Текст книги "Тюремная песнь королевы"

Глава 5
В пути

Через пару дней кортеж принцессы двинулся в сторону Франции. Проезжая через родной ей Копенгаген, принцесса лицезрела стоящих по обочинам дороги на коленях горожан, те благословляли юную принцессу и кричали ей в след слова напутствия.

Одетая в серую с серебром тунику, синее сюрко и укутанная по самый нос в меха, Энгебурга без конца болтала со своими придворными дамами. Две из них во время всего пути делили с нею карету. Всего вместе с Энгебургой из Дании уезжали пятьдесят ее любимых фрейлин – по масштабам того времени более чем скромная свита, но зато каждую из этих девушек можно было с честью назвать красой и гордостью королевства Канута VI. Он отпустил их единственно из любви к сестре, желающей украсить французский двор самыми изысканным датскими цветами. Кроме того, Энгебурга не говорила по-французски, а значит, все равно не смогла бы общаться с французскими фрейлинами, которых должен был предоставить в распоряжение будущей королевы король Франции.

Энгебурга погрузилась в мечты о прекрасной Франции, в которой ей теперь следовало жить, о короле, которого она уже любила всем сердцем, и крошечном здоровом младенце, которого она очень скоро подарит любящему мужу и всей Франции.

Идея родить Филиппу Августу прекрасного дофина так понравилась Энгебурге, что она на радостях придумала сыну имя Раймон и уже спустя несколько часов пути могла без умолку рассказывать своим фрейлинам, каким красавчиком явится на свет ее пухленький, точно ангелочек, Раймончик. В предвкушении веселой свадьбы и рождения наследника девушки придумывали, какими бантами украсят колыбельку дофина и какие узоры будет уместнее вышить на его первой рубашечке.

Через несколько дней навстречу веренице неспешно шествующих карет выехал небольшой отряд, во главе которого гарцевал на прекрасном вороном коне изящный молодой человек в голубом плаще со звездами. Он подлетел к карете посла Гастона Рассиньяка и, поклонившись, передал приказ короля ехать через Амьен, где Его Величество будет с нетерпением ожидать свою невесту. Тут же принцессе было доложено через переводчика о королевской воле, и галантный придворный, привезший письмо, проворковал несколько комплиментов относительно редкой красоты и очарования будущей королевы Франции.

Одетые в начищенные до блеска доспехи и дорогую одежду французы всячески пытались заглянуть в карету невесты короля в надежде увидеть Энгебургу первыми.

И увидев, восторженно цокали языками, сообщая друг дружке, что, создавая датскую принцессу, Господь превзошел сам себя – такой прекрасной казалась темноволосая и синеглазая северная нимфа. Любопытство военных дошло до того, что один не в меру любознательный паж чуть было не рухнул с коня, пытаясь заглянуть в крохотное окошечко кареты принцессы. Два рыцаря поссорились из-за того, что один был убежден, что Энгебурга миниатюрна, как кузена короля, а второй стоял на том, что она точно такого же роста, как покойная королева. Конфликт чуть было не перерос в сражение, так как на сторону своих господ встали их слуги и оруженосцы, вооруженные боевыми топорами и короткими мечами. Так что послам Его Королевского Величества не осталось ничего иного, как во избежание ненужного кровопролития попросить королеву выйти из кареты и показаться воинам. В противном случае все они переколошматили бы друг дружку, а кортеж принцессы остался без французской охраны.

Когда до Амьена остался день пути, Энгебурга велела остановиться в небольшой гостинице, где служанки приготовили ей бочку для мытья. После чего принцессу умастили изысканными маслами и духами, надели на нее одно из лучших платьев и драгоценности и повезли дальше.

