Текст книги "Невидимый фронт. Музеи России в 1941–1945 гг."

Встал вопрос об эвакуции. И. о. директора Государственного Литературного музея П. Л. Вайншенкер обратилась в Наркомпрос РСФСР и в Комитет по делам искусств при СНК СССР с просьбой выделить железнодорожные вагоны для эвакуации принадлежащих музею ценностей. Беспокойство П. Л. Вайншенкер возымело действие: Наркомпрос РСФСР в лице зам. наркома просвещения Н. Ф. Гаврилова и зам. начальника Музейно-краеведческого отдела А. Н. Топорнина в ноябре 1941 г. начали вплотную заниматься эвакуацией из Москвы музейных ценностей и наведением порядка в «Госхранилище № 2». В результате принятых мер в декабре 1941 г. были отправлены в Омск экспонаты Государственного Исторического музея (550 ящиков) и Государственного Литературного музея в Молотов (4 вагона)[164]164
  Там же.


[Закрыть]. После того как советским войскам удалость отбросить гитлеровцев от Москвы, эвакуация музеев из столицы была прекращена[165]165
  Там же.


[Закрыть].

Вывоз областных, городских и районных музеев системы Наркомпроса РСФСР проводился главным образом силами музейных работников, иногда под руководством представителей органов народного образования на основании распоряжений местных уполномоченных Совета по эвакуации при СНК СССР. (Например, эвакуацией музеев из Ленинграда руководили, сменяя друг друга, представители Наркомпроса РСФСР Сергиенков Н. Г. и Бенюх, из Новгорода – представитель Ленинградского облоно Чебыкин Н. В., из Пскова – инспектор Ленинградской области по музейно-краеведческой работе Альгин В. П.)

Летом – осенью 1941 г. удалось, хотя и с большими трудностями, а порою и с риском для жизни под бомбежками и артиллерийским огнем противника, эвакуировать вглубь страны значительную часть коллекций музеев Смоленска (в Горький, а затем в Новосибирск), Новгорода и Пскова (в Киров), Воронежа (в Фергану), Курска (в Сарапул), Орла (в Пензу) и ряда других городов РСФСР, ставших к этому времени прифронтовыми[166]166
  ГА РФ. Ф. А-2306. Оп. 75. Д. 91. Л. 3, 3 об.


[Закрыть]. Из Тульской области были эвакуированы фонды областного музея (в Курган) и частично реликвии дома-музея Л. Н. Толстого в Ясной Поляне. Имущество районных музеев этой области и мемориального музея К. Э. Циолковского вывезти не успели. (Калуга, где находился музей К. Э. Циолковского, по административно-территориальному делению предвоенных лет входила в состав Тульской области.)

На сюжете эвакуации дома-музея Л. Н. Толстого в Ясной Поляне необходимо остановиться особо. Решение о свертывании экспозиции кабинета и спальни великого писателя, об упаковке всех ценностей в ящики и о перемещении их в более безопасное место (об эвакуации в это время речь еще не шла) было принято на общем собрании коллектива музея по предложению специально приехавшего из Москвы Б. В. Шапошникова, заведующего отделом экспозиции Государственного музея Л. Н. Толстого, 2 июля 1941 г.[167]167
  Архангельская Т. Н. Ясная Поляна в годы войны. Тула, 1985. С. 8.


[Закрыть] Так же предлагалось поступить с подлинными картинами, портретами и иллюстрациями – как в самом доме, так и в Литературном музее. Надлежало убрать в безопасное место книги с автографами выдающихся лиц и пометами Л. Н. Толстого, вещи из комнаты С. А. Толстой и гостиной. В решении совещания было записано: «Вся работа по упаковке вещей должна быть закончена в два дня»[168]168
  Там же.


[Закрыть]. Однако в реальности все обстояло иначе, чем в бумажных указаниях: музей не был свернут ни в июле, ни в августе. Если же обратиться к письмам и дневникам[169]169
  Щеголев С. И. Ясная Поляна: дневник 1941 г. // Советский музей. 1985. № 1. С. 33.


