Текст книги "Нефритовая орхидея императрицы Цыси"

Глава 7

1955 год

– Нет, ну что за манера селедку жарить? Вонь на всю лестницу, а вроде культурные люди! – Агафья Кузьминична захлопнула входную дверь и грохнула на стул в прихожей сетку с продуктами. – Уф, жара какая, а они селедку! Ироды!

Агафья Кузьминична скинула туфли, переставила сетку на пол и грузно опустилась на стул.

– И это я еще в прачечную не пошла. – Она продолжала ворчать, вытирая лоб и шею подолом цветастого платья. – Анна Григорьевна, дома, что ли? – крикнула она и прислушалась, не раздадутся ли шаги. В квартире было тихо. – Вот и хорошо, чаю хоть попью.

Она нащупала под стулом стоптанные шлепанцы, сунула в них ноги и бодро потопала на кухню.

Бухнула на плиту полный чайник, включила репродуктор на полную громкость, чтобы веселее было, и принялась разбирать покупки.

В новенький, недавно купленный холодильник Агафья Кузьминична положила творог, сметану и ряженку. Присмотрелась, торопливо вытерла подолом пятнышко на блестящей дверце. Такого холодильника в их доме еще ни у кого не было, и Ада Карловна из квартиры напротив чуть от зависти не умерла, когда грузчики его заносили.

А что удивляться: сам, Иван Дмитриевич, секретный ученый и герой труда, все-таки не абы у кого работает. Что касается дома, то очень уважал хозяин молочные продукты, а потому Агафья трижды в неделю ездила на Кузнечный рынок – Мальцевский два года уже как закрыли на ремонт – к знакомой молочнице.

Разложив продукты и сняв с плиты чайник, Агафья Кузьминична заварила крепкий английский чай, его хозяину гость какой-то подарил, может, даже и англичанин. Свежий ароматный батон нарезала ломтями и щедро намазала их маслом. Уж если хозяева позволяют тебе пить чай, не стоит себе отказывать в удовольствии. Теперь предстояло решить, что положить на булку – колбасу или варенье. У Анны Григорьевны водилось очень вкусное абрикосовое варенье, которое ей присылала двоюродная тетка из Крыма.

После недолгих раздумий Агафья склонилась в пользу варенья. Колбасу она и дома поест. За вареньем нужно было идти в гостиную к большому старинному буфету.

Агафья Кузьминична вплыла в комнату, поскользнулась и едва не грохнулась затылком.

– Ох, батюшки! Что еще за напасть такая?

Агафья Кузьминична опустила глаза и заголосила.

На полу между столом и буфетом лежала хозяйка Анна Григорьевна. Сама Агафья Кузьминична сейчас стояла в луже бурой, растекшейся по паркету крови.

– Батюшки светы, такая хорошая женщина, молодая, красивая!.. А девочку-то как жаль, сироткой теперь останется. – Высокая старуха с горбатым носом промокнула сухие глаза платочком.

– Вы, значит, их соседка? – уточнил сидящий напротив милиционер в мятом коричневом костюме.

– Именно так. Бурова Ада Карловна, проживаю в пятнадцатой квартире. – Всем своим видом она демонстрировала преданность родной милиции.

– Тетерину Агафью Кузьминичну давно знаете?

– Давно. Она в нашем же доме живет, только подъезд у нее со двора, а у нас с улицы.

– А что она делала в квартире Павловых?

– Как что? Продукты, наверное, принесла, она всегда им с рынка продукты носит три раза в неделю. А еще полы дважды в неделю моет и окна весной и осенью, – бодро докладывала Ада Карловна. – Да она не только им помогает. Еще Саврасовым из двадцать третьей и Красильниковым из четвертой. Сама на пенсии, а сил как у лошади, вот и ходит по людям.

– Ясно. А теперь расскажите, где вы были сегодня с десяти утра и до часа дня, – велел лысый следователь и протер платком потную макушку. Жара для июня стояла непривычная, душная, влажная, изматывающая, а грозы все не было, и не было облегчения.

– В десять утра я была в поликлинике у терапевта. Потом зашла в галантерею пуговицы купить на жилетку. Потом в сквере посидела на лавочке. Домой пришла в половине первого.

– Откуда вы знаете, что была именно половина первого?

– А часы мне на что же? – Ада Карловна протянула ему жилистую руку с большими часами на черном ремешке.

