Электронная библиотека » Юлиан Семёнов » » онлайн чтение - страница 7

Текст книги "Отчаяние"


  • Текст добавлен: 4 октября 2013, 00:06


Автор книги: Юлиан Семёнов


Жанр: Исторические детективы, Детективы


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

Шрифт:
- 100% +

– Он мог знать все об операции по устранению Лейбы, – сказал Комуров.

Берия нахмурился, не сразу его поняв, потом усмехнулся:

– Троцкого, что ль? Лейба... Во сколько миллионов стал нам этот Лейба... Ну написал Лейба книгу о Хозяине – гнусную, клеветническую, напечатали ее, а каков результат? Пшик! Ноль! Умные люди даже обернули ее в нашу пользу: «Смертельный враг диктатора пишет о нем с уважением...»

– Он может знать и наверняка знает о наших деловых подходах к Гитлеру начиная с тридцать пятого, – сказал Деканозов.

– Вы имеете в виду Дадиани?

– Да...

– Что еще?

– Секретные протоколы, подписанные Молотовым и Риббентропом, уничтожение нашей агентурной цепи в Германии, приказ о прекращении работы по национал-социализму... – Деканозов вздохнул. – Он знает много, Лаврентий Павлович... Он пересекался с Орловым, который исчез из Испании и которого мы не можем найти... Орлов знал такое, от чего волосы встанут дыбом, открой он это...

– Так заставьте этого Исаева рассказать, что он написал! – Берия не мог скрыть раздражения. – Что, разучились работать?!

– Он не развалится, – убежденно сказал Комуров. – Вариант Постышева.

– А фармакология зачем?! – Берия принялся за жареного поросенка. – Возьмите показания, выкупите его рукопись, неужели трудно составить план и решить его? Денег не пожалеем, деньги решают все.

– Лаврентий Павлович, тут особый случай, – снова возразил Деканозов. – По словам Исаева, рукопись в сейфе, в Лос-Анджелесе... Его друзья и адвокаты имеют право отдать папку только ему и лишь в Америке...

– А если он блефует? – спросил Берия. – Вы такое допускаете?

– А если его книгу все же напечатают?

Берия усмехнулся:

– Боитесь, расскажет о ваших берлинских девках? За такое Хозяин действительно спустит шкуру...

– Но ведь представление на меня, как на посла в рейхе, писал не Молотов, а вы...

Берия неторопливо доел поросенка, отставил тарелку и, тщательно вытерев руки туго накрахмаленной салфеткой, негромко заметил:

– Товарищ заместитель министра иностранных дел, а ведь у порядочных людей это называется шантажом. – И, перейдя на крик, рубанул: – А ну, вон из-за стола, мамацгали! Прочь отсюда!

Деканозов медленно поднялся, вышел из-за стола и, согбенный, приниженный, покинул комнату.

– Что ты предлагаешь? – Берия обернулся к Комурову.

– У нас его жена и сын. Вернее, не то чтобы жена – мать его сына, так точней... Но она старуха, с ней перестарались... И с сыном тоже, парень свернул с ума... А этот Владимиров отказывается работать с Валленбергом, если мы не дадим ему свидания с сыном...

– Он русский?

– Да.

– А если отпустить его бабу и придурка?

– Во-первых, он не поверит... Во-вторых, судя по его словам, он должен периодически приглашать американцев, чтобы они не опубликовали его вещь...

– Да ну и пусть! – взъярился Берия. – Плевать мы хотели!

Комуров покачал головой:

– Первые недели он сидел у нас на даче и диктовал о своей работе, Лаврентий Павлович... У него такие выходы, которых нет и не было ни у кого из наших... То, как он описал убийство Рэма и Штрассера, – всего в паре абзацев, – целиком проецируется на дело Кирова... И это он писал не в камере, а на даче, ожидая, когда мы «подготовим» семью к встрече... Я взял с собою расшифровку, – Комуров вышел в холл, достал из папки рукопись, отдал Берия. – Он был знаком с Каменевым, Бухариным, Крестинским; Дзержинский действительно подписывал на него приказы, и – самое неприятное – мы нашли представление Дзержинского на Красное Знамя этому Владимирову-Исаеву... И Указ ВЦИКа... Мы нашли это только вчера...

