Текст книги "Цветы, пробившие асфальт. Путешествие в Советскую Хиппляндию"

Глава 4
РИТУАЛИЗАЦИЯ

Для того чтобы Система превратилась в ту сложную сеть, какой она стала в конце 1970‐х, потребовалось, чтобы на сцену вышло новое поколение хиппи. Прежде всего перемены произошли, как обычно, в Москве, но вскоре хиппи второй волны появились по всему Советскому Союзу, иногда присоединяясь к старой гвардии, иногда себя ей противопоставляя. Это новое поколение «волосатых» придало хипповскому движению и Системе новое направление. В то время как ранние хиппи, вне зависимости от того, где они находились, в российской глубинке или на одной из советских национальных окраин, преимущественно ориентировались на западные идеалы, начиная с середины 1970‐х советские хиппи больше стремились к тому, чтобы их движение обрело самобытность, фундаментальность и смысл. Их повседневный дискурс приобрел более антисоветскую окраску, чем у их предшественников, для которых различие между советскостью и хипповостью не было таким уж однозначным. Механизм Системы в период между серединой 1970‐х и московской Олимпиадой 1980 года может считаться одним из самых успешных примеров создания параллельного мира андеграунда в советской истории. Безусловно, этот «подпольный» мир никогда не был полностью подпольным и, конечно, никогда полностью не отделялся от жизни, которая происходила «наверху». Тем не менее многогранность и масштаб его существования вне официальных и общественных норм намного превосходили то, что могли себе представить как советские граждане, так и западные наблюдатели. На самом деле ни Запад, ни большинство советского населения ничего не знали о том, что происходило, казалось бы, у всех на виду и вместе с тем было так далеко от «нормальной» повседневной жизни.

Когда первый шок после провала демонстрации 1971 года прошел, жизнь хиппи в Москве стала набирать обороты. Появилось много новых людей, некоторые из них станут потом легендарными фигурами. Вскоре после июньских событий Анатолий Калабин, не по годам развитый 15-летний подросток, начал тусить с хипповской компанией в центре города. Через пару лет он превратился в Азазелло, одного из самых известных хиппи в столице (если не в стране). Сеня Скорпион, хиппующий и по сей день, присоединился к Системе в 1972 году, после случайной встречи с «волосатыми» на улице. В тот же год Константин Оськин познакомился в психиатрической больнице с Шекспиром и из сиониста превратился в хиппи, обретя прозвище Манго. Мария Арбатова в 1973 году начала собирать хипповскую компанию в своей квартире на Арбате. К середине 1970‐х московское сообщество хиппи пополнилось множеством новых лиц и свежих умов. Хипповская Система собиралась теперь в двух разных местах, что отражало определенную степень территориального, а также идеологического разделения. Солнце и его компания тусили на Пушке, очень популярном месте, куда первым делом стремились приезжие хиппи. В расположенном на Бульварном кольце, недалеко от Пушкинской площади, кафе «Аромат», которое получило неформальное прозвище «Вавилон», собирались хиппи с более интеллектуальными запросами. Сюда приходили Офелия и ее друзья из арт-коллектива «Волосы», а также Юра Диверсант и, конечно, Кестнер, который и «открыл» это место, проживая в том же доме № 12 по Суворовскому бульвару. Лучшим другом Кестнера был Азазелло. Они вместе писали сказки – искусно замаскированные аллегории хипповской жизни, полной радостей и тягот. Люди, стремившиеся создать альтернативную культуру, находились в центре сообщества кафе «Аромат», чью роль как места интеллектуального и художественного вдохновения помнят все, кто сидел на его шатких стульях. Отсылка к многоязычному Вавилону уже говорила о том, что слова здесь имели большое значение. Летом люди выносили стулья на улицу, а затем перебирались на обсаженную деревьями центральную пешеходную аллею Бульварного кольца, где рассаживались на ближайших скамейках.

Ил. 22. Кафе «Аромат» – легендарный Вавилон (на переднем плане – спешащие по своим делам москвичи), Москва, август 1979 года. Фото из архива Н. Мамедовой (Музей Венде, Лос-Анджелес)

Молодежь, приходившая сюда, больше интересовалась поисками смысла жизни, чем алкогольным куражом. Крепленому вину они предпочитали маленькую чашку черного кофе, хотя многие из них были не прочь ощутить эффект, производимый наркотиками, с которыми они широко экспериментировали394394
  Интервью с Москалевым, Сенявкиным, Кафановым, Большаковым, Фрумкиным, Кестнером.


