Текст книги "Всевидящее око фараона"

– А что за компания?

– Вот их визитка. Но на меня не ссылайтесь. Я здесь вообще не при делах, это он сам.

Ну что ж. Попытаемся зайти с этой стороны, вертя визитку в руках, размышлял Андрей. Впутываться в интриги городской администрации он не торопился. Да и потом, зачем им убивать Кулебина? На дворе не девяностые, посадить неугодного чиновника, как вскользь заметил Михаил Петрович, куда как проще и надежнее. Грешки за покойным водились, и немало.

Попробуем с подрядчиками.

Компания по ремонту уборочной техники располагалась на другом конце города. Тащиться туда ох как не хотелось, но деваться было некуда. Забор, какие-то ангары, все убого, заброшено, мертво. Здесь вообще кто-то есть?

Андрей добросовестно обошел забор, постучался в ворота, калитку и несолоно хлебавши вернулся в машину. Надо было позвонить, запоздало сообразил капитан.

Ответа он ждал долго.

– Да, кто это? Что надо? – наконец нелюбезно ответили ему.

– Добрый день. А я от Кулебина, – решил немного схитрить Андрей.

– От Валеры? – нерешительно переспросил голос. – Так он вроде того…

– Он того. Но дела-то некуда не делись, – продолжал вести свою линию Андрей.

– А что за дела?

Вот ведь, блин!

– Контракт, ремонт техники. Поговорить надо. Лучше сегодня.

– А ты кто? – снова насторожился собеседник.

– Дед Пихто. Встретимся – объясню, – весьма развязно заявил Андрей, поймав интонацию собеседника. – Говорю, дело есть.

– Ладно. Через час подъезжай на Шафировский.

– Уже здесь. Так что давай быстрее, мне тут торчать неинтересно.

Собеседник Андрея заинтересовал. Странноватая у него была манера общаться для серьезного бизнесмена, с которым унитарное предприятие контракты солидные заключает. Прав был Михаил Петрович, здесь стоит покопаться.

Темная потрепанная иномарка припарковалась рядом с Андреем спустя минут сорок, и у Андрея возникло ощущение, что она минут пять назад уже проезжала мимо него на небольшой скорости. Осторожничает, подумал о водителе Андрей, выбираясь из машины и мысленно фотографируя номер иномарки. Надо будет ее по базе пробить.

Мужичок, вылезший из иномарки, был плотным, невысоким, с простоватым лицом, в поношенной куртке, с седой неряшливой шевелюрой и с тревожными мутноватыми глазами. На успешного бизнесмена он не тянул ни по каким критериям.

– Ты от Николаича? – озираясь по сторонам, спросил он, не торопясь протянуть руку.

– Я. А ты чего так дрожишь? – поинтересовался Андрей, продолжая подыгрывать собеседнику.

– А что мне делать? – зло огрызнулся тот. – Я, если что, больше участвовать в этом деле не хочу. Я, если что, на банкротство лучше подам, я уже узнавал.

– А чего это ты сразу банкротство?

– А того. Пока Кулебин был жив, это одно, а теперь я за всех отдуваться не хочу. Вы все выскочите, а я крайним останусь! Нет уж!

– Ты успокойся, тормозни. Пока еще ничего не случилось.

– А Кулебин? – нервно сплюнув в сторону, спросил мужичок.

– Что Кулебин?

– Говорят, что его убили.

– Ну, и ты тут при чем?

– Я ни при чем, а только кто его убил и за что? Я следующим быть не хочу!

– Точно? Тогда вываливай, что у вас там за делишки были. Попробую тебя вытащить, – уже другим тоном проговорил Андрей и достал удостоверение.

При виде корки нервный мужичок позеленел, челюсть его задрожала, и он стал как-то нехорошо заваливаться на бок.

– Ох и нервный народ пошел! – крякнул Андрей и потащил мужика к машине.

– Успокойся, я не по твою душу. Я убийство Кулебина расследую, а не ваши с ним махинации. До них мне, что б ты знал, дела нет. Я за смежников пахать не намерен. Ясно?

