Книга: Лотта в Веймаре - Томас Манн

Лично мне больше подходит фантазийный вариант, я бы хотела, чтобы эта встреча по ряду причин не состоялась. У той, которую воспел еще совсем юный Гёте «в страданиях молодого Вертера» и поставил эту девушку на мифический пьедестал, наделив ее свойствами ангела, сделав ее живой легендой, и, ко всему прочему, его поэтическое своенравие позволило ему, не задумываясь, выставить души, взаимоотношения напоказ всему свету, буквально всему земному шару, и вдобавок смешать правду и вымысел с тем опасным искусством, которое умеет сообщать поэтический образ правдивому, а вымышленному придавать вид действительного. И Лотта, вернее ныне вдова советника Кестнера, так и живет под неусыпным оком почитателей творчества великого писателя немецкого народа Гёте. А уж жителям Веймара особенно знакомо то чувство, что все живое вертится вокруг их литературного классика. Даже мне пришлось испытать такое же чувство во время поездки в Германию и посещения Веймара: там воздух насыщен и наэлектризован духом Гёте. И было такое чувство, что и он здесь.

Особенно чувствовала это я, «провинившаяся» перед ним. В универе не сложилось взаимоотношения с преподавателем, фанатиком творчества Гёте, я не вписалась в его коллектив, и многое прошло мимо меня. Я очень жалею о том времени. И только потом, чуть позже, перечитывая, я проникалась самостоятельно тем, что пытался он нам донести. Тогда мне казалось, что я не должна доверять странноватому преподавателю с разноцветными носками, которые мелькали из-под слишком коротких брючин, разве мог он в своей куртуазной тяге к прекрасному донести это через своей абсурдный внешний вид и манеры. Отторжение был неслучайным, оно было бунтарским. Даже стыдно вспоминать, но это было. И тогда «Страдания юного Вертера» показались мне скучными, а позже и «Лотта в Веймаре» тоже скучным; слишком нравоучительным и безсобытийным.

Там одно событие – приезд пожилой возлюбленной к пожилому писателю, виновнику ее популярности и преклонения – и сплошные диалоги и монологи. Но годы сделали свое дело: теперь я с полной откровенностью и восторгом уверяю, что более насыщенно - эмоционально-тугого произведения я не знаю, там каждое слово, мысль, судорога на своем месте и в словесном оркестре слышна до пронзительности каждая нотная фраза, фабула ошеломительна, тишина прозрачна, а аккорды оглушительно-неслышны. Вот такое это произведение. Оно на кончиках пальцев, дунь и улетит, и не оттого, что легкое на подъем, оно обидчивое - требует ответственного к себе отношения, потому что гений писал о гении.

И все же была ли эта поздняя встреча, та, от начала которой не осталось практически ничего, чувства угасли, жизнь прошла, а то, что было, быльем заросло, однако маг сделал свое дело – Лотту знают все – «от детски наивных масс до просвещеннейших людей эпохи несут свое растроганное благоговение к женщине, имя которой стоит в начале или почти в начале истории гения. Это имя навеки вплетено богом любви в его жизнь, а, следовательно, и в историю становления отечественного духа, в царство немецкой мысли».

Гете в маске Вертера, влюбившись в чужую влюбленность, вторгается в жизнь, созданную другими, и лакомится яствами с чужого стола. Любовь к нареченной другого – вот что заставляло впоследствии молоденькую Лотту ломать голову все годы замужества и вдовства, любовь, сочетаемая с верной дружбой к жениху, которая при всех домогательствах отнюдь не намеревалась ущемить его права и обязанности. Но он все же домогался ее и был этаким попрошайкой. Но эта влюбленность или эгоизм, принес плоды. Ему - славу, ей - славу.

А глава седьмая, где Гёте наедине с собой. Особая. Позвольте несколько фраз из нее.

Я – баланс жизненных натяжек, точно дозированная счастливая случайность природы, - танец меж ножей, стремление к трудностям и поблажкам, натяжка и допущение пополам с гениальностью – да и может ли быть иначе? Ведь гений всегда натяжка и допущение.

Противостоять искушению не значит его уже более не ведать – такого испытания никто не выдерживает; оно слишком сладостно. Богам любо ниспосылать нам искушения, нас в него вводить так, словно оно от нас исходит, парадигма всех искушений и виновностей, ибо одно здесь равняется другому.

