Текст книги "Берег. Следы на песке"

Глава 8

Эдвард

«Я не видел тебя целую вечность, не слышал давно голоса с хрипотцой, не вдыхал аромат тела, гибкого, юного, изученного мною снаружи и изнутри. Детально до клеточки. С каждым днём тоска охватывает меня с новой силой, и вот я уже не могу думать ни о чём кроме нашей встречи.

Как дурак, стоял я вчера под проливным дождем, спрятавшись в тени деревьев парка на Итон-Сквер и смотрел на тёмные проёмы окон вашей квартиры. Меня пригнало туда одиночество. Оно стало невыносимым с тех пор, как Роберт принёс тебя без сознания ко мне на стол. Ради этого стоило ехать в Россию. Как я ругаю себя, что не отвоевал тебя у всего мира сразу и навсегда. Сколько бед можно было бы избежать. Кроме одной. Ты счастлива только с моим сыном.

А я хочу каждую минуту дня проводить с тобой. Засыпаю и думаю о тебе, вижу сны, в которых мы вместе делим дом и постель.

В моих ночных видениях я покрываю поцелуями твою атласную, чуть смуглую кожу. Ласкаю упругие груди, целую, втягивая их вершинки в рот, и они становятся твёрдыми от моих прикосновений. А губы! Во сне я провожу языком по твоим умопомрачительным губам и проникаю языком в приоткрытый рот. Я помню твой вкус. Счастье или нет, но мне было дано познать его.

Просыпаюсь с мыслями о тебе, и стон вырывается из моей груди от понимания того, как сладко ты спишь сейчас в чужих объятьях.

Моя любовь – моя боль. Это страдание послано мне во искупление грехов.

Меньше часа осталось до встречи с тобой. Я верю, что снова увижу неподдельное желание в зелёном омуте твоих глаз. Они следят за мной, стоит мне появиться в поле твоего зрения. То с легким испугом, то с насмешкой, но всегда внимательно и с пониманием. Мне не дано понять как одним своим присутствием ты заставляешь мою кровь вскипать от желания.

Если бы ты знала какая ненависть меня охватывает порой, когда мы не вместе. Да, я иногда ненавижу тебя за всю ту боль, что терплю благодаря твоему выбору в пользу другого мужчины. Проклинаю свою зависимость.

Ненавижу те дни, что ты проводишь вдали от меня. Смеёшься, даришь свои улыбки другому, грустишь, принимаешь ванну, пьешь чай… Нет, не чай. Ты любишь несладкий кофе с молоком, высокие каблуки и джипы. Я знаю тебя как никто. Ты никогда и никому, даже моему сыну, не открываешь свою душу. Там живет дикий зверь. Хищный и осторожный. Но ты не любишь выпускать его наружу. Он тяготит тебя, ведь за свою короткую жизнь ты так долго выкармливала в себе его, чтобы выжить, и он стал однажды сильней тебя.

Я знаю про твою боль, что хранишь от всех в сердце и про твой страх, спрятанный глубоко внутри. Мне хочется укрыть тебя от бед, но это невозможно. Я могу только наблюдать, как ты идёшь по тонкому канату без страховки и быть готовым в любую минуту прийти тебе на помощь.

Если бы ты знала, как я жду тебя. Мне стыдно перед самим собой, но я хочу тебя до безумия. Хотя бы коснуться края твоей одежды, ощутить вновь в своей руке холод твоих вечно ледяных пальцев».

Сквозь приоткрытое окно слышится шум мотора. Я захлопываю дневник в кожаном переплёте, сую его в ящик стола, закрываю на ключ кабинет и спешу спуститься со второго этажа, навстречу дорогим гостям.

В холле уже перед зеркалом топчутся с кислыми минами мои старшие сестры в одинаковых серых платьях. Одна расправляет на плоской груди шёлковый бант, а вторая подлачивает свои седые букли.

– Из русского борделя в приличный дом…

– Вы ещё не унялись? – обрываю их пересуды и, накинув пальто выбегаю на улицу.

***

Джулия

Кованые ворота Фаррелл-холла медленно раскрываются в разные стороны, и машина катит по насыпной дорожке парка. Подстриженные деревья и кусты, даже потеряв листву, выглядят ухоженно и величаво. В невысоких живых изгородях по обеим сторонам попадаются ниши с фонтанами и миниатюрными статуями. Тут и там виднеются невысокие постройки. По дальней аллее мужчина ведёт под уздцы гнедую лошадь, и я с ужасом вспоминаю о костюме для верховой езды в багажнике. Впереди мужчины бегут две собаки, издали похожие на черных терьеров.

– Графство Суррей очаровало меня не меньше Лондона, но сейчас, мне кажется, мы зарулили в гости к самой английской королеве, – меня охватывает приятное волнение, когда я вижу впереди серую громадину, похожую скорее на замок, чем на загородный дом.

– Да, Суррей привлекателен в своем роде, – Роберт отвечает рассеянно после того странного звонка. – Меня в нём устраивает близость к Лондону. Долго не выдерживаю в родовом гнезде. А резиденция королевы в графстве по соседству. Про замок Виндзор в Беркшире слышала что-нибудь? Там еще знаменитый ипподром Роял Эскот.

– Нет, особо не интересовалась. Сыновья Дианы в женихи по возрасту не годились, а принц Чарльз мне как-то совсем не глянулся. Напомаженный и какой-то чахлый.

– А принц Эндрю, Герцог Йоркский? Он до сих пор свободен, как раз только оклемался после развода. Мог бы скрасить одиночество такой очаровательной девочке.

– Ты же знаешь, что я предпочитаю плохих мальчиков, – парирую я.

Роберт треплет меня по коленке.

– Поэтому ты решила рвануть замуж за наркобарона?

– До смерти вспоминать теперь будешь?

– Сплюнь, – Роберт тяжело вздыхает.

– Какой парк, здесь летом бесподобно, наверное, – возвращаю разговор в изначальное русло.

– Сад и погода, дорогая, это две вещи, которые мои тетушки готовы обсуждать бесконечно. Они выносят мозг садовникам по любой мелочи. Но ты права, летом здесь довольно прелестно.

Дом представляет собой трехэтажный особняк из серого камня, с укутанными плетями плюща балконами, как на средневековых гравюрах. Перед входом на лужайке располагается симпатичная колоннада, похожая на фонтан.

– Роб, какая красота, – замираю я от восторга.

Машина останавливается у крыльца. Роберт выключает двигатель и помогает мне выйти из автомобиля. Я понимаю, отчего так трепетало моё сердце, когда дверь дома распахивается настежь. Эдвард в сером пальто нараспашку сбегает по широким ступеням. Посвежевший и отдохнувший за эти дни, он кивает Роберту и прижимает меня к груди.

– Ребята, как я по вам скучал!

Эдвард берёт нас под руки и ведёт к дому.

– Шикарно выглядишь, – шепчет мне по-русски Эдвард. – Я очень рад видеть тебя!

Мы заходим в просторный холл и сразу натыкаемся на двух очень похожих женщин. Роберт не предупредил меня, что тётушки – близнецы, и я стараюсь скрыть своё удивление. Лет десять как минимум разделяло сестёр с младшим братом, и в них начисто отсутствовала живость, присущая Эдварду.

Дамы стоят плечом к плечу, и с видом оскорбленной добродетели взирая на меня. Мне хватает одного взгляда, чтобы всё понять. Фаррелл-старший ободряюще пожимает мой локоть.

– Леди, – в голосе Эдварда гуляет волнение, – знакомьтесь, невеста нашего Роберта – Джулия… Не дождусь того дня, когда скажу – Джулия Фаррелл.

– Очень приятно, – чуть слышно шелестят одновременно тётушки Роберта. Они взирают на меня, как хирурги на опухоль.

– Джулия, – Эдвард обращается ко мне, – разреши тебе представить моих сестер. Мисс Джейн Фаррелл и миссис Элен Блум.

– Очень приятно, – прохладно улыбаюсь, вспоминая неприязнь Элизабет Фаррелл к этим дамам.

Очень её понимаю. Мне бы и в голову не пришло, что эти полинявшие птеродактили сестры Эдварда. Скорее ценные экспонаты зоологического музея. Не будем спешить трескаться в дёсна, всему своё время. Тем не менее я посылаю им мысленно лучики добра, шепча про себя: «Вы меня любите, только еще не знаете об этом. А я вас».

– Тетя Джейн, тетя Элен, – выступает вперёд Роберт, спасая ситуацию, – добрый день.

Его чарующий голос творит чудеса.

– Мальчик мой, – оживает одна из чудо-реликвий, кажется, Джейн.

Она расплывается в улыбке и протягивает племяннику руку для поцелуя, Элен в точности повторяет все жесты сестры. Роберт подходит и почтениям прикладывается к дланям, покрытым пигментными пятнами.

– Молодцы, что приехали пораньше, – Эдвард помогает мне снять пальто. – Пойдёмте ко мне в кабинет. Я хочу обсудить до обеда с вами некоторые детали.

Он раздевается сам и уводит меня к лестнице, ведущей наверх. Роберт, прикрывая меня с тыла, идёт следом. Вдруг тишину нарушает властный голос одной из сестёр.

– Роберт, останься. Нам необходимо переговорить с тобой.

Я не оглядываюсь. Поднимаюсь по ступеням, цепляясь за руку Эдварда. И только войдя в кабинет, вздыхаю свободно всей грудью. Эдвард закрывает замок на ключ и, повернувшись ко мне, прислоняется к двери.

– Спасибо, что вынес с поля боя, – шагаю ему навстречу и, задержав дыхание, губами касаюсь его щеки. Выносить близость друг друга нам даётся с трудом, когда мы остаёмся одни. Я люблю львёнка, и этот феномен для меня загадка. Мы так близки, словно жили вместе в прошлой жизни.

– Не стоит благодарности. Ты отлично держалась. Присаживайся, пожалуйста, – Эдвард на долю секунду сжимает мои плечи в ладонях, но тут же отстраняется и указывает мне на диван с зелёной обивкой.

В обстановке кабинета преобладает колониальный стиль. Изумрудные оттенки мебели из черного дерева сочетаются с таким же цветом обоев, испещрённых мелким золотистым рисунком. В двух углах комнаты стоят деревянные вазы с сухоцветами, а на стенах развешано множество разнокалиберных фоторамок с чёрно-белыми фотографиями. Помимо дивана, пары кресел, рабочего стола и стеллажа с корешками папок-органайзеров, здесь также располагался застеклённый металлический шкафчик, с лекарствами, тонометром, стерилизатором и прочими медицинскими приспособлениями. Таким я представляла кабинет английского джентльмена, вернувшегося из Индии, когда еще школьницей читала про маленькую принцессу Сару. Это воспоминание из детства помогает мне сейчас обрести спокойствие.

Я снимаю шляпку, перчатки и сажусь, сложив руки на коленях. Мы с Эдвардом смотрим друг на друга и не знаем с чего начать разговор. Ему, видимо, как и мне, хочется побеседовать вовсе не о саде и погоде.

– Ты прекрасно выглядишь, – уголки губ Эдварда подрагивают. – У красивой женщины не принято спрашивать о здоровье, но, памятуя, что ты также и моя пациентка, осмелюсь задать вопрос. Как себя чувствуешь, дорогая? Думал осмотреть тебя после обеда, но раз сестры похитили твоего благоверного, то не будем терять время.

– Всё отлично. Правда, сегодня неудачно прыгнула. Хорошо, что Роберт поймал меня. Очень резкая боль была в груди. Но сейчас всё прошло.

– Куда ты прыгнула, радость моя? – Эдвард укоризненно качает головой и открывает шкаф с прозрачными дверцами.

– Я танцевала, – сдерживаю улыбку.

Мистер Фаррелл достаёт тонометр и выкатывает столик с аппаратом для ЭКГ из угла, до этого удачно замаскированного ширмой из ротанга.

– Значит, танцевала, – он распутывает провода с присосками и прищепами. – Раздевайся, посмотрим.

– Прямо сейчас? – к моим щекам приливает кровь, когда я вспоминаю, что под пиджаком у меня ничего нет.

Эдвард глубоко вздыхает и закатывает глаза.

– Давай в другой раз, – вскакиваю я с дивана.

– Лифчик можешь оставить.

– У меня его нет, – топаю я ногой.

– Жених так плохо зарабатывает, что на бельё не хватает, – Эдвард приподнимает одну бровь. – или решила подразнить меня?

– Думай что хочешь.

– Тогда раздевайся и не морочь голову.

Я поворачиваюсь к нему спиной, путаясь в петлицах, расстёгиваю пуговицы и снимаю пиджак. Услышав приближающиеся шаги, я инстинктивно прикрываю грудь ладонями.

Эдвард обходит меня и, тяжело сглотнув, хрипит:

– Руки опусти.

Я медленно опускаю их и сцепляю кисти за спиной. Отвожу взгляд. Эдвард осматривает рубцы на груди, оставшиеся после операции по извлечению пули и прямому массажу сердца.

– Повернись, – приказывает он дрогнувшим голосом.

Я слушаюсь, и тёплые ладони касаются моей спины.

– Здесь уже почти полный порядок. Только дикий варвар мог повредить такую нежную кожу.

– Когда можно уже будет заняться зачисткой рубца на груди? – хнычу я.

Вздрагиваю, почувствовав его дыхание, на своем плече, и смолкаю, зажмурив глаза. Соски предательски превращаются в твёрдые горошины.

– Я залечу все твои раны. Не переживай, – Эдвард отступает, и я снова обретаю способность дышать. – Поработал с тобой и подумал, не переквалифицироваться ли в пластического хирурга? Ложись на диван, сейчас сердечко твоё проверим.

От прикосновения холодных присосок кожа покрывается мурашками.

– Как тебе Англия? – Эдвард переходит на английский язык.

– Я чувствую себя здесь, как дома, – я уже более уверенно нахожу нужные английские слова, но пока говорю самыми простыми предложениями. – Возможно, оттого что рядом Роб.

Эдвард улыбается, блеснув синими глазами.

– С милым рай и в шалаше? – возвращается он к русской речи.

– Шалаш у него отличный, но по сравнению с этими хоромами просто палатка для пикника, – смеюсь я. – Твои сестры недовольны выбором Роберта? У нас осложнения?

– Помолчи и дыши спокойно.

Эдвард заканчивает с кардиограммой, меряет мне давление, подходит к окну и внимательно просматривает бумажную ленту.

– Я сейчас тебя пропальпирую. Если где-то будет больно, скажи, – возвращается ко мне, присаживается на диван и ощупывает мои грудь и живот. Закрываю глаза, и движения его становятся более плавными. – По поводу сестёр не переживай. Их существование настолько скучно и однообразно, что они рады любым эмоциям. А тут – племянник женится! Бомба! Но им не устоять перед твоим обаянием.

– Здесь больно, – хмурюсь от очередного прикосновения.

– Понятно, – соглашается Эдвард. – Какое-то время это твоя, так сказать, ахиллесова пята, так что с танцами поаккуратней. Только медленные.

В заключении осмотра он проводит ладонью по моему животу и ободряюще улыбается:

– Можешь одеваться.

Я поднимаюсь, и он подаёт мне пиджак.

Звонит старомодный телефон на столе.

– Дорогая, положи тонометр на место, пожалуйста, – Эдвард встаёт и берёт трубку. – Алло, добрый день.

В шкафу множество лекарственных препаратов, и я с интересом просматриваю ассортимент домашней аптечки.

Глава 9

Роберт

– Присаживайся, – указывает мне на диван тётя Джейн.

– Благодарю, я постою, – внутри я полыхаю от гнева.

Подхожу к каминной полке, уставленной раритетными безделушками, и замираю, сложив руки на груди. Тётки переглядываются. Их сморщенные лица искажает гримасы негодования.