– Да, – неуверенно проблеял его визави.

– Ну вот. А теперь ты мне все спокойно расскажешь, а я тебе, может, еще и помогу, – ободряюще пообещал Андрей. – Тебя как зовут?

– Серега. В смысле Сергей Геннадьевич. Токмачев.

– Ну рассказывай, что у вас тут творится и чего ты так боишься?

– Да я не боюсь, это я так, – начал артачиться слегка оклемавшийся Сергей Геннадьевич, но под строгим взглядом Андрея замолчал, собрался с мыслями и приступил к делу.

– Мы с Кулебиным давно знакомы. Раньше соседями по даче были, только они давно уже оттуда съехали. Что им садоводство при таких бабках?

– Ну, ясно, – поддакнул Андрей.

– Но телефон у меня его сохранился, а тут такое дело, кризис, с работой совсем беда, а еще кредит, а еще у дочки ипотека и зять работу потерял, у меня того и гляди машину заберут и бизнес отберут. Куда ни кинь, везде кирдык. Ну я от отчаяния и позвонил Кулебину, денег хотел перезанять. Ему копейки, а у меня вся жизнь в тартарары летит, – жалобным голосом рассказывал Токмачев.

– И что Кулебин, помог?

– Ну как сказать? Он меня к себе на работу пригласил. Расспросил обо всем, спросил, где я работаю, что за бизнес?

– Ну и что за бизнес?

– У меня автосервис был. Ну как автосервис, так, гараж, мы там с шурином на пару работали.

– Ясно. Дальше.

– Дальше он мне и говорит, я тебя, мол, выручу, но и ты мне поможешь. Оформим твой гараж как официальное предприятие, я с тобой контракт заключу на ремонт техники, тебе делать ничего не надо будет, мы с ремонтом и сами справимся, только счет надо открыть, чтобы я тебе бабки переводил, а ты их мне потом обналичишь, ну и тебе за хлопоты долю. Ты с долгами рассчитаешься, а я свои вопросы решу. Только это я сейчас так коряво рассказываю, у Кулебина все красиво выходило, с размахом и вроде как по закону. Вроде как я сразу директором настоящей фирмы становлюсь, и бизнес у меня попрет и заказы. В общем, красиво, да и деваться мне было некуда. А тут такие перспективы. Ну, я и согласился. Он мне сразу юриста дал, который все это оформил. Я только подписи ставил, и все. Потом у меня этот ангар появился, пару тракторов пригнали, деньги на счет пошли, мы их под зарплату, покупку деталей и еще какую-то хрень списывали. Этим бухгалтер занимался. Его тоже Кулебин поставил. Я со всеми долгами расплатился. Только по ночам спать плохо стал. А вот теперь еще и Кулебина убили, сижу теперь и жду, когда за мной придут.

– Ну, это вы зря. Вы скорее прокуратуре интересны, чем убийцам, – протянул Андрей. – Аферу эту, судя по всему, Кулебин сам затеял, без дольщиков, следовательно, мотива для убийства я тут не вижу. Если только ты Кулебина не грохнул, – взглянул внимательно на Токмачева Андрей. – Но это вряд ли. Ничего тебе смерть Кулебина, кроме головной боли, не принесла, да и полет не тот. Хотя проверить все же стоит.

– А что же мне теперь делать? – тоскливо глядя на Андрея, тихо нудил Токмачев.

– Закрой свою лавочку, сиди тихо, может, и пронесет, – бросил ему капитан, выходя из машины. – Вот визитка моя на всякий случай.