Госпожа советница: помогать героине Вертера при выходе из экипажа Гёте – это событие. Как же назвать его? Событие, достойное увековечения.

Написана в рамках «Игры в классики».

А теперь-вопросы, которые уже поставлены автором в гл.2.

Отчего Шарлотте и в 63 года нравятся слова Его записки к ней :- А я ,милая Лотта, счастлив, читая в ваших глазах веру в то, что я никогда не переменюсь»? Почему неприятно брать в поездку с собой «человека, слишком проницательного», который из всех возможных мотивов поступка видит «только деликатно замалчиваемые»? О каком «честно преодоленном искусе добродетельного сердца» и в каком «тройственном союзе» вспоминает Шарлотта- Лотта, что выродился «в мучительное смятение» из-за сумасбродства одного звена? Как правильно выразиться о ТОЙ «сердечной эпопее» Лотты-Шарлотты:- Буря неистовых поцелуев? Лишь один поцелуй? От души поцеловал за собиранием малины на солнцепеке? Поцеловал быстро и горячо? Поцеловал вдохновенно и с алчной нежностью? Это был безумный, недозволенный и ненадежный поцелуй? Это поцелуй принца-бродяги из другого мира? Почему, если даже ее ныне умерший супруг Альберт Кестнер «чувствовал превосходство и блеск ушедшего (Вертера)», если начал сомневаться в их «разумном счастье», если пожелал даже «возвратит данное ему (Альберту)слово», она выбрала в супруги «положительного, суженого, предназначенного »Альберта, а не ЕГО? Гл.3 Цель тем заманчивее, чем труднее ее достичь

Глава-встреча господина Римера Ф.В., секретаря и доверенного лица господина тайного советника и Шарлотты - опять полна трудных вопросов, например:

-Должны ли мы радоваться, если толпа, извечно презирающая Дух, приходит к почитанию Духа «признанием его полезности»? При этом-творения Духа недоступны им, как и всякой другой толпе… - Почему г. Ример считает человека «двусмысленным созданием»? - Насколько верно ли мнение г.Римера об Истине, которая «не всегда довольствуется логикой»: чтобы «не отступить от истины, приходится временами себе противоречить»? -Возможно ли сравнивать «терпимость», «склонность к попустительству», «толерантность, порождаемую христианским смирением» и- «равнодушие»? - Почему служение Гете г. Ример называет «горькой честью», уверен, что «личное состоит в отречении от себя», в компромиссе между «горькой честью и сладостной»? - Какие «страдания» из-за нескромности гения, его поэтического своенравия…беспощадности, пренебрежения верностью и верой» выдержали Лотта и ее супруг, когда «выставлены души и взаимоотношения напоказ всему свету…когда за спиной друзей начал ОН одновременно и возвеличивать и разоблачать то деликатнейшее, что может объединить троих людей»?

Страницу, начинающуюся.. - Здесь речь идет о феномене…иными словами, о форме и обаянии, или печати божества, которую природа с улыбкой накладывает на предпочтенный ею дух, отчего он становится прекрасным духом,- о слове, имени, которое мы привычно произносим для обозначения привычной категории; хотя вблизи...подобный феномен остается непостижимой, тревожной и, в личном плане, даже оскорбительной загадкой…И правда, другие взрывают горы, роют землю, очищают руду, а властитель в результате всех их трудов знай себе чеканит дукаты! …Да и как определить таинство ? Без таинств человеку, видно, не обойтись, и если христианские ему наскучили, он тешит себя языческими или природным таинством личности…Таинство природы ставит он высоко, ибо это ЕГО таинство. Величайшее счастье- за меньшее мы, смертные, не смеем почитать это таинство! Иначе как объяснить, что просвещенные умы считают…великой честью толпиться вокруг прекрасного гения…состоять в его свите…приносить ему в дар свои знания, дабы избавить его от возни с научным хламом…Но позволить простому лакею писать под его диктовку – значило бы метать бисер перед свиньями. Только ученому, способному оценить всю прелесть, редкость и достоинство этого положения, как я, может быть препоручено подобное дело… Содержащую следующую мысль… - Вся прелесть и достоинство состоят здесь лишь в метких и живительно точных формулировках,…это соединяется с черточками обаятельной новизны,, с мечтательной смелостью и высоким риском…да, да, в сочетании разумной чинности и неустрашимой отваги, более того, безумия, как раз и заключается источник сладостного смятения, в которое нас повергает этот …автор. И заканчивая… -Бог долго ворочает слова в нашей гортани, покуда мы не начинаем славословить то, над чем хотели надругаться, и хулить то, что намеревались благословить. Собрание небожителей, верно, сотрясается от гомерического хохота над таким бессилием наших уст… Но не заканчивается книга, потому что читать ее, понимаете уже, нужно очень медленно. Тогда, снова, в который раз, еще и еще…выхватится что-то «другое из необозримого изобилия текущих в руки перлов»…

