Текст книги "MONO"

Я наблюдала за ним с высоты своего заточения, и он казался крохотным. Принц поднял лошадь на дыбы и громко закричал:

– Я спасу тебя, моя принцесса! Где ты, великан, выходи, давай сразимся!

Но великан не выходил. Рыцарь снова и снова кричал, но все было безрезультатно. Каждый раз, когда появлялся рыцарь, силы покидали великана и он прятался в пещере. Мы вместе ждали, что у великана появится мужество и он выйдет на бой, но он трусливо прятался, не желая принимать вызов. От долгого ожидания меня клонило в сон, и я засыпала.

– Для каждого человека я выгляжу по-разному. Для тебя – полубог, для него – полубогиня, для нее – улучшенная копия ее отражения в зеркале. Вокруг очень много самовлюбленных людей. Этот бал полон нарциссов.

– Если бы здесь была моя мама, кого бы она увидела в тебе?

– Возможно, твоего отца? – Моно протянул свой бокал. – Выпей шампанского, а я поищу тебе подходящую пару.

Моно поднял руку и кого-то поприветствовал в толпе.

– Марк! – немного громче обычного произнес Моно, но так, чтобы не перекричать звуки струнного оркестра.

Он стоял неподалеку, спиной к нам, вытянутый, как струна. Марк обернулся. Красивый брюнет, он выглядел немного старше своих лет, но я сразу поняла, что ему не больше тридцати. Спокойный, уверенный в себе мужчина, с открытым взглядом и глазами, темными как ночь.

– Привет, Марк, – Моно протянул руку, и Марк, опустившись на колено, галантно поцеловал его кисть.

Наверное, меня это сильно удивило, потому что Моно засмеялся и, подойдя ко мне, тихонечко шепнул:

– Он видит меня по-другому, не так, как ты. Для него я принцесса с зелеными глазами и совершенно невинной улыбкой.

– Привет, Моно. Как же я рад тебя видеть!

– Ты сегодня долго.

– Вчера хлебнул лишнего.

– Хочу вас познакомить. Марк, Марго.

Моно соединил наши руки и затем громко крикнул на весь зал:

– У нас совпала идеальная пара. Поприветствуем!

Музыка стихла, и сотни танцующих пар прервали свой танец. Редкие аплодисменты переросли в овации, а затем в шквал с криками «Браво, поздравляем, это большая удача». Мне стало неловко, но Марк, подхватив меня за талию, приготовился танцевать. Заиграла музыка – раз, дав, три. Пары вокруг расступились, и мы, выйдя в центр зала, закружились в танце. Мир вокруг растворился, превращаясь в светящееся полотно из огней, улыбок, света от хрустальных бокалов и бриллиантовых камней.

Я смотрю на него и не могу отвести глаз. Он другой, совершенно не такой, каким я его представляла, но я знаю, что он мой. Тот самый принц на белом коне, который появился из ниоткуда, из глубины моих снов. Мы кружимся в танце, и его взгляд, теплая улыбка, сухие горячие руки пламенем обжигают меня и бросают то в жар, то в холод.

– Вы так смотрите на меня, – он говорит, и бабочки в животе начинают щекотать нежными крылышками.

– Это не я, это вы смотрите на меня, – говорю тихо, не отрывая глаз.

– Да, вы правы, я не могу оторвать от вас глаз. Почему мы раньше не встречались?

Мы продолжаем кружиться, и я неуклюже наступаю на его носок и едва не падаю. Марк умело подхватывает меня, и мы снова кружимся под легкий аккомпанемент венского вальса.

– Не знаю, возможно, мы блуждали разными дорогами.

– Я бы очень хотел встретить вас на своем пути.

– Встретили.

– Да, но утром не вспомню, таковы правила игры.

– Мне Моно говорил об этом. Жаль.

Маятник времени остановился, и мне показалось, что наш танец будет длиться вечно.

– Может, еще шампанского, оно здесь безупречно.

– Не откажусь, – соглашаюсь и следую за ним.

Оркестр, исполнив финальную коду, умолк, и в центр зала вышел мужчина с седеющей бородой и ухоженными баварскими усами. На нем был белый смокинг, который немного его полнил.

– Позвольте объявить белый танец. Дамы приглашают кавалеров. – Закончив речь, мужчина в белом смокинге поклонился и после удалился.

– О Марк, вас могут сейчас у меня похитить! – Я улыбнулась, а мой кавалер замедлил шаг.

– Я скажу, что уже занят.

– А вы заняты? – спрашиваю, глядя глаза в глаза.

Ненавязчивый флирт. Это было так ново. Без похоти, суеты, паники, спешки. Легко, спокойно, игриво. Марк сказал, что занят мной. Как же мне его удержать? Ужас! Я знаю, что скоро мы проснемся. Знаю и не хочу просыпаться. Он исчезнет, и я исчезну для него. Ах, если бы я могла его вспомнить, когда проснусь! Мысленно молю, чтобы этот сон оказался вещим. Одним из тех вещих снов, что я буду помнить до конца своих дней. Вдруг мне пришла в голову сцена из фильма «Начало» с Ди Каприо в главной роли. По секрету, он – мой любимый актер. Герой закрутил волчок с надеждой, что он упадет, но волчок продолжил вертеться до бесконечности. Маркер Ди Каприо сломался, и он завис в глубоком сне с пониманием того, что никогда не проснется. У меня сейчас нет маркера.

Стало очевидно, почему мы просыпаемся и не помним сны. Наш мозг сознательно прячет увиденное во сне от нас, чтобы мы не спутали сон с реальностью. Говорят, что люди, страдающие шизофренией, путают реальность, потому что их сознание выпускает наружу сны. Эти несчастные сходят с ума, толком не понимая, в какой реальности находятся.

Марк остановил официанта с подносом шампанского.

– Я хочу провозгласить тост за лучший сон в моей жизни, – произнес Марк, протягивая бокал с шампанским.

– Как мне вас найти в реальной жизни?

– Вы меня не найдете. Чтобы найти, нужно помнить, что искать. – Он печально вздохнул и затем осушил бокал. – И все-таки хорошее у них шампанское.

– Вы часто погружаетесь в сны?

– В последнее время да. Всегда мечтал научиться танцевать вальс, а где учиться, как не на Венском балу.

– А я здесь впервые.

– О, значит, вы еще не видели парк. – Он снова взял меня за руку. – Пойдемте, я вам его покажу.

Обойдя зал по кругу, мы вышли на большой балкон и затем спустились по широкой мраморной лестнице. Вдали шумел океан. Одинокий маяк холодным лучом пронизывал ночь. Луна склонилась над горизонтом и звездным светом искрилась в воде.

– Правда, красивый парк? Я просто в восторге от старинных фонтанов. Как вам этот дракон?

– Я не вижу парка и фонтана с драконом.

– А что вы видите?

– Океан.

– Вот это номер! Я вижу парк, а вы – океан. Можно к вам в гости?

– Пожалуйста, заходите, но разве это возможно, если вы не видите мой океан?

– Давайте вместе закроем глаза. Закрыли?

– Закрыла.

Открываю глаза – мы, взявшись за руки, стоим на песчаном пляже. Теплый океан подмывает под ногами песок. Обернувшись, замечаю, что Венский бал исчез. Вокруг скалистый пляж в райской лагуне. Вода теплая, вязкая, и луч маяка скользит вдоль ночного горизонта, проваливаясь за его край.

– Марго, можно на «ты»? – спросил Марк и с улыбкой посмотрел на меня.

– Да, – киваю.

– Ты часто сюда приходишь?

Марк отступил от подкатившей волны и присел на песок. Я сажусь рядом в белоснежном платье, сбрасывая бальные туфли.

– Нет. Вообще-то я здесь впервые.

– Этого не может быть! Мы можем посещать только те места, в которых ранее бывали.

– Но я правда не помню этого места. В детстве я слушала море только в дедушкиной раковине, и это все мои познания о нем.

– Постарайся вспомнить, может, ты приезжала сюда в раннем детстве. Настолько раннем, что воспоминания спрятаны в самых дальних ячейках памяти.

Замечаю на песке песочный замок. Красную лопатку и синее ведрышко. В детстве у меня был похожий набор. Он случайно попал под руку, когда я в очередной раз пыталась навести дома порядок, и в шкафу обнаружила целый чемодан детских игрушек. Я выбросила этот чемодан, а с ним и красную лопатку, и синее ведрышко, но оно было уже без ручки.

– Не знаю, это так странно. Возможно, ты прав. Кажется, я припоминаю этот замок.

Марк посмотрел в ночь, и из ниоткуда появился замок из песка.

– Это твой замок?

– Кажется, да.

– Когда вспомнишь, обязательно пригласи меня в гости. – Марк лег на песок и, закинув руки за голову, уставился на звезды. – Ты видела, сколько их?

Ложусь рядом. Перед глазами космос. Бесконечный, таинственный и непонятный.

– Возможно, однажды мы побываем на другой планете и сможем вспомнить ее.

– Как этот пляж. – Мне понравилась его мысль.

– Да, как этот пляж. – Марк замолчал. Немного поразмыслив, продолжил: – Возможно, это еще одна огромная тайна нашего подсознания. Как шизофрения, только гораздо больше. Что, если мы уже побывали на каждой из звезд в каждой галактике и, возможно, даже за пределами нашей Вселенной? То, что мы этого не помним, и есть коварный замысел неизвестных сил. Они забрали у нас возможность помнить, чтобы мы не смогли вернуться домой. Каждый раз засыпая, мы ищем лазейку в затерянный мир, но так и не находим ее.

Он повернулся ко мне и посмотрел в глаза.

– Марго, у тебя есть мечта?

– Есть, но я не хочу о ней говорить.

– Хорошо, возможно, когда-нибудь ты мне о ней расскажешь. А у меня есть, и позволь, я тебе о ней расскажу. В детстве я мечтал полететь на Марс. Перед сном отец читал марсианские сказки, и мое воображение рисовало огромный мир. Там, на Марсе, в моем воображении жили невероятные существа. Добрые, сильные, справедливые. Их мир был прекрасен. Широкие поля, горные реки, зеленые леса, высокие горы и нетронутые скалистые вершины. Но однажды жители Марса проснулись и обиделись друг на друга. Кому-то показалось, что у соседа чего-то незаслуженно больше, чем у него. Вместе с обидой пришел раздор, а за ним и война. Воевали те, у кого меньше достатка, с теми, у кого больше. Те, у кого было больше, победили и поработили тех, кто был изначально слабее. Так на Марсе возникло рабство. Время шло, и богатые богатели, а рабов становилось все больше и больше. И однажды среди рабов появился лидер, который смог поднять восстание. Это было кровавое побоище. На правом полушарии победили рабы, а на левом, за океаном – богатые, они смогли удержать свою власть. Планета разделилась. Города богатых становились богаче и красивее. Со временем богатые отменили рабство, и их мир расцвел. На полушарии рабов все было по-другому. У рабов больше не было хозяев, и некому было отдавать им приказы. Рабы погрязли в пьянстве и распутстве. Их мир превратился в ад. Загнивающая экономика, отсутствие культуры, воровство, коррупция. И снова рабы позавидовали богатым, и снова пришла война, но на этот раз гораздо ужаснее предыдущей. В воздух поднялись ракеты, и планета погрузилась в пепел. Вмиг были стерты города и целые континенты. Марс из цветущего мира превратился в красную планету камней, ветра и нескончаемых песчаных бурь. – Марк замолчал.

– Ты мечтаешь полететь на красную планету, чтобы увидеть песчаную бурю?

– Марго, ты только представь, что, если мы там уже были, и непросто на Марсе, а на каждой планете в каждой из солнечных систем? Мы бродили по Плутону, Юпитеру и по Близнецам в системе Альфа. Были, но не можем этого вспомнить. Эта информация скрыта от нас, ведь если мы сможем вспомнить те далекие миры, то однажды, закрыв глаза, будем в состоянии туда отправиться. Что, если это и есть наше наказание? Нет никакого рая или ада, есть только чистилище, и мы сейчас в нем, отбываем свое заточение. Марго, все мы родом из детства. А если наше детство прошло не на этой планете? Мы все настолько разные, словно созвездия или галактики во Вселенной. Ты – из системы Альфа Центавра, а я – из созвездия Лиры. И сейчас мы с тобой встретились в этом удивительном сне. Ты представляешь, какая это невероятная удача!

Марк говорил, а мне хотелось его поцеловать. Я знаю, что это неправильно. Возможно, в реальном мире его ждет девушка, в которую он по-настоящему влюблен. Мне хочется спросить об этом, но я сдерживаю себя и вслух говорю:

– Для меня это все слишком сложно.

Марк присел и, поднеся указательный палец к губам, произнес:

– Тихо, тихо, ты слышишь голос?

– Нет.

– Ну вот и все, мне пора уходить. До встречи, – сказал Марк и растворился в воздухе так, словно его и не было.

Я осталась на райском пляже одна. Обняв руками колени, еще долго сидела в одиночестве. Я знала, что, стоит мне закрыть глаза, я вмиг могу оказаться на Венском балу, но мне больше не хочется танцевать. Мой черный лебедь улетел. Что было бы, если бы мы встретились в реальной жизни? Вдруг слышу шепот из ниоткуда. Голос показался мне знакомым, и я узнала его. Это Моно.

– Открой глаза, Марго. Ты слышишь меня? Открой глаза!

Сладко потягиваюсь, открываю глаза и просыпаюсь в бабушкиной квартире. Нащупываю обруч, трогаю лицо, пальцами провожу по губам и снова опускаюсь к шее. Медленно встаю с кровати, подхожу к зеркалу. Волосы растрепаны, но отражение не кажется уставшим. Наоборот. На щеках появился румянец, глаза горят лукавым огнем. Подхожу к календарю. Пятнадцатое февраля. Пускай это будет мой маркер. Срываю лист и затем опускаюсь на пол.

Этого не может быть, я все помню! Но как же так? Моно говорил, что я не буду ничего помнить, только образы или, может, обрывки фраз. А я помню все, каждую деталь, каждое слово. Помню солнечную поляну в карпатских горах, помню, как утонула и как оказалась в бесконечности и затем познакомилась с Моно. Ясно помню, как падала и, едва коснувшись земли, перенеслась в сказочную гардеробную. Мы выбрали платье, и в зеркале появилась принцесса. Еще была мраморная лестница, поднявшись по которой мы встретили влюбленную пару, они исчезли, а мы отправились на Венский бал. Марк – какое красивое имя! Глаза – как ночь или как океан в лунном свете.

Из ниоткуда вспыхнула боль. Сильная, острая, невыносимая. Мне кажется, что голова разламывается пополам. Падаю на кровать и, стиснув зубы, корчусь от боли. Такого раньше никогда не было. Бывало, поболит голова, но не так сильно, скорее, она просто ныла. Нахожу в себе силы, чтобы встать и дойти до кухни. Достаю бабушкину аптечку. У нее тут целый арсенал обезболивающих препаратов. Выбираю тот, что кажется мне посильнее, быстро глотаю и запиваю водой. Возвращаюсь в комнату, ложусь обратно в постель, закутавшись в одеяло. Знаю, что боль так быстро не уйдет.

Закрываю глаза. Считаю слонов. Долго считаю, уже перевалило за тысячу. Боль уходит, и я проваливаюсь в сон, а проснувшись, понимаю, что солнце уже поднялось высоко. На часах одиннадцать. Я все проспала. Царский точно отправит меня в зал. Ненавижу работать в зале. Злюсь на Ренату: могла бы и позвонить. Раздается звонок, неужели она услышала мои мысли?

– Марго, ты где? Что-то случилось? – звучит голос Ренаты на фоне гула кассового зала.

– Проспала.

– Напилась?

– Ты шутишь? – произношу вслух, а сама вспоминаю шампанское разлива 1983 года.

– Тут Царский носится в ярости.

– Что случилось? Кто-то уволился?

– К нам едет ревизор.

Слышно, как чей-то голос окликнул Ренату.

– Две минуты, я с мамой, – ответила Рената и затем продолжила: – Он бесится, что может потерять работу. Ты бы видела, какой он стал учтивый и галантный. С утра поздоровался со мной, нацепив свою мерзкую улыбку, и лезет без мыла в жопу.

– Жаль, что я все пропустила.

– Приедешь? Он тебя уже искал.

– Сейчас буду собираться.

– Ну ладно, я побежала. – И Рената прервала разговор.

Впереди меня ждал прохладный душ. Я уже забыла, когда в последний раз принимала горячую ванну. Поворачиваю кран, а из него течет горячая вода. Невероятно! Как просто подарить человеку праздник. Горячая ванна, и мир способен перевернуться.

Напустив воды до краев, развожу мыльную пену, расставляю свечи, наливаю в бокал остатки вчерашнего вина. Набралось полбокала, но сейчас и этого вполне достаточно. Проваливаюсь в пену, закрываю глаза, слушаю тишину. Перед глазами ночь, Марк, за нами пляж, океан и лунная дорога. Делаю глоток вина, отставляю бокал в сторону и, закрыв пальцами нос, опускаюсь под воду. Зависая в невесомости, открываю глаза и смотрю в крохотное окошко в пене. Во рту глоток сладкого вина, я выпускаю его в воду, и все заливается густым кровавым цветом.

Безымянная

Густая кровь тянется, стекая в стерильную пробирку. Медсестра беззвучно вытаскивает из вены иглу и, протерев ватой рану, делает отметку в журнале планшета.

– Милая, сегодня у тебя еще две процедуры, ты как себя чувствуешь?

– Уже лучше, – сухими губами отвечает Безымянная.

– Тебе нужно больше спать, сон нужен для того, чтобы накопить силы. Как ты сегодня спала?

Безымянная молчит. Ее взгляд печален, в нем нет огня, жизни.

– Не знаю, не помню. Мне кажется, что я ничего не могу удержать в памяти. Вот вы сейчас уйдете, и я вас забуду.

– Ты говорила об этом доктору Филиппу?

– Не помню, возможно, говорила, а может, и нет.

– Он скоро появится, и я скажу ему об этом. Сейчас постарайся уснуть, я разбужу тебя на разминку ног.

Медсестра прячет кровь в стеклянную коробку, встает, зашторивает окно и уходит. Безымянная остается одна в уютной и обставленной по-домашнему больничной палате. Рядом с кроватью – высокое кресло с мягким пледом на случай, если кому-то захочется вздремнуть. В дальнем углу – небольшая тумба, на ней – ваза с красивым букетом полевых цветов. Справа от двери – небольшой шкаф для верхней одежды. Единственная странная деталь – это огромное зеркало на полстены. Безымянная привстает на кровати и смотрит на себя в зеркало. Она чувствует, что там, за зеркалом, что-то прячется. Ступает на холодный пол. Подходит к зеркалу. Ладонями она прикрывает лицо, с интересом заглядывая в зеркало. Теряет к зеркалу интерес и шагает к окну, отдергивая штору. Океан. Она смотрит в окно, и вид ей кажется до боли знакомым. Вдруг сильно защемило в груди, голова закружилась, и она, едва успев схватиться за подоконник, из последних сил удерживает равновесие.

– О, милочка, это хорошо, что вы уже сами встаете, – прозвучал голос доктора Филиппа. Он вошел так тихо, что Безымянная не слышала его шагов. – Но я настоятельно рекомендую не вставать без присутствия кого-то из врачей. Вы в любой момент можете потерять сознание. А если упадете и ударитесь головой? Что вы в самом деле? – возмутился доктор. – Сейчас это неприемлемо. Пойдемте в постель. – Он помог Безымянной забраться на кровать и присел рядом.

– Я чувствую себя гораздо лучше, – она попыталась улыбнуться, но у нее не получилось. Сухие губы натянулись и едва не лопнули.

– Сейчас у вас сильное обезвоживание. Это такой процесс. Но совсем скоро вам станет лучше. Это не больно, просто все время хочется пить.

– Знаю.

– Если знаете, то почему же не пьете?

– Мне больно глотать и не очень получается. Глотаю, и все тут же возвращается. Вчера за обедом дважды заблевала стол и все вокруг. Мне было так неловко. Все эти люди…

– Бросьте, это их не касается. Как поживает ваш дневник?

Безымянная залезла под одеяло. Невинная, напуганная и одинокая.

– Он меня пугает.

– Чем именно? – спросил доктор Филипп, поправляя одеяло.

– Та девушка, она так одинока, и мне ее жаль. Хотите, возьмите сами почитайте, – Безымянная протянула дневник.

– Нет. Я этого делать не стану. Ты можешь мне рассказать, что тебя пугает?

– Могу. Океан. – Безымянная накрыла голову одеялом.

Случайная встреча

У меня с Царским состоялся странный разговор. Он вызвал к себе, и я приготовилась слушать его ругательства, но Царский совершенно спокойным голосом спросил:

– Марго, хочешь больше никогда не работать в зале, а быть только на кассе? – Его вопрос прозвучал неубедительно.

– Что тебе от меня нужно?

Царский немного занервничал, он не думал, что я так быстро сдамся. «Чего ты хочешь на самом деле, Царский, чем я заслужила твое внимание и куда подевались уже привычные слюнявые ужимки?» Царский барабанил карандашом по столу и, ощутив на руке взгляд, перестал это делать.

– Там, наверху, – он приподнял подбородок, – решили провести опрос. Ну, знаешь, ничего особенного. – Он впервые запнулся. – Так, для галочки, понимаешь? Каждый сотрудник будет ставить баллы своему начальнику, ну вот… – Он налил себе воды и одним глотком осушил стакан. – А я как бы твой начальник, или, скорее, ты – моя подчиненная.

– Царский, говори прямо, что тебе нужно от меня? – говорю дерзко и с вызовом.

Было заметно, что слова даются ему непросто и он сильно нервничает.

– Если ты поставишь мне высокий балл, я в долгу не останусь.

– И это все? Ты больше ничего не хочешь мне сказать?

Вариантов в голове было много. Например: «Прости меня, Марго, за то, что был гадким мудаком, или за то, что я маленький гнилой человечек. Я слаб, и поэтому мне нужно самоутверждаться в погоне за силой. Прости, что я тебя все время обижал». Мне кажется, что сейчас Царскому пора выползти из своего панциря и сказать что-то подобное, но вместо этого он выдавил из себя:

– Я как бы… – И он снова запинается и умолкает.

– Я могу идти?

Не дожидаясь ответа, поворачиваюсь и направляюсь к выходу. Царский подскакивает и в своей привычной манере преграждает мне путь. Я чувствую его зловонный запах. Кислый и острый.

– Ты не поняла, – он пытается сдерживать себя, но у него это плохо получается, – если подставишь меня, я тебе это припомню, а ты меня знаешь.

– Царский, ты мне угрожаешь? – чувствую, как пальцы сжимаются в кулаки и ногти впиваются в кожу. – Ну, давай, ты такой грозный! И что ты мне сделаешь? Давай, попробуй, ударишь? Слабо, – говорю остро, твердо и выделяю каждое слово так, чтобы жалило больнее. Подхожу вплотную и произношу в лицо, растягивая слова: – Давай, бей, что стоишь? Ударь, ты же мужик, ты же сильный. Не мужик, а тряпка.

Он побагровел. Мне показалось, что он готов был меня разорвать на части, но этого не случилось. Царский только на словах был героем, на самом же деле – обычный трус с детскими страхами. Без семьи, без друзей, застрявший навечно в «Боске», ни разу не опоздавший и не пропустивший ни единого дня.

Можно сказать, что Царский вырос в этом супермаркете и прошел путь от младшего грузчика в строительном отделе до начальника смены торгового зала. Он гордился своим достижением. Для него эта должность была вершиной карьерного роста, и сейчас он стоял на самом краю и хватался руками за воздух, чтобы не сорваться с обрыва. Тревожный ветер перемен дул для него слишком сильно, и поэтому он отступил, освобождая путь.

– Помнишь, как-то я уехала домой в рабочей одежде? Что скажешь, начальник, это нормальное управление подчиненными? – бросила ему напоследок и громко захлопнула за собой дверь.

Мы курили на дальней парковке. Февральский мороз отступил. Вокруг все таяло. Обычно в это время зима еще в самом разгаре, но сейчас солнце плавило лед и снег потоками грязной воды стекал в дренажные люки.

– Как тебе погодка? – Рената закинула голову, выпуская облако дыма. – Ты прикинь, я сегодня ночевала у родителей, они живут за городом. Просыпаюсь, а за окнами поют птицы, так звонко и так по-весеннему.

– У меня слишком высоко, ко мне птицы не долетают.

– А где ты живешь? – вдруг спросила Рената.

Вопрос заставляет меня посмотреть на нее. Мы знакомы уже больше трех лет, а я о ней ничего не знаю, так же, как и она обо мне. Мы вместе работаем, курим, иногда в выходные ходим в «Бочку», я вижу ее каждый день, но на самом деле ничего о ней не знаю.

– Почему ты спрашиваешь? – отвечаю вопросом на вопрос.

– Я знаю тебя уже три года, но на самом деле ничего о тебе не знаю, ты мне никогда о себе ничего не рассказывала. – Рената жадно затянулась сигаретой и, выпустив дым, продолжила: – Мы ведь подруги.

Возможно. Я никогда об этом не думала. Наверное, да, думаю, что мы лучшие подруги, но так ли это на самом деле, еще не знаю. Я утаила от Ренаты, что мне подарили MONO, умолчала о снах, о знакомстве с Марком и о прогулках по ячейкам воображения. Еще я умолчала, что в голове растет опухоль и, возможно, совсем скоро я умру. Мне не хотелось об этом говорить. Сама мысль, что меня не станет, страшила, и я всеми силами гнала ее прочь.

Человек живет, ходит, дышит, растит детей, строит планы, к чему-то стремится и в один миг без предупреждения исчезает. Так, словно его и не было никогда. Кто-то помнит о нем, а кто-то однажды помянет и забудет навсегда. Если меня не станет, будет ли Рената помнить обо мне? Подруга – такое удивительное слово, определяющее отношение людей друг к другу. Наверное, мы подруги, стоим, поддерживая друг друга под руку, и смотрим в одном направлении.

«Боск» – вот настоящие стены нашего общего заточения. Наши жизни вертятся внутри и вокруг этих стен. Все разговоры так или иначе сводятся к тому, что мы перемалываем сплетни о тех, кого знаем.

Мы каждое утро встречаем знакомых людей – Царского, Милу, Еву, Боксера, Гуннара и еще многих других, тех, кто в «Боске» задержался надолго. Мы все одиноки, и каждый по-своему болен. Наши страхи родом из детства выросли и привели нас сюда. Каждый двигался своим путем, кто-то проиграл квартиру в карты и, как Боксер, оказался ни с чем, без образования и планов на жизнь. Вдруг он открыл в себе призвание быть охранником в супермаркете «Боск». Он часами стоит в зале, шпионя за покупателями. На самом деле, это тупая и очень отстойная работа. Интересно, Боксер понимает, что он – болтик в огромной системе и на самом деле от него ничего не зависит? Ни-че-го!

Где-то там, в своей аппаратной сидит Гуннар и видит в сто раз лучше Боксера, его глаза смотрят на тысячи камер. Старик Гуннар уже знает, что стал бесполезен, и дорабатывает свои последние дни. На прошлой неделе ему установили программу, которая с вероятностью до 95 % способна разглядеть и определить в покупателе вора. С этого момента вся работа Гуннара заключается в том, чтобы вовремя нажать на кнопку, когда программа указывает на подозреваемого. Но даже если Гуннар проморгает тревожный сигнал, программа способна оповестить охрану на входе и указать на покупателя-вора без участия контролера. Каждый человек совершает свой выбор самостоятельно. Мне всегда было интересно, каким был путь Ренаты. Что ее привело в «Боск», как и зачем? Рената всегда казалась мне намного умнее других и уж точно выше нашего болота.

– Да, я считаю тебя своей подругой.

Мы молча продолжаем курить.

– Марго, мне кажется, ты что-то хочешь спросить. Спрашивай, я отвечу. – Рената выбросила окурок и посмотрела на меня так, словно попыталась прочитать мои мысли.

– Почему ты работаешь в «Боске»?

– А ты? – вопросом на вопрос ответила Рената.

– Я? – задумалась я, но ответ был очевиден. – У меня нет другого выбора.

– У меня тоже, – печально вздохнула Рената. – Пойдем, – предложила подруга, уводя разговор от неловких расспросов. Уже на входе она спросила: – Марго, что ты делаешь завтра вечером?

– Не знаю, – честно признаюсь, пожимая плечами.

– Тогда не строй планов, потому что я приглашаю тебя к себе в гости.

Вот так, без особой причины она решила сделать шаг навстречу нашей дружбе, и я согласилась. Не прошло и трех лет. Открываю кассу, в зале пустовато. Понедельник, посетителей мало. Скучаю. К кассе подходит покупатель. По привычке запускаю в себе робота-кассира. Пи-и, пи-и, пи-и… и две тележки доверху заполнены продуктами. Зал понемногу наполняется посетителями. Закончился рабочий день, и отработавшие по пути заехали в «Боск». Кассы ожили, и спустя полчаса образовались небольшие очереди. Муравейник кипит. Лица сменяют лица, я редко смотрю на покупателей. Мне кажется, это очень неловко – пялиться на незнакомого человека. Кассовый зал гудит, пикает, шуршит бумажными пакетами, смеются дети, кто-то неподалеку громко разговаривает с невидимым собеседником…

Марк. Он стоял метрах в пяти у соседней кассы и громко разговаривал по телефону. Смотрю на него, не отрывая глаз. Он был таким же, как я его запомнила этой ночью. Уверенный в себе, энергичный, веселый, легкий и открытый.

– Марк! – я вдруг закричала и помахала ему рукой.

Он не сразу меня услышал, и я снова окликнула его. Мрак прервал разговор. Его глаза скользнули по залу, затем немного правее и остановились на кассах. Мне показалось, что он заметил меня, и жестом спросил: «Это вы мне?» Смутившись, робко прячу руку. Он меня не узнал. Мы были так близко и в то же время так далеко друг от друга. Хочу открыть глаза и оказаться на песчаном пляже. Марк сидит рядом и держит меня за руку. Мне хочется подойти к нему. Заглянуть в океан и спросить: «Марк, ты меня помнишь? Это я, Марго, твоя родственная душа из Альфа Центавры». Но я знаю, что он меня не узнает. Мы будем стоять и молча смотреть друг на друга, а потом он уйдет навсегда.

– Что-то не так? – покупатель у моей кассы немного занервничал. – С вами все хорошо?

Молча опускаю глаза и снова превращаюсь в робота-кассира. Марк прошел мимо и направился к выходу. Один вздох, и мир рухнул.

«Он просто прошел мимо», – кружились мысли в голове. А чего я ждала, на что надеялась? Ведь я с самого начала знала, что так и будет. Но, встретив его, почувствовала себя ужасно противно, и это было так предсказуемо. Я сама себя раздавила. Сама. Марк не виновен в том, что подарил мне надежду из шести букв, а я по глупости ее приняла и уже не смогла отпустить.

Передаю кассу сменщице. Умываюсь, переодеваюсь, прячу одежду в шкаф, закрываю его на ключ, сметаю со стола крошки. Потом курю в двух шагах от входа в метро, тянусь на эскалаторе и злюсь, что лента поручня движется быстрее ступеней и рука постоянно уезжает вперед. Дышу в вагоне, прижавшись к стеклу.

Будучи выброшенной на поверхность, снова курю недалеко от метро. Это один из важнейших ритуалов – курить перед отъездом и по приезде, на входе и выходе, везде, где можно постоять и никуда не тропиться. Если так продолжать, то курение меня может убить, но на этот раз уже не успеет, так как его опередит опухоль. Меня больше не беспокоит вред от курения. Очень интересная штука получается. Мне сказали, что я скоро умру, и я стала неуязвимой. Страх исчез. Захотелось жить по-настоящему, без барьеров, страхов, ограничений и бесконечных фобий. Лететь на красный, тонуть и дышать, наполняя легкие соленой водой. Но больше всего я желала любить и быть любимой. Любовь… Слово из шести букв. Его так просто дарить и так легко потерять.

Еду наводить мосты. «Мой Великан, я знаю, что ты единственный, кто меня по-настоящему любит, ты не грусти, если я умру, не плачь, если не сможешь собрать деньги. Совсем скоро я попрошу тебя об этом. Наверное, пришло время, и я готова услышать твою исповедь и готова разделить с тобой твою нескончаемую боль».

В раннем детстве я любила играть в игру «Не наступи на линию». Я прыгала с плитки на плитку и считала себя проигравшей, когда нога опускалась на плиточный стык. Играя в эту незамысловатую игру, невольно подсчитывала шаги. От дома до школы было четыре сотни шагов, а вот к парку – на две сотни больше. Со временем шагов становилось меньше, ну и немудрено, ведь я выросла и шаги стали шире. Я научилась измерять шагами не только расстояние, но и время. И если куда-то опаздывала, то подсознательно знала, сколько шагов успею пройти, а сколько придется списать на опоздание. Сейчас я никуда не опаздывала, но успела прикинуть, что до остановки – сто шагов и, если поторопиться, то я еще могу успеть на подъезжающий автобус. И я побежала.