Текст книги "Переклад"

Глава 6

Зайдя в квартиру, Виктория Ивановна рухнула на диван и, обхватив руками голову, заплакала.

– А я говорю, что нужно было лететь… Нельзя тебя время упускать. Каждый день – на вес золота. Из отпущенного тебе по Перекладу году жизни, три месяца – уже тю-тю… – смиренно констатировал Ракул. – Зря ты из-за меня осталась. Теперь вот, жалеешь.

– Ни о чём я не жалею… Я просто боюсь. Вот и всё… Я вообще покойников боюсь, а как подумаю, что должна руку в гроб запустить да ещё стянуть что-нибудь… Дурно становится. И ещё нужно на похороны попасть… Как? К кому?

– Прими горячий душ, выпей тёплого молока и ложись спать, – приказал Вадик. – А мне телек включи.

Вича послушно дошаркала на уставших ногах до полки, на которой лежал пульт, и включила телевизор.

– Тело депутата Большовой и её дочери доставлено на родину. Завтра в здании городского концертного зала состоится церемония прощания с нашей заслуженной землячкой… Тело будет захоронено на центральном кладбище… – сообщил диктор новостей.

– Вот тебе и похороны! – усмехнулся Ракул. – Тело врага, так сказать, сможешь лично лицезреть, заодно и позаимствуешь что-нибудь.

– Не нравится мне всё это, – подытожила Вика и пошла в ванную.

В длинной очереди желающих проститься с депутатом Большовой никто не обращал внимания на одинокую поджарую старуху, держащую в руках букет белых гвоздик и время от времени еле слышно бурчащую себе под нос какие-то слова.

Посредине просторного фойе стояли два полированных гроба тёмно-коричневого дерева.

При виде восковой бледности мёртвых лиц Вике сделалось дурно.

– Можешь уйти, – понимающе предложил Ракул.

– Лучше скажи, что можно незаметно украсть, – пробормотала Виктория Ивановна и положила под язык таблетку валидола.

– Сейчас посмотрю, – пообещал Вадик. – Ты, главное, держись, в обморок не шлёпнись!

– Давай быстрей! Всего пять человек осталось…

По-видимому, Вадим удалился на разведку, так как в последующие десять минут его не было слышно.

– Порядок! – наконец прозвучал его довольный голос. – Возьмёшь серёжку… Левую. Я посмотрел, там замочек приоткрылся. Слушай и запоминай! Ты подходишь справа, кладёшь цветы, склоняешься максимально близко, обнимаешь, а когда целуешь в лоб, то правой рукой незаметно вынимаешь из левого уха серьгу. Поняла?

– Я не смогу склониться, я боюсь…

– Ну тогда… Чего приходили… Положи цветы, и уходим.

– Подходите, прощайтесь, – раздался голос распорядителя траурной церемонии. – Ну же, все хотят к гробу подойти…

Вича только сейчас поняла, что застыла в шаге от гроба и не может сдвинуться с места.

– Не торопите! – вступился за неё военный, стоявший сзади. – Видите, человек в почтенном возрасте… Может, сердце прихватило.

Распорядитель понимающе прикрыл глаза.

Вика, сделав над собой неимоверное усилие, склонилась на покойной. Белые кружевные простыни, чёрная бумажка на лбу, цветы – всё пахло каким-то сладким удушающим ароматом. Голова закружилась. Вике казалось, что все вокруг следят за каждым её движением.

– Давай! Снимай! – кричал Ракул. – Не тяни!

Робко протянув трясущуюся руку к уху покойницы, Темнова вздрогнула и ощутила на пальцах мертвенный холод, исходящий от Большовой. Мочка уха была словно пластмассовая. У Темновой никак не получалось пошевелить серёжкой и вытащить её из отвердевшего отверстия в мочке.

– Давай быстрее! – уже рычал Вадим. – Все смотрят! Сейчас заметят! Да что ж ты копаешься! Косорукая!

Одеревеневшими пальцами Вика дёрнула за серёжку.

– Да разве так воруют!

Елена Павловна Большова открыла глаза и резко села в гробу.

Вика заорала от ужаса и стала озираться по сторонам, но толпа словно застыла в немом молчании. Присмотревшись, Вича увидела, что присутствующие превратились в ледяные статуи с застывшим на лицах безразличием.