Вот, например, безделка из басни о мушиной смерти: -Она сосет, дорвавшись до отравы, Пригвождена к ней первым же глотком, Блаженствует, а нежные суставы Уже давно разбиты столбняком… И если хотите-критикуйте, но я соглашусь с Шарлоттой, что критика-всего лишь « реализм вашего восприятия» и основана « на преданном восхищении»…

Эта книга – своеобразная биография Гёте. Но это не биографический роман – о фактах из жизни Гёте мы узнаём посредством рассказов знакомых с ним людей. Сюжет строится на том, что в 1816 году, в Веймар – город, в котором проживал Гёте, приезжает Шарлотта Кестнер – прообраз главной героини «Страданий юного Вертера». Узнав, что в город приехала женщина, не без участия которой появилось на свет это значимое для литературы произведение, люди сходят с ума, стремятся увидеть её и поговорить с ней. Поначалу она отнекивается от разговоров, но её собеседники ей очень симпатичны – кто родом деятельности, кто своими рассуждениями и взглядами на жизнь. И в разговоре с этими людьми как раз и обсуждается Гёте. Шарлотта узнаёт, каким видят этого человека его знакомые и рассказывает им о том, каким он был в юности, за 44 года до нала описываемых событий. Попутно, обсуждая общего знакомого, разговор плавно перетекает в другое русло и герои начинают разговаривать н серьёзные темы (например, с доктором Римером или Августом Гёте, сыном писателя) и обсуждать вопросы религии, философии, человеческой психологии и истории. И это не простые философские разглагольствования, которые появляются из неоткуда и вставленные лишь для того, чтобы впечатлить читателей – все эти рассуждения так или иначе связаны с Гёте и, как бы банально это не звучало, но эти рассуждения действительно заставляют задуматься. В этой книге не оспаривается величие писателя, но и о нём не говорят с воздыханием и восторгом. Гёте показан как не самый приятный человек, тяжелый в общении, со скверным характером и немалым количеством отрицательных качеств.

Линия с Гёте и раскрытием его характера является основной, но так же не мало внимания уделено тому, как автор, даже если он пишет книгу по мотивам реальных событий, может всё приукрасить или исказить. Так в одной из сцен романа главная героиня вспоминает пылкую и страстную встречу с молодым Гёте, но потом припоминает, что об этом она читала в романе, а на деле, это был неловкий первый поцелуй. Возможно, это самоирония от самого Томаса Манна, так как известно, что многие его произведения являются автобиографичными.

Все главы этой книги (всего их 9) получились разными. Например, глава, в которой описывается встреча Шарлотты и доктора Риммера, учителя сына Гёте, полна философских и религиозных рассуждений. Глава, в которой описывается рассказ Адель Шопенгауэр (сестры знаменитого философа) вышла не только познавательной (в ней описывается, как Веймар в период с 1811 по 1814 переходил из рук в руки, то есть сначала это был прусский город, потом пришли французы, потом войска союзников), но и очень интересной. И отдельно хотелось бы рассказать про седьмую главу, в которой нам показывают один день из жизни самого Гёте.

Эта глава отличается от других потому, что она написана в стиле «потока сознания». Нас как будто помещают в голову Гёте и мы видим весь мыслительный процесс, обрывочные мысли, перескакивание с одного на другое. Читать это, разбираться в ворохе этих мыслей мне было очень интересно. Ну и это ведь невероятно сложно, в смысле, писать в стиле «потока сознания», чтобы читатели при прочтении думали не «да что это за бредятина», а «как же это необычно и талантливо!». И когда автор удачно пишет подобные вещи, как вот в этой книге, то читать такое одно удовольствие.

