Текст книги "Ген хищника"

Глава 7

Времени и сил в свою внешность молодой Альгиз Зараев вложил существенно больше, чем Кира. Она остановилась на пороге и немного понаблюдала за ним. В полумраке кафе его одежда сияла белизной. Белая футболка и джинсы, белые кроссовки. Испачкаться он не боялся, и одежду испортить тоже. С утра моросил дождь. Солнце еще не высушило город. Ливневки, забитые опавшими листьями, с потоками воды не справлялись. Пробежаться по лужам и не забрызгаться крайне сложно. На столике лежали ключи со значком «Мерседеса» и айфон последней модели. Тщательно уложенная борода и прическа – волосок к волоску. Он старался уловить свое отражение во всем: в стеклах панорамных окон, в бокале, в панно на стене. Если он полюбуется собой, глядя в вилку, она вряд ли сдержит смех. Кира улыбнулась одним уголком губ и прошла внутрь.

При знакомстве с девушкой Альгиз не смог скрыть удивления. Кира не производила впечатления служительницы закона, она ею и не была. Это он еще Григория не видел в полном байкерском облачении.

– Сколько вы встречались с Натальей? – Кира для начала включила деловой тон.

– Полгода прям встречались. А знакомы больше, ну так, болтали иногда… – Альгиз ничего не скрывал и не боялся, рассказывал спокойно. Никаких переживаний и сожалений по поводу смерти Натальи он не испытывал. Скорее наслаждался вниманием и своей значимостью в связи с возобновившимся к его персоне интересом полиции.

– Занимались сексом? – уточнила Кира.

– Ну да. Я, вообще-то, не планировал никаких серьезных отношений. Она и старше меня, и не… не подходит мне совсем. Но как-то завязалось…

Кира кивнула и терпеливо улыбнулась, давая понять, что ждет продолжения.

– Она очень сговорчивая была, понимаете. Я приеду, она радуется, улыбается, будто у нас незнамо какая любовь. И отдавалась так самозабвенно, на любые эксперименты была готова. А потом я не появляюсь, и она не жалуется, не ноет, не ревнует, ничего не требует. Я ей ни цветов не покупал, ни подарков. Не потому что жадничал, а просто в голову не приходило. Она всегда довольная и так была. Ну, так тянулось, тянулось, и я подумал, она удобная, а что бы не попробовать. Ну и мы как бы стали встречаться «по-настоящему».

– Понятно. Это «по-настоящему» длилось полгода. И совсем не нравилось вашей маме? – Кира не выказывала никаких эмоций. Высказанное ею предположение было очевидно. Перед ней сидел маменькин сынок. Точнее, мамин кобелек.

Подобная сцепка мама – сын не новость. С тех пор как женщины оказались способными самостоятельно зарабатывать деньги, много денег, они возжелали занимать главенствующую позицию в отношениях с мужчинами, в том числе и с сыновьями. Конечно же, маме не выдержать конкуренции с девочкой в короткой юбке и с синими восторженными глазами и не быть у сына на первом месте. А вот с помощью денег, источник которых – мама, айфона, тачки, шмоток-тапок она может прекрасно держать его за одно место. И никуда избалованное достатком и ленью дитятко не денется. А если женщина может принимать на себя мужские функции – работать, добывать, решать, распоряжаться, отдавать приказы, то отчего бы и мужчине не соглашаться, не повиноваться, не подчиняться и не покоряться.

Молодой мужчина с хмурым видом покачал головой. Настроение у Альгиза испортилось.

– Ну да. Ей Ната сразу не понравилась. Вообще, если честно, ей никто не нравится. Она всегда говорит, что серьезные отношения надо ближе к сорока выстраивать, а пока лучше как следует нагуляться. И, типа, девушки сейчас не шибко строгих нравов, так что любую выбирай, не стесняйся. А жену надо совсем по-другому принципу выбирать. И она, конечно, поможет. Ее надо обязательно послушать, потому что у нее есть опыт и жизненная мудрость.

Кира мило улыбалась. Устами мальчика за тридцать говорила взрослая женщина, обозленная на молодых красоток и защищающая свое капиталовложение.

– Мама говорила, у Натки и семья неблагополучная, никакой поддержки не окажет. Придется мне самому содержать семью. Так-то она права, конечно. Мать у Натки пенсионерка, а отец – алкаш. Натка отца вообще не помнила, мать его выгнала, когда той три года было. А Натка самостоятельная и спокойная. Я ни разу не слышал, чтобы она голос повысила. Мама говорит, что как раз такие тихони всегда все по-своему выворачивают. Залетит – и придется жениться. Будешь всю жизнь мучиться. Семья – это очень сложно и дорого. На работу придется устраиваться, и не погуляешь уже, потому что с семьей надо много времени проводить.

