Текст книги "Тихий ветер"

Глава 5
Та самая честь

– Вив!

Я подпрыгнула на стуле от жизнерадостного возгласа Анны, которая вихрем влетела в ординаторскую.

– Там милашка Пакош опять про тебя спрашивает, – промурлыкала она и, плавно виляя пышными бёдрами, прошла к моему столу. – Это уже шестой раз за сегодня.

Мне захотелось уронить голову на лежащую на столе руку и застонать от бессилия. Как же избежать разговора с ним?

– Почему бегаешь от него, подруга? – сев на краешек столешницы, спросила Анна.

Я устало подняла голову, встретившись с озорными глазами любвеобильной медсестры.

– Он поцеловал меня, когда уходил на задание, и теперь ждёт моего ответа, – на одном дыхании проговорила я.

Анна поджала губы.

– Значит, он тебе не нравится, но ты не хочешь его обидеть, – подытожила она.

Я выдохнула и откинулась на спинку стула.

– Не знаю, почему, но да.

– Жаль. Вы были бы очень красивой парой! – мечтательно произнесла Анна.

– Полагаю, сейчас не то время, чтобы даже думать о таком!

Я резко выпрямилась и снова принялась заполнять меджурнал, отмечая тех, кого должна проведать, вступая на суточное дежурство.

– Эх, глупышка! – печально усмехнулась подруга. – Когда же думать о любви, как не во время войны?

Она спрыгнула со стола и закружилась, томно прижав руки к груди.

– Ведь только во время боевой передышки отчётливее слышишь стук любящего сердца!

Приблизившись, она обняла меня за плечи и тихо продолжила:

– Особенно когда тебе почти двадцать три, а ты ни разу не была с мужчиной!

Я устало закатила глаза. Опять эти порочные наставления, которые, несмотря на их упорство и частоту, оставляли меня безразличной.

– Я постоянно слышу от тебя такие речи, – грустно усмехнулась я и поднялась на ноги. – Хорошо, я подумаю над этим вопросом. Ещё раз.

Я вручила Анне стопку историй болезней пациентов и кивнула в сторону двери. Она задорно подмигнула и упорхнула. Я немного задержалась, глядя ей вслед.

Должна признать, она чертовски права, как ни странно. Её лёгкий разум очень редко выдавал полезные мысли. Но вот эта словно была выдернута из моей головы. Или всё же из сердца?

Я решилась и вышла из ординаторской. Искусственный люминесцентный свет освещал на редкость тихий и пустынный коридор. Госпиталь выглядел как никогда безлюдно.

Вместе со мной сегодня работал ещё один врач – Стэн Лебовски. Этот выпускник медицинского со специализацией «Нейрохирургия» был худощавым и долговязым. Он постоянно зачёсывал чёрные волосы назад и когда видел меня, то всегда улыбался.

Я сразу заметила знакомую фигуру лейтенанта. Он неспешно шагал, сцепив руки за спиной и явно коротая время. Услышав мои шаги, он резко обернулся.

Янтарные глаза поймали мой взгляд, и улыбка осветила его красивое лицо. Я заметила несколько ссадин: на щеке и виске. Он быстро направился ко мне.

– Вивьен, я очень рад тебя видеть! – признался Даниэль, приблизившись. – Как ты?

Сердце сжалось от воспоминаний о последних новостях.

– От Клауса так и нет вестей?

Он вмиг помрачнел.

– Задание оказалось слишком сложным, но мы справились. Ещё есть время на его возвращение. Он просто задерживается и осторожничает. Как всегда.

Я выдохнула, отгоняя от себя жуткое предчувствие беды.

Даниэль шагнул ещё ближе и, протянув руку, коснулся моего запястья.

– Я думал о тебе всё время.…

Спасение от неловкого разговора пришло внезапно. Прозвучал резкий сигнал из рации на моём плече, оповещающий об экстренном вызове врача. За ним последовала речь оператора:

– Доктор Мессарош, срочный вызов в главный штаб! Пострадавший с колотой раной в брюшной полости. Большая кровопотеря. Код 61–23.

– Прости, Даниэль! – пробормотала я, и радуясь временному спасению, и напрягаясь из-за него. – Я должна идти!

Не дожидаясь его ответа, я побежала в сторону выхода из госпиталя.

У крыльца меня уже ждал заведённый автомобиль экстренной медицинской помощи. За рулём была Анна. В мирное время она проходила практику на такой машине, но доучиваться пришлось уже здесь. Если бы не её активное увлечение сердечными делами, она бы давно уже стала отличным парамедиком.

Как только я села на переднее пассажирское место, машина рванула с места, визжа сиреной.

– Знаешь, что произошло? – встревоженно спросила я подругу.

– Нет, – мотнула она головой и закусила губу.

Ей нравились такие внезапные вызовы, они давали возможность лихо и безнаказанно гонять на авто.

Летнее солнце уже почти завершило своё дневное шествие, и ближе к вечеру уже чувствовалась прохлада. Середина лета, но чувствуется, что скоро осень. Я, прищурившись, кинула взгляд на возвышающееся впереди двухэтажное здание из бетона и стали, которое раньше служило городской мэрией, а сейчас стало штабом. Массивные колонны украшали крыльцо, окна поблёскивали в лучах закатного солнца. А на крыше города развевался серо-синий флаг Великославии.

Я быстро вышла из машины и двинулась к задним дверям, чтобы достать носилки и сумку со всем необходимым для первой помощи. Меня догнала Анна, забрала носилки себе, а мне вручила сумку.

Вдвоём мы быстро поднялись по ступеням. Караульный отдал нам честь, отворяя входные двери и докладывая о нашем прибытии командиру по рации.

– Второй этаж, кабинет подполковника! – сообщил он.

Не сбавляя темп, мы прошли по светлому коридору с красивой лепниной по стенам в стиле неоклассицизма. Встречные солдаты тут же замолкали и провожали нас взглядом. Чувствовалось напряжение от того, что они хранили молчание и ждали, пока мы пройдём мимо.

У дверей подполковника нас уже встречали двое рядовых. Даже не пришлось останавливаться – нас сразу впустили внутрь.

– Подполковник Строд, скорая прибыла! – доложил один из них и отступил в сторону, пропуская нас.

Но офицер выкинул вперёд руку, давая понять, чтобы мы остановились. Рядовой отдал честь и вышел, тихо закрыв за собой дверь. В комнате, кроме нас с Анной, остались два офицера и один сержант, который стоял позади пленника.

Внезапное удивление заставило нас застыть, глядя на открывшуюся картину. Суровый подполковник вызвал нас не для оказания помощи обычному солдату. Два командира вели допрос пленного комитаджа, которому явно требовалось медицинское вмешательство, и как можно скорее. Однако нам ничего не оставалось, как молча ждать, когда дадут возможность выполнить свою работу.

Подполковник Строд и майор разведки Аллер внешне как две яркие противоположности: низкорослый – и высокий; облысевший – и обладатель рыжей копны волос; хмурый, с нависающими густыми бровями – и наоборот, с выпученными глазами и недовольно поджатыми губами. Их воинские звания высокие и уважаемые, так почему же они лично вели допрос? Да ещё и в кабинете?

Раздумывая над возникшей непонятной ситуацией, я держалась в стороне и без особого интереса разглядывала комнату, в которой оказалась впервые. Бывший кабинет мэра города, довольно просторный, с высокими потолками и тремя огромными окнами, в которые лился ещё не померкнувший свет уходящего дня. За спиной пленника стоял штатив с включённой камерой. Его не только пытали, но и вели запись этого процесса.

За широким столом восседал подполковник Строд, напротив комитаджа стоял Аллер, который явно курировал процесс допроса. Он бросил на меня недовольный взгляд из-под широких бровей. Его плохое настроение было никак не связано с моим появлением, ибо такое расположение духа – его постоянное состояние. Я хорошо знала майора. Он часто гостил в нашем доме, а теперь в его подчинении оказался мой брат Клаус.

Майор сцепил руки перед собой и снова посмотрел на человека, который мог подарить нам победу, и не в одном сражении. Если, конечно, им повезёт вытянуть из него те самые важные сведения.

Я никогда не видела представителя вражеской армии с такого расстояния и не смогла унять свой интерес.