[Закрыть] сотрудников, то можно предположить, что он не был закрыт в связи с большим интересом к нему защитников города Тулы и области. Во всяком случае, зам. директора дома-музея Л. Н. Толстого в Ясной Поляне Н. Ф. Мурашов писал 13 августа 1941 г.: «Красноармейцы из госпиталя ходят по 60–70 в день. Никак нельзя говорить о свертывании работы музея»[170]170
  Архангельская Т. Н. Указ. соч. С. 9.


[Закрыть]. О том, что музей открыт и хранение его ценностей в условиях войны не организовано, в августе знало и партийное руководство области. Бывший первый секретарь Тульского обкома КПСС Герой Советского Союза В. Г. Жаворонков вспоминал: «Судьба Ясной Поляны нас стала беспокоить еще тогда, когда фашистские самолеты появились над Тулой… Это был конец августа. Софья Андреевна Толстая-Есенина[171]171
  Внучка писателя, хранительница всех толстовских музеев страны.


[Закрыть] …приезжала в обком. Решили самое ценное упрятать в подвалы. Об эвакуации сначала речь не шла. Такое решение родилось позже, когда фронт приблизился к Туле. А Ясная Поляна стоит на пути к городу, и не было уверенности, что враг будет остановлен, не доходя до нее»[172]172
  Фатигарова Н. В. Указ. соч. С. 186–187.


[Закрыть].

За скорейшую эвакуацию дома-музея Л. Н. Толстого из Ясной Поляны активно боролась С. А. Толстая-Есенина. По свидетельству Т. Н. Архангельской, в архиве этого музея хранится письмо, которое внучка писателя летом 1941 г. направила в Совнарком Р. С. Землячке. В нем говорится: «Приближение фронта к Тульской области и почти ежедневные бомбардировки Тулы и окружающей местности близ Ясной Поляны ставят в угрожающее положение материалы мирового культурного значения»[173]173
  Архангельская Т. Н. Указ. соч. С. 9.


[Закрыть]. В сентябре 1941 г. С. А. Толстая-Есенина была на приеме у М. И. Калинина, где ей было сказано, что эвакуацию музея из Ясной Поляны можно будет осуществить, когда будет отдано распоряжение об эвакуации учреждений культуры Тульской области[174]174
  Там же. С. 10.


[Закрыть]. Драгоценное время уходило. В результате подготовка к эвакуации шла в тяжелейших условиях близкого фронта – под бомбежками и артобстрелами. Приказ об эвакуации дома-музея Л. Н. Толстого из Ясной Поляны был дан лишь 5 октября 1941 г. Вспоминая этот день, А. И. Корзников, заведующий домом-музеем Л. Н. Толстого в Ясной Поляне, рассказывал: «В обкоме объявили решение: Яснополянский музей нужно эвакуировать немедленно. Повезете в Томск. Подайте в облисполком заявку на два вагона. Больше дать будет трудно»[175]175
  Тараданкин А. Как спасли Ясную Поляну // Огонек. 1978. № 34. С. 23.


[Закрыть]. Обещанные вагоны были предоставлены музею под погрузку 9 октября, а отправлены из Тулы лишь 16-го[176]176
  Там же.


[Закрыть]. На 39-й день пути имущество Яснополянского музея, упакованное в 110 ящиков, из которых 14 были с вещами из дома Л. Н. Толстого, 87 – с книгами его личной библиотеки и 9 – с другими предметами музея и его документацией[177]177
  Архангельская Т. Н. Указ. соч. С. 11.


[Закрыть], прибыло в Томск, где, по решению горисполкома, хранилось в помещении научной библиотеки Томского государственного университета до мая 1945 г. Заметим, что в 1941 г. из Ясной Поляны были вывезены далеко не все музейные ценности. Многие из них до прихода гитлеровцев даже не переместили в подвалы и другие безопасные места[178]178
  Щеголев С. И. Указ. соч.


[Закрыть].

