директор зажал руками уши, один коммивояжер опрокинул бокал с пивом, важная пожилая дама стала звать полицию, а толстый бакалейщик свалился со стула на пол и засучил ногами.

Примчался запыхавшийся официант.

– Это недопустимо, – выдохнул он. – Кто тут трубил? Медведь?

– Да, это он! – с жаром подтвердил генеральный директор.

Налле Лапсон поднял на него серьезные глаза. Ну зачем врать?

«Может, это и называется “никакой культуры”? – подумал он. – Когда говорят неправду?»

– Это я трубил! – признался радостный трубач. – Потому что мы тут все за столиком проголодались. И заждались еды.

Официант раздал всем по меню.

– Попрошу кислого молока, – с кислой миной попросил генеральный директор. – С корицей, сухариком и двумя корочками хлеба. Потом вареное яйцо, и чтобы варилось ровно четыре с половиной минуты и ни секундой больше или меньше. Большую чашку кофе, четыре куска сахару, сливки и сдобную булочку без крема.

«До чего это непросто – есть в вагоне-ресторане», – думал Налле Лапсон, вертя в лапах меню.

– Мне, пожалуйста, хлеб с маслом, яйцо и кофе, – сказал трубач и пошевелил ушами.

– Если можно, хлеб с маслом, яйцо и какао, – сказала Лотта.

– А вам что угодно, сударь? – спросил официант.

Налле Лапсон поднял на него глаза.

– Мне-то? – сказал он. – Так. А что у вас есть?

– Все стоит в меню, – ехидно заметил официант.

Бедный Налле Лапсон – он не умел читать! Лишь вертел меню туда-сюда и как раз теперь держал его вверх ногами.

– Ну-у, заказывать будем? – поторопил официант.

– МЕДА! – сказал Налле Лапсон.

– Его же нет в меню.

– Тогда один сухарик без крема, варить четыре с половиной минуты, – сказал Налле Лапсон.

Официант глянул на него свысока:

– Какой-нибудь напиток?

– ЧЕРНИЧНЫЙ КИСЕЛЬ, – сказал Налле Лапсон.

Наконец принесли заказ.

– Черничного киселя нет, – сообщил официант, – но я принес вместо него брусничного варенья, – если вас это, конечно, устроит.

Еще бы не устроило! Налле Лапсон в жизни не пробовал ничего вкуснее, чем сухарики с брусничным вареньем.

– Вагоны-рестораны – толковое сооружение, – заметил Налле Лапсон, повернувшись к генеральному директору.

Генеральный директор не ответил.

«Вот она, культура, – подумал Налле Лапсон. – Ничего, продолжим». И спросил:

– Ну как яйцо – вкусное?

Снова ни слова в ответ.

– У меня-то просто объедение! – сказал трубач.

– И у меня, – сказала Лотта.

– Официант, позвольте расплатиться, – сказал генеральный директор. – Тут до того медведем разит, что и лишней минуты находиться невозможно.

– Здесь что, надо платить? – шепнул Налле Лапсон Лотте.

– Конечно, – сказала Лотта. – Но ты не волнуйся, я за тебя заплачу.

– Официант, позвольте Лотте расплатиться! – закричал Налле Лапсон и замахал лапой. – Тут до того дегенеральным ректором разит, что и лишней минуты находиться невозможно.

Глава пятая
Я-то пока читать не умею

Налле Лапсон прошел с Лоттой в ее купе.

Тут появился кондуктор и начал проверять билеты. Увидев Налле Лапсона, он замер.

– А-а это еще кто? – спросил он чуть дрогнувшим голосом. – И откуда он тут взялся?

– У тебя же есть билет? – шепнула Лотта Налле Лапсону.

– Билет? – удивился Налле Лапсон. – А что это такое?

– Это же скандал! – сказал кондуктор. – Медведя следует высадить из поезда, и немедленно!

Налле Лапсон сощурившись поглядывал то на Лотту, то на кондуктора.

– Есть идея, – шепнула ему Лотта. – Тебе сколько лет?

– Думаю, год, – сказал Налле Лапсон. – Может, еще нет. Но, с другой стороны, почти есть.

– Послушайте, дяденька кондуктор, – сказала Лотта. – Если пассажиру меньше шести лет, разве он не имеет права ехать бесплатно?

– Хм, имеет, конечно, а как же, – сказал кондуктор.

– Так вот, – сказала Лотта. – Этому бедняжке всего годик. Вот так вот.

– Хм, ну тогда-то понятное дело. – Кондуктор почесал голову и вышел из купе.

– А тебе сколько лет? – спросил Налле Лапсон.

– Десять, – ответила Лотта.

– Такая старая!

– А куда ты, говоришь, едешь? – спросила Лотта.

Налле Лапсон загрустил.

– Точно не знаю, – сказал он. – Вообще-то я маму ищу, но не знаю, куда она направилась. Может, вообще в другую сторону.