– Роберт, – начинает Элен, – ты наш единственный племянник, и мы желаем тебе только добра. Мы хотим, чтобы ты понимал, что любовь любовью, но должна быть и ответственность перед семьей. Ты потомок древнего рода. Сначала твой отец женился на Элизабет, но она хотя бы вышла из семьи русских дворян. И вот теперь ты вводишь в дом никому неизвестную русскую женщину. Мы приложили столько усилий, чтобы подобрать тебе достойную партию. Ты не принял ни одного нашего предложения. А тут – на тебе, я женюсь. Никто, ничто и звать никак.

Я в упор смотрю на тётку.

– Это всё, что вы имеете мне сказать? – таким елейным голосом я вряд ли когда с ними разговаривал. Но в глазах моих просыпается кит-убийца.

Усмехаюсь, увидев, как Элен сжимается от моего взгляда. Джейн приходит на помощь сестре.

– Нет, мы не хотим сказать, что Джулия плоха, Эдвард просто в восторге от неё. Но тем не менее чем хуже, например, Джоанна?

– Та, что подсыпала мне снотворного и забралась в мою постель, – мне тошно от одного воспоминания о ней, – а потом убеждала вас, что я её сам затащил. Я взял Джу невинной девушкой. Это человек, предназначенный мне судьбой. Вы либо принимаете её, либо…

Я сбрасываю одну за другой фигурки и вазочки с полки.

– … Либо ваша скучная жизнь станет ещё более пустой. Я понятно выражаюсь?

Сёстры с ужасом взирают на меня, застыв от подобной наглости. Опомнившись, Элен бросается подбирать осколки.

– Мальчишка, что ты наделал? Да ты знаешь, сколько этим вещам лет?

Я наступаю ногой на осколки и, опустившись рядом с тёткой на корточки, беру её за подбородок.

– Я не услышал ответ на свой вопрос.

– Ты не очень деликатен, Роберт, – бормочет Элен, отводя взгляд.

– Я совсем неделикатен, когда покушаются на мою будущую жену, – каждое моё слово равносильно выстрелу в голову. – Ваша же деликатность также оставляет желать лучшего.

Поднимаюсь.

– Тем не менее я не хочу с вами ссориться. Если был груб, прошу простить меня, – смотрю на Джейн. – Встретимся за столом. Считайте, что я ничего не слышал.

Разворачиваюсь и покидаю комнату. Спешу в кабинет отца, по дороге сделав несколько глубоких дыхательных упражнений, чтобы прийти в себя.

– Дом, милый дом, – ворчу я, – только отец с его чувством юмора может ужиться с этими ведьмами.

В детстве тётушки казались мне героями сказки Льюиса Кэрролла про Алису, Траляля и Труляля. Став старше, я стал со снисхождением относиться к Джейн и Элен и к их фанатичному почитанию генеалогического древа. Его ветки тётки тщательно оберегали от посягательств. «Но хватать принцессу своими птичьими лапами я вам не позволю. Впрочем, девочка сейчас сама себя покажет, – успокаиваю я себя, – а мы с отцом ей поможем». С этими мыслями я стучусь в кабинет отца.

***

Джулия

Эдвард, побледнев, кладёт трубку и меряет кабинет шагами, заложив руки за спину.

В дверь стучат, и он отпирает замок. Роберт бросает на нас с отцом подозрительные взгляды и плюхается рядом со мной на диван.

– Всё в порядке? – спрашивает он, и я тону в его ласковой улыбке. – Ты жива?

– Скорее, да, чем нет, – я превращаюсь в мёд и шёлк рядом с ним.

Эдвард садится за стол и закрывает лицо руками.

– Что случилось? – хмурится Роберт.

– Джером с женой пропали.

– Они до сих пор в Африке?

– Да, в Судане, – Эдвард мученически смотрит на сына. – Возможно, придётся лететь. Я понимаю, тебе сейчас не до этого. Но мне понадобится твоя помощь.

– Я с вами, – хватаю Роберта за руку, – и никаких «но».

Фарреллы переглядываются.

– Хорошо, – отвечает за двоих Эдвард, – если полетим, то втроем! Девушка, которая лихо управляется с сайгой и разбирается в медикаментах там будет кстати. Но об этом позже.

Он смотрит на часы.

– Скоро обед, давайте присядем, и я расскажу вам кое-что, – Эдвард вертит в руках карандаш.

Роберт обнимает меня за плечи и закидывает ногу на ногу.

– Ваша свадьба состоится в мае, – выдержав торжественную паузу, оповещаетнас Эдвард.

– А почему так долго? – у Роберта вытягивается лицо. – Я Анне сказал, что через пару недель.

– А куда спешить? Вы всё равно уже живёте как муж и жена? – в голосе Фаррелла старшего Юле слышится досада. – Только не забеременейте к этому светлому дню.

– Вообще-то, Эдвард прав, – я выбираюсь из объятий Роберта и подхожу к окну. – Я не хочу в такую слякоть испачкать подол свадебного платья. Не из церкви выйти, не на лужайке потанцевать.

– Джулия всегда меня поражала своей рациональностью, а ты меня удивил, – за моей спиной раздаются шаги, и рука Эдварда ложится мне на плечо. – Здесь на лужайке мы поставим шатры с накрытыми столами. Гостей будет много – я один раз сына женю. Ты будешь самой красивой невестой.

– О да! – Роберт, как всегда, неслышно подкрадывается сзади. – Спасибо, отец!

Фаррелл-младший стискивает его в объятьях.

– Тихо ты, зверь, – отмахивается Эдвард. – Слушайте и не перебивайте. Сегодня к обеду я пригласил мистера Фелта и мистера Уоллеса. Они уже формально засвидетельствовали благонадежность Джулии перед Англией по моей просьбе, но, конечно, хотят познакомиться лично. Твоим родителям, Джу, я отправил приглашение, чтобы они успели оформить паспорта и визы, если захотят приехать. Я вчера с ними сам связался. До вас ведь не дозвониться. Что там с Дмитрием и Саней точно сказать не могу, но изо всех сил постараюсь вытащить их. У них могут возникнуть проблемы выездного характера. Сейчас спускаемся в гостиную. Джулия, не переживай, мы рядом.

– Там кто-нибудь русский знает? – Мне вдруг приходит в голову одна мысль, и я цепляюсь за неё.

– Кроме нас, никто, – уверенно кивает Эдвард.

– Отлично, – адреналин уже вброшен в кровь. – Роберт, если я не буду знать, что отвечать, то буду говорить тебе абракадабру, а ты уж сам выкручивайся.

– Окей, – его захватывает мой азарт, – отлично придумано.

– Тогда вперёд, дети мои, – подытоживает Фаррелл-старший, – нас ждут великие дела.

Роберт берёт меня за руку, и мы направляемся в гостиную в сопровождении Эдварда. Меня подмывает порасспросить, кто еще будет присутствовать за обедом, но потом я решаю для себя: "Экспромт так экспромт. По полной программе".

Глава 9

Джулия

Посреди зала длинный стол с белоснежной скатертью сервирован на двенадцать персон. Панорамные окна, обрамленные бархатными синими шторами, добавляют света богато убранной гостиной. В дальнем углу примостился рояль. Он казался даже маленьким в этой комнате, размером с актовый зал в советской школе. На голубых стенах красуются акварели. Не возьмусь судить их подлинность, но вряд ли эти чванливые особы допустили бы копии в своем вороньем гнезде.

Судя по количеству тарелок, все уже собрались. Трое мужчин, примерно ровесники Эдварда, стоят с аперитивами у рояля и мирно беседуют. У окна шепчутся молодой человек, худощавый брюнет с зализанными назад волосами, и крашеная блондинка, лет тридцати, с черными как уголь глазами. На диване у окна сидят уже известные мне сёстры мистера Фаррелла и леди приятной наружности с добрым, немного грустным взглядом. Синее платье с жемчужными пуговками ей к лицу. Пара рыжих кудряшек выбилось из строгой прически. Около них размахивает руками мадам, похожая на особу у окна, видимо, её мать. Колоритная внешность этой мадам задерживает моё внимание: высокий рост, чёрные глаза навыкате, орлиный нос и губы варениками. Белоснежное платье её чересчур откровенно обтягивает неспортивную фигуру. Создаётся впечатление, что в белый эластичный чехол сложили автомобильные покрышки. Все это великолепие венчает шиньон пшеничного цвета на голове. «Тетушка Аскарида», – нарицаю я её. Белый монстр чем-то явно взбудоражен, раз так активно жестикулирует. Если дева у окна Джоанна, а она её мать, то полагаю моим приездом. Сёстры так и остались с момента нашей недавней встречи в своих серых платьях баллонах. Странно, что не облачились в траур.

Эдвард задерживает нас с Робертом на пороге. Все разговоры смолкают и несколько пар глаз устремляют свои взгляды на меня. Сейчас, друзья мои, я вам спою и станцую.

– Дамы и господа, разрешите вам представить нашу гостью из России – мисс Джулия.

Мужчины у рояля вежливо склоняют головы, остальные разве что не крестятся. Эдвард недовольно смотрит в сторону сестёр и приглашает всех отобедать. Он садится во главе стола и по очереди представляет мне присутствующих. По правую и по левую руку от него занимают места его друзья, мистер Уоллес и мистер Фелт. Дальше – справа – я, Роберт и двоюродный брат Эдварда, Майкл Фаррелл с супругой Кейт. По левую сторону – сёстры, тетушка Аскарида, Рональд и Джоанна. Последняя бросает на Роберта пылкие взгляды и исподтишка изучает меня.

– Господа, – Эдвард торжественен и строг, – я собрал вас сегодня за этим столом, чтобы объявить о скорой свадьбе моего сына, а также представить вам его будущую жену. Поездка в Россию стала для нас знаменательной. Роберт наконец-то встретил девушку своей мечты, а я обрел в её лице отличную помощницу. У вас сейчас есть прекрасная возможность поближе познакомиться с Джулией.

Он ободряюще кивает мне. Сёстры посылают мне одинаковые улыбки – желчные, но вежливые.

– Джулия, а вы раньше бывали в Англии? – мистер Фелт достаёт из блистера таблетку и запивает глотком воды.

– Нет, но очень люблю вашу страну и культуру. Я прошу простить меня, но Роберт сегодня будет моим переводчиком. Я еще только учу язык, – отвечаю я по-английски, ожидая бросок первой кобры с другой стороны стола.

– А что вы подразумеваете, когда говорите, что любите нашу культуру? Художники, писатели, театр, что можете нам рассказать? – язвит миссис Аскарида, сминая в руках край льняной салфетки.

– Энджи! – Эдвард как дрессировщик посматривает по левую сторону от себя, видимо, посадка была тщательно спланирована им.

Я даже благодарна ей за эту наживку. Драйв и желание развлечься управляет мной уже в этот момент.

– Переводи, пожалуйста, – обращаюсь я к Роберту и наступаю под столом ему на ногу.

Мысленно представляю свой альбом с марками, вытаскивая из памяти имена английских живописцев и ступаю на тонкий лёд.

– Говорить об английской культуре можно бесконечно, – я понимаю, что хотя бы какие-то английские имена должны прозвучать по-русски, а дальше начнётся магия речи и жестов. – Джошуа Рейнольдс, Томас Гейнсборо, являются наиболее яркими представителями плеяды английских портретистов. Созданные ими образы Джорджианы Девонширской, Сары Сиддонс будоражили мое воображение с ранней юности. Ну, выручай любимый. «Я столько раз невольно замечала, как Теодоро, мил, красив, умен. Что если бы он знатным был рожден, я бы его иначе отличала…»

Я, не меняясь в лице, с упоением цитирую на память «Собаку на сене» Лопе де Вега. Роберт после моего «съезда на обочину» параллельно с видом заправского переводчика рассказывает о тонкостях английской живописи. Мы не забываем делать паузы и поддакивать друг другу. Эдвард, когда перевод Роберта перестаёт совпадать с моими словами, сначала не понимает нашего замысла, но вскоре единственным его желанием, судя по дрожащим губам и весёлым искоркам в глазах, становится не расхохотаться. Я представляю, как он мысленно аплодирует нам, наблюдая за реакцией сидящих за столом.

Я всё рассчитала правильно. С Робертом мы можем выступать в паре хоть в театре, а наша русско-английская речь льётся как песня. И даже агрессивно настроенная левая половина сейчас стихла и смотрит нам в рот.

– Роберт, заканчивай и дай мне знак. Я хочу добавить пару фраз о театре, и чтобы ты перевел мои слова, сделай плавный переход, – улыбаюсь, развязывая шейный платок.

– Скажи еще пару предложений, – он смотрит на меня влюбленными глазами.

– Бросьте жертву в пасть Ваалу, – финиширую я цитатой из советского фильма. – Киньте мученицу львам, отомстит Всевышний вам. Я из бездн к нему воззвала. Имеющий уши, да услышит.

Роберт под этот соус заканчивает свое повествование и наступает мне на ногу. Я поднимаюсь из-за стола.

– Театр! – говорю тихо, и шёпот смолкает. Обвожу глазами присутствующих, прижимаю руку к груди. – «Любите ли вы театр так, как я люблю его, то есть всеми силами души вашей, со всем энтузиазмом, со всем исступлением, к которому только способна пылкая молодость, жадная и страстная до впечатлений изящного? Или, лучше сказать, можете ли вы не любить театра больше всего на свете, кроме блага и истины? И в самом деле, не сосредотачиваются ли в нём все чары, все обаяния, все обольщения изящных искусств? Не есть ли он исключительно самовластный властелин наших чувств, готовый во всякое время и при всяких обстоятельствах возбуждать и волновать их, как воздымает ураган песчаные метели в безбрежных степях Аравии?[1]»

Я читаю на память Белинского. В своё время, когда подумывала поступать в театральный институт, выучила отрывок наизусть, не предполагая, перед каким необычным жюри мне придётся выступать спустя годы. Роберт переводит, изумлённо поглядывая на меня. С Белинским явно не знаком и уверен, что я сходу леплю такую красоту. Эдвард слушает меня, прижав ладони к лицу, проняло его и других зацепит.

Я медленно протаскиваю платок между пальцев, плавно взмахиваю им. Англичане словно под гипнозом, следят за моими движениями. Ощущаю себя удавом из Маугли.

– «Какое из всех искусств владеет такими могущественными средствами поражать душу впечатлениями и играть ею самовластно… Лиризм, эпопея, драма: отдаете ли вы чему-нибудь из них решительное предпочтение или все это любите одинаково? Трудный выбор? Не правда ли? Ведь в мощных строфах богатыря Державина, и в разнообразных напевах Протея-Пушкина, преображается та же самая природа, что и в поэмах Байрона или романах Вальтера Скотта. А в сих последних, та же самая, что и в драмах Шекспира и Шиллера?[2]»

Я смолкаю и слушаю тишину. Пот стекает по позвоночнику в трусы. Друзья Эдварда переглядываются и одаривают меня жидкими, но уверенными аплодисментами. Сёстры Эдварда присоединяются к ним вместе с Майклом и его супругой. В лагере противника образуется огромная брешь. Желание тетушки Аскариды посадить меня в калошу раздавлено в зачаточном состоянии. Я жду, пока все успокоятся и, выдержав короткую паузу, добавляю:

– Благодарю вас, господа. Лестно, что мои размышления нашли отклик в ваших сердцах.

Роберт переводит, а я слегка склоняю голову, приложив руку к груди, и только потом сажусь. Посылаю близняшкам обезоруживающую улыбку. Они, кивнув друг другу, тоже улыбаются мне в ответ. Над крепостью выброшен белый флаг. Я рада мои курочки, что в ваших взглядах больше нет враждебности. Эдварда сияет как рождественская звезда на ёлке.

– Подавайте обед, – приказывает он человеку, стоящему за его спиной, и обращается к присутствующим: – Я полагаю, что Джулия полностью удовлетворила ваше любопытство. Спасибо, дорогая. Уверен, впереди у нас много-много интересных вечеров. Господа, сегодня вас ждёт на обед фирменный кремовый куриный суп нашего повара, а на второе ланкаширское рагу. С приезда ждал момента отведать с толком приготовленной баранины.

[1] Статья В.Г. Белинского

[2] Статья В.Г. Белинского