Глава 6

1924 г. Париж. Франция

В Париже Феденька устроился прекрасно. Он снял уютную квартирку на бульваре Османа: большая комната, две маленьких спальни и крошечная кухня. Квартирка располагалась в мансарде нового семиэтажного дома, под самой крышей. Лифт в доме частенько ломался, и Феденьке приходилось пешком взбираться к себе на самый верх. Зато в квартире имелся клозет, что было не таким уж частым явлением в недорогих квартирах, и она была оборудована ванной комнатой с газовой колонкой. Собственно, ради них Феденька и поселился на бульваре, сперва-то он хотел обосноваться в Латинском квартале, поближе к Сорбонне и Люксембургскому саду. Но амбре, распространяемое на летних улицах Парижа желто-коричневыми бочками, вывозящими нечистоты, и исходящее из примитивной канализации, устроенной в старых домах квартала, убедило его поискать жилье покомфортнее, хоть и подороже, на правом берегу Сены.

Обустроившись на новом месте, Феденька дал объявление в газету, что разыскивает Ольгу и Василия Вадбольских, и даже пообещал небольшое вознаграждение за сведения о них. Но никто так и не откликнулся. Потом он еще раз повторял это объявление с тем же результатом.

Здесь, в Париже, впервые в своей жизни Феденька вдруг оказался предоставлен самому себе. У него не было обязательств, в том числе и семейных, служебных обязанностей, начальства, наставников, товарищей по экспедиции, друзей, не было никого и имелись средства к существованию. Небольшие, но позволявшие ему вести праздный образ жизни. Это было непривычно. Первые несколько дней он бездумно гулял по городу, разглядывая публику, витрины магазинов, заглядывая в кафе, обедая в ресторанах. Казалось, что Париж был самым живым городом на всем белом свете. По его улицам сновали толпы народа. Трамваи, автобусы, такси, фиакры, роскошные авто, пешеходы – все это бурлило, галдело, куда-то неслось, двигалось, захватывая в стремительный поток. Париж жил в ритме джаза, и Феденька поддался этому ритму.

Он, вскакивая утром с постели, торопился одеться и, вприпрыжку спустившись по лестнице, вылетал на улицу, там, подхваченный потоком, добегал до кафе, завтракал, придумывая, куда отправиться дальше. Скачки, гонки, ярмарки, вернисажи – круговерть города не давала скучать.

Он побывал в новомодных дансингах, где наяривали зажигательные ритмы оркестранты, по большей части негры, одетые в смокинги, а в полутемных залах беснующаяся толпа извивалась в новомодных чарльстонах и фокстротах, хлопала ладонями в такт, подхватывала припевы знакомых мелодий. Мелькали женские ножки, отсвечивала на барной стойке радуга коктейлей, звучала многоголосая речь на разных языках. И витал запах пота, перебиваемый ароматом дорогих духов.

В таких вот дансингах он несколько раз знакомился с девицами. Хорошенькими, раскованными, очень современными, и проводил у них ночь. Когда это случилось впервые, Феденька сутки не выходил из квартиры, пытаясь осмыслить произошедшее, краснея от смущения и содрогаясь от воспоминаний о пережитом наслаждении. Это произошло с ним аккурат в день его девятнадцатилетия.

Он повадился обедать в модных кафе. Например, в «Клозери де Лила» или «Куполе», а в «Двух Магах» он несколько раз встречал группу экзистенциалистов во главе с Жаном-Полем Сартром и Симоной де Бовуар, они набирали популярность в богемных кругах.

Еще Феденька купил радиоприемник, и теперь в его квартирке с раннего утра звучала популярная музыка.

Вечерами он отправлялся в оперетту или в кино, а то на какое-нибудь шоу вроде «Негритянского ревю» Жозефины Бейкер. А сколько в Париже устраивалось выставок, одна интереснее другой! Кубисты, абстракционисты, дадаисты, сюрреалисты и все прочие, называвшие себя «авангардом», стремились заявить о себе.

Феденька, глядя на их творения, частенько не мог решить, как воспринимать увиденное: как искусство или как провокацию. Можно ли их сравнивать с любимыми им с детства Репиным или Айвазовским?

А еще Феденька пристрастился к спорту: автогонки, боксерские поединки, велогонки. Он даже купил себе велосипед, который приходилось после прогулки тащить к себе в мансарду, и этот процесс сильно отравлял удовольствие от катания. И тем не менее он был счастлив, катаясь по парку в новом клетчатом костюме, брюках для гольфа и мягкой шляпе и ловя на себе одобрительные женские взгляды. Он чувствовал себя этаким модным франтом.

