Текст книги "Ветер подскажет имя"

Глава 5

В обществе Сергея Юрьевича Горина Катя всегда чувствовала определенную неловкость. Да, он главный редактор, начальство, но дело не только в этом. Когда находишься рядом с высоченной горой и она на тебя внимательно смотрит, то… В голове начинают спотыкаться мысли, дрожь торопливо пересчитывает ребра, и холодок скользит по спине, вызывая острую потребность немедленно выпить горячий кофе. И даже не из желания согреться, а чтобы отвлечься, уткнувшись в любимую чашку.

Но, занимая привычное место на планерках, Катя часто украдкой наблюдала за Гориным. Ей нравилось, как он слушает, говорит, поправляет очки или морщит крючковатый нос. «Только не смотрите на меня, пожалуйста», – с улыбкой думала она, предпочитая роль невидимки.

До пятидесяти Горину оставалось два года, но седина почти не окрасила его виски, морщины появлялись на лбу лишь вместе с недовольством. Благодаря высокому росту, спортивной фигуре, качественной одежде (обычно светлых тонов), ухоженности Сергей Юрьевич выглядел моложе своих лет. Но легкость отсутствовала в его характере. Горин был из тех руководителей, которые четко знают, чего хотят, и не слишком терпеливо относятся к возможным промедлениям. Кате нравилось, что требовательность Горина всегда соседствует со справедливостью, подобная гармония встречается не часто.

– …и с тебя, Илья, точно такой же масштабный материал, как в феврале, передохнул на музеях и театрах, а теперь давай в бой… Так, далее… Маргарет Кин и «Ее большие глаза» – отлично. Ирина Григорьевна, вы, как всегда, на высоте. Что у нас на культурном фронте?..

Взгляд Горина остановился на вечно витающей в облаках Ольге Воробьевой, и Катя мысленно произнесла ту фразу, которая сейчас непременно прозвучит: «Ой! Я подготовилась, сейчас, сейчас…» Потом зашелестят страницы толстого ежедневника, и Ольга вдохновенно расскажет о своих планах не только на ближайшую неделю, но, возможно, и на год. Горин редко перебивал Воробьеву, хотя явно ее не слушал. Катя подозревала, что Сергею Юрьевичу хорошо думается о чем-то своем под журчащую речь маленькой рыженькой доброй Ольги.

– Ой! Я сейчас… Одну минуточку… Я же подготовилась!

Улыбнувшись, Катя посмотрела по сторонам и подумала о том, что она любит свою работу, но, пожалуй, сейчас не помешала бы профессиональная встряска: поездка на край света за новыми впечатлениями или исследование тайного подвала какой-нибудь древней библиотеки. Причем второе отчего-то манило больше. Замкнутое пространство, низкий потолок, пыль, свеча, щекочущий нервы страх и возрастающий азарт. «Хотя почему свеча? В наше время обычно дарует свет банальный фонарь. Но, признаться, он все испортит, загадки должны появляться на свет постепенно, иначе они довольно быстро станут полупрозрачными и начнут медленно исчезать…»

– Катя, – раздался голос Горина, – для тебя есть работа.

Вздрогнув от неожиданности, Катя вопросительно приподняла брови и с интересом встретила задумчивый взгляд Сергея Юрьевича. Пожалуй, раньше он так на нее не смотрел. Или было однажды? Когда литературная академия «Город» присудила Кате премию за рассказ о древних развалинах, рассказывающих ветру свою историю и все еще надеющихся на долгую жизнь. Всегда же есть шанс на возрождение, и даже если деревянные балки давно сгнили, а фундамент точат не пойми откуда взявшиеся грунтовые воды.

– Сергей Юрьевич, какая?

– Я бы сказал, особенная. – Горин немного помолчал, будто размышлял, как лучше преподнести суть дела, затем еле заметно усмехнулся и покачал головой. Он явно был доволен, но не хотел показывать этого. – Мелихов решил нарушить молчание, он готов дать интервью. И что самое любопытное, Катя, он хочет, чтобы именно ты приехала к нему и задала вопросы. Вроде знаком с твоими публикациями. Честно говоря, я предлагал ему встретиться и с Поливановым, и с Лией Лисоковской – они у нас матерые акулы пера, но Мелихов настаивает на твоей персоне. Нужно поторопиться, чтобы он не передумал. Останешься после планерки, проинструктирую тебя.