В этот самый миг взгляд Лотты упал на заголовок в газете, лежавшей на диване в купе. Он гласил:

КРУПНАЯ МЕДВЕДИЦА ЗАСТРЕЛЕНА В ДВУХ МИЛЯХ ОТ БАСТУТРЭСКА

– Что это ты читаешь? – спросил Налле Лапсон. – Ты стала такая грустная!

– Ничего особенного, – соврала Лотта и попыталась улыбнуться.

– Я-то пока читать не умею, – сказал Налле Лапсон. – Но, может, ты меня научишь.

– Слушай, Налле Лапсон, – сказала Лотта, – поехали со мной к бабушке?

– Думаешь, моя мама там? – спросил Налле Лапсон.

– Не знаю, – сказала Лотта, – я просто позаботилась бы о тебе, если ты – пока ты не найдешь свою маму. Я живу у бабушки в городке под названием Лильбакка. Ездила вот погостить в Лулео к тете Карин, а теперь возвращаюсь домой к бабушке. Она такая славная и добрая, правда! И у нее есть мед!

– Я еду с тобой! С ужасно преогромным удовольствием, – сказал Налле Лапсон.

Глава шестая
Зубной сорочкой и ночной щеткой кто-нибудь поделится

Поезд замедлил ход.

– Следующая станция – Лильбакка! – объявил кондуктор.

– Выходим, Налле Лапсон, – сказала Лотта. – Где твой багаж? В смысле – чемодан!

– Я еду без габажа, – смутился Налле Лапсон. – Это одни нервы – возить с собой кучу вещей, когда ты летишь, как птица.

– Надеюсь, зубную щетку и ночную сорочку ты с собой взял? – спросила Лотта.

Налле Лапсон смутился еще больше. Но набрался смелости:

– Зубной сорочкой и ночной щеткой кто-нибудь поделится. Главное – не забыть себя.

– Главное – не забыть трубу, – сказал трубач. Он как раз вышел в коридор.

– Ты тоже выходишь в Лильбакке? – спросила Лотта.

– Почему бы и нет? – ответил трубач. – Хорошая мысль! В Лильбакке я еще не бывал, а ее жителям наверняка хочется послушать духовую музыку.

– По-моему, будет здорово, если ты пойдешь с нами, – сказала Лотта. – Бабушке ты наверняка понравишься.

– Старушка любит музыку? – удивился трубач.

– Еще как! – сказала Лотта. – Особенно трубу и гармонь. Потому что слышит уже неважно.

Тут паровоз загудел, и поезд остановился.

– Надо поторапливаться, – сказала Лотта. – Ну-ка, ничего я не забыла? Чемодан, сумка в цветочек, мячик и кукла Роза.

– И я, – сказал Налле Лапсон.

Вокзал в Лильбакке был очень красивый. Красный с белыми наличниками, и в каждом втором окошке виднелась красная герань, а в каждом первом – белая. Тут же стоял начальник станции и отдавал честь. Он был в красной фуражке и белых перчатках и любезно встречал всех сходивших с поезда.

– Здравствуйте, здравствуйте, фру Петтерсон, с возвращением! Добрый день, господин Стрём, как съездили? А вот и маленькая Лотта, ну, здравствуй, что, опять на севере гостила, в Норланде? Ой, а кто это с тобой?

– Налле Лапсон, – сказал Налле Лапсон и поклонился.

– Станс, – представился начальник станции и снова поднес руку к фуражке.

– Это мой старый друг, – объяснила начальнику Лотта, – а это мой другой друг. И он трубач.

– Верно, – сказал трубач и, поднеся трубу к губам, выдул такие звучные фанфары, что конь по имени Август шарахнулся с дороги вместе с коляской господина Стрёма.

Паровоз дал нетерпеливый гудок, машинист высунулся в окно.

– Почему не отправляемся? – крикнул он начальнику станции.

– Еще минутка, – сказал начальник. – Сегодня отправление в 15.19. 15.18 – это вчера было. А завтра будет в 15.20.

– Забавно, – сказал трубач. – А станционные часы показывают двенадцать!

– Очень верное наблюдение, – сказал начальник станции. – Они отстают на три часа восемнадцать минут. А через минуту отстанут на три часа девятнадцать минут. Это одни из самых удивительных часов во всей Северной Европе.

Налле Лапсону все это очень нравилось.

– У нас в лесу таких интересных штук не увидишь, – шепнул он Лотте.

– Ты не поможешь мне с вещами? – спросила Лотта. – Возьми сумку и мяч, а я понесу чемодан и Розу.

– А я пойду с вами и буду играть на трубе, – сказал трубач и пошевелил ушами.

Глава седьмая
Запрещается разгуливать по городу с живыми медведями

Никогда еще Лильбакка не видела такой торжественной процессии. Впереди шагал трубач и время от времени выдувал громовые фанфары, за ним шла Лотта с чемоданом и куклой, а последним – Налле Лапсон с мячом и сумкой в цветочек, ему было нелегко идти в лапу с остальными, но он очень старался.

