Текст книги "Маленький отель на Санторини"

Глава 11

Маленький отель на Санторини прекрасен. Солнце отражается от свежеоштукатуренных белых стен, так что слепит глаза. Я сбегаю от него в тень на террасу у номера – маленький круглый столик и два шезлонга ждут своих постояльцев, а дверь в номер распахнута настежь, приглашая войти.

Внутри номер белый-белый, как снежная пещера. Стены соперничают белизной с новенькой мебелью. Шкаф для одежды, тумбочка, кровать, туалетный столик – все белое, как наряд невесты. Только белое покрывало на кровати разбавляет синий узор по краю. В шкафу, который легко и беззвучно открывается, лежат новые подушки и одеяла, комплект отглаженного постельного белья. В маленькой ванной сияют новенькие краны, раковина и зеркала, на полке лежат белые полотенца. Я провожу по ним рукой – они мягкие и пахнут кондиционером с ароматом морского бриза. В такой комнате приятно провести отпуск, и, удовлетворенно оглядев номер, я перехожу в следующий – там точно такая же картина. Уют, порядок, чистота.

Когда я проверяю последний номер на нижнем уровне, слышу позади шаги, а обернувшись, вижу промелькнувшую светлую тень.

– Кто здесь? – Я выбегаю на террасу и успеваю заметить, как кто-то поднимается по каменной лестнице, опоясывающей здание отеля. Светлый силуэт почти сразу исчезает из виду, и я бегу за ним, чувствуя, как взволнованно колотится сердце.

На втором уровне никого. На всякий случай я заглядываю в каждый номер – они тоже отремонтированы, мебелированы и готовы к приему гостей, но пока в них пусто.

Над головой звучат легкие шаги – кто-то ходит на рецепции. Я со всех ног бегу туда и толкаю дверь с улицы внутрь.

– Тут кто-то есть? – После яркого солнца снаружи я щурюсь и ничего не могу различить в полумраке.

За стойкой никого, но дверь, ведущая на террасу, распахивается на ветру. Подойдя ближе, я замечаю женщину в белом, стоящую на краю террасы спиной ко мне. Она смотрит на море, и я не вижу ее лица. Но сразу узнаю по гордой осанке и волнистым темным волосам, подстриженным под каре.

– Бабушка! – радостно восклицаю я, выбегая на террасу.

Бабушка Афина поворачивается ко мне. Улыбка на ее лице такая теплая, что способна обогреть целый остров, а карие глаза сияют любовью.

– Добро пожаловать домой, девочка моя. Вот мы и встретились!

Она распахивает руки с белыми рукавами, словно крылья голубки, и я тороплюсь к ней, чтобы обнять.

Но не успеваю, потому что просыпаюсь.

Меня будит кошка. Спросонья я сразу не понимаю, откуда исходит звук. Выглядываю из спальни и вижу кошку у входной двери. Она нетерпеливо скребет косяк. Зевая, я отпираю дверь и выпускаю ее. Кошка сразу же запрыгивает на стену и уходит по своим делам, скрываясь из виду. Я тоже хочу вернуться в постель, но замираю в восторге при виде неба, раскрашенного в нежные оттенки восхода.

Мой первый рассвет на Санторини! Не могу же я его проспать!

На улице зябко, солнце еще не успело согреть воздух теплым дыханием. Сбегав в спальню, я быстро натягиваю на себя джинсы и футболку, беру из шкафа плед, заворачиваюсь в него и выхожу наружу. Плед теплый, как объятия бабушки, и пахнет чем-то домашним и приятным – то ли медом, то ли травами. Я сажусь в плетеное кресло, подтягиваю под себя ноги и глазею на небо.

Новорожденное южное утро такое спокойное и безмятежное, что и меня охватывают покой и нега. В рассветном небе носятся ласточки, вокруг так тихо, словно на острове нет никого, кроме меня. Ни шума машин, ни голосов. Только птичий щебет и шепот моря. Как будто я в раю.

Я вспоминаю свой сон, в котором видела бабушку Афину. Должно быть, она точно в раю. Ведь она выглядела такой счастливой, спокойной, такой светлой – в белых одеждах и с умиротворенной улыбкой на лице. А в ее карих, как у меня самой, глазах светилась любовь. И еще грусть оттого, что мы не встретились в этой жизни.

Этот сон – как послание из другого мира. Бабушка приснилась мне, потому что я приехала на Санторини и провела ночь в ее доме. Если вчера, в темноте, я и пугалась призраков, то теперь точно знаю, что не потревожила покой мертвых хозяев, а оказалась там, где и должна была. Дома.