Катя услышала за спиной шепот: «Ничего себе… Повезло…», – и кивнула в ответ. Про Мелихова она знала немного: коллекционер антиквариата, богат, построил свою империю на покупке и продаже недвижимости, мало с кем общается, а в быту предпочитает роль затворника. Пожалуй, его можно назвать загадочной персоной, и, наверное, определенные круги общества с обжигающим любопытством заглянули бы в замочную скважину его таинственной жизни. Однако коллекционеры никогда не являлись темой Кати, и ее знакомство с миром Мелихова ограничивалось обрывками разговоров в редакции и сухой информацией в каких-либо сводках. Но, безусловно, приятно, когда кто-то совсем незнакомый высоко оценивает твою работу и желает встретиться и рассказать о себе.

«Он лет десять не давал интервью, и не очень понятно, почему решил нарушить молчание. Хотя подобное поведение свойственно таким людям: им то хочется спрятать накопленные сокровища, то, наоборот, продемонстрировать их миру… Будь внимательна, подготовь вопросы, после обеда их обсудим. Статья обещает стать громкой… надо постараться вытянуть из Мелихова как можно больше… Он ждет тебя завтра в десять утра. Желаю удачи. И… я знаю, ты не подведешь».

Выслушав все наставления Горина, Катя торопливо направилась к своему столу, но на полпути притормозила и пошла медленнее. Нужно немного отодвинуть тот момент, когда она отыщет в недрах Интернета фотографию Мелихова и внимательно изучит его внешность. Сейчас душа слишком волнуется, а лучше бы сохранять спокойствие, чтобы черновой план интервью получился весомым и продуманным и не напоминал словесный винегрет.

«Винегрет Горина разочарует». Улыбнувшись мыслям, Катя села за стол, чуть придвинула к себе ноутбук и быстро набрала в строке поиска «коллекционер антиквариата Мелихов».

– Как его зовут? Не помню… – тихо произнесла она и вопросительно приподняла бровь.

Экран моргнул, и пестрые фотографии выстроились в ряд, охотно предлагая цветную и черно-белую правду. Не веря глазам, Катя замерла, а затем медленно передвинула стрелку мыши вправо, выбирая довольно крупный портрет. Щелк – и портрет занял почти весь экран.

Она хорошо помнила этот открытый лоб, тяжелые брови, сосредоточенный и немного едкий взгляд карих глаз, крупный нос, волевой подбородок… И хорошо помнилась аура этого непростого человека – весомая, выразительная и, пожалуй, загадочная. Необременительная встреча: слова, взгляды, движения… Все стало тяжелее, четче, будто вдруг неведомый художник обвел контуры и добавил штрихи. Не тогда, на аукционе, а сейчас Катя сложила все пазлы знакомства и получила пусть пока еще недорисованную картину, но уже рассказывающую о многом.

«Всему найдется объяснение, Катя. Возможно, вы здесь главный персонаж, без которого не поднимут и не опустят занавес. Как известно, пути Господни неисповедимы».

– Неисповедимы, – согласилась Катя и добавила: – Федор Дмитриевич, здравствуйте.

* * *

День и вечер ушли на поиски информации. Ее оказалось не так уж и много: в основном общие слова, хроника участия в выставках, перечень предметов различных коллекций, немного о путешествиях Мелихова, чуть-чуть о его привычках и совсем ничего о семье. Он даже жил не в квартире или собственном доме, а занимал этаж в одном из своих отелей на «Парке культуры». В отеле «Тасман». На некоторых фотографиях рядом с Федором Дмитриевичем Катя видела Андрея, это было приятно и вызывало улыбку. В его взгляде присутствовала легкость, и в глазах читалось: «Не волнуйся, это всего лишь интервью, и ты всегда можешь рассчитывать на мою помощь».

Времени на подготовку было совсем мало, Горин, конечно, помог, но к таким интервью лучше готовиться за неделю. Как мало она знает о Мелихове, а это огромный минус.

«Эх, дня три бы еще…» Катя распахнула дверцы шкафа и сразу приняла решение надеть простую и удобную одежду. Подойдут брюки из мягкой ткани, удлиненная рубашка… Каблук? Средний. Проведя рукой по вешалкам, Катя замерла, пытаясь вспомнить каждое слово Мелихова, сказанное на аукционе. Если б она тогда знала… Интересно, в какой момент Федор Дмитриевич принял решение довериться именно ей?.. «Я задам ему этот вопрос, если будет подходящий момент».