Еще один ярчайший пример музейной самоотверженности – подготовка к вывозу и эвакуации сокровищ музеев древнейшего русского города – Новгорода. Только 30 июня 1941 г. из горисполкома пришел приказ о начале вывоза музейных ценностей, причем речь шла лишь об уникальных предметах: старинном золоте и серебре из новгородских соборов и монастырей, произведениях новгородского ювелирного искусства (около 2 тыс. ед.). Горком выделил два вагона и автотранспорт, строго следил за сроками подготовки груза[179]179
  Маркина Г. К. Спасение новгородских сокровищ // Музейный фронт Великой Отечественной. М., 2014. С. 43.


[Закрыть].

В ящики укладывали вещи, завернув в бумагу, пересыпали стружками. Вес одного евангелия в окладе – более 20 кг, а в ящик помещалось до 20 таких книг. Наиболее ценные предметы оставляли в сейфах, где они хранились. Внутрь ящиков и сейфов вкладывались описи. На предоставленные военными машины грузили всем музейным коллективом, на вокзале перетаскивали в вагоны. Военные, где удавалось, помогали. Через неделю эшелон отправился в эвакуацию[180]180
  Там же. С. 43–44.


[Закрыть].

В нижнем этаже Златоустовской башни было подготовлено надежное помещение для временного хранения экспонатов, способное защитить не только от осколков снарядов, но и от бомб небольшого калибра. Толщина стен его достигала двух метров, до половины оно находилось в земле, сверху над ним было два этажа со сводчатыми потолками, окна замуровали.

Обстоятельства диктовали необходимость немедленной эвакуации населения, предприятий и, конечно, музейных ценностей. Златоустовская башня была переполнена ими. Но местное парт-руководство не спешило с «отмашкой» на эвакуацию, не говоря уже о выделении транспорта и тары. Нужно было пересмотреть 140 тыс. предметов, находящихся в разных зданиях кремля: Софийском соборе, Грановитой палате, Входоиерусалимском соборе, Златоустовской башне, Никитском корпусе; определить и отобрать самое ценное, составить описи, упаковать предметы[181]181
  Там же. С. 44–45.


[Закрыть].

Началась подготовка к отправке произведений древнерусской живописи и полотен художников картинной галереи. Остановились исключительно на шедеврах. Отобрали 800 икон и более 200 картин. Их вынимали из рам, накатывали на специальные валы. Картины и иконы небольшого размера упаковывались в ящики. Вторая партия ценностей была отправлена в конце июля. Заведующая историческим отделом Т. М. Константинова вспоминала:

«Собрались все заведующие отделами. Нервы были на пределе… Поднялся шум. От безысходности и страха, а в мыслях уже прощаясь с куполами, мы долго кричали друг на друга, не видя никаких возможностей спасти их. Но способ был – закрыть купола матерчатыми чехлами. Решили подумать еще и через час собраться и пригласить кого-нибудь из военных и городского начальства, а пока быстро подсчитать, сколько нужно материала, сделать макет выкройки, посоветоваться с рабочими и некоторыми специалистами. Этот вариант все одобрили. В ходе обсуждения было принято решение – купол Софийского собора закрыть чехлом, а купола Георгиевского собора из-за недостатка времени покрасить масляной краской серого или синего цвета»[182]182
  Цит. по: Тишина В. Возвращение: очерк. М., 2011.


[Закрыть].

Это и было выполнено благодаря героическим усилиям сотрудниц музея, сшивших чехол, и рабочих, которые, рискуя жизнью, без строительных лесов, с помощью передвижных мостков, накинули его на золотой купол Софийского собора и покрасили в серый цвет купола Георгиевского собора.

Вскоре городские власти известили музей об отправке из Новгорода последнего железнодорожного состава. В нем музею выделялось два вагона. Эта третья партия груза, самая многочисленная, включившая все хранилище серебра, лучшую часть фондов исторической экспозиции, собиралась в тяжелый период беспрерывных бомбежек. Досок катастрофически не хватало. Из-за отсутствия тары могла сорваться эвакуация – типичная ситуация того времени. Проблему озвучил на совещании в горисполкоме Б. К. Мантейфель – руководитель музея.

