Текст книги "Как в кино"

– Я вижу!

«Я веду себя как идиотка! – Лиза потерла лоб, пытаясь привести себя в чувство. – Хотела успокоить его, а только злю…»

Отступив, она позволила брату остаться почти наедине с тем загадочным, что вместе с этой незнакомкой вошло в их жизнь. Он жадно вглядывался в ее лицо, будто мог считать разгадку. Лиза прищурилась: насколько позволяла рассмотреть запись, у девушки правильные и мелкие черты лица: маленький нос, небольшой рот, губы, кажется, не подкрашены – вот удивительно! Рассмотреть глаза не удавалось, веки все время были полуопущены, ведь она смотрела на Варю, а не в камеру.

Не делая никаких выводов, Лиза отметила, что эта девушка выглядит полным антиподом Вари, которая была высокой, темноволосой, и черты лица у нее были выразительными – большие глаза, пухлые губы, заметный нос, выступающие скулы.

– Можете сделать скрин и переслать мне? Вот номер. – Роман быстро написал цифры карандашом на квадратном листочке.

Антон подвинул листок к себе:

– Без проблем. Сейчас отправлю.

– Ты хочешь найти ее? – забеспокоилась Лиза. – Зачем? Она ведь ничего плохого не сделала!

– Я тоже не собираюсь делать ничего плохого. Но эта девушка вмешалась в нашу жизнь. Я хочу понять, с какой стати.

Она мягко сжала его локоть:

– Поговорим об этом дома, да?

Слегка запрокинув голову, Антон насмешливо взглянул на нее поверх узких очков, которые надевал за компьютером, становясь похожим на профессора:

– Я вам мешаю? Но ведь это вы вошли в мою жизнь… Совсем как эта девушка.

– Мы сейчас уйдем. Снимок я получил, спасибо.

Голос Романа прозвучал недружелюбно. Лизе показалось – чересчур холодно. Разве можно так разговаривать с человеком, потратившим на них добрых два часа? Как случалось часто, ее мысль отозвалась в голове брата, и он едва заметно поежился, сам почувствовал, как был несправедлив.

– Спасибо за помощь, Антон. – Воскресенский протянул руку.

И, как жеребенок, чуть скосил глаз на старшую сестру: все правильно делаю? Лиза улыбнулась, получилось – им обоим: поднимаясь, Антон тоже взглянул на нее. Сжал ладонь Романа:

– Чем мог… Если хотите, могу последить за могилой. Вдруг эта таинственная незнакомка снова объявится? Тогда позвоню вам.

– Было бы здорово!

– Или вам. – Он перевел взгляд на Лизу. – Оставите номер на всякий случай? Забейте мой.

Они оба под диктовку занесли его номер в телефонную книгу. Лиза хотела занести его как «Антона-соседа», но оказалось, что один такой уже имеется, живет через дом. Она исправила: «Антон-садовник» – и подумала, что теперь точно не забудет, кто это…

– Насчет ландшафтного дизайна потом созвонимся, – пообещала она на лестнице.

– Да ладно, – пробормотал Роман, сбегая вниз.

Антон сдержанно улыбнулся:

– Жду с нетерпением. Пару чудиков не желаете у себя поселить?

Воскресенский в замешательстве оглянулся:

– Каких еще чудиков?!

– Деревянных. Видели скульптуры во дворе?

– А… Емеля и компания? Не думаю, что они у нас приживутся. У вашего хозяина дом бревенчатый, с ним они гармонируют, а у нас кирпичный.

Лиза остановила брата:

– Погоди… Мы подумаем, Антон.

– Ну да, – спохватился Роман. – Подумаем.

– А хозяин когда возвращается? – спросила она, выходя за калитку.

С удивлением оглянувшись на дом, словно не сразу сообразил, о чем идет речь, Антон на миг прикрыл глаза, видимо, припоминая:

– Еще не скоро. После Нового года… Возможно.

– Ого! – воскликнула Лиза. – Вот это отпуск у него! Хорошо живет…

– Да я только рад, что его нет.

Рассмеявшись, Роман кивнул:

– Понимаю! Свобода дорогого стоит.

