Текст книги "Усобица триумвирата. Часть первая. Любимая княгиня"

– Ему не полегчало? – сменил предвзятость на озабоченность третий по старшинству Ярославич. Любимец матери, взрощенный в крайне христианском духе, он иногда чересчур поддавался влиянию окружения своей супруги. Сама Анастасия была хорошей девушкой, но точно так же, как и Всеволод, часто шла на поводу у своей греческой свиты.

– Нет, и я боюсь, что может стать хуже, – одновременно Святослав увидел открывающийся рот греческого врача и идущего через двор, в сопровождении Алова и гридя, врача армянского. Решив не слушать никакие доводы, он двинулся навстречу тому, кого звал: – А! Вот и славно. Добрый лекарь, если ты окажешься спасителем нашего брата, я злата не пожалею… – Святослав хотел проводить того до самого Вячеслава, но вдруг из сеней выбежал Игорь, подошёл к нему и, понизив голос, сказал на ухо:

– Тебя Из к себе зовёт.

– Что-то срочное?

– Он сказал очень важное. К нему гонцы приезжали.

– Я видел каких-то людей, ещё удивился, что Из сподобился принимать кого-то так рано. Али не спал совсем? Так, откуда эти гонцы?

– С Верхов4747
  Верхом, Верхними землями называли в Киевском, Черниговском и Переяславском княжествах всё, что было от них вверх по Днепру и дальше, соответственно, на севере Черниговское, Киевское и Переяславское княжество называли Низом, Нижними землями.


[Закрыть], из Новгорода.

– Иду не медля! – Святослав обратился к Алову: – Проводи лекаря до Вячи, – приблизившись впритык, распорядился откровеннее: – Проследи, чтобы ему дали осмотреть его и не мешали!

Пройдя по сеням до повалуши, поднявшись по каменной лестнице, он вошёл к Изяславу, сидевшему с бессменным Коснячкой. Они что-то обсуждали. Завидев Святослава, великий князь приподнялся, оживляясь:

– Свят! Иди сюда скорее.

– Случилось что?

– Нет, но может! Садись, – Изяслав указал на высокий стул возле себя. Без особого одобрения взглянув на присутствующего боярина, но ничего не сказав, Святослав сел. На столе опять лежала карта земель, которую приносили они тогда на собранный после смерти отца совет. – У нас возникла некоторая проблема.

– В Новгороде? – угадал Святослав.

– Да. Родич наш, Остромир4848
  Остромир – реальное историческое лицо, новгородский посадник. Дедом Остромира был Добрыня, приходившийся по матери дядькой Владимиру Крестителю, таким образом он троюродный брат Ярослава Мудрого.


[Закрыть], оказывается, намеревался внучку свою женить на Ростиславе, выставленном нами оттуда братаниче…

– Мы не выставили его, – поправил Святослав, – а дали ему другой удел. Со всеобщего одобрения.

– Да-да, это ясно! – торопливо помахал рукой Изяслав. – Но суть в том, что ему, как посаднику, был люб предыдущий претендент на новгородское княжение, и теперь он пишет мне, – старший Ярославич поднял со стола берестяную грамоту и потряс ею в воздухе, – что не позволит самостоятельно княжить Мстиславу, если мы как-то не решим дело иначе…

– Сам пишет? – уточнил Святослав.

– Сам, сам!

– Уже добрый знак! Значит, хочет договориться! Ну, и как же он хочет исправить дело? Внучку выдать за Мстислава теперь, чтобы она в будущем стала великой княгиней?

– Либо так, – подтвердил Изяслав, – либо Ростиславу дать земель побольше…

– Очевидно, что мы выберем первое.

– Трудно. Девчонке уже шестнадцать, они с Ростиславом в обоюдной симпатии, ждали свадьбу… Верно ведь мы говорили после похорон отца, да? Что парень уже взрослый, небось, жену себе подбирает. А оно вон как! Подобрал!

– Но земли давать в придачу никак нельзя, – Святослав пододвинул к себе карту и провёл пальцем по извилистым линиям рек, – Ростов, который мы ему дали, владеет частью Волжского пути, сам по себе он ничего не значит без возможности движения дальше, Новгород – основной наш порт для торговли и связей со странами полуночными4949
  В Древности не было севера и юга, направления назывались полуночное и полуденное.


