Текст книги "Берег. Территория любви"

Берег. Территория любви
Юлия Крынская

Глава 1

Юля

Санкт-Петербург. 1999

Меня гонит не страх, а злость. Дикая, всеразрушающая злость на саму себя. Вытираю кулаком слёзы, а другой рукой цепляюсь за руль, как за спасательный круг.

– Вот и сходила замуж! Лучше бы кота завела. – Адреналин бурлит в крови, вызывая мстительную радость.

Гоню верный «мерс» по залитому дождём пустынному шоссе. Оставляю позади укрытый чёрными тучами Питер. Дворники едва справляются с водой на лобовом стекле, а боковой ветер так и норовит сдуть автомобиль с трассы. Быстрый взгляд в зеркало – дорога по-прежнему пуста.

Грохочущую из динамиков песню английской рок-группы обрывает на полуслове экстренный выпуск новостей:

– …штормовое предупреждение. МЧС сообщает, что над Петербургом усиливается…

– Да хоть потоп! – выключаю радио и касаюсь пальцами щеки. Половина лица опухла.

Утро не задалось. Смешно. Не знаю, как бы вела себя на моём месте другая женщина. Я не такая, как все! Какими только эпитетами меня не награждали: стерва, чокнутая блонда, кидала… Это из цензурных.

Что ж, я честно попыталась стать как все.

* * *

Юля

Свадьбы завтра не будет! Скидываю с себя мускулистую ногу Сергея и отодвигаюсь на край огромной дубовой кровати. За окном пасмурное небо. Монотонный плеск свинцовых волн Невы начинает мой день минорным аккордом. Хватит с меня пошлой предсвадебной суеты.

Просторная комната напоминает покои Зимнего дворца. Тут как раз недалеко. Золотые пальмы на синих обоях, рельефные головки хорошеньких девушек на белоснежной плитке старинного камина. О двадцатом веке напоминают лишь машины за окном, телевизор и ленивая крыльчатка вентилятора.

Окно приоткрыто. Что ж так душно-то? Во рту – Сахара. На тумбочке полупустая бутылка французского шампанского. Перебрала я вчера – это факт медицинский. Этот ещё! Жених… С похмелья лучшего рвотного средства не придумать!

Свечи в тяжёлых бронзовых подсвечниках оплыли и покрылись копотью. Мёртвые чёрные фитили и запах парафина – воплощение моей тоски. Вчера они горели адским пламенем, когда Сергей обвивался змеем вокруг меня. Покрывал моё тело поцелуями и нашёптывал подробности грядущей брачной ночи. Для меня девственность в двадцать четыре года – причина нарастающей неврастении, для Сергея – трофей.

Пот с кончика носа жениха противно капал на лицо, когда он настойчиво раздвигал мои губы языком. Хотелось сбежать из постели, испариться, растаять. Я то считала завитки на барельефе потолка, то представляла, как огонь свечи перекинется на кровать, и мои мучения закончатся.

Неужели женский оргазм – это когда мужчина отворачивается к стене и засыпает? С Волком я всё ощущала иначе, хотя дальше поцелуев мы не заходили.

Сергей сдержал обещание и не тронул меня, но от души залил своей страстью мой живот. Не знала плакать или смеяться, когда Сергей стоял возле меня на коленях и сосредоточенно работал кулаком.

Я не большой ценитель прекрасного, но реплика вангоговской «Звездной ночи» зацепила меня вчера не на шутку. После двух бокалов шампанского я узнала себя в сонном городке, потерявшем связь со звездами, далёким и манящим млечным путём. Жёлтая луна шепнула мне: «Проснись, пока ловушка не захлопнулась!»

Веки предательски тяжелеют, но тут рука Сергея плюхается мне на грудь. Поворачиваюсь к нему и смотрю… Нет, прощаюсь со смуглым телом, испещрённым татуировками – как у жреца с тихоокеанских островов. Да, самец он завидный, да, сексуальность его бьёт через край, но он не доставил мне ни капли удовольствия. Пауки тоже бывают красивые. Боже, как противно!