Кира кивала.

– Ну, я подумал… Мама права. Натка действительно прям невозмутимая какая-то. Всем довольная и спокойная. Будто у нее четкий план есть и она уже все решила. Все девки понятно, чего хотят, – замуж. За такого, как я, вообще все замуж хотят.

Кира едва сдержала смешок. Она прищурилась, глядя с иронией, но поглощенный своей персоной Альгиз не обратил на это внимания.

– А Натка единственная из всех, которая ни разу не намекнула даже, что замуж хочет. А она же ведь уже… ну, не молодая была, за тридцать ей. Небось в уме уже все придумала и подробности свадьбы расписала. Скрытная, в общем, непонятная. Короче, решил я маму послушать. – Молодой мужчина запнулся. Фраза прозвучала звонко, будто стишок на утреннике.

Альгиз громко втянул воздух ноздрями. От вальяжного, уверенного в себе мужчины ничего не осталось, кроме дорогих белых шмоток. Перед Кирой сидел кобелек на поводке и в периметре, определенном мамой.

– Женщин может быть много, а мама у меня одна и другой не будет, – продолжил парень, но звучало это все более и более фальшиво. – Больше, чем мать для сына, ни одна женщина не сделает. И она всегда на моей стороне. Кто кроме нее поможет отбиться от алчных женщин, которым только и нужно мужика, то есть меня, себе под каблук засунуть. Манипулировать мной, заставляя работать. Я против мамы не пойду никогда. Мама – это самое главное в жизни.

– И денег дает, – кивнула Кира.

– Ну да, – кивнул Альгиз и вздрогнул. – Ну и что? Да. Денег дает! А без денег никуда. А ты либо их зарабатываешь и тратишь на это все свое время, всю свою жизнь. Тогда больше ничего не успеваешь. Некогда жить. Некогда гулять и удовольствия получать. Либо ты жизнь живешь и все такое, а кто-то должен тебе на это денег дать. Мне мама дает. А жена, она же наоборот захочет. Я работать, что ли, буду, а она тратить?

Кира снова кивнула и с заинтересованным видом улыбнулась, ни жестом, ни взглядом не выказывая осуждения.

– И вы расстались? Наталья огорчилась? Плакала?

– Вообще нет. Я удивился, даже расстроился. Я огорчился! Вроде как показалось, что ей пофиг до наших отношений было. Что я есть, что нет. Спасибо, что сказал, и все. А потом вдруг вот так… С моста…

– А почему вы решили, что это суицид?

– Ну, я же говорю, странная она была очень и спокойная, будто ей эмоции ампутировали… Совсем без чувств. В тихом омуте черти водятся… Когда мне фотки показали, как ее из реки вытащили, я сразу подумал, что она туда сама сиганула. И там раны были на теле, ножом.

– Колющим предметом, – уточнила Кира. – Следы на теле, скорее всего, были оставлены заточкой или гвоздем, не ножом.

– Ну, острым. Я сразу про нож подумал. Ната ножиком так играла… Ну вот ладонь кладут на стол и тыкают между пальцев. – Он продемонстрировал, положив холеную руку на стол между чашек, растопырил пальцы и принялся указательным пальцем другой руки тыкать между пальцами. Кира отметила необыкновенно ровные и ухоженные ногти, мужчина явно пользовался услугами маникюрши. – И вот так ножом, все быстрее и быстрее, и не смотрит на руку и улыбается, а потом закрывала глаза. – Альгиз округлил и вытаращил на Киру глаза. Ну, понятно, он и представить не мог, что можно играться с чем-то, рискуя причинить себе вред. – Сначала прикольно было. Удивительно. А потом вообще страшно смотреть стало. Она говорила, что просто натренировалась. Но ведь странно как-то. Нормальные люди так себя не ведут.

– Хорошо. – Кира умильно смотрела на Альгиза, как на карикатуру мужчины. – Почему вы решили, что она из-за вас-то прыгнула?

– Ну а из-за кого же еще? – Он мялся.

Кира вскинула бровь, внимательнее всматриваясь в его лицо. Альгиз решал, рассказывать или нет. Опасения буквально были написаны у него на лбу. Поднял взор наверх вправо, значит, визуал по восприятию и что-то вспоминает.