[Закрыть], посередине Торжок, там главный волок из Волги дальше, к Варяжскому морю. Им и этого уже будет достаточно, если они объединятся, чтобы прекратить ходить по Днепру и отсоединиться от нас. Ущерба нам от этого будет тьма…

– Что ж тогда, и Ростов отобрать у него? – поинтересовался Изяслав.

– Нельзя так. Обозлятся, ещё начнут усобицу!

– А ну пусть попробуют! – неведомо на каких основаниях чувствую за собой силу немыслимую, великий князь сжал властный кулак. – Может, Остромира прогнать с посадничества?

– Да ты что? Как же это? – ахнул Святослав.

– Дед наш Владимир его деда Добрыню посадником сделал, значит, мы можем это отменить…

– Уймись, Из, – постарался остановить его младший брат, – зато его отец, Константин, поддержал нашего, когда он с братьями сражался, не дал ему после проигранной битвы уплыть за море, считай, толкнул его на киевский престол. Род их уважают и любят, и все там знают, что мы им обязаны, проявить неблагодарность – вызвать на себя гнев остальных.

– Так что же делать? – скис Изяслав. Коснячка рядом с ним ни пискнул, только молча зыркал. Став ближайшим дружком и поверенным в тайнах великого князя, но не умом, а при помощи прелестей дочери, он старался никуда не вмешиваться и только пожинать плоды дружбы, потихоньку становясь всё богаче и богаче. – Богдан мне пишет, что сын Остромира и внуки уехали с Ростиславом в Ростов, настолько они спелись! Уж не заговор ли они против нас плетут?

– Какой ещё заговор? – не поверил в это Святослав, покачав головой. Он хорошо знал и помнил воеводу Вышату, сына Остромира, тот ходил с ними на Византию десять лет назад и был лучшим товарищем покойного их брата Владимира. Не удивительно, что он считал для себя должным защищать Ростислава и следовать за ним повсюду. Но интриг бы он плести не стал, слишком прямым и грубым был для этого, храбрым и напористым воином. – Это обычная преданность. Что же касается наших действий… – Святослав щёлкнул пальцами. – Остромиру хочется оставаться полновластным хозяином Новгорода, наверняка Вече пляшет под его дудку, вот и место посадника он возомнил стоящим выше места князя. Для этого он внучку свою Ростиславу и сунул. А мы сделаем хитрее! Назначь его главным дядькой при Мстиславе.

– Чего?! – открыл рот Изяслав, посчитав, что ослышался. Он позвал Свята, чтобы тот помог отстоять власть в Новгороде, а он предлагает сдать её с потрохами?

– Мстислав ещё мальчишка, Из, у него лет шесть впереди, чтобы набираться ума да опыта, так пусть делает это под видимым надзором Остромира! Он хочет считать себя там главным, пусть так всем и кажется! А Богдан пускай тем временем не упускает воспитания Мстислава, науськивает его, как надо. Я и сам позже туда отправлюсь, посмотрю, что да как. Лишь бы всё шло своим ходом и текло, как и до этого, товары – по Днепру, мир и покой – в города и сёла, золото – нам. Да и к Вышате с Ростиславом надо наведаться. Вот отыграем свадьбу Игореву, и займусь делами.

– Да как же… это что же, Остромир мне посмел условия ставить, а я проглотил это? Так что ли?

– Проглотим не мы, а он. Пусть важничает и заносится, чем выше занесётся, тем больнее упадёт. Так что напиши ему, что не за чем было возмущаться о положении Ростислава, когда это никак не скажется на его собственном.

– Хорошо звучит! – задумался Изяслав, прищурившись и начиная проникаться хитростью. – Надо так и написать, да… погоди, Свят, пусть принесут мне всё для письма, ты мне продиктуешь!

Киликия вела сыновей в Георгиевский монастырь за Святой Софией. Полдень разогрел город, люди шли из конца в конец, встречные кланялись, узнавая княгиню и княжичей. Простой народ любил её, в отличие от родовитых бояр, она была единственной женой Ярославича без свиты, которая ходила, как любой киевлянин, иногда даже без парадного головного убора, а только в платке.

– Мам, я не хочу сегодня туда, – жалобно проныл Глеб, – можно я лучше с мечом потренируюсь?

– Плох тот князь, который мечом махать научится, а писалом5050
  Палочка из кости или металла, которой выцарапывали текст на дощечках, бересте или церах (покрытая воском доска для многоразового переписывания)


[Закрыть] водить – нет.

– Я никогда не видел, чтобы тятя писал!