– Сама сниму, – объявила Большова. – Чтобы ты, девочка, себя не осквернила. И так перед тобой в долгу.

Покойница ловко вытащила серьги из ушей и протянула онемевшей Виктории.

– Держи! Я сейчас обратно лягу, а ты мне простынку поправь и венчик Царствия Небесного… Перекосилось всё! И ещё, когда к доченьке прощаться подойдёшь, то шепни ей, что прощаешь нас…

Вика не успела ничего ответить, как покойница снова лежала в гробу…

– С вами всё в порядке? – сердобольный военный взял её за локоть.

– Да, – облегчённо ответила Вича. – Сейчас венчик на лбу поправлю и простынку…

Дойдя до второго гроба, она без всякого страха и отвращения коснулась губами лба молодой покойницы.

– Спи спокойно! Я вас прощаю!

На лице умершей появилась светлая улыбка, а на душе Виктории Ивановны сделалось легко и спокойно.

Перед сном Вика переоделась в шёлковую пижаму, положив в карман золотистую кудель. По привычке посмотрела на себя в зеркало, но, не найдя зрелище приятным, тяжело вздохнула и легла в постель. Опуская голову на подушку – под которой спрятала серёжки депутата Большовой – она услышала, как в соседней комнате Ракул радуется забитому зенитовцами голу.

– Вот мужики! Хоть человек, хоть призрак – как дети малые…

* * *

И снова ноги мёрзли от серой пыли. Покосившиеся плиты надгробий зловеще проступали из рассеивающегося сизого тумана. Сухое безжизненное дерево подпирало раскидистыми ветвями свинцовое небо.

То тут, то там над могилами начали появляться струйки пепла, они закручивались в затейливые коконы, из которых появлялись и безмолвно замирали – тараща на Вику пустые глазницы – скелеты в тёмных балахонах.

Викуля вытянула вперёд открытую ладонь, на которой лежали серьги Елены Павловны.

Некоторое время ничего не происходило.

Внезапно одна из мёртвых фигур взмахнула широкими рукавами одеяния и, воспарив над могилой, превратилась в ворона. Беззвучно размахивая крыльями, птица стала кружить над головой девушки. Через минуту уже следующий скелет перевоплотился в носатую птицу, затем – следующий… И так, пока все не взмыли кверху и не превратились в воронью стаю.

Вороны носились так близко, что холодный ветер, возникающий от взмахов крыльев, заставлял Вику дрожать всем телом.

«Наверное, я что-то делаю не так!», – подумала Темнова. – «Если «серый» сектор – Мир безмолвия, то как я объясню, зачем явилась, и что хочу у них попросить? Срочно нужен Сытин. Что он там говорил про свой «позывной»: сто тридцать три, сто тридцать три, сто тридцать три?»…

Сегодня в гостях у Аркадия Петровича была жгучая брюнетка. Несмотря на глубокую ночь, грузный ловелас не уставал демонстрировать чудеса потенции. Брюнетка – изначально решившая подыграть косоглазому Казанове – громко и фальшиво стонала, отрабатывая норковый полушубок. Однако через час восхитительного секса она стала всерьёз подумывать, а не выйти ли ей замуж за этого неказистого психолога.

«Да и фигли, что косоглазый!», – размышляла она, лёжа на животе и потряхивая головой в такт движениям Аркадия Петровича. – «Денег – уйма! Не жадный! В постели – просто необузданный жеребец. А что не красавец, так оно и к лучшему… По бабам шляться не будет… И подруги заглядываться не станут…».

– Сто тридцать три, сто тридцать три… – задыхаясь в экстазе, неожиданно начал выкрикивать Сытин. – Чёрт! Сейчас! Сейчас! Да сейчас уже…

– Да! Да! Не останавливайся! – вспомнила о своих обязанностях брюнетка. – Аркашенька, котик!

– Мяу!!! – издал нечеловеческий крик Сытин. – Мяу!

Он затрясся и тут же, превратившись в огромного серого кота, провёл когтями вдоль спины сладострастной любовницы.

– Ах! Ах! Мой котик! – брюнетка закатила глаза от накрывшей её волны неконтролируемой страсти и, вздрогнув всем телом, протяжно застонала. – Ты – чудо! Ты – просто чудо…

Задыхающийся и взъерошенный – зло сверкая разноцветными глазами! – Сытин оказался около Вичи. Если бы здесь можно было говорить, то Вика, наверное, выслушала бы такое… Что приличным девушкам и слышать никогда не доводилось.