Началось с голоса. Поначалу он волновал, ласкал слух. Но быстро сделался вкрадчивым и сальным. Собранность и педантичность, сулившие надёжность, выбесили павлиньей вычурностью. И финал-апофеоз – вчерашняя мужская напористость жениха напугала меня агрессией.

Выбираюсь из-под тяжелой руки жениха и задеваю ногой пустую бутылку от шампанского. Чертыхаюсь шёпотом и семеню в ванную. Зеркала, краны, джакузи – всё сияет чистотой, а от мозаичного рисунка на стенах рябит в глазах.

Хочется выйти на улицу и бултыхнуться прямо в Неву. Но в конце сентября вода холодная. Стараясь не смотреть на стены, забираюсь под душ. Я насквозь пропитана чужим потом. Под прохладными струями с остервенением оттираю его мочалкой из луффы, обильно политой гелем с ароматом грейпфрута.

Когда кожа начинает нестерпимо жечь, выключаю воду. Замотавшись в полотенце на цыпочках бреду на кухню. Голова кружится.

Интересно, где тут что лежит у Сергея? Уф! Всё просто: турка отливает нарядным медным боком на плите, а кофе притулился в уголке морозилки. Сама там храню.

Чиркаю спичкой, и вспыхивает синий огонёк горелки. Пять минут – и благоуханный дымящийся напиток приятно щекочет в носу. Возвращаюсь в комнату, закутываюсь в клетчатый мериносовый плед и устраиваюсь с чашкой в кресле у окна. С востока идут тёмные грозовые тучи. Сергей мирно сопит, пустив слюни на подушку.

«Может, оставить записку, кольцо и сбежать? – брезгливо стягиваю с пальца дорогое украшение и поглядываю на картину. Ветви кипариса устремились в небо зелёным пожаром. – Бежать, бежать, бежать…»

– Зачем сняла?

Вздрагиваю, чуть не перевернув чашку с кофе, и надеваю кольцо обратно:

– Доброе утро, Серёж.

– Где моя сладкая киска? – Сергей откидывает одеяло и игриво улыбается. – Иди в постельку.

– Нет… – Перед глазами вновь всплывает его член в кулаке.

– Да, детка, да! – он облизывает меня взглядом, поигрывая бугристыми плечами. – Не заставляй меня вставать.

– Мы и так позволили себе лишнего. Ты дал слово, что всё случится только после свадьбы! Осталось чуть-чуть. Во сколько у тебя мальчишник?

– В семь. Ты не хочешь меня?

– Точно не сейчас. Голова гудит после шампанского.

– Слушай, а ты часом не фригидная? Вроде текла вчера.

Упс! Вот это разговоры пошли. Зацепило парня.

– Я вот тоже с тобой об этом поговорить хотела. Может, ещё отложим свадьбу? Я обследуюсь…

– Ну уж нет! И так все руки в мозолях. А ты просто в девках переходила. Я тебе после свадьбы быстро либидо поправлю. – Сергей поднимается с кровати, нисколько не стесняясь своей наготы. Почесав живот, сдёргивает со стула полотенце и скрывается в ванной.

Либидо он мне поправит! Одним глотком допиваю кофе. Отыскав трусы и лифчик, торопливо одеваюсь. Сергей больше никогда не прикоснётся к моему телу! Натягиваю джинсы и хватаю футболку, брошенную на стул поверх одежды Сергея. Из кармана его брюк выпадает и с треском открывается на полу плоская пластмассовая коробка размером с ладошку. Из неё вылетает мини-диск. Поднимаю его и уже хочу наклониться за коробкой, как за спиной раздаётся:

– Какого чёрта?

Твою ж дивизию! Сергей тщательно скрывает от меня теневую сторону своего бизнеса и в последнее время всё пристальнее приглядывается ко мне. Я сама никогда не была законопослушным ангелочком, и всё хуже справляюсь с ролью глупенькой девочки. Для Сергея я студентка-недоучка, живущая на зарплату медицинского представителя. Поэтому как-то неловко сказать жениху, что мне всё равно, как он зарабатывает деньги. Прозвучит нелепо.

– Решила музыку послушать, проигрывателя не найду, – пробую отшутиться.

Губы Сергея вытягиваются в хищную линию. В глазах, вместо желания, подозрение и ненависть. Зрачки расширяются, словно он не зубы чистил, а в дёсны амфетамин втирал.

– Роешься в моих вещах? – Сергей встряхивает меня за плечи.

– Нет! – бью его по рукам.

– Значит, говоришь, свадьбу надо перенести? Подлечиться от фригидности.

– Да!

Сергей отступает, щупает меня взглядом.

– Так у тебя нормально всё! Проблема в другом. Может, ты шпионишь за мной?

– Сергей!.. – мне нечем крыть. Отчасти это правда. Как раз сегодня меня ждут на разговор федералы. И, думаю, речь пойдёт о моём будущем муже.

Сергей добавляет тихо.

– Ну не похожа ты на девочку! Взгляд у тебя, Юля, мёртвый!

Замираю, как от пощёчины, и Сергей истолковывает это по-своему.

– Сколько тебе заплатили, тварь? – его глаза вылезают из орбит.

– Да пусти ты! – Бью его кулаками в грудь. Гнев, так долго копившийся внутри, вырывается наружу. – Свадьбы вообще не будет!

Сергей бьёт меня наотмашь по лицу. Врезаюсь головой в стену и сползаю на пол, сжимая в кулаке злополучный диск. Во рту скапливается солоноватая слюна, а комната превращается в сине-зелёную карусель. Последние иллюзии рассыпаются в прах. Превращаюсь в сжатую пружину и, прогоняя дурноту, выравниваю дыхание.

– Сиди и не рыпайся! – Сергей сдёргивает брюки со стула, и тот переворачивается, громыхнув резной спинкой о паркет.

От злости Сергей путается в штанине и скачет на одной ноге. Хватаю бутылку из-под шампанского, рывком поднимаюсь и, вложив в удар всю ненависть, бью жениха по голове. Он падает как мешок с песком. Наспех натягиваю футболку, хватаю сумку, куртку и, не оглядываясь, покидаю поле боя, наплевав на некогда данную клятву Гиппократа. В конце концов, я же недоучилась…

Вечером я припарковала машину на другой стороне дороги. Бегу к ней, едва не попав под автобус. Дрожащими руками завожу мотор, врубаю передачу и сдаю назад. Ощутимый толчок и скрежет металла. Походу, сюрпризы этим утром будут не только у меня. Не поворачивая головы, выруливаю в соседний ряд и стрелой лечу по набережной. Ещё успеваю на встречу. К чёрту спокойную жизнь. Послушаю, что предложат законники.

* * *

Юля

Наконец-то поворот на Белоостров. Съезжаю на нижнее шоссе. До места встречи с федералами рукой подать. Правда, погода не для разговора по душам. Я не особо прислушиваюсь к прогнозу, но эти-то перцы просчитывают каждый шаг. Холодею от мысли: а вдруг они не поговорить со мной хотят, а тупо убрать? Но за что? Я, конечно, косячила перед законом по-чёрному, но не могли они нарыть на меня ничего такого, за что сажают или убивают. У меня, как говорится, все ходы записаны. Предполагаю, что ребяткам я понадобилась, чтобы женишка моего несостоявшегося распотрошить. Но я к нему больше ни ногой. Если только за подобную махинацию не срублю бабла. Но федералы, понятно, платят не деньгами. Если речь о Сергее, у меня есть для них подарочек. Шарю рукой в распахнутой на соседнем сиденье сумке. Снова звонит телефон.

– Прощай, мистер Совершенство, жив пока и радуйся! – шепчу, взглянув на экран мобильника с очередным пропущенным вызовом от Сергея.

«Мерседес» заносит. Добавляю газу и выравниваю машину:

– Что ж меня так колбасит? Изнежилась! Ничего, вырулю… Не в таких переделках бывала.

Стихия терзает Карельский перешеек, как моряк портовую девку. Паркуюсь в перелеске за Зеленогорском и, щёлкнув брелоком сигнализации, бреду к заливу. Бежевая лайковая куртка вмиг намокает и мерзко липнет к телу. Высокие каблуки вязнут в песке. Ветер остервенело треплет волосы. Волны пенятся и шумно обрушиваются на берег, внося недостающую ноту в зловещую симфонию ненастья. На берегу ни души. Могла бы и догадаться, что никто не придёт.

Меня бьёт озноб, капли дождя впиваются в разбитую щёку, царапины саднят. Страх и боль смешиваются с усталостью и тоской. Вдыхаю поглубже и ору, что есть мочи:

– Да помоги ты мне хоть раз! – но осекаюсь и тихо добавляю: – Или забери меня к Волку. Первый раз прошу.

Плюхаюсь на песок и утыкаюсь лицом в промокшие рукава. В голове мелькает мысль о побеге. Желание начать всё сначала в другой стране обжигает сознание. Думала сделать это, выйдя замуж за Серёжу. Он в последнее время часто заговаривал о ценах на заграничную недвижимость. Готовил свадебное путешествие, тщательно скрывая страну. Думала, хотел сюрприз сделать, а оказывается, подозревал меня в шпионаже. Что ж, неспроста. Видимо, учуял, что федералы под него копают и будут пытаться достать через жену. Как бы теперь забрать у него свой загранпаспорт?

Господи, как часто я возвращаюсь в то утро, когда мы с Волком решили уехать в маленькую охотничью избушку в Псковской области. До сих пор кажется, что мы там остались бы навсегда. Завели детей, хозяйство… Но судьба распорядилась иначе. Бандиты не простили ему, что он вывел меня из-под удара, и сам вышел из бригады. Я встречалась-то с Волком всего дважды, и оба раза он оказывался по ту сторону барьера. Какое-то магическое притяжение существовало между нами. Я должна была ненавидеть Волка, но таяла под взглядом его серых глаз и согревалась теплом крепких рук. Ему приказано было меня охранять для хозяина, но Волк всякий раз вставал на мою защиту. Вспоминаю, как избитая Дроном до полусмерти я ожидала конца, но Волк выкупил меня и привёз к себе. Мы не стали в ту ночь близки, а утром Волка убили. Мне никогда не забыть, как он упал на асфальт возле подъезда, застывшим взглядом провожая свою душу в небо. Мне удалось сбежать. Я жаждала мести. Но за меня отомстил Алекс. Тот, перед кем я до сих пор чувствую себя виноватой.[1]

По небу прокатывается недовольный рокот, и гром с треском взрывается прямо над головой. Вскакиваю с песка и бросаюсь через пролесок к придорожному кафе на верхней трассе.

Кофе и тепло камина – больше ничего не хочу. А как стемнеет, рвану… Да хоть в Чухляшку партизанскими тропами. И поминай как звали.

Острые шпильки проваливаются в мох. Колючие ветви царапают лицо. Ураганный ветер рвёт могучие кроны карельских сосен. В воздухе пахнет озоном и мокрой хвоей. Выбившись из сил, прижимаюсь щекой к морщинистому стволу дерева и понимаю, что за моей спиной кто-то есть.

Сверху раздаётся оглушительный треск. Ослеплённая молнией, хочу повернуться. В то же мгновение получаю тяжёлый удар по затылку.

[1] Историю про Юлю, Волка и Алекса вы можете прочитать в романе «Пируэты (не) для слабаков».

Глава 2

Роберт вышел за территорию больницы, поежился от холода, натягивая капюшон, и побрел через пролесок к нижнему шоссе. За месяц в Зеленогорске он полюбил бродить среди вековых деревьев и созерцать серебряную гладь залива. Природа Карельского перешейка успокаивала расшатанные нервы. Но сегодня его привел сюда сон. Роберт спускался к заливу, раз за разом прокручивая в памяти подробности.

Ночь. Лесная поляна. У костра девушка, закутанная в длинный плащ, помешивает угли тонким прутом. Роберт подходит ближе. Его сжигает любопытство и хочется рассмотреть лицо незнакомки, но оно скрыто капюшоном.

– Кто ты и что делаешь в лесу одна?

– Не знаю.

– Я могу помочь?

– Боюсь, ты пришел слишком поздно.

В дерево рядом с ними бьет молния. Девушка, как испуганная лань, кидается в лес. Небо сбрасывает вниз ливень, и вода тут же пропитывает землю так, что ноги вязнут по щиколотку, но Роберт не отстает. Мысль потерять девушку – невыносима. Еще рывок и он сожмет ее в объятьях. Вспышка молнии разрезает сумрак, озаряя хищные заросли. Огромный, косматый волк прыгает оттуда на девушку. С его оскаленной пасти брызжет слюна. Роберт выхватывает нож и бьет животное в шею. Волк растворяется в воздухе, и клинок впивается в сосну. Роберт оглядывается. Девушка неподвижно лежит на мокрой земле, будто спит. Он наклоняется и убирает светлую прядь с бледного безмятежного лица незнакомки. «Помоги мне!» – Губы девушки не двигаются, а слабый, едва различимый, голос идёт, кажется, из груди.

Сон Роберта прервали удар грома и распахнувшееся от порыва ветра окно. Он попытался вновь заснуть и вернуться в романтический сон, но тщетно. К несчастью, Роберт никак не мог вспомнить лица девушки. Он протянул руку и взял с тумбочки армейский десантный нож, подаренный ему другом в память о войне на Кавказе, и задумчиво коснулся острия. Женским вниманием Роберт никогда не был обделен ни дома, ни в России. Но, кроме зова плоти, он ничего больше к женщинам не питал. Роберт подошел к окну и с удивлением уставился на порушенные деревья. Сон в его голове смешался с явью, и он поспешно оделся.

Теперь, перешагивая через корни сосен, Роберт старался понять, почему девушка так запала в душу?

В кармане завибрировал мобильный.

– Британец, мы нашли его! Есть информация, где можно завтра прижучить мерзоту.

– Саня, я с вами!

– Завтра, не позже восьми вечера, будь в Москве! Самурай тебя встретит, если надо, а гостиницу я забронирую.

– Договорились!

«Нашли!» – Роберт сделал глубокий вдох. Сердце радостно застучало от близости расплаты со старым врагом, и он бросился бегом через лес к заливу. Роберт лихо перелетал через поваленные ураганом деревья и огибал сосны. Тропинка резко пошла под гору, и он увидел лежащую ничком девушку. Ему пришлось сгруппироваться, оттолкнуться ногой от пня и перепрыгнуть через нее. Роберт склонился, взял ее руку и нащупал на запястье нитевидный пульс. Он осторожно перевернул девушку и изумленно всмотрелся в ее лицо – это была незнакомка из сна. Вернее сказать, он рисовал в своем воображении ее такой. Оцепенение охватило Роберта. Девушка застонала, и он приподнял ее голову.

– Что с вами? – голос его дрогнул.

Веки девушки вздрагивали, бледные губы приоткрылись, по правой скуле разливался синяк, а длинные русые волосы разметались по мокрому мху. Она напоминала красивую сломанную куклу, выброшенную нерадивой хозяйкой. Грудь ее слабо колыхалась, чуть выглядывая из расстегнутой рубашки. Тонкие косточки узких бедер выступали над линией джинсов. Одежда насквозь промокла.

Он взял девушку на руки. От ее веса, сравнимого с перьями, едва уловимого аромата цитрусовых от тела и волос, от вида пульсирующей голубой вены на шее по рукам и груди передалось Роберту в сердце неведомое прежде ощущение нежности. Такое непривычное и волнующее душу. Все его прежние увлечения с укладыванием в постель на третьем, а то и на первом свидании явились ему расчетливыми упражнениями со спортивным снарядом, где главные показатели победы – скорость и количество.

Сердце бешено колотилось. Он торопился показать пострадавшую отцу: он врач и обязательно поможет. Роберт взглянул на бледное лицо девушки и прибавил шагу. Опять пошел дождь, и Роберт прижал драгоценную ношу к себе, пытаясь укрыть от непогоды. Вскоре он понял, что не дотянет до дома без привала, и сел на землю, чтобы перевести дух. Он убрал тяжелые пряди густых, намокших волос с лица девушки. Немного асимметричное, с красивыми, чуть припухшими, губами, оно казалось безжизненным. «Какая бледная, ей срочно нужен врач!» Эта мысль придала Роберту сил. Он встал и пошел дальше, чувствуя, что от спасения её угасающей жизни зависит само его существование. И ему казалось, что не было в жизни пути длиннее этой дороги к дому.

* * *

– Коллеги, – Эдвард Фаррелл приложил руку к груди, – я рад, что ответил на все ваши вопросы о работе на новом оборудовании. Скоро доктор Правдин вернется из командировки, и мы вместе проведем первую операцию!

Эдвард поклонился и покинул зал заседаний. Он поднялся в пахнущий свежей краской кабинет на третьем этаже больницы, сел за стол и закрыл лицо ладонями. Скорее бы пять часов. Он, как истинный англичанин, всегда находил в течение дня время для чая. И не один раз. Для него чаепитие было так же свято, как для самурая бусидо. Сегодня Эдвард не выспался и после затянувшейся пресс-конференции мечтал о чашке «файв-о-клок». Его сына Роберта уже несколько недель не отпускала депрессия, и он до четырех утра сотрясал дом исполнением на рояле симфоний Рахманинова.

Эдвард подошел к окну, поднял жалюзи и впустил в кабинет пасмурный сентябрьский день. У кромки леса виднелся двухэтажный дом его друга и коллеги Виктора Правдина, отделанный серым искусственным камнем. Такого же цвета был и особняк в родовом поместье Фарреллов в пригороде Лондона.  Дом, милый дом, где они так счастливы были с Лиз…

Три года назад, когда отпевали Элизабет, в Северном Йоркшире стоял жаркий август и цвёл вереск. По старинной легенде, этот скромный кустарник дал обет Богу расти на продуваемых ветрами склонах в обмен на неземное благоухание. Аромат вереска плыл по сиреневым лугам, смешиваясь с пряным запахом трав. Как же Элизабет любила это сочетание! Но в тот день она уже не слышала звона церковного колокола и не вдыхала свежесть солнечного утра.

Эдвард распахнул окно. Под Санкт-Петербургом не цвел вереск. Дохнуло непривычной хвоей и благовонной смолой сосен. «Почему ты так рвалась сюда, Элизабет?»

Из леса быстрым шагом вышел Роберт. Он нес девушку. Ее руки беспомощно висели, она явно была без сознания. Эдвард выбежал из кабинета и бросился к выходу из больницы.

До дома было несколько минут ходу. Он даже не стал отвечать на звонок сына. Только прибавил шагу. Роберт сидел с телефоном в руках на крыльце, а перед ним на дорожке лежала девушка в мокрой перепачканной одежде. Мелькнула неуместная мысль, что это первая женщина, которую сын решил ему представить.

– Она жива? – Эдвард опустился рядом на колени и взял хрупкую кисть девушки.

– Да.

Пульс слабой морзянкой отстукивал сигнал бедствия.

– Нужно ее в больницу. И в полицию позвонить.

– Отец, осмотри сначала сам. Нет времени на церемонии, – Роберт, схватил его за руку.

Девушка застонала, приоткрыла глаза и снова отключилась.

– Быстро в смотровую! – скомандовал Эдвард и отворил дверь в дом.

Роберт взял девушку на руки и поднялся на второй этаж.

– Клади на стол и раздевай ее. – Фаррелл-старший вымыл руки, обработал их антисептиком и надел перчатки. – Рассказывай, где ты ее откопал?

– Никого я не откапывал…

– Белье оставь!

– Но…

– Оставь, я сказал.

Эдвард встретился взглядом с сыном. «Что у него с глазами? Я давно не видел в них такого блеска»

– Ты ее знаешь?

– Нет. Красивая, правда?

– Да подожди ты. – Эдвард надел девушке на руку манжету тонометра. – Так, давление низкое, но это мы сейчас поправим. Документы были при твоей красотке? Телефон?

– С ней все будет в порядке?