– Это не значит, что он не умеет! Если ты не видел, как он тебя делал, что же, нет тебя что ли?

Глеб крепко задумался, озадаченный головоломкой матери. Подумав, он глубокомысленно полюбопытствовал:

– Мам, а меня делать он тоже учился?

– Нет, он на тебе учился делать братьев, – Киликия остановилась и постучала в деревянную монастырскую дверь. – Всё, пришли.

– Значит, Ромку он лучше сделал? – продолжал кумекать старший.

– Возможно, – многозначительно протянула женщина.

– А Давыдку ещё лучше?!

– Может быть.

– А Олежка лучше нас всех?!

– А ты сегодня напиши четыре строчки, и потом мне скажешь, есть между ними разница или все одинаковые выходят.

Детская логика не позволяла вставить в ряд сестру, Глебу казалось, что если сыновей делал папа, то Вышеславу мастерила исключительно мама. Дверь открылась, и на пороге появился монах в чёрном. Несмотря на то, что он улыбнулся мальчишкам, Роман расплакался – ему никогда не нравились тёмные одежды монахов.

– Ну, тише, тише, – погладила его по голове Киликия, поцеловала в щёку и передала на поруку монахам обоих сыновей. Когда дверь закрылась, она перекрестила её со вздохом: – Ох, терпения вам, святые братья!

Обратно, отзанимавшись, они приводили их сами. Иногда по пути из собора захватывали племянников Всеволод или Анастасия. Их торжественная процессия медленно и церемонно передвигалась то на службу, то с неё. Киликия провела рукой по лбу – было душно и солнце припекало. Утром Святослав ушёл, потешаясь над бурчанием жены, начавшей ополаскиваться прямо в комнате, в тазу. Это было неудобно, и она уже тосковала по реке и утерянной утренней свободе. Скорее бы уехали полочане!

Точно на зов её мыслей, не успела она отойти от Святой Софии и пары шагов, словно из ниоткуда, рядом появился Всеслав Брячиславович.

– Я бы на его месте тоже заплакал, – сказал он.

– О чём ты? – не останавливаясь, едва сбавив из приличия шаг, не повела и глазом Киликия.

– О твоём сыне. Мальчике. Эти ваши монахи такие мрачные… Евнухи, монахи – что ещё придумывают христиане, чтобы не допустить мужчину к женщине?

Гречанка невольно засмеялась. Замечание Всеслава было удивительно метким.

– Нет-нет, евнухов придумали не христиане.

– Хорошо, но они всё равно создают что-то ужасное! Этот их основной бог, которого вы вешаете на шею – мертвец на кресте! Вы убили его и вечно стоите на коленях, бьёте поклоны, словно извиняясь за это… нельзя ли его как-то снять с креста? Он же бог, он должен продолжать жить дальше, иначе какой смысл поклоняться тому, кто умер?

– Его сняли, не волнуйся, и он вознесся на Небеса, чтобы жить вечно.

– Почему же вы продолжаете изображать его мёртвым? – непонимающе остановился Всеслав, и Киликия вынужденно остановилась тоже.

– Это напоминание о его жертве. Которую он принёс ради спасения всех нас.

– И от чего же он нас спас? – Всеслав кивнул ей за спину, в сторону монастыря: – От любви и радости?

Она приготовилась объяснять дальше, но что-то её остановило. Не то показавшийся насмешливым взгляд, не то усталость от жары, не то понимание, что если её снова увидит в этой компании Святослав, он будет сильно недоволен. И Киликия отмахнулась:

– Не вникай, христианство не так-то просто понять, а для начала надо захотеть поверить. В тебе желания нет, – она зашагала дальше, но Всеслав пошёл рядом.

– Во мне множество желаний, поверь мне, – они быстро дошли до Софийских ворот, у которых прозвучала его фраза. Киликия поняла, что он подразумевал, она не была наивной девицей на выданье. Посерьёзнев и нахмурив чёрные брови, она сказала ему в лицо:

– Дальше тебе нельзя, прости.

– Ты очень красива, княгиня.

– Точно так же, как и твоя княгиня. Твоя жена, – с ухмылкой напомнила женщина.

– Я сохранил веру предков. У меня может быть несколько жён.

– А у нас, христиан, всякой твари по паре.

– И вам не надоедают ваши пары?

– Мне пора, князь, а такие разговоры лучше веди со Святославом, мой муж умнее меня, и ответит лучше, – она уже развернулась, чтобы уйти, но Всеслав окликнул:

– Киликия! Я слышал, что Вячеслав никак не поправляется…

Она обернулась, пока не уходя.