Книга хороша тем, как Манн талантливо раскрывает персонажей, но давая характеристику всем главным персонажам мне бы пришлось раскрыть некоторые важные детали сюжета, а я этого делать не хочу, потому как книга не самая популярная, многие её не читали и просто не хочется портить впечатление другим от будущего прочтения. Просто поверьте на слово – Манн великолепно раскрывает их характеры, диалоги между персонажами великолепные и вообще написано это всё очень красивым языком, если можно так выразиться. Читать эту книгу просто приятно. Читая её, просто диву даешься, как автор смог так красиво и искусно всё изложить. Роман не из лёгких (если легкие вообще у Манна бывают), но и нельзя сказать, что читать его тяжело. Это довольно необычная биография, рассказанная сквозь призму восприятия знакомых с Гёте людей.

Мне очень понравилось! Люблю такие книги, где не только сюжет интересный, но и рассуждения обо всём читать не менее интересно. Причём, читал я эту книгу сразу после того, как прочитал у Манна "Королевское высочество" - роман, который мне совсем не понравился и я был по этому поводу немного негативно настроен к автору, пытаясь и в этой его книге найти что-нибудь, до чего можно было бы придраться. Но эта книга с первых строк дала понять, что это тот самый Манн, которого я полюбил после прочтения книги "Будденброки" и после этого осознания чтение книги превратилось в сплошное удовольствие!

Дождь слушал Брамса, мрак глотая, И ночи мучаясь тоской. Наутро птичек звонких стая Внесла во двор живой покой.

Из космоса видна ли битва, Все земли, люди и житьё? Всепетой Матери молитва. Души пролитое питьё.

В ней рассказывается история о том, как немолодая дама, вдовствующая госпожа советница, Шарлотта Кестнер, на заре своей жизни возжелала еще раз увидеть человека, который прославил в веках ее юность в столь нашумевшем романе, что одно упоминание ее настоящего имени в родном городе великого Гете, вызвало бурный восторг ее жителей, которые готовы были стоять в толпе, лишь бы увидеть своими глазами возлюбленную юного Вертера. Что естественно ей было и приятно, но и несколько обременительно, поскольку все те счастливцы, которые были допущены к личной аудиенции новоприбывшей гостьи (личный секретарь Гете, молодая поклонница его таланта, наконец, его единственный сын), больше рассказывали о себе и своих проблемах, которые опосредованно или прямо, касались известного писателя, тем самым вырисовывая общий портрет немолодого человека, который так разительно отличался от того образа, который жил в памяти Лотты.

Памяти-злодейки, ведь она готова в любой момент воскресить его восхищенный взгляд, его стихи, его голос, его веселый смех и его страсть... Лотта , сделав в жизни свой выбор в пользу верности, обручившись с тем, кому была обещана в жены изначально, и на чьи нежные отношения засмотрелся молодой чудак, став между ними третьим, не могла не задавать себе вопросы о том, что бы было, если бы она в жизни поступила иначе. Ее робкая записка великому человеку, ее наряд, описанный в романе, без одного банта, потому что он был подарен ему в свое время, который Лотта воскресила вновь ради памяти - все свидетельствует о желании женщины заглушить в себе жгучее любопытство и одновременно удостоверить в том, что интуиция ее не подвела.

Это книга о том, стоит ли возвращаться в прошлое, которое тебя не пощадило в настоящем. Это история про истинный смысл творчества, про то, какую «возвратную тягу» оно способно оказывать на людей. Это возможность заглянуть в будничные размышления гения и увидеть, как он выглядит со стороны. Это приятная возможность вдумываться в разные фразы:

«Мысль тесна, просторна вера»

«Культура - это собрание избранных, по первой улыбке понимающих друг друга»

«Кофе поутру - это скорее для головы, для сердца нужна мадера».

Книга для людей, которые любят мыслить.

Интересны и побочные идеи, отраженные в книге, особенно рассуждения о сущности и назначении искусства, о природе гения. Разве не лучшее определение природы гениальности словосочетание «осенен благодатью».