«Добро пожаловать домой, девочка моя», – ласково сказала мне во сне бабушка Афина.

А я сразу ее поняла. Если бы мы встретились, пока она была жива, мне бы понадобился переводчик с греческого. Но во сне языкового барьера между нами не было. Жаль, что мне не удалось поговорить с бабушкой подольше. Хотя сон рассказал мне о многом.

Я увидела отель таким опрятным и аккуратным, каким он был при жизни бабушки и каким я видела его только на фото. А во сне я как будто перенеслась в его лучшие времена, когда он процветал. Бабушка Афина считала отель своим домом. И нетрудно догадаться, чего она ждет от меня – своей внучки. Судьба отеля теперь целиком в моих руках, и мне решать, каким он будет.

Солнце поднимается выше над островом, и я окончательно просыпаюсь и возвращаюсь в дом. При солнечном свете маленькая гостиная при входе производит совсем другое впечатление, чем вчера. Светлая и уютная, с круглым столом посередине, она как будто ждет гостей. В отличие от отеля, она не выглядит заброшенной, и в ней чувствуется живое присутствие хозяев – как будто они отлучились на минутку и вот-вот вернутся.

Я подхожу к темному комоду у стены, на котором стоят рамки с фотографиями. А вот и моя греческая семья. Молодая красивая бабушка Афина в свадебном платье, рядом с ней счастливый симпатичный жених в мешковатом черном костюме – мой дедушка. А вот и мой отец – сначала маленький мальчик на коленях у мамы. Потом – смеющийся черноволосый парень лет семнадцати, сидящий на опрокинутой лодке на морском берегу и весело смотрящий в камеру. На последней, более поздней фотографии Костасу лет сорок, он стоит на террасе семейного отеля в обнимку с постаревшими родителями.

Так вот ты какой, папа…

Костас был красивым, знойным брюнетом, похожим на итальянского киноактера. Неудивительно, что моя мама на него запала. Узнать бы еще, где они встретились, как долго длились их отношения, почему расстались. У мамы теперь не спросишь, но я надеюсь найти ответы на острове. Может, Костас рассказывал кому-то из друзей о своей русской возлюбленной?

Я подношу его фотографию ближе, чтобы отыскать общие черты. Но мое сходство с бабушкой Афиной просматривается более явно. Аккуратно поставив фотографию на место, я еще раз обхожу гостиную. По ее краям находятся две двери. Вчера я не успела заглянуть за них, а сейчас с любопытством исследую их.

За первой дверью обнаруживается небольшая чистенькая кухня с электрической плитой. В шкафчике есть посуда, кофейная турка и початая пачка арабики. Ура! Смогу сварить себе кофе к пирожкам! Но пока слишком рано для завтрака, и я продолжаю осмотр дома. За второй дверью оказывается рабочий кабинет – старомодный письменный стол из темного дерева, такой же старый книжный шкаф с книгами на греческом. Я вытаскиваю наугад одну из них, листаю и ставлю на место. Выдвигаю верхний ящик стола и нахожу кипу каких-то счетов. Вероятно, это бабушкин офис, где она вела дела отеля. Чтобы прочесть эти бумаги, мне придется выучить греческий язык. Но пока у меня есть более насущные проблемы. В первую очередь – судьба отеля. Смогу ли я восстановить его в том виде, в каком он работал при бабушке? Сколько средств на это потребуется? Этот вопрос я собираюсь задать Ирине сегодня днем.

А пока я решаю прогуляться по утренней Ие. Заперев дом на ключ, поднимаюсь наверх и выхожу на абсолютно пустую улочку. Веранда таверны напротив пуста – Яннис и его родные еще спят. Сначала я направляюсь дальше по улице, к ветряной мельнице, чтобы ее рассмотреть. Потом возвращаюсь обратно к отелю и иду уже знакомой дорогой над морем, вымощенной белым мрамором. Даже сейчас, когда никого нет, дорожка выглядит узкой – в ширину она всего от полутора до трех метров, и днем здесь снова будет не протолкнуться. А пока я наслаждаюсь одиночеством и тишиной и могу без суеты рассмотреть все по пути.

Ни один домик Ии не похож на другой. Построенные в одном стиле, они отличаются размерами, формами и цветом. Преобладает белый для стен – визитная карточка острова, а двери и окна обычно красят в синий или красно-коричневый. Но кое-где попадаются дома других цветов – желтого, бежевого, розового, небесно-голубого. На общем белом фоне они бросаются в глаза и привлекают внимание, как цветные бутоны в белом букете. Никаких номеров на домах и названий улицы нет, что меня удивляет.