Теперь по утрам, сидя в кафе за чашечкой кофе, он внимательно просматривал «Пти паризьен»; кстати, из этой газеты он узнал о смерти лорда Карнарвона, тот умер шестого апреля в номере каирской гостиницы от заражения крови. Почему-то эта новость Феденьку совсем не взволновала, он забыл о несчастном лорде через минуту, как если бы ему сообщили о смерти едва знакомого человека. Любил он почитывать «Эко де Пари» в поисках свежих развлечений – здесь широко освещались новые постановки, шоу, выставки. Феденька был одурманен Парижем. Так весело, насыщенно и интересно он еще никогда не жил. Казалось, его жизнь превратилась в бесконечный праздник. Ему чудилось, что и весь мир вокруг него вовлечен в этот радостный беззаботный карнавал. Он не замечал нищих, спящих под мостами, инвалидов, просящих милостыню на бульварах, толпы рабочих, осаждающих пристани с грузовыми баржами в поисках поденной работы. Он жил словно в коконе из золотистой мерцающей дымки, оградившей его от реального мира.

Так продолжалось месяца три, пока в один прекрасный день он не обнаружил, что средства к существованию у него заканчиваются. Он сидел на кровати, разложив перед собой несколько купюр и рассыпав мелочь. Пора было заняться делами.

Для начала Феденька продал оставшиеся у него монеты, это принесло достаточно средств, чтобы он мог продолжать вести беспечную жизнь еще несколько месяцев. Но на этот раз в Феденьке проснулась врожденная осторожность. Басню о «Стрекозе и муравье» он хорошо помнил еще с гимназии. Пора было браться за ум.

Иногда, гуляя по Латинскому кварталу, Феденька подумывал: а не поступить ли ему в Университет? Скажем, как мечтал папенька, на правоведение, или, может, начать изучать историю? Археологию? Ведь деньги, которые у него сейчас имеются, рано или поздно закончатся, а профессия – вещь надежная, папенька всегда так говорил. И вот сейчас, сидя на кровати, он всерьез задумался о своем будущем и впервые ощутил тоскливое одиночество. Ему не с кем было посоветоваться, поделиться планами, да просто поговорить. У него даже знакомых в Париже не появилось. И об Оленьке до сих пор нет никаких известий. Пожалуй, стоит еще раз съездить по их старому адресу, расспросить соседей. Так он и сделал.

– Вадбольские? Так они же в Америку уехали, – ответила ему сухонькая старая гранд-дама, проживавшая с семейством на втором этаже, в такой же крошечной и неуютной квартире, в какой жили прежде они с сестрой. Ходили слухи, что эта старушка – бывшая фрейлина самой императрицы.

– В Америку?

– Ну да. Я слышала, что Василий Васильевич получил письмо от какого-то родственника из Америки, тот вроде бы хорошо устроился и звал их к себе, даже вроде бы деньги на билеты прислал.

Вот так история… Феденька был потрясен до глубины души. Америка!

– А адрес они свой не оставляли? Может, хоть название города? – сообразил он спросить у бывшей фрейлины.

– Нет. Ничего не оставляли, но, возможно, моя дочь лучше осведомлена, она общалась с госпожой Вадбольской. Вы можете расспросить ее, она будет дома вечером.

Увы, американского адреса Вадбольских никто не знал.