Быстро вникнув в происходящее, Аркадий Петрович запрыгнул на одно из надгробий и, перекувыркнувшись, упал в пыль горбатым уродцем с безобразным лицом. Ковыляя на коротких кривых ногах, он подошёл к Темновой и забрал серьги. Затем он поманил её пальцем следовать за ним.

С трудом переставляя замёрзшие ноги, она ходила за горбуном между могилами.

Наконец они остановились около одного из камней. Сытин задрал голову вверх и посмотрел на кружащих над ними птиц. Одна из ворон немедленно отделилась от стаи и подлетела к могиле.

Горбун сначала ткнул пальцем в камень, затем показал серёжки…

Ворона засмотрелась на блеск украшений.

Горбун снова ткнул пальцем в сторону камня.

Ворона взлетела и дотронулась крылом до надгробия. На камне появилась надпись «Ракул Вадим Николаевич, тысяча девятьсот восемьдесят девятый», второй датой был указан текущий год.

Сообразив, что торги начались, Вика резко замотала головой из стороны в сторону, демонстрируя категорическое несогласие.

Поразмыслив, ворона снова взлетела и, коснувшись крылом камня, добавила к дате смерти пять лет…

Вика – насколько это было возможно – сделала злобное лицо и топнула ногой…

Теперь ворона прибавила десятку.

Вика не соглашалась…

Ещё десятку…

Вику просто трясло от злобы, что этот своеобразный аукцион затянулся, а горбун уже явно нервничал.

Догадавшись, она начертила на покрывающей камень холодной пыли цифру пятьдесят.

Ворона открыла от изумления клюв и, взлетев, вернулась к стае.

Сытин беспомощно развёл руками.

Внезапно другой ворон опустился на могилу.

«Что он хочет?», – мысленно спросила себя Вика.

В голове что-то больно щёлкнуло, и на миг её ослепила резкая электрическая вспышка.

«Я не смог полюбить тебя при жизни…», – услышала, а вернее, поняла она безмолвное обращение птицы. – «Я согласен тебе помочь сейчас!».

«Отец! Ты – мой отец!», – догадавшись кто перед ней, беззвучно вскрикнула Вика.

«Я пытался стать тебе отцом, но не смог… Я сотку «кокон неприкосновенности» для судьбы твоего друга… Добрая ты… Вижу, что не бросаешь Лидию, только обещай и впредь о ней заботиться, несмотря на то, что правду узнала… Виноват я перед ней. Очень виноват!».

Вика согласно кивнула, а Сытин положил на пыльный холм золотые серьги.

Ворон взвился ввысь, после чего вся стая разлетелась в разные стороны и опустилась на землю.

Это была страшная картина!

Вороньё купалось и барахталось в пыли, вздымая вверх серую взвесь. Облака пыли соединялись, образуя непроглядную пелену.

Внезапно с неба прилетели летучие мыши, они ринулись к дереву и разместились на ветках, повиснув вниз головами.

Вороны стали с силой бить крыльями, вздымая пыль в ещё большее облако.

Чёрные ночницы расправили свои крыльевые перепонки. Достигая ветвей дерева, пыль касалась крючкообразных пальцев мышей и превращалась в серые, слабо светящиеся нити. Мыши тут же взлетали и, кружа, сплетали серебристый кокон.

Когда кокон был готов, они бережно поставили его около камня с фамилией Ракула.

Горбун вопросительно посмотрел на Вику. Та достала золотистую кудель и опустила в отверстие кокона.

Ночницы тут же «заштопали» конструкцию и вернулись на дерево.

Вороны поднялись из пыли и расселись по могилам, но ненадолго. Тут же, одновременно взлетев на одинаковую высоту, они опустились вниз в образе скелетов в тёмных одеяниях.

Горбун, не попрощавшись, заковылял между могил, удаляясь от Вичи.

Вика хотела крикнуть вслед Сытину слова прощанья, но вместо этого закашлялась и… Проснулась…

Дверь торгующего цветами павильона содрогалась от стука снаружи.

Таджик, ночующий на рабочем месте, проснулся и подошёл к двери.

– Шайтан! – выругался он. – Зачем стучишь! Всего пять утра!