– Да, нога его пострадала сильно. Мы беспокоимся о его жизни.

– Нейола, моя княгиня, умеет исцелять. Можно ли ей будет навестить его?

– Княгиня, умеющая лечить? – удивилась Киликия. – Я слышала, что она с тобою на всех пирах, и правит в Полоцке с тобою? У вас такое дозволено женщинам?

– Боги женщинам не запрещают ничего, что позволено мужчинам. Женщины – наши матери, им можно лишь поклоняться.

Княгине понравились эти слова, они прозвучали нужными нотами на струнах её души. Вот уже девять лет она только и слышит «нельзя», «не позволено», «не красиво», «непристойно». Стой, замри, молчи, не дыши, не смотри, не думай. Только с детьми и Святославом и можно выдохнуть, у себя дома, дышать полной грудью. Неужели же в этих землях руссов есть хоть один уголок, где не крадут у женщин свободу? Киликия не сказала бы, что в Византии было намного лучше, она точно так же, как здесь под крылом мужа, жила там под крылом отца, и потому держалась подальше от требований и указов общества, в маленьком мирке за оградой и садом, на берегу бухты Золотой рог. Но там она была дочкой торговца, никому не интересной, незначительной, а тут стала княгиней! И получила на свою беду тьму обязанностей, будучи постоянно на виду.

– Так, Нейоле можно будет прийти? – повторил вопрос Всеслав.

– Я не решаю этого, – произнесла Киликия, чувствуя на языке горечь признания очередного бессилия. Нейола – язычница, и все бояре во главе с Всеволодом возмутятся даже мысли о том, чтобы она лечила Вячеслава. А будь её, Киликии, воля, пусть полоцкая княгиня будет хоть самим Дьяволом, лишь бы спасла деверя.

– Нейола исцелит его. Я уверен, – сказал Всеслав и, видя нетерпение Киликии, стремившейся уйти, простился сам, пойдя прочь от Софийских ворот.

Зная, что в этот час занятия подходят к концу, Киликия вышла на крыльцо и, любуясь с лестницы на закат, стала ждать возвращения сыновей. В отличие от остальных жительниц княжеских теремов, она не любила свободное время посвящать болтовне и обсуждению новостей. Замужние собирались на женской части хором и, прядя, вышивая или ничего не делая, чесали языки. Киликия предпочитала постоять в одиночестве, разглядывая летящие откуда-то куда-то облака, ловя на руку божью коровку или бабочку, слушая, как шелестит листва за стенами Детинца. Из новостей её волновали только редкие послы из Византии, иногда ещё привозившие письма от отца, матери и братьев.

– Любуешься? – раздался голос Святослава, вышедшего из сеней. Ждала сыновей, но первым появился муж. Киликия улыбнулась, поворачивая к нему лицо.

– Да, чудесный вечер.

Оглядевшись вокруг, что никого нет и никто не видит, князь обнял жену за талию и поцеловал. Выдержав несколько мгновений, он убрал руки.

– Хоть бы Вяча поправился.

– Ты снова к нему ходил?

– Только что от него. Врач, которого я нашёл, дал ему какой-то отвар, и брат уснул, но ногу, говорит, надо резать. А я же вижу, что с ней ещё не так всё плохо!

– А вдруг потом поздно будет?

– Ты думаешь, что пережить отчекрыживание ноги легко? От этого тоже многие умирают.

Киликия подумала и, покусав нижнюю губу, решила попытаться:

– Я слышала, что полоцкая княгиня, жена Всеслава, умеет лечить.

– Да? – изумился Святослав, точно так же как и она ранее. Потом он посмурнел, скрещивая руки на груди: – Кто это говорит?

«Господи, тут же всё у всех на виду, люди скажут, наверняка же кто-то видел! Лучше уж самой прямо говорить» – подумала Киликия и исправилась:

– Всеслав сказал. Мы встретились сегодня у Святой Софии.

– Опять? – Святослав дёрнул желваками и, хотя было видно, как наливаются гневом его глаза, он попытался разрядить себя иронией: – Свидания у вас там, что ли? Или мёдом намазано?

– Я не знаю, что там делал он, а я детей вела грамоту учить. Он спросил, как Вячеслав, я сказала, что плохо, и он признался, что княгиня умеет исцелять.