[Закрыть]. Большинство, если не все, из тех, кто представлял Вторую Систему, социализировались в мире хиппи через Вавилон, оставляя Пушку желающим попьянствовать. Как можно заметить из описания, оставленного Александром Дворкиным, новое молодое поколение хиппи довольно безжалостно оценивало своих старших товарищей:

На Стриту появились новые действующие лица, в основном мои сверстники. Юру постепенно забывали. Ныне его часто можно было увидеть одного, в состоянии сильного подпития, все еще не верившего, что так быстро его минула земная слава. Теперь он сам приветствовал давних знакомых, неизбежно прося у них денег на очередную бутылку. <…> Для нас, называвшихся Второй Системой, те, первые, воспринимались слишком грубыми, вульгарными, примитивными. Мы-то видели себя гораздо более утонченными, причастными искусству и настоящему западному образу жизни395395
  Дворкин А. Моя Америка. С. 87.


[Закрыть].

Рита Дьякова, хиппи, которая начала приходить в «Аромат» в то же время, с Дворкиным согласна, но объясняет разницу в стиле и местоположении с практической точки зрения:

Система, в принципе, делилась на две такие неравные части: одна часть любила выпить, поэтому они больше времени проводили в центре; им надо было раздобыть денег, им нужно было купить выпивку, им нужна была компания. А вторая часть практически не пила, ну или это была трава, но больше было интеллектуальных бесед, больше музыки. Поэтому мы не всегда были в центре, чаще это были квартиры, на которых мы собирались396396
  Интервью с Дьяковой.


[Закрыть].

Не все разделяли презрение к первому поколению хиппи. Кестнер, присоединившийся к сообществу уже после 1974 года, критиковал так называемых «пионеров», которые без всякого почтения относились к «старшим» хиппи и не ценили, через что тем пришлось пройти и чего они смогли добиться. Он тоже был из тех, кто наблюдал Солнце уже исключительно клянчащим деньги на ступеньках кафе, но при этом Кестнер знал и о демонстрации, и о том, какую роль в ней сыграл Юра Бураков. Он считал, что тот заслуживает признательности, хотя уважаемый лидер «был очень-очень далек от того, кем он когда-то был»397397
  Интервью с Кестнером.


[Закрыть]. Солнце очень хорошо осознавал подобное к себе отношение. В эти дни он много и отчаянно писал. В его коротких рассказах много суицидальных мыслей (которые он приписывал, как водится, своему главному герою), там чувствуется ощущение неминуемой беды, переживания из‐за неверно выбранного пути и напрасно потерянных жизней.

Ил. 23. Сергей Москалев, 1978 год. Фото из личного архива С. Москалева

Даже в середине 1980‐х, когда Григорий Казанский познакомился с московскими хиппи, раскол внутри сообщества все еще существовал, и это раздражало людей.

«Между нашими тусовками произошли разногласия», – высокомерно ответил Красноштан, а Шмельков матерно заругался. Красноштан продолжил: «Это было в 1976 году, когда Москалев и иже с ним ушли в Вавилон (имелось в виду, я знал, кафе «Аромат»…), а наша пьяная тусовка осталась здесь. Не понравились мы им, понимаешь ли. Интеллигенция, блин…»398398
  Казанский Г. Мы – хиппи, или Да здравствует рок-н-ролл! // Хиппи. Папа Леша. 2009. URL: https://papa-lesha.ru/lib/grigori-kazanski-my-hippie.


[Закрыть]

Упомянутый Сергей Москалев был тогда совсем юным (1958 года рождения). Он родился на Арбате и чуть ли не с детства восхищался хиппи, которые собирались в квартире по соседству. Скоро он стал одним из лидеров и организаторов всероссийской Системы399399
  Интервью с Москалевым.