Само собой, эта троица вызвала в городке изрядный переполох. Прохожие смотрели на нее с ужасом и изумлением, в домах распахивались окна, и оттуда высовывались головы. Некоторые из голов испуганно всовывались обратно.

– Что это – может, цирк приехал? – шепнул карамельщик Карлсон почтальону Персону.

– Девочка-то наша, Лотта с Речной улицы, – сказал почтальон. – Чудно́!

Посреди площади стоял полицейский Касклунд.

В городке не случалось никаких правонарушений с самого прошлого января, когда сапожников мальчишка выехал на финских санках на встречную полосу Центральной улицы, – но сейчас порядок явно нарушался. Полицейский Касклунд протер глаза, высморкался в большой красный платок, принял самый суровый вид, какой только смог, и вскинул ручищу перед носом трубача.

– Именем закона – стоять! – рявкнул он.

Трубач вывел особенно затейливую трель и замер по стойке смирно.

– Запрещается играть на трубе на городских улицах, площадях и в прилегающих зданиях и сооружениях, – сообщил полицейский.

– Где же тогда на ней играть? – удивился трубач.

Полицейский Касклунд почесал затылок. Вопрос оказался непростой.

– Хм, – сказал он. – Можно играть на чем-нибудь другом.

– На нервах, например, – сказала Лотта.

Тут полицейский Касклунд снова посуровел.

– Кроме того, запрещается разгуливать по городу с живыми медведями. – И он грозно указал на Налле Лапсона.

– Он мой старый друг, – сказала Лотта, – а с друзьями я имею право гулять, даже если они медведи.

– Он выглядит возмутительно, – сказал полицейский Касклунд. – Как из леса.

– Я правда из леса, – радостно признался Налле Лапсон. – Меня зовут Налле Лапсон. – И он протянул лапу полицейскому Касклунду, который испуганно попятился.

– Если кто тут и выглядит возмутительно, – сказал трубач, – так это скорее господин Касклунд, чем господин Лапсон.

– Ладно, мы пошли к бабушке, – сказала Лотта.

Полицейский Касклунд совершенно растерялся и не знал, что ответить. И когда Лотта, Налле Лапсон и трубач свернули в сторону Речной улицы, он вынул свой красный платок и оглушительно высморкался.

Глава восьмая
А можно ему дать дедушкину ночную сорочку?

У Лоттиной бабушки был самый хорошенький домик на всей Речной улице. Белый, с зелеными наличниками, одноэтажный, зато с чердаком. Внутри имелось четыре комнаты, а еще, само собой, кухня и ванная.

– У твоей бабушки так уютно, – сказал трубач.

– Внутри там еще уютнее, – сказала Лотта. – У нас там и кресло-качалка есть, и музыкальная шкатулка, и лосиные рога, и морозильник, чтобы делать мороженое.

– И мед в кладовке – судя по тому, что мне довелось услышать, – сказал Налле Лапсон.

– Есть, – сказала Лотта, – и еще кое-что, с чем тебе предстоит познакомиться ближе к вечеру.

– Интересно, о чем это она, – рассмеялся трубач и повернулся к Налле Лапсону.

Бабушка встречала их в дверях.

– С приездом, с приездом, милая моя Лотточка, – воскликнула она. – Как я рада, что ты снова дома! – И она закружила Лотту в танце. – А с кем это ты приехала? – спросила она, танцуя.

– Это мои лучшие друзья, я их встретила в поезде, – с восторгом воскликнула Лотта. – Это трубач, а вот это – Налле Лапсон.

– С приездом, Налле Лапсон, – сказала бабушка и закружила в танце трубача.

– Но Налле Лапсон – это же я! – Налле Лапсон протянул обе лапы к бабушке.

– Что за чудесный медведь! – воскликнула бабушка, закружила Налле Лапсона в танце, а трубач подыграл им веселую мелодию.

Так здорово Налле Лапсону еще не было практически никогда.

– Оставайтесь оба у нас, – предложила бабушка, – тут есть и кровати, и матрасы, и одеял на всех хватит, и еды тоже.

– Говорят, в Лильбакке вкусный мед, – заметил Налле Лапсон. – Я немало о нем наслышан.

– Что касается меня, – сказал трубач, – то спасибо за любезное приглашение, но я бы поселился в гостинице. Но если мне позволят разок-другой заглянуть в гости, то милости прошу – то есть это было бы очень мило!

– А что касается меня… – начал Налле Лапсон.

– То он поселится в маленькой комнате, – закончила Лотта. – Можно, бабушка? Он такой славный и милый!

– Боже мой, – сказала бабушка, – конечно, можно. Он может спать на желтой тахте.

– А можно ему дать дедушкину ночную сорочку? – тотчас спросила Лотта.

– Боже мой, – снова сказала бабушка. – Конечно, можно! У меня от дедушки осталось тридцать восемь ночных сорочек, и будет просто отлично, если кто-нибудь ими снова воспользуется. Я уж на такое и надеяться забыла!