Что сказать про саму Лотту и про завязку этой истории? Даже не знаю. Лотту типичная бюргерша, превратившаяся в глазах всех прочих в Галатею. О причинах же его приезда к Гете (вполне подтвержденного исторического факта) говорит цитата. «Я приехала, чтобы бросить взгляд на возможное, столь очевидно уступающее действительному …». Банально, очевидно и немного скучно, если бы не одно но - читать Манна удовольствие.

Удовольствие, которое невозможно получить с кондачка, для этого чтения необходимо соответствующее состояние, совпадение по фазе с текстом, с автором. «Лотта в Веймаре» последний прочитанный мною роман из обширного творчества Манна. Долго держался, ждал подходящего состояния, но не дождался и, к сожалению, не совпал по фазе с тестом и не смог в полной мере получить ожидаемого удовольствия.

Ко всему прочему у романа интересная конструкция, диалоги, перемежаются длительными монологами, есть даже кусок представленный потоком сознания. Как всегда много новых слов и понятий, заставляющих даже периодически обращаться к википедии. Вся книга проникнута иронией, иронией своего рода высшего порядка. Читателя неизменно радуют фирменные мановские предложения долинные, вкусные, витиеватые.

Проходит сорок четыре года. Уже престарелая муза когда-то юного гения едет в Веймар, место его нынешнего обитания. И вот именно этот-то момент и интересует Томаса Манна, как повод для исследований мифа и его влияния на общество и жизнь разных слоёв населения. В Веймаре её встречают как звезду, от мала до велика пытаются лицезреть её божественный лик и получить хотя бы толику аудиенции. И это как раз тот случай, "когда прошлое и настоящее сливаются воедино". Стародавний шедевр и связь великого гения с юной особой обросли славой и деталями и догнали прообраз в старости.

Для описания деталей, события и портретов Томас Манн выбрал диалоги, что может, конечно, нас в эпоху твиттера, постмодернистской фрагментарности (несмотря на то, что её ругают, а поди ж попробуй почитать произведения Манна, Музиля или Пруста), рубленых коротких фраз и клипового сознания может несколько угнетать. Отвык современный читатель от больших фраз, хоть и столь поэтичных и философски содержательных. Набравшись терпения, он получит не просто очередной шедевр, но исследования мифа во времени, множество деталей описываемой эпохи (патриотическое настроение (пруссачество), отношения Гёте с сыном, дочерью, отцом, матерью, отношение людей того времени к Наполеону и его войнам), исследования величия гения и его окружения (обед у Гёте, где столь явственно отобразилось лживость и льстивость окружающих людей, а сам великий поэт показан чванливыми и высокомерным, шедеврален), жертвенности близких людей и прообразов персонажей. Манн рисует нам противоречивый портрет Гёте (ну или, в целом, гения, кумира), в котором физическая монументальность (по ожиданиям современников) вполне уживается с духовной:

Ей подумалось, что людям очень уж облегчено преклонение перед духовным, когда, украшенное пышным титулом и звездой, оно живет в великолепном доме с античной лестницей в образе элегантного старца с блестящими глазами, чей лоб напоминает вон того Юпитера в углу и кто глаголет амброзическими устами. Духовное, думала она, должно было бы быть бедным, уродливым, не ведающим земных почестей, для того чтобы истинно проверить людскую способность ему поклоняться.

А высокомерие и снисходительность - с жертвенностью (опять же диалог Шарлотты с Гетё в конце, в котором он показан не столь высокомерным, но чуть более человечным, великолепен):

Ты прибегала к сравнению, мне милому и близкому: мошка и смертоносное пламя. Ты хочешь сказать – я то, куда жадно стремится мотылек, но разве среди превратностей и перемен я не остался горящей свечой, которая жертвует своим телом для того, чтобы горело пламя? И разве я сам – не одурманенный мотылек, извечный образ сожжения жизни и плоти во имя наивысшего духовного пресуществления. Старая подруга, милая, чистая душа, я первый – жертва, и я же жертвоприноситель.

И вот эта противоречивость "поэзии и правды", гения и человека не даёт покоя людям тысячелетиями, что постоянно привлекает к ним всё новые и новые поколения читателей и исследователей.