– Пожалуйста, откройте, мне очень нужен букет цветов, плачу двойную цену!

За стеклянной дверью стоял смешной косоглазый толстячок возрастом хорошо за пятьдесят.

– Каких тебе цветов? – услышав про двойную цену, поинтересовался таджик.

– Штук пятнадцать красных роз…

– Сейчас подам…

– Ты где был, мой котик? – томно спросила брюнетка, перевернувшись на спину. – Я тебя звала, а ты не отвечал.

– Это – тебе! – Сытин положил на кровать букет алых роз.

– Как мило… – брюнетка уткнулась лицом в цветы. – Ты действительно самый лучший!

– В действительности всё совершенно иначе, чем на самом деле…

– Что ты сказал?

– Это не я, это – Антуан де Сент Экзюпери… Спи…

* * *

На этот раз регистрацию на авиарейс объявили вовремя. К стойке регистрации со всех сторон зала потянулись владельцы билетов до Новосибирска.

Виктория Ивановна не спеша волочила чемодан через весь зал. Поравнявшись с очередью, она обнаружила впереди себя шумную и многолюдную толпу цыган. Огромное количество баулов, бегающие неугомонные дети, громкие гортанные окрики цыганок – всё это вызвало у Вики чувство досады. Она решила постоять в сторонке, дожидаясь, пока кто-нибудь другой не встанет следом за «ромалами».

– Вика, почему остановилась? – напомнил о себе Вадим. – Ты что, цыган боишься? Люди как люди…

– Просто не хочу потом в самолёте сидеть рядом. Шумные очень, – опустив голову, пробормотала пожилая путешественница.

– И правда, как старуха становишься… – разозлился Ракул.

Дождавшись, когда очередь основательно увеличилась, Вика встала в самом хвосте.

Она не заметила, когда от толпы цыган отделилась старуха и направилась прямиком к ней.

Седая цыганка в красном платке и дорогом плаще, из-под которого виднелась длинная яркая юбка, уставилась мутными глазами куда-то поверх головы Виктории Ивановны.

– Миро дэвэл¹1
  ^{Бог мой. (Цыганск.). (Прим. автора).}


[Закрыть]! – произнесла она хриплым старческим голосом. – Вот я и нашла тебя!

– Меня!? – удивилась Вика. – Разве мы знакомы? Вы обознались!

– Сыр тут кхарэн²2
  ^{Как тебя зовут. (Цыганск.). (Прим. автора).}


[Закрыть]? – не обращая на Темнову никакого внимания, продолжала цыганка. – Говори, я услышу!

– Ракул… Вадим Ракул, – неожиданно отозвался Вадик.

– Со ту пхэндян³3
  ^{Что ты сказал. (Цыганск.). (Прим. автора).}


[Закрыть]? Ракул… А я – Черген! Не слыхал такого имени? Меня в честь моей прабабки назвали…

– Ведьма Черген? – голос Вадима дрогнул. – Слышал… И семейную легенду знаю…

– Предки твои из Бессарабии в Россию перебрались… – покивала цыганка. – Ты совсем обрусел… Ракул-молдован, – она тяжко вздохнула. – Только фамилия и осталась… Если хочешь с рода проклятье снять и по земле ходить, то найдёшь меня завтра вечером в цыганском посёлке за городом. Узнаешь, в каком дворе свадьба намечается, и спросишь гадалку Черген. Я наших предупрежу! Ждать тебя буду! Да и ты, золотая, приезжай, раз с парнем этим неразлучная… Тебе погадаю…

– Не знаю, получится или нет… – раздражённо ответила Вик. – У нас много дел на завтра… И нам ещё далеко ехать…

– Далеко… – согласилась цыганка, переведя мутный взгляд слезящихся глаз на Вику. – Далеко, только не так скоро, как задумала… Повременить придётся! А приглашением не пренебрегай… Черген знает, что говорит… Жду вас! Вы мне поможете, а я – перед вами в долгу не останусь!

С этими словами старуха развернулась и пошла в сторону своих сородичей, подметая серые плиты зала аэропорта длинной складчатой юбкой.

– Что это за легенда у твоей семьи? – поинтересовалась Вика у Ракула.

– Давай в самолёте расскажу, – предложил парень. – Я вот думаю, кто ещё меня видит кроме тебя? Тот мальчонка, цыганка… Почему?

– Так надо было у неё и спросить! – ответила Вика.

