Текст книги "Берег. Территория любви"

Глава 3

Когда Роберт вернулся, девушка уже спала.

– А как же чай? – растерянно спросил он, замерев около нее.

– Это для меня, – Эдвард глянул на сына со скрытой усмешкой, – поставь на стол, пожалуйста. А девушку накрой.

– Она что-нибудь говорила?

– Говорила, что ничего не помнит.

– Красивые волосы… Просто немножко растрепались. – Сын оказался менее щепетильным пригладил ей прическу, поправил лифчик и укутал в одеяло. – Как назло, мне завтра срочно нужно вылететь в Москву.

– Лети. – Эдвард пожал плечами, привычными движениями наводя порядок в смотровой.

– А как же она?

– Я с удовольствием послежу за ней.

– С удовольствием? – Лицо Роберта вытянулось. – Я правильно тебя понял?

– Думаю, я сам себя еще не понял. – Эдвард опустился на стул и кинул в ведро использованные перчатки. – Шутка! А вот ты, похоже, заинтересовался всерьез этой леди.

Роберт покраснел, весь подобрался и прошелся по комнате.

– Я нашел ее и хочу помочь.

– Ты забываешь, что мы в России, а не дома, – усмехнулся отец и, закинув ногу на ногу, продолжил: – Судя по всему, у девушки серьезные проблемы, а ты, мое ветреное дитя, можешь их только усугубить.

– То есть ее проблемы будешь решать ты?

Эдвард поднялся. Крылья его носа вздрагивали. Роберт остановился и смотрел на него настороженно.

– Да. Поговорю с Виктором, определю в больничный корпус при центре, сообщу в полицию.

– Я прошу тебя не заявлять о ней. Хотя бы пока не придет в себя. Думай что хочешь, но мне… Я…

– А ты не подумал, что она может быть замужем? – Эдвард взял руку девушки с кольцом на пальце и внимательно присмотрелся к камням: – Это дорогое украшение, сынок, и она непохожа на женщину, которая прозябает в одиночестве. А на спине у нее имеется очень интересный шрам, правда, уже не имеющий отношение к этому происшествию.

Роберт не нашелся с ответом.

– Что посоветуешь?

– Девушка ничего не помнит, а ты уже пытаешься залезть к ней в трусы. Отправляйся лучше в лес и поищи ее сумку, телефон. Не с неба же она свалилась. А вернешься, перенесем ее в гостиную. Тут еще на час капельница.

– Никуда я не лезу, – вспыхнул Роберт. Он взял куртку девушки и обыскал ее карманы. – Мда, ни документов, ни мобильника. Может и правда с неба? Она как ангел с обложек фэнтези.

На щеках девушки появился румянец, а на губах заиграла безмятежная улыбка.

– Боюсь тебя разочаровать, но наша новая знакомая из плоти и крови, – Эдвард положил руку на плечо Роберту. – Хорошее снотворное – хорошие сновидения. Ну да ладно, что мы застыли как перед картиной Рембрандта. Даю тебе час на поиски, у меня еще море работы.

– Врачи – известные циники! – Роберт изобразил поклон.

– По шкале циничности вы – журналисты – недалеко от нас ушли.

* * *

Когда Роберт дошел до места, где днем нашел девушку, уже вечерело. В тишине только ветки звонко хрустели под ногами. В суматохе он не переобул кроссовки, и сырость вконец допекла его. Роберт сел на поваленное дерево, разулся и посветил вокруг себя карманным фонариком. В траве что-то блеснуло. Он поднял черную кожаную сумку с золотой пряжкой и, отбросив правила приличия, стал копаться в содержимом. Ключи, духи, помады, ручки, блокнотики, всякая женская дребедень. Роберт открыл боковой карман.

– А вот и паспорт. Юлия… Юлия-Джулия, – он словно пробовал имя на вкус. – Джу! Мне нравится. Двадцать четыре года. Пять лет разницы – очень даже. Так, семейное положение – пусто. Что у них тут еще интересного есть? Адрес… Санкт-Петербург – логично.

Из паспорта выпала небольшая лиловая открытка с витиеватым шрифтом. Роберт поднял ее и несколько раз пробежал глазами текст: «Дамы и господа! Мы рады пригласить вас на наше бракосочетание, которое состоится…» Роберт запнулся и закусил губу: «Завтра? Я тебе сочувствую парень, но свадьбы не будет!»