– Надо бы разведать об этом. Но, будем надеяться, что сегодняшний лекарь ошибается насчёт ноги, и Вяча пойдёт на поправку. – Помолчав, Святослав добавил: – Да и Нейола верует в старых богов…

– Я тоже об этом подумала. Всеволод говорил что-нибудь сегодня против врача?

– Не успел, я ушёл к Изу – там свои проблемы, – не стал вдаваться в подробности Святослав, заметив вопросительный взгляд жены, – а потом мы с ним разминулись. Конечно, он не очень доволен. Но новый лекарь – это ещё не язычница. Он прозовёт её ведьмой, ей-богу, как чародеем уже прозвали Всеслава.

– Как мало людям нужно, чтобы опорочить кого-то, – изрекла она, испытавшая подобное на себе. Святослав опять обнял её, жалея, что платок не даёт уткнуться носом в густые чёрные кудри, вдохнуть их аромат. На горизонте появился монах с двумя мальчишками, и князь опять отпустил Киликию, отстраняясь от неё.

Подведя детей к родителям, черноризец отпустил их руки. Глеб бросился обнять отца:

– Тятя, пойдём на мечах подерёмся!

– Куда? Солнце уже садится, – угомонил его тот. Роман прижался к подолу материнского платья. Монах молчаливо откланялся и побрёл назад.

– Тогда научи меня детей делать! – выдал новую просьбу Глеб. Святослав округлил глаза:

– Что?!

– Мама сказала, что ты учился.

– Мама? – князь покосился на княгиню. – Мама, у нас к тебе вопросы.

– Как ты видишь, днём я уже отвечала не очень удачно, – покраснела Киликия, разводя руками, – речь шла об умении писать…

– И совершенно случайно… – подсказал Святослав.

– Совершенно случайно… – повторила женщина.

– Вы обсудили, как делать детей?

– Не совсем так…

– Лика, они мальчишки, конечно, им это нужно знать, но чуть позже, и это я должен с ними об этом поговорить.

– Тятя, а правда, получается, что Олежка лучше всех сделанный? – опять вмешался Глеб. Святослав, не отводя взгляда от глаз Киликии, поделился своим мнением:

– Мне казалось, сын, что я делал всех одинаково хорошо, но, может быть, мама так не считает? Я, видимо, что-то упустил. Давай её спросим?

Точно так же, глядя в глаза мужу с кокетливым прищуром, женщина сказала:

– Князь ты мой ненаглядный, давай поговорим об этом ночью.

Но ночью им поговорить не пришлось. Застучавший в дверь гридь сообщил, что Вячеславу сделалось хуже, и все снова стали собираться к его ложу.

Глава восьмая. «Брат»

Пока Святослав одевался и подпоясывался, другие Ярославичи успели прийти к Вячеславу, стонущему в поту, дёргающему здоровой ногой и хнычащему, как малый ребёнок. Бессилие его выглядело и унизительно, и стыдяще для присутствующих братьев. Все они, кроме Игоря, в его годы уже успели повоевать и чувствовали себя умудрёнными мужчинами, которые не позволили бы себе выказывать слабость ни при каких обстоятельствах. Ода залилась слезами и, плача у стены, вытирала глаза и лицо платком.

– Что такое? – оглядел их Свят и остановил взгляд на занедужившем.

– Ох, не доглядели братика… – проныл Изяслав, утерев шмыгнувший красный нос. От него потягивало кисло брагой.

– Он живой ещё! – прикрикнул на него Святослав, хотя был согласен с тем, что Изяслав за многим недоглядывал, и охоту ту пропустил не по достойным причинам. – Что ты нюнишься? Ладно они! – князь кивнул на Оду и, видя, что обессилевшую без сна и от горя, поддерживает княгиню одна из её ближних девиц, шикнул: – Уйдите, женщины! Только тоску наводите!

Молодая боярыня вывела жену Вячеслава. Святослав посмотрел на Всеволода, стоявшего с греческим лекарем. Второго врача снова не было. Грек не преминул заметить с акцентом:

– Вот что ваши знатоки наделали.

Святослав не стал ввязываться в спор пока что, и подошёл к брату, пылающему от жара. Взял его за руку:

– Вяча, что ты?

– Помоги, сделай что-нибудь, не хочу помирать! – вцепился он в братскую ладонь. Грек добавил:

– У него был короткий бред…

– Так сделай же что-нибудь! – обернулся к нему второй по старшинству Ярославич. – Главный знаток – ты! Спаси брата, как не раз спасал отца!