Выход нашелся неожиданный – завскладом рыбного хозяйства предложил использовать бочки – в большинстве ломаные и пахнувшие рыбой. В укрепленные гвоздями и проволокой бочки укладывали рукописные книги и старинные документы, хрусталь, древнее оружие, нумизматическую коллекцию, отдельные церковные предметы, пересыпая стружкой, привезенной с лесопильного завода. Бочки опечатывали, делали надписи белой краской: «Не катить», «Не кантовать», «Осторожно! Стекло!»[183]183
  Маркина Г. К. Указ. соч. С. 46.


[Закрыть].

Наконец обозначили день отправки – 30 июля. В последние несколько суток перед ней никто из сотрудников не уходил домой, каждая минута была дорога, к тому же квартиры многих были разрушены. Все отобранные музейные ценности упаковали к сроку, погрузили с помощью военных в машины, ночью переместили в вагоны.

Экспонаты новгородских музеев были вывезены из Новгорода в четыре очереди. В первую очередь были эвакуированы особенно ценные и уникальные предметы из драгоценных металлов с драгоценными камнями, старинные ткани, историческое оружие, картины, древние рукописи, перегородчатые эмали XI в., иконы XII в., церковная утварь XVI–XVII вв. Во вторую очередь были вывезены вся ризница и набор колоколов Софийского собора[184]184
  Симкин М. П. Указ. соч. С. 185–186.


[Закрыть]. В третью очередь вывозились вещи, материально менее ценные, но имеющие большое историческое значение[185]185
  Там же. С. 186.


[Закрыть]. И, наконец, в четвертую очередь были вывезены Магдебургские ворота (военные трофеи новгородцев, вывезенные ими из Юрьева после победы над немцами в Ливонии) и Корсунские ворота (прекрасный образец итало-византийского искусства). Сотрудник музея П. А. Крыжановская эвакуировала эти экспонаты на барже в условиях непрерывных вражеских бомбардировок. Она довезла экспонаты до Белозерского монастыря, где ее застала зима. Из монастыря она санным путем добралась до Вологды и оттуда – далее в глубокий тыл (г. Советск Вологодской области)[186]186
  Там же.


[Закрыть].

Благодаря самоотверженности музейных работников Новгорода (Б. К. Мантейфеля, Н. Г. Порфиридовой, П. А. Крыжановской, Т. Н. Константиновой, Л. А. Коноваловой и др.) основные ценности были спасены.

Эвакуацией крымских музеев руководил из Керчи уполномоченный Комитета по делам искусств СССР В. С. Малков[187]187
  Государственный архив Республики Крым (ГА РК). Р-3814. Оп. 1. Д. 199. Л. 1–5.


[Закрыть]. В сентябре 1941 г. были вывезены в Свердловск упакованные в 60 ящиков наиболее ценные коллекции Херсонесского историко-археологического музея[188]188
  Там же. Р-20. Оп. 11. Д. 8. Л. 42; Р-652. Оп. 24. Д. 5. Л. 20.


[Закрыть]. Часть экспонатов была замурована в тайниках Херсонеса. Хранитель В. П. Бабенчиков укрыл в им же сделанном тайнике близ Севастополя все собрания военно-исторического музея[189]189
  Там же. Р-3814. Оп. 1. Д. 82. Л. 11.


[Закрыть].

Севастопольская картинная галерея в условиях войны в течение трех месяцев продолжала обслуживать посетителей, главным образом защитников базы Черноморского флота. В сентябре 1941 г. ее директор М. П. Крошицкий стал готовить картины к эвакуации. Главным препятствием явилось отсутствие упаковочного материала. Укрывая картины от авиабомб, М. П. Крошицкий собирал доски из разрушенных зданий, горящих домов, сколачивал с помощью трех технических работников и двух нанятых рабочих ящики и упаковывал произведения искусства[190]190
  Там же. Р-4165. Оп. 2. Д. 10. Л. 5.