– Что дома стали делать?

– А суп варить. У меня цыпленок был с утра куплен, вот я с крылышек и шейки бульон, а ножки и грудку – на сковородку.

– Когда выходили и возвращались, ничего подозрительного не заметили в самом подъезде или возле дома?

– Нет, ни единого человека не видала. – Ада Карловна потрясла головой. – На улице, конечно, люди были, но чтобы подозрительное что – нет.

– А крики и шум не слышали, когда домой вернулись?

– Нет. – Ада Карловна решительно повела плечами и так быстро повернула голову на звук хлопнувшей двери, что милиционер даже удивился, как это она не слетела с шеи. – Ох, батюшки, Иван Дмитриевич! – И старуха жадно впилась взглядом во вдовца.

Иван Дмитриевич Павлов, приземистый, с большими залысинами, в светлом чесучовом костюме, сердито глянул на посторонних.

– Здравствуйте, товарищи! Что здесь происходит? – В следующую минуту он заметил сидящую на стуле Агафью Кузьминичну и обратился непосредственно к ней: – Здравствуйте, Агафья Кузьминична. Что у нас стряслось? Почему меня срочно вызвали с работы и где Анна Григорьевна? Нас что, обокрали? Или у Свистуновых снова трубу прорвало?

Но Агафья Кузьминична только взмахнула пухлыми руками и заголосила еще сильнее.

– Ничего не понимаю, – окончательно рассердился хозяин. – Объяснит мне кто-нибудь, в чем дело?

– Павлов Иван Дмитриевич? – выглянул из кухни лысый милиционер.

– Совершенно верно. Вы здесь главный? Объясните, наконец, в чем дело. Почему меня вызвали с работы? У меня идет серия сложнейших опытов, дело государственной важности, а я вынужден, как мальчишка, срываться с места!

Милиционер кашлянул от смущения и для начала решил избавиться от Ады Карловны.

– Можете быть свободны, если понадобитесь, вас вызовут. Копейкин, проводи! А вы присаживайтесь, Иван Дмитриевич. Копейкин, воды. – Последнее относилось к рыжему молодому сотруднику, бывшему у майора, как видно, на побегушках.

– Послушайте, товарищ, что здесь происходит? – Немолодой хозяин уже заметно нервничал.

– Иван Дмитриевич, – задушевный тон плохо давался милиционеру, – должен сообщить вам трагическое известие. Сегодня неизвестным преступником была убита ваша супруга.

Щеки Ивана Дмитриевича подрагивали. Чувствовалось, что он из последних сил держит себя в руках.

Павлов был значительно старше жены. Судя по документам, погибшей Анне Григорьевне исполнилось всего тридцать четыре, а ему на вид можно было дать не меньше пятидесяти. И, по словам Тетериной, у него было слабое сердце.

– Как это случилось? Когда? – еле выдавил он.

– Сегодня утром, здесь. Ее нашла Агафья Тетерина. Вашу жену зарезали. По свидетельству все той же Тетериной, из квартиры ничего не пропало, дверь не взломана. Но мне бы хотелось, чтобы вы еще раз осмотрели квартиру. Скажите, у вас дома хранилась крупная сумма денег или какие-то ценности, о которых знали немногие?

– Нет, ничего такого. – Он с трудом шевелил дрожащими губами. – А где сейчас Аннушка? Мне можно взглянуть на нее?

– Пока нет. Тело уже унесли, но позже мы отвезем вас в морг. Говорят, у вас есть дочь?

– А? Да, Оленька. Она сейчас с тещей на море. Господи, надо же как-то им сообщить! – со стоном схватился за голову Иван Дмитриевич. – Простите, как вас зовут?

– Майор уголовного розыска Остапенко Всеволод Георгиевич, – запоздало представился служитель закона.

– Скажите, Всеволод Георгиевич, когда нам отдадут Аннушку для похорон?

– Думаю, в ближайшие сутки этот вопрос решится. Мы постараемся не затягивать с выдачей тела, но здесь многое зависит от эксперта.

– Да-да, конечно.

– А сейчас пройдемте осмотрим квартиру.

– Боже мой! – воскликнул Иван Дмитриевич, едва они с майором переступили порог гостиной. Потемневшими глазами он смотрел на огромное черное пятно на полу.

– Копейкин, какое-нибудь успокоительное, – бросил через плечо майор. – Побыстрее! Вот, выпейте это. – Он заставил Ивана Дмитриевича взять стопку с пахучей жидкостью. – Залпом. Хорошо. А теперь пройдемте в вашу спальню, я вам все расскажу.

Через пару минут, едва хозяин отдышался, разговор продолжился.

– У нас есть предположение, что вашу жену пытали. Так что еще поэтому я вас прошу внимательно осмотреть квартиру и хорошо подумать, какие ценности могли так сильно заинтересовать убийцу. Возможно, речь шла о ваших рабочих документах?

– Нет, что вы! – решительно запротестовал Иван Дмитриевич, выходя из полуобморочного состояния. – Я никогда, вы слышите, никогда не приношу домой никаких бумаг! Категорически! Иногда приходится засиживаться в институте допоздна, Аннушка это знает, но домой – никогда!

– Хорошо. В таком случае просто подумайте и осмотритесь.

– Но у нас нет никаких ценностей. Так, мелочь. Кольца жены, ее сережки – ничего особенного. Все деньги мы держим на книжке. Так ее не сложно найти, она в ящике буфета. Думаю, Аннушка без раздумий отдала бы ее.

– И все же посмотрите.

Иван Дмитриевич тяжело поднялся и принялся методично выдвигать ящики, открывать дверцы шкафов, заглядывать в чемоданы и шкатулки.

– Нет, насколько я могу судить, ничего не пропало.

– Тогда позвольте задать вам неприятный, но необходимый вопрос. У вашей жены был любовник?

Иван Дмитриевич встрепенулся и гневно сверкнул глазами.

– Я требую, чтобы вы с уважением относились к моей жене и не смели заниматься подобными инсинуациями!

– Иван Дмитриевич, я, к сожалению, не дипломат и не профессор консерватории, а всего лишь майор уголовного розыска. Мой удел – не возвышенные чувства, а грязь и мерзость жизни. Мне бы очень не хотелось огорчать вас подобными вопросами, но не задать их я не могу. И уж, можете поверить, делаю это не из праздного любопытства.

Итак, у вас с женой имелась значительная разница в возрасте. Не могло у нее быть любовных связей на стороне? Подумайте хорошенько, любой факт в деле поимки преступника может иметь решающее значение.

В любовника майор Остапенко и сам не верил. Зря он старика расстраивает, можно было для начала у Тетериной поинтересоваться. Той наверняка о личной жизни Павловых все известно.

– У моей жены не было любовников. И, невзирая на солидную разницу в возрасте, как вы справедливо заметили, мы жили душа в душу и очень любили друг друга. Хотя иногда я сам спрашивал себя, за что мне такое счастье.

Глава 8

1855 год

– Ань Дэхай! Где этот бездельник? – Цыси сердито топнула ножкой.

С переводом в третий разряд наложниц Ланьхуа присвоили новое имя. Император собственной рукой подписал указ красными монаршими чернилами.

Теперь Орхидея звалась Цыси. Она поселилась в Западном дворце, и число ее служанок было почти так же велико, как у императрицы. Она могла тратить сколько угодно. Император баловал свою любимицу, засыпал подарками. У нее было все, чего ни пожелаешь. И все-таки она была никем. Не только император, но даже его супруга, добродетельная и благонравная императрица Цыань, могли в любой момент разжаловать ее или отрубить голову. Этот факт не давал Цыси покоя и ранил ее самолюбие.

Сяньфэн по-прежнему был неравнодушен к служанкам и иногда обращал взор на других наложниц. Цыси прикладывала все силы, чтобы отвадить его от утех на стороне, но пока это ей плохо удавалось.

– Ань Дэхай! – визгливо крикнула Цыси, и перепуганные служанки бросились за евнухом.

Они уже знали, что в таком состоянии помочь ей мог только Ань Дэхай.

– Я здесь, госпожа. – Едва переводя дыхание, он придержал толстый живот и упал на колени.

– Сколько можно посылать за тобой? Что ты узнал? Да встань же, толстый бездельник, потом будешь поклоны бить.

Она очень изменилась за последний год. Взгляд стал жестче, осанка увереннее, платье роскошнее, украшения дороже и изысканнее. Из скромной наложницы она превратилась в госпожу, обрела богатство и влияние, но утратила покой.