– Не все болезни поддаются лечению… – стал оправдываться он.

– Не голоси, Свят, – попросил Всеволод, не любивший склоки и шумных, темпераментных людей.

– Может, это… – приблизился Игорь, – попробовать избавить его… от ноги…

Вячеслав, как загнанный зверь, посмотрел на младшего. Помотав головой, закрыл глаза, из-под ресниц, смешиваясь с потом, вытекли слёзы. Безмолвно затрясясь в рыдании, он разомкнул веки и обратился к Святославу:

– Пусть! Ладно! Жить только дайте… и огонь этот из меня изгоните! Горю, и всё от неё, ноги этой!..

Задумчиво выслушав мученические сетования, Святослав, ни на кого не обращая внимания, произнёс негромко:

– Возможно, и ногу оставим. Надо попробовать ещё одно…

– Чего надумал? – с интересом навис рядом Изяслав.

– Слышал я, что княгиня Всеслава понимает в целении.

– Безбожница! – перекрестился Всеволод. Врач, перенимая за ним, повторил жест.

– И что с того? – бросил спокойный взор на брата Святослав. – Умение лечить никак не связано с тем, во что она верует.

– Как же! А если это бесовское колдовство?

– И чёрт с ним! – проорал Вячеслав, отпустив руку одного и вцепившись в рубаху другого, потянув на себя: – Пусть хоть сама дьяволица меня лечит! Только вылечила бы!

– Что ты говоришь, брат?! – встревоженный, не оскорблённый за веру, потому что посчитал, что младший помешался в горячечном бреду, Всеволод склонился к нему, увещевая: – О душе подумай! Погубить её хочешь? Что страдания дольние, когда настигнуть могут вечные? От адовых мук не вылечить!

– Ты мне тело спаси, а душу я отмолю! – приподнялся, перехватив за ворот рубашки братову одежку Вячеслав.

– Не гневи Бога!

– А ты ляг на моё место! Я на тебя посмотрю!

Святослав с Игорем посмотрели на великого князя, показывая, что решение за ним. Изяслав, медленно осознав это, забегал глазами с одного на другого, потом на Вячеславе остановился. Полоцкие князь с княгиней ему понравились, да и вообще он всегда симпатизировал язычникам. Они проще, веселее, пляски у них и песни задорные и, что важно, они у них есть и никогда не запрещаются, как в пост христианский; дружинники Всеслава пьют на славу, а потом такие сказания затягивают! По церквям подошв не стирают, на молебны времени не тратят, а уж их истории о том, что у каждого по две-три жёнки, и никто их за то не судит!.. Нет, определенно ничего дурного не находил Изяслав в гостившем у них родиче и людях того.

– Почему бы и не позвать её? – пожал он плечами. – Разведаем, правда ли, что она способная в этом.

Святослав с облегчением выдохнул. Греческий врач едва не сплюнул, защищая себя от тёмных сил. Всеволод недовольно поджал губы, направившись на выход:

– Я в этом участвовать не буду! – на пороге он обернулся к Вячеславу: – Верую, что затмило твой разум из-за болезни, и что бы ни сотворила эта полоцкая нечестивица, я за тебя молиться не перестану!

Нейола, когда за ней послали, явилась быстро, да не одна, а с Всеславом. Их проводили в опочивальню хворого князя. Святослав, встав в дальний угол, разглядывал эту странную для местных пару, гладковыбритого и длинноволосого мужчину и женщину в серебряном обруче с жемчугом и янтарём на голове. Их чёрные, будто не славянские вовсе глаза, смотрели по-звериному, но если у Всеслава это был взор доброго вожака стаи, то у Нейолы взгляд напоминал хищную волчицу. Манеры её были мягки, движения неслышны. Она знала, зачем позвали её и, войдя, ничего не спрашивая, молча, подошла к Вячеславу. Перед нею все невольно расступались, а больной притих, в удивлении и надежде забыв о муках. Нейола скинула покрывало с его ноги, подняла повязку и, вдохнув воздух, покривилась, тотчас опустив ткань назад.

– Мне нужны травы, – своим низким грудным голосом сказала она.

– Это поможет? – сипло спросил Вячеслав. Она даже не посмотрела на него, обернувшись на Изяслава и Святослава.

– Кое-что у меня есть в дорожном ларе. Кое-что нужно будет найти.

– Конечно, ты только скажи, княгиня, – угодливо приложил ладонь к груди великий князь.