Я прохожу мимо таверны, которая выглядит попроще, тем у Янниса. Простые оштукатуренные стены, синие ставни и двери. Открытая терраса всего на шесть столиков. Зато на стене краской написано, что таверна работает с 1956 года. Интересно, бывали ли здесь мои бабушка с дедом? Может, сюда они приходили на свидания еще до свадьбы? А мой отец?

Мне бы хотелось, чтобы родные шли рядом и рассказывали о памятных и любимых местах, провели бы мне экскурсию по острову. Но я приехала на Санторини слишком поздно, мы разминулись с ними во времени, и в моей одинокой прогулке меня никто не сопровождает.

Я ухожу довольно далеко. Миную площадь с церковью, рядом с которой меня вчера высадил Яннис, и, оставив центр Ии позади, двигаюсь по тропинке вдоль моря. Впереди тоже белеют домики, и мне хочется дойти до них. Слева нависает скала вулканического происхождения, изъеденная сотами, как пемза. Справа растут кактусы и полевые цветы, а далеко внизу плещется синее море. По пути я щелкаю на телефон открыточные виды, чтобы потом поделиться с Кириллом. Мне бы хотелось, чтобы он был рядом, проникся красотой этого удивительного острова, выслушал меня и дал совет, как быть дальше. Мне нравится остров, и я хотела бы сохранить бабушкин отель, но совершенно не представляю, как это сделать. А главное – как совместить мои планы на будущее в Москве с внезапно свалившимся на мою голову греческим наследством.

Впереди, на самом краю обрыва, виднеются каменная скамейка и небольшой круглый столик. Я присаживаюсь там отдохнуть и смотрю, как море медленно и лениво катает волны, а по небу вальяжно плывут пуховые белые облачка. Мне так спокойно и хорошо, как будто я наконец оказалась там, где и должна быть. На своем месте.

Не знаю, сколько я просидела там, глазея на море и небо, пока мой покой не нарушает молодая пара. Парень с девушкой выходят прогуляться вдоль моря, а девушка записывает видео на телефон, что-то стрекоча по-гречески. Похоже, снимает ролик для подписчиков своего блога.

Я поднимаюсь со скамьи, и неожиданно камешки под моими ногами осыпаются с крутого берега в море. Девушка, обернувшись ко мне, что-то взволнованно говорит по-гречески, а затем, видя, что я не понимаю, добавляет на английском:

– Осторожно! Тут может быть опасно!

Но только я покидаю скамейку и прохожу обратно по дорожке, как за спиной раздается веселое щебетание – это девушка присаживается на скамью над обрывом, а парень снимает ее на телефон. Кажется, опасности их не волнуют. Главное – красивый кадр.

По пути в свой отель я думаю о том, что это самый невероятный и удивительный подарок, который сделала мне жизнь. Еще неделю назад я и мечтать о подобном не могла! И вот я здесь, на прекрасном острове в Греции, в разгар весны.

Я хозяйка отеля на Санторини. Это здорово. Это сложно. Но я подумаю об этом после того, как сварю себе чашечку кофе и позавтракаю пирожками с сыром на террасе с видом на море.

Глава 12

Я как раз поднимаюсь на рецепцию, держа турку с горячим кофе и чашку из бабушкиного серванта, когда раздается стук в дверь с улицы. Кто бы это мог быть?

Поставив турку и чашку на стойку, я открываю дверь и вижу на пороге вчерашнего художника.

– Доброе утро! – весело восклицает он по-английски.

– Доброе, – отвечаю я, стараясь слишком открыто не выражать радость от его появления. Ведь я думала, что больше никогда его не увижу.

– Я решил, ты захочешь сохранить в памяти свой первый закат на Санторини, – он обезоруживающе улыбается и вытаскивает из-за спины свою картину.

Я замираю от восторга. Она впитала в себя все краски неба, покой и гармонию вчерашнего дня. Закат на ней получился пламенеющим розовым – одновременно нежным, романтичным и ослепительно прекрасным, в нем чувствуется энергия молодости и обещание счастья. Такой могла бы быть истинная любовь, если бы у нее был цвет.

– Ты очень талантлив, – искренне говорю я. Он протягивает мне картину, я беру ее в руки и замечаю подпись в углу холста. – Стефанос… Так тебя зовут?

– А я не представился? – Он виновато улыбается. – Извини, Ника. Когда я рисую, забываю обо всем на свете… А чем это у тебя пахнет? Кофе? – Он жадно поводит носом, а я отступаю внутрь и приглашаю его.

– Заходи, я как раз сварила.

К счастью, я сделала двойную порцию. Собиралась выпить две чашки, но сейчас я не прочь разделить кофе с ним. Загвоздка в том, что чашка у меня только одна, ведь гостей я не ждала. Придется сбегать вниз за второй.

Я аккуратно кладу картину на стойку, подальше от турки с кофе и бумажного пакета с пирожками, который пролежал тут с ночи.

– И пирожки напекла? – Стефанос бесцеремонно заглядывает в пакет. – Супер!

– Это не я, соседи угостили.

Стефанос достает из пакета пирожок и откусывает. Как будто это его пирожки!

– Что? – Он жует и с улыбкой смотрит на меня.

– Ничего, угощайся.

Сердиться на него совершенно невозможно, а он, кажется, совсем не замечает моей иронии, как будто так и надо.

– Я схожу за чашкой, – говорю я.

– А зачем? Вот тут есть одна.

Стефанос заглядывает за стойку и достает щербатую чашку, из которой я вчера поливала цветы. Что ж, если она его устраивает…

Разлив кофе по чашкам, я беру свою и прохожу на террасу. А Стефанос со второй чашкой и пакетом пирожков идет за мной.

Кресло на террасе только одно, а столика нет вообще. Но это не проблема. Стефанос притаскивает кресло ближе к краю, предлагая мне любоваться на море, а сам садится на парапет и салютует мне чашкой.

– Что ж, давай проверим, насколько хороший кофе ты готовишь.

– Мой жених не жаловался, – я запинаюсь, увидев, как помрачнел художник.

– У тебя есть жених? Ну, конечно, у такой красавицы, как ты, есть жених, – сокрушается он. – Но где же он? Почему не с тобой?

Действительно, почему в это прекрасное воскресное утро Кирилл не здесь со мной на террасе с видом на море?

– Он в Москве, у него там работа, и он не смог отлучиться, – объясняю я, убеждая скорее себя, чем его.

Ведь на самом деле, при желании, Кирилл мог бы выкроить отпуск на несколько дней. И тогда сейчас он бы был со мной на Санторини, и это ему я бы готовила кофе. А с художником я бы так и не познакомилась. Будь со мной прошлым вечером Кирилл, он бы не стал церемониться и прогнал парня с террасы.

– А у меня нет работы. Поэтому я здесь. Пью кофе, – он делает глоток. – Наслаждаюсь жизнью. Болтаю с красивой девушкой.

Он протягивает мне пакет с пирожками, я беру его и предупреждаю, пряча улыбку:

– Не пытайся со мной флиртовать!

– Тогда тебе придется выколоть мне глаза, – серьезно замечает он, – чтобы я не мог видеть твою красоту. Ведь я художник.

– Как кофе? – смущенно спрашиваю я, чтобы перевести тему.

– Божественный, – с наслаждением отвечает он. – Твоему мужу очень повезет. Кем бы он ни был.

От его обжигающего взгляда у меня бегут мурашки по коже. А еще – от его слов. Ведь между женихом и мужем есть разница, и Стефанос только что ее подчеркнул.

– Можно я тебя поцелую? – внезапно спрашивает он, подавшись ко мне.

– Нет, – вспыхиваю я, едва не расплескав свой кофе.

– Так я и думал, – его черные глаза смеются надо мной, а затем он с невинным видом просит: – Тогда можно еще тиропиту?

Я протягиваю ему пакет, и он берет пирожок. Какое-то время мы пьем кофе, едим слоеные пирожки со свежайшим козьим сыром, которые тают во рту, и просто молчим, глядя на море. Потом Стефанос спрашивает:

– Могу я задать тебе вопрос?

Я настороженно смотрю на него:

– О чем?

Если он начнет спрашивать о Кирилле, то это не его дело. Но художника интересует другое:

– Почему отель с таким красивым видом на море выглядит столь плачевно?

Я вздыхаю, чувствуя необходимость облегчить душу. Рассказать свою историю незнакомцу, который не знает ни меня, ни мою греческую семью.

– А ты не знал моих родных? – уточняю я. – Бабушку Афину или моего отца Костаса?

– Нет, – Стефанос с улыбкой мотает головой, и его буйные черные кудри развеваются на ветру. – Я не отсюда. Приехал на Санторини неделю назад и увидел отель уже таким.

– А я неделю назад еще не знала, что у меня были бабушка и отец на Санторини.

– Были? – уточняет он, стирая улыбку.

– Они умерли, а я ни разу не видела их.

– Как жаль, – тихо говорит Стефанос.