– Поезжай на хозяйство, – сказал Берия. – Рукопись я погляжу... Деканози скажи, что приму через неделю, но чтобы он не входил ко мне, а вползал на пузе... Исаева посади к Валленбергу...

– Стоит ли?

– А что? Плох швед?

– Да.

– Но голова варит?

– Даже слишком.

– Замечательно. Пиши не то что каждое их слово, а даже вздох. В воскресенье буду готов к разговору, – и Берия показал глазами на папку Максима Максимовича.

...В Кремль Берия не вернулся: не мог оторваться от работы Исаева; закончил в пять утра, долго ходил по своему сосновому бору, досадливо махнув Саркисову и двум охранникам, чтобы шли прочь, – постоянно маячили за ними затаенными тенями.

«А ведь только один человек, дай ему пистолет в Руки, пустит пулю в лоб Старца, – очень медленно, пугаясь самого себя, Берия произнес эти страшные слова и снова оглянулся, не сорвалось ли с языка. – Вот оно, избавление от безумного деспота! Вот какую комбинацию бы разыграть! Вот бы что сунуть Абакумову!»

Ах, Егор, Егор! Как же не хватает тебя, Маленков! Один я, один...

Тогда-то он и сказал себе: «Исаева к такому делу надо готовить впрок, а вот если я не верну в Москву Маленкова, – в самое ближайшее время, – моя карьера кончена, Старец сделался полным психом, настроение меняется пять раз на день, ужас...»

11

Назавтра Исаева перевели в другую камеру; не успели надзиратели закрыть дверь (что-то сразу удивило в том, какой была эта камера), как стремительная, словно выстрел, догадка отторгла удивление: перед ним был изможденный, поседевший, лимоннолицый Рауль Валленберг.

Он стоял под оконцем, едва пропускавшим свет, прислонившись к стене так, словно хотел вжаться в нее, исчезнуть, и неотрывно смотрел на двух надзирателей: в глазах у него был ужас, сменившийся тяжелой ненавистью.

Только оторвавшись от лица Валленберга, Максим Максимович понял, что его удивило: стены и даже дверь были обиты войлоком; койки – деревянные, шаткие; видимо, узник пытался разбить голову о стену, понял Исаев, несчастный парень...

– Здравствуйте, – сказал он по-русски.

Валленберг молча кивнул.

– Русский еще не выучили?

Валленберг непонимающе пожал плечами, внимательно вглядываясь в лицо Исаева; потом спросил по-немецки:

– Мы не могли с вами где-то встречаться?

Исаев ответил по-английски:

– Мы встречались... То ли в вашем берлинском посольстве, то ли на Вильгельмштрассе, в министерстве иностранных дел, у Вайцзеккера... И, пожалуйста, не говорите со мной о вашем деле, я не отвечу ни на один ваш вопрос и не дам ни единого совета: каждое наше слово записывается...

Валленберг усмехнулся:

– Я знаю... Мне подсаживали многих... Только они... Сначала я вообще ничего не понимал, теперь – знаю что к чему... Вы отказываетесь говорить со мною вообще? Или найдем какую-то нейтральную тему?

– Нейтральную тему найдем... По вашему усмотрению...

– Последние семь месяцев я сижу один... Начал беседовать с самим собою... Первый шаг в шизофрению...

– Отнюдь... Каждый человек постоянно говорит сам с собою... Неважно – про себя или вслух...

– Думаете, я еще не стал пациентом дома умалишенных?

– Я не психиатр, господин Валленберг...

– Вы не представились... Как мне к вам обращаться?

– Называйте меня сокамерник. Так будет лучше – в первую очередь для вас... «Мистер сокамерник» – прекрасное словосочетание...

Заметив книгу, лежавшую на койке Валленберга, удивился:

– А мне отказали в праве пользования библиотекой... Вы – счастливчик...

– Это Библия... Прекрасное издание, странный дар главного следователя, это ведь здесь запрещенная литература.

– Позвольте взглянуть?

– Конечно... Вы шотландец или англичанин?

Исаев сухо ответил:

– Я сокамерник... Мы же уговорились... Ладно? Вам днем лежать разрешают?