Эдвард уставился на сына. Роберт не сводил глаз с незнакомки и стоял в обнимку с ее мокрой курткой.

– Сын, что с тобой?

– Странное чувство… не знаю, как объяснить, – растерянно произнес Роберт.

Эдвард повернул девушку на бок и осмотрел ушибы на лице и затылке.

– Странное? Мне кажется, ключевое слово здесь «чувство».

– Но я совсем не знаю ее!

– А ты никогда легких путей не искал, – рассмеялся Эдвард и слегка толкнул сына локтем в бок. – В детстве ты подбирал на улице щенков и котят, а теперь притащил зверушку посерьезнее. Все, не болтайся под ногами. Отнеси пока ее одежду в стирку.

Роберт поднял джинсы с футболкой с пола, помялся в дверях и удалился под строгим взглядом отца.

– Не вижу никаких серьезных повреждений на твоем найденыше, кроме небольшой отечности на затылке. – резюмировал Эдвард, когда сын вернулся. – Правда, кто-то хорошо ей съездил по лицу. Сейчас поставлю капельницу, и она скоро придет в себя.

Когда игла вошла в вену, девушка дернулась, и Роберт склонился над ней. Эдвард наладил инфузионную систему и принялся с интересом наблюдать за сыном. Роберт внешне больше походил на мать. Лишь выразительные голубые глаза, благородный высокий лоб и красиво очерченные скулы выдавали их родство. Также хорошо сложенный, сын двигался иначе – изящно, с ленивой грацией льва. Густые, непослушные каштановые волосы с ниспадающей на лоб прядкой, широкие брови вразлет, пушистые ресницы и ямочки на щеках, сопровождавшие улыбку, делали Роберта неотразимым в глазах женщин. Эдвард не понаслышке знал о ветрености своего чада. Не раз, отчаявшиеся особы, пытались искать правды у Эдварда, раздобыв его рабочий телефон. Это возмущало и не вызывало сочувствия. От легкомысленности и доступности современных девушек Эдварда воротило. Они с Лиз всю жизнь хранили друг другу верность, и того же Фаррелл-старший желал своему сыну. Роберт даже не заговаривал о женитьбе. Но сегодня что-то с ним творилось непонятное. Он будто светился изнутри.

– Тихо, тихо, не бойся ничего, – Роберт ласково провел рукой по золотистым волосам, девушка очнулась и взглянула на его отца. – Смотри, у нее глаза зеленые.

– Удивительно. Как у Элизабет, – добавил Эдвард и тоже наклонился к незнакомке.

Она смотрела на него неотрывно. Страха во взгляде не было, только недоумение.

– Где я?

– Вы в надежных руках! – Эдвард подивился собственной пафосности. Кашлянув, он поправился: – Я врач Эдвард Фаррелл, вы… в госпитале. Вас что-то беспокоит? Боли, тошнота?

– Холодно очень. Я ничего не помню, – растерянно прошептала она и схватила Эдварда за руку.

– Роберт, принеси одеяло и горячий чай, – приказал отец сыну и сжал пальцы девушки в своих ладонях.

– А как вас зовут, помните?

Незнакомка чуть нахмурила брови.

– Нет, – в ее глазах заметался дикий страх, но она не отняла руки.

– Это пройдет. Вам нужно больше отдыхать. Я сейчас поставлю вам укол и постарайтесь уснуть, – Эдвард ободряюще улыбнулся и замер. «Что я делаю?» – он только что чуть не погладил по лицу пациентку. Эдвард набрал лекарство в шприц и вернулся к девушке.

Она измученно взглянула на него и виновато улыбнулась:

– Вы, правда, не знаете кто я? – девушка смущенно согнула ноги в коленях и одной рукой прикрыла грудь, выглядывающую из чашечек синего атласного лифчика.

– Нет, но очень бы хотел! – Эдвард смешался и, прикусив язык, сделал девушке укол в плечо. То ли всему причиной была ее виноватая улыбка и молящий взгляд зеленых, как у Элизабет глаз, то ли затянувшееся одиночество, но он до дрожи вновь хотел прикоснуться к длинным хрупким пальцам и не только руками.