Текст книги "Тихий ветер"

Глава 3
Новая карта нового мира

Мир изменился за двадцать два года. Ровно столько понадобилось времени, чтобы он стал неузнаваемым.

Нет, летающих машин не прибавилось, небо так и осталось территорией самолётов и вертолётов. Латексные костюмы не вошли в моду, а учёные не нашли способ побороть смертельные болезни.

Но вот карта мира изменилась.

Из-за трагедии с воздушно-транспортным судном «Карна» уровень Мирового океана стремительно поднялся. Конвенции, мировые соглашения и толерантность между державами утратили актуальность, когда Нью-Йорк потерял земли, а Лондон спрятался под водой, унеся с собой Амстердам, Венецию и Одессу.

Достояние истории, наследие человечества и самих жителей утонувших городов принялись переселять. Провинции превратились в мегаполисы. Остатки территорий, на которых раньше были могущественные государства с морскими портами и колониальными островами, стали нищими, с трудом выплачивающими внешние и внутренние долги.

Они видели спасение в одном – сплочении. Страны присоединялись друг к другу, создавая республики, или продавали свои земли тем, кто ещё держался на плаву. Перемены климата и образование новых земель разделили страны на иной лад, смешали народы и смешали языки.

Аравия – королевство, к которому примкнули Афганистан, Ирак, Иран, Пакистан, Турция и Саудовская Аравия. Мухаммед Ойльм объединил эти страны, делая упор на тех, кто хотел вернуть миру прежний вид. Великославия образовалась из России, Словакии, Грузии, Армении и Казахстана. Эту страну с наибольшей в мире территорией возглавил избранный народом президент Николас Аргинский.

Китай, Монголия, Сингапур, Южная и Северная Корея, Япония остались суверенными державами, но создали Союз Азиатских Государств, главой которого стал Авин Баар. Уважаемый старец ратовал за ниспослание духовной благодати, отказываясь от обыденных забот и предпочитая душевное равновесие.

Из пятидесяти штатов у США осталась половина. Страны двух континентов объединились в один, объявив об образовании нового государства под древним именем Америка. Молодой и амбициозный Цезарь Власто, новый президент страны, призывал к современности, отказу от прошлого и горел новыми открытиями.

Становилось теснее, грязнее, тяжелее. Огромный приток беженцев пришёлся на страны, отдалённые от океанов и морей. На этих территориях местные жители цеплялись за утраченный мир, но их насильно втаскивали в новый.

Тут и там вспыхивали конфликты, вирусы-мутанты и неизлечимые болезни. Единственное, что перешло из прежнего мира в теперешний хаос, – холодная война между сильными державами прошлого и настоящего. И теперь они делили океаны и моря.

Кризис, нехватка воды, безработица и резкое разделение между очень богатыми и очень бедными… Средний класс перестал существовать. В моду стремительно возвращались монархия и фанатичная религиозность. Люди отчаянно искали надежду.

В какой-то момент новый плохой мир будто пришёл в норму. Люди свыклись с переменами, но стали искать луч света и обратились к вере в божества и людей. Мир разделился на две коалиции: тех, кто жаждал мирного неба, и тех, кто жаждал власти.

Последние нашли отклик в лице лидера, стремительно набирающего популярность. Им стал Якоб Кайзер – молодой аристократ-бельгиец с военным прошлым, офицерской выправкой и выдающейся политической карьерой.

Его серые глаза – почти прозрачные, пламенные речи – завораживающие, слова – способны гипнотизировать и вселять веру в способность вернуть всё, что потеряли, о чём так сильно скорбели.

Он проповедовал неофашизм, распространял идею нацизма и гордо носил только чёрную одежду, заявляя, что этот цвет – признак совершенства. Политик не таил свой ярой и необъяснимой антипатии к белому, призывая вовсе исключить его из палитры.

Кайзер основал партию национал-радикалов и создал для неё символ в виде силуэта готового к атаке мифического грифона с расправленными крыльями, изображённого на чёрном фоне.

Его стали рисовать на одежде, бейсболках и даже на значках из драгоценных и простых металлов, используя специальное ювелирное чернение. Отсюда пошли прозвища: Чернорубашечник, Чёрный Якоб, а чуть позже и вовсе – Чёрный Диктатор.

Благодаря умелой игре оттенков чёрного, грифон был не сразу заметен, что создавало таинственную ауру вокруг имени Кайзера и его нравоучений, которые стремительно перекочевали в политику. Чёрный Якоб успешно собирал вокруг себя армию фанатов, открыто демонстрирующих свой выбор.

На противоположную сторону встали предшественники свободных взглядов, веры и рас. Те, кто не поддержал Кайзера, отдал предпочтение другим лидерам.

Таких разных и, возможно, враждующих при других обстоятельствах людей, объединяло лишь одно – желание мира. Они осуждали призывы Кайзера и просили тех, кто повторял его слова, одуматься.

Но это не помешало Чёрному Якобу набрать внушительное количество голосов на выборах и прийти к власти в стране, которая образовалась из остатков Бельгии, Великобритании, Испании, Италии, Германии, Португалии, Франции и Дании.

Так он создал Пантеон.

Обнищавшие и лишённые былого могущества страны с готовностью присоединялись к новому миру и быстро переодевались в чёрное.

Но были и те, кто стремился сохранить суверенитет и с опаской поглядывал на новое образование на карте мира. Чувствуя угрозу, лидеры самых сильных стран создали Союз Четырёх, который состоял из Великославии, Аравии, Союза Азиатских Государств и Америки.

Так люди разделились.

Так началась война. Не между странами, а между союзами. Двухполюсный мир взбунтовался, диктатура единой власти – против свободного народа.

Подписанный мирный договор между Кайзером и Союзом Четырёх был нагло и беспринципно нарушен вторжением на территорию последних.

Таким было начало Третьей мировой войны.

Изменилась ли моя жизнь с её приходом? Да, но мысли изменились сильнее. Жизнь продолжалась почти в том же ритме, как и у большинства людей, которые пока только отдалённо слышали разрывы бомб и видели живых, улыбающихся солдат, шагающих маршем или идущих лёгким шагом по парку.

Прежние привычки стали нашим оберегом, как единственное, что осталось неизменным. Словно любимая куртка или платье, которые уже давно вышли из моды, но ты всё ещё продолжаешь их носить. Привычная оболочка, а под ней прячутся другие мысли, иное сознание – жуткие мысли и искалеченное сознание.

Я больше не думала о своём будущем как о чём-то светлом или успешном. Я лишилась способности мечтать. Меня постигло осознание безжалостной войны, и теперь я мечтаю об одном: чтобы обыденный, скучный, а порой и несправедливый мир вернулся к нам.

– Вивьен, ну и где ты снова затерялась?

Жизнерадостный голос медсестры Анны Зель выдернул меня в реальность. Я тоже улыбнулась, сфокусировав взгляд на лице неунывающей блондинки в белом медицинском костюме, который состоял из прямых брюк и рубашки с глухим воротом и коротким рукавом. Форма была свободного кроя, но эта девушка её ушила, чтобы подчеркнуть изящную фигуру.

– Я всего лишь задумалась, – фраза прозвучала с намёком на оправдание.

– Пойдём лучше потанцуем! – Анна настойчиво протянула мне руку.

– У меня сегодня дежурство, – запротестовала я. – Нужно поберечь силы. Да и ты, кстати, дежуришь со мной.

– О, снова ты включаешь отличницу! Устала с ней бороться! – надула пухлые губки Анна, продолжая пританцовывать и привлекать внимание проходящих солдат.

Над площадью возле подземного госпиталя, устроенного на станции метро, которую так и не успели открыть, развевался серо-синий флаг Великославии с гербом в виде наполовину закрашенного ромба, который вмещает две соединённые линии, закрученные на концах. Этот символ родом из культуры древних славян и имеет тройное значение: равенство, семья и верность. Три столпа, которые заложены в основу нашего общества.

Вокруг веселились девушки и солдаты в форме серого цвета. Недавно призванный в армию диджей-новобранец создавал музыкальное настроение вечера, и люди танцевали под его композиции.

Близилась ночь, одна из немногих мирных и тихих. Если, разумеется, разведка выполнила работу качественно и если жутким бомбардировщикам не захочется подняться в небо, чтобы убить и уничтожить всех, кто слабее их.

Стравщики.

Так мы называли выкрашенные в чёрный цвет беззвучные самолёты – истребители и бомбардировщики. В отличие от славенской авиации, этими управляли не пилоты, а компьютеры. Они выполняли манёвры намного хитрее, чем те, на которые был способен человеческий мозг, обладали безразличием к физиологическим нагрузкам и, главное, были не способны на эмоции.

Кайзер решил предоставить право убивать людей неодушевлённой машине. Их не видно ночью, но днём они – словно адские демоны, захватившие небо. Чёрные силуэты проносились беззвучно и быстро, оставляя на земле тёмный дым от взрыва мощнейших бомб.

Я боялась их больше всего. Прошло два месяца с моего прибытия на фронт, но, кажется, уже целую вечность я смотрю на небо, ожидая увидеть смертоносную птицу, созданную человеком и управляемую машиной.

Я увидела стравщика лишь однажды. Перед самым отъездом. Тогда погибли все, кто не успел спуститься в метро. А те, кто успел, оказались завалены камнями от обрушившегося входа в подземку.

Помню свою первую бомбёжку. Помню обманчиво ясное синее небо, которое пронзали чёрные металлические птицы, несущие смерть и разрушение. Помню расширенные от ужаса глаза четырёхлетнего малыша. Помню, как его обнимала мать, пытаясь обхватить всего и стать щитом, способным уберечь ценою собственной жизни.

Я видела, как взрыв забрал сотни жизней, слышала крики. Долго прятаться не смогла и выбежала из кофейни, расположенной в подвале жилого дома, куда я зашла выпить кофе перед поездом. Забыв обо всём, в тот день я прошла неофициальную военную подготовку в центре города, оказывая первую помощь до прибытия парамедиков.

С того дня небо утратило былую непорочную красоту и стало злым, жестоким и опасным.

Сейчас я в окрестностях одного небольшого города – Збарош, который разросся с прибытием новых жителей. Здесь славенская армия готовилась к обороне столицы. Наш гарнизон стоял на подступах к ней.

Николас Аргинский – главнокомандующий нашей армией и президент в мирное время – только вчера находился здесь с визитом. Он лично пожал мне руку, поблагодарил за добросовестную работу и сказал напоследок, что я – достойная дочь своего отца.

– Хочешь узнать последние новости с фронта? – опять вторглась в мои размышления Анна.

Я с опаской подметила, что глаза подруги загорелись новым огнём. Чуть наклонившись ко мне, она подмигнула и слегка кивнула в сторону. Я перевела взгляд и тут же вскочила. К нам приближался знакомый молодой лейтенант.

Я улыбнулась, привычно моля Анну о помощи, чтобы покинуть это место и не встречаться с ним.

– Уже поздно, дорогая! – пропела она и хохотнула.

– Кажется, нам пора готовиться к ночной смене, Анна, – слишком громко произнесла я, не поворачивая головы в сторону парня.

– Вивьен! – окликнул меня его голос.

Я остановилась и вымученно улыбнулась.

– Эх, не успела! – прошептала мне в ухо Анна и чмокнула в щёку. – Рада встрече, лейтенант Пакош! – обратилась она уже к нему и тут же упорхнула, пританцовывая.

– Добрый вечер, Даниэль.

Обернувшись, я встретилась взглядом с янтарными глазами молодого офицера.

– Я думала, ты ещё на задании и вернёшься только завтра.

– Почему мне кажется, что ты надеялась на это? – в его голосе прозвучал едва заметный намёк на печаль.

– Потому что мужчины склонны к преувеличенному пессимизму, – подавляя яростные угрызения совести, ответила я.

Лейтенант Даниэль Пакош уделял мне знаки внимания ещё до войны и частенько захаживал в гости, будучи другом и однокурсником брата. Он весьма хорош собой, с копной светлых волос и ямочками на щеках, когда улыбается. Отец всегда хвалил его рвение к учёбе и офицерскому званию.

Даниэль перестал улыбаться и сделал ещё шаг ко мне:

– Да, мы способны на это. Особенно если по уши влюблены. Вивьен, ты обещала мне танец. Помнишь?

Помню. Вот поэтому и хотела сбежать.

Однако всё-таки вложила ладонь в его протянутую руку.

Он вновь улыбнулся и повёл меня в центр танцующих пар. Как специально, заиграла медленная мелодия. По Даниэлю вздыхали почти все местные барышни. Явно, открыто и без стеснения. Но, казалось, он не замечал никого, кроме меня. Откуда же такое основательное подозрение, что замечает он не мою личность, а всё то, что предлагает моя фамилия и звание отца?

– Ты грустишь. Почему? – уже обнимая меня в танце, поинтересовался он.

– Я думаю, сейчас все грустят. Это общая грусть, которая пришла в наши мысли с войной.

– Ты права. Но уныние – это тоже наш враг, с ним победу одержать сложнее.

– Мы отступаем, – прошептала я. – Почему нет подкрепления? Где солдаты Ойльма? Где армия Цезаря Власто? Где их хвалёные стратеги? Почему они так агрессивно выступали против Кайзера, а теперь спокойно смотрят, как мы теряем наши земли?!

Лейтенант Пакош вздохнул. Я увидела, как от этого движения блеснули награды на его сером мундире. Казалось, он сам задавался этими вопросами. И так же злился, не услышав ответов.

– Это временно. Так нужно.

Его деловитый тон должен был меня успокоить. Но я слишком хорошо знала военных, выросла среди них. И таким меня не провести. Однако Пакош – не тот, кто расскажет мне все фронтовые тайны и сплетни. Он верен своему делу, и присяга для него – не пустая традиция.

Даниэль воспользовался моей задумчивостью и чуть ближе притянул к себе, словно призывая поднять к нему лицо. Но я притворилась, что не поняла намёка, и продолжала смотреть на его гладко выбритый подбородок, который приходился как раз на уровень моих глаз.

– Я слышала, что сюда прибыли генерал Копп и Чёрный Полковник?

– Не называй его так, прошу! – застонал он, внезапно придя в раздражение. – Все эти пафосные прозвища делают ему честь!

Я виновато закусила губу. Так его все называют.

– Я также слышала, – быстро сменила я тему, – что мой брат завтра отправляется в разведку. Это правда?

На этот раз Даниэль не торопился отвечать, и мне пришлось заглянуть ему в глаза.

– Он сам должен тебе рассказать. Не я. И если будет разрешение на это.

– Значит, это правда, – вздохнула я и устремила взгляд поверх его плеча. – Мне остаётся только молиться.

Рука Даниэля стиснула мою ладонь, и я оказалась прижата к нему вплотную.

– Тогда у меня будет к тебе просьба, Вивьен.

Я снова подняла лицо к офицеру.

– Произнеси молитву и за меня!

Он пойдёт вместе с ним!

Я прерывисто вздохнула и прохрипела:

– Обещаю, Даниэль!

Глава 4
Без права на прошлое

С первых минут война учит спать чутко и недолго. Как только голова касается подушки, уже пора вставать. Два часа военного сна равны семи часам мирного. Если где-то вдали услышишь ни с чем не схожий свистящий звук стравщиков, то сон мгновенно прерывается, даже когда разум обессилен, а тело обмякло от усталости. Их тихое жужжание подобно смертоносному новому виду гигантских ос, которые одним своим укусом-налётом способны уничтожить целое поколение семей, целый квартал.

Мысли крутились в голове и прогоняли сон, пока я плелась из очередной палаты к раковине в туалетной комнате для медперсонала. Я усердно мыла руки, пытаясь смыть не только невидимые бактерии, но и всё дежурство.

– Наступление Чёрной Армии Якоба Кайзера набирает обороты. После захвата Африки он обратил свой взгляд на северную часть Европы, а именно на Финляндию, Швейцарию и Нидерланды…

Быстрая речь хладнокровного диктора звучала из динамиков, которые размещались на потолках каждой комнаты. В общих залах громкость была на максимуме, а в палатах – наоборот.

– Знамён с грифоном становится всё больше. Президент Цезарь Власто отдал распоряжение об эвакуации военных из Австралии. Но Америка по-прежнему держит нейтралитет. Мухаммед Ойльм ведёт переговоры с Китаем, но пока безрезультатно. Авин Баар продолжает вкладывать средства в сооружение второй Великой Стены вокруг территории Израиля и Палестины…

Продолжая мыть руки, я глянула на себя в зеркало. Обрезанные волосы были собраны в хвост, доходивший до плеч. Опухшие веки и тёмные круги под глазами, которые на исхудавшем и бледном лице стали казаться ещё больше… Медицинская повязка съехала на шею, где висел фонендоскоп. На левом плече крепилась рация, которая была у всех врачей, – чёрный прибор с тремя кнопками: «Вызов», «Приём» и «SOS». Размером он был чуть меньше спичечной коробки и крепился на тонком ремне, который обхватывал ключицу и проходил под рукой. Рация помогала всегда быть на связи, но от долгого ношения натирала кожу.

На белой форменной рубашке висел мой бейдж с надписью: «Вивьен Мессарош. Врач-хирург второй категории». Странно было получить такое звание согласно высоким оценкам в дипломе и срочной практике. Специалистов не хватало, а я зарекомендовала себя с хорошей стороны в первый месяц службы. Так и взлетела по карьерной лестнице.

– Очередная «чистка» общества прошла в Мадриде. Казнили сто сорок пять тысяч человек, в том числе двенадцать тысяч детей. На этот раз людей собрали на стадионе «Сантьяго Бернабеу». С помощью самолётов распылили химическое вещество. Паника способствовала возникновению давки. Выживших нет.

Ужас от этого сообщения проник в сознание и окутал ледяным холодом. Прикрыв глаза, я глубоко задышала, пытаясь вслушиваться в шум воды, бегущей из крана, а не в мрачные слова диктора.

– Управление Верховного Комиссара ООН по правам человека в лице Натана Нувеля снова выдвинуло обвинения в адрес главнокомандующего Чёрной Армией Якоба Кайзера. Но публичного ответа не последовало…

Это чудовище не скрывает своих преступлений, в отличие от предшественников. Фашисты тайно разворачивали концентрационные лагеря, в которых убивали миллионы, прятали данные о казнях и отрекались от содеянных преступлений до последнего.

Но Якоб Кайзер открыто и даже с гордостью заявляет, что чистит общество. И самое ужасное – его действия находят отклик в других воспалённых умах. Гитлер совершал ошибку, скрывая геноцид, отчего некоторые его командиры и солдаты сомневались и стыдились, выполняя приказы фюрера. Чёрный Якоб сделал такие убийства честью, гордостью. А вместо слова «убийцы» стал употреблять другое – «освободители». По его мнению, мы должны быть благодарны за то, что он нашёл решение проблемы перенаселения.

– Стравщики принялись атаковать санитарные поезда. За последние двое суток они разбомбили больше десятка железнодорожных составов, скидывая бомбы с особой жестокостью. Выживших нет. Есть достоверная информация, что приказ находить и истреблять поезда с ранеными принадлежит полковнику Валенти. Это и доказывает, что лучшие офицеры Кайзера не имеют никаких морально-этических ценностей. Они не опустят оружие, даже если перед ними окажутся безоружные дети и старики…

За последние несколько недель раненых прибывало всё больше. Грузовые машины везли живых и тех, кто не дождался нашей помощи. Поэтому совсем не радостно, что сбылась наша с мамой мечта.

Возможно ли стать закалённой войной настолько быстро? Да, ведь выбора нет, ты – военный врач.

Я вытерла руки застиранным полотенцем и вышла в непривычно пустой коридор. Временная передышка могла закончиться в любую минуту. Стоит ли попытаться поспать? Сколько сейчас? Полночь или около двух?

Неспешно прошла мимо ординаторской, которую делила с медсестрой Анной во время дежурства. Разумеется, её снова нет на месте – проводит время с одним из своих обожателей, который непременно её судьба. На эту неделю. Поднялась в грохочущем лифте и вышла из корпуса в тихую и тёплую летнюю ночь, которая дарила желанный, но обманчивый покой.

Вдалеке виднелась компания солдат. Они весело переговаривались, иногда ветерок доносил до меня их смех.

Я хотела незаметно постоять у входа, чтобы подышать свежим воздухом, но белая форма была явно заметна в темноте. С сожалением я увидела, как один из мужчин отделился от толпы и направился в мою сторону. Бояться нечего, ведь здесь меня знают почти все. Дочь генерала Мессароша и сестра офицера разведки, которая к тому же и военный хирург, защищена своей известностью.

Солдат приблизился, и я узнала в нём лейтенанта Пакоша, который ещё полгода назад был для меня просто Даниэлем, другом старшего брата.

– Добрый вечер, Вивьен!

В лунном свете я заметила его белозубую улыбку. Мне пришлось заставить себя улыбнуться в ответ.

– Здравствуй, Даниэль. Ты вернулся сегодня?

– Да, несколько часов назад, – сделал он ещё пару шагов, приближаясь ко мне. – Но скоро снова уезжаю.

– Снова? – переспросила я, понимая, что говорю обычным светским тоном, тогда как его голос с уютной хрипотцой явно намекает на нечто более интимное.

– Да, завтра, – вздохнул Даниэль и снова шагнул в мою сторону. – На рассвете. Поэтому, вернее сказать, уже сегодня.

Его глаза блестели в темноте, словно он пытался взглядом сказать что-то большее. Но я уже привычно и всё так же настойчиво отказывалась даже от попытки понять и принять знаки его внимания.

– Я получил очень важное задание, – тихо продолжил он, неустанно скользя взором по моему лицу. – Невероятно сложное и ответственное. Завтра мы с твоим братом отправляемся выполнить его.

Пакош говорил это с таким воодушевлением и гордостью, что мне на миг показалось, будто он хвастался, а не делился переживаниями.

– Я намеревался спуститься к тебе. Хотел поговорить. Но ты сама вышла ко мне.

«Не к тебе, Даниэль. Я вышла не к тебе».

– О чём же? – насторожилась я.

Лейтенант снова вздохнул и провёл рукой по светлым волосам.

– Я хотел признаться тебе на тот случай, если выполню задание, но не вернусь.

– Лучше выполни его и вернись вместе с Клаусом! – резко одёрнула я его.

Но Даниэль вдруг схватил меня за плечи и притянул к себе. Пара секунд, и его влажные губы накрыли мой онемевший рот. Я застыла и напряглась, едва сдерживаясь, чтобы не оттолкнуть парня. От него немного пахло спиртным и сигаретами.

Наконец он отстранился, но не отпустил меня. Лейтенант сжимал мои плечи и тяжело дышал в ухо.

– Я влюбился в тебя три года назад. И всё никак не мог набраться храбрости, чтобы признаться в этом, – хриплым и дрожащим голосом заговорил он. – Не отвечай мне сейчас! Пусть желание узнать твой ответ даст мне ещё больше упорства, чтобы вернуться!

Резко развернувшись и так и не оглянувшись, лейтенант ушёл в ночь.