– В последнее время – да... Раньше я стоял... Вы давно здесь?

Исаев взял Библию, лег на свою койку, начал листать страницы; сразу же обратил внимание на то, как кто-то отчеркивал на полях ногтем целые фрагменты.

В дверь забарабанили:

– Заключенный номер сорок, вам днем лежать запрещено!

Исаев, словно бы не поняв надзирателя, вопросительно посмотрел на Валленберга, по-прежнему стоявшего у «намордникового» окна; тот пожал плечами:

– Мне такое кричали первые полтора года... По-моему, требуют, чтобы вы поднялись...

– Вы же не знаете русского...

– Это не обязательно... Вам объяснят иначе...

– Лежать запрещено! – повторил надзиратель. – Ясно?! За нарушение режима отправим в карцер!

– Вас в карцер сажали? – поинтересовался Исаев. Валленберг ответил с усмешкой:

– Здесь в карцеры ставят, сокамерник... Это шкаф, повторяющий человеческое тело; на вторые сутки вы теряете сознание... Стакан воды и ломоть хлеба в день... Мой дядя так мечтал похудеть... Ограничивал себя в еде, два часа в день скакал на моем Пауле, невероятно сноровистый жеребец, плавал, двухчасовой массаж – ничего не помогало бедняге... Ему бы три дня карцера, прекрасная метода для похудания...

«Дурачок, – сострадающе подумал Исаев, – зачем ты даешь столько подробностей тем, кто тебя слушает? Жеребец Пауль – сладкая подробность, ее могут использовать через пару-тройку месяцев, когда ты забудешь о том, что сам назвал своего жеребца, тебя эти подробности могут ошеломить, – как узнали?! – тут-то тебя и начнут колоть вопросами...»

Исаев притулился к стене; как прекрасно, что обито войлоком, в спину не вползает могильный холод. Нежданный подарок, подумал он, странно, отчего мне не разрешено лежать? В моей камере это не возбранялось; видимо, игра уже началась – из меня делают жертву, подчеркивая блага, разрешенные Валленбергу. Ну-ну, пусть себе... Они играют, и мы поиграем...

Исаев снова начал листать страницы, обращая внимание на следы ногтя; я так гадал, вспомнил он, нет ничего надежнее, чем гадание на Библии, великая книга, каждая строка таит в себе многосмыслие...

– Ваши пометки? – спросил Исаев, кивнув на открытую наугад страницу.

– Мои легкие... Я отчеркивал мизинцем, другие, резкие, – генерала Власова, он неплохо понимал немецкий...

– Встречались?

– День в камере и три раза на очной ставке.

Исаев заметил глубокий, резкий ноготь в «Книге Пророка Иезекииля»: «Сын человеческий! Когда дом Израилев жил на земле своей, он осквернял ее поведением своим и делами своими... Я излил на них гнев Мой за кровь, которую они проливали на этой земле, и за то, что они оскверняли ее идолами своими... И Я рассеял их по народам, и они развеяны по землям; Я судил их по путям их и по делам их... И пришли они к народам, куда пошли, и обесславили святое имя Мое, потому что о них говорят: „они – народ Господа и вышли из земли Его...“ И пожалел Я святое имя Мое, которое обесславил дом Израилев у народов, куда пришел...»

Резкое отчеркивание Власова обрывалось именно здесь; следом шел аккуратный, едва заметный мизинец; Исаев невольно посмотрел на руки, бессильно висевшие вдоль тела Валленберга: длинные, тонкие пальцы, синеватые ногти, как у всех страдающих малокровием, достаточно ровно подстриженные (неужели ему дают ножницы? Нет, наверное, обкусывает, как и я, только у него это получается лучше; впрочем, понятно: он сидит уж не первый год, опыт – дело наживное, научусь и я, если не шлепнут в ближайшие недели).

Валленберг подчеркнул те абзацы, которые шли всего через несколько строк после того, что яростно вмял Власов: «Когда явлю на вас святость Мою... возьму вас из народов, и соберу вас из всех стран, и приведу вас в землю вашу... и окроплю вас чистою водою – и вы очиститесь от всех скверн ваших, и ото всех идолов ваших очищу вас... И будете жить на земле, котору Я дал отцам вашим, и будете Моим народом, и Я буду вашим Богом».