Он включил Юлин телефон. Зарядка была практически на нуле, и Роберт быстро просмотрел вызовы и входящие сообщения.

– Да ты ей еще и угрожаешь? –  присвистнул он. – You can lead a horse to water, but you can’t make him drink it![1]

По дороге домой у Роберта родился план. Он спрятал сумку в шкафу и направился в смотровую. Юля по-прежнему спала, а Эдвард сидел за компьютером и стучал пальцами по клавиатуре как заправская машинистка.

– Нашел? – спросил отец, не прерывая работы.

– Черта с два! Уже темнеет, ничего не видно. Вернусь из Москвы, прочешу лес еще раз.

Эдвард встал и освободил Юлину руку от иглы.

– Тогда отнеси девушку в гостевую и приходи – поужинаем. Зоя Михайловна уже все приготовила.

– Спасибо, я не голоден.

Роберт поднял Юлю, прижал к себе и понес на первый этаж. Она обвила его шею руками и глубоко вздохнула. Он распахнул ногой дверь, дошел до кровати, бережно уложил ношу и включил ночник. Юля по-прежнему безмятежно спала. "Срочно мыться и бриться" – приказал себе Фаррелл-младший.

Горячий душ разморил уставшее тело, гладковыбритые щёки просили поцелуев. Роберт вернулся в гостевую, сел в кресло около спящей Юли и прикрыл глаза. "Как Джулия очутилась в лесу в такую непогоду? Судя по туфлям на каблуках, она явно не грибы собирала. И кто поднял на нее руку?" –   пальцы крепко сжали подлокотники. Как много вопросов, и какой страшной может оказаться правда. Роберт задремал, а когда проснулся, маленькая стрелка на его часах перевалила за двенадцать. Он снял со стены гитару и машинально взял несколько аккордов.

Сквозь сон Юля услышала тихий перезвон гитарных струн. Она глубоко вздохнула и открыла глаза. Светила полная луна. По сторонам распахнутого окна белыми флагами колыхались шторы. Голова утопала в мягкой подушке, а белье источало тонкий аромат лаванды. Юля ощущала себя разбитой лодкой, выброшенной на райском острове Баунти.

«Как же мне плохо! Что со мной?.. Господи, где я? Так, вчера… Уф… ничего не помню».

Она повернула голову и увидела незнакомого молодого человека в красной футболке и расстегнутой клетчатой рубахе.

– Как ты? –   он пригладил волосы, отливавшие бронзой в свете тусклого бра над кроватью, отложил гитару и подался вперед, отбросив на синюю стену дрожащую тень.

– Как с горы вниз головой слетела. – Юля приподнялась и огляделась. Посреди комнаты стоял круглый стол. На нём – неряшливая кипа бумаг, фотоаппарат с огромным объективом, пузатая бутылка дорогого коньяка и графин с водой. В углу потрескивал камин, что-то, связанное с ним промелькнуло в ее воспоминаниях, но тут же исчезло. На дальней стене висел портрет женщины средних лет: черные волосы подчеркивали красоту белого, будто из тончайшего фарфора, лица.

– Тогда уж с дерева, – молодой человек встал перед ней на одно колено.

Его лицо с четко очерченными скулами и голубыми глазами приблизилось настолько, что она ощутила терпкий запах его парфюма. Он смотрел на нее взглядом моряка, вернувшегося домой из дальнего плавания.

Юля пыталась выудить из памяти имя этого человека, и окончательно убедилась, что не знает, ни кто он, ни что это за место. А самое страшное – она не помнит своего имени и не знает, что с ней произошло. Юля застонала и упала на подушку.

– Я ничего не помню! Какой-то кошмар, – она настороженно взглянула на парня и осведомилась. – А ты, вообще, кто?

Тень смятения пробежала по его лицу, но он быстро нашелся с ответом:

– Ну, привет! Ты чего, Бекки? Твой муж, Роберт. Шляешься по лесу в непогоду. Еле нашли тебя, – протянул он ладонь к ее еще влажным волосам.

– Бекки?.. Какой ужас! Я не… Господи, что с головой? – она прикрыла глаза и задумалась: «Муж? Сейчас, разбежался! По лицу видно, что врет», – Не-ет, только не муж? Я впервые тебя вижу. И где мы? Это дом, гостиница?

– Вот тебя ударило, или как это лучше… Долбануло, – молодой человек, запустил пальцы в волосы и заходил по комнате.

Она осмотрелась еще раз: «Точно не гостиница, но и следов семейного уюта – фотографий, ангелочков, цветов на окне – тоже не вижу». На стуле висела потертая мужская куртка-милитари с угловатым принтом и выглядела чужой, неприятной.

– Меня-то, может, и долбануло. Но ты-то в состоянии объяснить, что со мной произошло? Господи, как голова болит! – Юля хныкнула и закрыла лицо ладонями.

– Прошу тебя, ничего не бойся. Сейчас принесу лекарство.

Молодой человек участливо погладил ее по руке и вышел из комнаты.

* * *

     Роберт вернулся с водой и таблетками кетонала. Пока Юля садилась, он, глядя, как она двигается под тонким одеялом, невольно вспомнил ее по-мальчишески узкие бедра и плоский упругий живот. Юля посмотрела на упаковку, вздохнула и сунула в рот таблетку.

– Запей! – он дал ей стакан и плюхнулся рядом на постель. – Ладно. Давай начистоту. Я не знаю, кто ты. Ты лежала без сознания в лесу.

– В лесу? Нормальный поворот, а красной шапочки и корзинки с пирожками при мне не было?

В одном лифчике до пояса укрытая одеялом, Юля манила и дразнила воображение. Роберт бесстыдно блуждал взглядом по загорелой коже, задерживаясь, то на груди, то на шее. Стоило ему встретиться с Юлей взглядом, как полный сил мужской организм наливался радостным томлением. «Хорошо же меня накрыло», – подумал Роберт и улыбнулся:

– Пирожки волк съел!

Он встал, расправил плечи и потянулся, подняв руки.

– Волк? Тогда хоть бабушку позови… И трусы спрячь, раз не муж.

– Ой! – Роберт по-детски смутился, поправляя резинку боксеров на мохнатом животе. – Ты сама прикройся. Я не железный! God! What do I have to do with her?[2] – Он подтянул джинсы и подошел к окну; сделал несколько глубоких вдох-выдохов и обернулся.

Юля закуталась в одеяло.

– Допустим, ты нашел меня в лесу. Но ты-то сам кто такой? Говоришь то не по-русски, то с акцентом? Ты шпион? Я что, в руках иностранной разведки?

– Я англичанин…

– О, Господи! Ты меня похитил?

Роберт нервно зарылся пальцами в волосы: «Рассказать ей про сон? Точно примет за сумасшедшего». Их взгляды встретились. Юля протянула к нему руки:

– Умоляю, не молчи. Я хочу знать правду!

– Меня зовут Роберт Фаррелл. Мы незнакомы, но здесь ты в полной безопасности.

 Девушка задумчиво посмотрела в окно.

– Что это за место?

– Мы с отцом гостим в доме его друга и коллеги Виктора Правдина. Он полковник медицинской службы. Будь спокойна, тебя осмотрел очень хороший врач и сделал все необходимое.

– Хоть бы одно знакомое имя, лицо. – Юля сжала виски, – Подожди-ка! Врач? Такой светловолосый, красивый? У него ещё глаза как у ангела. Я думала, он мне приснился.

Нежность в ее голосе уколола Роберта ревностью.

– Ну да, отцу удалось ненадолго привести тебя в чувство. А меня ты не помнишь?

– Это был твой отец? – она пропустила его вопрос мимо ушей.

– Да! Так ты совсем не помнишь меня?

– Нет, прости, – пожала она плечами. – Я хотела бы встать. Мне можно?

– Переломов нет, максимум, что может случиться – головокружение. Если не возражаешь, я помогу.

Роберт встал и протянул ей руку.

– Как-то неловко щеголять перед тобой в нижнем белье?

– Да, конечно, прости. Я не подумал.

Роберт принес махровый халат и помог одеться. В нем Юля выглядела хрупкой и маленькой, Роберту снова захотелось взять ее на руки.

– Идём, – он помог ей встать, – я провожу тебя.

Юлю качнуло, и Роберт обхватил ее за талию.

– Не спеши.

– Спасибо, дальше я сама. – У входа в ванную она отстранила его руку.

– Уверена?

– Мне кажется, я справлюсь.

Роберт нехотя отпустил ее, но остался стоять у двери. Прислонившись к стене, он задумался, как ему поступить. Завтра надо летать в Москву. Отложить поездку никак нельзя, но раз Юля пришла в себя, можно и нужно увезти ее из Петербурга. Согласится ли она ехать с ним, и как быть с ее документами, вернее, с тем, что он пока не хочет ей их отдавать? За дверью послышался шум, и Роберт вихрем ворвался в ванную. Юля сидела на полу раздетая догола.

– Уфф! – он резко развернулся на сто восемьдесят и блаженно подумал: «Просто конфета».

– Я хотела принять душ, но, голова закружилась…

Роберт сдернул с крючка халат и, не глядя, кинул его назад.

– Можешь поворачиваться.

Он поднял Юлю на руки и отнес в комнату.

– Если не возражаешь, с умыванием чуть повременим. Хочешь еще пить?

– Да.

Роберт уложил ее в постель и отошел к столу. «Во взгляде Джу уже нет настороженности, скорее она смотрит с интересом. Это прорыв!» – подумал он, наливая воду.

– Попробую вспомнить хоть что-нибудь. Не с неба же я рухнула. – Юля немного отпила, поставила стакан на тумбочку, легла и прикрыла глаза.

Роберт поправил ей подушку и сел в кресло. Пока она погружалась в прошлое, Роберт задумался о будущем. Он уже не видел себя без Юли, больше не было ни «я», ни «его», а появились «они» и «мы», и эти «мы» удивляли, умиляли и пугали одновременно.

– А в чем я была? И вообще, какие-то вещи, бумаги? Ключи, в конце концов? Может, что-нибудь в карманах?

– Нет. Твоя одежда сейчас стирается. Я пытался разыскать сумку, но в сумерках ничего не видно. Ума не приложу, как ты оказалась в лесу в такой ураган. Точно могу сказать, что тебя избили. Наверное, кто-то преследовал…

– А может и не вспоминать, кто я?

Роберт с интересом взглянул на собеседницу и улыбнулся: «Она, похоже, еще та штучка».

– Мне нравится ход твоих мыслей. Как же мы будем тебя называть?

– Я пока не в состоянии думать? Давай твои варианты, – она поднесла стакан ко рту.

– Ты ничего не имеешь против имени Герда? – приподняв бровь, озадачил ее Роберт.

– Почему Герда? – Юля поперхнулась водой.

– Есть такая сказка. Про Снежную королеву. Одна девочка долго ходила по лесам и полям, а потом поцелуем растопила сердце названного брата Кая. Помнишь?

– Да, как ни странно, сказку я помню, – удивилась Юля, – а еще помню, что память она потеряла в домике одной старушки-волшебницы. Роберт, а ты, случайно, не фея?

Ее мелодичный смех оказался заразительным.

– Нет, если не возражаешь, я выберу роль Кая, и давай считать, что ты уже нашла меня.

– Нет, господин хороший, думай еще!

Роберт прикрыл глаза и прочитал на память:

 «Но что за блеск я вижу на балконе?

Там брезжит свет. Джульетта, ты как день!

Стань у окна, убей луну соседством;

Она и так от зависти больна,

Что ты ее затмила белизною.

Оставь служить богине чистоты.

Плат девственницы жалок и невзрачен.

Он не к лицу тебе. Сними его.

О, милая! О, жизнь моя! О радость!

Стоит, сама не зная, кто она.

Губами шевелит, но слов не слышно.

Пустое, существует взглядов речь!»

Неожиданно Юля подхватила:

«Ромео, как мне жаль, что ты Ромео!

Отринь отца да имя измени,

А если нет, меня женою сделай,

Чтоб Капулетти больше мне не быть».

От удивления Роберт открыл рот. Благодаря русским бабушке и маме, он хорошо выучил язык. Из Шекспира многое знал наизусть на английском и на русском. Но чтобы Юля так с ходу выдала ответ Джульетты, да еще после потери памяти! «Может она блефует?.. Хотя не похоже. Господи, я хочу эту женщину!»

Роберт пересел на кровать, чтобы коснуться губами хотя бы ее пальцев, но она отодвинулась от него, будто раскусив маневр.

– Ты все вспомнишь, поверь! А если нет, я подарю тебе новую жизнь, – вздохнул он, расправив одеяло в том месте, где только что лежала ее рука. – Джульетта, Джулия, Джу… По-русски, вроде, Юлия. Тебе нравится это имя?

– Да.

– Дарю.

– Спасибо! Но ты думаешь, одного имени достаточно для жизни?

Роберт внимательно посмотрел на нее. Сомнения раздирали его душу, он не мог не поехать в Москву и не мог оставить Юлю здесь. Неизвестно, как дело повернется, а подвергать ее опасности Роберт не хотел. С другой стороны, девушка она неробкого десятка, таким не нужно ничего объяснять, с ними лучше действовать напрямую.

– На самом деле, действительно, есть проблема… твои документы. Послушай, можешь сразу не отвечать. Завтра меня ждут кое-какие дела в Москве, поехали вместе? Если, конечно, отец утром подтвердит, что это не опасно для твоего здоровья. Я понимаю, предложение необычное, впрочем, как и вся ситуация. Но, возможно, ты захочешь побыть инкогнито, пока не вернется память. Заодно немного развеемся. С меня вино, кино и домино.

– Твой отец поедет с нами? – уточнила она.

– Дался тебе мой отец, – вскочил Роберт и прошелся по комнате. «Ну нет, ангел синеглазый, ты меня с чаем сделал, конечно, будь здоров. But I am not just anyone»[3]. Теперь и речи быть не могло, чтобы оставить ее здесь. Последствия подобного шага предстали перед ним обнаженно и без прикрас. Ревность пронзила его сознание и превратилась в жгучее желание завладеть Юлей всей без остатка, со всеми ее чувствами, мыслями и бездонными зелеными глазами. Глубже чем это дано человеку. Он окружил бы ее любовью и заботой, как будущего птенца скорлупой, кожа к коже.  – Нет, я предлагаю тебе поехать вдвоем. Или Эдвард перевезет тебя в больницу до моего возвращения.

– А как я поеду без документов?

– Так ты согласна? – обрадовался он.

– Похоже, авантюризм мне больше по душе. Даже если ты окажешься разбойником, я предпочту отправиться с тобой за семь морей, а не лежать в больнице, какой бы замечательной она ни была.

– Значит, ты не боишься разбойников? – Роберт шутливо нахмурил брови.

Она откинулась на подушку и посмотрела на него:

– Я боюсь того, что понятия не имею даже в каком городе нахожусь.

– В Петербурге. Ладно, ни о чем сейчас не думай, постарайся уснуть. Как говорят у вас, утро вечера мудренее.  Спи, прекрасная принцесса, я решу все твои проблемы!

– Принцесса? Можешь и так меня называть! – Она положила руки на лоб и жалобно протянула: – Опять голову скрутило.

Роберт достал из кармана таблетку и подал ей со стаканом воды.

– Выпейте, ваше высочество, это снимет боль и поможет вам уснуть, – тоном, не допускающим возражений, произнес он.

– Спокойной ночи, принц, – Юля приняла лекарство и закрыла глаза.

Роберт нежно взял ее за руку. Он подождал, пока Юлино дыхание станет ровным, устроился рядом в кресле и вскоре заснул.

[1] But I am not just anyone (англ. слэнг) – но и я не лыком шит.

[1] God! What do I have to do with her? (англ) – Господи! Что мне с ней делать?

[3] You can lead a horse to water, but you can’t make him drink it! (англ. пословица) – можно пригнать коня на водопой, но пить его не заставишь.

Глава 4

Эдвард проснулся и взглянул на часы: «До будильника ещё две минуты». Как далеко от Англии ни оказался бы мистер Фаррелл, он вставал ровно в шесть, чтобы встретить новый день, наслаждаясь первой чашкой крепкого чая. Эдвард накинул тёмно-синий халат с родовым гербом на груди. Казалось, будто мягкие велюровые складки хранят тепло Фаррелл-Холла – родного дома в предместье Лондона. В любой поездке, сколько бы вещей ни набралось, халату всегда находилось место рядом с фотографией покойной жены Эдварда, томиком сонетов Шекспира и дисками с любимой классикой.

Он наскоро принял душ, спустился в кухню и поставил на плиту чайник. Стараясь не шуметь, Эдвард дошел до комнаты, где поселился Роберт и приоткрыл дверь: «Так, идеально застеленная постель. И где это дитя мое интересно уснуло? Забавно. Ладно, загляну в гостевую чуть позже». Эдвард вернулся на кухню, заварил чай и поднялся к себе.

 Вчера, впервые за долгие годы, Роберт попросил у него совета и помощи. У сына было такое выражение лица, какого он не ожидал увидеть у повидавшего многое на своем веку мужчины – по-детски испуганное, но в то же время счастливое. Эдвард взял портрет жены:

– Привет, Лиз, – прошептал он, – Ты единственная, кто мог бы мне сейчас помочь.

 Несколько лет назад Элизабет скончалась от лейкемии.  Эдвард так и не простил себе, что не сумел спасти супругу, хотя глубоко в душе понимал, что сделать ничего было нельзя. После потери любимой он дал себе клятву больше не жениться, но одиночество порой становилось невыносимым.  И вот теперь шестое чувство подсказывало, что странная пациентка неспроста ворвалась в размеренную холостяцкую жизнь. Сердце забилось чаще. И с каждым прибывающим моментом тишины, с каждым несказанным словом вслух, в тщательно выстроенной, непробиваемой и просчитанной твердыне появились трещины.

– Что происходит? Роберт всерьез влюбился? А я? Нет-нет, просто физиология, – он провел пальцами по стеклу рамки, погладив на портрете вьющиеся, темно-каштановые, как у сына, волосы жены.

 Эдвард отставил фото, сделал пару глотков обжигающего терпкого чая с бергамотом: «Что посоветовать сыну? Я давно сам хотел, чтобы Роберт полюбил по-настоящему. Парень с детства был чересчур серьезным в делах, но с женщинами просто беда какая-то. Они для него все равно, что мотоциклы: погонял, разбил, бросил. Помню, как он заявил нам с Лиз, что отправляется на войну репортером. Как же я надеялся, что сын изменится. Но нет, все вернулось на круги своя. И это ребенок миссионеров! Господи, как же безвременно ты забрал Элизабет. А ведь мы мечтали, как спустя годы, уйдем на покой и будем нянчить внуков вдали от суеты.  Но жизнь распорядилась иначе – я остался один, совсем один.

– Я помогу им, Лиз… Ведь это было твое желание, чтобы Роб выбрал себе в невесты девушку из России… – Эдвард вновь взял портрет жены. Он не мог понять, почему чувствует себя виноватым перед покойной женой.

Его оборвал на полуслове звонок телефона. На экране мобильного высветилось имя Виктор.

– Эдвард, нужна помощь! Алле, алле!

– Да, да, слышу тебя!

– Очень плохая связь, может прерваться. Готов сегодня вылететь в Москву? Будет много работы.

– Да, Виктор, да.

– Я тебе закажу билет на рейс из Пулково в двенадцать ноль-ноль. Захватишь с собой лекарства, их доставят в аэропорт со всеми необходимыми разрешениями.  Выручай, старина!

– Буду…

В трубке пошли гудки. Эдвард отложил телефон и зашагал взад-вперёд по комнате. С Виктором Правдиным он подружился, когда тот помог ему найти и спасти Роберта. Сын делал репортажи в Чечне и пропал там несколько лет назад. Эдвард – активный участник Красного креста, и для него многие дороги были открыты. Он приехал найти Роберта и растерялся, оказавшись среди таких же родителей, что метались в поиске своих пропавших сыновей. Виктор Правдин на тот момент выполнял миссию – в составе других экспертов, он проводил опознание найденных погибших солдат, а порой всего лишь фрагментов тел, что остались от них, после штурма одного из поселений. Эдвард всегда умел быть полезным, и два врача подружились. Как выяснилось вскоре, Роберта похитили, и боевики предложили Эдварду выкупить сына и парня, которого Фаррелл-младший выдал за своего помощника. Виктор вел переговоры по вызволению ребят из плена. Их двоих по договоренности после получения денег, боевики выбросили в одном из горных аулов. Сын Виктора, Артур со своей спецгруппой вывезли их в расположение, где стояли федеральные войска. С тех пор Эдвард считал себя должником Правдиных. Он нашел время приехать в Россию и привезти хорошее оборудование в Центр по реабилитации воинов-интернационалистов, возглавляемый его русским другом.

* * *

Роберт спал около постели девушки, сидя в кресле.

– Кхе-кхе, – кашлянул Эдвард.

Сын проснулся, поднес палец к губам и, потягиваясь, вышел к отцу в коридор.

– Как прошла ночь? – поинтересовался Фаррелл-старший, разминая кисти рук.

– Фантастически…

– Ого! Что ты имеешь в виду?

– Я никогда раньше не встречал настолько потрясающих девушек. Отец, она такая, такая… я не знаю, как тебе объяснить.

– Очень информативно, – Эдвард похлопал его по плечу. – Из твоего восторженного лепета я понял только, что ты влюбился. Но вспомни, как говорил тренер Рокки Бальбоа: "Женщина слабит ноги". Побоксируем?

Он изобразил хук справа. Роберт мгновенно уклонился и нанес ответный удар:

– Тренер имел в виду секс!

Эдвард поставил блок и рассмеялся:

– Ах, вот в чем дело? Тогда судя по удару, у тебя его не было, – он пошел в атаку на сына.

Тот отступил, но улучив момент, поднырнул Эдварду под руку и проверил на прочность его пресс:

– А ты судя по реакции, всю ночь о нем мечтал! – вставил шпильку Роберт.

– Все, брейк! Не забывайся, – Эдвард нахмурился. – Эта красавица вспомнила кто она и откуда?

– Не помнит даже имени, но не теряет при этом ни бодрости духа, ни чувства юмора и готова ехать со мной в Москву.

– С тобой? Нет!

Эдвард смутился своей горячности и опустил глаза. Он ощутил, как его тело наливается свинцовой тяжестью: «К чему вчера было это благородство? Роберту скоро тридцать, и он меняет женщин как перчатки. А я, видите ли, разглядел в нем вспыхнувшее чувство и отступил. Как эта девушка смотрела вчера на меня! Зачем я сдался? Чего хочу на самом деле? Для каких высоких целей беречь себя, если Лиз больше нет рядом. Имею ли я право снова обрести счастье?» Эдвард передернул плечами и взглянул на сына. Во взгляде Роберта читалась настороженность.

– Я хотел сказать, что ей положен постельный режим, а не бег с препятствиями по пересеченной местности, как ты любишь, – Эдвард переигрывал, и хуже всего было то, что дрогнувшие уголки губ сына указывали на то, что он заметил.

– Да с ней нормально все! Правда, понятия не имеет кто она и откуда, но наизусть цитирует Шекспира, помнит фольклор и считает тебя ангелом, который явился ей во сне в белом халате.

Эдвард рассмеялся и воспоминания о мимолетном знакомстве со вчерашней пациенткой теплой волной хлынули в его сознание: «Ее зеленые глаза и пальцев тонких легкий холод… Стоп, стоп! Охолони, старина». Глаза глазами, но из памяти не шел момент, когда он выставил сына за дверь и стянул с девушки трусы, руководствуясь врачебным долгом.  Уверенный в том, что увидит истерзанную плоть, Эдвард остолбенел, когда перед ним предстали нетронутые розовые лепестки, стыдливо спрятавшиеся среди нежных, гладких складок персикового цвета кожи.

– Похоже, я немного переборщил с одним обезболивающим. Но мне приятно, что мы с Шекспиром поселились первыми в ее воспоминаниях.

– Ну конечно, – усмехнулся Роберт, – ты для нее ангел, а меня она чуть не выгнала взашей после пяти минут знакомства.

– Я тебя плохому не учил, так что не ко мне претензии, – улыбнулся Эдвард и, посерьезнев, добавил:

– У меня скоро самолет. Я тоже должен лететь в Москву. Поэтому мне необходимо еще раз осмотреть пациентку. Договорюсь, чтобы ее, пока нас нет, разместили в центре…

– Она нормально себя чувствует и поедет со мной. Вдруг ее тут разыскивают? Лучше пока уехать из Питера.

– Но у нее нет документов! Как она полетит?

– Я все продумал. Поедем на машине.

– На какой, если не секрет?

– Договорись, пожалуйста, с Виктором.

Эдвард покачал головой.

– И это называется, ты все продумал?

– Пожалуйста. И еще одно, – Роберт замялся и посмотрел на него так, что растаял бы и снег в морозилке. – Мне нужна эта девушка. Она уже в сердце моем.

Фаррелл-старший закусил губу: «Сердце! Оказывается, у тебя есть сердце. Откуда посреди пожара желаний и череды страстей такая вспышка нежности? А я-то уверился, что ты все изведал сполна, и тебя-то это ослепительное, щемящее душу чувство так и не всколыхнет. Обезоружил, что и говорить».

– Оставь такие взгляды для леди в комнате, хотя, похоже, ты его уже на ней опробовал. Помогу тебе, так и быть. Давно она уснула?

– Около четырех. Я дал ей обезболивающее.

– Придется разбудить, – с этими словами Эдвард открыл дверь, включил свет и подошел к кровати.

Девушка спала, и ее волосы волнами разметались по подушке. От бледности не осталось и следа, лишь небольшой синяк на щеке напоминал о том, что она вчера серьезно пострадала. Припухлые губы приняли четкие очертания и чуть открылись во сне. Эдвард присел на краешек постели и тронул девушку за руку. Она повернулась к стене и положила ладошки под щеку. В комнате было тепло, красавица во сне что-то пробормотала и выбралась из-под одеяла, оголив спину с чуть заметным шрамом в левом подреберье и с узеньким синим треугольником, условно прикрывающим загорелые бедра. У Эдварда пересохло во рту и предательски пробудилось банальное мужское желание.

– Просыпайтесь, мисс! – он потормошил ее за плечо.

Девушка повернулась на спину и сладко потянулась.

– Ты издеваешься? Выключи свет, – она наконец открыла глаза, удивленно уставилась на Эдварда и через мгновение    вжалась в стену, закутавшись в одеяло, как в плащ-палатку. В ее глазах заиграл явный интерес.

– Доброе утро, мисс!

– И вам, если оно, и правда, доброе, – девушка одарила Эдварда обворожительной улыбкой.

Невольно его губы растянулись в ответ, а ведь он собирался быть с ней серьезным и решительным.

– Рад, что вы пришли в себя. Я Эдвард Фаррелл, отец этого парня, – он указал на Роберта, – и ваш лечащий врач на ближайшее время, если не возражаете, конечно.

– Я вас помню! – девушка всем телом подалась вперед. – Светловолосый, с открытым, проницательным взглядом иссиня– голубых глаз, вы сразу всплыли в моей памяти. Вчера я совершенно точно видела вас в белом халате, и мне привиделись вдобавок крылья.

– Я польщен. – как можно более бесстрастно проронил Эдвард, утопая в ее глазах как мальчишка. – Но, увы, травма произошла до нашей встречи, и только поэтому вы меня помните.

– Мы тешим себя мечтами, потому что боимся правды, – она прислонилась головой к стене и взглянула на Эдварда из-под длинных ресниц.

Фаррелл-старший залюбовался ее точеными, изящными чертами лица.

– Вы непохожи на девушку, готовую обманываться мечтами. Поверьте, я разбираюсь в людях.

– Обманываться можно и правдой, – изрекла она. – А для меня сейчас это проще простого. Для меня стерты все файлы прошлого. Доктор, пообещайте, что не положите меня в больницу! Я прекрасно себя чувствую.

– Э-э. Да я, собственно…

– Принцесса, будь уверена, что я не позволю этому случиться! – встрял в их разговор Роберт, помахал девушке рукой и плюхнулся рядом с кроватью в кресло.

– Принцесса? Забавно, – переспросил Эдвард сына, и вновь повернулся к прелестной пациентке. – Вы вчера получили серьезную травму, и я в любом случае должен еще раз осмотреть вас, а также задать несколько вопросов. Роберт, ты поможешь нашей новой знакомой подняться в смотровую? А потом придумай что-нибудь с завтраком – я отпустил вчера Зою Михайловну на уик-энд.

Он встал, слегка поклонился и, уже выходя из комнаты, пробормотал себе под нос:

– Значит, Принцесса… Неплохо.

* * *

Как только закрылась дверь, Роберт подошел к окну и раздвинул шторы, впустив в комнату солнечный свет. От вчерашней непогоды не осталось и следа.

– Как ты, Джу? – обернулся он.

– Я по-прежнему ничего не помню, – с Юлиного лица исчезло светское выражение, – какая-то непроглядная тьма. Не с неба же я свалилась. Ведь я где-то жила, у меня было имя, возможно, семья, работа. А сейчас ничего… И это страшно. А еще ужасней – я не знаю, что довело меня до края, почему оказалась, как ты говоришь, одна, избитая в лесу… Я правда не знала раньше твоего отца?

– Нет, – категорично отрезал Роберт. – Кстати, как он тебе?

Она потянулась и, посмотрела на дверь так, будто Эдвард до сих пор стоял там. Потом на выдохе, играя интонациями, произнесла низким грудным голосом.