– И спрошу! – заверил Ракул…

Семейной легенде Ракулов было около ста пятидесяти лет…

В те времена Бессарабия – в составе Молдавского княжества – считалась частью России. Больше половины населения составляли царане – люди, занимающиеся сельским хозяйством, лично свободные, но обязанные отдавать десятину-дижму от произведённых продуктов и исполнять барщину, работая на владельцев земли.

Василе Ракул жил с семьёй в дворовых у рано овдовевшей помещицы. Как её звали на самом деле, теперь никто и не помнил. Но за злобный нрав и скандальный характер прозвали её в народе «Косороткой». Мол, когда орать начинала, то до такой степени в раж входила, что от ярости лицо перекашивало.

Судя по рассказам, вредная вдова положила глаз на Василе и стала его уговаривать из семьи уйти да к ней в барские хоромы перебраться. Однако молодой красавец Ракул ни в какую не соглашался.

Тогда стала Косоротка в табор к цыганам ходить, гадать да привораживать молодого парня. Только это не помогало. Отчаявшись, решила она отомстить несговорчивому работнику – не зря говорят: «От любви до ненависти – один шаг!».

Хитрая баба устроила в поместье на пасху праздник, сама столы накрыла, сама вино бочками выставила.

Перепились мужики на радостях, а ей только этого и надо было…

Подкупила помещица лихих разбойников. Умыкнули они бесчувственного Василе и бросили в овраге подальше от села, потом выманили из табора булибаша Гожо – мужа ведьмы Черген – зарезали и тоже в овраг к пьяному Ракулу кинули. Василе кровью измазали и нож в руку вложили.

А Косоротка к цыганам побежала, мол, смотрите, Ракул Гожо зарезал.

Ромалэ разбираться не стали, схватили Василе, отволокли в кодр – так в Бессарабии леса называются – и убили. А ведьма Черген ещё и проклятье наложила на весть мужской род: чтоб до середины жизни своей Ракулы не доживали и никогда внуков не видели…

– Ужас какой! – пробормотала Вика, дослушав рассказ друга. – Она сидела около иллюминатора и, прикрыв рот шарфом, вставляла редкие реплики, стараясь не разбудить храпевшего в соседнем кресле мужчину. – И что с проклятьем? Действует?

– Не знаю… – прошептал Вадик. – Только действительно все мужчины нашего рода долго не живут. Сын Василе погиб в революцию, прадед – в Великую отечественную, дед в шестьдесят втором – при событиях в Новочеркасске, а отец утонул на пароме «Эстония» в девяносто четвёртом. Теперь – вот я… Как думаешь, совпадение?

– Обязательно навестим цыганку… У меня к ней тоже вопросы…

– Вика, ты забыла, зачем и куда мы летим? – Ракулу явно не понравилось заявление Темновой. – С моими вопросами позже разберёмся. Будем решать проблемы по очереди…

– Проблемы следует решать по мере поступления, – задумчиво ответила Викуля. – И раз очерёдность меняется, то, думаю, и мы должны менять планы… Чувствую я себя вполне нормально, не беспокойся. Подумаешь, на один день задержимся… К тому же я кое-что придумала.

– А я бы сейчас с удовольствием оказался в секторе «беж»… Хотя бы на время почувствовал себя человеком…

– Ты думаешь, что мне нравится быть старухой? – проворчала Вича…

Сняв гостиницу в центре города, Виктория Ивановна посетила несколько магазинов и закупила тёплые вещи для дальнейшего путешествия.

– Вика, мне так стыдно, что я даже не могу тебе помочь нести эти сумки, – сокрушался Ракул. – В моём нынешнем состоянии тебе от меня – никакого проку…

– Брось! – успокоила Вика. – В твоём нынешнем состоянии есть огромные преимущества…

– Не понял?

– Экономия! – пояснила Темнова, затаскивая в номер кучу шелестящих пакетов с экипировкой. – На самолётах летаешь бесплатно, не ешь, не мёрзнешь… Представляешь, сейчас бы ещё мотались, тебя с ног до головы одевая…

– Да-а-а… – разочарованно протянул Вадик. – Хорошо, что я костюм сдал и деньги вернул… Денег всё-таки жалко?

– Не зуди! – попросила Вика. – Денег для тебя мне не жалко, но – блин! – они так катастрофически исчезают… Несколько месяцев назад полмиллиона долларов мне казались баснословной суммой, которой хватит на всю жизнь… А сейчас… – она виновато улыбнулась и развела руками.

– Что, сейчас? – наивность подруги умилила Вадима, и ему на секунду показалось, что перед ним прежняя восемнадцатилетняя девчонка.

– Вот отдышусь и пересчитаю…

Вика сидела на кровати и, раскладывая пачки долларов, помятые рубли и несколько купюр в евро, считала вслух:

– Итого: сто пятьдесят две тысячи долларов, сорок пять тысяч наличных рублей, триста евро… И на карточке… – Вика взяла телефон и посмотрела остаток на счёте. – На карточке почти два миллиона рублей… В принципе, нормально…

– Многие мои знакомые за всю жизнь столько денег не имели! – заявил Ракул.

– Мои – тоже! Но они не собирались арендовать вертолёт до Верхнемагистрального!

– Что?! Ты хочешь взять в аренду вертолёт?!

– Да, – спокойно ответила Вича. – Вот завтра посетим твою Черген, а послезавтра – в поезд, и – до Иркутска. Там и планирую вертолёт арендовать.

– Ты с ума сошла! Такие траты!

– Время дороже!

Вика внезапно засмеялась.

– Ты чего? – удивился Вадик.

– Я подумала, что волшебная палочка в наши дни неактуальна, нужно придумать сказку, где добрый чародей награждает героя таким маленьким денежным станком… Чтобы при необходимости можно было всегда недостающую сумму быстро напечатать…

– Глупость какая… Включи мне лучше телевизор, – попросил Ракул.

Вика складывала деньги обратно в чемодан, когда услышала удивлённый возглас друга. Она подбежала к телевизору и застыла, увидев происходящее на экране.

Репортаж вёлся из клиники, в которой в бессознательном состоянии находился пациент Вадим Ракул.

– Трое вооружённых головорезов проникли прошлой ночью в здание больницы. По предварительным данным их целью было отключение аппаратов жизнеобеспечения в одной из коммерческих палат клиники. В настоящее время преступники задержаны и находятся под следствием. Трагедии не случилось… – ровный голос диктора смолк, на экране появились картинки следующего сюжета.

– Это меня хотели убить, – поникшим тоном констатировал Вадик.

– Успокойся, я сделала всё, что велела Офелия, твоя судьба в «коконе неприкосновенности»… Мы всё успеем… Помяни моё слово.

– А если родовое проклятье… Какая разница, умереть или валяться бревном?

– Тем более, завтра узнаем, что делать…

– Мы даже не знаем, что нас ждёт, когда ты найдёшь место своего рождения? Что там? Чем это нам поможет? – голос Вадика предательски дрогнул.

– Прекрати паниковать! Делай что должно, и будь, что будет! Ты же ещё собирался в боях участвовать… Где твой бойцовский дух?

Вика удивлялась сама себе: откуда в ней эта жёсткость…

Она закрыла дверь в спальню, легла на кровать и заплакала тихонько, чтобы не слышал и без того расстроенный Вадик. Ей вдруг стало жалко и себя, и его…

Что ждёт их впереди?

Она посмотрела в окно. Полуночный город мелькал разноцветьем витрин и неоновых вывесок. Сигналили машины, по тротуарам гуляли влюблённые. В ярком свете фонарей осенние деревья сыпали золото листвы под ноги запоздалым прохожим…

Вот она, земная жизнь, здесь и сейчас!

Простая и понятная жизнь – как это прекрасно!

Одна действительность, одна реальность, не искажённая изменённым сознанием…

Почему всё произошло именно с ней?

Почему именно она?

Темнова Вика из деревеньки Пустыхово, работающая официанткой в городском кафе, мечтавшая о большой любви…

Почему она сейчас лежит на кровати гостиничного номера в теле шестидесятивосьмилетней морщинистой женщины?

И даже мама – слабая безвольная мама – оказалась неродной…

– Кто я? – прошептала в подушку Виктория Ивановна. – Кто я на самом деле?

Ей приснилась улыбающаяся норна Скульд…

Она пряла пряжу, монотонно приговаривая странные слова: «Чему быть суждено – обязательно будет, но не больше того, чему быть суждено… Ты забудешь всё это, когда вернёшься под сень… Первое цветение в двадцать лет…».