Следующий день Феденька провел дома в размышлениях, даже позавтракал он у себя. Ему предстояло решить несколько вопросов: во‑первых, продажа драгоценностей. Продать в Париже египетские находки было проще, чем в Каире, и безопаснее, надо только как следует прицениться. Найти солидного покупателя, обсудить цену, и возможно, не показывать ему сразу все. Начать стоит с анха. Хотя… возможно, продать обе вещи вместе будет выгоднее? Феденька смотрел на лежащие перед ним сокровища. Он взял в руки «Око», теперь он так его называл, с инстинктивным почтением – глазу это нравилось, Феденька это чувствовал, хотя никому и никогда не признался бы в подобных странностях, еще сочтут сумасшедшим. «Око» уютно устроилось в Феденькиной ладони, такое тяжелое, округлое, мягко сияющее золотым блеском, только вот в само «Око» Феденька смотреть побаивался. Он все время будто ощущал, что за ним наблюдают, изучают его. «Око» словно старалось загипнотизировать его, и Феденька, чувствуя, что больше не может сопротивляться и вот-вот взглянет в карий огромный зрачок, быстро сунул опасный артефакт под подушку, а потом подумал и еще засунул в носок, для надежности.

Больше сомнений у Феденьки не было, от «Ока» нужно избавляться как можно быстрее, а вот насчет анха можно и подумать, оставить на черный день. Спрятав сокровища в тайник, устроенный им под ванной, Феденька оделся и вышел за газетами. Искать покупателя на свои сокровища он собирался через объявления, ему нужен или солидный ювелир, или коллекционер. А может, предложить «Око» музею? Нет, частный коллекционер, пожалуй, заплатит больше. А что, если самому дать объявление, без указания адреса, а например, на почту до востребования, а затем уже назначить встречу, например, в кафе.

Пролистывая газеты, Феденька натолкнулся на статью французского египтолога Жоржа Бенедита, в которой упоминалось о том, что его брат – известный искусствовед и помощник куратора Версальского музея. А не начать ли с него? Уж эти двое, несомненно, оценят его находки по достоинству и, вполне возможно, если не смогут купить их сами, подскажут, к кому обратиться, и уж они-то наверняка следят за раскопками Картера, и Феденьке будет несложно доказать подлинность вещей.

Идея показалась ему прекрасной, и, не откладывая дело в долгий ящик, он написал письмо Леонсу Бенедиту, отрекомендовавшись членом археологической экспедиции Картера – Карнарвона.

Весьма довольный собой, Феденька вечером отправился в «Мулен Руж», дабы вознаградить себя за труды, там он познакомился с веселой разномастной компанией, в ней были англичане, испанцы, один аргентинец, француженки и даже арабский принц. Все вместе отправились на дансинг, потом в бар, потом еще куда-то. Домой Феденька вернулся под утро в прекрасном расположении духа, слегка хмельной и сразу завалился спать.

Это был первый раз по прибытии во Францию, когда его начали мучить кошмары. Знакомые глаза метали громы и молнии, он вновь стоял на коленях в черной привычной пустыне в черном вакууме, сотрясаемом гневом фараона. Теперь у него не было сомнений в том, чьи это глаза преследуют его. Он словно бы начал их понимать, ему стало казаться, что это дух фараона из преисподней терзает его, диктуя свою волю.

Гнев фараона гнул его к земле, требовал, приказывал, грозил. Проснулся Феденька весь в испарине, совершенно разбитый, вся радость прошедшего вечера испарилась без следа. Он был так зол и разочарован, что едва не вышвырнул проклятое «Око» на улицу.

Удержал здравый смысл. Это «Око» было залогом его дальнейшего благополучия.

Феденька был не столько напуган, сколько зол. С какой стати эта ветхая древность, почившая две тысячи лет назад, смеет диктовать ему свои условия? Какое дело этому мальчишке-фараону, да, да, Феденька прекрасно знал, что Тутанхамон был мальчишкой, младше Феденьки, ему и девятнадцати на момент смерти не исполнилось, диктовать ему, живому русскому человеку Федору Липину, свою волю?

Феденька не был атеистом. Он был православным, а это куда как важнее. Он был христианином, а потому не боялся всякой древней нечисти. Уж Господь Бог и Богородица защитят его от этой ерунды, но вот высыпаться ему бы хотелось. Он достал из тайника спрятанное в носок «Око» и потряс его злобно и раздраженно, хотел даже об стену ударить, но вовремя спохватился – за испорченную вещь ему заплатят меньше, а золото – металл нежный, лучше не рисковать.