– Если ее расцениваешь именно как свободу…

Он взглянул на сестру с удивлением, сдвинул брови, но не произнес ни слова, только взял ее под руку. Кажется, Антон попытался спросить что-то, но Роман уже уводил ее с собой. Около машины она оглянулась, но калитка уже закрылась, и тогда ей стало ясно, что хотелось увидеть, как Антон стоит у ворот и смотрит им вслед. Ей вслед…

– Еще не хватало, – буркнул брат, опять поймав ее мысль. – Садовник! Ты еще сантехника в дом притащи. Вечно тебя на пролетариев тянет…

– С чего вдруг такой гонор? – Лиза высвободила руку. – Голубая кровь вскипела? Мы-то с тобой из какой нищеты только-только вылезли!

– Но вылезли же!

– Антон тоже, может, не бедствует. Ландшафтные дизайнеры сейчас нарасхват!

– Он всего лишь садовник, а не…

Она перебила:

– А почему мы вообще говорим о нем?! Я просто оглянулась.

– Именно с этого и начинаются проблемы, – проворчал Роман, открывая перед сестрой дверцу. – С первого взгляда.

* * *

Размытое изображение не позволяло толком разглядеть лицо и уж тем более прочесть ответ на те вопросы, которые не отпускали ни на минуту. Нет, Роман не хуже этих двоих понимал, что девушка не причинила зла ни Варе, ни ему самому, но это не помешало ему после обеда, когда сестра уединилась в кабинете, ускользнуть из дома.

Он знал себя: неразгаданная тайна не даст ему уснуть ни сегодня, ни еще тысячу ночей подряд, пока не отыщется наконец та маленькая девушка… Что таилось за ее визитом на кладбище? Может, она всего лишь курьер и просто выполнила заказ, доставив букет? Главный вопрос: от кого? Кем он приходился Варе?

За обедом Роман старательно делал вид, будто успокоился и не собирается устраивать поисковую операцию. Рассказал Лизе о разговоре с продюсером, и она поддержала его, как и ожидалось.

– Вот же глупость какая! – Сестра брезгливо поморщилась, узнав о предложении снимать ремейк. – Забудь о нем. Утром я начала новую заявку, кажется, интересная история может получиться. Скоро пришлю тебе почитать… А ты уж решай, кому ее показать!

Роман откликнулся в точности, как она того и ожидала:

– Что бы я без тебя делал?

– Положить еще салатика? – перевела она разговор, чтобы слегка снизить пафос.

Вот за что еще он любил сестру, помимо тысячи других причин, – Лиза никогда не ставила его в неловкое положение и в трудный момент первой спешила на помощь. Фразой, рукой, подхватывающей под локоть, вовремя протянутой салфеткой… Это все были мелкие действия, которым можно было бы и не придавать значения, если б из них не сплеталось полотно их жизни. Даже в самые отчаянные времена Роман не сомневался, что не пропадет, ведь с ним была Лиза.

В тех Вариных словах, почти последних, потом она впала в забытье, не было ни грана фальши…

И все же Роман не признался сестре, что хочет разыскать ту рыжеволосую девушку. Допускал: Лиза и сама уже догадалась. Но не сказал, куда идет. Даже машину не взял, чтобы она не услышала звука мотора… Бесшумно выскользнул из дома, как преступник, перебежал их небольшой участок до калитки, выскочил на улицу и, не сбавляя шага, добрался до КПП. Улыбчивая охранница Наташа, которая знала в лицо всех «собственников», как она их называла, выглянула из будки, приветливо покивала ему:

– Гулять? Погодка вроде ничего.

– Главное, дождя нет, – улыбнулся Роман на ходу, потом притормозил, достал телефон. – Наташа, а вы, случайно, не знаете эту девушку? Я не со всеми в поселке знаком… Может, она из наших?

Вглядевшись в снимок, она изогнула рот фиолетовой подковкой, покачала головой:

– Вроде нет. Лицо смазано…

– Есть такое.

– Но волосы такие я уж всяко запомнила бы! Не, не наша. Что сказать, если вдруг объявится?

– Вряд ли. – Роман сунул телефон в карман. – Но если нетрудно, позвоните мне, если увидите… Ей ничего не надо говорить, она не поймет, кто я такой. Потом сам объяснюсь.