О, как горевала она иногда о своем тихом павильоне, где никто ей не завидовал, где не приходилось ежеминутно бороться с целым двором за свое положение.

К счастью, Сяньфэн курил опиум, и Цыси тоже пристрастилась к зелью. Ему нравилось, как она выпускает дым замысловатыми колечками, похожими на фигурки животных, – этому искусству ее еще в юности научила наложница ее отца, большая мастерица на всякие затеи. Одурманенный опиумом, император слабел, терял волю, и Цыси могла делать с ним все что угодно.

Ужасно было другое: императрица Цыань страшно на нее сердилась за это. Сяньфэн совершенно забросил дела, казна опустела, а еще это ужасное восстание. Тайпины захватили половину Китая, народ голодает. Отец Цыси умер, не пережив позора, когда тайпины вторглись в его провинцию, и она горько рыдала, получив из дома письмо: она любила отца и была очень близка с ним. Она пыталась, и не раз, внушить императору, что нужны жесткие меры против восставших. Однажды он просто промолчал, а второй раз выгнал ее из покоев и велел как следует наказать Цыси. Счастье, что императрица вступилась.

Милая Цыань, такая кроткая и снисходительная, заслонила ее от гнева императора. Цыси даже любила ее по-своему – особенно за то, что та бездетна. У императора до сих пор не было наследника. Впрочем, как шепнул ей приближенный евнух Ли Ляньин, Сяньфэн давно уже болен скверной болезнью и просто не может иметь потомство, а императрица, зная о его недуге, не желает делить с ним ложе. Сам он об этом не сильно горюет. А вот ей, Цыси, есть о чем беспокоиться.

Заботы, заботы сутки напролет, и никакого отдыха. Только и жди, что его непостоянное величество заведет себе новую любимицу. И хотя медальон с орхидеей все еще при ней, расслабляться не стоит.

Цыси подняла руку и сжала прохладный диск. Она знала на ощупь каждый его изгиб, каждую линию. Прикосновения к медальону успокаивали, помогали мыслям обрести ясность, придавали уверенность. Она погладила медальон и, как всегда, успокоилась.

– Подойди и расскажи, что узнал.

– Его величество уехал в Летний дворец, и подлец Ли Юйгуй с ним. Значит, император снова будет вести себя невоздержанно. – Евнух от усердия таращил глаза.

– Это меня не беспокоит, пусть волнуется лекарь, – отмахнулась Цыси. – Я о другом: что болтают при дворе? Только это сейчас важно.

– О, госпожа, – немедленно погрустнел Ань Дэхай, – князь И, а также князь Цин все время говорят, что вы специально пристрастили императора к опиуму. Лжецы! Весь двор знает, что его величество давно не может прожить без дьявольского зелья. Но эти интриганы хотят убедить императора избавиться от вас. А его светлость Цзай Юань, любимый племянник императора, нашептывает придворным, что вы не даете его величеству заниматься делами, вовлекая его в блуд. А еще он разузнал о той служанке, которую утопили в колодце на прошлой неделе. И о той, что жестоко избили палками после того, как император оказал ей свою милость, так что бедняжка потом повесилась… – Заметив недовольное выражение на лице своей госпожи, он тотчас поправился: – Бесстыжая повесилась.

– Подлые псы! Они сами не могут помочь императору и все валят на меня! – Цыси нервно шагала по комнате. Брови ее сошлись в одну строгую линию, лицо было одухотворенным и сосредоточенным. – Неужели самим нельзя расправиться с мятежниками? Дармоеды! Льстецы! Только и знают, что выклянчивать должности и подарки.

– Прошу прощения, госпожа, но ходят разговоры еще об одном предмете.

– Что еще? – остановилась Цыси.

– У императора до сих пор нет наследника. Императрица Цыань бесплодна, а здоровье его величества сильно подорвано. На кону судьба династии, – вкрадчиво проговорил Ань Дэхай.

– Наследник! О чем я раньше думала? – Цыси впилась взглядом в своего слугу, и ее лицо озарилось зловещим светом. – Я могу стать императрицей, и тогда ни Цыань, ни князья не будут мне помехой! Но как это сделать? Способен ли Сяньфэн иметь детей? – Она помрачнела, подобрала подол расшитого орхидеями платья и, позвякивая бусинами в прическе, уселась в любимое кресло – подарок императора. – Сколько лет прошло с тех пор, как он сошелся с первой наложницей, и за все эти годы у него родилась лишь дочь!

– Я слышал от придворного лекаря, что скверная болезнь, которой хворает его величество, могла лишить его янности, – прошептал Ань Дэхай.

– Да, в последнее время без снадобий и опиума он уже ни на что не способен. Но лекарь не должен об этом болтать. – Она легонько стукнула евнуха веером по макушке. – Что князья говорят о наследнике, каковы их планы?

– Хотят обязать императора решить этот вопрос в возможно короткое время.

– Но если императрица, по всеобщему признанию, бесплодна, ей придется назначить наложницу для столь важного дела, – задумчиво проговорила Цыси. – А в последнее время из-за всех этих сплетен, будто я травлю повелителя опиумом, она не очень-то милостива ко мне. Надо что-то придумать. Наследника должна родить я!

– Вы правы, госпожа, но как это сделать?

За последний год Ань Дэхай сильно растолстел. Его платье могло бы сравниться с нарядами первых вельмож, пальцы унизывали дорогие перстни. Карьерный взлет покровительницы явно пошел ему на пользу. Теперь ему было непросто опускаться на колени, а уж вставать и подавно. Приходилось звать служанок, чтобы те поставили толстяка на ноги.

– Я должна подумать.

Цыси обвила пальцами драгоценный медальон и погрузилась в оцепенение. Шли минуты, Ань Дэхай вздыхал и тихо переваливался с одного колена на другое.

– Достань мне яд.

Задремавший Ань Дэхай встрепенулся и с испугом взглянул на госпожу. Она сидела все так же неподвижно, и евнух подумал, что ему померещилось. Но едва он собрался снова прикрыть глаза, как раздался тот же бесцветный голос:

– У яда должен быть едва уловимый аромат.

Цыси улыбнулась легкой улыбкой и погладила любимый медальон. Ань Дэхай знал, что эту безделицу ей подарила та самая ведьма, которую он привел во дворец студеной зимней ночью. И еще он заметил, что самые безжалостные планы приходили в голову его госпоже именно после таких поглаживаний медальона. Иногда Ань Дэхаю казалось, что, соединив свою кровь с кровью ведьмы, Цыси напиталась ее коварством.

За последний год столько хорошеньких служанок, привлекших внимание императора, были замучены, изуродованы и убиты по приказу наложницы Цыси, что стены Запретного города давно бы зарыдали от такого злодейства, если бы могли. Ань Дэхай сам побаивался свою повелительницу и в последнее время все чаще подумывал о бегстве. Богатство и влияние уже не казались ему столь привлекательными, как прежде. Но, увы, он слишком боялся умереть от яда в собственной постели даже за стенами Запретного города. Руки Цыси теперь простирались далеко за его пределы.

Сейчас дело принимало и вовсе скверный оборот. Ань Дэхай рискнул спросить:

– Кого вы хотите отравить, госпожа? Неужели?.. – Произнести имя он так и не решился.

– Никого, болван! – Цыси весело поднялась из кресла и взяла с подноса ранний персик. – Это только средство заслужить милость императрицы. Но, прошу, сделай это побыстрее – время не ждет. А мне пора на репетицию. Его величество хочет поставить новую оперу и сам исполнит небольшую партию. Я обещала помочь ему разучивать арии.

Поправив орхидею в прическе, она легким шагом вышла из покоев. Сейчас Цыси казалась нежным цветком, чистым и безобидным.

Держа золотой поднос, Цыси приблизилась к императрице. Цыань, сидящая в окружении придворных дам, приветливо, как всегда, улыбнулась фаворитке мужа. Цыси, живая, веселая, обаятельная, с озорными искорками в глазах, нравилась ей даже несмотря на то, как усердно завистливые языки принялись клеветать на бедняжку. Но несчастных тоже можно понять. В гареме его величества сотни девушек. Каждая мечтает о внимании, каждая с замиранием сердца надеется, что вот сегодня император откроет заветную шкатулку и достанет жетон с ее именем. Некоторые так и умирают, не дождавшись счастливого часа. Если первым умрет повелитель, тоже радости мало: наложницы императора не могут выйти замуж даже после его смерти, так и чахнут в Запретном городе.

– Благодарю, дорогая. – Цыань ласково кивнула Цыси.

– Ах! – Цыси взмахнула рукавом, взяла в дрожащую руку маленькую фарфоровую чашечку, куда только что налила чай, и поднесла ее к лицу.

– Что случилось, тебе нехорошо?

Императрица была на год младше Цыси, но покровительственный тон и показная забота об окружающих давно стали для нее естественными.

– Ваше величество! – Цыси побледнела, ее хорошенькое личико с живыми выразительными глазами стало по-детски испуганным. – Запах миндаля! Я знаю его. Вы не должны пить этот чай!

Голос драгоценной наложницы дрожал. Она сделала маленький глоток из чашки и поспешила на террасу.

Вокруг зашуршал шелк, раздались взволнованные крики, распахнулись двери, вбежали евнухи и служанки, явился начальник дворцового департамента, за ним начальник департамента кухни, а следом еще тот, что возглавлял департамент сервировки. Чашку и чайник под охраной евнухов понесли главному лекарю.

Цыань была напугана. Кто хотел ее убить? У нее нет врагов. Разве что сам император? Ему нужен наследник, а она бездетна. Или его приближенные сплели заговор, чтобы избавиться от нее. Да, это мог быть Цзай Юань, любимый племянник императора. Сяньфэн очень слаб, и в случае его смерти Цзай Юань вполне мог бы претендовать на престол. А она, Цыань, лишь незначительная помеха на его пути.

А может, это кто-то из наложниц? Нет, они бы не посмели, ведь за такое любая из них немедленно будет казнена мучительной казнью тысячи порезов. Нет-нет, это кто-то из приближенных императора. От страха у Цыань потемнело в глазах, ее охватила слабость. Едва живую императрицу отнесли в опочивальню, куда немедленно пригласили придворного лекаря.

– Кто здесь? – слабым голосом спросила императрица, вглядываясь в сумрак спальни.

– Это я, ваше величество, Цыси. Простите меня, я пришла узнать о вашем самочувствии и решила поберечь ваш сон.

– Спасибо тебе. Ты спасла меня сегодня, я этого не забуду. – После сна императрица обрела силы. В конце концов, могла произойти ошибка, и яд предназначался вовсе не ей, малодушно утешала себя добродетельная Цыань. – Позови Юби. Пусть подаст шкатулку с драгоценностями, я хочу кое-что подарить тебе. Знаю, ты любишь жемчуг. Надеюсь, это ожерелье придется тебе по вкусу. – И она протянула склонившейся в поклоне Цыси длинную нитку отборного жемчуга.

– Вот мы и опять подруги.

Поглаживая медальон, Цыси наблюдала за тем, как плещутся золотые рыбки в императорском пруду. Она прогуливалась по саду в сопровождении верного евнуха и нескольких служанок. После вчерашнего происшествия у Цыси было прекрасное настроение. Она то и дело что-то напевала своим дивным бархатным голосом.

– А теперь пригласи ко мне Ли Ляньина, пора нам подружиться.

Лицо Ань Дэхая немедленно помрачнело, а в глазах зажглась ревность. Ли Ляньин, приближенный евнух императора, самый влиятельный человек во дворце, и если Цыси заручится его поддержкой… Ань Дэхай вздохнул: обсуждать приказы Цыси не приходилось, в последнее время она сделалась нетерпелива и скора на расправу. Еще выдумает, что он украл у нее подарок императрицы, и снесет ему голову. Ань Дэхай зашептал молитву и поспешил на поиски Ли Ляньина.

– Приказ императора! – возвестил торжественный голос.

Со дня несостоявшегося отравления императрицы Цыань прошло не больше месяца.

Доверенный евнух императора Сяньфэна вошел в залу и, упав на колени, протянул Цыси табличку с приказом императора. Цыси покинула свое кресло, приблизилась к евнуху, опустилась на колени и приняла приказ.

– Госпожа избрана стать матерью наследника престола! – благоговейно проговорил Ли Ляньин, и все, кто был в зале, склонились.

Цыси распрямилась. В ее взгляде было торжество, уверенность и что-то еще, неуловимое, но пугающее. Ань Дэхай испытал знакомый трепет и еще раз подумал об увольнении со службы. Оставаться во дворце становилось опасно. Пожалуй, и богатство не стоит того – с отрубленной головой ему ничего не понадобится.