[Закрыть]. Во время нашего с ним интервью Сергей согласился с тем, как Красноштан оценил ситуацию тех лет, хотя явно старался найти слова помягче:

Когда мне было восемнадцать, я стал ходить на Тверскую, где памятник Пушкину и кафе «Аромат». Я жил на Арбате, мне было очень близко и удобно, я приходил туда. Было разделение: люди, которые собирались у памятника Пушкину, были любители выпить, портвейн и прочее. Несмотря на какие-то интеллектуальные вещи, люди любили выпить. Те хиппи, которые собирались в кафе «Аромат», они были более стильные. Они были художниками, поэтами. Но они предпочитали наркотики, траву – то есть такая психоделическая культура400400
  Там же.


[Закрыть].

Сам Москалев собирался найти для себя третий вариант хипповства: без алкоголя и наркотиков, но с вегетарианством, йогой, медитацией, восточной религией и, наконец, суфизмом.

Москалев был выходцем из типичной для московских хиппи среды: его дедушка и бабушка приехали в Москву по линии первого партийного призыва в середине 1920‐х. Впоследствии они были репрессированы, о них в семье предпочитали не вспоминать. Все, что от них осталось, – это хорошая квартира в центре Москвы и тяга к знаниям и лучшей жизни, передававшиеся из поколения в поколение. Поэтому для Сергея было важно думать о себе как об интеллектуале, опираясь на определенные маркеры, которые приближали его к высокой культуре шестидесятых: «У меня были друзья, которые читали Булгакова, „Мастера и Маргариту“, доставали журналы, читали иностранную литературу – Кафку например. То есть, понимаете, всегда в нашей советской культуре существовал очень тонкий интеллектуальный слой, переводились книги, Альбера Камю, экзистенциалистов французских и так далее»401401
  Интервью с Москалевым.


[Закрыть]. Так что неудивительно, что юный Москалев выбрал Вавилон, а не Пушку. Сергей искал более богемное, более безупречное движение. Свою, новую Систему он называл «движением недвижистов». (Юра Доктор придумал другой термин – «надвижисты», который появился из отрывка хипповской прозы и звучал приблизительно так: «Мы двинемся на центр, из „Аромата“ на улицу Горького, своей культурой. Надвинемся своей культурой и будем зваться „надвижистами“»402402
  Интервью с Николаевым.


[Закрыть]. Но ни первый, ни второй термин надолго не прижились.) В итоге данное Солнцем название – «Система» – победило, и хотя новое поколение хиппи какое-то время говорило о себе как о «Второй Системе», вскоре порядковый номер был отброшен – как была Система, так и осталась. Москалев был прирожденным и непревзойденным организатором, который быстро переосмыслил и перестроил сообщество не только московских хиппи, но и всесоюзное. Отметим, что в интервью он всегда уважительно отзывался о Солнце, возможно, потому, что в его представлении хиппи были объединены общинной жизнью (он организовал в подмосковной деревне коммуну, которая просуществовала дольше, чем большинство других), и потому, что он осознавал определенную степень духовного родства с первым лидером Системы.

Ил. 24. Геннадий Зайцев, 1977 год. Фото из архива Г. Зайцева (Музей Венде, Лос-Анджелес)

Одновременно с вхождением Москалева в мир советских хиппи в других городах тоже прошла смена поколений. В Ленинграде приобрел известность Геннадий Зайцев – младший брат Игоря Зайцева, стиляги и любителя джаза, и Владимира Зайцева, одного из ранних ленинградских битломанов. Как и Москалев выросший в семье врачей, Гена тоже считал себя интеллигенцией. Как многие ленинградцы, он гордился своими петербургскими корнями, насчитывающими четыре поколения403403
  Интервью с Г. Зайцевым. Гена, по его рассказам, жил в одном доме с Владимиром Путиным, который был его ровесником и вместе с другими детьми этого двора состоял в компании, сколоченной более взрослым Вовой Зайцевым.


[Закрыть]. И так же, как у Москалева, в его семье были репрессированные – его дедушка с отцовской стороны был раскулачен и сослан, но дома о прошлом не говорили. Тем не менее молодой Гена рано стал бунтовать против официальных норм. По его словам, в возрасте 14 лет он вдруг осознал: советская жизнь не для него. Его вдохновляла головокружительная смесь из Высоцкого, «Битлз» и репортажей из революционного Парижа 1968 года, но при этом никаких определенных политических взглядов у него еще не было. Приблизительно с 1974 года Гена стал связующим звеном между ленинградской Системой и рок-сценой, которая в Ленинграде представляла собой достаточно обширное, но тесно спаянное сообщество музыкантов, андеграундных писателей, художников-нонконформистов, диссидентов и позднее панков и глэм-рокеров, а также всех остальных, кто любил собираться в кафе «Сайгон»404404
  Интервью с Семкиным, Гунитским; Сумерки «Сайгона».


