Текст книги "Канон"

Баллада о лунной ладье

 
Костёр в ночи взмахнул крылом,
Земля в дремотной тьме,
Прозрачен воздух, как стекло,
Луны светлеет медь.
 
 
Печём лепешки на костре,
И ароматный дым
Плывёт под неумолчный треск
Цикад, неуловим.
 
 
О чём, мой спутник, говорить,
Коль лунная ладья
Готова в сей же миг поплыть
По хрусталю ручья?
 
 
Рога ладьи обращены
К неведомым мирам…
Вздыхает конь – он видит сны.
То вспыхнет тут, то там
Какой-то странный огонёк
Среди травы густой,
Как одинокий светлячок,
Светильник луговой.
 
 
Товарищ милый, абрис крыл
Не скроешь за спиной.
Ты дальний путь мой разделил
И эту ночь – со мной.
 
 
Со мной – костёр, лепёшку, сон,
И тёплый шёпот трав,
И ветра еле слышный звон
В ночной листве дубрав.
 
 
Остаться бы навеки тут.
Без боли и тревог
Прожить свой век, но нас зовут,
Так, видно, хочет Бог.
 
 
Итак, лепёшку преломив,
Посмотрим на огонь…
Пока костёр во мраке жив,
И мирно дремлет конь.
 
 
Пока двурогая ладья
Колеблется, легка…
И на плече моём твоя
Покоится рука.
 

Франциск

 
В Сан – Дамиано – маки,
В Сан – Дамиано – ливень
Сыплется, словно манна,
В руки. Ветви оливы
 
 
Внемлют глоссолалии.
И застывает странник
Меж ветвящихся лилий,
В сотканной светом раке.
 
 
Маки кропят краплаком
Летних полей холстины.
Волны небесной влаги
Кутают сердце синью.
Странник внемлет пустыне,
Зноем её оплавлен…
– Дом мой лежит в руинах,
Храм Мой в Сан – Дамиано…
 
 
Крену стен Латерана
Противостань отныне,
Краеугольный камень,
Что скудельнее глины.
 

Легенда

 
Над Губбио горел багровый злой закат,
Звоня в колокола на старой колокольне,
Округу наводнив, явились стар и млад,
И факелы зажгли, и наточили колья.
 
 
Катился слух, что волк, к тому же людоед,
Скрывается в лесах и ринется на город…
Так, в ожиданье сих неисчислимых бед,
Охотников созвав, народ собрался скоро.
 
 
Люд вышел из домов, трещотками гремя.
На крышах вороньё гортанно причитало,
Смолистый стлался дым. На все лады шумя,
Носилась ребятня, распугивая галок.
 
 
В таверне городской, крича и гогоча,
Охотники уже опустошали кружки —
Поправить у плеча со стрелами колчан,
Молитву бормоча – и кончена пирушка.
И разом поднялись, и к городским вратам
Направилась толпа, и ширилась рекою…
Вдруг кто-то закричал: – Смотрите, люди, там
Идёт Франциск! – и вдаль им указал рукою.
 
 
Он, улыбаясь, шёл, к нему ж, как зверь ручной,
Припомнив дом в Раю, льнул волк и зубы скалил…
– Послушай, брат мой, волк, отныне ты со мной,
И знай, не будет дня, чтоб я тебя оставил…
 
 
Рассыпалась толпа, иные ж пали ниц,
А волк глядел вокруг, и чутким носом воздух
Вбирал. И, приобняв, ласкал его Франциск,
И уводил с собой – сквозь ропот, смех и слёзы.
 
 
Он уводил его в град чистый, как алмаз,
Где божия звезда одна цветёт в лазури.
И кротко говорил: – Христос там встретит нас. —
И смуглою рукой трепал по бурой шкуре.
 

Заблудившееся письмо

 
Дорогой друг! Отрада сердца!
Пишу тебе, находясь в месте столь же странном,
Сколь чудесном.
Представь бескрайний луг, поросший высокими душистыми травами:
Огромные лиловые головки чертополоха,
Непроходимые заросли полыни, горькой до сладости —
Непостижимой.
 