[Закрыть]. Усилившийся поток эвакуации через Севастополь, перевозка раненых, передвижение воинских частей вынуждали неоднократно перемещать груз галереи на различные пристани, что в условиях разрушенного города представляло серьезную проблему. Наконец, ночью 19 декабря 1941 г. под сильным огнем галерею удалось погрузить на военизированный транспорт «Ташкент», который, преследуемый немецкой авиацией, вышел в море. Спустя два дня, получив повреждения, под большим креном «Ташкент» достиг порта Батуми. Затем путь галереи пролег по железной дороге до Томска. М. П. Крошицкий сохранил почти все основные коллекции, кроме громоздкой художественной мебели, 21 скульптуры из мрамора и бронзы и 40 полотен невысокого художественного достоинства[191]191
  Там же. Р-3814. Оп. 1. Д. 82. Л. 12; Д-306. Л. 3.


[Закрыть]. 1 октября 1941 г. в сопровождении Н. С. Барсамова и С. А. Барсамовой из Феодосии в Новороссийск на теплоходе «Калинин» были отправлены все картины И. К. Айвазовского, архив галереи и мемориальные юбилейные подношения великому маринисту, украшенные золотом и серебром[192]192
  Там же. Р-4165. Оп. 1. Д. 1. Л. 18, 51; Р-4061. Оп. 2. Д. 2. Л. 1об.


[Закрыть]. Вместе с ними эвакуировались 52 картины Симферопольской картинной галереи, находившиеся в Феодосии на временной выставке. Далее сокровища проследовали в Краснодар и Ереван, где 2 мая 1942 г. галерея открылась вновь.

В Сочи были частично эвакуированы экспонаты Феодосийского краеведческого музея[193]193
  Там же. Р-20. Оп. 11. Д. 1. Л. 42; Д. 6. Л. 21об.


[Закрыть]. Они сохранились благодаря директору Сочинского краеведческого музея А. П. Краснову, обнаружившему их на железнодорожном вокзале. На средства, полученные от продажи личных вещей, он перевез их в музей, а затем спрятал в горах[194]194
  Там же. Р-1. Оп. 1. Д. 2285. Л. 80–80об.


[Закрыть]. В Уральске (Казахстан) получила временное пристанище часть коллекций Ялтинского краеведческого музея. Последней покидала Крым Панорама обороны Севастополя. 25 июня 1942 г. во время очередной жестокой бомбардировки снаряды попали в здание Панорамы, вызвав пожар. Стало гореть и само живописное полотно. Бойцы, оборонявшие город, бросились спасать памятник. Разрезав гигантскую картину на 86 кусков, они вынесли ее из горящего здания и доставили в Камышовую бухту[195]195
  Там же. Р-3814. Оп. 1. Д. 91. Л. 47.


[Закрыть]. На следующий день вместе с раненными защитниками Севастополя холст погрузили на миноносец «Ташкент» и отправили на «большую землю». Все оставшиеся военные годы полотно хранилось в Новосибирске вместе с эвакуированными картинами Третьяковской галереи[196]196
  Андросов С. А. Музеи Крыма в годы Великой Отечественной войны // IV Таврические научные чтения: сб. мат. Симферополь, 23 мая 2003 г. Симферополь, 2004. С. 13.


[Закрыть].

Были, однако, и случаи, когда спешная эвакуация наносила фондам существенный ущерб. Примером тому может послужить Чечено-Ингушский республиканский краеведческий музей[197]197
  Симкин М. П. Указ. соч. С. 187.


[Закрыть].

В нем были сосредоточены значительные исторические и художественные ценности. Исторический отдел располагал богатой коллекцией кремневого оружия XIX в., картинами работы Рубо, Самокиш, Виллевальде, Легорио и др., скульптурами Лансере, подлинными вещами, принадлежавшими Шамилю, Хаджи-Мурату, Зелим-хану, а также обширными археологическими и этнографическими коллекциями. В художественной галерее музея находились севрский и саксонский фарфор, бронза, полотна Айвазовского, Липовского, Шишкина, акварели Каразина и т. д.[198]198
  Там же.