Исаев начал листать дальше, ощущая неведомую ему ранее радость от чтения этой рваной, но при этом литой, единой прозы.

И снова резкое отчеркивание Власова из «Левита»: «Не делайте себе кумиров и изваяний, и столбов не ставьте у себя, и камней с изображениями не кладите в земле вашей, чтобы кланяться перед ними; ибо Я Господь, Бог ваш... Если вы будете поступать по уставам Моим... Я дам вам дожди в свое время, и земля даст произрастания свои... Если же не послушаете Меня... вас рассею между народами, и обнажу вслед вас меч, и будет земля ваша пуста и города разрушены... Оставшимся из вас пошлю в сердца робость в земле врагов их, и шум колеблющегося листа погонит их... и падут, когда никто не преследует... И не будет у вас силы противостоять врагам вашим... И погибнете между народами и пожрет вас земля врагов ваших».

Как бы в пику ногтю Власова – мизинец Валленберга: «И тогда как они будут в земле врагов их, – Я не презрю их и не возгнушаюсь ими до того, чтоб истребить их, чтоб разрушить завет Мой с ними; ибо Я Господь, Бог их... Вспомню для них завет с предками, которых вывел Я из земли Египетской пред глазами народов, чтобы быть их Богом».

Исаев поднял глаза на Валленберга:

– Молчаливые диалоги.

Тот кивнул.

– Поглядите Псалтырь... Пятьдесят девятый псалом...

Исаев закрыл на мгновение глаза, потер веки, прочитал на память:

– «Даруй боящимся Тебя знамя, чтобы они подняли его ради истины...» Вы это имели в виду?

Валленберг не мог скрыть восхищенного изумления:

– Знаете, все, кого ко мне подсаживали, сразу же начинали рассказывать о себе и спрашивать совета, как поступить... Потом начинали интересоваться мною... Изощренная постепенность. Вы – совершенно новое качество, интересно... Кстати, в этом же псалме заложено все «Откровение» Иоанна: «Ты потряс землю, разбил ее... Исцели повреждения ее, ибо она колеблется...» Но, прежде чем заглянете в «Откровение», вернитесь в «Иезе-кииль», по-моему, тридцать шестая глава...

– Смотрел...

– Вас заинтересовали подчеркивания посередине, я следил за вашими глазами... А вы посмотрите начало... Не ищите, я прочитаю вслух, вы меня ошеломили своей догадливой памятью, извольте изумиться моей, – Валленберг кашлянул, и Максим Максимович увидел в его глазах открытость; раньше ее не было – напряженная сосредоточенность.

– «...За то, именно за то, что опустошают вас и поглощают вас со всех сторон, – начал Валленберг, – чтобы вы сделались достоянием прочих народов и подверглись злоречию и пересудам людей, – за это, горы Израилевы, выслушайте слово Господа Бога... Я поднял руку Мою с клятвою, что народы, которые вокруг вас, сами понесут срам свой». Разве подобное не случилось с Германией? Я ведь именно поэтому и начал свою работу в...

Исаев резко прервал его:

– Мы же уговорились! Никаких бесед о наших с вами работах...

Валленберг пожал плечами:

– А мы, кстати, только и делаем, что говорим о моей работе... Следование заветам Библии – вот моя работа...

– Вы более всего оперируете Ветхим Заветом, – заметил Исаев. – Как быть с Новым?

– Его исказили переписчики начала тысячелетия, – уверенно ответил Валленберг. – Тогда уже зрела неоформившаяся, зыбкая идея Святой Инквизиции... Но и в Новом Завете я готов оперировать словами Апостола Павла: «Спрашиваю: неужели Бог отверг народ свой? Никак! Ибо и я, израильтянин, от семени Авраамова из колена Вениаминова. Не отверг Бог народа своего, который Он наперед знал...»

Исаев нашел это место в Послании Апостола Павла Римлянам, прочитал стремительно, вбирающе, разом; только особо нужные ему места он перечитывал неделями, чтобы остались навсегда в памяти.

