Текст книги "Ветер подскажет имя"

Глава 6

Давным-давно…

Дикая ярость не дала Якову Петровичу возможности сразу приступить к расправе. Грязно выругавшись, он вцепился в плечи Саши и затряс ее, рыча и выплевывая проклятия. Стрыгин сделал все, чтобы падчерица даже не думала о флирте и замужестве, он вовсе не собирался расставаться с деньгами покойной жены, но девчонка обманула его и опозорила. Если бы не глупый сон, разбудивший среди ночи, и желание проветриться, тайное не стало бы явным.

– Дрянь!

Яков Петрович размахнулся и ударил Сашу. Она инстинктивно увернулась, кулак, проскользнув мимо лица, врезался в плечо.

– А! – вскрикнула она, делая бессмысленную попытку вырваться.

– Говори, кто он?! Говори!

Отчим тряс ее снова и снова, перекошенное лицо устрашало, смесь запахов водки и щей вызывала приступ тошноты. Но Саша молчала, даже под пытками она не назвала бы имя Павла Воронцова. Да, пусть он погубил ее, но это не значит, что и она должна бросить его жизнь в огонь.

Теряя равновесие, Яков Петрович ударил Сашу еще раз, а затем, свирепо прошипев: «Я убью тебя, немедленно убью…», потащил к дому. Тело предательски онемело, голова гудела, во рту появился сладковатый привкус крови, и Саша не сопротивлялась, молясь лишь о том, чтобы кошмар закончился как можно быстрее. Очень хотелось дотронуться до крестика на шее и увидеть не ночное мрачное небо, а чистое голубое, и пусть даже будут облака, но главное – свет и надежда.

Саша не сразу поняла, что дом остался позади, а они движутся к лесу. Ботинки промокли, ноги начинали мерзнуть, и душу коснулся особенный страх – ледяной. Неужели отчим действительно способен на убийство? И кто найдет ее потом, мертвую, среди деревьев?..

– Беги! – Отчим толкнул Сашу, и она, споткнувшись, полетела вперед на снег, больно ударившись коленом. – Я сказал – беги! У тебя есть несколько минут, чтобы спасти свою ничтожную, никому не нужную жизнь! Я спущу собак, и поверь, они будут знать, кого им следует догнать, разорвать на части и сожрать. Отличная экономия на мясе! – Яков Петрович захохотал, но потом резко замолчал и хищно прищурился. – Будет даже лучше, если ты подохнешь в каком-нибудь болоте, я устал нянькаться с тобой! А дня через три я обязательно начну поиски твоего тела, чтоб уж ни у кого не случилось сомнения: заблудилась бедняжка, да волки загрызли. Беги, дрянь, и дело с концом!

И она побежала.

Сначала медленно, борясь с негнущимися ногами и мешающей юбкой, а затем быстрее.

Теперь страха не было. Вперед толкала безумная жажда жизни, такая сильная, что Саша не успевала обернуться. Маленькие ножки в бархатных ботинках утопали в снегу, ледяные брызги разлетались в стороны, деревья приближались, скакали перед глазами, обещая одновременно смерть и спасение.

Саша упала, лицо коснулось островка снега, корка обрезала щеку, но некогда было себя жалеть. Некогда. Упираясь ладонями в жидкую холодную землю, она резко поднялась и побежала дальше, слыша за спиной скрипучий хохот отчима. Хохот гораздо лучше лая собак, надо торопиться… Ручей… В лесу есть ручей… Она должна добраться до него раньше, чем ее увидят гончие.

Интуиция загнанного зверя уже рождалась в трясущейся душе Саши и ветками, запахами, поваленными деревьями, почти невидимыми тропинками указывала путь.

«Нельзя останавливаться. Я смогу…» – вспыхивали мысли, а тело через короткий промежуток времени предательски умоляло сдаться, лечь на землю и ждать неминуемой гибели.

Лес становился гуще, юбка все липла и липла к ногам, руки и шею пронизывал колючий холод, силы заканчивались, и Саша помогала себе тем, что отталкивалась от деревьев. И вот ветер принес нетерпеливый лай гончих, а значит, собаки спущены, и нужно бежать еще быстрее. Но через мгновение Саша увидела то, к чему стремилась, – ручей!