Последние шесть часов перед встречей с суженым Энгебурга металась по карете в любовной лихорадке, то браня неповоротливых лошадей, которые словно специально еле тащились, заставляя французского монарха ждать, то вдруг застывала, погружаясь в мир грез. Она ничего не ела и отказывалась от питья. Речь принцессы была бессвязной, так что ехавшие с ней в карете придворные дамы решили было, что она заболела. Однако это была любовь – великая любовь, которую Энгебурга несла в своем сердце и которая теперь пыталась вырваться на волю, умчав девушку в недоступные ей прежде дали. Это была любовь, которую та пестовала в себе всю жизнь и которая теперь должна была, наконец, найти свой выход, своего возлюбленного, свое место в жизни – место подле него. Она заочно обожала своего мужа, и знала, что так будет вечно.

Глава 6
О том, как Филипп и Энгебурга в первый раз увидели друг друга

Амьен встречал свою будущую королеву развешенными знаменами и цветами. Желая, чтобы этот день сделался незабываемым для принцессы, король велел украсить дома ярким сукном и развесить вдоль улицы гирлянды с живыми цветами. Все рыцари и вельможи были одеты в свои лучшие одежды. Сам король в развевающемся на легком ветру алом плаще и серебреной кольчуге встречал свою невесту сидя на белом коне, сбруя которого светилась драгоценными камнями. Рядом с королем двигались две шеренги знаменосцев, так что казалось, что над головой короля полыхает разноцветное пламя. За королем в каретах и на конях весело двигался великолепнейший эскорт, состоящий из самых знатных людей королевства и их жен. Дамы несли в руках прекрасные веера, изукрашенные перьями птиц и кружевами. Многие прижимали к груди внушительных размеров букеты с лентами и флажками с переплетенными буквами «Ф» и «Э» – Филипп и Энгебурга. Бароны королевства выставляли блестящие на солнце кольчуги и металлические нашивки. Блистали трехрядные цепи, браслеты и серьги. Легкие вуали перемешивались с хорошенькими шапочками, разноцветными перьями и диадемами с драгоценными камнями. Начищенные до блеска шлемы светились золотом и серебром. Солнце играло на осыпанных камнями ножнах мечей, на рукоятках кинжалов и драгоценных сбруях коней.

Вся эта разряженная толпа вытекала из ворот Амьена, точно вышедшее из берегов разноцветное море. Наверное, не прозвучи приказ остановиться, они так и двигались бы дальше, пока не достигли главы торжественного кортежа, и не поглотили бы своей яркой массой убранную мехами карету принцессы-невесты.

Впереди карет послов и свиты Энгебурги двигался целый отряд французских всадников, которые наконец приблизились к толпе придворных, чтобы упасть в ноги своему королю. Взволнованный предстоящим радостным событием офицер охраны впервые в жизни лично рапортовал королю о прибытии в его владения датской принцессы, сестры короля Канута VI Энгебурга. При этом щеки юноши горели, а сердце так часто билось, что на это не возможно было не обратить внимания. Когда же король спросил о его здоровье, тот, к вящему восторгу толпы, звонко произнес, что красота будущей королевы способна сразить всех от мала до велика. Сделать самых суровых и испытанных в боях рыцарей пленниками любви! Все воины его отряда пали сраженные поразившей их любовью. А раз не устояли более опытные, что же говорить о нем, только начинающим жить?

Король поблагодарил юношу за проявленную куртуазность и столь лестное мнение о невесте, предвкушая ожидавшее наслаждение с прекрасной девушкой, предназначенной ему в жены. Придворные рукоплескали смелости молодого рыцаря. Первый министр короля спешно заносил в наградной лист имена послов, заключивших брачный контракт, а также рыцарей, охраняющих Энгебургу в пути, рассуждая так, что после венчания и коронации король без сомнения пожелает одарить этих придворных.

Когда карета принцессы достигла врат Амьена, прозвучали трубы, серебряные голоса их заглушили праздничные речи, поздравления и доклады.

Властно отстранив от себя привезших Энгебургу офицеров, Филипп Август как завороженный проследовал до кареты, из которой навстречу ему вышла принцесса. Несколько секунд жених и невеста завороженно молча смотрели друг на друга. Король нашел в себе силы первым подойти к девушке, взять ее похолодевшие от волнения руки в свои и бережно приблизить их к своим губам.