 
Насколько видит глаз – луга, луга, луга, с мягчайшей ароматной травой,
Манящей к отдыху души и тела.
О, эта трава!.. Я лежу в ней, слушая звон ночных цикад:
Он заполняет сознание, он подобен небесной музыке,
Безмятежно льющейся с совсем близкого неба —
Глубочайшего.
Не знаю, куда меня занесло после наших странствий, походов,
После вечной войны.
Но сейчас, раскинув руки, я лежу в траве, и, кажется, не бывает ничего
Лучше этого времяпрепровождения.
Рядом ходит конь, всхрапывает, срывая мягкими губами степную траву —
Отдыхает.
 
 
Далеко-далеко на горизонте угадываются очертания пологих гор,
Холмов, подёрнутых лёгкой дымкой. Виден лес – то ли буковый,
То ль дубовый…
Тишина натянута до предела, словно тетива лука, так что, кажется,
Задень её любой звук, и она дрогнет, зазвенит, пронзит пространство
Внезапно сверкнувшей стрелой —
Ветру подобной.
 
 
Ко мне наклоняются лиловые соцветия чертополоха, ниже, ниже —
К самому лицу, щекочут кожу… Или это солнце восходит?
Знаешь, к моему удивлению, луна здесь находится ниже кромки земли.
Прошлой ночью ее золотой кораблик, повёрнутый рогами кверху,
Стоял у самых подошв моих сапог, едва не задевая стебли цикория
И синие его венчики.
 
 
А звезды?.. Здешних звёзд я не знаю. Они висят низко над лугом,
Иногда одна из них срывается
И падает на ладонь. Ты смотришь на неё долго, с удивлением замечая,
Как она тает, превращаясь в крупную каплю ночной росы.
Где-то журчит ручей. Постепенно он превращается в реку,
Убегающую к горам.
 
 
Если долго смотреть в речную глубь, можно различить
Крупицы янтаря, лежащие на дне, отполированные течением,
Плавно перекатываемые волнами. Можно уйти по реке
К дальним горам, чьи вершины дремлют в лучах солнца…
Кстати о солнце. Оно тут близко, как нигде, но его лучи не жгут,
А ласкают.
 
 
Но я не хочу уходить. Всякая мысль о том, что рано или поздно
Придётся покинуть это удивительное место, рождает во мне
Тоску. В самом деле – зачем?
Здесь ангелы небесные – мои собеседники, и, ежели хочешь знать,
Сотрапезники. В одну из ночей некий ангел, набрав сухой травы,
Сложил костёр, и мы пекли на костре лепёшки.
В жизни не знаю ничего вкуснее!
 
 
Ты спросишь меня о людях. Они, безусловно, есть в этих краях.
Недавно я услышал нежный звон бубенцов, как бы перегоняемого
С места на место овечьего стада. Вскоре из сплошных зарослей трав
Выплыл караван белоснежных верблюдов,
Нагруженных пёстрыми тюками, в которых можно было распознать сложенные шатры.
 
 
Люди, идущие с караваном, приветливо поклонились,
Не изъявив ни капли удивления.
Судя по одеждам и обилию самоцветов на шеях, руках и ногах женщин,
Жизнь у них, хоть и простая, но достойная.
Скот же упитанный и выглядит весьма довольным.
Так же медленно, как появился, караван прошествовал мимо
И вскоре затерялся среди цветущих лугов.
 
 
Вообще жизнь здесь чудная. Коли захочешь чего съесть,
Еда появляется сама собой, из ниоткуда.
Либо её приносят с собой ангелы, и они же разводят костры по ночам.
А вот пить лучше из реки – вода в ней столь холодна и вкусна,
Столь чиста и прозрачна, что пить её —
Одно удовольствие.
 
 
Сколько я нахожусь здесь, не могу сказать,
Время течёт медленно – оно похоже на вечность.
Я не старею, и сил во мне заметно прибавилось,
А ведь было иначе – и тело моё, и душа были сломлены,
Жизнь уходила по капле, и надежды угасли,
и мирская сладость
Отлетела прочь.
 