«Я смогу, я смогу, я смогу…»

Снег на берегу ручья почти растаял, но вода местами была еще спрятана под прозрачным стеклом льда. Не раздумывая ни секунды, перечеркивая слабость, Саша шагнула в ледяную воду. Теперь собаки собьются со следа, потому что вместо дороги у нее под ногами будет быстрое течение, уносящее прочь любые запахи.

Вдох, выдох, и Саша вновь побежала. Снег, набившийся в ботинки, теперь был пропитан чистой водой ручья, до того холодной, что немели пальцы. Лай собак то отчетливо слышался, то стихал, то казалось, что опасность совсем рядом, то чувствовалось полное спасение, то приходило равнодушие, настойчиво тянущее к земле. Саша не смогла бы сказать, сколько бежала, сколько шла, сколько падала и вставала, повторяя: «Я смогу». В какой-то момент звуки леса исчезли, темень сгустилась, и из груди вырвался сдавленный стон…

Саша очнулась на краю большого поля. Уже рассвело, и хорошая видимость неожиданно удивила, будто не верилось, что существует утро с голубым небом, перистыми облаками и пением птиц. Ноги ныли, боль медленно поднималась выше к животу, хотелось немедленно снять ботинки и тереть, тереть кожу, пока под ней не забурлит кровь и не появится хоть капля тепла.

«Просто надо идти не спеша, по чуть-чуть… Все получится».

Посмотрев вверх, Саша зажмурилась, солнце обожгло израненное лицо, но губы вдруг растянулись в улыбку, и слезы радости скользнули по щекам.

Она жива и свободна.

Свободна!

Местность была незнакомой и неприглядной, и приходилось выбирать направление, куда двигаться дальше. Саша рассудила, что рядом с полем всегда есть дорога и какое-нибудь поселение и нужно хорошенько осмотреться, чтобы отыскать людей. Сил немного прибавилось, но мешал озноб. Чашка горячего чая явилась бы восхитительным лекарством, но сейчас о такой роскоши оставалось только мечтать.

Если в лесу деревья не давали снегу таять, закрывая солнце плотной сеткой голых веток, то здесь уже царствовала весна. Коричневая земля, пучки прошлогодней травы, лужи… Идти было гораздо легче, но Саша понимала: слабость и холод не позволят ей совершить длинный путь. Двигаясь вдоль борозды, заполненной водой, она всматривалась в даль, останавливалась, куталась в мокрую накидку и вновь шла.

Возле сосен показалась крыша дома. Впрочем, эту лачугу назвать домом можно было с большим трудом. Покосившиеся стены, чердачная дыра, приставленные бревна, играющие роль опор, крыша, напоминающая разворошенное гнездо огромной птицы… Но эта старая нелепая постройка показалась Саше самым замечательным чудом, которое только могло быть на свете. Чувствуя приближение слез, она закусила губу и поправила волосы. Даже если окажется, что в лачуге давно никто не живет, – не беда, можно передохнуть, высушить одежду, чтобы потом отправиться дальше. Куда? Ответ уже начинал обретать очертания.

Подойдя ближе, Саша поняла, что жилище вовсе не брошено: рядом с дверью стояла лохань, наполненная скрученным бельем, на потрескавшейся, изъеденной лишайником скамейке лениво лежала дымчатая кошка, на солнце сушились глиняные темно-коричневые горшки, раскрашенные мелкими трещинами. Но дворик нельзя было назвать радостным, казалось, жизнь здесь давно замерла, и это не реальные предметы вокруг, а мазки масляной краски, давно потерявшей изначальный цвет.

– Есть кто-нибудь?! – остановившись возле горки наколотых дров, спросила Саша.

Внутри дома раздался продолжительный скрип, лязгнули петли, дверь медленно отворилась, и на пороге появилась старая сгорбленная женщина в зеленой вязаной кофте и длинной бордовой юбке с замызганной бахромой по подолу. Из-под платка торчали жесткие седые волосы, лоб избороздили глубокие морщины, крючковатый нос делал выражение лица злым, и с первого взгляда было понятно, что старуха – цыганка.