Она разулыбалась:

– Маленькие тайны? Ну что ж, дело молодое. У кого их не было?

Не ответив, Роман тряхнул головой и торопливо пошел прочь, сжимая в карманах кулаки: «Не о том подумала… Решила, что я способен завести отношения?! Серьезно? Всего лишь через год после Вариной смерти…»

Какая-то часть его признавала: он и сам мог рассудить так же, если бы речь шла о других, малознакомых ему людях. Что противоестественного в продолжении жизни? Но себя Роман знал лучше, чем кого бы то ни было, и понимал: должны пройти если не десятки лет, то, по крайней мере, годы, чтобы чье-то лицо смогло заслонить Варино. Пока ему вообще не казалось возможным нечто подобное…

– «Ведь никто никогда не любил тебя так, как я!»

Под эту старую песню Алены Свиридовой, которую любила слушать его сестра, они с Варей танцевали-дурачились в тот первый день, когда Роман перевез ее вещи в их дом. И под нее же она умерла… Сама попросила включить. Роман нашел песню в своем телефоне, включил и положил его на прикроватную тумбочку, едва втиснув между шприцами и ампулами, а когда взглянул на Варю, то понял, что она уже смотрит из другого мира. Песня унесла ее? Или она унесла с собой песню, чтобы не забыть: «…никто никогда…»

«Мы все забываем, пересекая черту, – думал он с досадой, направляясь к поселковому магазинчику, где наделся застать кого-то из местных и показать снимок в телефоне. – Или память очищается не сразу? Если есть некий Высший суд, сперва надо получить сполна за все, что натворил на Земле… Значит, в этот момент мы еще должны помнить. Все, каждую деталь, ведь оправдать наше существование может какая-то мелочь, которой мы даже не придали значения. Как та луковка у Достоевского… Я хоть кому-нибудь дал такую вот луковку? Что я вообще сделал, чтобы моя жизнь чего-то стоила? Варю не спас. С матерью не общаюсь. Фильмы снимаю паршивые».

Как всегда, спасительной мелодией в голове прозвучало имя сестры, которая приходила на помощь каждый раз, когда ему становилось совсем худо. И стало стыдно за самого себя: зачем сбежал тайком? Могли бы пойти вместе… Это ведь Лиза вышла на след той девушки и добыла фотографию, она имела полное право участвовать в поисковой операции до конца.

– Куда там, – пробормотал Роман, преисполнившись негодования на себя самого, – тебя же ломать будет, если ты не станешь первым!

Однажды в пылу ссоры один артист, которого Роман решил вывести из проекта (тот каждый раз являлся на съемки подшофе!), бросил ему в лицо:

– Дешевка!

Это было словечко из восьмидесятых, не иначе, когда Воскресенского еще на свете не было, а этот актер проживал лихую юность, до сих пор не выветрившуюся из его мозга. И все же Роману не потребовалось толкование, он так и взвился, услышав:

– Что вы сказали?! На каком основании вы так меня называете?

– На том основании, – кривляясь, пропел артист, – что ты из тех молодых выскочек, которые готовы принести в жертву чужой талант, лишь бы все было по-ихнему.

– Нет такого слова «по-ихнему»! – Почему-то в первый момент этот ляп взбесил его больше остального, хотя главное оскорбление прозвучало вначале, и в следующий миг Роман уже понял это. – И я ничей талант не приношу в жертву. Свой вы сами успешно пропили! Именно поэтому вам нет места в нашем фильме. Если б мы с Константином Георгиевичем знали о вашем… о вашей слабости заранее, вы даже кастинг не прошли бы!

Нет, он вовсе не прикрылся именем продюсера, такова была объективная реальность. Но актер, имени которого Роман старался не вспоминать, сразу поутих, ведь Константин Гарипов считался одним из «серых кардиналов» современного российского кино. Если повздоришь с ним, считай, на карьере можно ставить крест. Лучше уйти без скандала, тогда есть шанс, что возьмут в следующий проект, когда он… будет чувствовать себя лучше.

Так и сложилось, и все же до сих пор Романа время от времени настигало шипящее, мерзкое: «Дешевка». И он опять начинал оправдываться перед собой, презирая себя за это просто неистово…

Уже завидев магазин, Роман остановился и позвонил сестре:

– Извини, я отправился на поиски той девицы без тебя. Хочешь присоединиться?