– Велите принести мой ларь. – Свят распорядился, отправив с поручением гридя. – Есть те, кто понимает в травах? Чтоб сорвал, что нужно, и не спутал.

– Найдём, – пообещал Изяслав.

Нейола стала давать инструкции: ещё тряпиц, мёда, что покрепче, кипрея, шалфея, солодки, подорожника. Под её чёткими и неукоснительными указаниями все шевелились и бегали без промедлений. Когда всё было принесено и добыто, она указала на дверь:

– Выйдите все.

– Но… – растерялся Изяслав, разводя руками. Однако не сумел закончить своё сопротивление, только посмотрев на братьев. Те, едва заметно пожав плечами, решили послушаться, и все потянулись прочь, на выход. Уходя, Святослав прикрывал за ними всеми дверь и успел увидеть краем глаза, как губы Нейолы шепчут неведомые заговоры, а пальцы ловко начинают рвать, кроша, стебли и листья. Всеслав вышел с ними всеми заодно. – Супружница твоя… – начал, чтобы избавиться от неловкости, Изяслав, – точно ли умеет лечить?

– В Полоцке лучше неё этого делать никто не умеет.

– Тогда будем ждать успеха! – сложил молитвенно ладони великий князь, но, глянув на Всеслава, смущённо их опустил. Красиво ли при язычнике соблюдать христианские обряды? Неважно, кто хозяин, а кто гость, не надо касаться всех этих вопросов веры. Благо хоть Всеволод ушёл, а то бы устроил ещё склоку! – Пойти, поспать что ли покамест? – зевнул Изяслав.

– Я тут подожду, – сел на скамью у стены Святослав. – Вдруг ещё что понадобится?

– И то правда, – кивнул старший Ярославич, неохотно оставаясь, хотя видно было, что сон клонит его. Или манит недопитая чарка. – Бедный Вяча, как его так угораздило…

– Он сказал, что зверь его коню под ноги кинулся, – сказал Всеслав.

– Я думаю, – вздохнул Святослав, косясь на великого князя Киевского, – что не будь он во хмелю, то удержался бы в седле. Хмель до добра никого не доведёт.

Изяслав недовольно на него посмотрел, но, сжав пальцы на коленях, промолчал. Всеслав, будто не замечая намёков, с улыбкой добавил:

– В меру всего дозволено, и хмеля тоже! Отчего же, когда праздник, или нет его, но нутро просит, не почать кубок?

– Истинно так, – поспешил согласиться Изяслав, шутя в дополнение: – Как сказал наш дед, Владимир, есть веселие пить, не может без того быть.

Они провели под дверями светлицы около часа. Игорь не присел и всё мерил шагами пол, пока тот в одном месте под ним не стал поскрипывать. За окнами посветлело, и городская жизнь ожила, нарастая шумом. Челядь принялась за свои будничные дела. Нейола вышла от Вячеслава. Все устремили взоры к ней, поднимаясь.

– Он уснул, – сказала она.

– Жить будет? – спросил Изяслав так, как пришло ему в голову. Женщина перевела на него черноокий взор:

– Он должен поспать. Там посмотрим. – На скамью села она. – Я подожду здесь. Когда он проснётся, надо будет напоить его ещё травами.

– Нужно ещё что-то? – уточнил Святослав.

– Нет.

– Тогда надо отдохнуть, – подытожил великий князь. – Мы тут уже ничем не полезны, пойдём, подремлем.

– Пожалуй, надо бы, – кивнул Игорь.

Все стали расходиться. Последними уходили Святослав и Всеслав. Ярославич свернул за полоцким князем, чтобы оказаться с ним вдвоём, без лишних ушей. Он поравнялся с ним на крыльце, показывая всем видом, что имеет сказать что-то. Всеслав остановился.

– Племянник, – с улыбкой произнеся это, Святослав не скрывал, что не принимает за разницу в возрасте каких-то два года. Полочанин с любопытством и такой же насмешкой приподнял брови:

– Дядя?

– Жена моя сказала, что ты поведал ей об умениях своей княгини, – несмотря на дружеский тон и простоту, с какой говорил Свят, Всеслав понял послание между строк, он не был глупцом. Ему сообщалось, что между мужем и женой секретов нет, и если он думает совершать что-то в тайне, то ничего не выйдет. Свят положил ладонь ему на плечо. – Благодарю за участие и доверие. К тому же, спасибо тебе, что когда я занят, приглядываешь за супругой моей, ведь раз ты мне родич, то и ей также.