– Меня разыскал нотариус, сказал, что я унаследовала отель на Санторини. И вот я здесь. Прилетела вчера и не знаю, что теперь со всем этим делать!

Я развожу руками, а Стефанос спрыгивает с парапета и горячо восклицает:

– Только не продавай его! Это же такое чудесное место! И оно тебе так подходит, Ника!

Ветер треплет мои темные волосы, а Стефанос смотрит на меня так, словно я самая прекрасная девушка на свете. Кирилл на меня ни разу так не смотрел.

– Я еще не решила.

Я смущенно отвожу глаза, чувствуя, как алеют щеки. К счастью, кожа у меня смуглая, и румянец на ней мало заметен. Теперь я знаю, кого за это стоит благодарить – отца.

– Да что тут решать? Это же как подарок судьбы! От таких подарков не отказываются! – горячо уговаривает Стефанос. – Чем ты занимаешься?

Он так резко меняет тему, что я недоуменно хлопаю ресницами:

– В смысле?

– Где ты работаешь? Там, где ты живешь?

– Я живу в Москве, в России.

Стефанос оживляется:

– Ты русская? Обычно они блондинки.

Интересно, много ли русских блондинок он рисовал? И в каком виде? Я гоню от себя эти неожиданные мысли, которые жалят, как осы, и отвечаю:

– Я же наполовину гречанка. Как выяснилось.

– Так чем ты занимаешься в Москве?

– Работаю в пиар-агентстве. Организовываю разные мероприятия – презентации, конференции, показы…

Вообще-то я преувеличиваю. Организацией занимаются мои начальники, а я выполняю мелкие поручения, которые они мне доверяют, и только мечтаю о большом самостоятельном проекте, где смогу проявить себя.

– Ну тогда для тебя не проблема тут все организовать как надо! – уверенно заявляет Стефанос.

Уверенности в этом мне как раз и не хватает. Ведь я никогда не принимала важные решения и не брала на себя ответственность.

– Это разные вещи, – возражаю я. А сама замираю от мысли – вот же он, большой самостоятельный проект, где я смогу проявить себя. Семейный отель, который мне перешел от бабушки. Разве это не круче, чем организовывать презентации в Москве?

– Я вижу, ты сама этого хочешь, – Стефанос не сводит с меня проницательных черных глаз. – Просто боишься.

– Я не боюсь! – бурно возражаю я.

Хотя на самом деле боюсь до чертиков. А если я не справлюсь? Если подведу бабушку? Я понятия не имею, с чего начать и как управлять отелем. А если вместо того, чтобы спасти отель, я окончательно его развалю?

– Ты справишься, – убежденно заявляет Стефанос, будто читает мои мысли.

Я вскидываю на него глаза. Откуда ему знать? Сам-то вольный художник, не связанный никакими обязательствами. Сегодня он здесь, завтра в другом месте.

– А ты откуда приехал на Санторини? – спрашиваю я, поняв, что рассказала ему многое о себе, а о нем не знаю почти ничего. Кроме имени и того, что он талантливо рисует.

– Я из Афин, – сухо отвечает он, и на его лицо словно падает непроницаемая завеса. В отличие от меня, он явно не расположен откровенничать.

– Мой отец жил там. Уехал отсюда в восемнадцать лет и больше не вернулся. После смерти бабушки отель унаследовал он. Он пробыл хозяином всего год, но сам не жил здесь, а нанял управляющего – тот и довел отель до такого плачевного состояния.

Я надеюсь, что на мою откровенность он тоже ответит откровенностью. Но от чего бы Стефанос ни бежал из Афин, открывать мне душу он не спешит, а торопливо прощается:

– Мне пора. Спасибо за кофе!

Я даже не успеваю спросить, увидимся ли мы еще, как художник сует мне свою пустую чашку и стремительно уходит с террасы. Практически сбегает! Хлопает дверь за его спиной.

Я остаюсь одна на террасе – в каждой руке по пустой чашке из-под кофе. Ветер гоняет пакет из-под пирожков, которые мы умяли на двоих за дружеской беседой. Была ли она? Или мне привиделась?

И только его картина на стойке регистрации, когда я захожу внутрь, служит свидетельством тому, что художник действительно приходил.

Я запираю дверь, ведущую на улицу, и спускаюсь вниз. Хочу еще раз обойти отель и понять, что мне с ним делать.

Разговор со Стефаносом взволновал мою душу и нарисовал вариант будущего, в котором я – успешная хозяйка маленького отеля на Санторини, продолжательница семейной традиции. Может, стоит хотя бы попробовать?