– Ты ушел? – Лизин голос прозвучал удивленно. – Я даже не слышала…

Он привычно соврал:

– Не хотел тебе мешать.

Но сам скривился:

– Нет, вру. Мне хотелось все сделать самому. Ухватить пальму первенства. А ведь она должна достаться тебе…

Донесся ее смех:

– Дурачок! Это что – гонка? Ралли какое-то? Конечно, это ты должен вести поиски, я просто помогла тебе чем смогла. И если ты избавишь меня от необходимости носиться в поисках этой милой цветочницы по всему Подмосковью, я буду только рада!

– Правда? – по-детски обрадовался он.

– Чистейшая. К ужину вернешься?

– Даю слово. Ты – чудо! – Роман чмокнул в трубку.

– Я знаю, – отозвалась Лиза и отбила звонок.

* * *

В крошечном магазинчике в одном зале продавались и пирожные, и рыба, и водка. Роман заходил сюда только раз и больше не смог побороть брезгливость: ему мерещилось, будто он сам пропахнет безголовой камбалой и от него начнут шарахаться прохожие. Обычно он закупал продукты по Лизиному списку в гипермаркете Королёва, с которым граничил их маленький поселок, и привозил домой тяжеленные пакеты, чтобы забыть о магазинах на пару недель.

Но сейчас Роман загнал себя в одноэтажную коробочку, на крыльце которой мирно спал сытый пес. Никто не гнал его, вопя об антисанитарии, ведь нравы тут царили вполне себе деревенские, а кто когда из сельчан брезговал соседством животных? Летом за магазином паслись чистые козы с милейшими козлятами, и у Лизы это вызывало такие приступы умиления, что Роман начинал тревожиться: как бы сестра не вздумала родить «для себя»! Ему-то ничуть не улыбалось нянчить племянников…

Возле унылых прилавков топтались мужики с испитыми лицами, старушки в платках, но одна неожиданно оказалась в шляпке и хорошем пальто. Роман невольно уставился на даму, точно она была инопланетянкой. Заметив ее взгляд, спохватился и вышел на крыльцо, чтобы перехватить покупателей уже здесь. Пес даже глаз не открыл, когда он прислонился к шатким перилам с ним рядом: много тут ходит всяких…

– Спи-спи, – на всякий случай произнес Роман и приготовил фотографию, чтобы долго не возиться в телефоне.

Ему уже виделись насупленные лица старух, норовящих проскочить мимо, и он сам, прыгающий перед ними:

– Взгляните, пожалуйста! Только взгляните!

Но первой из магазина вышла та самая пожилая женщина в черной шляпке, слева украшенной искусственной гроздью рябины, и отчего-то улыбнулась Роману.

– Добрый день, – откликнулся он. – Извините ради бога, вам не знакома эта девушка? Я подвозил ее вчера, она оставила зонтик у меня в машине. Хотелось бы вернуть.

Она смотрела на него, а не на экран. Маленькое личико черепахи Тортиллы с выступающим круглым подбородком и крошечным носом. Светло-карие глаза в красноватой рамочке век были умны – такую не обманешь.

– Разве вы подвезли девушку не к дому?

– Увы! Она вышла у кладбища.

– Тогда, возможно, живет эта барышня вовсе не здесь… На нашем кладбище похоронены жители многих окрестных сел и даже городов. Вам известно, что здесь могила Олега Лундстрема?

Роман кивнул. Летом они с Лизой даже положили к надгробию знаменитого джазмена полевые цветы. «Надеюсь, семья маэстро не ломала голову, как я, кто притащил этот букет?» – спохватился он с опозданием.

– Я предлагал подождать и отвезти ее домой, все же кладбище – довольно пустынное место… Но девушка заверила, что живет рядом и спокойно дойдет пешком. Вот я и оставил ее в покое.

Во взгляде пожилой дамы мелькнула хитринка:

– А теперь нашли повод отыскать?

Приняв смущенный вид – даже глаза опустил для убедительности! – Роман пробормотал:

– От вас ничего не скроешь.

– Вот уж правда, – отозвалась она самодовольно и чуть запрокинула голову, став еще больше похожей на черепаху, высунувшую шею из панциря. Как шляпка удержалась на затылке?

Роман выдержал паузу:

– Так вы знаете эту девушку?

Шляпа качнулась к нему, воспаленные глаза впились в фотографию:

– Вынуждена разочаровать вас. С этой барышней я незнакома. И не припомню, чтобы встречала ее…

– Жаль, – произнес Роман искренне. – Не смею вас задерживать, мадам! Благодарю.

Церемонно раскланявшись, он поймал удивленный взгляд дворняги, приподнявшей голову. Пес, видно, подумал: «Вот так надо кусок выпрашивать? Не знал…»

– Учись, парень, – сказал ему Роман, поглядывая на удаляющуюся шляпку. И продекламировал цветаевское:

 
Мне и доныне
Хочется грызть
Жаркой рябины
Горькую кисть.
 

Вздохнув, пес уронил на доски тяжелую голову и проворчал что-то неразборчивое.

– Согласен, – отозвался Роман. – Это совершенно невкусно. Если уж и грызть, то какой-нибудь здоровенный мосол…

За четверть часа он опросил всех, кто выходил из магазина, и новых покупателей, затем добрался до продавцов, но все одинаково качали головами: «Да где ж всех упомнишь!» Этот жест уже начал вызывать у Романа раздражение, загипсовать бы всем шеи, чтобы не крутили головами…

«Да что со мной? – Он попытался привести себя в чувство. – Люди-то чем виноваты? Сам придумал проблему на пустом месте, а теперь скалишь зубы».

Еще лет пять назад Воскресенский мог бы ругнуться не только про себя, и тем, кто попался ему на пути и не помог, не поздоровилось бы. Тогда Роман был нервным волком, пытающимся ворваться на равных в жизнь киностаи и выгрызть свое место под солнцем у чертовых «мажоров», которым посчастливилось появиться на свет от более успешных родителей. Только и всего, но порой он чувствовал, что ненавидит их за это… Наследников охотно принимали в проекты, о которых Роман не просто грезил, а точно знал, как это надо снять. Вот только его фамилия ни о чем не говорила продюсерам.

Даже сейчас, после двух полных метров и трех сериалов, Воскресенский все еще оставался начинающим. Не дебютантом – как раз это сулило плюшки! – а не очень стабильным новичком, с которым не каждый решится связываться.

«И ведь они правы. – Роман поморщился и от этой мысли, и от гнилостного запаха, доносившегося из-за старого зеленого забора, вдоль которого шел. – Могулов попытался сделать на меня ставку, а я отказался. А что, если никто больше ничего не предложит? Мне же было известно про их продюсерский «черный список», куда они заносят строптивых режиссеров и сценаристов… Может он сделать такую подлянку? Легко! И накроется мое блестящее будущее медным тазом».

Нет, он по-прежнему был убежден в своей правоте, но уже меньше готов был лезть на рожон, доказывая ее. Что на него нашло? Надо было прикрыться малодушными фразочками о том, что он не потянет столь грандиозный замысел, не дорос еще… Тогда оставалась надежда, что Могулов не раскусит хитрость, еще и похвалит за чистосердечность: парень не задирает нос! Найдет другого барашка на заклание, но и на Воскресенского не затаит зла.

Он даже скрипнул зубами: «Все же так просто! Вечно я силен задним умом…» Так говорила их прабабушка, к которой отец привозил их в гости, когда был жив. Ей повезло – она не узнала о смерти сына, ушла первой, встретила своего любимого мальчика на пороге другого мира, чтобы ему не так страшно было пересекать черту.

«А наша даже видеть нас не хочет, – подумал Роман с досадой. – На прошлой неделе позвонил, хотел забежать – отказалась».

Ответ матери прошелестел сухо:

– Не смогу принять тебя.

– Что значит – принять? – обиделся он. – Я что-нибудь куплю к чаю, готовить ради меня не надо.

– Не в этом дело. Я не готова.

– К чему? Увидеть сына?

Ее голос так и завибрировал раздражением:

– Я вас вырастила, так? Теперь оставьте меня в покое!

– Вот так? – растерялся Роман.