[Закрыть].

Миша Бомбин из Риги был третьим крупным организатором Второй Системы. В отличие от Москалева и Зайцева, он не был новичком – родившийся в 1951 году, он хипповал еще с конца 1960‐х и был скорее ровесником хиппи первой волны. Его родители были убежденными коммунистами, несмотря на непростую судьбу: отец, карел по национальности, во время войны попал к фашистам в плен, был послан на работы в Финляндию, а после возвращения в СССР его исключили из партии и отправили в штрафной батальон на фронт. После ранения он вернулся домой в Ленинград и обнаружил, что его место занято другим человеком, поскольку официально он числился пропавшим без вести. Он переехал в Латвию, долго и мучительно добивался восстановления в партии, но веру в советскую систему не потерял и с большой неприязнью наблюдал, как его сын становится нонконформистом. Мать Бомбина родилась в русской семье, давно поселившейся в Латвии, в юности принадлежала к независимой студенческой корпорации, в советское время тайно ходила в церковь. Поначалу она враждебно относилась к хиппи, но потом приняла увлечение сына, решив, что это такой особый путь к христианству. Интересно, что семейная история Бомбина очень похожа на историю другого хипповского лидера: таллинец Сассь Дормидонтов тоже был из русской семьи, давно осевшей в Эстонии. Мне кажется не случайным, что советские молодые люди с очень сложным, иногда даже политически конфликтным наследием решительно приняли транснациональную, трансгосударственную идею Системы. Сам Бомбин знал о непростой истории своей семьи. Сочетание отцовской искренней приверженности коммунизму и духовной силы веры матери подготовили его к хиппи, в которых он видел «попытку возвращения к корням раннего христианства»405405
  Интервью с Бомбиным.


[Закрыть].

Ил. 25. Михаил Бомбин, конец 1970‐х или начало 1980‐х. Фото из архива Г. Зайцева (Музей Венде, Лос-Анджелес)

Бомбин впервые услышал о существовании рок-музыки и хиппи в школе. И вскоре уже его собственная хипповская компания тусила в Межапарке (Mežaparks), на «Кольце» – в конце трамвайной линии, где рельсы делают большую петлю. Местные русскоговорящие дети из семей военнослужащих, интересующиеся хипповством и алкоголем, сидели на перилах у круга. Они знали, что в центре города собираются латыши-хиппи, но не особо стремились к общению с ними. После школы Бомбин попал в армию, где его, конечно же, обрили налысо. А после того, как замполит нашел его «волосатую» фотографию «с гражданки», его жизнь стала мало отличаться от исправительных работ в тюрьме. Из армии, по его словам, он «вышел необратимым пацифистом, возненавидел советскую власть и приобрел устойчивое отвращение к парикмахерским»406406
  Там же.


[Закрыть]. Когда в 1972 году он вернулся в Ригу, компания, собиравшаяся у трамвайного круга, начала распадаться – как он выразился, они буквально спились, повторив московский сценарий. Но появились другие люди, которые стали приходить на «Кольцо» в Межапарк, а потом и домой к Бомбину. Национальный аспект, разъединяющий русскоязычных хиппи и латышей-хиппи, ощущался все меньше, одновременно все больше гостей приезжали из других мест – литовцы, москвичи, ленинградцы, белорусы и украинцы. Они знакомились как с детьми рижской русской элиты, так и с местными хиппи, такими как Андрис Эзергалис (Andris Ezergailis), который во Второй Системе был известен под прозвищем Памп и которого ежегодно навещал его московский друг Сеня Скорпион.

В последующие годы Михаил Бомбин сделал больше, чем кто-либо другой, для объединения советских хиппи по всему Советскому Союзу. Будучи диссидентом и одним из крупнейших обладателей и распространителей политического и религиозного самиздата, он в каком-то смысле политизировал движение хиппи, укрепляя его антисоветские позиции, которые также подразумевали поворот в сторону православной церкви и других религий407407
  Интервью с Бомбиным, Сенявкиным.