– Чего надо? – недовольно спросила она, цепко изучая Сашу с головы до ног.

– Доброе утро… Извините… Можно ли у вас умыться и обогреться?

– Ты кто такая?

– Меня зовут Александра. Я ненадолго…

Это все, что она могла сказать.

На губах старухи появилась тонкая усмешка, сильно хромая на правую ногу, она подошла к Саше и заглянула в ее глаза, точно хотела прочитать прошлое незваной гостьи. От такого взгляда по спине поползли мурашки и заволновалась душа, но, наверное, хозяйка имела право знать, кого предстоит впустить в дом. Бесцеремонно схватив Сашу за руку, цыганка поднесла ладонь девушки к носу и почти сразу оттолкнула ее. Голова старухи затряслась, сухие морщинистые щеки задергались, и стало ясно, что она беззвучно смеется.

– Заходи, – наконец разрешила старуха и без подробностей добавила: – А смеялась я не над тобой. Есть над кем смеяться.

Саша много слышала о цыганах, особенно в детстве. Их часто обвиняли в краже лошадей и детей. Хотя не получилось бы вспомнить ни про одного похищенного в округе ребенка, наверное, это был тот случай, когда деревенским нравилось верить в страшные истории. Кочевая жизнь, простота быта, непонятные традиции, загадочное гадание и предсказание судеб – все это вызывало опасения, и далеко не каждое село готово было принять табор на постой. Но Саше не приходилось выбирать, и после пережитого ночью требовалась хотя бы небольшая передышка.

– Раздевайся, – скомандовала цыганка, когда за спиной закрылась дверь.

– Что?

– Снимай с себя все, если не хочешь умереть.

В маленькой тесной комнате с низким потолком горела только одна свеча, и разглядеть лицо старухи не получилось. Саша медленно сняла накидку и замерла, не в силах задать хоть какой-нибудь вопрос.

– Я только согреться…

– Ручей может превратиться в дорогу, но за это придется расплачиваться ногам, – усмехнулась цыганка.

– Откуда вы знаете?

– Зови меня Гедой. Вижу, ты из знатных… – Она недовольно фыркнула. – Чтоб разговаривала со мной по-простому. Останешься до утра, а потом уйдешь. Не та собака, что в спину лает, а та, что чужой погибели ждет. Снимай платье, чего стоишь?! Разотру тебя перцовой настойкой. И на вот, выпей, кровь с огнем надо перемешать, иначе не согреть твое слабое тощее тело.

Взяв из рук Геды отчего-то очень легкую, почти невесомую плошку, Саша поднесла ее к губам и, чуть помедлив, быстро выпила горькую обжигающую жидкость. В горле запершило, в груди вспыхнул пожар, а в голове запульсировала настойчивая мысль: «Если я не умру сейчас, то проживу очень долго».

* * *

До Казанского вокзала она добралась на метро, повезло – электричку не пришлось долго ждать. Ехать в экспрессе вполне комфортно: мягкие кресла, кондиционер и можно купить кофе или чай, а еще шоколадку… Устроившись у окна, Катя несколько минут получала удовольствие от дороги, до Бронниц – час, она еще успеет вспомнить каждое слово и каждый взгляд Мелихова, а сейчас небольшая заслуженная передышка.

Допив кофе, Катя позвонила Горину и порадовала его объемом предстоящей работы: Федор дал согласие и на статью, и на интервью, и к тому же не торопит со сроками. «Выжми из него все соки, только делай это аккуратно и ласково», – порекомендовал Сергей Юрьевич и пожелал удачи. «Еще неизвестно, кто из кого выжмет», – подумала Катя.

От станции она шла чуть больше километра, привычно разглядывая знакомые с детства дачные домики. За последние три года поселок разросся, теперь строили крепкие, добротные дома, и даже встречались трехэтажные.

Около колонки Катя свернула, торопливо подошла к зеленому забору, давно требующему покраски, открыла калитку и шагнула на узкую дорожку. Калитку не было смысла запирать на замок: заросшие травой десять соток, длинный одноэтажный дом с протекающей крышей, построенный бабушкой и дедушкой более двадцати пяти лет назад, не могли заинтересовать воров. Как же хотелось оживить участок, поселить здесь красоту и порядок, но на перестройку дома требовались приличные деньги, которых, увы, не было.