Она положила трубку.

Даже вспомнив этот разговор, он сжался и почувствовал себя слабым и маленьким до того, что не смог идти дальше. Опустился на узкую скамеечку (как раз под стать ему!), обхватил себя, точно пытаясь согреться. На оголившихся кустах, окружавших детскую площадку, покачивались одинокие листки, чудом не сбитые ночным дождем, грустно обвисла потерянная пустышка… Ухватившись за нее взглядом, Роман подумал с тоской: «Ведь она же любила меня, когда я был малышом? И Лизу любила… Почему мы перестали быть ее частичками? Как это вообще возможно?!»

– Подожди, солнышко, я протру, – донесся до него низкий прокуренный голос.

«Я уже сел на мокрое», – успел Роман подумать прежде, чем сообразил, что обращаются не к нему. Даже Лиза не называет его солнышком, ведь он же взрослый мужчина… По крайней мере, выглядит таковым.

Сбоку от него по направлению к качелям пробежал мальчишка лет пяти в красной курточке, а за ним следом торопливо прошмыгнула пожилая женщина, скорее не бабушка, а прабабушка ребенка, ей было никак не меньше семидесяти. На ходу выхватив из кармана платок, она вытерла деревянное сиденье и коснулась плеча внука:

– Забирайся.

Настороженно оглянулась на Романа: что одинокий молодой мужчина делает на детской площадке? Вытянутое лицо ее напоминало морду старой таксы, которая только кажется милой, но вовсе не так безобидна.

«С ума все посходили с этими педофилами», – вздохнул Воскресенский и поднялся. Издали произнес:

– Извините, я разыскиваю одну девушку, – покачал телефоном. – Посмотрите? Вдруг вы ее знаете… Она живет где-то здесь.

– Девушку? – переспросила старушка с облегчением и поправила круглые очки. – Ну покажите…

Он спокойно, чтобы не спугнуть, подошел к ней и протянул гаджет:

– Что скажете?

Качнув малыша, она вгляделась в изображение:

– Что ж так не четко-то! Ну-ка, ну-ка… Так это ж Ася, внучка моей приятельницы. Ну точно! Она самая.

– Ася? Редкое имя…

Выцветший взгляд устремился поверх очков:

– Неужели вы даже не знали, как ее зовут? Зачем же тогда разыскивали?

«Хороший вопрос, – подумал Роман, пряча телефон. – Зачем все это вообще?»

* * *

Дом старенький, родной Подмосковью – деревянный, с чуть завалившимся на бок мезонином, резными наличниками, уже потемневшими от времени. В окно заглядывает рябина, уже краснеющая вкраплениями ягод, на которые птицы пока не покушаются, приберегают до зимы. К углу дома жмется высокая сосна, светлеющая корой от близости неба. Узорчатые тени от ее широких лап скользят по крыше, по стене, их движение убаюкивает…

Роман отвел взгляд: не хватало только заснуть, поджидая Асю. Солнце уже садится, где ее носит? Сегодня будний день, вряд ли девчонка отправится в ночной клуб… Если она вообще ходит туда – судя по состоянию дома, деньгами они с бабушкой не избалованы. У случайной знакомой на детской площадке он не стал спрашивать, куда делись Асины родители, да и какое ему дело вообще? Сама по себе эта девушка интереса не представляет, но ей может быть известно о Варе нечто такое, чего не знает он. И вот это уже важно…

Он уже попробовал достучаться, но Асина бабушка не открыла. То ли побоялась, то ли не услышала… Калитка была закрыта чисто символически, зацеплена проволочным овалом, Роман скинул его и вошел во двор. Но, не дозвавшись хозяев, решил вернуться на улицу, чтобы соседи не вызвали полицию: после атак дронов на Подмосковье народ стал бдительным… Стоять у калитки тоже было как-то глупо, и он принялся прохаживаться, разглядывая забавные фигурки из чурбачков с ручками-ножками из веток: таксу, филина, пингвина.