С Валленбергом можно спорить, подумал он; именно с ним, не с Павлом; Апостол – это уже политика, а не великая проза; поэтому зачитал:

– «Всякая душа да будет покорна высшим властям; ибо нет власти не от Бога; существующие же от Бога власти установлены. Посему противящиеся власти противятся Божию установлению, а противящиеся сами навлекут на себя осуждение...» Не кажется ли вам, что это не ошибка переписчиков, но включение экономических рычагов власти, начало борьбы за первенство?

– В какой-то мере вы правы, – кивнул Валленберг, – но следующая фраза возвращает нас к истине Божьей: «Начальствующие страшны не для добрых дел, но для злых...» Разве это оправдание зла? Политика таит в себе оправдание любого злодеяния, примат силы постоянен, особенно, – он вздохнул, – при наличии хорошего пропагандистского аппарата...

– И да и нет, – ответил Исаев, медленно перелистывая Библию. – Смотрите, вот вам Пророк Малахия, последние строки Ветхого Завета: «Можно ли человеку обкрадывать Бога? А вы обкрадываете Меня. Скажете: „чем обкрадываем мы Тебя?“ Десятиною и приношениями. Проклятием вы прокляты, потому что вы – весь народ – обкрадываете Меня. Принесите все десятины в дом хранилища, чтобы в доме Моем, была пища, и хотя в этом испытайте Меня, говорит Господь Саваоф...» Заметьте себе, это Ветхий Завет. И речь идет не о духе, но о пище...

– Тогда цитируйте дальше, – возразил Валленберг. – «Дерзостны предо Мною слова ваши, говорит Господь. Вы скажете: „что мы говорим против Тебя?“ Вы говорите: „тщетно служение Богу, и что пользы, что мы соблюдали постановления Его и ходили в печальной одежде перед лицом Господа Саваофа? И ныне мы считаем надменных счастливыми: лучше устраивают себя делающие беззакония, и хотя искушают Бога, но остаются Целы“». Разве это политика?

– Это бунт, – сказал Исаев. – Заключительный аккорд той политики, которая завела общество в тупик... Безвыходность, убитые надежды – дрожжи бунта... Или революции, если проецировать Святое писание на последние столетия, начиная с Конституции Северо-Американских Штатов, кончая русской революцией. Точнее говоря, революциями...

– То есть? – Валленберг не понял. – Почему множественное число?

– Потому что их было за четверть века четыре: девятьсот пятый год, февраль, октябрь... Это революции естественные, некие термодинамические взрывы общества... Была и революция сверху, двадцать девятый год, – геноцид против самых талантливых и работящих подданных, проведенный самим правительством. Ужасающий феномен, меньшинство уничтожает большинство, превращая страну в пустыню. Что же касается политики, то все Святые Благовествования – политические манифесты... Блистательная проза – верно; прозрение – да; проповедь нравственности – бесспорно, но политика присутствует в них, ибо видна тенденция... Матфей еще пытался примирить Ветхий Завет с новыми временами, он еще мог начинать с фразы: «Родословная Иисуса Христа, Сына Давидова, Сына Авраамова. Авраам родил Исаака, Исаак родил Иакова; Иаков родил Иуду и братьев его...» И ведь не кто-нибудь, по Матфею, а именно Ангел Господень сказал: «Иосиф, сын Давидов! Не бойся принять Марию, жену твою; ибо родившееся в Ней есть от Духа Святого; родит же Сына, и наречешь Ему имя: Иисус; ибо Он спасет людей Своих от грехов их». И только после этого появляется Иоанн, который крестит Иисуса..

– Верно, – Валленберг ответил не сразу. – Святой Марк вообще начинает не с Иисуса, а с Иоанна Крестителя... Интересно... Я это как-то пропустил, потому что растворился в строках, шел за Словом, не позволяя себе обсуждать его...

Исаев подумал: «Хоть какое-то оправдание и для меня; я шел за изменениями в нашей истории, растворяя себя в них... Значит, наша Идея превратилась в религию? Так, что ли? Учитывая образование Сталина, можно допустить и такой поворот сюжета...»

– А вспомните «Благовестие от Иоанна»? – предложил Исаев.