– Продам! Немедленно продам! – пригрозил он «Оку» и без всякого почтения снова засунул его в пыльную темную щель под ванной.

Видимо, подействовало, кошмары Феденьку больше не мучили.

Ответ от Леонса Бенедита пришел на удивление быстро. Он приглашал Феденьку встретиться у него в Версальском кабинете, чтобы осмотреть артефакты. Феденька был бесконечно счастлив. Бенедит оказался приятным, располагающим человеком, к сожалению, его брат не смог присутствовать на встрече, но и сам Бенедит неплохо разбирался в предмете, он внимательно осмотрел «Око», затем анх, восхитился сохранностью предметов, расспросил Феденьку о раскопках и даже пригласил вместе пообедать, дабы услышать все подробности того, как произошло величайшее в археологии открытие.

Феденьке его внимание польстило, он с удовольствием поделился с Бенедитом своими египетскими впечатлениями, они чудно провели время. На прощание Бенедит пообещал в кратчайшее время обсудить с руководством музея вопрос покупки Феденькиных находок и телеграфировать ему. Цена, названная Бенедитом, показалась Феденьке справедливой и приемлемой, теперь оставалось только ждать. Но прощаясь, Бенедит намекнул Феденьке, что, если музей заупрямится или не найдет средств, он подскажет своему молодому другу, к кому ему следует обратиться, и сведет его с нужными людьми.

Увы, музей счел сумму слишком большой и не смог отыскать необходимые средства для покупки египетских артефактов, зато месье Бенедит, как и обещал, нашел частного коллекционера, заинтересовавшегося Феденькиными сокровищами.

Он назначил ему встречу в одном из ресторанов в районе Монпарнаса, чтобы познакомить заинтересованные стороны. Феденька, насвистывая модную мелодию, собирался на встречу, настроение у него было превосходным, кошмары его последние дни не мучили, вероятно, стойкость и решительность Феденьки убедили фараона оставить его в покое. Повязав свой самый элегантный галстук и еще раз проведя щеткой по волосам, Феденька прихватил шляпу и вышел из дома. На улице его подхватил привычный поток, сперва он думал доехать до места на метро, но потом отказался от этой затеи и взял такси – так дольше, но зато респектабельнее.

Увы, в этот вечер они так и не дождались покупателя. Когда они с месье Бенедитом сидели за столиком в ресторане, беседуя и потягивая вино в ожидании месье Фараля, крупного промышленника и страстного коллекционера, на улице раздались крики, поднялся шум, завизжали тормоза, загудели клаксоны, ресторанная публика бросилась к окнам.

– Что там стряслось? – подозвав официанта, поинтересовался месье Бенедит.

– Кажется, задавило какого-то господина. И вроде бы насмерть, – понизив голос, сообщил официант подходящим к случаю скорбным тоном.

Месье Бенедит взглянул на часы, на Феденьку, и они оба поспешили на улицу.

Увы, их опасения оказались не напрасны, месье Фараль, которого они ожидали, бездыханный лежал на краю тротуара, окруженный толпой зевак, тут же крутилась парочка неизвестно откуда взявшихся репортеров.

Пришло не меньше двух недель, пока Феденька не получил от Бенедита новую телеграмму, ему удалось найти еще одного покупателя, который был готов встретиться с Феденькой. Встречу назначили в музее у господина Бенедита. На этот раз Феденька отнесся к встрече серьезнее, он заранее сходил в храм, поставил свечку, заодно заупокойную заказал за родителей, да и Оленьке с племянниками за здравие молебен заказал.

Глупостями в этот день не занимался, сосредоточился на деле. В музей прибыл вовремя, и даже заранее. На этот раз и месье Бенедит был серьезнее, они сидели в кабинете, обмениваясь короткими, ничего не значащими фразами в ожидании графа Катермер-де-Кенси, наследника старинного рода, коллекционера и мецената. Он несколько задерживался, и Феденька начал понемногу волноваться, то и дело исподтишка взглядывая на роскошные старинные часы, украшавшие кабинет Бенедита.