Возле устроившейся на крошечной лавочке простодушной пары с синими кружками пластиковых глаз Воскресенский присел, чтобы рассмотреть их получше. Им всем было далеко до тех деревянных скульптур, которые создавал их новый знакомый – Антон, но эти понравились Роману больше: в них сохранилась природная естественность, которую он ценил. Именно поэтому ему было приятнее снимать возрастных актрис, не подцепивших вирус безумного увлечения пластикой, которым заразились даже студентки. Думать о том, что с их лицами станет лет через пятнадцать, никому из них не хотелось…

Его сестра принимала себя без воплей отчаяния и только отмахивалась:

– Ой, мне-то зачем эти уколы красоты? Операции? Воображение у меня от этого лучше не станет!

А это было для нее главным. Лиза работала с упоением и не страдала ленью: готова была переписать сценарий несколько раз, если сама была недовольна. По требованию продюсера с меньшим удовольствием, но они договорились принимать реальность таковой, какая она есть, и не страдать попусту. А мир таков: у кого деньги, тот и диктует правила. Можно плюнуть и выйти из игры, как сделал Роман утром, а если уж берешься за работу, принимай условия работодателя, каким абсурдом они тебе ни казались бы…

Внезапно сердце его екнуло: в конце улицы показалась фигурка девушки. Той самой, угадал Роман, еще не разглядев как следует. Носительница Вариной тайны направлялась к нему, болтая с кем-то по телефону. Могла пройти и не заметить, ведь Романа с деревянной парочкой прикрывал куст боярышника, еще не растерявший оранжевые ягоды… Нужно было подняться заранее, чтобы не напугать девушку, а он отчего-то замер, лихорадочно соображая, с чего начать разговор. Почему не подумал об этом раньше?! Все сегодня получалось черт-те как…

– В общем, охранник не пустил меня, – весело сообщила Ася кому-то, поравнявшись с ним, и прошла дальше. – А я-то размечталась на этом старом заводе…

Что она собиралась делать на заводе и на каком именно, Роман уже не расслышал. Вынырнув из-за куста, он смотрел ей вслед и собирался с духом, чтобы окликнуть, но замешкался, решая: позвать по имени или просто выкрикнуть безликое: «Девушка!» И пока он раздумывал, Ася успела свернуть к калитке, вошла во двор, на ходу погладила ладонью сосну, потопала на крыльце и скрылась в доме.

– Мо-ло-дец! – язвительно отчеканил Роман. – Ты просто мастер упускать шансы…

Конечно, ничего еще не было потеряно, можно выждать минут десять и снова постучать в Асину дверь, точно зная, что за ней есть человек. И он уже совсем было решился, как зазвонил телефон. Имя на экране отозвалось улыбкой.

– Привет, Боря! Нет, не занят.

Его однокашник по ВГИКу Борис Раскин, оказывается, теперь сам преподавал в одной из московских киношкол, по его словам, самой крутой. И в это верилось, ведь основал ее еще один из «серых кардиналов» кинобизнеса, человек, чье слово могло навсегда поставить крест на твоем будущем.

«Хорошо устроился!» – подумал Роман, но без обиды и злобы. Боря всегда ему нравился – застенчивый, интеллигентный юноша, кудрявый и в очочках, сам будто шагнувший с экрана. Правда, Воскресенский не смотрел ни одного его фильма и потому не дал бы руку на отсечение, что Раскин имеет право учить будущих режиссеров, но его наниматели, видно, знали, что делали…

– Выступить перед твоими студентами? – удивился Роман, услышав предложение, и мгновенно забыл об Асе и о том, зачем он здесь.

Уже по пути к дому он придирчиво выяснил, почему Боря приглашает именно его (напросился на комплименты!), и сразу почувствовал себя лучше. Хоть и воскликнул смущенно:

– Да что я – мэтр какой-то? Даже неловко…

– Я считаю, что ребятам полезно пообщаться с тем, кто сейчас задействован в кино, от этого больше пользы. Мы-то с тобой учились у тех, кто сам давал команду «Мотор!» лет тридцать назад. Толку от этих лекций было…

– Борь, да я не против, – заверил Роман, не замечая, что улыбается во весь рот.