Валленберг отошел наконец от стены, сел на свою койку и, закрыв глаза, продекламировал:

– «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог... В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков... Был человек, посланный от Бога; имя ему Иоанн... И вот свидетельство Иоанна, когда иудеи прислали из Иерусалима священников... спросить его: кто ты? Он объявил и не отрекся, и объявил, что я не Христос... Я глас вопиющего в пустыне... И они спросили его: что же ты крестишь, если ты не Христос, не Илия, не пророк? Иоанн сказал им в ответ: „Я крещу в воде, но стоит среди вас некто, Которого вы не знаете...“ На другой день Иоанн видит Иисуса и говорит: „... Зри агнец Божий, Который берет на Себя грех мира“...»

Исаев, следивший по тексту за той концепцией, которую Валленберг выбирал из Иоанна, отложил Библию и, презирая себя, хрустнул пальцами – ничего не мог поделать с собою, этот звук в одиночке сделался необходимым ему, словно бы свидетельствующим то, что он жив и что звон курантов не мерещится ему, а есть явь...

– Вы действительно плывете за строками, – сказал он, – вы блестяще декламируете, ни в одной церкви я не слыхал такого наполнения фраз Священного писания человеческим Духом, Верой, стоической убежденностью... Но вы все же позволяете увлекать себя потоку – пусть даже гениальному... Глядите-ка, Иоанн ни слова не говорит о предках Иисуса, во-первых, и, во-вторых, называет его тем, кто примет на себя «грех мира»... О народе или народах нет ни слова, речь идет о мире... Это – начало притирки светских властей с верой, ставшей необходимой человечеству, ибо владыки не знали, где найти выход из постоянных кризисных ситуаций. Позже, в послании Павла Колоссянам, он уже требует: «Смотрите, братия, чтобы кто не увлек вас философиею и пустым обольщением по преданию человеческому, по стихиям мира, а не по Христу...» Не отсюда ли надо отсчитывать идею монополии на единственную правду? Не в этом ли пассаже сокрыт будущий запрет на диспут, соревнование разных точек зрения, на мысль, наконец?! Разве Павел свободен от политики, когда он обращается к пастве со словами: «Рабы, во всем повинуйтесь господам вашим во плоти, не в глазах только служа им, как человекоугодники, но в простоте сердца, боясь Бога...»

– Вы католик? – спросил Валленберг. Исаев долго молчал, ответил грустно:

– До недавнего времени я искал в Библии ответы на вопросы истории, политики и экономики... Да, да, это так... По-моему, кстати, Власов отмечал для себя пассажи, примирявшие идеологию, которую он исповедовал в рейхе, с определенными фразами Великой Книги... У меня отобрали очки, руки устают держать книгу в метре от глаз, трясутся... У вас зрение хорошее?

– Левый глаз теперь совсем не видит, – ответил Валленберг сухо. – Уже полгода... Полная потеря зрения... Правый – абсолютен... Читаю без очков... Стараюсь заучить всю Библию наизусть – кто знает, что меня ждет через мгновение?

Исаев вспомнил пастора Шлага, его лицо, маленькую, не по росту, кацавеечку, вспомнил, как старик неловко шагал на лыжах по весеннему снегу, перебираясь в Швейцарию, на связь с его, Штирлица, Центром, вспомнил, как тот бранил француженку Эдит Пиаф: «Какое падение нравов, это не музыка, только Бах вечен»; почувствовал, как кровь прилила к щекам (неужели я сейчас покраснел?); заново услыхал запись разговора Шлага с его, Штирлица, провокатором Клаусом, когда пастор недоумевающе, с обидой в голосе, спрашивал: «Разве можно проецировать прекрасную библейскую притчу на национал-социалистическое государство? Это подобно тому, как логарифмической линейкой забивать гвозди»; представил себе лицо провокатора, который ликующе-позволительно издевался: «А что же вы, пастырь божий, молчите, когда вокруг вас творится зло, когда нацисты жгут невинных в печах?! Где ваша Христова правда?!» Эти видения пронеслись у него перед глазами, и он вдруг почувствовал себя в своем доме под Бабельсбергом, даже запахи ощутил – каминного дымка, жареного кофе и сухой кёльнской воды в ванной комнате.