Поднимаясь по ступенькам отеля «Тасман», Катя еле сдерживала улыбку, приятное волнение и любопытство подталкивали вперед, обещая то самое долгожданное приключение. Особо представляться не пришлось, стройная девушка, одетая парадно (белый верх, темный низ), попросила следовать за ней и сразу направилась к лифту. Катя торопливо изучала обстановку, фокусируя взгляд то на глубоких кожаных креслах, то на огромном аквариуме с нарисованными пучеглазыми рыбами, то на узких ярких витражах, излучающих теплый зеленый свет, то на небольшой галерее маленьких глиняных статуэток, в которых не сразу угадывались фигуры людей, то на люстрах, напоминающих огромные артишоки… Только очень талантливый человек мог соединить все детали интерьера так, чтобы получилась подобная красота – густая, точно карамель, затягивающая в свою почти гипнотическую воронку.

«Безусловно, помогал дизайнер, но последнее слово было за Федором Дмитриевичем», – подумала Катя, собираясь шагнуть в мир загадочного коллекционера.

Мелихов жил на последнем этаже, и, чтобы здесь открылись дверцы лифта, нужно было воспользоваться специальной картой-ключом, что и сделала сопровождающая девушка. Далее следовала стеклянная матовая черно-фиолетовая дверь, которая, как предположила Катя, заблокирована намертво, если Мелихов не встречает гостей. Такого толстого стекла она, пожалуй, никогда не видела. Сколько весит эта конструкция?

– Федор Дмитриевич ожидает вас в кабинете, пожалуйста, пройдите прямо по коридору, затем сверните направо. Вторая дверь, – с вежливой улыбкой произнесла девушка и кивнула, прощаясь. Она не собиралась провожать гостью до нужной двери, и, похоже, ей сказали поступить именно так. Катя не сомневалась, что в этих стенах, как в хорошем театре, все происходит только по воле главного режиссера.

Торопиться не хотелось, наоборот, шаг замедлялся, а взгляд продолжал скользить то вправо, то влево. Уловив в душе подрагивающее беспокойство, Катя даже обрадовалась: оно обострило, усилило чувства. «Значит, здесь он живет… Многокомнатная квартира, занимающая целый этаж… Сколько комнат? Двадцать? Тридцать? Большие, маленькие, темные, светлые…» Но пока получалось только гадать, правда, возможно, всплывет позже, если удастся прогуляться по этажу.

На личной территории Мелихова царила иная атмосфера, более сдержанная и строгая. Ничего лишнего, кругом темное дерево, серые с черными прожилками полы и стандартный белый потолок, никаких побрякушек, вдоль стен – одинокие диваны и кресла, напоминающие огромных сторожевых псов породы английский мастиф. Около кабинета Катя остановилась, вдохнула, выдохнула, автоматически убрала съехавшую на глаза прядь, задалась вопросом: стучаться или нет, и решительно нажала на ручку двери.

– Добрый день, – ровно произнесла она, глядя в спину Федору Дмитриевичу Мелихову. Он стоял около окна, и, к сожалению, увидеть выражение его лица не получилось.

Резко обернувшись, Мелихов быстро посмотрел на настенные часы и ответил спокойно, без тени каких-либо эмоций:

– Добрый день. Вы не опоздали ни на минуту, а я люблю и ценю точность во всем. Прошу, присаживайтесь, – он указал на кресло и, не дожидаясь реакции Кати, устроился за письменным столом. – Как добрались?

– На метро, – просто ответила она, понимая, что дежурный вопрос был о другом. Все в порядке, доехала без происшествий, погода прекрасная… С чего еще принято начинать разговор? Катя попыталась уловить настроение Мелихова и поняла: ничто не тревожит душу этого человека, всего лишь еще одна деловая встреча, вот и все. На пару секунд она даже почувствовала себя пешкой на клетчатом поле чужой игры, но доверяют ли пешкам свои сокровища и тайны известные коллекционеры?

«Пожалуй, нет, – мысленно подчеркнула Катя и села в предложенное кресло. – Федор Дмитриевич, я готова шагнуть в вашу жизнь. Давайте приступим к делу».

И все же хотелось, чтобы Мелихов повел себя иначе, сделал чуть тише деловой тон и рассказал, почему выбрал именно ее. Потому что адекватная журналистка оказалась под рукой в нужное время? Но неужели у столь известного человека нет знакомых представителей прессы, да еще рангом повыше? Наклонив голову набок, Катя попыталась быстро перечислить свои плюсы, но сбилась и сдержала улыбку. Какой в этом смысл? Такие люди, как Мелихов, не всегда действуют по общепринятой логике, у них свои «тоннели» в голове.

– Отлично, – подытожил Федор Дмитриевич, чтобы закончить вежливую часть разговора. На его лице появилась задумчивость, которая немного добавила возраста (теперь Катя знала, что Мелихову сорок три года). – Наверное, вас несколько удивило мое приглашение, признаться, я принял решение в считаные секунды. Знаете почему? – Он сдержанно улыбнулся. – Чтобы не передумать. Не люблю навязчивых представителей прессы, но иногда нужно давать многостраничные интервью, и к тому же я готовлю осеннюю выставку. Пусть журналюги поменьше ко мне пристают и занимаются перепечаткой вашей статьи. Считаю, мы удачно встретились на аукционе. Вы приятный человек, Катя, и, пожалуй, будет не сложно поведать вам некоторые эпизоды моей жизни.

– Спасибо за доверие.

– В вашем голосе не чувствуется иронии, а в подобной ситуации вы вполне имеете на нее право. Нам с вами приходится знакомиться второй раз.

– Федор Дмитриевич, я бы хотела сразу задать организационные вопросы, – нарочно сменила тему Катя, лишая Мелихова возможности подчеркнуть свою значимость. Он же понимает, насколько важно для нее это интервью, он слишком весомая персона. – Как много вы готовы рассказать? Хотите ли вы обозначить темы заранее: о чем можно спрашивать, а о чем лучше не стоит? И главное – сколько у меня времени? Если вы намерены дать большое интервью, то за один день мы не управимся.

«Согласитесь хотя бы на два…»

– Один день? Нет. – Федор Дмитриевич покачал головой и внимательно посмотрел на Катю, будто желал уловить все оттенки ее последующей реакции. – Неделя минимум, и вы должны сегодня же переехать в этот отель. Совершенно не нужно тратить драгоценные часы на дорогу, и к тому же вам необходимо вдохновение. А в этих стенах его предостаточно, лежит практически на каждой полке. Катя, у меня к вам большая просьба – называйте меня просто по имени, ни к чему добавлять нашему общению подчеркнутой официальности, этого добра мне и так хватает. Договорились?

Слова Мелихов произнес без пауз, с определенной долей небрежности, но показалось, будто от каждой фразы отскочило гулкое дребезжащее эхо. Неделя минимум… Неделя! Переехать в отель?.. Жить здесь? «Пожалуй, я смогу называть вас по имени. Конечно, придется привыкать, но это не трагедия…» Мысли смешались, и Катя нарочно отодвинула подальше предложение о переезде, еще минуту назад она даже не предполагала, что такое возможно. Да, нужно дать ответ, но сначала желательно сделать вдох и выдох, чтобы впитать разом все новости и ответить спокойно и правильно. Жаль, здесь нет Андрея, было бы намного проще общаться: его фразы легки, а в глазах – внимание и добрый свет. Впрочем, Мелихов сейчас тоже очень внимателен.

– Хорошо, я буду обращаться к вам по имени.

– Отлично. Во сколько прислать водителя?

«Кажется, мое согласие не требуется, все решено… – Катя смело встретила взгляд Мелихова и не отвела глаз, когда пауза слишком затянулась. – Помнится, я мечтала о приключении. Вот оно – бери и пользуйся, получай самые разные впечатления… Осталось только решить, какой дать ответ. Стоит ли отказываться?»

Но как же не хотелось сдаваться и подчиняться, Катя и не знала, что дух противоречия может быть настолько сильным и въедливым. Зачем переезжать и чувствовать себя неловко здесь, когда можно каждый вечер ложиться в свою постель и тихо засыпать, думая о чем-то теплом, уютном? Или попросту перебирать события дня, важные и ничего не значащие фразы.

«Вот и оправдание отказу нашлось. Только, если честно, я не могу делать все, что вы пожелаете, Федор… Дмитриевич… Именно для успеха статьи мне необходимо свободное пространство, расстояние вытянутой руки между нами. И… я должна остаться собой».

– На мой взгляд, переезд необязателен, до отеля я добралась довольно быстро. Спасибо за приглашение, но…

– Если передумаете, звоните. – Не дожидаясь окончания ответа, Мелихов встал, подошел к Кате и протянул визитку. С одной стороны, он явно не терпел возражений, с другой – не собирался никого уговаривать. – Вы напрасно отказываетесь, жизнь здесь весьма комфортна, а для вас могла бы быть еще и интересной, уверен, вы поймете это чуть позже. Мне очень хорошо работается в этих стенах, в отеле отличная шумоизоляция, иногда кажется, будто жизнь за окном давно остановилась, и у меня есть огромное количество времени, чтобы все успеть и даже прожить две или три жизни. Знаете, есть такая детская игра «замри-отомри»?

– Да, – Катя с улыбкой кивнула. – Вам кажется, что после вашего «замри», перестают ездить автобусы и трамваи…

– …и люди лишаются движения тоже, – с ответной улыбкой продолжил фразу Мелихов. – Кто-то остается сидеть на скамейке, кто-то замирает рядом с остановкой, а кто-то рядом с витринными окнами магазина. Но я не хотел бы, чтобы это случилось с вами, Катя. Во всяком случае не сейчас. – Он прошелся по кабинету, притормозил около высокой тумбы с папками и добавил: – Вы наверняка приготовили вопросы, но я планировал начать наше второе знакомство иначе. Давайте сегодня просто пообщаемся, устрою вам небольшую экскурсию по своему жилью, лицемерить и называть его скромным я не стану. – Мелихов прищурился и немного помолчал. – В два, к сожалению, у меня назначена встреча, но завтра я абсолютно свободен, предлагаю вместе пообедать и поужинать, а если приедете рано утром, то и позавтракать. Какую кухню вы предпочитаете, Катя?

– Простую, – честно ответила она.

– Не верю. Наверняка творческая составляющая вашей души требует гораздо большего.

– Признаюсь, это случается иногда.

– И что вы делаете в таких случаях?

– Жарю курицу с дижонской горчицей. – Катя вновь улыбнулась и отметила, что разговор начинает приобретать ту самую невесомость, которая сглаживает углы и позволяет расслабиться. Конечно, они знакомы совсем немного, но уже сейчас хотелось понять, какой Мелихов на самом деле, где у него правда, где ложь, где игра. А игра в его исполнении всегда будет неторопливой и мастерской, в этом можно не сомневаться.

– Предлагаю начать экскурсию. Я не храню здесь весомую часть своих коллекций, для этого существуют различные галереи и специальные хранилища с определенным температурным режимом, но все же мне есть что вам показать. И поверьте, это будут интересные экземпляры далекого прошлого. Обычно я держу под рукой или очень давние приобретения или то, что купил на днях. Признаюсь, я не из тех коллекционеров, которые трясутся над каждой вещицей или оценивают экспонаты с точки зрения финансовых вложений, но и мне не чужды слабости. Бывает, я часами разглядываю какую-нибудь маловыразительную статуэтку, пытаясь угадать, кому она принадлежала и какой прошла жизненный путь. Порой история гораздо важнее, чем сам артефакт. Бывали у меня и великие разочарования, но об этом в другой раз, иначе вам станет скучно.

– Наоборот, вы очень интересно рассказываете. – Катя поднялась из кресла и подошла к Мелихову ближе. В его карих глазах появились золотистые искры, наверное, они вспыхивали всегда, когда речь заходила о любимых коллекциях. «Являюсь ли я таким же увлеченным человеком? Захватывает ли меня журналистика столь сильно?.. Да», – быстро пришел ответ, и Катя чуть расправила плечи, будто только что получила медаль всеобщего одобрения. Поймав себя на этой нелепице, она еле сдержала смех и посмотрела на Мелихова с долей благодарности. – Сколько лет вы живете в отеле?

– Больше семи.

– Пожалуй, в этом есть что-то увлекательное.

– Вы хотели сказать – странное? Пойдемте, я познакомлю вас со многими странностями своей жизни, и поверьте, я не хотел бы их изменить или утратить.

Жилых комнат на этаже оказалось только восемь: кабинет и смежная с ним библиотека, просторная гостиная, две разные спальни – сдержанная серая и более бодрая фисташковая, довольно уютная столовая с двумя столами (маленьким круглым ближе к окну и вытянутым овальным по центру), домашний кинотеатр с мягкой кожаной мебелью оливкового цвета и зеркальный тренажерный зал. Кате хотелось рассмотреть интерьер в деталях, но Федор Дмитриевич к этой части своих апартаментов относился с явным равнодушием и не задерживался ни на минуту. Зато, когда они перешли невидимую черту, отделяющую быт от искусства и истории, темп экскурсии резко изменился.

– Конференц-зал. Я редко им пользуюсь по назначению, но это хорошее место для размышлений, планирования и принятия решений. – Мелихов широко распахнул дверь и пропустил Катю вперед. – Я вовремя это понял и именно в конференц-зале стал собирать произведения японского декоративно-прикладного искусства, а уж потом на стенах появились и картины японских художников. В основном это современные работы, необремененные деталями и красками, но есть несколько пейзажей с потрясающей цветовой палитрой. Именно в такой атмосфере мне лучше думается, и при этом Японией я вовсе не увлечен. – Федор Дмитриевич усмехнулся и развел руками, мол, вот странности и начинаются. – Я возлагаю на вас большие надежды, Катя. Будет лучше, если вы напишете объемную статью о моей жизни, а уж затем последует интервью. Это позволит мне еще лет пять держаться подальше от журналистов.

– Да, мне бы хотелось подготовить и статью тоже.

– Вот и договорились.

Кате показалось, что Мелихов хочет добавить: «Именно поэтому вам все же лучше переехать в отель». Его взгляд стал настойчивее, губы сжались, будто Федор Дмитриевич вспомнил отказ, но слова так и не прозвучали.

– Кажется, это нэцке?

– Нет. Окимоно. Резные фигурки из дерева и слоновой кости. Для изготовления используются и другие материалы, например медь, серебро, но мне нравятся именно эти.

– Потому что от них исходит тепло? – Катя с улыбкой посмотрела на Мелихова.

– Романтичная гипотеза. Пожалуй, я оставлю ваш вопрос без ответа. Кто знает, может, вы и правы.

Миниатюрные фигурки находились в стеклянных колпаках, которые тянулись вдоль стен от двери к окну. Окимоно уверенно стояли на черном бархате, а рядом лежали плотные белые карточки, рассказывающие об их происхождении. Крестьяне, рыбаки, музыканты, актеры, герои японских легенд и сказок смотрели на Катю внимательно, будто желали о чем-то предупредить.

– Они довольно древние, – тихо произнесла она, будто могла потревожить фигурки громким голосом.

– Лишь некоторые из них. Сто лет – не такая уж и древность.

– Какие лица, взгляды…

– Поверьте, окимоно очень умные, и выражение их лиц меняется в зависимости от мыслей и настроения.

– Их мыслей или ваших?

– Трудно поверить, что неодушевленный предмет может думать, но кто вам сказал, что у этих фигурок нет души? – Мелихов вопросительно приподнял правую бровь и улыбнулся, однако на этот раз улыбка показалась холодной.

– Пожалуй, я бы побоялась зайти в эту комнату ночью, – засмеялась Катя.

– А я и не захожу.

Она успела осмотреть еще три небольших зала, и не получилось бы сказать, что интереснее: изучать экспонаты домашней коллекции или наблюдать за Мелиховым. Он то замолкал, точно боялся нарушить чей-то покой, то начинал рассказывать историю картины или вещи, то долго и цепко смотрел на Катю, и в такие минуты она начинала чувствовать себя одним из коллекционных предметов. Пока не разгаданным и не помещенным на бархатную подушку под стеклянный колпак. Федор. Отчество постепенно отдалялось, а имя становилось более тяжелым и емким, оно идеально подходило Мелихову и тоже имело определенный налет времени.

– К сожалению, я не успею сегодня закончить нашу маленькую экскурсию, еще нужно подготовиться к встрече, но я бы хотел повторно пригласить вас в библиотеку. Думаю, вам будет интересно познакомиться с книгами поближе, здесь всего лишь часть моего литературного богатства, но зато она самая любимая. Некоторые экземпляры мне даже жаль реставрировать, и я старательно оттягиваю этот момент. Есть особое удовольствие читать книгу, страницы которой не только дышат историей, но и полностью зависят от нее. Быть может, вы не поймете меня, но я дорожу даже пятнами на обложках.

– Я соглашусь с вами, старые книги завораживают, у них особенный запах, и страницы похожи на перепончатые крылья давно вымерших не то птиц, не то животных.

– Отлично, значит, наши взгляды совпадают.

Библиотека походила на лабиринт-тетрис: стеллажи тянулись во все стороны, резко заворачивали, обрывались, открывая новые проходы, затем вновь встречали прямыми углами, ровными колоннами и низкими широкими тумбами с тяжелыми полками. Глаза разбегались, хотелось взять первую попавшуюся книгу, сесть в кресло около окна и жадно читать, осторожно переворачивая пожелтевшие страницы. Но где окно? Похоже, до него еще нужно добраться…

Стеллажи частично перекрывали дневной свет, и кругом горели матерчатые бра, освещая небольшие пространства густым желтым светом. Но лабиринт закончился, полки расступились, и Катя оказалась в довольно просторной части библиотеки, где окно бесспорно играло свою роль: оно не только щедро дарило свет, но и возвращало к реальности.

– Замечательно, – выдохнула Катя, испытывая необъяснимый восторг, будто в этом неожиданно солнечном круге и была сконцентрирована атмосфера всего отеля «Тасман». – Я бы на вашем месте жила именно здесь.

– Это небезопасно, – ответил Мелихов.

– В каком смысле? – Катя резко повернула голову и встретила насмешливый взгляд карих глаз.

– Сначала вы перестаете есть, потом пить, душа потребует лишь одного: сидеть на этом диване часами и читать, читать, читать… Вы и не вспомните, какое нынче число, перепутаете вечер с рассветом и однажды попросту превратитесь в книгу, которую во время уборки добросовестная женщина в униформе поставит на одну из полок. Кто знает, сколько жертв нашли здесь последний приют, обернитесь, мне кажется, зеленый шкаф был наполнен именно таким образом.

Автоматически обернувшись, Катя сразу увидела широкий открытый шкаф цвета темного изумруда, на его полках выстроились хорошо сохранившиеся книги, некоторые из них выглядели как новые, но внимание привлекло совсем другое… На столе около окна на простой коричневой подставке стояла модель военного корабля. Мачты демонстрировали плотные паруса, корма притягивала взгляд мелкими симметричными деталями, луч солнца золотил полированный борт, четыре разных флага, казалось, развеваются на ветру.

Острое желание узнать название корабля толкнуло Катю в спину, и она сделала несколько шагов вперед, буквы на мгновение слились, а затем вытянулись в грозное и грохочущее слово «Полтава». Вздрогнув, Катя качнулась и замерла, не в силах отвести взгляд от горделивого красавца. Послышались шум моря и крики чаек, сердце забилось сильнее, и не так-то просто было его успокоить…

– Не правда ли он прекрасен? – спросил Мелихов, подходя ближе. – Знаменитый русский линейный корабль четвертого ранга. Пятьдесят четыре пушки. Принимал участие в шести морских кампаниях, детище Петра Первого и корабельного мастера Федосея Моисеевича Скляева. К сожалению, перед вами лишь копия работы художника и мастера XIX века – Матвея Глинникова. Подлинник я ищу многие годы, но пока тщетно, я даже не знаю, сохранился ли он до наших дней или время и люди оказались к нему беспощадны. Увы, последнее упоминание о «Полтаве» было очень давно, но, как говорится, надежда умирает последней…

– Русский линейный корабль, – тихо повторила Катя и добавила уже громче: – Мне пора, не хочу вас задерживать. Федор, большое спасибо за экскурсию, я не успела все осмотреть, но, может, это и к лучшему: возвращаться к вам я буду с нетерпением и любопытством.

– Буду рад новой встрече, приезжайте завтра к десяти – это хорошее время для начала продуктивного дня.

«Пятьдесят четыре пушки, пятьдесят четыре пушки…» – отстукивали в висках болезненные молоточки, пока Катя спускалась на первый этаж.