 
А вот поди ж… я снова возвращаюсь к жизни.
Мне кажется теперь, и не было её…
Так… ветер…
 

«Покамест ветер спит…»

 
Покамест ветер спит
Под черепичной кровлей,
Не слышен стук копыт —
Спит конь и дышит ровно.
 
 
Покамест лунный луч
По горнице блуждает,
И вереницы туч
За перевалом тают.
 
 
Покуда тишина
В ветвях олив – как птица,
Покуда, звёзд полна,
Вода в реке искрится.
 
 
И тёплый млечный дух
Витает над коровой,
И не пропел петух,
Зарю встречать готовый,
Зовёт небесный клир,
Покуда телу спится,
Покамест Божий мир —
Бездонная криница.
 
 
Покуда тьма окрест,
У рощи апельсинной
Сонм ангелов с небес
Спускается в долину.
 

Холст и бархат

Шалфей поистине успокаивает, а роза веселит.

(Св. Хильдегарда Бингенская)

 
Для веселья сердца – порошок из розы
Скорлупой яичной с тщаньем отмеряй,
Собери в кувшинчик утренние росы,
Истолки корицу с мерой имбиря.
 
 
Мирный нрав шалфея, чистый ум лаванды
Замеси в лепёшки с нежностью травы,
Да прибавь немного золота шафрана,
И отрады юных лилий полевых.
Яблонные листья и пучки тимьяна
Дарят зоркость глазу, а душе – покой…
Пряный дух муската и плоды каштана
Одолеют немощь, справятся с тоской.
 
 
По лугам зелёным, в наслажденье пира
Прогуляй всё лето, в памяти храня
Милый лик фиалки, благовонье мирры,
Буквицы лиловой свечи у плетня…
 

«Солдат рыжебородый…»

 
Солдат рыжебородый,
Что видишь ты во сне?..
Непроходимым бродом
Проехав на коне,
 
 
Мелькнув в густом тумане,
За стенами дождей,
Как тень, в притихшем стане
Дворцов и площадей,
 
 
Увидишь галереи,
Где гнёзда вьют стрижи,
Походные затеи,
Чужие рубежи.
 
 
И деву в сером платье,
С улыбкой губ и глаз —
В оправе благодати
Блистающий алмаз.
Пророчица святая,
В тоске по небесам
Чужую жизнь листаешь,
Внимая словесам.
 
 
Монашенка, былинка —
Нет тоньше и нежней.
Смиряешь исполина
Лишь хрупкостью своей.
 
 
Неведомой печалью,
Проникшей в разговор,
В чертогах Игельхайма
Окутало его.
 
 
Узнай же, он проснётся
Для вечности самой,
Но больше не вернётся
И не пришлёт письмо.
 

«Эсклармонда де Фуа, Эсклармонда…»

Да. Силой обладал чудесной

Святой Грааль… Лишь чистый, честный,

Кто сердцем кроток и беззлобен,

Граалем обладать способен…

(Вольфрам фон Эшенбах, «Парцифаль»)

 
Эсклармонда де Фуа, Эсклармонда,
Ходишь-бродишь по горам, будто фея,
Чашу дивную несёшь, как ребёнка,
В этой чаше кровь Иисуса алеет.
 
 
Ах, хрусталь – златожар да опалы…
Кровь пылает рубином Святая,
Брызжет по ветру искрами лала,
По долине листву зажигая.
Эсклармонда де Фуа, Дама Света,
Ежевикою опутала тропы,
В платье белое навеки одета,
Белый плащ восточным ветром потрёпан.
 
 
Ах, напрасно враги поднимались
На вершину горы за Граалем,
Дымом смрадным окутало дали —
Землю выжгли, и души сжигали.
 
 
Эсклармонда де Фуа, Эсклармонда,
Погляди, враги твои присмирели.
Унеси Грааль – под сердцем ребёнка,
Улетай, во мгле голубкой белея.
 

Крестьянская песня

 
Я молюсь Пречистой Каштановой рощи,
В чьих глазах – осенней листвы узорочье,
И клубится прохлада облачных склонов,
Я молюсь Марии в платье зелёном.
 
 
Уж каштаны поспели – полна корзина,
В тонких пальцах сжимая пучок травинок,
Госпоже молюсь, Неневестной Невесте,
И поёт родник под пологом леса,
 
 
Кружевами листвы укрывая плечи,
Самоцветами радуг сыплет навстречу
Дева Света, ладонь отворяя птицам,
И лепечет «Ave!» в ручье водица.
 
 
Сохрани, Пресвятая, мой край от горя!
Испытания нас ожидают вскоре.
Благодатной Деве, Отраде Небесной,
Отдаю я сердце своё и песню!
 

Кантига королевы Алиеноры о собственной жизни

 
Когда в этом мире извечных походов
И грёз вперемешку с печалью вчерашнею,
Сменяются лица, меняются моды,
Вовек неизменна я – неодомашнена.
 
 
О, как диктовали все сильные мира мне,
Как надо прожить королевскую жизнь!
Но – дух мятежа в моей крови сапфировой —
Судьбу за меня не посмели вершить.
 
 
Мне мир был врагом, я всегда – королевой,
Любовь на пути – Парцифалевой чашею.
Нам сладок был вкус даже чёрствого хлеба,
Поскольку любимый был неодомашненным.
О, как я летела на встречи заветные,
Как мчался мой конь, что была за напасть!
Но кто б удержал и какими запретами,
Когда на кону королевская страсть?!
 
 
И есть ли в миру королевы иные,
В плену брачных уз свою власть потерявшие?
Но если и есть, то притворством сильны мы.
Бунтарка я, люди, я неодомашнена.
 
 
В Раю ли, где поросли роз белоснежные,
В аду ли, где лютое пламя стеной,
Скажу без оглядки, со всей неизбежностью —
Я есмь Королева, и так суждено.
 

Серена королевы Алиеноры

 
Тёмный бархат розы —
Влажный бархат губ.
Рук горячих лозы
Обовьются вдруг.
 
 
Жадных пут сплетенье,
Жарких слёз ручей.
Лунное свеченье
Тел во тьме ночей.
 
 
Только тел? Не душ ли,
Золочёных мглой,
У судьбы крадущих
Миг любви с мольбой?
 
 
Сердце розой алой
Рвётся из груди.
Я тебя искала,
Чтобы не найти.
Чтобы потерялся
Ты навек во мне,
Там, где розы алой
Трепет в глубине.
 

«Моя прекрасная любовь…»

 
Моя прекрасная любовь,
Столь долог этот путь,
Что птицей не перелететь,
Ни рыбой проскользнуть.
 
 
Нас разделяют Океан,
Хребты морских валов…
Сквозь горы вод пройдешь ли вброд
Ко мне, моя любовь?
 
 
Но, если вечный Океан
Меж нами стал стеной,
Я птицей взмою над волной,
Чтоб только быть с тобой.
 
 
А коли выстоять невмочь
Пред целым морем бед,
Как кит, что воды бередит,
Я выберусь на свет.
О, ты, любовь и жизнь моя,
Безмерен этот путь…
Но я плыву, ведь плыть – что жить,
Назад не повернуть.
 

Канцона барона NN к королеве Алиеноре

 
Когда в платье пурпурном ты въезжала владычицей
Всех сердец христианских, на земле Византии
Ни один не нашёлся, кто подверг бы величие
Королевы сомненью. Ты была, как богиня.
Когда ты наклонялась к гриве конской, украшенной
Самоцветным плетеньем, то солнца сияние
Пред тобою померкло. Ты и сердца бесстрашием
Поднимала в поход, и великим дерзанием.
 
 
Ты полна милосердием, словно пчела
Сладкой ношей нектара. Меня ты спасла.
Когда в платье узорном, горностаем отделанным,
Ты спускалась по лестнице к саду дворцовому,
Щеки тронул румянец, словно яблоко спелое
Солнца утренний луч. Ты, смеясь, с птицеловами
Говорила. И сотни красногрудок трепещущих
Пели гимны любви. Я же сам красногрудкою,
По садам налетавшись, с торжествующей песнею
Брошусь без сожалений в твои нежные руки.
 
 
Ты – веселие духа, лучистый хрусталь.
Моей жизни отрада, священный Грааль.
 

«Когда погас закат, о, маленькая Жанна…»

Я прошу, чтобы меня отправили к Богу, от Которого я пришла…

(Жанна д'Арк)

 
Когда погас закат, о, маленькая Жанна,
В решётчатом окне блеснул холодный серп,
Пригрезились тебе лилеи орифламмы
И твой король, что в час невзгод тебя отверг.
 
 
Архангел Михаил в узилище Руана
Вновь говорит с тобой, и меч горит в руке:
– Иди, иди за мной, о, маленькая Жанна!
А жизнь твоя, меж тем, висит на волоске…
 
 
В каких краях друзья, о, маленькая Жанна:
Ла Гир и Дюнуа, де Мец и Пуланжи?
Летят за днями дни в молитве неустанной,
И Божьего суда никто не избежит.
Шагни из тьмы тюрьмы, о, маленькая Жанна,
В долину, где течёт Луары синий лён,
Где зарево побед встаёт над Орлеаном,
Пред доблестью твоей пал первый бастион.
 
 
Неукротимый дух, в согласье с Божьей волей,
Уносится, незрим, к родимой Домреми.
Горит твоя звезда над городом, над полем —
Бестрепетным огнём меж Богом и людьми.
 
 
Как горестна земля! Здесь плачут, плачут, плачут…
От жара ли костров? От боли и разлук?
Чего – то ждёт толпа, сочувственно судача,
И рвётся прочь – душа, и птицей – крест из рук!
 
 
Презрев постыдный страх, не ведая обиды,
Откуда ты пришла, туда вернёшься вновь —
Ты знаешь – не предаст король, и Бог не выдаст.
К последней битве меч из Фьербуа готовь.
 

«Слышишь, Господи, слышишь, холодные ветры…»

Бездна бездну призывает… (Пс.41:8)

 
Слышишь, Господи, слышишь, холодные ветры
Рвутся в дом, сотрясая и двери, и рамы?
Мы в ответе за всё, мы – одни в целом свете,
Этот гибельный выбор мы сделали сами.
 
 
Я смотрю на Тебя, словно падаю в бездну,
Истомилась душа, всё горит – не сгорает —
Купиной ли, соломой-трухой бесполезной —
И не ведает дна, и забыла о крае.
 
 
Плачет утро росой, слёзы льются ручьями,
Всё случится опять, всё, что будет – известно.
Золотая луна замерла над полями,
Над рекой и чернеющей прошвою леса.
Ты глядишь на меня столько тысячелетий,
Лепестками ромашек пути устилая.
Только ветер я, Боже, над бездною – ветер.
Только бездна я, Боже – без края, без дна я.
 

Соборы

 
Распластан в плоскости крестом —
О, тонкая работа! —
Собор, пронизанный лучом,
Уже готов к полёту.
 
 
Чудесной птицей на крылах
Контрфорсов, аркбутанов,
Звоня во все колокола —
В неведомые страны.
 
 
Подъемля к небу крестоцвет,
Бутон нервюрных лилий,
Туда, где веса больше нет,
Свободно воспарил он.
 
 
Амьен, Руан, Нотр-Дам, Бордо
Летят, сбиваясь в стаи,
Покинув прежнее гнездо,
До солнца вырастая.
И, ощетинив камень тел
Пинаклей опереньем,
Пучком – сквозь средокрестье – стрел,
В ажурном обрамленье
 
 
Бамберг и Страсбург, Витт Святой,
Подняв фиалы-свечи,
Прощально кружат над землёй —
Прицелом в бесконечность.
 
 
Насквозь – свинцовый переплёт
Нетленной Божьей Розы
Закатный луч огнём прожжёт —
Пожаром светоносным.
 
 
И, тронув пламенем Дары,
Как жгучими устами,
Там, где вздымаются хоры,
В молении растает.
 

«На Via Dolorosa жизнь кипит…»

 
На Via Dolorosa жизнь кипит:
Торговцы бродят, пахнет свежим хлебом,
В проёме улиц пламенеет небо,
Лохматый ослик на углу стоит.
 
 
Здесь Господа Святая Кровь лилась,
Здесь камни говорят, и плачут стены,
Звон колокола слышен неизменно,
И шум шагов, и крики в ранний час.
 
 
Чеканки блеск и пестрота ковров
Сливаются в один узор, а рядом
Ведут верблюда смуглые номады,
Гремят посудой в глубине дворов.
 
 
Вздыхая, дремлет ослик-водонос
Меж дуновений мирры и отбросов.
А брат его Царя Вселенной нёс —
Святого Тела сладостную розу.
Спи, ослик, спи, в просвете золотом,
На грани сна и этой дивной яви,
Узришь ладонь, пронзённую гвоздём —
Царя Царей, грядущего во Славе.
 

По мотивам жизни и творений Антонио Гауди

В монастыре Поблет

Роза таинственная, молись о нас…

(из Лоретанской Литании Пресвятой Деве Марии)

 
Воркует голубица —
Земля святая детства.
Мне серый камень снится
И Роза – с ним в соседстве.
 
 
Голубка, голубица
Воркует, словно стонет.
Горит слеза в ресницах,
А лепесток – в ладони.
О, кротость, Голубица,
В ночной воркует мгле.
И Роза, как зарница —
В слоистом хрустале.
 

«Над тёмным клуатром ночной мотылёк…»

 
Над тёмным клуатром ночной мотылёк
Прочертил золотую дорогу
От кипариса смолистого
До круглого лика луны.
Пыльца улеглась.
Светляки прилетели на смену —
Вечерняя стража
В изумрудных доспехах.
 
 
Меж тонких колонн,
С кружевною резьбой капителей
Раскинул паук свою сеть
И ждёт терпеливо,
Во мраке таясь,
Когда мотылёк, пролетая, заденет
Заботливо вытканный шёлк
И забьётся в напрасных усильях.
Но тщетно! Уж странник
Покинул запущенный сад
И двор монастырский,
Зелёный и мшистый,
Где пыльной свечой кипариса
Застыла печаль.
 

Колыбельная

 
Агнец в кусте терновом,
Льва огнезарный свет.
Плащ Марии укроет
От неизбывных бед.
 
 
Выйдет в мир виноградарь,
Чтобы срезать лозу.
Агнец спасёт от ада,
Агнец отрёт слезу.
 
 
Если ж рухнет в пучину
Мир, как созревший плод,
Лев посадит на спину,
В Божий град увезёт.
 

«Сияние плоти …»

 
Сияние плоти —
Сияние духа.
На краю ускользающих слов,
Древним косноязычьем
Прославлю Тебя, о, Роза!
Белизной лепестков ли,
Источающих запах блаженный,
Пленяешь?
Ароматом столь тонким,
Что не в силах
Его распознать принадлежность —
Земле или Небу?
Лишь тихо воскликнуть:
– О, Роза!
 

Санта Мария-дель-Мар

 
Святая Мария Моря,
Лазурных глин и мозаик,
Из пены, белей фарфора,
Лагун, зеленей лужаек,
 
 
По гребню валов песчаных
Закатным золотом смальты
Растёт, лучи источая
Сквозь туч грозовых базальты,
 
 
Керамик ультрамарином
В надтреснутой терракоте —
Стихии морской Мария
В чешуйчатой позолоте.
 
 
Глиссадами взлётов рыбьих,
То звёзд морских хороводом
В зелёной хрустальной зыби
Мерцают века и годы.
Святая Мария Моря
В убранстве витражных окон
Глядит на дальнюю гору
С печалью голубоокой.
 
 
А там сталактитом алым
Горит Святое Семейство
В сплошной лепнине кораллов,
В невинности чародейства…
 

Дом Беллесгуарда

 
Шероховатый фасад,
Серо-зелёный сланец.
Окон готических ряд —
Теней зубчатых танец.
 
 
Солнце лазоревых плит
Цвета слоновой кости.
В патио сверху глядит
Башня в грубой коросте.
 
 
Перекрывая чердак
Строками инкунабул,
Режет тугой полумрак
Ритм кирпичных парабол.
 
 
Из геометрий марин
С треском стекла и зноя
Вдруг распускается клин
Вифлеемской звездою.
И, из теснин амбразур
Выйдя заворожённо,
В пену взбивает лазурь
Лопастей крест гранёный.
 

«– Неслышно скользишь по земле…»

 
– Неслышно скользишь по земле,
Плывёшь сквозь туман предосенний.
По шороху платья узнаю – Ты здесь,
Пред Тобой преклоняя колени.
 
 
– Антонио, в храме пустом
Лишь свечей облетевшее пламя
Осенней листвой осыпает алтарь,
Устилает дорогу меж нами.
 
 
– А помнишь рассветный тот сад,
В серебре распустившихся гроздий,
Во влажном мерцанье тумана
Белизною слепящую розу?
 
 
– Антонио, сад облетел,
Словно пламя свечное во храме.
Но наша дорога светла,
Этот свет всё сильнее с годами.
 

Усадьба Гуэля

 
Что охраняет крылатый дракон
В парке усадьбы Гуэля?
Сетью кольчужной дворец оплетён,
Купол лучами прострелен.
 
 
Самозабвенно вертя флюгерок,
Венчанный мышью летучей,
Ветер целует лоснящийся бок
Солнца в томлении жгучем.
 
 
То бесконечно вращая спираль
Ткацких бобин дымоходов,
Гладит решёток чернёную сталь
И проникает под своды.
 
 
Парк ли Гуэля иль сад Гесперид
Скрыт чешуёй арабесок?
Древний дракон на воротах не спит —
Путь чужеземцу отрезан.
Этот Гуэль – настоящий сеньор —
И воспитаньем, и бытом…
Чёрный привратник крыла распростёр,
Тайны вовеки не выдаст.
 
 
Кто из пришельцев увидит, поймёт?
Спутаны нити-аллеи.
Лишь померанца раскрывшийся плод
Над бельведером белеет.
 

«Горечью миндаля…»

 
Горечью миндаля,
Нежностью флёр-д-оранжа
Веет ветер в полях,
Стонет в трубах органа.
 
 
Ты навстречу идёшь,
Тянешь тонкие руки,
То ли песней зовёшь,
То ли плачешь в разлуке?
 
 
Бродишь, счастье суля
И любовь без обмана —
По траве в хрусталях,
По равнине песчаной.
 
 
То ли сон, то ли вздор?
Утра рдеет багрянец.
Милый лик, тихий взор,
Щёк нежданный румянец.
Ты гуляешь в садах,
Чётки перебирая,
Там, в фонтане, вода
Лик Любви отражает.
 
 
И, росою пыля,
Ты манишь непрестанно
Горечью миндаля,
Нежностью флёр-д-оранжа.
 

Коллеж Святой Терезы

 
В стреловидном изгибе
Арок строй состыкован —
Дуги, рёбра и нимбы
На кирпичных основах,
 
 
Лепкой жёлтого воска
До дверей – кто откроет?
Перспективою роста,
Диаграммой сквозною.
 
 
Герб горит на фасаде
Багряницей глазури —
То ль кармельской отрадой,
То ль знамением бури?
 
 
Вьются плиты спирали —
Каждый шаг отшлифован —
Поднимая скрижалью
Монограмму Христову.
Непорочное сердце,
Обрамлённое терном —
Потаённая дверца
В ожидании верных.
 
 
Пламенеет другое,
Разрастаясь от страсти,
Над заветной горою,
Той, что звёзды не застит.
 
 
Арок сводчатых срезы,
Аскетичная кладка.
Ах, Мария, Тереза,
Имена ваши сладки!
 
 
Взмахом крыл серафимов
Камни стёрты до блеска.
Ах, Тереза, Мария,
Две Господних Невесты…