«Бабушка и дедушка, обещаю, когда-нибудь я все исправлю. И лет через тридцать я тоже буду проводить лето на нашей даче с внуками. Кстати, надо научиться печь пирожки или воздушные булочки с корицей… Как же они вкусно пахнут».

Думая то об одном, то о другом, Катя старалась отвлечься, но сердце уже билось чаще, колени пружинили, и по спине пробегал легкий холодок. Заглянув в сарай, вынув из жестянки связку ключей, она быстро зашла в дом, миновала серенькую, потрепанную временем кухню и устремилась в дальнюю комнату, где в окружении книг раньше любил отдыхать дедушка. Скрип половиц сопровождал каждый шаг, и хотелось идти быстрее, чтобы эти плачущие звуки не добавляли волнения.

Распахнув дверцы мрачного, темно-коричневого шкафа, Катя взобралась на табурет, подняла руки и коснулась того, зачем приехала.

– Ну, здравствуй, проклятие нашей семьи, – прошептала она, осторожно спустилась с табурета, подошла к окну и положила на стол, застеленный самой обыкновенной цветочной клеенкой, знаменитый русский линейный корабль четвертого ранга. – «Полтава», – произнесла Катя и задержала дыхание, пытаясь успокоить вихрь налетевших чувств. – Подлинник. Работа художника и мастера XIX века Матвея Глинникова.

Когда-то дедушка учил ее считать пушки, так и состоялось первое знакомство с математикой. Одна, две, три, четыре, пять… Пятьдесят четыре. На корме две симметричные конные фигурки Георгия Победоносца, пальмовые ветви, сирены, лавровые венки… Неторопливая, чуткая и тонкая работа, будто корабль украшен тончайшими кружевами. Паруса вот поникшие, один флаг отломан и примотан к мачте вощеной ниткой.

«Это я случайно сломала и боялась признаться дедушке несколько дней… Сколько мне тогда было? Лет десять…»

Катя обняла себя за плечи, закрыла глаза и простояла так минуты три, вспоминая далекое детство и голоса тех, кто уже никогда не будет рядом. Соленый привкус одиночества появился на губах, и Катя быстро прошлась по дому, фотографируя взглядом те предметы, которые были особенно дороги: самовар и глиняную турку, коробку с нитками и зеленую настольную лампу, древнюю печатную машинку и стопку атласов, да много чего… К столу она вернулась с палантином, связанным бабушкой. Он уже давно потерял яркость и стал похож на потрепанный ветром и морской водой парус. То, что нужно. Чуть помедлив, Катя нажала на третью верхнюю пушку, и мачты «Полтавы» сами легли на палубу. Обернув корабль палантином, прижав его к груди, точно ребенка, она вышла из дома и направилась к станции.

«Федор, я все же хотела бы переехать в отель. Возможно, сегодня. Вы правы, так будет удобнее и лучше. Катя», – написала она эсэмэс уже из электрички.

«Да, конечно. Буду ждать», – пришел ответ довольно скоро.

Глава 7

Не успев хорошенько позавтракать, приглушив голод лишь бутербродом с колбасой, Глеб отправился на Поварскую. Предчувствие перемен щекотало нос и вызывало острый приступ нетерпения, но пока приходилось таскаться за подопечной, подслушивать, подглядывать и довольствоваться этим. Нельзя пропустить ту важную точку отсчета, от которой и начнет свой путь… «Твоя великая любовь, крошка. А то, как бы я чего не напутал, практика показывает, что это может продлить и мои, и твои мучения на несколько дней или даже недель. Мы же с тобой предпочитаем короткий путь к счастью, правда?»

Катя зашла в отель «Тасман», и Глеб улыбнулся (дорога от дома до редакции и обратно порядком надоела). Он бы мог пойти следом, но все же решил пока остаться в тени, никто не знает, как будут развиваться события далее, лучше не торопиться.

Из отеля Катя вышла взволнованной, Глеб уловил дрожь в ее душе и прищурился, пытаясь прочитать на лице как можно больше. У нее наверняка была с кем-то встреча, и этот человек ее расстроил. Нет. Екатерина Щербакова не огорчена… «Она нервничает». Глеб ускорил шаг, чтобы сократить расстояние между ними, провел пятерней по волосам, пересек проезжую часть и зашагал по противоположной стороне улицы.

Когда Катя оказалась на вокзале, а затем села в электричку, Глеб, помня Утятино, мысленно простонал: «Опять леса и поля? Давай-ка возвращайся в Москву, я не любитель удобств во дворе».

Из покосившегося дачного домика Катя вынесла небольшой продолговатый предмет, завернутый не то в шарф, не то в плед. Глеб прищурился, стараясь максимально включить воображение: «Ну и что там?» Но голод выдал только одну версию, которая изрядно развеселила: «Запеченная с яблоками утка или гусь».

Предмет Катя несла осторожно, и Глеб сделал вывод, что вещь хрупкая, не слишком тяжелая, и существовала большая вероятность того, что она имеет отношение к отелю «Тасман». Волнение ушло, на лице Кати теперь отражалась задумчивость, будто предстояло решить очень важный вопрос.

«Если ты принесешь эту штуку домой, то мне придется заглянуть к тебе в гости…»

На вокзале Глеб прихватил пару булок и бутылку минералки, но желудок продолжал требовать нормальной пищи, особенно мяса. Проследовав за Катей до ее дома, он позволил себе расслабиться и, едко напевая: «Любовь нечаянно нагрянет, когда ее совсем не ждешь», вернулся к метро и устроился на летней веранде первого попавшегося кафе. Заказав «Цезарь», телятину на гриле с картошкой и овощами, Глеб вытянул ноги и огляделся, изучая рядом сидевших девушек. Ничего интересного. Душа и тело вроде бы и не требовали сейчас знакомств, но скука настойчиво просила хоть какого-нибудь мимолетного приключения, имеющего отношение к прекрасной половине человечества.

– А куда это ты собралась? – выдохнул Глеб, протягивая руку к уже второму бокалу вина. Теперь он был слишком сыт, чтобы подскакивать и продолжать унылую слежку, но, похоже, именно это ему и предстояло сделать. Метрах в пятнадцати от него по направлению к метро шла Катя, в левой руке она держала плоскую сумку с ноутбуком, вторая сумка – компактная дорожная, висела на правом плече.

«Сюда не могла поместиться та хрень, которую ты забрала на даче, значит, она осталась в квартире, – сразу отметил Глеб и подал знак официанту, прося счет. – Готов поспорить на миллион, ты едешь в отель „Тасман“… Чувствую, именно там все и закрутилось, именно там…»

Глебу катастрофически не хватало информации, чутье охотника подсказывало, что пазл уже можно начинать складывать.

«Но где взять детали?! Где детали, черт побери?!»

За упоминание рогатого и хвостатого он мгновенно получил обжигающую боль в боку, но сейчас не было времени устремлять в небо ответные пламенные взгляды. Прокряхтев что-то нечленораздельное, Глеб быстро расплатился и, хромая, вышел на тротуар. Боль отступила, оставив после себя привычное в таких случаях раздражение.

Он не ошибся, Катя доехала до «Парка культуры» и скрылась за тяжелыми дверями отеля «Тасман». Но теперь Глеб не желал занимать выжидательную позицию, кажется, дело сдвинулось с мертвой точки: «Неужели она собирается поселиться в этом отеле? А может, планирует взять у кого-то интервью?.. Если первое, то очень странно… Катя-Катерина, у тебя вроде собственная квартира в Москве имеется или ты ее снимала? Нет, не снимала, тогда бы ты не сумку несла, а три чемодана и баул как минимум».

Глеб зашел в отель, бросил короткий взгляд на Катю и устремился к стойке с прессой, изображая заинтересованность.

– Я по приглашению Федора Дмитриевича Мелихова, он звонил приблизительно час назад и сказал, что номер меня ждет.

– Вы – Екатерина Щербакова?

– Да.