Оказывается, ему позарез нужно было почувствовать это, хоть и весьма условное, признание. Едва удерживаясь от того, чтобы не фонтанировать восторгом, Воскресенский ускорил шаг, надеясь растерять по дороге избыток эмоций, мешавших сосредоточиться. Почти пробежал мимо магазинчика, даже не вспомнив, что делал здесь сегодня, и устремился к пожелтевшему листвяному тоннелю, ведущему к их «Лесному озеру» – поселку в поселке. Маленький обособленный современный космос внутри патриархальной подмосковной Вселенной, это было как раз то, чего просила его душа, только Роман не догадывался об этом. А обретя дом, ощутил такую внутреннюю гармонию, точно до сих пор бродяжничал по свету, пытаясь найти себя в мире и мир в себе. В первый же вечер глядя на закат из окна своей комнаты, он понял, что будет очень счастлив здесь.

И ошибся…

– Лиза! – ворвавшись в дом, крикнул он с порога. – Знаешь, от кого тебе привет? От Борьки Раскина. Помнишь?

Она уже сбегала по винтовой лестнице, как всегда придерживаясь за полированные перила:

– Конечно, помню. Такой милый еврейчик. Где ты его встретил?

– Он позвонил. – Роман скинул кроссовки и в одних носках прошел в столовую. – Кофейку?

– Сейчас сварю, – откликнулась Лиза, скользнув за ним следом.

Упав на диван, он с удовольствием пересказал сестре разговор с Борисом, стараясь завуалировать, какой прилив гордости вызвало это приглашение. Но Лиза не была бы Лизой, если б не уловила этого и не подчеркнула:

– Слушай, но это же безумно почетно! Такое приглашение… Учитывая, кто стоит у руля этой киношколы. Может, ты его там встретишь?

– Это вряд ли. Думаешь, он торчит в стенах школы?

– А вдруг случайно заглянет? Да в любом случае это так здорово! Ой, у меня даже руки затряслись.

– Не рассыпь кофе, – хмыкнул Роман.

Он был доволен тем, как правильно сестра восприняла эту новость. Другая могла бы только повести плечиком: «Подумаешь… Всего лишь встреча со студентами». Могла бы не понять, что не только в глазах этих талантливых ребят, но и в собственных Роман поднимался на новый уровень – туда, где царствовали маститые режиссеры, уже сказавшие своими работами нечто важное.

Не заметив того, он, попивая кофе, который Лиза варила отменно, принялся рассуждать:

– Я ведь не из тех, кто ноет, что российское кино умерло вместе с великими советскими режиссерами. И не склонен считать то, чем мы с тобой занимаемся, чистой коммерцией. Все-таки я смею надеяться, что это искусство… Ты же знаешь, что это слово произошло от старославянского слова «искоусъ»?

Она кивнула:

– Опыт.

– Вот именно. То есть те, кто пишет книги, снимает кино, ставит спектакли, делятся своим опытом. И если читатели или зрители испытывают потребность в нем, то возникают любовь и успех. Но я, опять же, не собираюсь уходить в артхаус, снимать чисто элитарное кино, смотря которое все только делают вид, что понимают, а тайком выбирают совсем другие фильмы. Все же искусство в целом должно быть обращено к душе человека, а не к его интеллекту. Впрочем, это вовсе не значит, что фильм должен быть слезливым и тупым… Это уже уровень, который не обсуждается!

Он еще долго говорил, охваченный давно забытым возбуждением, которое возникало, лишь когда Роман брался за новый проект. То, что его так взволновало приглашение провести, по сути, открытый урок, было бы необъяснимо, если б не предчувствие чего-то важного. В его жизнь должно было вот-вот войти нечто необыкновенное, своей интуиции Роман доверял. И то, что ему не удавалось угадать, какой именно сюрприз его ожидает, волновало еще больше.

«Вдруг я действительно встречу его? – то и дело замирал он. – Получу предложение, от которого не смогу отказаться… Хоть бы! Господи, пусть это сбудется!»

Ничего иного Роман и не желал.

* * *

– Тебе безумно идут костюмы, почему ты вечно одеваешься, как студент?

– Я и есть студент! Посмотри на меня.

– Твои легкомысленные кудряшки еще не делают тебя юным.

– А тебе не идет роль ворчливой старшей сестры. Отстань от меня! Костюм я не надену. Я же не на фестиваль еду!

– Какой смысл приглашать к студентам студента? Ты хочешь их разочаровать?