[Закрыть]. Когда в 1975 году милиция нагрянула с обыском в дом Бомбина, список конфискованной литературы наглядно продемонстрировал его разнообразные интересы как диссидента. Коллекция самиздата включала множество религиозных текстов и открытых писем-обращений, труды о реформировании социалистической системы, аудиозаписи, а также рукописные копии «Архипелага ГУЛАГ» Солженицына и «Через две тысячи лет» Е. Цветкова408408
  Я выражаю свою благодарность дочери Михаила Бомбина, Анне Бомбиной, которая поделилась со мной материалами, хранящимися в ее личном архиве.


[Закрыть]. Все эти тексты позже стали распространяться среди хиппи, собиравшихся на Гауе. Как видно из доноса, написанного на него в 1983 году, Бомбин не отказался от своей религиозной и диссидентской деятельности, а значительно расширил круг общения, включив в него множество знакомых по всему Советскому Союзу409409
  Личный архив М. Бомбина. Донос Михаила Устинова. См. также: Forschungsstelle Osteuropa at the University of Bremen. Fond Bombin. В доносе Устинов также обвиняет Бомбина в монархических взглядах, которые он скрывает от своих друзей-демократов. У этой истории интересная концовка: в последние годы Михаил Устинов сражался в рядах сепаратистов в Донбассе и был приближенным Игоря Гиркина (известного как Стрелков), который сам себя определяет как последовательного монархиста.


[Закрыть]. Он увлек тысячи находившихся в поиске молодых людей своим особым видением хипповства как реализации общинной любви в сочетании с православной верой и религиозными ритуалами, а также диссидентскими мыслями в духе Солженицына (включая скрытый в его трудах национализм). Все это хиппи привнесли в советский мир последнего десятилетия.

Так или иначе, эти три организатора Системы (сообщество хиппи очень плохо реагирует на слово «лидер», хотя в иные моменты, забывшись, его использует410410
  В интервью это слово встречается в характеристиках разных людей, в том числе Москалева, Зайцева, Бомбина, а также Диверсанта, Офелии, Светы Марковой, Солнца, Красноштана и Сенявкина.


[Закрыть]), Москалев, Зайцев и Бомбин, участвовали во множестве событий, происходивших в 1976–1980 годах, и укрепили Систему, превратив ее в сложившуюся структуру со своей историей, ритуалами, пространствами и легендами. Система была повсюду: коммуны и кафе, художественные андеграундные круги, наркоторговля, рок-музыканты, спекулянты и фарцовщики, йоги, кришнаиты и другие экзотические персонажи. Будучи преимущественно хипповской организацией, Система создала квазизонт, который покрывал всех этих «не таких, как все». Она стала обширной как бы церковью, наполненной самыми разными знаниями, верованиями и навыками. Например, в Эстонии неотъемлемой частью хипповской жизни был гуру Михаил «Рама» Тамм, к которому отовсюду съезжалась молодежь. Рама Тамм родился в довоенной Эстонии, война застала его в Германии, где он учился в Берлинском технологическом университете, поэтому домой вернуться уже не смог. В 1956 году он, пытаясь пробраться из Германии в Индию, застрял без документов в Советской Эстонии. Вскоре он завоевал большую популярность среди таллинских хиппи, обучая их восточной мудрости и искусству медитации411411
  Интервью с Лойтом, Видеманном, Дормидонтовым, Лампманном.


[Закрыть]. Коллекции книг и записей в архивах Азазелло и Гены Зайцева демонстрируют, что хиппи копировали и читали книги по буддизму, шаманизму, православию и даже каббале. Очень ценились труды таких авторов, как Николай Рерих и Лев Гумилев. В начале 1970‐х годов экуменическая церковь, созданная Сандром Ригой, стала пристанищем для многих хиппи, включая одного из лучших хипповских портных Москвы по прозвищу Дзен Баптист. Религиозный диссидент Александр Огородников, который в ранних 1970‐х в хипповском стиле путешествовал по Советскому Союзу, основал коммуну, объединившую многих хиппи412412
  Wolf K. de. Dissident for Life: Alexander Ogorodnikov. Р. 56–59.


[Закрыть]. Огородников и в меньшей степени его друг и соратник Владимир Пореш из Ленинграда считали, что движение хиппи является возрождением катакомбной культуры раннего христианства413413
  Огородников А. Культура катакомб: к опыту истории поколения; Архив общества «Мемориал». Ф. 169. Д. 2.


[Закрыть]. В середине 1970‐х годов, по воспоминаниям Азазелло, в Москве впервые появились кришнаиты (вполне вероятно, что Азазелло встречал Анатолия Пиняева, ставшего кришнаитом в 1971 году). Многие хиппи увлекались философией кришнаизма и некоторые даже стали его серьезными последователями в 1980‐х (например, Костя Манго или жена таллинского хиппи Рейна Мичурина, которая даже попала в тюрьму за приверженность кришнаизму), но это религиозное течение не получило серьезного распространения внутри хипповского сообщества414414
  О Пиняеве – моя благодарность Джозефу Келлнеру (Joseph Kellner), который щедро поделился соответствующей главой из своей диссертации (Калифорнийский университет, Беркли), см.: Kellner J. The End of History: Radical Responses to the Soviet Collapse. PhD diss., University of California, Berkeley, 2018. P. 56–95. URL: https://escholarship.org/content/qt148662nt/qt148662nt_noSplash_ c2c303c1364d5af8804cb6a13be4c38a.pdf. В целом про кришнаитов см. интервью с Калабиным, Лампманном.


[Закрыть]. Вместо этого взгляды хиппи становились все более консервативными, и к середине – концу 1970‐х годов в их духовных запросах преобладало русское православие в разных вариациях. Русские дореволюционные философы тоже занимали верхние строчки в списке источников, в которых можно было найти ответы на насущные вопросы жизни в позднем СССР. Московский философ, толстовец и «крестный отец» хиппи Андрей Мадисон в самом начале сыграл огромную роль в формировании хипповского самосознания415415
  Интервью с Липницким, Казанцевой.


[Закрыть]. Советские хиппи в большей степени, чем их западные единомышленники, осознавали свое родство с толстовцами-пацифистами, отвергавшими материализм и стремившимися к естественной жизни. Толстовец Гарик Мейтин в 1970–1980‐х годах путешествовал с хиппи и в конечном итоге выпустил несколько томов самиздатовского альманаха «Ясная Поляна», который распространялся внутри Системы. Он и львовский хиппи Саша Лобачев вдохновили группу приятелей-хиппи на поездку в Ясную Поляну в 1978 году, на празднование 150-летия Льва Толстого. Однако власти не прониклись духовными связями хиппи с великим русским писателем и не пустили длинноволосую молодежь на торжества416416
  Интервью с Мейтиным; Wolf K. de. Dissident for Life: Alexander Ogorodnikov. Р. 94; см. также: Gordeeva I. Tolstoyism in the Late-Socialist Cultural Underground…


[Закрыть].

Ил. 26. Львовским мотохиппи не разрешили проехать на территорию усадьбы Льва Толстого Ясная Поляна, ок. 9 сентября 1978 года. Фото из архива А. Еганова (Музей Венде, Лос-Анджелес)

Система дотянулась даже до некоторых эшелонов официального мира, особенно в области искусства, фотографии, кино, науки и музыки, где люди часто находились между официальным и неофициальным статусами. Некоторые из самых выразительных фотографий советских хиппи были сделаны Игорем Пальминым, который был намного старше участников даже первой Системы – его друзьями были художники-нонконформисты из окружения Оскара Рабина. Пальмин был главным хроникером московской богемной среды, поэтому хиппи неоднократно оказывались перед его фотообъективом. Он также часто работал официально, например во время археологических экспедиций. В 1977 году он встретил целую компанию московских хиппи, которые приехали на раскопки в южнорусские степи России в поисках уединения – и чтобы скрыться на лето от всевидящего ока властей417417
  Интервью с И. Пальминым; Пальмин И. Past Perfect. М.: Арт-Волхонка, 2011.


[Закрыть]. Сергей Москалев, среди многочисленных друзей которого были и любители Клуба самодеятельной песни, говорил: «Это не были хиппи, но они тоже были с бородами, кто-то был с длинными волосами. Не было такого, что была только серая масса и были только хиппи. Было много микродвижений»418418
  Интервью с C. Москалевым.