Пленный офицер оказался очень высоким. На него снизу вверх смотрел даже майор Аллер, хотя он довольно долговязый. Голова кайзеровца с взъерошенными чёрными волосами была горделиво приподнята, окровавленный мундир и наполовину расстёгнутая чёрная рубашка облегали его широкую грудь и плечи. Особенный узор из золотых нитей в виде раскинувшихся листьев папоротника украшал воротник-стойку и тянулся от ключиц на спину, сужаясь в центре. Это значило, что он удостоился одного из высших званий на службе в Чёрной Армии.

Разбитое лицо офицера опухло, а сине-фиолетовые пятна ссадин расплылись почти на каждом миллиметре его кожи. Но комитадж высокомерно сцепил руки за спиной, всем своим видом показывая, что он не просто солдат, а офицер высшего ранга, несмотря на довольно молодой возраст. Чернорубашечник держался с достоинством. Казалось, его забавляла вся эта ситуация. Лишь кровавая лужица у его ног говорила об обратном.

– Ну и чего ты лыбишься, гад?! – прорычал Строд и поднялся.

– Это так дословно не переводится, подполковник, – замялся сержант и развёл руками.

– Так переведи хотя бы приблизительно! – разозлился Аллер и стукнул ладонью по столу.

Я скривилась, когда услышала жалкие попытки солдата выполнить приказ. На фламандский я бы перевела эту фразу по-другому. Но сейчас не самое лучшее время хвастать знаниями иностранных языков. К тому же с чего они решили, что ему требуется переводчик? В новом мире языковой барьер перестал существовать. Переселенцы учили и учились сами. Онлайн-курсы по изучению языка через общение с носителем утратили популярность и перешли в общение в офлайне. Поэтому большинство свободно владели языками: от английского до китайского.

– На колени, упырь! – брызнул слюной подполковник, останавливаясь напротив комитаджа.

Снова прозвучал корявый перевод, и пленник усмехнулся, показывая зубы в кровавых разводах.

– Хоть вы и похожи больше на неприглядную даму, чем на офицера, я всё же на колени перед вами не встану. Как ни просите.

Мне захотелось неуместно улыбнуться над ответом пленного.

– Что он сказал?! Переводите, мать вашу! – заорал Строд.

Сержант нехотя перевёл фразу, и подполковник покраснел от злости. Наверное, они давно уже так пытаются побороть беспечное настроение пленника и выведать важные сведения. К тому же ему, в отличие от подполковника, переводчик явно не требовался. Комитадж реагировал саркастичной улыбкой до того, как звучал жалкий перевод на фламандский.

– Ах ты, кайзеровская морда! – завизжал Аллер от злости.

Он размахнулся и ударил комитаджа-остряка в живот, а когда тот согнулся, то получил второй сильный удар по спине. Пленник упал на колени в лужу собственной крови и закашлялся.

– Должен признать, избиваете вы лучше, чем воюете, славенцы! – прохрипел комитадж и, сплюнув кровь, зашёлся сдавленным от боли смехом.

Зачем же они вызвали нас, а не привезли его самого в госпиталь? Я кашлянула, как бы напоминая о себе. Все, кроме чернорубашечника, как по команде посмотрели на меня.

– Вот и наш врач! – проскрежетал подполковник, явно недовольный, что его прервали. – Осмотрите его, да побыстрее! Нам нужно, чтобы он как можно дольше прожил и рассказал всё, что знает.

Мне захотелось сказать, что все эти побои усложняют задачу, ради которой нас сюда призвали. Но я сдержалась. Я перевела взгляд на комитаджа, который теперь пошатывался, будто терял сознание.

– Вы хотите, чтобы я оказала ему помощь здесь?

– Это проблема? – фыркнул Аллер.

Этот человек не воспринимает серьёзно другие задачи и профессии, кроме собственной. Уважения от него не дождётся никто, кроме главнокомандующего и тех, кто выше его по рангу.

– Нет, – неприязнь к нему сквозила в моём голосе. – Это препятствие, которое лишит его жизни. Мы заберём его в госпиталь.

– Ещё чего!.. – начал было майор.

– Ваш важный пленник истекает кровью из-за колотой раны. Вдобавок вы только что сломали ему минимум два ребра, и я очень надеюсь, что одна из костей не задела лёгкое. Если мы будем и дальше доказывать друг другу собственную важность, то живой информатор превратится в мёртвого комитаджа!

Будто в доказательство моих слов, пленный офицер рухнул на пол, всё-таки потеряв сознание.

Глава 6
Особый пациент

Главный врач военного госпиталя и мой наставник Марта Флеген уже ждала нашего прибытия в операционной. Ей немного за сорок, но выглядела она гораздо моложе. Мужская стрижка на тёмно-русых волосах и худощавое телосложение делали её похожей скорее на юношу, нежели на опытного врача, который посвятил всю свою жизнь выбранной профессии. Её срочно вызвали на службу, чтобы не доверять жизнь важного пациента молодому специалисту, то есть мне.

В просторной комнате под ярким искусственным светом лежал без сознания окровавленный комитадж. Не сговариваясь, я и доктор Флеген подключали к нему аппарат, чтобы облегчить и стабилизировать его состояние.

– Паренхиматозное кровотечение. Класс три. Проявляется гипотензия, – докладывала я.

– Пульс?

– Сто тридцать!

– Артериальное давление?

– Шестьдесят!

Быстрые вопросы требовали таких же ответов. Нам ассистировали Анна и медбрат Антоний.

– Кровопотеря превышает тридцать пять процентов! Устраняем гиповолемию, нужно улучшить микроциркуляцию! – проговаривала Флеген. – Анна! Что с анализом?

– Вторая, положительная! – быстро отреагировала та.

– Подключаем систему для переливания! Крови недостаточно, добавляем плазму, – скомандовала Флеген. – Вивьен, останавливаем кровотечение!

– Подполковник сказал, чтобы мы не использовали анестезию, – промямлил Антоний.

– Да? – сосредоточенно ощупывая рёбра пленного, уточнила Флеген. – Я ему тоже подброшу парочку советов во время боя.

Анна не удержалась и прыснула от смеха, подключая систему с плазмой.

– Так анестезию готовить или нет? – вопросительно поднял брови Антоний.

Я бросила на него красноречивый взгляд:

– Готовь, конечно. Мы лечим, а не пытаем.

– В точку, доктор Мессарош! – заметила Флеген.

Антоний хмыкнул и надел маску искусственной вентиляции лёгких на разбитое месиво вместо лица офицера.

Я принялась за работу. Ножевое ранение под левым нижним ребром оказалось особенно тяжёлым.

– Органы целы, но кровотечение продолжается, – докладывала я.

Глубокая и неустанно кровоточащая рана. Ещё бы несколько минут – и его не спасти. Рваные края кожи опасно воспалились.

– Нужно вводить антибиотик! – сказала я. – Рана инфицирована.

– Запасы на исходе. Хватит только на два дня! – доложил Антоний.

– Чёрт! – вспылила Флеген. – Я попробую достать его раньше!

На смуглой коже чернорубашечника виднелись давно зажившие шрамы разных форм и размеров, как будто его часто истязали и до этого дня.

– Они совсем спятили! – охнула Флеген.

Я отвлеклась от процесса и бросила на неё взгляд. Марта прослушивала его лёгкие стетоскопом и показала на левую часть груди. Там устрашающе зиял особенный шрам в виде грифона, готового к атаке, – символ агрессивного и воинствующего движения, которое возглавляет Чёрный Якоб.

– Припухшая и бугристая кожа… – бормотала Флеген. – Она совсем недавно восстановилась. Этого солдата заклеймили совсем недавно. Чёртовы мазохисты! Татуировки им уже мало!

Подавив новый приступ отвращения, я вернулась к ране, мимоходом замечая новые синяки и ссадины, что темнели на груди и животе. Их было очень много. Его явно неустанно били, пока везли сюда. Но, судя по состоянию кожи, он уже знал, что такое боль.

– Сломана кость седьмого ребра, – диктовала Флеген видеокамере на потолке, продолжая обследовать пациента. – И восьмого. Лёгкие не задеты.

Они причиняли ему сильные муки, но он так гордо возвышался над теми, кто его пленил…

– Так, состояние стабильное, – через сорок минут заключила Флеген.

Она отступила от постели комитаджа и сняла маску.

– Мне нужно отчитаться в штабе. Действуем под грифом «Секретно». Это очень важно, слышите? Если растреплете кому-либо, вас отправят под трибунал. Я не преувеличиваю.

Мы все дружно закивали.

– Оставляю его на тебя, Мессарош.

Марта сжала моё плечо. Мы встретились взглядами.

– Этот офицер очень важен! Не отходи от него. Но будь осторожна.

– Да, я поняла.

Флеген отпустила меня и, снимая перчатки, обратилась к своим ассистентам:

– Антоний, пробегись по палатам, потом расскажешь мне обстановку. На тебе все остальные пациенты.

– Да, доктор Флеген! – кивнул тот и вышел.

– Анна, обработай ссадины на лице комитаджа. От Вивьен не отходи. Ты сегодня с ней дежуришь.

– Принято, доктор Флеген!

Марта покинула операционную.

В комнате звучал лишь индивидуальный монитор контроля гемодинамики. Он отмерял пульс комитаджа, его артериальное давление, температуру тела и насыщение крови кислородом.

Мы с подругой переглянулись. За масками лиц не видно, но я заметила, что она мне улыбнулась.

– Нос не сломан, только рассечение глубокое, – приступила я к работе. – Швы не требуются.

– Похоже, что он красавчик! – заметила любвеобильная Анна. – И кого-то мне напоминает.

Я привычно слушала её голос и занималась делом.

– Из-за него столько шороху наделали! Никто не видел, как его привезли. Такая тайна! Все молчат и шарахаются в стороны, стоит спросить о нём.

– Лучше не спрашивай! – предостерегла я и многозначительно кивнула в сторону камеры видеонаблюдения.

– Ты заметила, что с него сорвали погоны и все ранговые отличия?

– Нет, – бросила я. – Нужна ещё плазма.

Медсестра шмыгнула к шкафчику с медикаментами. Слова немного с опозданием добрались до моего понимания, пробившись сквозь дебри врачебных задач.

Я на мгновение посмотрела на лицо пленника. Анна умыла его и обработала множество ссадин, которые временно искажали черты его смуглого лица. На этот раз подруга оказалась права. Он действительно кого-то напоминал.

Чёрные растрёпанные волосы молодого офицера падали на лоб, что придавало ему мальчишеский вид. Густая чёрная щетина уже почти стала бородой, значит, он не брился несколько дней. Но ему не больше тридцати. Наверное, он талантлив или просто удачлив, раз им так заинтересованы. Хотя о какой удаче может быть речь, когда ему грозят долгосрочный плен и пытки? А судя по его явному настрою на долгое и упрямое молчание, от боли он и умрёт.

– И почему среди наших ребят нет никого, кто мог бы хоть чуточку походить на такого мужчину? – сокрушалась тем временем Анна и трепетно поправила его растрёпанные волосы.

Она уже явно нарисовала ему все возможные достоинства и лишила недостатков.

– Как можно меньше таких речей! – недовольно приструнила я разгульный девичий нрав и взглядом напомнила о пакете плазмы в её руке. – Лучше займись делом!

Я сделала последний шов и тщательно осмотрела ровный рядок стежков, который скоро станет новым шрамом на теле этого человека. Анна всё ещё тоскливо вздыхала над комитаджем, разматывая марлевый бинт.

– Давай отвезём его в ту палату, что в конце коридора. Мы только вчера её оборудовали, и ещё: она одиночная, – предложила я.

– А если?.. – засомневалась Анна.

– А если кто-то будет против, мы позовём Флеген. Она поддержит нас и не разрешит допрашивать пациента в ближайшее время. Им вроде он мёртвым не нужен.

– Поняла, – кивнула подруга и закусила губу, бросив напоследок влюблённый взгляд на пленного офицера.

– Неугомонная. – Я сокрушённо покачала головой и первая толкнула каталку с подключённой аппаратурой к выходу из операционной.

* * *

Полночь. Я шла по пустынному коридору с приглушённым на ночь освещением. Ноги в мягких закрытых тапочках не издавали ни звука, если не считать лёгкого шороха.

Я несла два стакана воды: один для меня, другой для комитаджа. Я подошла к его палате, у которой, прислонившись спиной к стене, на табуретке дремал рядовой. Он слишком поздно распознал мои шаги и быстро вскочил на ноги. Я была приставлена к пленнику на эти сутки, поэтому он молча отдал честь и открыл дверь.

Неизвестный офицер всё ещё не пришёл в себя после анестезии. Палату освещал только свет индивидуального монитора, поэтому виднелась лишь больничная койка на колёсиках и пациент, лежащий на ней.

Приблизившись, я поставила на тумбочку стаканы, надела маску и внимательно изучила экран, по которому бегали показатели его состояния. Потом осторожно откинула простыню и ещё раз ощупала его рёбра, чтобы точно убедиться, не проглядела ли другие переломы.

Как же много у него шрамов! Наверное, не пропускал ни одного сражения, поэтому и дослужился до офицерского чина так быстро.

Я проверила систему, которая медленно вливала недостающую кровь. Кровотечение остановилось, рана выглядела вполне приемлемой для этой стадии.

Пленник тихо застонал и повернул голову. Я склонилась над ним, ожидая, когда он откроет глаза.

Веки с веером тёмных ресниц дрогнули и открылись. Ох, какого же жуткого чёрного цвета у него глаза! Будто зрачки слились с оболочкой. Скорее всего, это из-за скудного освещения. Но они будто прорезают тьму.

– Пить… – прохрипел он.

Это уже хорошо.

Я взяла стакан с водой, который стоял на тумбочке. Осторожно просунула пальцы под его голову и приподняла, давая попить воды. Черноглазый пленник сделал два больших глотка и поморщился. Эти слабые движения причиняли ему страдания даже сквозь обезболивающее.

– Отдыхайте, – сказала я на чистом фламандском и помогла ему вернуть голову обратно на подушку. – Я буду рядом с вами.

Тёмный взгляд обшарил палату и сосредоточился на моём лице, которое наполовину скрывала белая медицинская повязка.

– Глаза… красивые… – слабо проговорил он на фламандском и снова отключился.

Я молча кивнула и направилась к небольшому диванчику у стены. Здесь я и проведу остаток ночи. Так будет спокойнее.

* * *

В это же время.

Союз Азиатских Государств, город Юон

Ароматный чай улун кружил крупными листьями в чайнике из исинской глины, когда хранитель традиции и здешнего мира Авин Баар разливал его по чашкам.

Это была давняя традиция, передаваемая из поколения в поколение, из семьи в семью. Правитель соблюдал её с детства, но с каждым новым седым волосом трепетность и тщательность переходили на новый уровень.

Какой бы день не был, какие бы удачи или неудачи не пришли в этот час, чашка чая способна залечить душевные раны и привести к новому и мудрому решению. Этому его учил отец. Этому он учит своих детей и внуков. Даже сейчас, когда он завершил тяжёлый телефонный разговор с добрым другом, который в один заветный миг стал далёким и отчуждённым. Делая глоток горячего улуна, Авин Баар всё проматывал в памяти слова, которые способны разорвать не одну дружескую связь.

Взгляд серо-карих глаз старика устремился вдаль, к горному хребту, который уже прятал солнце уходящего дня. Тихо и спокойно. Этот загородный дом Авин особенно любил. Только здесь все заботы и хлопоты становились бренными, пустыми.

Сидя в бамбуковом кресле на открытой террасе с видом на лес и горы, президент Союза Азиатских Государств поднял глаза к флагу, который яростно трепал летний ветер.

Жёлтый дракон на красном полотне ярко выделялся среди зелени сада, возвышаясь на специально установленном железном столбе.

Баар ненавидел чёрный цвет. Из века в век для его народа он олицетворяет удивительно широкий спектр негативных значений: зло, болезни, повреждения, криминал, жадность и, конечно же, смерть.

Сердце Авина сжалось. Он представил, как его народ ведут на казнь, как сдирают красно-жёлтые знамёна и облачают города в цвет тьмы. Руки задрожали, и он благоразумно решил поставить чашку обратно на стол.

Ему пришлось отказать в помощи давнему союзнику. Отказать в поддержке. Он сделал это ради мира на своей земле. Ибо он ещё не готов. Время новой войны ещё не пришло.