– Надеюсь, дорога показалась вам не очень утомительной, пленительная фея? – смотря в глаза Энгебурги, прошептал король.

За его спиной то же самое повторил переводчик, но принцесса и так все поняла, щечки ее залил яркий румянец, отчего она вдруг сделалась еще более прекрасной, нежели это показалось королю в первое мгновение. Не выдержав, Филипп Август приблизил лицо к своей невесте и нежно и страстно припал к ее губам. В толпе придворных раздались восторженные возгласы.

Сердце Энгебурги стучало так, словно вот-вот было готово вырваться из груди и улететь подобно золотой птахе в синее небо. Поцелуй нареченного и вымоленного у Бога жениха словно пробудил ее дремавшее сердце, заставив юную принцессу увидеть мир совершенно в других красках. Восторженная, она смотрела влюбленными глазами на свою мечту, умоляя Бога позволить ей прожить еще немного, для того чтобы познать с этим прекрасным мужчиной всю нежность, которую он пожелает подарить ей.

После такой пылкой встречи, никто не удивился тому обстоятельству, что влюбленный король потребовал немедленного венчания, приказав поторопить попов. Теперь Филипп Август мог желать только одного, как можно скорее сделаться законным супругом прекрасной Энгебурги, чтобы с чистой совестью лечь с ней в постель.

Точно в бреду, он дождался, когда ему доложили, что главный храм Амьена ждет его для венчания. За время ожидания Энгебурга успела только выпить немного лимонада и надеть свадебный наряд, привезенный с собой.

На самом деле, обычай требовал, чтобы претерпевшая долгое и утомительное путешествие невеста, во всяком случае, получила время немного отдохнуть и привести себя в порядок, но Энгебурга и сама не желала этой отсрочки, подозревая, что умрет от страсти, если уже в эту ночь Филипп Август не станет ее супругом.

Глава 7
Амьенская Дева Мария

По странной прихоти судьбы свадебное платье датской принцессы оказалось синим с серебряными нитями. Синим же расшитым звездами был и покров на ее голове, точь-в-точь такой же, как на знаменитой статуе Девы Марии в главном храме Амьена. Но откуда несчастная датская принцесса могла знать о своем сходстве со статуей, которую никогда прежде не видела? Энгебурга и понятия не имела о том, о чем вскоре заговорил весь город.

Когда юная невеста короля подходила к церкви, толпа вдруг замолчала, пораженная явленным знаменьем. Кто-то упал на колени, запричитала сумасшедшая нищенка. Простой народ лицезрел необыкновенное зрелище, тихо перешептываясь и толкая друг друга локтями.

Постепенно волна шепота достигла толпы празднично одетых придворных, которые с вытаращенными взглядами встречали ничего не понимающую принцессу. Недоумевали от странной реакции народа и фрейлины Энгебурги, которые, так же как и их повелительница, не знали французского, но, тем не менее, понимали, что происходит все не так, как это было запланировано.

Ропот достиг апогея, когда король и его невеста встали напротив алтаря, из-за которого на них смотрела темноволосая и одетая в синее со звездами одеяние Дева Мария. Прекрасные синие глаза святой светились тихой грустью, а лицо было нежным и румяным, точно юная, она вдруг зарделась при встрече со своей родной сестрой. Пораженный необыкновенным сходством двух женщин Филипп Август смотрел то на святую, то на свою невесту, чувствуя, что вот-вот потеряет сознание.

Не помня себя от смущения и вдруг неведомо откуда взявшейся неловкости, король едва дождался окончания церемонии, после чего вывел Энгебургу под руку на залитую солнцем площадь. Толпа встречала королевскую чету нависающим молчанием. Желая скрыть неловкость, Филипп Август лучезарно улыбнулся, увлекая супругу в приготовленную для них карету. Но даже там он не смог забыть пережитого в храме.

Не зная, как следует вести себя со своим супругом, Энгебурга сидела, скромно опустив голову и положив руки на колени. Глаза ее, тем не менее, неустанно следили за королем, ожидая малейшей подсказки. Ах, если бы он обнял ее и снова поцеловал! Она прильнула бы к нему, ощущая себя самой счастливой. Если бы он просто взял ее за руку или говорил что-нибудь нежное! Энгебурга не поняла бы ни единого слова, но догадалась бы по голосу о его любви. Однако Филипп Август не спешил как-нибудь ободрить свою юную супругу, стараясь вообще не смотреть на нее и сохраняя на лице заученную улыбку, в то время как его глаза светились безумием.

Во дворце они сразу же сели за свадебный пир, но кусок не шел в горло короля. Прекрасная, точно изысканная лилия, королева сидела рядом с ним, слушая песни трубадуров и наблюдая чудачества шутов.

После того как была пропета третья песня, Филипп Август неожиданно поднялся и, взяв за руку свою невесту, увлек ее в один из темных коридоров дворца, где за пыльными занавесями, в полумраке, они какое-то время целовались, забыв про всех. Королю уже было подумалось, что его страхи излишни и ничто теперь не сможет помешать его любви к королеве, как вдруг прорвавшийся за тяжелые занавеси луч солнца осветил страннопрекрасное лицо Энгебурги, сделав его вновь похожим на лицо статуи.

Король тяжело задышал, стирая со лба вдруг появившуюся испарину. Нежная Энгебурга тянулась к нему руками и губами, льнула всем телом, но он видел другое – ожившую силой колдовства или любви статую Девы Марии, перед которой он должен был бы встать на колени и которой он должен был воссылать пламенные молитвы. А если и целовать, то только край платья. «Кощунство! Ужасное кощунство!» – прошептал король, отгоняя видение.

В одну секунду он вдруг снова оказался в храме, где перед алтарем и застывшими от страха и омерзения придворными и святыми отцами, забыв обо всем, целовал снятую с постамента статую. Дева Мария улыбалась королю, сладострастно раскрывая деревянные, покрытые алым лаком губы. Все вокруг показывали на него пальцами, говоря, что король сошел с ума, измыслив сорвать платье с Девы Марии и надругаться над ней в храме!

– Опомнитесь, Ваше Величество! – кривился злобой рот его матери, вдовствующей королевы Аделаиды Шампанской.

– Что вы себе позволяете?! – вторил ей ныне покойный король Людовик Седьмой, тряся позеленевшим лицом и хилой бороденкой. – Не сходите с ума! Возьмите себя в руки! Король вы, в конце концов, или тряпка?

Филипп Август тряхнул головой и очнулся… Перед ним с перепуганным личиком стояла Дева Мария. Король еще раз тряхнул головой, заставляя себя прогнать бред, признав, что женился не на Деве Марии, а на датской принцессе Энгебурге. Посланная ему во искушение Дева Мария обтирала надушенным платком его лоб, бормоча что-то на незнакомом королю и оттого таинственном зловещем языке.

– Это за грехи, за грехи ты мне дана такой! Кажешься мне такой! Это за мою гордыню! За то, что еще в детстве, молясь в этом самом храме, я возжелал Царицу Небесную, попросив ее, Матерь Бога нашего, стать моей дамой сердца. И вот теперь… – едва ворочая губами, прошептал король, гладя по голове напуганную его неожиданным обмороком и странным поведением королеву. – Все пройдет, прости меня, девочка. Почему ты должна отвечать за мои грехи? За мои мечты?..

Король нашел в себе силы улыбнуться Энгебурге, и та ответила ему лучезарной улыбкой. Конечно же она не понимала ни слова из того, что говорил ей ее муж. Но улыбка короля и голос немного успокоили ее. Опираясь на плечо супруги, Филипп Август вошел в зал, где продолжался пир, и сел за стол. Кто-то поспешно налил в его кубок вина и придвинул блюдо с мясом. Украдкой следя за Энгебургой, король рассеянно поддерживал разговор с придворными, отвечал на комплименты.

К счастью, как будто бы никто не обратил внимания на странное поведение короля, его обморок видела только королева. То, что он вдруг ни с того ни с сего увел ее ото всех, никого по большому счету и не касалось. Для чего же, в конце концов, люди и женятся? Да и отсутствовали они совсем не долго, баллада не была пропета до конца.

Филипп Август снова кинул взгляд на свою юную жену и натолкнулся на ее пристальный взгляд. Должно быть, красавица давно уже наблюдала за ним, таинственная, прекрасная… Он вдруг явственно вспомнил тот день восемнадцать лет назад, когда ему было всего-то десять лет. Тогда отец решил произвести его в рыцари и подарил меч. Тогда и было решено, что юный принц должен в полном одиночестве молиться в храме о ниспослании ему божьей милости. А Филипп… он молился о другой милости. И просил ее не у Бога-Отца и не у Его Сына, а единственно у дамы своего сердца черноволосой Девы Марии, которой поклялся в любви и от которой ждал взаимности.

С пугающей достоверностью Филипп Август вспомнил, как стоял на коленях перед одетой в синие одежды статуей, изливая потоки слез. Как клялся ей и как стучало его сердце при одной мысли, что в храм может кто-нибудь войти и доложить об услышанном и увиденном королю. Черноволосая и синеглазая Дева Мария была страстной мечтой маленького Филиппа, его единственным желанием. Ведь тогда, готовясь стать по приказу отца рыцарем, он прекрасно понимал, что нет рыцаря без дамы сердца. А единственная женщина, которую он любил, была амьенская статуя святой!

И вот же – домечтался…

Филипп Август снова посмотрел на жену и, подозвав к себе мессена Рассиньяка, который ездил в Данию, спросил, сколько ей лет.

– Восемнадцать, Ваше Величество, – поклонился тот.

«Вот именно – восемнадцать! Ровно столько, сколько прошло со дня той роковой клятвы!» – Король почувствовал, что ему не хватает воздуха, и рванул ворот сюрко, так что крупные жемчужины полетели на пол. Тяжелая серебряная кольчуга давила на сердце, Филипп Август испытал жгучее желание сорвать с себя одежду и броситься нагишом в замковый пруд.

Нужно было побыть одному, подумать, посоветоваться и принять единственно правильное решение.

Энгебурга была прекрасна, и король чувствовал, как его плоть рвется, чтобы слиться с ее плотью, ощутить запах ее тела, сжимать ее в своих объятиях – прекрасную девушку и его законную супругу. И в то же время ум Филиппа Августа подсказывал ему, что Энгебурга и не женщина вовсе, а искушение. Дьяволица, посланная в ответ на нечестивую молитву в храме. Колдунья, проникшая в его помыслы и детские мечты и принявшая образ Девы Марии, которой он некогда поклялся в верности. А если так – она опасна! Опасна для души короля, опасна для всей Франции!

Глава 8
Первая брачная ночь Энгебурги

Король был и сам не рад, когда пришло время удалиться в спальню вместе со своей женой – он и любил Энгебургу и ненавидел ее при этом всей душой. Он желал ее, как не желал ни одной женщины до нее, и в то же время хотел только одного, убраться или услать эту посланную на его погибель женщину как можно дальше.

Тем не менее он не посмел нарушить обычного в таких случаях протокола. Вежливо распрощавшись с женой, Филипп велел придворным дамам отвести ее в спальню. Сам же он отправился в дворцовую церковь, где молился, испрашивая прощения у Господа за нечестивую мечту и пытаясь решить, как следует поступить с Энгебургой.

Впрочем, что он мог сделать? Вместе с датской принцессой послы привезли с собой приданое серебряными монетами и договор с Данией о мире и помощи на случай войны. Он сам обвенчался с ней в храме, назвав своей супругой. Вдруг отказаться от нее, отослав ее домой? Это могло бы повлечь за собой начало войны с таким сильным королем, как Канут VI.

С другой стороны, у Филиппа не было причин отказываться от Энгебурги. Они не состояли в родстве, перед подписанием брачного договора девушку осмотрели, она оказалась девственницей. Кроме того, датчанка была изумительно красивой. Собрав все «за» и «против», король, наконец, решился войти в спальню жены и постарался забыть о ее сходстве с Девой Марией.

В сущности, как долго будет длиться это пугающее сходство? Несколько лет. К тому же она может изменить прическу, носить другие платья, вдали от Амьена его подданные могут и не знать о знаменитой Амьенской Деве Марии, а значит, никто не станет напоминать ему об этом.

Совсем успокоившись, король вошел в спальню королевы. За его спиной офицеры стражи тихо прикрыли двери. Прекрасная Энгебурга лежала в розовой расшитой кружевами рубашке на постели под балдахином, украшенным королевскими лилиями и цветами. Ее черные гладкие, словно шелк, волосы были расчесаны и аккуратненько обрамляли точеное личико.

Увидев ее, король застонал от невыразимой муки и погасил свечу. Воцарился мрак. Филипп Август снял с себя одежду и, перекрестившись, лег рядом с супругой, обняв ее. Какое-то время они целовались, лаская друг друга. Сорвав с королевы рубашку, Филипп Август гладил ее хрупкое нежное тело, набухшие соски небольшой грудки, тихо шепча ей что-то о любви. Энгебурга тяжело дышала, обнимая статную фигуру своего супруга. Околдованная новыми ощущениями, она тонула в них, вся без остатка отдаваясь новому чувству.

Вдруг Филипп Август оттолкнул ее и, поднявшись, подошел к окну. Ничего не понимающая Энгебурга приподнялась на локте, не смея подняться вслед за супругом и не понимая, что ей теперь следует делать.

За дверьми поменялась стража. Привыкшими к темноте глазами девушка следила за королем, который вдруг начал расхаживать по комнате, тихо бормоча что-то себе под нос.

«Что будет дальше? – Энгебурга подумала, что, быть может, ее супруг сошел с ума и желает убить ее. – Что делать? Позвать на помощь, убежать?» Нет, она останется и стерпит все, что будет исходить от этого человека.

Неожиданно Филипп вернулся на брачное ложе, вновь обняв Энгебургу. Снова повторилось все, как и в первый раз. Поцелуи, объятия… Королева почувствовала тяжесть мужского тела на себе, понимая, что вот-вот произойдет самое главное. Его тугая плоть упиралась в ее живот. Энгебурга застонала в предвкушении неземного блаженства, о котором говорили ей придворные дамы, и…

Филипп Август снова вскочил с постели, ругаясь и колотя себя по бедрам. Он снова ходил взад и вперед по комнате, как зверь по клетке. Потом вдруг приоткрыл дверь, отдав быстрый приказ, после чего, закрыв жену по самый подбородок одеялом, опустил шторы на кровати. Сам он накинул на себя сюрко, принявшись чего-то ждать.

Вскоре в дверь действительно постучали, и сквозь щелочку в занавеске Энгебурга увидела, как вошедший слуга поставил перед Филиппом Августом кувшин с вином. Быстро осушив кубок, король велел наполнить его еще и еще раз. Когда слуга удалился, он продолжал свое одинокое застолье, бормоча что-то себе под нос.

«Не бывает нежеланных женщин, бывает мало крепкого вина», – припомнила Энгебурга выражение брата. Неужели все так и она не угодила своему мужу? Тогда проклятие ей. Проклятие всему ее роду, если они породили женщину, которая не может стать желанной для возлюбленного!

Энгебурга лежала в одиночестве, не смея плакать и не считая возможным отвернуться и заснуть. Она не знала мужчин, а придворные дамы, разъясняющие ей, что должно происходить в спальне, не говорили, как поступать, если произойдет что-нибудь подобное. Отчего бы? Филиппу Августу было всего двадцать восемь лет, он был молод и красив, кроме того, от первой жены Изабеллы де Эно у него появилось на свет трое детей, двое из которых, правда, умерли. Но не о том речь. Филипп Август любил женщин и был способен иметь детей. Что же касается Энгебурги, никто даже в мыслях не мог вообразить себе, что девушка такой внешности и такого воспитания, как датская принцесса, может оказаться настолько неприятной для своего супруга, что он откажется разделить с ней ложе.

Когда забрезжил рассвет, оба супруга были смущенными и уставшими. Оба с красными от бессонной ночи глазами они пребывали в своих сомнениях. Пришедшие одевать молодых служанки подозрительно косились на недовольные лица молодоженов и отсутствие крови на простыне.

Перехватив взгляд одной из девушек, Энгебурга мертвенно побледнела, понимая, о чем та могла подумать. Нет крови на простынях – значит нет чести! Нет чести – зачем жить?

Филипп Август поднялся, разрешая одеть себя. Когда две придворные дамы надели на него сюрко, Энгебурга заметила, как его крайняя плоть вздрогнула и набрякла. Улыбнувшись служанке, Филипп Август потрогал прелестницу за подбородок, отчего та вспыхнула.

Нет, король не выглядел больным или апатичным. Филипп II был сильным и любвеобильным мужчиной. Отчего же тогда он не смог? Не из-за того ли, что сама Энгебурга сделала что-то не так? Не из-за того ли, что она не потрудилась расспросить побольше о первой брачной ночи и получить какие-то советы и указания. Вот где пригодились бы истории толстой няньки. Энгебурга почти жалела, что не взяла старую развратницу с собой во Францию.

Делая вид, что не замечает ее состояния, Филипп Август быстро оделся и, кивнув супруге, которой как раз в этот момент расчесывали волосы, вышел вон. Это еще сильнее ранило королеву, которая теперь приписывала постигшие ее несчастья единственно своему безобразию и незнанию дела. Она с трудом сдержала себя, чтобы не заплакать в присутствии чужих людей.

Когда же поздравить ее явились датские придворные дамы, Энгебурга не могла наговориться с ними. Теперь-то она понимала, что главным ее недостатком является конечно же незнание французского языка, потому как ни она не могла поговорить с мужем, ни он не мог объяснить Энгебурге, что от нее требовалось. Поэтому первое, что сделала Энгебурга, это выучила по-французски фразы: «Я люблю тебя, мой Филипп», «Я хочу только доставлять тебе наслаждения и родить тебе множество прекрасных детей», а также «Я молодая и сильная, я сумею родить детей, не умерев при этом». Говоря о детях, Энгебурга представляла своего очаровательного Раймончика, которого однажды преподнесет Филиппу Августу как самый прекрасный на свете и желанный подарок. Этими фразами она рассчитывала обрадовать своего мужа, вселив в него уверенность, что они еще сумеют поладить.

Да и почему бы им и не полюбить друг друга? Она сама уже сильно влюблена в короля. Французский? Но ведь даже ее мать Софи Рюрик, прибывшая из Хольмгарда, или, как называли его местные жители, – «Новгорода», поначалу не знала ни одного слова по-датски. И ничего, выучила. Да так, что не отличить от природной датчанки. Отчего же ей, принцессе Энгебурге, не освоить французский? Когда она знает немецкий и латынь и может прочесть наизусть любое место из Священного Писания, какое только у нее не попросишь.

Все эти свои доводы и размышления Энгебурга собиралась доверить придворному переводчику, при помощи которого намеревалась поговорить с королем во время завтрака. Но, к сожалению, король не пожелал явиться к назначенному времени, так что Энгебурге пришлось кушать в компании своих датских подруг и приставленных к ней придворных дам.