Неужели это было, спросил он себя. Неужели ты действительно был таким, каким был? Неужели ты тогда жил без сомнений и тягостных раздумий о судьбе твоей страны, о трагедии, которая на нее обрушилась?

Да, ответил он себе, я жил тогда именно так, я был весь в борьбе, а если ты убежден в том, что обязан сделать все, чтобы уничтожить нацизм, ты не имел права на сомнения, война исключает любую форму сомнений, долг становится самодовлеющей формулой духа... Ой ли? Ведь так отвечал Гудериан в Нюрнберге... Да, но Гитлер никого, кроме группы Рэма и Штрассера, не расстрелял, он не убивал своих; пара тысяч – не в счет; дал убить Гейдриха, убедившись в том, что он не свой – в жилах течет еврейская кровь деда... А в Испании? Я и тогда ни в чем не сомневался? Да, я гнал сомнения, потому что видел франкизм как «советник РСХА» изнутри, во всем его ужасе... Но ты ведь знал, что наши дрались против троцкистских бригад ПОУМ, которые стояли насмерть против фашистов и сражались отменно, до последнего патрона? Ты что, не читал сводок Франко о том, как яростно сражались троцкисты? Не видел, как они гордо держались на допросах и шли на расстрел с криками: «Да здравствует коммунизм! Да здравствует Четвертый Интернационал! Смерть фашизму! Но пасаран!»

Ох, не надо, не надо об этом, взмолился он и неожиданно для себя впервые в жизни услыхал в себе мольбу: «Господи, прости меня, прости!» И, моля прощения себе, он видел лица Сашеньки и Саньки, Гриши Сыроежкина, Станислава Уншлихта, Михаила Кедрова, Гриши Беленького, Артура Артузова, Яна Берзиня... А Лев Борисович? А Бухарин? Кольцов? Радек? Крестинский?

– Вы себя дурно чувствуете? – спросил Валленберг.

– Нет, отнюдь...

– Очень побледнели...

– Бывает, – ответил Исаев. – Пройдет... Как это в Притчах? «Не говори: „я оплачу на зло“: предоставь Господу, и он сохранит тебя...»

Валленберг несколько раз быстро глянул на Исаева:

– Вам легче, по ушам вижу... Они у вас какое-то мгновение были желтыми, сейчас стали нормальными, отпустило?

– Да.

– Поэтому я вам отвечу другой притчей: «Спасай взятых на смерть, и неужели откажешься от обреченных на убиение?»

Исаев снова почувствовал, как похолодели пальцы и замолотило сердце:

– Не помните, на какой это странице?

– Или в двадцать третьей, или в двадцать пятой главе, страницу не помню, у меня «поглавная метода»...

Исаев отставил книгу от глаз еще дальше, чтобы не так сливались, подрагивая, строки, нашел притчу номер одиннадцать. Следом было напечатано: «Скажешь ли: „вот, мы не знали этого?“ А Испытующий сердца разве не знает? Наблюдающий над душою твоею знает это и воздаст человеку по делам его...»

Вслушиваясь в прекрасную музыку слов, Исаев спросил себя: «Но почему же американская революция сражалась против англо-французских колонизаторов вместе с церковью? Священники там были подвижниками идеи „свободы и равенства“, а французы, громя Бастилию, гонялись за аббатами с веревками, распевая песни Беранже про то, что последнего короля надо повесить вместе с последним попом... Отчего в пятом году наши люди шли за Гапоном? А в семнадцатом восстали против церкви так же яростно, как и против самодержавия? Только ли потому, что Бурцев разоблачил Гапона, которого завербовала охранка? Или оттого, что наша церковь, ее пастыри всегда шли с властью рука об руку? И звали к повиновению даже тогда, когда здравый смысл подсказывал: зовите паству к противостоянию государевой неправде, которая влечет страну в пропасть. Ведь если бы церковь объединилась с Гучковым, Путиловым, Милюковым, Родзянко, февральского взрыва могло б и не быть... А они поддерживали малограмотных фанатиков „великорусской идеи“... Если бы не женщины, выстоявшие три дня в пуржистых очередях за хлебом, пошли в центр города, а мудрые и независимые священники повели за собою паству, кто знает, как бы повернулась история?!»


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 | Следующая
  • 4.8 Оценок: 5

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации