Текст книги "Просто вспомни обо мне…"

Глава 2

– Небо теплое…

– Что? Что?

Даша часто моргала спросонья, пытаясь сообразить, чей голос разбудил ее. За целую ночь блуждания между мгновенно улетевшими назад снами она успела забыть, что «усыновила» чужого человека. Данил стоял у окна, спиной к ней, и его большое тело казалось меньше от того, что прямые лучи солнца сжигали его контуры. Услышав Дашин голос, он оглянулся через плечо, и его губы радостно дрогнули.

– Небо теплое, – повторил он, наслаждаясь привкусом весны, скрытым в этих простых словах.

Не стесняясь его, Даша выбралась из постели и в одной короткой сорочке подошла к окну. Взглянув на градусник, так и ахнула:

– Ничего себе – теплое. Минус тридцать пять!

Словно не понимая этого, Данил смотрел на нее и улыбался. Даше внезапно стало жаль лишать его столь невинной иллюзии. «А может, оно и вправду теплое, – с сомнением подумала она. – Кто его трогал?»

– Как ты спал? – заботливо спросила она, оглядывая разбросанную по полу постель. – Очень жестко?

– Нет, – поблескивая глазами, заверил Данил. – Я так хорошо спал! Я летал во сне. Немножко страшно было.

«Совсем дурачок», – подумала Даша с сожалением и зачем-то потрогала его лоб.

– У меня сегодня только вечерняя съемка, весь день буду с вами, – сообщила она и внимательно вгляделась в его счастливые глазища: понял ли?

– Мы поиграем в карты? – оживился Данил.

Она хмыкнула:

– В «дурачка», да?

Ее усмешка отразилась на его лице такой радостью, что Даше стало не по себе: «Ксюшу только похоронили, а он знай себе – цветет!»

– Там, на небе, не надо дышать, – вдруг сказал Данил, переведя взгляд за окно.

– Да ну? Ты там был, что ли?

– У тебя память, как у старушки, – упрекнул он. – Я же только что рассказал тебе, как летал.

– Так то во сне!

Он упрямо сдвинул посветлевшие с годами брови:

– Ну и что? Какая разница – спишь ты или нет?

– Я всегда считала, что есть разница, – пробормотала Даша, с удивлением обнаружив, что больше не сердится.

– Нет… Всё так же чувствуешь.

– А почему там не надо дышать?

– Там столько воздуха! Он сам в тебя накачивается, как в шарик.

Даша придирчиво поправила:

– Шарик надувают углекислым газом. Или гелием.

Его улыбка медленно съежилась, и Даша едва не шлепнула себя по губам, как поступала с сыном, когда тот говорил гадости.

«Вот бестолочь! – с раздражением подумала она о себе. – Нашла с кем спорить! Да пусть говорит что хочет…»

– Ты мне совсем не веришь? – печально спросил Данил, скосив глаза на окно.

– Ну что ты, мой хороший! Конечно же, я верю. Просто мне немножечко странно это слышать. Я уже давно не летаю во сне.

– А что ты делаешь? – невинно поинтересовал– ся он.

Прыснув, Даша нечаянно прижалась лбом к его горячему плечу и отшатнулась. Данил посмотрел на нее и неуверенно растянул губы.

– Ты что?

«Я забыла, что ты – мужчина, – призналась она про себя. – А ведь ты выглядишь как мужчина, и держишься как мужчина, и пахнешь… Вот только рассуждаешь как ребенок».

– Сейчас мы с тобой позавтракаем, – не ответив, сказала Даша. – Пусть Сережка отоспится, у них в школе карантин. Да еще и морозы такие, что все равно младшие классы не учились бы. Он ведь еще в третьем… Ты, наверное, уже знаешь?

– Нет.

Данил опять отвернулся к окну, но на его лице больше не было отсвета весенней радости. Подобравшись сбоку, Даша заглянула ему в глаза:

– Я тебя чем-то расстроила?

– Он не хочет со мной разговаривать, – помолчав, произнес Данил. – Но ты не ругай его! Это ведь его дело. Он здесь жил, а я взялся откуда-то на его голову…

– Это он так сказал? Вот поросенок, – сердито пробормотала Даша. – Я не буду его ругать. Только и ты на него не обижайся. Он ведь просто маленький, глупый мальчишка.

Данил коротко взглянул на нее исподлобья и, опустив длинные ресницы, пообещал:

– Хорошо.

– Как ты относишься к яичнице? – деловито спросила она, собирая с пола одеяла. – Честно говоря, я не мастерица готовить…

– Хорошо отношусь, – серьезно ответил Данил.

Он поднял подушку и прижал к животу, не зная, куда положить. Глянув на него, Даша беззлобно фыркнула:

– Ты похож на Карлсона. Варенье любишь?

– Я сгущенку люблю, – простодушно поправил он и вдруг сказал как-то совсем не по-детски: – У тебя такие ноги красивые.

Выпрямившись, Даша выразительно потрясла головой:

– Что-что ты сказал?

Данил сразу смутился:

– Это нехорошо?

– Наоборот. Ну-ка, скажи, что еще у меня красивое?

– Пальцы, – ответил он.

«А мышление у меня, как у самки гиббона», – упрекнула себя Даша и, подняв руку, повертела ею перед глазами.

– На что они, по-твоему, похожи? – с интересом спросила она.

– На струи, – сказал Данил, удивив ее в очередной раз.

– Какие струи?

Он не менее удивленно пояснил:

– Когда бьет фонтан, бывают такие вот струи. Разве ты не видишь? С них как будто стекает музыка.

– Ох ты, как красиво! – восхитилась Даша. – Ты стихи не сочиняешь?

Данил смущенно засмеялся и отвел глаза:

– Нет. А при чем здесь стихи?

– В самом деле… – Она еще раз оглядела свои пальцы. – А я ведь занималась музыкой. Только не окончила школу. Я и художественной гимнастикой занималась. И немного – спортивной. Но у меня ни на что не хватало терпения. А может, таланта… Скорее всего, таланта. Вот только снимать прилично научилась, потому что мой отец… Наш с Ксюшей… был оператором на телевидении. Иногда он брал меня на съемки, а несколько раз даже пускал в студию во время прямого эфира. Знаешь, как интересно! Ну, а потом я институт окончила. Отделение: кино– фото.

Отвлекшись от воспоминаний, она с подозрением посмотрела на Данила. Он слушал очень внимательно, но это еще не значило, что он все понимал.

«А может, и понимает, – неуверенно подумала Даша. – С Сережкой же я всегда разговариваю на равных…»

Она шагнула к нему и взялась за подушку:

– Давай я уберу в кладовку.

Выпустив пухлые уголки, Данил вдруг обнял ее вместе с подушкой. Не испытав ничего, кроме удивления, Даша спросила:

– Что это ты собираешься сделать?

– Не знаю, – в его голосе не слышалось ни малейшего лукавства.

Даше тотчас припомнилась слышанная когда-то история о деревенском дурачке, обладавшем фантастической мужской силой.

«Обрадовалась! – пристыдила она себя. – Не с рождения же он был дурачком. Да и не дурачок он вовсе… Это у него шок. Такое проходит».

– Пусти меня, – спокойно попросила Даша. – Пойдем лучше яичницу пожарим.

Он охотно разжал руки, но Даша тотчас нагрузила его одеялами и повела к кладовке, спрятавшейся в углу коридора рядом с ванной. Открыв дверь в теплый полумрак, она наставительно проговорила:

– Будешь убирать постель сюда. Видишь полку? Давай складывай все.

– Они не влезают, – жалобно отозвался Данил из темноты.

– Потому что ты поперек положил…

Перехватив стопку, она оттеснила его и уложила все как надо. Он наблюдал поверх ее плеча, не сдвинувшись с места, и Даша внезапно ощутила, как от его близости по ее коже пробежала мелкая теплая волна.

«Пора повидаться с Федором как следует, – подумала она с неудовольствием. – Похоже, я уже на пределе…»

Эти свидания никогда не доставляли ей особой радости, но природа требовала своего, и к тому же Федор не был женат. Хотя в последние десять лет Даша и считала себя самостоятельной женщиной, забота о том, что у ее сына должен быть отец, неустанно подтачивала ее, как настырный жучок. Главным образом потому, что Даша не представляла, как прожила бы без своего отца. О матери она никогда не думала.

До ее представлений о настоящем отце Федор никак не дотягивал, и потому Даша всякий раз увиливала от свидания с ним, но наотрез не отказывала, ведь другого на примете не было. К тому же как раз он и руководил той фирмой «Досуг», где Даша работала. До сих пор Федор ни разу даже не намекал, что она – в его власти, но сама Даша постоянно помнила о том, что необременительный возлюбленный вполне может пустить ее по миру.

– От тебя пахнет яблоком, – тихо сказал Данил.

– Правда? Ну не знаю… Тебе нравится?

– Я люблю яблоки.

– Ладно, куплю, – вздохнула Даша. – Вам обоим нужны витамины.

Он обиженно напомнил:

– А шарики?

– Какие… Ах да, шарики… Хорошо, как-нибудь.

Ее вдруг осенило, и, схватив Данила за руку, она потащила его в комнату. На всякий случай, накинув длинный халат – желтый, украшенный прозрачными морскими травами бирюзового цвета, – Даша забралась на стул и вытащила из верхнего отделения шифоньера мешок с вязальными нитками.

– Смотри! – не скрывая ликования, воскликнула она и высыпала разноцветные клубки прямо на ковер.

У Данила восхищенно округлились глаза, а губы медленно приоткрылись. Не веря себе, он опустился на колени и огладил сразу все шерстяные шарики одним широким движением. Встретившись с его сияющим взглядом, Даша поежилась от сожаления, холодком пробежавшего по телу: «Как мало ему нужно для счастья… Может, так и должно быть? Я уже так не умею». Внезапно ей стало так жаль себя, – отягощенную бесконечными делами и заботами, – что она едва не расплакалась. Не пожалев красивого халата, подаренного Федором, она села рядом с Данилом, чувствуя, как ворсинки ковра покалывают через тонкий шелк.

– Это еще что, – мечтательно сказала она и сама увлеклась тем, что обещала. – Вот когда наступит весна, я поведу вас с Сережкой в лес. Это в двух шагах, мы не заблудимся! Я знаю места, где целое море подснежников и кандыков. А мать-и-мачеха там появляется раньше, чем где бы то ни было… Вот где много цвета! Ты все это увидишь и сможешь потрогать.

Данил слушал ее и тихо улыбался. «Он уже видит это! – догадалась Даша. – Вот счастливчик…»

– Пусть они полежат здесь, – сказала она о клубках. – А мы все-таки должны поесть.

С сожалением оглянувшись на свое пестрое богатство, Данил отправился за ней следом. На кухне Даше пришло в голову провести небольшой эксперимент, и она небрежно попросила:

– Включи газ, пожалуйста.

Не выказав никаких признаков замешательства, Данил чиркнул спичкой и зажег маленькое голубое пламя.

– Красивое, – сказал он, разглядывая нервные крохотные язычки, пляшущие в принудительном хороводе.

С удовлетворением испытателя Даша отметила, что механические операции он проделывает без затруднений. «Ну, не пропадет в случае чего…»

– Что хочешь: яичницу или омлет?

Данил оглянулся:

– Яичницу!

– Потому что она красивая?

– Да! – радостно отозвался он. – А как ты угадала?

Рискуя выронить яйца, Даша развела руками:

– Похоже, начинаю потихоньку понимать тебя.

– А я тебя, – серьезно заверил Данил.

Сдержав улыбку, она одобрила:

– Это хорошо. Так нам с тобой будет проще. А чем Ксеня кормила тебя по утрам?

Все его большое лицо так напряглось и сморщилось, что Даша испугалась: «Зачем я напомнила?!» Но оказалось, что это вовсе не боль проступила наружу.

– Ксеня? – переспросил он тоном, в котором были и недоумение, и желание держаться на том уровне понимания, о котором они только что говорили.

– Ты уже забыл ее, что ли?! – обиженно воскликнула Даша, готовая стукнуть что есть мочи по его беспомощной голове.

Но тут его глаза снова просияли.

– А, Ксеня, – успокоенно проговорил он. – Я думал, ты и есть – Ксеня.

– Черт возьми! Я – Даша. Я уже сто раз тебе говорила!

– Да, я помню, – невозмутимо заверил Данил и, по-хозяйски достав из ящика ножи и вилки, положил их возле тарелок.

«Мог бы и без ножа обойтись», – недовольно подумала Даша. Она терпеть не могла мыть посуду.

– Не так уж мы с Ксеней и похожи, чтобы нас путать, – проворчала она, аккуратно разбивая яйца.

– Совсем не похожи, – подтвердил Данил.

Забыв выбросить скорлупу, Даша с изумлением обернулась. Ее гость уже присел на низкий подоконник, упершись в него руками. Солнечный отсвет чистого неба оседал на его седых волосах зелеными пятнами.

«Он весь состоит из этих цветных шариков, – подумала Даша. – Совсем запутался в них… Разве можно упрекать его за это?»

– Садись, Даня, – она указала головой на табурет. – Только не ешь без меня! Я сейчас хлеб порежу.

Он ел с аппетитом здорового и влюбленного в жизнь существа. Украдкой наблюдая за ним, Даша заметила, как Данил несколько мгновений любуется каждым желтым кругляшком глазуньи прежде, чем целиком отправить его в рот. Когда в соседней комнате послышалась возня, Данил так и просиял:

– Сережка проснулся.

Но в ту же секунду безмятежная прозрачность утра с треском пошла по швам от глухого удара и пронзительного мальчишеского вопля:

– Скотина позорная!

Одновременно громыхнув табуретами, они бросились туда, столкнулись у выхода, и Даша в сердцах отпихнула Данила. Ворвавшись в комнату, она увидела, как Сережка, еще в пижаме, пытается забраться на шкаф, где, выгнув взъерошенную спину, шипит Рыжий. Его стоявший торчком хвост подрагивал чуткой антенной, настроенной на вражескую волну. По всему было видно, что сдаваться без боя Рыжий не собирается. Стянув сына вниз, Даша с силой прижала его извивающееся тельце:

– Ну-ка, успокойся!

– Да мама же! – вопил Сережка, выкручиваясь. – Этот гад, паразит чертов, опрокинул горшок с кактусом на мою приставку! Все землей засыпал.

– Прекрати ругаться, – она легонько шлепнула по его мокрым, ускользающим губам. – Сейчас я все уберу.

Но мальчик не желал успокаиваться. Метнув в Данила полный ненависти взгляд, он проорал:

– Какой козел тут клубков накидал? Рыжий разыг– рался и начал с ума сходить.

Не выпуская сына, Даша примиряюще проговорила:

– Это я – козел. Это я их тут оставила. Недодумалась, ты уж прости.

– Да?! А если внутрь земля попала? Ты же мне в жизни новую не купишь!

– Я все почищу, – негромко сказал Данил. – Вскрою и уберу всю землю.

– Как будто ты умеешь! – презрительно процедил Сережка, глядя перед собой.

Он с первой минуты стал говорить Данилу «ты», но получалось не доверительно, а пренебрежительно. Дашу это коробило, однако, глядя в наивные глаза этого взрослого человека, трудно было представить, что кто-то может обратиться к нему иначе.

– Я умею, – спокойно ответил Данил и, взяв с журнального столика газету, расстелил на полу возле окна. Осторожно приподняв аппаратик для игр, он ссыпал с нее землю и легонько потряс. Потом оглянулся на Дашу: – Где можно…

– Иди на кухню, я сейчас принесу инструменты. У отца их было полно…

Отыскав в кладовке знакомую коробочку с маленькими отвертками, пинцетами и прочим, Даша торжественно поставила ее перед Данилом. Не испытав ни малейшего замешательства, тот выбрал нужную отвертку и принялся уверенно откручивать блестящие шурупы.

«Ух ты, как ловко! – восхитилась Даша, наблюдая за ним. – Видно, он занимался этим тысячу раз».

– А ты не посмотришь потом наш плеер? – осторожно спросила она. – Что-то цвет иногда пропадает.

Не прекращая работы, Данил согласно кивнул:

– Посмотрю.

«Ничего себе! – подумала Даша, на цыпочках выходя из кухни. – Если он с этим справится, ему просто цены нет!»

Она смела всю землю обратно в горшок и, осмотрев корни несчастного кактуса, который и так не хотел расти, воткнула его туда же. Презрительный взгляд Рыжего покалывал макушку, но Даша все еще сердилась на кота, который, даже не будучи черным, ухитрялся то и дело вносить разлад в их жизнь.

– Для тебя я достала эти клубки, да? Паразит чертов, – повторила она слова сына, который умывался в ванной и не мог слышать.

Обернувшись, она убедилась, что кот пропустил слова мимо ушей; как поступал всякий раз, когда ему выговаривали за провинность. В такие минуты у него случались приступы чистоплотности, и Рыжий принимался вылизываться так тщательно, будто надеялся стать блондином.

– Паразит, – подтвердила Даша и с неохотой взялась за тряпку.

Протирая подоконник, она глянула в окно и жалобно воскликнула:

– Только не это!

У подъезда стояла черная «Волга» Федора. Он с язвительной усмешкой заявлял, будто ездит на этой машине, чтобы поддержать российский бизнес. Не слушая его, Даша мрачно думала: «Да плевать тебе на всех российских бизнесменов, кроме себя самого! Кому бы рассказывал…»

Пока она обреченно тащилась к входной двери, в мыслях, тесня друг друга, пробегали черные волны. Одна из них накатывала упреком, что Даша не удосужилась даже поставить Федора в известность, уехав на похороны. А другая поддразнивала: «Ну, объясни ему, объясни, что это за мужик сидит у тебя на кухне в спортивных трусах?» Зато третья обдавала холодным безразличием: «Да не все ли равно, что подумает о тебе это ничтожество? Не считаешь же ты, что он тебе верен? Смешно даже думать об этом!»

Даша на такое и не надеялась. Впрочем, ей и не хотелось на это надеяться.

– Привет, лапуня, – по обыкновению томно протянул Федор, когда она открыла дверь.

Он утверждал, что именно так говорят на Украине, откуда Федор был родом. Даша не могла этого оспорить, поскольку с детства не выезжала из Сибири, но была убеждена, что эта неестественная, неприятная манера – его собственная. Дашу от его скучающего голоса неизменно тянуло в сон, поэтому уложить ее в постель оказывалось проще простого.

– Ты не больна? – без интереса спросил он и, не дожидаясь приглашения, которого Даша могла и не сделать, прошел в комнату. – А то я тебя потерял. Вчера пришлось собственноручно снимать совершенно идиотский праздник в каком-то училище… Как у вас в Сибири их называют? Шараги? Настоящая шарага. Плечи до сих пор болят, между прочим! Так что придется тебе масси…

Федор вдруг замолчал на полуслове. Едва не повизгивая от восторга, Даша со злорадством наблюдала, как он, застыв с приоткрытым ртом, разглядывает Данила такими глазами, будто у того было по меньшей мере две головы.

– Это… что? – утратив манерность, спросил он заикаясь.

– Это не что, а кто, – сдержанно поправила Даша. – Познакомьтесь, пожалуйста.

Данил улыбнулся так радостно, словно только и ждал появления гостя.

– А я вычищаю землю, – гордо сообщил он.

Федор медленно перевел на Дашу взгляд, полный такого неподдельного изумления, что даже стало слегка его жаль.

– Что он сказал?

– Пойдем, я тебе все объясню, – она не удержалась от смеха, поглядев на сияющее лицо Данила.

«Я вычищаю землю, – повторила она про себя. – Это звучит внушительно…»

Выскочив из своей комнаты, Сережка вежливо сказал:

– Здрасте. Заменили стекло?

С первого же дня Федор запретил мальчику называть его «дядей», потому что сказки Успенского были у всех на слуху. Но обратиться к нему просто по имени Сережка до сих пор не решался.

– Пришлось, – понемногу приходя в себя, отозвался Федор. – Как там моя красавица? На месте?

Сережка отпрыгнул к окну и прижался к стеклу носом.

– Стоит. Вокруг ни души, – бодро отрапортовал он.

– Смотри-ка, что я тебе принес, – вспомнил Федор и запустил узкую ухоженную руку за пазуху.

– Во, класс! – завопил Сережка, выхватив маленького робота. – Он заводной, да?

– На батарейках, – рассеянно сказал Федор и, повернув мальчика, слегка его подтолкнул. – Ну иди, поиграй. Нам с твоей мамой нужно кое-что прояснить.

Хитро прищурившись, Сережка мотнул головой в сторону кухни:

– На счет этого? Да это так, дурачок один. Не берите в голову.

– Ну-ка, иди отсюда! – вскипела Даша. – Никогда не лезь не в свое дело!

Что-то пробурчав (ей ничуть не хотелось узнать – что именно), мальчик, прихватив нового робота, скрылся в своей комнате. Федор проводил его нетерпеливым взглядом, но в движении, которым он поправил свои мелкие черные кудри, были степенность и снисходительность.

– Итак? – вопросительно протянул он.

Даша уже приготовилась рассказать все, чего Федор не знал о последних днях, но вместо этого почему-то спросила:

– Что – итак?

Он сразу подобрался, и в вытянутом лице, носившем печать хронической усталости, проявился интерес. Такое выражение Даша наблюдала, лишь когда Федора настигал слух о возникновении очередной конкурирующей фирмы.

– Я полагал, что ты хочешь мне рассказать нечто занятное.

Даша согласно закивала:

– Я тоже так полагала. А теперь вот чувствую – не хочу, и все тут! Ничего не попишешь.

– Значит, вот как?

Расстегнув кожаный плащ на меху, Федор неторопливо прошелся по комнате, оглядывая все вокруг с таким удивлением, будто видел впервые.

Заметив на ковре перышко, он указал на него тонким узловатым пальцем:

– Вы так бурно провели эту ночь? Что делали? Подушками кидались?

– Не только, – уклончиво ответила Даша.

– А чем еще можно с ним заниматься? Он же дурачок. Даже твой сын…

– С каких это пор мой сын стал для тебя авторитетом? Может, с тобой тоже что-то произошло?

– А с тобой произошло? Где ты его подобрала?

Его узкие губы уже побледнели от гнева, но Даша наблюдала за ним с хладнокровием, удивлявшим ее саму.

– По наследству достался, – честно призналась она, зная, что как раз в это поверить невозможно.

Федор остановился, смерил ее взглядом и язвительно посоветовал:

– Пока не поздно, поменяй на кота в сапогах.

Не справившись с собой, Даша расхохоталась ему прямо в лицо и нахально ответила:

– Ну что ты! Он гораздо лучше кота.

– Даже проверять не буду, – угрюмо заверил Федор. – Я все-таки не понял: это всерьез? Да нет, не может быть…

– Почему это? – возмутилась она.

– Насколько я заметил, твой сын тоже не в восторге.

– А кто еще не в восторге? Я – в полном!

Теряя терпение, он повысил голос и перестал растягивать слова так, что каждое обвивалось вокруг шеи:

– Но этот парень… Он действительно слабоумный?

– Нет, он тебя разыграл, – с легкостью солгала Даша. – Чтоб ты драться не полез.

– Я? Драться?! Ты в своем уме? Я с пяти лет не дрался. А может, и до того…

«Нашел чем хвалиться!» – с раздражением подумала Даша, испытывая во всем теле то ощущение неловкости, которое возникает после порыва пыльного ветра. Ей не терпелось выставить Федора за дверь, сбросить подаренный им халат и прыгнуть под душ. Эта мысль так утянула ее, что Даша незаметно повела плечами, ловя невидимые упругие струи.

– А я все!

Она быстро обернулась на голос Данила и шагнула к нему так порывисто, будто собиралась нырнуть в незамутненную глубину его глаз.

– Может, вы все-таки позволите нам поговорить? – резко спросил Федор, полоснув его ожесточившимся взглядом. – Что за невоспитанность?

Перестав улыбаться, Данил прижал приставку к груди и молча скрылся в кухне. У Даши вырвалось:

– Зачем ты?! Не смей его обижать!

Она бросилась следом и нашла Данила на полу возле раковины. Он сидел, уткнувшись лбом в колени, а спасенная им приставка сиротливо жалась к его боку. С силой подняв его голову, Даша увидела, как подступающий плач оттягивает вниз уголки его рта.

– Мой хороший, – взмолилась она, торопливо поглаживая подрагивающие щеки, – только не плачь, слышишь? Он того не стоит! Я не дам тебя в обиду, ты мне веришь?

Справиться с трясущимися губами ему не удалось, и Данил только кивнул.

– Ну, вот и хорошо. – Она прижалась лицом к его колючей щеке. – Ты – умница, все сделал. Сейчас мы проводим этого… гостя… и проверим, как она работает.

– Я и плеер сделаю, – слегка успокоившись, пообещал он.

– Да конечно, сделаешь! Ты у меня такой молодец…

– Ты у меня? – раздался голос Федора, в котором опять зазвучали привычные интонации.

Он так резанул Даше слух, что ей захотелось демонстративно сунуть в ухо палец и как следует потрясти. Но она не выпустила судорожно сжавшихся рук Данила.

