Текст книги "Удача не плачет"

«Хотя для модели, наверное, старовата… Лет тридцать пять…»

И отец держал эту женщину за руку.

Две статьи и два интервью. Не густо, но я была благодарна и за это. И как же хорошо Андрей Дмитриевич отвечал на вопросы, я читала и постоянно улыбалась.

Да, он не любит светскую жизнь.

Работа отнимает слишком много времени…

Путешествовать нужно обязательно, интересно же посмотреть мир…

Любимое блюдо – жареная картошка.

Открывать еще ресторан пока не планирует, это не основная часть бизнеса, а отдых для души…

«А что бы вы хотели пожелать нашим читателям?

– Никогда не останавливаться на достигнутом».

Откинувшись на спинку кресла, я закрыла глаза и представила себя в самолете. Надо же путешествовать и изучать мир…

Вика врывалась в мою комнату несколько раз. Она тоже читала все, что можно было найти об Андрее Дмитриевиче, и бурно реагировала почти на каждую строчку. Сначала в ее голосе звучали растерянность и расстройство: Вика никак не могла смириться с успешностью моего отца. Но потом она нашла аргументы для успокоения, и огорчение медленно, но верно стало проклевываться уже в моей душе.

– Неизвестно, есть ли у него дети. Быть может, Андрей Дмитриевич подарит тебе коробку конфет и исчезнет еще лет на пятнадцать, – усаживаясь в кресло, насмешливо произнесла Вика. – И я знаю, когда ты понадобишься отцу по-настоящему. Когда к нему придет старость. Должен же кто-то менять простынки и мыть горшок.

Слова Вики дергали ниточки нервов и поселяли в душе непокой, но я старалась не обращать на это внимания. Я тушила вспыхивающие костры сомнений многочисленными мечтами и отвечала односложно, чем бесконечно раздражала Вику.

Да, я понимала, что у Андрея Дмитриевича Уварова могут быть еще дети. И он знает их с детства и любит. А я… чужая.

«Но я нужна. Непременно нужна. Иначе зачем же со мной встречаться?»

«А нужна ли?..» – нашептывал страх.

В воскресенье утром за мной на белоснежной машине приехал водитель отца.

– Вот видишь, – усмехнулась Вика, когда я надевала кроссовки, – твой папочка поленился приехать сам. Что и требовалось доказать. Увезут, привезут и забудут. Это жизнь, моя дорогая сестренка.

Но я видела, какие взгляды она кидала в сторону машины и как нервно покусывала нижнюю губу…

«Нельзя сомневаться, все будет хорошо».

Я довольно долго выбирала, в чем отправиться на встречу к отцу. Хотелось выглядеть очень красивой и уверенной. Я даже подумывала попросить у Вики бордовое платье, отделанное тонкой полоской кружев по подолу. Но сдержалась. По многим причинам. Во-первых, я не чувствовала бы себя комфортно в подобном наряде, во-вторых, у меня нет подходящих туфель, в-третьих… Пусть я буду такой, какая есть. Вряд ли платье что-то изменит. И выбор пал на любимые голубые джинсы, белую футболку и серую вязаную кофту с широкими рукавами. Волосы я стянула резинкой в простой хвост, мне всегда казалось, что с такой прической я особенно похожа на маму.

– Веди себя прилично и скромно, – сухо произнесла Марина Аркадьевна около двери. – Андрей Дмитриевич должен увидеть, каким хорошим человеком мы тебя воспитали.

– Ага, – кивнула я и выпорхнула из дома. Да я бы сейчас пообещала что угодно, лишь бы побыстрее оказаться на сиденье белой машины, которая увезет меня к отцу. Мысленно я уже подбирала первые слова, и все они казались дурацкими. Но, несмотря на это, я улыбалась и бодро шла по дорожке к воротам.

Водитель – приятный мужчина лет тридцати пяти в костюме и белой рубашке, сообщил, что мы поедем в ресторан, где меня ожидает Андрей Дмитриевич.

– Дорога займет около сорока минут, включить для вас музыку? Какую вы предпочитаете? – Он обращался ко мне на «вы», и это было непривычно.

– Классическую, – выдохнула я, решая продемонстрировать отличное воспитание.

Ресторан я узнала сразу. И весомую вывеску «Конте-Конти», и витринные окна, и темно-серые стены я видела на фотографиях. Это роскошное заведение принадлежало моему отцу, и я даже помнила некоторые названия блюд из меню. Печеный сладкий перец с лососем и соусом песто, ягненок с булгуром и грибами, паста с копченой уткой, вялеными томатами и моцареллой… Из чего можно было сделать вывод, что память на блюда у меня хорошая. Наверное, во мне начали просыпаться гены Андрея Дмитриевича.

«Интересно, я смогу назвать его папой? И нужно ли это делать сейчас?»

Менеджер встретил меня около входа. Я, запинаясь, представилась, и мы направились во второй зал. Приглушенная музыка с воздухом влетела в легкие и завибрировала под ребрами. Я шла, оглядываясь по сторонам, впитывая обстановку, и быстро отмечала детали, чтобы потом, вернувшись, отыскать их на фотографиях. Просто так.

Круглые и квадратные столики из темного дерева, огромные коричневые часы на стене, мозаика из кусочков черно-белых фотографий. Люстры, лампы… Большой аквариум, где в подсвеченной воде лежат странные ракушки. Барная стойка и много искрящихся бокалов. Ряды бутылок на двух полках.

– Проходите, пожалуйста, – произнес менеджер и указал на тяжелую бархатную штору светло-бежевого цвета. Отодвинув ее, он вежливо улыбнулся.

Чуть помедлив, я перешагнула порог комнаты и сразу встретилась взглядом с Андреем Дмитриевичем Уваровым. Моим отцом. Увидев меня, он резко поднялся и тихо произнес:

– Вот мы и встретились.

* * *

Бывают моменты, когда ты чувствуешь себя главным героем книги или фильма. Приблизительно такая уверенность и вспыхнула в душе. И еще показалось, будто на меня направлены огромные прожекторы, которые мешают смотреть и одновременно наполняют тело искрящимся светом. Или это мешали слезы. Несколько раз моргнув, глубоко вдохнув и выдохнув, я прогнала их прочь.

– Здравствуйте, – торжественно произнесла я и тут же почувствовала себя глупо.

Андрей Дмитриевич улыбнулся, указал на уютное кресло и ответил:

– Тебе вовсе не обязательно быть со мной на «вы». Разве мы чужие друг другу люди?

Холодные сомнения, ерзающие в душе последние два дня, задрожали, зарябили и стали полупрозрачными. Ноги оторвались от земли, и я понеслась в иную вселенную, где каждая мечта обязательно сбывается… Потому что иначе просто не может быть.

Кивнув, я села в кресло и осторожно посмотрела на отца. Фотографии не врали, он был красив и походил на аристократа. На графа. И темно-серый костюм ему очень шел. И белая рубашка с расстегнутой верхней пуговицей тоже. Если такая одежда всегда сковывала моего дядю, будто на него надели футляр, то с Андреем Дмитриевичем… то есть с папой… все было иначе. Пиджак казался самой свободной вещью на свете.

Я сразу поняла, что внешне мы не похожи, но расстроиться по этому поводу не успела.

– Как же ты похожа на свою маму, – мягко произнес Андрей Дмитриевич и прищурился. Его глаза потемнели, а между бровями появилась глубокая складка. – Удивительно…

– Да, – согласилась я. – Мне это говорили.

– Сядь ближе. И расскажи о себе. Как ты жила все это время?

Я встала, подвинула кресло и опять села. Андрей Дмитриевич сразу взял меня за руку и сжал пальцы, точно желал убедиться, что я настоящая. Пожалуй, он и смотрел на меня как на привидение, появившееся неизвестно откуда. Наверное, он видел вовсе не меня… А мою маму. Интересно, сильно ли они любили друг друга и почему расстались?

Мне было важно понять, какие чувства теперь переполняют душу. И я не сразу, а чуть помедлив, насладившись появившейся уверенностью, принялась рассказывать о жизни в доме дяди и тети. Конечно, многие подробности были лишними и не стоило их озвучивать. Но и врать не хотелось. Поэтому биография получилась довольно краткой и сухой. Я следила за реакцией Андрея Дмитриевича, и мне сразу понравилось, что он слушает внимательно и на его лице точно не отражается равнодушие.

– …иногда я немного рисую в блокноте… но ничего особенного. С профессией еще не определилась, – закончила я, взяла стакан и сделала маленький глоток воды.

– Сейчас я буду тебя кормить, – Андрей Дмитриевич придвинул мне папку меню. – Или закажу на свое усмотрение? Что ты любишь?

Волнение почти полностью победило аппетит, но я поняла, что бесконечно хочу чего-нибудь сладкого.

– А десерт можно? Любой.

– Значит, ты сладкоежка?

– Немного. – Я улыбнулась.

– Это хорошо.

– Почему?

– Я не встречал злых сладкоежек. – Андрей Дмитриевич тоже улыбнулся. – Они все добрые. – Он помолчал немного, а затем спросил: – А как ты меня называешь? Мысленно. Про себя?

– По имени-отчеству.

– А это плохо. – Он опять улыбнулся. – Но я буду терпеливо ждать того момента, когда ты увидишь во мне отца. Поверь, это будет самая лучшая минута в моей жизни. Не забудь сообщить об этом. – И Андрей Дмитриевич подмигнул мне так, будто только что мы организовали тайное общество, в которое больше никогда никого не примут.

– У вас есть еще… дети? – услышала я свой дрогнувший голос и нервно сжала губы.

Правда состояла в том, что я уже полюбила его, и уже хотела сказать: «Папа». Это было слишком головокружительное и болезненное открытие. Разве могло наше сближение произойти столь быстро? И отчего ревность покалывает сердце, откуда она только взялась? Неужели я буду ревновать отца к своим братьям и сестрам?..

– Нет, – ответил Андрей Дмитриевич. – Ты мой единственный ребенок. Но я женат и воспитываю двух мальчиков, которых считаю своими сыновьями. Хотя не такие уж они и мальчики… Вымахали, а я и не заметил. Время летит быстро. Позже я обязательно познакомлю тебя со своей семьей. Хорошо? Я женился после того, как расстался твоей мамой. Через несколько лет.

«Ты мой единственный ребенок, ты мой единственный ребенок…» – застучало в висках, и я даже не сразу поняла, что еще сказал Андрей Дмитриевич. На меня обрушилось бесконечное счастье. Никогда я не чувствовала себя такой бессовестной эгоисткой и собственницей, но отец был мой и только мой! Я еле сдерживала улыбку и светилась, как тысяча фонарей. Просто я слишком долго была одна и сейчас очень боялась потерять надежду… Пусть он еще раз возьмет меня за руку, пусть еще раз заглянет в глаза. Мой отец.

– Да, – выдохнула я, как только смогла говорить, – я буду рада со всеми познакомиться.

– Дженни, у тебя наверняка есть вопросы, и я готов на них ответить. Между нами не должно быть недосказанности, да и каким-либо обидам нет места в наших отношениях. Спрашивай, я отвечу честно. – Андрей Дмитриевич откинулся на спинку кресла, положил руки на подлокотники, закрыл глаза и добавил: – Я не знал о твоем существовании. Маша не сказала, что ждет ребенка. И я не знал… что она умерла. Я бы сделал все… Я бы спас ее. Ты веришь мне?

Голос Андрея Дмитриевича был наполнен искренностью и болью. Увидев вздувшуюся вену на его виске и побледневшие губы, я быстро отвернулась. Ощущение, будто я проникла в тайны души и прикоснулась к сокровенному, переполнило меня неловкостью и смущением. Наверное, когда я буду вспоминать встречу с отцом, именно эта минута обязательно вспыхнет первая…

– Да, конечно, – торопливо ответила я, желая хоть как-нибудь успокоить Андрея Дмитриевича. Папу. Да, папу. Так же лучше звучит.

– А кто написал мне письмо? Ты?

– Нет.

– Тогда кто?

– Очень хороший человек. Но я не могу назвать его имени. Я не могу рисковать, понимаете?

Андрей Дмитриевич открыл глаза, сел ровнее и по-доброму похлопал меня по руке.

– Жаль, что ты не доверяешь мне, но, надеюсь, со временем это пройдет. Однако я рад, что ты думаешь о безопасности своих друзей. Твои дядя и тетя… – Он осекся, и я догадалась почему. Нельзя же ребенку говорить плохо о его родственниках. – А впрочем… Пусть так.

– Расскажите, пожалуйста, как вы познакомились с моей мамой? То есть как ты… познакомился… с моей мамой… – Переход с «вы» на «ты» оказался сложнее, чем я предполагала, и не обошлось без спотыкания на словах. – И почему вы расстались?

– Сначала десерт, – улыбнулся Андрей Дмитриевич. – А то за разговорами мы совсем забыли об обещанном сладком. И чай. Или кофе? Я пока не знаю, что ты любишь.

– Чай, – ответила я.

– Надеюсь, в следующий раз мне удастся тебя хорошенько покормить. Ты обязательно должна попробовать лучшие блюда ресторана. И мне будет интересно послушать твое мнение и о закусках, и о супах, и о горячих блюдах. Это часть семейного бизнеса, Дженни, и однажды ты станешь здесь хозяйкой. Почему бы и нет? – весело произнес Андрей Дмитриевич.

– Ну-у… – протянула я, немного растерявшись.

– Не смущайся, скоро ты ко многим вещам будешь относиться иначе. Во всяком случае, я на это очень надеюсь.

Мне принесли воздушный десерт нежно-розового цвета, украшенный белыми пиками взбитых сливок, клубникой и забавными кудряшками из белого шоколада. Пожалуй, ничего вкуснее я никогда не ела, о чем сразу и сообщила. В ответ раздался счастливый смех моего отца. Потом я ела мороженое, облитое карамелью и обсыпанное жареными орехами. Вообще я всегда считала, что сладкого много не бывает.

– Я хочу, чтобы ты переехала ко мне, – сказал Андрей Дмитриевич, как только официант унес тарелки и чашки. – Юрий Викторович и Марина Аркадьевна официально являются твоими опекунами. Понадобится время, чтобы восстановить меня в правах отца. Возможно, будет судебное разбирательство, которое продлится долго… Но интуиция подсказывает, что я смогу уладить все вопросы довольно быстро. Главное – это твое решение. Я буду ждать столько, сколько потребуется, но мы и так потеряли годы. Дженни, пожалуйста, подумай и соглашайся. Ты – моя единственная дочь, и я сделаю все, чтобы ты была счастлива.

– Дядя и тетя меня точно не отпустят, – прошептала я, представляя реакцию Юрия Викторовича и Марины Аркадьевны.

– Пусть это тебя не беспокоит. Но… я не понял. Ты согласна переехать ко мне в самое ближайшее время?

– Вы обещали рассказать про маму, – робко напомнила я, хотя знала ответ на поставленный вопрос. И еще в свои пятнадцать лет я знала, каким образом можно добиться согласия дяди и тети. Существовал лишь один способ: предложить им деньги. Конечно, пообщавшись с Юрием Викторовичем, мой отец понимал, какие у меня родственники… И от этого было неловко и хотелось срочно сменить тему. Будто я в чем-то виновата.

Осуждала ли я Андрея Дмитриевича за то, что он собирался купить право быть со мной? Нет. Тысячу раз нет! Где-то в глубине души страх ерзал и кашлял: «А не боишься оказаться в чужой семье? Ты же понятия не имеешь, что там тебя ждет». Я тряхнула головой, отгоняя мысли и, заглянув в глаза отцу, спросила: – Где вы познакомились и когда?

Я не сомневалась, что поверю каждому слову, но не потому, что на земле вдруг отменили ложь. А просто у Андрея Дмитриевича вновь вздулась на виске вена и по лицу пронеслась тень. Будто возвращение в прошлое было тяжелым, а память никогда и не теряла минут и часов, связанных с моей мамой.

Поднявшись, отодвинув кресло, Андрей Дмитриевич подошел к окну и встал ко мне спиной. Комната была небольшой, нас разделяла лишь пара метров, но показалось, будто между нами значительное расстояние. Или даже прозрачная, но толстая стена. Голос точно летел издалека, его обволакивало эхо долгих лет.

– У твоей мамы сломался каблук, и она стояла на тротуаре, держа в руке туфлю, и так искренне ругала ее, что я притормозил и вышел из машины. – Андрей Дмитриевич явно улыбался, вспоминая этот момент. – Я спросил: «Вам нужна помощь?» А она ответила: «Если вы сапожник или у вас есть хотя бы гвозди и молоток, то вы – мой герой». Какой же красивой она была и как улыбалась… Я любил ее иронию и легкость. Маша… Маша… Ей еще не исполнилось восемнадцати, а мне уже было двадцать восемь. И, кажется, разница в возрасте нас только сближала, потому что… – Андрей Дмитриевич немного помолчал. – Потому что ей, как и тебе, требовался защитник. Давай назовем это так. А мне очень не хватало сказки… Маша училась, я работал, но мы виделись почти каждый день, и это было счастье. Вот только иногда она становилась грустной, а я не мог понять: почему? Знаешь, у тебя такие же конопушки на носу, как и у нее. Самые лучшие конопушки на свете… А потом твоя мама исчезла. Написала эсэмэску: «Прости, все закончилось, не ищи меня…» Она съехала из общежития и сменила номер мобильного телефона. – Андрей Дмитриевич развернулся и качнулся, будто на него налетел неведомый и неожиданный порыв ветра. – Администратор в общежитии оказался человеком сговорчивым, и мне удалось узнать домашний номер телефона Маши в Анапе. Но она не стала со мной разговаривать. Лишь сказала: «Не звони больше, не береди прошлое. Все закончилось». Трудно стучаться в закрытую дверь, особенно когда чувствуешь себя ненужным. Тогда я сделал попытку вычеркнуть твою маму из своей жизни. Сейчас бы я так не поступил… Не знаю, почему Маша уехала и почему скрыла от меня, что ждет ребенка… Дженни, поверь, я не совершил ничего плохого, и на некоторые вопросы я бы и сам хотел узнать ответы. – Преодолев расстояние между нами, Андрей Дмитриевич наклонился, уперся правой рукой о край стола и внимательно посмотрел на меня: – Дженни, согласна ли ты переехать ко мне как можно скорее? Или ты хочешь подумать?.. Поверь, я приму любой ответ и буду ждать, сколько потребуется.

В душе не было сомнений, страхи затихли и не смели подать голос. Потом я обязательно выясню и разберусь, отчего расстались мои родители, всякое же в жизни бывает…

Папа не знал, что я есть на этом свете, и я точно не должна винить его за нашу разлуку. Да и сейчас дом Юрия Викторовича и Марины Аркадьевны казался бесконечно холодным и чужим. Большую Медведицу хорошо видно с любого чердака, а это главное.

– Я согласна, – твердо ответила я.

Глава 5. Когда решается судьба

Андрей Дмитриевич объяснил, почему не приехал за мной лично. Ему хотелось, чтобы наша встреча произошла без свидетелей.

– Дженни, нам с тобой не пришлось контролировать чувства, а это важно.

И я была согласна с каждым словом. А вернуться с водителем я решила сама. И на это тоже имелась вполне объяснимая причина: требовалось некоторое время, чтобы спрятать от чужих глаз счастье, немного сгладить его. Я не желала им делиться ни с дядей, ни с тетей, ни с Викой. Они остались бы недовольны моим внутренним сиянием.

Машину я попросила остановить около соседского участка. Хотелось прошмыгнуть в дом незамеченной, и я быстро направилась к нашим воротам.

Осторожно закрыв дверь, сняв кроссовки, я взяла тапочки, бесшумно вспорхнула на второй этаж, зашла в свою комнату, подняла голову и улыбнулась.

«У меня есть отец. Самый лучший. И он заберет меня к себе».

Я знала, что Андрей Дмитриевич уже сегодня позвонит моему дяде, и собиралась по возможности подслушать хоть что-нибудь. Папа, а мысленно я все чаще называла его именно так, обещал сообщать новости. Мы обменялись номерами телефонов, и теперь это стало простым делом. Не совсем, конечно, простым, но… Я не хотела надоедать.

– Дженни, – раздался за спиной тихий голос, и я обернулась.

– Лиза… Лиза… Лиза… – затараторила я, подбежала к няне и обняла ее.

– Да тише ты, Марина Аркадьевна полдня ходит и ругается. Не слишком-то она умеет переносить чужую радость. Я к тебе на минутку заглянула. Что там?

– Он хороший, Лиза. Он зовет меня к себе. И я тоже хочу жить с ним… Не знаю, как объяснить…

– Не торопись очаровываться, Дженни. В жизни не все так просто, как кажется на первый взгляд. Но я рада за тебя и буду молиться о том, чтобы ты не ошиблась.

На обратном пути я вспоминала рассказ папы о его отношениях с мамой. И я чувствовала, что где-то настойчивой мухой жужжит недосказанность. Или показалось? Или есть вещи, которые попросту не следует знать пятнадцатилетнему подростку? Андрей Дмитриевич точно любил мою маму. И очень любил! В этом я ни капельки не сомневалась.

– Как же я не хочу расставаться с тобой, Лиза. А может…

– Нет-нет, даже не думай. Мое место здесь. – Она отстранила меня и коротко вздохнула. – Ты разумный ребенок, а вот Вика… Я не смогу ее оставить, без меня она пропадет. Хоть как-нибудь присмотрю. Ну все, я пойду, пока Марина Аркадьевна не появилась.

Перекрестив меня, Лиза направилась к двери. Походка ее была тяжелой, и мое сердце сжалось. Мне предстояла разлука с близким человеком, получится ли у нас видеться время от времени? Только если втайне от дяди и тети. Иначе у няни точно будут неприятности.

Я понимала, что долго в комнате отсиживаться нельзя. Волнение немного улеглось. Внутренне собравшись, я спустилась на первый этаж и пошла в столовую, где пили чай дядя, тетя и Вика.

– Ты уже вернулась? – Тонкие бесцветные брови Юрия Викторовича приподнялись.

– Надеюсь, ты не голодна. Тебя покормили? – Слова заботы прозвучали неестественно, и, кажется, Марина Аркадьевна сама это поняла.

– Ну, какой твой отец? Говори! Быстро говори. – Вика подскочила с места, громыхнув стулом, и уставилась на меня, сгорая от нетерпения. – Почему он не зашел? Я бы с ним познакомилась. Он тебя и не провожал, что ли?

Неожиданно в душе появилось абсолютное спокойствие. Будто улетели все ветры, перестали колыхаться травинки, и даже бабочки замерли в воздухе, давая мне передышку после нескольких дней непрекращающегося беспокойства. Подойдя к столу, я села и кратко отчиталась:

– Я встретилась с папой. Мы познакомились. Он очень хороший человек, и я надеюсь, теперь мы будем видеться часто.

Сейчас не стоило говорить о наших с Андреем Дмитриевичем планах, он сам обещал решить организационные вопросы.

Опустившись на стул, Вика привычно принялась кусать губы, а потом посмотрела на родителей, пытаясь отыскать хоть какое-то объяснение происходящему. И ее можно было понять. Я – Дженни Щеглова, вдруг оказалась кому-то нужна, и мое будущее перестало рябить серым цветом. В нем появился теплый солнечный луч надежды…

У Марины Аркадьевны не получалось скрыть раздражение, и, задавая вопросы, она то мяла салфетку, то нервно размешивала сахар в чашке, то отодвигала, то придвигала блюдце. Большая грудь поднималась, опускалось, дыхание тети временами выходило шумным, и до меня долетал приторный аромат ее любимых духов.

Марина Аркадьевна потребовала полного отчета, и я без особых эмоций отвечала быстро и кратко. Наверное, со стороны я казалась роботом или чурбаном каким-то… Но столь важные чувства не должны были покинуть границ моей души.

Юрий Викторович в основном молчал. Глядя на меня неотрывно, он явно о чем-то думал. Эти неведомые мысли меня страшили, и я все время ждала нового восклицания Вики, чтобы переключиться на нее.

– Андрей Дмитриевич дал тебе номер своего телефона? – сухо спросила Марина Аркадьевна.

– Да.

– А он тебе что-нибудь подарил? – подавшись вперед, нетерпеливо спросила Вика.

– Нет.

– Может, он жадный?

– Он добрый и внимательный.

Дядя и тетя переглянулись, что означало: «Он смог расположить ее к себе… Непонятно… к лучшему это или к худшему?»

– А в гости отец тебя пригласил? – спросила Вика, и на ее губах заиграла победная улыбка. Она желала услышать отрицательный ответ.

«Он пригласил меня в свою жизнь», – хотела сказать я, но покачала головой, скрывая правду.

Андрей Дмитриевич позвонил Юрию Викторовичу около семи вечера. После разговора дядя и тетя сразу направились на второй этаж, в комнату для тайных бесед. А я устремилась на балкон подслушивать. Первый раз я боялась не того, что меня обнаружат, а того, что услышу новости, которые меня убьют. От дяди и тети я могла ожидать чего угодно. Да и толком я не понимала, хотят они меня отдать или нет?

«…почему он так торопит… зачем…»

«Соскучился!» – в голосе Марины Аркадьевны звучала едкая ирония.

«…предлагает… наше слово… на что соглашаемся?..»

«…это мало… и нельзя же сразу…»

«Он хочет ответ сегодня…»

«Опасаешься, вдруг передумает?..»

«…непонятно… если блефует…»

«…боюсь прогадаем… как же будет обидно!»

«…спросил, что мы хотим… посоветоваться… от таких денег не отказываются…»

«Она его единственная дочь, вот и не жадничает!»

«…соглашаться…»

«…получить больше…» – Марина Аркадьевна не то прорычала, не то издала стон. Мне показалось, она нервно ходит из угла в угол. Дом, конечно, не сотрясался, но у тети вес приличный, а шаг тяжелый. Я улавливала постоянную вибрацию не то пола, не то стен.

«…надо быть прагматичными… не рисковать… он это называет: покрыть расходы за пятнадцать лет…»

«…пусть называет как хочет… увеличить сумму…»

«…мы его не знаем… чувства поостынут и…»

«…нужно… хотя бы… у него нет выхода…»

Я пыталась заставить себя сдвинуться с места, но не получалось. Уши увеличились раза в три, и я жадно ловила каждое долетающее слово. Андрей Дмитриевич мечтал забрать меня как можно скорее, и он видел только один путь для решения этой проблемы. Что ж, он был прав… Иначе дядя с тетей меня бы не отдали.

«Тебя продают и покупают», – шепнул внутренний голос.

«Пусть, если это поможет начать новую жизнь», – хладнокровно ответила я.

Предложенная сумма была такой, что Юрий Викторович не слишком сомневался, однако Марина Аркадьевна явно боялась прогадать. Мое счастье и свобода стоили дорого.

«…отказ от опекунства – это условие…»

«…не соглашайся…»

«Он все равно через суд… просто уйдет время…»

«Он получит ее – и все!»

«…ее настоящий отец… и это факт…»

Не следовало рисковать еще больше, и я медленно боком двинулась в сторону балконной двери. Ничего не оставалось, как только ждать, что я и собиралась делать, сидя на чердаке. Блокнот, карандаш… Острое желание немедленно нарисовать хоть что-нибудь подтолкнуло вперед, и я пошла быстрее.

Где-то под ребрами дрожала надежда, и я дышала медленно, желая насладиться этим приятным трепыханием.

В какой момент я перестала чувствовать одиночество?

Когда узнала об отце?

Когда с ним встретилась?

Или сейчас, когда стало ясно, что Андрея Дмитриевича не волнуют преграды, он готов на все, лишь бы я поскорее оказалась рядом?

«Он уже не забудет обо мне и никогда не сделает вид, будто меня не существует».

Прихватив блокнот и карандаши, я отправилась на чердак. Как же хотелось узнать, на каком дне настаивает папа… Я должна к нему переехать через неделю? Через две? Скоро начнутся летние каникулы, и школа уж точно держать меня не станет, но еще есть мои дядя и тетя. И семья Андрея Дмитриевича…

Как только я собиралась хорошенько подумать о жене папы и мальчиках, которых он воспитывает, так мысли сразу путались и перескакивали на другие темы. И это было неправильно. А вдруг я не понравлюсь? Или как-то подведу Андрея Дмитриевича?

«Наверное, мне надо было больше задавать вопросов».

Открыв блокнот, я пообещала себе исправить эту ошибку при следующей встрече. Надо узнать имена всех членов семьи и запомнить их. А еще лучше – разведать, какой у кого характер.

Я попыталась по памяти нарисовать зал ресторана, где встречалась с папой. Вернее, ту часть, где стояли круглые столы и аквариум с камушками-ракушками. В голове проносились слова, фразы, и я иногда замирала, стараясь припомнить их максимально точно.

«Ты обязательно попробуешь лучшие блюда ресторана».

«Между нами не должно быть недосказанности, да и каким-либо обидам нет места в наших отношениях».

«Ты – моя единственная дочь, и я сделаю все, чтобы ты была счастлива».

– Дженни, ты опять на чердаке?! Иди сюда, я хочу поговорить с тобой, – раздался нетерпеливый голос тети, и от неожиданности я вздрогнула.

Ноги не слушались, и по ступенькам я спускалась медленно. «Не трусь, – подбадривала я себя. – Ничего страшного приключиться не может».

Марина Аркадьевна стояла около дивана и щурилась. Ее взгляд прошелся по мне с головы до ног, а затем проделал обратный путь. Наверное, в глубине души тетя недоумевала, как из-за такого никчемного создания могло возникнуть столько шума. У Андрея Дмитриевича Уварова должна быть какая-то иная дочь…

– Твой отец позвонил нам. Он хочет, чтобы ты переехала жить к нему, – отрывисто начала Марина Аркадьевна, и на ее щеках появился нервный румянец. – У тебя возражения имеются?

– Нет, – мотнула я головой и сильнее сжала перила.

– Отлично. Дети должны жить со своими родителями – это правильно. Мы ни в коем случае не собираемся мешать вашим развивающимся отношениям. – Марина Аркадьевна прикоснулась к жемчужным бусам, убрала выбившуюся из прически прядь и добавила с той легкостью, с какой обычно сообщают о хорошей погоде: – Иди собери вещи. Завтра утром ты переезжаешь к отцу. – На лице тети появилась скользкая неестественная улыбка. Посчитав разговор законченным, Марина Аркадьевна развернулась и важно поплыла к столовой.

«Они договорились… – пронеслось в голове, и я закрыла глаза, не веря в происходящее. – Они договорились… И это случится завтра. Не через неделю, не через две. Завтра!»

Стоило зайти в свою комнату, как сразу же пиликнул телефон.

«Бери самое необходимое и то, что тебе дорого. Все остальное мы купим вместе», – пришло сообщение от отца, и глаза защипало от слез счастья.

* * *

Вика следила за моими движениями растеряно и молча. Если еще утром она была уверена, что Андрей Дмитриевич Уваров забудет обо мне в самое ближайшее время, то теперь… Она не верила в происходящее.

После ванной Вика не успела расчесаться, ее светлые чуть влажные волосы лежали на плечах. Она то засовывала руки в карманы розового махрового халата, то вынимала их и постоянно морщила нос.

– Ты оставляешь меня одну? – наконец-то произнесла Вика с долей удивления и сделала шаг вперед. – Но это нечестно! Ты не можешь уехать… навсегда… Я немедленно поговорю с папой! – Однако она не двинулась с места, понимая, что все решено и обратной дороги нет.

– Учебных дней осталось мало, а на экзамены я приеду, и мы увидимся.

– Ты еще и в школу не будешь ходить?..

– Ездить далеко.

– А что передать Вовке Потапову? – Усмешка тронула губы Вики, а глаза хитро блеснули.

– Ничего, – пожала я плечом.

– Ах, придется мне его утешить… – Она посмотрела на потолок и театрально приложила тыльную сторону ладони ко лбу. Затем выпрямилась и продолжила наблюдать за моими заторможенными движениями. – Вовка все равно испытывает к тебе лишь жалость. Ясно? – Вика сжала кулаки и произнесла резко, с долей отчаяния: – Лучше бы твой отец оказался бедным. Ты не должна одеваться лучше меня!

Руки не слушались, и никак не получалось решить, что брать с собой, а что оставить. Да и переезд, несмотря на радость, был делом волнительным и даже страшноватым. Вопросы повылезали из всех щелей, и я старательно прогоняла их, не желая преумножать беспокойство. И уж точно меньше всего меня интересовало, как я начну одеваться и сколько будут стоить мои джинсы или кроссовки.

Кровать мне вдруг показалась очень родной. И желтая люстра тоже. А в детстве я любила разглядывать витиеватый рисунок на бежевых обоях… Здесь прошла приличная часть моей жизни, и вот я уезжаю.

– Я беру свои вещи, они удобные, – ответила я, отправляя в чемодан стопку футболок.