– Рада приветствовать вас в отеле. Пожалуйста, поднимитесь на пятый этаж, ваш номер пятьсот двенадцатый.

Пользуясь тем, что он стоит спиной к присутствующим, Глеб нарочно округлил глаза, изображая крайнюю степень удивления, и с удовольствием отправил в потолок многозначительный взгляд. Фамилию – Мелихов – он обязательно запомнит. Если этот человек связан с работой Кати, то наверняка он известен в каких-либо кругах.

«Навести справки – плевое дело, – Глеб усмехнулся, дождался, когда стук каблуков станет тише, развернулся и, лучезарно улыбаясь, подплыл к высокой блондинке. – Дорогуша, на мне свежая клетчатая рубашка, я почти похож на тех белых воротничков, которые обтяпывают бизнес-делишки в этом отеле. Не похож? Ничего страшного, разберемся по ходу пьесы».

– Добрый вечер, – улыбнулась блондинка. – Что бы вы хотели?

– Один из лучших номеров. И, пожалуйста, подскажите, где поблизости можно купить ноутбук? Я, знаете ли, люблю почитать новости перед сном и желательно с большой чашкой обжигающего кофе.

* * *

В подобных номерах Кате не приходилось останавливаться, комфорт и красота, как оказалось, имеют свой цвет – сливочно-медовый. Цвет густой, убаюкивающий, располагающий к отдыху, а не к работе. Без сомнения, Мелихов внимателен к личным гостям, и наверняка сам решает, какой номер им предложить.

«Наверное, я у него ассоциируюсь или с пчелой, или с ребенком-сладкоежкой».

Катя засмеялась, прогоняя некоторую неловкость. Ее поселили в шикарном номере, и, с одной стороны, это было приятно, а с другой, вызывало определенную скованность. Не принцесса же она все-таки, зачем?

«Обязательно поблагодарю… А ведь он знал, что я удивлюсь».

Улыбаясь, Катя прошла к окну, коснулась полупрозрачных гардин, оформленных по краям плиссированными фонариками, подошла к кровати и автоматически погладила ее как огромного атласного зверя – доброго и домашнего, затем скинула туфли, раскинула руки и упала на покрывало цвета топленого молока. Пролежав немного без движения, она перевернулась на спину и коротко вздохнула. Пора перестать бегать от настойчивых вопросов и хорошенько подумать о «Полтаве»… Корабль бросил якорь в ее квартире, а в душе объявлено штормовое предупреждение.

Знает ли Федор Мелихов, кого он пригласил для интервью? Или происходящее – простое совпадение? «Подлинник я ищу многие годы, но пока тщетно, я даже не знаю, сохранился ли он до наших дней или время и люди оказались к нему беспощадны. Увы, последнее упоминание о „Полтаве“ было очень давно, но, как говорится, надежда умирает последней…»

– Что-то мне подсказывает, Федор, что ваша надежда не умрет никогда… – тихо произнесла Катя, встала с кровати, вновь подошла к окну и, глядя на мимо проносящиеся машины, усмехнулась.

Последнее серьезное упоминание о «Полтаве» было еще при жизни мастера – Матвея Глинникова, какова вероятность того, что Мелихов мог проложить путь из далекого прошлого к ней – журналистке Екатерине Щербаковой?

– Это невозможно… Он ничего не знает…

Но колкая заноза в душе предлагала отбросить эмоции и подумать еще, какой-то важный момент ускользал, и Катя это чувствовала. Мелихов никак не походил на человека, жизнью которого управляют случайности, и этот факт заставил закрыть глаза и прислушаться к себе.

Неожиданное приглашение на аукцион…

И места оказались рядом…

А потом таинственный коллекционер невероятным образом выбирает ее…

«Он знал. Тысячу раз знал! И это он прислал приглашение!»

Теперь уж точно Катя не могла стоять на месте, эмоции нахлынули, и они были настолько яркими и разноцветными, что не получилось бы сказать, что конкретно она чувствует. Быстро дойдя до двери и так же быстро вернувшись обратно, она скрестила руки на груди и сосредоточилась.

Статья, интервью – отличные поводы заманить ее в отель… «Вот и попалась мошка в сеть паука…» Но для чего? Если Мелихову известно, что корабль у нее, почему просто не предложить сделку?

– А если он подозревает, но не уверен?..

Сейчас Катя бы с удовольствием заглянула в глаза Федора и попыталась увидеть в них правду, но это ей предстоит только завтра. Странные ощущения: совершенно посторонний человек проложил маршрут ее судьбы, а она пошла по нему, четко совершая то, что требовалось. Да, на аукцион она попала не просто так…

Какое Мелихов имел право?

Никакого.

Что делать? Громко хлопнуть дверью и уйти?

Во-первых, это совершенно не в ее характере, во-вторых, она приехала в отель, чтобы разобраться в задачке по имени «Федор Дмитриевич Мелихов», в-третьих, нельзя отказываться от статьи и интервью, в-четвертых, линейный корабль «Полтава» имеет свою историю, и пока не понятно, где его истинное место…

«Нет, немножко не так. Не пора ли выполнить волю мастера Матвея Глинникова?»

Взяв сумку, Катя принялась неторопливо вынимать и складывать на полку шкафа те вещи, которые прихватила с собой. Приключение начинается, и пусть оно немного не такое, как представлялось, но тем интереснее.

Несмотря на то что корабль никак не влиял на жизнь семьи Кати, его всегда называли проклятием рода. Он передавался из поколения в поколение и был вечным укором для деда, прадеда и прапрадеда, потому что каждый из них так или иначе посвятил себя юриспруденции. Давным-давно предок Щербаковых, нотариус Сергей Кузьмич, не выполнил все пункты распоряжения Матвея Глинникова, чем пошатнул основной закон своей профессии и понятие – дело чести. Умирая, он передал корабль с распоряжением сыну и велел исправить собственную ошибку, но история повторилась, да не один раз. И это был единственный случай более чем за сто пятьдесят лет, когда представители семьи Щербаковых изменили своим профессиональным принципам.

Катя помнила, как бабушка осторожно убирала с «Полтавы» пыль, приговаривая: «Проклятие ты наше родное, но что уж с тобой поделать, живи». После смерти дедушки было решено отвезти корабль на дачу.

Катя не пошла по стопам предков, выбрав журналистику, и выполнять распоряжение мастера не планировала, да и не знала она толком, где лежит эта наверняка пожелтевшая от времени бумага. Скорее всего, хранится в одной из папок деда. Текст Катя никогда не читала, только знала, что Матвей Глинников оставил корабль какому-то конкретному человеку, и главное, если эта персона не придет до определенной даты, то нотариус Сергей Кузьмич должен был его… разбить, уничтожить. Но рука не поднялась. Ни у него, ни у следующих Щербаковых.

Раздался стук в дверь, и мысли, перемешанные с воспоминаниями, прервались. Быстро отправив сумку на нижнюю полку шкафа, Катя подошла к двери и распахнула ее.

– Добрый вечер. Очень рад вас видеть у нас в гостях. – Андрей улыбался, в его глазах сияла добрая ирония, и от этого мгновенно стало легко и даже весело.

– Добрый вечер.

– Вы позволите?

– Конечно, заходите. – Катя улыбнулась в ответ и пропустила Андрея в номер. – Я, честно говоря, надеялась на нашу встречу, думаю, у меня получится выпытать у вас много интересного.

Совершенно не нужно было объяснять, что она делает в отеле, безусловно, Андрей знал и о статье, и об интервью. И Кате действительно требовался взгляд на Мелихова со стороны: ощущения важны, когда хочешь донести до читателей не только сухую суть, но и атмосферу, окружающую того или иного человека. Катя вовсе не надеялась, что Андрей будет с ней откровенным или расскажет чуть больше, чем положено в подобном случае, но она желала подметить черточки и детали, из которых как раз часто и вырисовывается образ.

– Я полностью в вашем распоряжении и готов отвечать на любые вопросы, – вновь улыбнулся Андрей и протянул толстый глянцевый журнал: – Возьмите, это последний перечень коллекций Федора. Фотографий маловато, но зато есть хорошие развернутые описания, думаю, могут пригодиться в вашей нелегкой работе.

– Спасибо. Почему вы считаете ее нелегкой? – специально спросила Катя, желая продолжить тему.

– Потому что общение с Федором может быть… м-м… трудным. Отправляя меня к вам, он пожелал терпения нам всем. – Андрей засмеялся. – Катя, давайте выпьем кофе. Согласны?

– Да, отлично.

– Тогда предлагаю встретиться через полчаса внизу в ресторане. А если вы голодны, то мы можем и поужинать. Вы даже не представляете, какую вкусную стерлядь с соусом из печеных овощей готовит наш легендарный шеф.

– Я еще не ужинала и с радостью приму ваше приглашение.

– Вот и договорились.

Получасовой перерыв был очень нужен, Кате требовалась передышка после встречи с Андреем. Вопросов стало еще больше, и новые тоже нуждались в ответах. Было бы лучше, если бы загадки со временем уменьшались, но пока они увеличивались и не давали покоя.

Участвовал ли Андрей в спектакле с аукционом или Мелихов взял его просто для сопровождения?

Известно ли ему про «Полтаву»?..

«Сейчас вряд ли я узнаю это, да и многое другое тоже. Наверное, самое правильное – плыть по течению и, сидя в лодке, внимательно наблюдать за берегом. Пейзаж обычно меняется…»

С появлением Андрея стало свободнее, и глупо было отрицать это, пожалуй, она даже ждала встречи. Как ждут дождя в продолжительную жаркую погоду. Катя улыбнулась и подошла к зеркалу, кажется, ей предстоит дуэль с известным коллекционером Федором Мелиховым. Кто первый из них сдастся и заговорит о «Полтаве»?

– Я не могу поверить в случайность и совпадение, Федор Дмитриевич.

* * *

После насыщенного дня Андрей заказал в номер стакан свежевыжатого апельсинового сока, с удовольствием принял прохладный душ, надел голубую рубашку и натянул джинсы. Ему принадлежала трехкомнатная квартира на «Рижской», но он давно привык жить на два дома. Отель имел слишком много преимуществ и удобств, и глупо было от них отказываться. Взять хотя бы время, потраченное на дорогу, Мелихов в основном трудился и назначал встречи в «Тасмане».

С Федором Андрея свела судьба около четырех лет назад, вернее, должность ему досталась по наследству. Отец после затяжного гриппа сильно сдал, высокое давление не мучило теперь только за городом, и встал вопрос о замене правой руки Мелихова. Федор не любил чужаков возле себя и сам предложил Андрею объем работы отца. Это устроило всех.

Если ты собираешься поужинать с прекрасной девушкой, то опаздывать категорически нельзя, а еще лучше – прийти минут на десять раньше. Андрей хотел увидеть, как Катя зайдет в ресторан, отыщет его взглядом, улыбнется, быть может, махнет рукой… За ней очень интересно наблюдать, если о каком-либо человеке можно сказать, что он уютный, то это именно тот случай.

Андрей спустился на лифте на первый этаж, свернул направо, открыл стеклянную дверь и сразу отметил, что его любимый столик возле окна свободен.

– Андрей Александрович, добрый вечер, – встретил менеджер. – Ужинать будете?

– Да, но позже, у меня встреча. Воды принесите, пожалуйста.

Он бы мог сделать предварительный заказ, но хотелось учесть все пожелания Кати, пока неизвестно, что она любит больше – рыбу или мясо, и часто девушки ужинают только салатом.

Пожалуй, сегодняшний вечер можно считать замечательным, решил Андрей. Через пару минут его завалят вопросами, но отвечать будет не сложно. Даже хорошо, что более близкое знакомство не испортят затяжные паузы и надуманные фразы, есть о чем поговорить. Федор просил обрисовать общую картину, и темы для обсуждения найдутся.

Катя пришла без опоздания, коротко улыбнулась и приблизилась, щедро даря тот самый свет, в лучах которого всегда приятно находиться, особенно если устал.

– Жаль, вы не стали врачом, – искренне сказал Андрей, приподнимаясь.

– Почему? – Катя вопросительно наклонила голову набок.

– Вам очень подходит эта профессия, уверен, вы бы спасали людей даже взглядом.