Напряженную тишину кабинета нарушил телефонный звонок. Месье Бенедит ответил на вызов, потом печально взглянул на своего юного посетителя.

– Увы, месье Липин, мы не дождемся графа. Звонил его секретарь, сегодня утром у графа случился приступ аппендицита, только что его увезли на скорой в больницу. Какой-то злой рок тяготеет над нами, – грустно пошутил месье Бенедит.

Но Феденька в его словах шутки не уловил, скорее наоборот. Ему почудилось зловещее предупреждение.

Злополучный граф на операционном столе скончался – перитонит. Феденька эту новость воспринял с мрачным спокойствием.

А ночью ему снова приснились глаза. На этот раз они были до удивления спокойны, даже насмешливо-презрительны, а мрачная темная пустыня равнодушна.

– Мерзавец! – воскликнул, проснувшись Феденька. Назло покойному мерзавцу он плотно позавтракал, прогулялся по саду Тюильри, съел мороженое, сидя на лавочке и любуясь окутанной дымкой Эйфелевой башней. Заглянул на выставку кубистов, еще раз ужаснувшись смелости замыслов, а точнее наглости, с какой эти господа выдавали свои замысловатые поделки за подлинное искусство, и вернулся домой в приподнятом настроении.

Поднявшись к себе в мансарду, он устроился в кресле у окна и призадумался. А что, собственно, произошло с тех пор, как он украл из гробницы проклятый «Глаз»? Он намеренно произнес именно «глаз».

Да ничего! Вот именно, ничего! Кошмары возбужденного сознания? Сперва испуг от содеянного, все же он ограбил гробницу, и это был самый позорный и бесчестный поступок в его жизни, папенька с маменькой со стыда бы сгорели. А вот Ольга бы, пожалуй, одобрила, в нынешних, конечно, обстоятельствах. Далее случай в Каире. Он страшно нервничал из-за продажи ценностей. Накручивал себя, ему приснился кошмар, он испугался, сбежал, прятался, как последний дурачок, в отеле. А может, старый Али Хусейн ничего и не злоумышлял против него, и все это было плодом его собственных фантазий. А теперь в Париже? Опять разыгрались нервы, да и то, так, слегка. Приснился знакомый сон. И что удивляться? Если он с утра до вечера думал о продаже «Глаза», он ему и приснился. А смерть этих людей, графа и месье Фараля, – простое совпадение. Ведь если бы на «Глазе» лежало проклятие, оно бы поразило не незнакомых людей, Феденька даже имен их не знал заранее, а его самого. Логично? Вполне. Значит, никакой мистики тут нет и проклятия тоже нет. А есть предрассудки, детские суеверия и нелепые совпадения. И вообще, вот он возьмет и прямо сейчас отнесет проклятый «Глаз» в первую же антикварную лавку и продаст!

Последнее было пустой угрозой. Феденька понимал истинную цену «Ока» и не хотел продешевить, а откуда у простого лавочника такие средства? Увы, так просто избавиться от «Ока» не выйдет. Деньги. «Презренный металл!» – вздохнул тяжко Феденька.

И кстати, не пора ли ему уже стать Федором или даже Федором Андреевичем? Все-таки не мальчик уже, двадцатый год пошел. Пора уже взрослеть.

Ласковое домашнее «Феденька» было словно благословением родителей, лежащим на нем с самого детства. Поцелуем матери, одобрением отца, оно, как крыло ангела, берегло его и вселяло уверенность. Но семьи больше нет. Даже Оленька – и та пропала. Так может, пора уже проститься с детством? Он подошел к зеркалу и долго рассматривал свое отражение. Высокий, крепкого сложения, русые прямые волосы, серо-зеленые глаза, чуть вздернутый нос, открытый лоб. Вот нижняя часть лица выглядела несколько слабой и безвольной. Феденька плотно, сурово сжал губы. Так, пожалуй, лучше. Федор Андреевич Липин.

Да. Пора взрослеть.