[Закрыть]

В августе 1942 г. по указанию Наркомата просвещения в Чечено-Ингушетии началась работа по подготовке к эвакуации. Она была прервана в самом начале, так как все сотрудники были направлены на оборонные работы. Музей фактически остался «беспризорным». Экспонаты и имущество, оставшиеся без охраны, были свалены в беспорядке[199]199
  Там же.


[Закрыть].

В дальнейшем специальная комиссия, назначенная Наркомпросом, организовала перемещение коллекций в одну из школ города, где они были упакованы в ящики и описаны. Однако вскоре вследствие отсутствия охраны часть экспонатов, находившихся там, была похищена. Как было установлено впоследствии, ущерб, нанесенный грабителями музею, был велик. Исчезли 27 кремневых пистолетов, 10 шашек, 7 кинжалов эпохи завоевания Кавказа, дорогие ткани, ковры, шали, вся коллекция национальной одежды и много других предметов большой художественной и исторической ценности[200]200
  Там же.


[Закрыть].

О полном беспорядке в хранении подготовленного к эвакуации имущества музея свидетельствует тот факт, что при сборе экспонатов, находившихся на его территории, были извлечены из свалок портрет работы Тропинина, картина Маковского, эскизы Васнецова, акварель Каразина и т. д. Археологические экспонаты, оборванные с картонажа, лишенные паспортов, были разбросаны повсюду в разрушенном виде[201]201
  Там же. С. 187–188.


[Закрыть].

Отсутствие своевременных указаний из центра приводило к тому, что и распоряжения местных органов власти должным образом не исполнялись. Так, не подготовили вовремя к эвакуации свои фонды сотрудники Сталинградского областного краеведческого музея, хотя решение облисполкома об отборе наиболее ценных его материалов, подлежащих вывозу в станицу Гмелинка Палласовского района Сталинградской области и оставляемых на месте в каменной кладовой, было принято 24 октября 1941 г., задолго до первых налетов фашистской авиации на город. (Первый налет на Сталинград был совершен в июле 1942 г.) В результате, по свидетельству директора музея А. И. Митрофанова, эвакуация музейных вещей проходила под бомбежкой. Удалось вывезти картуз и трость Петра I, подаренные им жителям Царицына в 1722 г., несколько томов редких изданий, археологические предметы, нумизматическую коллекцию. Этнографическую коллекцию и отдельные предметы быта спасти не смогли[202]202
  Там же. С. 188–189.


[Закрыть].

В целом эвакуация музеев, входящих в систему Наркомпроса, охватила пятнадцать областей – Архангельскую, Вологодскую, Воронежскую, Горьковскую, Ивановскую, Калининскую, Курскую, Ленинградскую, Московскую, Орловскую, Рязанскую, Смоленскую, Сталинградскую, Тульскую, Ярославскую; два края – Краснодарский и Ставропольский; две автономные республики – Крымскую АССР и Северо-Осетинскую АССР. Из 41 населенного пункта было эвакуировано 66 музеев. Пути следования вагонов с музейными грузами охватили значительную часть территории Советского Союза. Приводимая ниже часть схемы движения эвакуированных коллекций дает некоторое представление о масштабах этого процесса. Фонды музеев перемещались в следующих направлениях:

Москва – Хвалынск – Кустанай;

Истра – Алма-Ата;

Ленинград – Горький – Новосибирск;

Новгород – Киров – Советск;

Киров – Омск – Кустанай;

Псков – Киров – Советск;

Архангельск – Сольвычегодск;

Воронеж – Фергана;

Курск – Сарапул;

Орел – Уральск – Елец – Пенза;

Смоленск – Горький – Новосибирск;

Тула – Курган;

Херсон – Свердловск;

Севастополь – Кустанай – Новосибирск;

Керчь – Армавир;

Орджоникидзе – Ереван;

Ялта – Сталинград – Уральск;

Воронеж – Джамбул[203]203
  Там же. С. 182–183.


[Закрыть].