– О, какие благодарности! Ведь, в самом деле, мы же родня, – улыбнулся широко в ответ и Всеслав. Ярославич оценил видимую искренность улыбки, красоту её, подчёркнутую острыми сбоку, будто клыками, зубами, но понять выражение глубоких глаз так и не сумел. Что думал Всеслав? Специально ли нашёл Киликию или встретился с ней случайно? А если специально, то с каким умыслом? Выяснять открыто и ссориться с ним он не мог, особенно теперь, когда в Новгороде не всё надёжно. Нельзя лишить себя поддержки всей полуночной стороны, чего доброго, они там все объединятся, и в третий раз повторится то, что было дважды: Новгород и Киев начнут упорную борьбу. В прошлые два раза выигрывал Новгород5151
  Владимир Креститель воевал со старшим братом – так называемая первая междоусобица – приведя отряд наёмников из Новгорода, и победил; его сын, Ярослав Мудрый, воевал с братьями во второй междоусобице, с наёмниками из Новгорода, и победил. В Новгороде, как главном портовом северном городе, нанимались прибывающие из-за моря варяги, норманны, викинги, всегда имевшие большую силу и опыт в битвах.


[Закрыть], а Бог, как известно, любит троицу.

Они разошлись. Святослав, придя к себе, Киликии там уже не нашёл – ушла с сыновьями завтракать или ещё куда, поэтому упал спать, выдохнувшись от напряжения и волнений за Вячеслава.

Когда Вячеслав проснулся, жар у него спал, а нога, хотя ещё нывшая и тянувшая, не жгла и не изводила так, как накануне. Рядом, тут как тут, оказалась Нейола, протянувшая ему чашу с ещё каким-то горьким отваром. Чувствуя слабость и сонливость, князь выпил, но, тем не менее, был рад, что не испытывает тех мук, что были ночью.

– Неужто вылечила? – несмело задал он вопрос рассматривающей его перелом княгине. Та подняла к нему лицо, сообщая без каких-либо эмоций:

– Ходить ещё до вересня не придётся. Или самого листопада5252
  Вересень – сентябрь, листопад – октябрь


[Закрыть]. И хромать будешь теперь всегда. Этого не исправить.

– Но… но нога-то… она останется? – с ещё не укрепившейся надеждой спросил он.

– Да, – ответила Нейола, и в этот миг подведённые её чёрные глаза показались Вячеславу самыми прекрасными на свете. Спасительницей она похорошела тысячекратно, и в немного пьяной от всех мёдов, выпитых как обезболивающее, голове, влюблённостью забилась благодарность. Вячеслав припомнил, как Всеслав целовал своей княгине руку, и с радостью бы повторил этот жест, но не позволил себе.

– Как благодарить тебя?

– Я скажу твоим братьям, что ты проснулся, – оставив без ответа, вышла она вон.

Князья были оповещены, что угроза миновала и, с облегчением и радостью, потянулись сызнова в опочивальню Вячеслава. Разбуженный Святослав вернулся одновременно с приведённой к мужу Одой, столкнувшись с ней в дверях. Он спросонок улыбнулся ей:

– Ну вот, княгиня, а ты горевала! Возвращай счастье на своё лицо!

Не столько от благой вести, сколько от обращения к ней деверя, ласкового и тёплого, Ода действительно улыбнулась и, зардевшись, вошла в комнату.

– Ох, княгиня! – дивился Изяслав на результат труда полочанки, на спасшегося от висевшей над ним гибели брата. – И вправду ты кудесница! – Всеволод, пришедший теперь уже без лекаря, хмуро опустил очи долу. Он готов был признать некоторые заблуждения, но предпочитал первым не заводить об этом речь, тем более, он ещё до конца не поверил, что спасение Вячеслава не поведёт за собой никаких последствий. Не падёт ли на его голову проклятье или порча? – Проси, чего хочешь! Жизнь брата стоит дорого! – расщедрился великий князь, широко объяв руками распахнутыми воздух. Нейола повела плечом и, ничего не говоря, зашла за спину Всеслава, стоявшего тут же. Она тем давала знать, что решать не ей, а ему. Изяслав кивнул тогда мужчине: – Проси за жену свою, скромницу. Чего хочешь?

– Хочу я, с одной стороны, самой малости, а с другой… боюсь сказать, не посчитаете ли наглостью?