[Закрыть]. Его ровесник Геннадий Зайцев в этом с ним согласен, хотя и отказался использовать слово «хиппи» для описания своего круга (остальные хиппи из Ленинграда против этого слова не возражали):

Это время характерно тем, что происходило объединение всех разрозненных групп в некое единое пространство. Именно поэтому нельзя использовать слово «хиппи». Там были хиппи, там было много хиппи. Да, любого из этих людей можно назвать хиппи. А можно сказать, что это не хиппи, и если ты этого человека назовешь хиппи, он плюнет тебе в лицо. Но это было единое, духовное, энергетическое, философское пространство. Пространство единого поиска419419
  Интервью с Г. Зайцевым.


[Закрыть].

Ил. 27. Московские хиппи Игорь Тышлер и его подруга Ольга Ковалева во время археологической экспедиции в Арзгире, лето 1977 года. Фото И. Пальмина

Интересно отметить, что у хиппи было удивительно мало контактов с «классическими» диссидентами, с теми, кто называл себя правозащитниками и принимал активное участие в одной из Хельсинкских групп. Фактически их пересечение возникло всего однажды – когда в 1971 году репортаж о хипповской демонстрации был опубликован в диссидентском самиздатовском издании «Хроника текущих событий». Но потом между этими двумя группами практически не было никаких отношений, несмотря на то что отдельные люди всегда поддерживали связи с обоими сообществами (например, Бомбин в Риге и Бипо в Самаре), – но не в Москве или Ленинграде, где и диссидентов, и хиппи было в целом довольно много. Москалев вспоминает свое участие в традиционной молчаливой (то есть ни речей, ни плакатов) демонстрации 5 декабря на Пушкинской площади в 1976 году, но в последующие годы, когда жизнь хиппи захватила его целиком, в подобных акциях он уже не участвовал420420
  Интервью с Москалевым.


[Закрыть]. Такое отсутствие сотрудничества было не случайным. Во многих отношениях хиппи были ближе к фарцовщикам или рок-музыкантам, чем к диссидентам-реформаторам, чей протест был практически целиком основан на текстах. Политический активизм правозащитников был противоположен желанию хиппи ни в чем подобном не участвовать, самоудалиться. Диссидентская серьезность казалась практикующим ироническую отстраненность хиппи слишком наивной. В общем и целом хиппи в лучшем случае с подозрением, а в худшем – с презрением относились к диссидентам, которые, как они считали, вели бесполезную, опасную и эгоцентричную войну против системы, которую нельзя было изменить и борьба с которой только оправдывала ее существование. Диссиденты, со своей стороны, не воспринимали хиппи всерьез, считая их фантазерами и/или опасными наркоманами. Даже в эмиграции, работая в СМИ, освещающих события в СССР (например, на радио «Свобода»), или в разведывательных учреждениях, советские диссиденты редко сообщали о явлении, которое по своей численности в сотни раз превосходило их собственное движение. Поэтому информация о хиппи и о том воздействии, которое они оказывали на режим начиная с середины 1970‐х годов, отсутствует как в отчетах, через информационный отдел радио «Свобода» попадавших в ЦРУ, так и в публикациях самиздата, в большом количестве освещавших положение инакомыслящих в СССР. Также и западные журналисты, имевшие обширные контакты с диссидентами, но не имевшие выхода на молодежную среду, о советских хиппи ничего не писали. (После интервью, которое Артур Френдли – младший взял у участников группы «Волосы» и из‐за которого им пришлось бежать в Крым, кажется, у хиппи больше не было никаких контактов с западной прессой. Исключением была группа «Доверие», основанная в 1982 году. Ее участники были близки с Системой, но из‐за политической активности группы остальные хиппи смотрели на них с подозрением421421
  Сергей Батоврин, один из участников-основателей группы «Доверие», был также активным хиппи в Москве. «Доверие» позиционировало себя как созданную «снизу» организацию по защите мира, хотя его характер и основные задачи до сих пор вызывают горячие споры даже среди его бывших членов. Некоторые из них, например Александр Рубченко по прозвищу Рулевой, продолжали одновременно хипповать. См.: Gordeeva I. The Spirit of Pacifism… Р. 129–156; Интервью с Батовриным, Рубченко.


[Закрыть].) Советская пресса также до конца 1980‐х годов обходила хиппи молчанием, и только с началом гласности журналисты стали с удвоенной силой писать о длинноволосых нонконформистах. Но в целом Система весьма успешно справлялась с задачей документирования как своего настоящего, так и прошлого – почти так же хорошо, как этим занималась советская система.