Наркомпрос РСФСР в тяжкую пору наступления вермахта на Москву, осенью – зимой 1941 г., по горячим следам не проанализировал работу музеев по эвакуации фондов, не выявил причины субъективных трудностей, а следовательно, и не принял мер к тому, чтобы они не возникали в других регионах. Правда, 15 января 1942 г. зам. начальника Управления политпросветработы НКП М. В. Раузен представил на имя Наркома просвещения РСФСР В. П. Потемкина докладную записку «О ходе работы по эвакуации ценных фондов музеев и библиотек Наркомпроса РСФСР из городов прифронтовой полосы»[204]204
  ГА РФ. Ф. А-2306. Оп. 75. Д. 91. Л. 1–6.


[Закрыть]. Эта записка была подготовлена с одной целью – определить дальнейшие задачи, связанные с эвакуацией музеев и библиотек, с организацией их хранения в новых условиях. А в итоге – ошибки начали повторяться на территориях, которые становились прифронтовыми летом 1942 г. План эвакуации музеев этих районов страны Народный Комиссариат просвещения РСФСР подготовил лишь 28 июля 1942 г.[205]205
  Там же. Л. 6–8.


[Закрыть], а музеев Ростова-на-Дону – 23 июля 1942 г.[206]206
  Там же. Л. 5.


[Закрыть] 24 июля 1942 г. Ростов-на-Дону был вторично оккупирован гитлеровцами.

Характерно, что в отчетах военного времени, как и в послевоенной советской историографии, не приводится практически никаких данных о том, какое количество экспонатов осталось неэвакуированным. Как почти невозможно встретить в них и документы, рассказывающие о катастрофических просчетах в этой сфере. Документы эти в советское время были попросту недоступны историкам и искусствоведам, те же немногие, кто имел к ним доступ, не имели право публиковать их. В исследованиях послевоенного периода все выглядит существенно более оптимистично, нежели на самом деле было. Классический пример такого рода анализа: «Успешное проведение эвакуации явилось важнейшей предпосылкой спасения основных музейных ценностей Москвы, Ленинграда, Новгорода, Пскова, Смоленска, Херсонеса, Истры, Тулы, Курска и других городов РСФСР»[207]207
  Симкин М. П. Указ. соч. С. 183.


[Закрыть]. Не только профессионалу, но любому человеку, хоть немного знакомому с историей Великой Отечественной, одно перечисление городов – Новгород, Псков, Смоленск и т. д., где погибли десятки тысяч бесценных экспонатов, – такие оптимистичные выводы кажутся несколько лукавыми. Относительно благополучный вывоз ценностей был достигнут сверхтяжелым запредельным напряжением – физическим и моральным – музейных работников и добросовестных сотрудников госаппартата и просто неравнодушных людей, добровольно приходивших помогать паковать, переносить, наконец, укрывать национальное наследие. Но эти усилия порой оказывались бесполезными из-за бюрократических проволочек, рассогласованности действий различных государственных структур, из-за отсутствия обратной связи между центром и регионами, наконец, из-за управленческого коллапса первых месяцев войны. Все это вряд ли можно объяснить исключительно внезапностью нападения, мощностью и стремительностью нацистского наступления и необходимостью в кратчайшие сроки эвакуировать сотни предприятий военно-промышленного комплекса.

Вероятно, причина и в том, что далеко не во всех регионах имелись полные, единые списки фондов. Еще одна, не менее веская, причина: боязнь – прежде всего чиновников на местах – получить «нагоняй» от вышестоящих инстанций за «оставленные врагу» ценности. В послевоенное время на фоне совершенно справедливой риторики о беспрецедентном варварстве оккупантов было не принято называть конкретные цифры утраченного, и составлением обобщающего списка потерь на государственном уровне не занимались. Эта тема была не слишком комфортной – ибо являлась сильным аргументом в пользу того, что советское государство не было готово к войне.

Нужно констатировать и тот печальный факт, что и в постсоветское время, за четверть века, тема судьбы военных ценностей исследована крайне фрагментарно, так и не заняв достойного места в отечественной историографии новейшего периода.