– Альгиз, ваша мама не права, – вмешалась собеседница в его мыслительный процесс. – Если вы не совершали в отношении Натальи конкретных действий, не унижали, не били, не издевались, не заставляли ее делать что-то против воли, вас никто не будет обвинять в «доведении до самоубийства». Это вообще очень непростое обвинение и сложно доказуемое. Даже если подобное действительно имело место и совершалось со злым умыслом, доказать все равно очень трудно. Люди ежеминутно делают массу гадостей друг другу.

Она попала в точку. Молодой мужчина вспыхнул, опустил глаза.

– Конечно, у меня не было никакого злого умысла. – Потом он осекся и уточнил: – А вы же вообще не полицейский? Не следователь?

– Нет, – заверила Кира. – Я психолог. Консультант.

Он еще раз тяжело вздохнул и поведал:

– В общем, когда я Нате сказал, что мы расстаемся, а она никак не отреагировала, вроде как ей все равно, я обиделся. Тоже мне фифа нашлась, ко мне очередь из девок выстраивается, а ей пофиг. Вроде как она за меня и не держится. Что-то меня это так задело. Мама всегда говорит, что я такой парень, о котором любая девушка только мечтать может. Так все и было. А эта, типа, особенная, что ли? Вроде как она мне продемонстрировала, что она лучше, чем я.

Кира ясно прочитала на лице молодого мужчины недоумение, обиду, даже злость. Да уж, с безразличием Альгиз сталкивался нечасто. Не с безразличием, скорее со сосредоточенностью на себе, свойственной умным, образованным, занятым интересным делом женщинам.

Мужчина вздыхал, суетливо поглядывал по сторонам.

– В общем, мне захотелось ей гадость сделать. Чтобы много о себе не мнила. И я сказал, что расстаемся мы, потому что она невзрачная, серенькая и не яркая. Ну, мне не пара. Слишком простенькая и старая для меня. А она не обиделась и даже засмеялась. Сказала, что накрасить морду несложно, а вот чтобы оценить сложность умственного развития, интеллекта и образования, надо тоже умным быть. А чтобы от этого удовольствие получать – быть равным. Я, если честно, не очень понял, что она сказала. Понял только, что она не обиделась и все мои высказывания про ее внешность мимо. Токсичный человек, – напыщенно сказал Альгиз и поджал губы. – С такими не нужно общаться.

– И вы об этих оскорблениях маме рассказали? – уточнила Кира.

– Да, я ей все рассказываю. Ну почти, – гордо заявил Альгиз. – Мама тогда сразу просекла, что меня могут обвинить в доведении до самоубийства. И письмо забрала.

– Письмо? – Кира одобряюще улыбалась, стараясь не спугнуть разговорившегося хвастуна. – Наталья вам письмо написала?

– Да. – Альгиз явно не собирался говорить об этом, но, раз уж проболтался, продолжил, предварительно еще раз уточнив: – Вы же не следователь? И наш разговор не записываете?

– Нет, не следователь. Ничего не записываю. – Сквозь панорамные окна кафе Кира заметила «Харлей» и Самбурова. Не найдя парковки, он припарковал мотоцикл прямо перед окнами на тротуаре. Вид у него явно не отличался благодушием. Кира заспешила: – Что в письме было?

– Ната за все благодарила, хвалила меня за всякую ерунду, типа наши отношения – это хороший опыт, и она как бы прощалась со мной. Только я тогда думал она уезжает куда-то. Не понял, что умирать собралась.

Кира улыбнулась:

– Вы сохранили письмо?

– Нет, маме отдал.

– В полиции о нем не рассказали? Ваша мама присутствовала, когда вас расспрашивали полицейские? – уточнила Кира. В ответе она не сомневалась.

– Конечно. – Альгиз вытаращил на девушку глаза, будто она ему предложила без страховки с крыши многоэтажки сигануть. – Мама бы и сейчас пришла, только у нее встреча какая-то и отменить нельзя. У нас с мамой полное доверие.

Кира едва сдержалась от ругательства. В кафе как раз вошла мать Альгиза, столкнувшись на входе с Самбуровым. Серьезная, стильная женщина, смахивающая на Миранду Пристли из «Дьявол носит Prada» или на Мэй Маск[3]3
  Мэй Маск – канадско-южноафриканская модель. Родилась 19 апреля 1948 года. Мать троих детей: сыновей Илона Маска, Кимбала Маска и дочери Тоски Маск. На протяжении 50 лет работала в качестве модели, появлялась на обложках известных журналов, включая Time.


[Закрыть], стилю которой многие возрастные женщины сейчас подражали. Взгляду мамы Альгиза позавидует любой следователь. Жесткий, проницательный, мгновенно ставящий в положение должника и виноватого. Сынуля маму еще не заметил.

– У меня есть фото того письма. В телефоне сохранил, – признался он. – Я вам скину, только не говорите маме…

– Что не говорить маме? – Стол овеяло селективным парфюмом. Резким, удушающим.

Через мгновение рядом возник подполковник.

– Собрались, – прошептала Кира одними губами.

Кира дружелюбно и понимающе улыбнулась молодому мужчине и проговорила:

– Знаете, Альгиз, вам не обязательно слушаться маму во всем. Как вы наверняка уже почувствовали, она так же, как и все остальные женщины, преследует только свои интересы. И они в основном смысле совпадают с интересами тех самых женщин, о которых вы говорите, – держать вас на привязи, манипулировать, заставлять делать то, что нужно ей, а не то, что хотите вы. Признайтесь, иногда же просто выворачивает от того, что вас заставляет делать мама. А еще вы давно поняли, что она так же боится потерять вас, как вы опасаетесь остаться без ее денег.

Мать Альгиза буквально захлебнулась от возмущения, переводя взгляд то на сына, то на наглую девицу, внушающую ему крамольные мысли. Кира резко выставила вбок ладонь, словно таким образом блокируя ее возмущение, и продолжила, понимая, что каждое ее слово попадает в точку:

– Ты уже несколько раз подумывал, что можно выторговать больше свободы. – Кира ткнула пальцем в Альгиза, лицо которого пылало, на лбу выступил пот, а глаза смотрели в упор на тарелку с надкушенным тостом. Девушка хитро прищурилась и радостно завопила: – Ух ты! Не подумывал! Ты уже пробовал. У тебя есть конкретные требования! Ты жаждешь самостоятельности!

– Что вы такое несете? – наконец очухалась маман. – Чему вы учите моего ребенка? Непослушанию?

– Какому непослушанию, мама? Я что, песик, нагадивший на паркет? Меня надо наказать и посадить в клетку, как Бублика? Какого ребенка? Я взрослый мужик! Я в состоянии сам решить, что мне говорить и что делать. Ты думаешь, что купила мою жизнь за деньги и теперь проживешь ее за меня?

– Нет, она думает, что она купила себе мужчину, который всегда будет рядом, послушно исполнять пожелания и никогда не взбунтуется, – подсказала Кира и уточнила: – Бублик – это ваша собака? Вы завели собаку без спроса, и она нагадила на мамин дизайнерский стерильный пол? Мама отдала вашу собаку?

По злобному взгляду Альгиза и возмущению мамы Кира поняла, что опять угадала.

Краем глаза она видела, как брови Самбурова ползут на лоб, рот открывается.

– Я всегда желала тебе только лучшего, – пролепетала женщина. – Я живу ради тебя. Я принесла тебе в жертву всю свою жизнь.

– А я просил? А мне нужна эта жертва? Нет! Я не хочу, чтобы ты жила ради меня. Это моей жизнью ты живешь ради меня? Дегенератку Соню ты привела ради меня? Ты хочешь, чтобы я женился на этой дохлой плоской доске с носом, как у Буратино?

– Она из очень хорошей семьи, – брыкалась мама. – Послушная, робкая…

– А может быть, она настолько бесхарактерная амеба, что просто заглядывает тебе в рот и беспрекословно подчиняется? И ты ждешь, что у нас будет идеальная семья послушных тебе песиков?

– Ваш лавандовый раф, – официантка поставила на стол бокал с красивой ручкой. Напиток, заказанный Альгизом.

– Вот сама и трахай эту выдру! – зашипел мужчина. – Пусть она станет твоей новой болонкой.

И прежде чем маман открыла рот, чтобы ответить, мужчина схватил стакан, выплеснул его ей в лицо и выскочил из кафе.

– Не забудь скинуть мне фото, – прокричала Кира ему вслед. Потом окинула женщину взглядом. Идеальная прическа, покрытая идеальной молочной пенкой, сползла на тщательно загримированное лицо. Ароматные струи текли на дорогой костюм.

– Хорошо, что это не американо, мог бы быть ожог, – хмыкнула Кира. – Американо гораздо горячее рафа.

– Я напишу на вас жалобу в ваше Управление МВД и прослежу, чтобы вас уволили. – Глаза женщины метали громы и молнии.

Если бы Кира обладала большей чувствительностью, она непременно бы вспыхнула. Вместо этого девушка отмахнулась:

– Не беспокойтесь, я там не работаю.

Возмущенная женщина покинула кафе.

Официантка спешно ликвидировала беспорядок и лужу на столе. Надо отдать должное невозмутимости девушки. Она одной рукой подняла всю грязную посуду, другой перестелила скатерть и улыбнулась Самбурову, тяжело плюхнувшемуся в кресло напротив Киры.

– Вергасова Кира Даниловна, ты бомба замедленного действия, на которую меня посадил полковник Вольцев, – устало произнес он.

– Меню? – смущенно улыбнулась Кира и деланно-наивно хлопнула глазами.

– Давай. – Он отнял у нее папку.

– И мне, пожалуйста. – Девушка позвала официантку. – Я что-нибудь съем.

– Ну и что ты получила от этого представления? – поинтересовался подполковник, когда они разобрались с нюансами заказа.

Он не накинулся сразу на Киру с вопросами. Девушка отметила его выдержку и терпение. Черт возьми! Он нравился ей все больше.

– Ну, во-первых, выяснила, что ни маман, ни сын не имеют никакого отношения к убийству Натальи Веденеевой, – улыбаясь, невозмутимо сказала Кира. – У нее нет никакой необходимости убивать Веденееву. Сын и так расстался с неугодной пассией, и она вычеркнула ее из списка соперниц, претендующих на первое место в сердце сына.

Самбуров кивнул и вздернул одну бровь, требуя продолжения рассказа.

– Во-вторых, я вскрыла их внутренние семейные проблемы. Когда эмоции поулягутся, они смогут выйти на диалог, наладить отношения и прийти к согласию, компромиссу и более гармоничной жизни в целом.

– Угу, – хмыкнул Самбуров.

– Ну и, возможно, я предотвратила появление нового преступника.

– А это как? – Самбуров буравил ее совершенно наглым взглядом. Кира чувствовала себя раздетой и смущенной.

– Мама внушала сыну, что они с ним выступают против всего остального мира женского пола. Что они защищаются от врагов. Вот это вот противопоставление и делает из людей преступников, – объяснила Кира. – Мы на одной стороне, враги – на другой. Для победы можно использовать любые методы. Как только человек начинает считать себя «право имеющим» или защищающим ценности, на которые покушается весь мир, так он сразу решает, что нужно воевать против этого мира, а соответственно, становится способным на преступление.

– Интересная теория. Я бы с удовольствием ее послушал поподробнее. – У Самбурова горел экран телефона. Кто-то настойчиво требовал его внимания.

– А я с удовольствием ее расскажу. Это моя любимая теория возникновения преступлений, – отозвалась Кира. – В конце концов, никто не пострадал, – философски пожала плечами Кира. – Ни одного трупа.

Самбуров хохотнул:

– Чувствую, у меня все еще впереди. – Он поднес телефон к уху: – Да, Дмитрий Юрьевич, – ответил Самбуров на звонок, не сводя все того же нахального взгляда с Киры.

Девушка принялась за куриный кремовый суп, который ей принесли, отодвинув подальше мисочку с гренками.

В машине она активировала смартфон. Альгиз не забыл отправить картинку и даже деньги за два лавандовых рафа, один из которых он выпил, а второй опрокинул на мать.

Кира прочитала письмо Натальи своему бывшему возлюбленному несколько раз. Это письмо открепления, прощания, прощения. Есть у нынешних психологов такой трюк. В интернете он часто муссируется. Вы садитесь и пишите письмо своему бывшему, отношения с которым считаете плохо завершенными, или своему обидчику, ну или тому, кого никак не можете отпустить. Говорите, за что любили и почему было хорошо, а потом прощаете, отпускаете и желаете всего хорошего. Все. Свободны. Дальше вы успокоитесь, облегченно выдохнете и вообще наладите отношения с собой и со всем миром. У кого-то, наверное, подобное и работает. Плацебо всегда у кого-то работает. Это уж как поверить.

В их случае это письмо говорило только о том, что кончать жизнь самоубийством Наталья не собиралась. Наоборот, планировала жить дальше счастливо и свободно.

Кира взглянула на панель своего автомобиля, прикидывая, успеет ли перед тренировкой заехать еще и к матери Натальи. Самбуров, конечно, не оценил ее рвения проводить дознания самостоятельно и потребовал, чтобы она впредь предупреждала его, пусть устно, но конкретно, удостоверившись, что он ее услышал. А не вскользь упоминала о беседе в присутствии его сотрудников. Но, во-первых, Кира пока ничего не обещала, а во-вторых, Григорий уехал к Вольцеву. Ему сейчас не до нее.

Кира вбила в навигатор адрес женщины. Зиповская, семнадцать.