– Тебе лучше уйти, – холодно сказала она Федору и выразительно оглядела его, начиная с дорогих немецких сапог. – Мы потом встретимся и обсудим все… дела. Сейчас не время.

– Я вижу, – насмешливо отозвался он. – А мальчишка-то был прав…

– Ну и что с того? – напрямик спросила она.

Узкие кожаные плечи слегка передернулись:

– Да ничего. Твое право. Смешно просто.

– Вот и смейся на здоровье, – опять разозлившись, отрезала Даша. – Только подальше отсюда. «Волга» уже окоченела без тебя.

Она рассчитывала, что он обидится и уйдет, обругав ее напоследок, но Федор даже не двинулся с места. Заложив руки за спину и чуть покачиваясь на носках, он беззастенчиво разглядывал сжавшегося в углу Данила.

– В своем плаще ты похож на эсэсовца, – не выдержала Даша.

Не обратив внимания на ее слова, Федор серьезно спросил:

– А все-таки что с ним?

– Пережил нервное потрясение. – Она улыбнулась Данилу. – Но все будет хорошо, правда?

– Я починю плеер, – заискивающе проговорил он.

Федор издал торжествующий возглас:

– А так ты все же как-то его используешь?

– Прекрати говорить при нем всякие гадости. – Она мягко высвободилась из рук Данила и поднялась. – Я провожу тебя…

– Да я и не торопился, – пробурчал Федор, шагая к двери. – Все же кто он такой? Откуда он взялся?

Щелкнув замком, Даша придержала дверь и наспех проговорила:

– У меня сестра погибла. Я ездила ее хоронить. Она собиралась за него замуж, так что он мне вроде как родственник. Как видишь, он выжил.

– А почему ты мне не сказала? – с упреком спросил Федор и осторожно положил руку ей на плечо. – Я съездил бы с тобой. А то пропала, и все! Я уж не знал, что и думать…

– Я не успела предупредить, все произошло внезапно, – опять солгала Даша и чуть шире открыла дверь.

– И что ты будешь с ним делать? Его же лечить надо. Нельзя это так оставлять!

Его голос зазвучал сочувственно, и это было так непривычно, что Даше сразу стало не по себе. Изнывая от желания вытолкать Федора, она нехотя призналась:

– Вера советует то же самое. Наверное, надо… А может, сам отойдет?

– Почему ты меня выпроваживаешь? Объяснила бы все сразу, я по-другому бы с ним разговаривал.

«Ты по-другому не умеешь!» – огрызнулась Даша про себя.

– Что уж теперь, – сказала она. – Ты уже напугал его. Теперь он будет шарахаться от тебя.

– Я вообще-то надеялся увезти тебя куда-нибудь. – Он оскорбленно приподнял голову.

Быстро потеребив пальцем узкий, выступающий подбородок, Даша проворковала:

– В другой раз, ладно?

– Понятно, что в другой раз… Я надеюсь, беспокоиться мне не о чем? – с нажимом произнес Федор и нахмурил брови, что вышло у него совсем не грозно.

Даша пылко возмутилась:

– Да ты что?! Хорошего же ты обо мне мнения!

Эта финальная сцена до того рассмешила ее, что, едва закрыв за Федором дверь, она так и зашлась беззвучным хохотом. Цепляясь за стены, Даша добрела до кухни и в изнеможении опустилась на пол рядом с Данилом. Он посмотрел на нее с веселым удивлением и нерешительно улыбнулся.

– Привет. – Даша подтолкнула его плечом. – Ты кто?

– Я – вождь племени сахаптинов, – гордо ответил он.

– Почему именно сахаптинов?

Выразительно выпучив глаза, Данил подергал плечами:

– Таким родился.

– А я кто? Ой, у меня уже слезы текут!

Он усердно вытер ей глаза ладонью. Только сейчас Даша заметила, что вся кожа на его руках покрыта ссадинами, уже поджившими, но все еще слегка воспаленными.

«Наверное, он выбирался из-под завала и весь ободрался», – с состраданием подумала она и, не задумываясь, имеет ли на это право, погладила его руку.

– А кем ты хочешь быть? – серьезно спросил Данил. – Хочешь, будь моей невестой? Я принесу тебе подарок.

– Какая уж из меня невеста, – без сожаления отмахнулась Даша. – Мне бы уж сразу в жены.

Он тотчас согласился:

– Можно. Для этого ты должна принять мой подарок.

– И все?

– А что еще?

– Действительно, – пробормотала Даша, украдкой оглядев свой красивый халат, – зачем принимать подарок, если и речи нет о том, чтобы стать женой.

Она думала обо всем этом поздно вечером, когда, уложив всех спать, по привычке закрылась на кухне, чтобы в темноте послушать радио. Все звуки в ее любимой магнитоле, подаренной сестрой, были так чисты, словно тут же, за столом, сидел невидимый музыкант и под гитару нашептывал грустные песни. Тихонько щелкнув рычажком, Даша легла на руку и увидела между легкими занавесками маленькую звезду.

«Техас называют штатом «одинокой звезды», – вспомнилось ей. – Почему? О каких индейцах он говорил? Может, они как раз оттуда? Я никогда не читала про индейцев, только смотрела в детстве фильм про Чингачгука… Надо бы расспросить Данила, наверное, это занимательней новостей, которые я зачем-то слушаю каждый день. Что в них может быть интересного? Все одно и то же… И вообще, что интересного в этой взрослой жизни?»

Сестра опять настойчиво просилась в ее мысли. Ксеня никому не позволяла забывать о себе надолго, даже бывшему мужу звонила, как по графику, каждое воскресенье.

«Зачем? – удивлялась Даша. – Оставь ты его в покое! Ты же сама хотела, чтобы он ушел. Он и квартиру тебе оставил, и алименты платит, что тебе еще надо?»

У Ксении начинали злорадно посверкивать глаза: «А вдруг ему хорошо живется? Пусть помнит, что я существую!»

«Почему я думаю о плохом? – спохватилась Даша. – Разве так можно после похорон? Хотя… Почему это – плохое? Такой она была, и я ее любила. Она же не вождь, чтобы превозносить ее после смерти. Хотя теперь им тоже достается…»

И все же ей хотелось помнить только хорошее, ведь такого было много, а в голову лезли какие-то неприятные воспоминания, которые, казалось, давно забылись. Она вдруг увидела себя первоклассницей, с испачканными ладошками и двумя смешными «хвостиками», перетянутыми резинками от бигуди.

«Где отец взял эти резинки? – запоздало удивилась она. – Ведь в нашем доме никогда не появлялись женщины».

Их вечное неприсутствие тоже показалось странным – теперь, на расстоянии. А тогда они с сестрой и не представляли, что может быть иначе. Папа принадлежал только им.

«Бедный!» – Даша скривилась от раскаяния, но тут ее опять отвлекла проявившаяся сквозь время картинка, и она покрепче зажмурилась, чтобы лучше рассмотреть.

Ее слабые лопатки опять сдавила жесткая спинка стула: сестра привязывала ее, чтобы Даша не сутулилась. Сопротивляться не имело смысла, ведь Ксения всегда добивалась своего. Даше было больно и все время хотелось плакать, поэтому уроки она делала «тяп-ляп», как говорил отец, просматривая ее тетради, покрасневшие от троек.

«Все-таки это свинство! – с негодованием остановила себя Даша. – Совсем не время вспоминать такое… Хотя… Спина-то у меня прямая – дай бог каждому! Почему же я думаю об этом без благодарности?»

Тихим ответом, о котором Даша уже и сама догадалась, скрипнула кухонная дверь, и, просунув голову в щель, Данил шепотом пожаловался:

– Я не могу уснуть.

Даша выпрямилась и поманила его рукой:

– Иди, посиди со мной.

Он тщательно притворил дверь:

– Сережку не разбудить бы.

– Не бойся, у него крепкий сон. Иди же сюда… Ты любишь музыку?

– Да, – не сразу ответил Данил и, придвинув табурет, сел совсем близко. – Ты и вчера тут сидела и слушала эту магнитолу, и сегодня… Почему?

Неловко усмехнувшись, Даша совсем тихо призналась:

– Она поет мне о любви. Только она одна и поет. – И, вспомнив его обещание, спросила: – Ты еще не приготовил мне подарок?

– Нет, – с сожалением сказал он. – Я не успел. Зато плеер починил.

– Где ты этому научился?

– Не знаю. А этому учатся?

Даша в замешательстве раскрыла рот, потом посмотрела на Данила повнимательнее и с сомнением произнесла: