Текст книги "Нитяной моток"

9

Вероника по-прежнему видела в зеркале толстушку с отвратительным блином вместо живота, а окружающие уже вовсю комментировали изменения.

– Вау! Сколько скинула? Колись, что за диета? – так реагировали одноклассницы.

– Вероника, у тебя что-то случилось? Ты не заболела? – спросила однажды классная.

– Тебя уже от ветра шатает! Бледная какая! Изможденная! Умоляю, начинай есть! Прошу тебя, Вероника! – тревожилась мать.

И да, мать создавала проблемы. Взялась следить. Проверяла, скушала ли Вероника суп, не остались ли, часом, овощи на тарелке.

Ладно б только овощи. Они не так пугали Веронику, как котлеты. Вид котлеты наводил на нее животный страх. Как? Как можно есть сплошной жир? Да еще 230 ккал – почти половина суточной нормы. Жесть.

Пришлось учиться хитростям. Вероника брала с собой в кухню пакетик и, когда мать не смотрела, бросала туда еду из тарелки. Все, что оставалось сделать потом, – спрятать пакет в своей комнате, чтобы позже выбросить на улице в мусорку. Фу-бяя, конечно, но что поделаешь.

А иногда Вероника говорила, что пообедала у подружки. Мол, зашла после школы за диском, а там – бабушка с только что сваренным борщом. Неудобно было отказаться. Ну и… Воображаемый борщ. Воображаемая подружка. Воображаемое чувство сытости.

Теперь Вероника была постоянно начеку: отвлечь маму, отвлечь себя, избегать-избегать-избегать любых ситуаций, которые могли бы спровоцировать срыв диеты. Спасаться от каждого куска пищи, как от злобного чудовища. Уворачиваться на манер Нео из «Матрицы».

Порой казалось: кто-то коварный тайком забрался однажды ночью к Веронике в голову и установил там электронное табло, на котором безостановочно мигает красным светом надпись: «Надо худеть, худеть надо». Табло не давало ни на минуту забыть о калориях, граммах, белках, жирах и углеводах. Оно заставляло хитрить и обманывать. Оно призывало оценивать фигуры знакомых и прохожих на улице. Порой Веронике мерещилось: она слышит, как щелкает табло, когда загораются алые буквы.

А еще она стала слышать шепот. Леденящий душу шепот, зовущий ее по имени:

– Ве-ро-ни-ка…

Вряд ли шепот принадлежал человеку. Может, призрак? Или даже несколько призраков, кружащихся в хороводе. Да, именно такая картинка у Вероники в голове и рисовалась: три полупрозрачных скелета сцепились костяшками и медленно летят друг за другом по кругу, едва заметно шевеля челюстями. «Ве-ро-ни-ка…» – змеится шепот из их гнилозубых ртов.

А самое неприятное заключалось в том, что все это смахивало на сумасшествие. Не было никаких призраков. И вообще ни единого существа поблизости никогда не оказывалось, сколько бы Вероника ни озиралась, сколько бы ни заглядывала в места, где мог прятаться злосчастный шептун.

Однажды она даже открыла крышку мусорного бака в чужом дворе. Никого там, конечно, не оказалось. Кто станет сидеть в вонючей помойке. Даже призрак не станет.

10

Сперва Катя хотела создать мальчиковый профиль и написать Инессе от имени таинственного незнакомца. Какая пятнадцатилетняя девчонка проигнорирует сообщение от загадочного поклонника. Особенно если нарыть в Интернете фото симпатичного парня… Но потом Катя передумала. Вдруг Инесса влюбится. Девчонки – они такие. Им много не надо: смазливая рожица на аватарке, небанальный подкат, пару намеков на особые обстоятельства (что бы это ни значило), и все, вуаля, готово – по самые уши в ванили.

Катя хмыкнула, вспомнив, что у них с Димой именно так все и началось. А она-то была не девчонкой. Состоявшейся личностью уже себя считала. Дама с квартирой и достойной зарплатой как-никак. Между тем сердце, как у малолетки, замирало, когда от Димы сообщение приходило. Откроет, бывало, профиль, а там – единичка на конвертике: у-у-ух!.. Такие эмоции, что словами и не передать. А передавать, кстати, Катя и не планировала. Не рассказывать же всем, в самом деле, что их отношения на сайте знакомств завязались. Не то чтобы ей было стыдно… Но пусть лучше подружки верят во встречу на выставке Айвазовского.

Может, Вика? Школьница. Ровесница. Так безопаснее – для нее, для Инессы.

Катя заполнила анкету, подписалась на блог Инессы и отправила ей в личку сообщение:

«Привет! Понравилось, как ты про „Героя нашего времени“ написала. Меня тоже эта книга зацепила. Только зря ты думаешь, будто близка с Печориным по духу. Он нарцисс вообще-то. У него эмпатии – ноль, он пустой внутри, типа зомби. А ты вроде как на живого человека похожа».

Вот так – крючок закинула и принялась ждать. Нет, не как Ждун из Интернета. Попробуй тут сложи ручки на коленях, когда Илона, ужин, стирка и пятно от соуса на полу. Однако про отправленное сообщение Катя не забывала и время от времени заглядывала в компьютер, чтобы проверить, не пришел ли ответ.

Инесса хранила молчание.

– Катюх, у тебя онлайн-роман? – подколол ее вернувшийся с работы Димка.

– На мамском форуме про прикорм консультируюсь, – соврала Катя.

Рассказывать мужу про затею с фейковым профилем не было никакого желания. Ведь не оценит же идею, не проникнется. Высмеет, как в прошлый раз, когда она с ним впечатлениями от чтения подростковых блогов поделилась.

Ответ пришел утром.

«Эй, он такой, потому что его никто не понимает. От одиночества он такой».

Катя даже не сразу сообразила, о ком это Инесса пишет.

Ах да, Печорин.

«Черта с два. Манипулятор он. Расчетливый и извращенный. „…Первое мое удовольствие – подчинять моей воле все, что меня окружает; возбуждать к себе чувство любви, преданности и страха…“»

Катя чувствовала себя канатоходцем – один неверный шаг, и выступление закончено. Писать как подросток. Думать как подросток. А получится ли? А вдруг догадается…

Да нет же. Обычный разговор. Вот Печорина обсудили (Катя немного поколебала уверенность Инессы в том, что он благородный романтический герой). Про школу поговорили – так, ни о чем конкретном, поэтому было легко подстроиться. А потом Катя высказалась про блог Инессы. Мол, давно читаю, интересно пишешь, особенно про похудение. Почти подобралась к самому главному – к сакральному «зачем». И тут Инесса спешно попрощалась и вышла из Сети.

Катя расстроилась – прокололась, не иначе, – выдала себя чем-то. Но чем?

11

С тех пор как Лёха вошел в нашу жизнь, она стала походить на кривобокие качели. Мне казалось: я воочию вижу кривляющегося великана, который их приподнимает, чтобы потом отпустить и хохотать-хохотать-хохотать, наблюдая, как качели со свистом летят вниз. В пропасть.

Мать уже второй день пребывала в радужном настроении. В последнее время это означало одно – ее муж ведет себя хорошо: приходит к ужину, не отпускает шпилек про мамины лишние килограммы, не выходит звонить на лестничную площадку. Как правило, Лёхи надолго не хватает, а значит, не стоит упускать момент.

– Ма, погулять можно?

– Иди, Ксюшенька. Не поздно только.

Вот так – Ксюшенька. А всего лишь три дня назад за точно такой же вопрос я огребла бы по первое число: «Тебе бы только шляться иди уроки учи бестолочь по дому помочь некому а гулять пожалуйста полный дом желающих а ну ка марш в комнату негодяйка она еще огрызается…»

А между прочим, никто не знает, как быстро можно из Ксюшеньки обратно в негодяйку превратиться. Прямо как в сказке про Золушку: часы пробили двенадцать – и прости-прощай презентабельный лук. Вот, например, задай мать простой вопрос: «Куда ты идешь?» – и что отвечать?

– Так, пошатаюсь немного.

Ага, это «пошатаюсь» ее триггернет так, что она меня криком ушатает.

– Встречусь с друзьями.

Здесь другая засада – у нее возникнет куча дополнительных вопросов. И я получу их бонусом.

– Воздухом подышу.

Ну, это еще куда ни шло. Но рисковать все равно не стоит.

Я оперативненько собралась и сдернула в закат.

А закат был хорош – я пялилась в автобусе на расцвеченное малиновыми всполохами небо почти всю дорогу. Как будто там, за домами, кто-то распалил мегакостер, и теперь его огненные языки лижут небо.

Я даже не заметила, как подошла кондукторша. Очнулась, когда та потрясла меня за плечо.

– Капюшон снимать надо и затычки из ушей вынимать. За проезд.

Я вынула наушник из левого уха и ответила:

– За проезд, конечно. Была бы против – пешком бы пошла.

Я бы не стала ее стебать – очень надо. Но с чего это она решила, что имеет право мне указывать. И нечего меня трогать. Дома пусть мужа за плечо трусит.

– Остроумная, да? За проезд, говорю.

– А зачем вы за него говорите? Потому что проезд сам за себя сказать не может?

Толстые щеки кондукторши сделались свекольными, а торчащие во все стороны жиденькие кудельки затряслись.

– Плати или выходи! – взревела она.

На нас стали оглядываться пассажиры.

И такая меня злость разобрала! В кои-то веки весь день никто на меня не орал, и на́ тебе – под вечер нашлась слоноподобная тетка, которая исправила эту ошибку судьбы. Наверно, хуже меня и нет никого, раз мне без ежедневной порции ругани обойтись нельзя. Я – скопище смертных грехов. Ну и пусть. Ужасная и отвратительная. Ужасные и отвратительные не платят за проезд.

Автобус затормозил, послышалось глухое шипение открывающихся дверей. Я встала и вышла.

Ничего, всего одну остановку пройти.

Так даже лучше – пока дотопала до парка, злость растворилась. Почти. Меня ходьба всегда успокаивает. А карате, к слову, успокаивало гораздо лучше. Умиротворяло, можно сказать. После тренировок казалось: все решаемо, если захочу – так горы сверну. Только теперь приходится довольствоваться ходьбой: Кирилл Федорович, тренер мой достопочтенный, сказал, что раз я в другой школе учусь, то больше мне посещать секцию нельзя. Не положено. Вот так. А раньше говорил, что карате – это прям мое призвание.

Предатель.

Кругом одни предатели. Поэтому я и предпочитаю вот так – ни к кому не привязываться, никого не пускать в душу. А эти из парка – просто знакомые. Знакомые, которые ничего мне не должны. И я им не должна. Встретились, потрепались и разошлись. С ними прикольно: можно над смешными видосами из Ютубика поржать, музыку обсудить, новые граффити посмотреть. А мы и познакомились, кстати, благодаря граффити.

Как-то ехала я на этом самом 115-м автобусе и заметила, что на серой бетонной стене, отделяющей парк от складских территорий, появились яркие узоры. Через ажурную парковую ограду их плохо видно, да и стена далековато от дороги расположена, поэтому я решила на выходных специально сюда приехать и посмотреть. Ну и приехала. И встретила у стены их – ребят примерно моего возраста с баллончиками в руках. Они разрисовывали стену. Втроем. Это потом я узнала, что в их компашке восемь человек. Только все вместе они в парке попозже вечером собираются. За ДК. Там, в ДК, у них хип-хоп-студия. Занятия с преподом, репетиции, все дела. Даже в другие города выступать ездят (везунчики, столько всего повидать уже успели). А позади ДК пеньки есть – на них сидеть удобно. Ну, вот ребята и сидят вечерами на этих пеньках – общаются, обсуждают творческие планы, так сказать.

Тэггинг, трафареты, бомбинг, персонажи, «Абро»… Мне реально интересно. Люди чем-то увлечены, и увлечение их объединяет. Здо́рово же.

Сначала я просто стояла и смотрела, как они рисуют. А потом не вытерпела и принялась вопросы задавать. Они ребята ничего – не выпендриваются: мол, мы закрытая тусовка, у нас своя тема, тебе не понять… Наоборот – простые и общительные. Легко на контакт пошли, охотно всё объяснили и показали. Ну, я постепенно и освоилась. Нет, не стала одной из них. Мы просто приятели – хорошие знакомые, я жила без них раньше и, если что, смогу жить без них снова.

12

Вероника никому про шепот не рассказывала – твердо решила держать рот на замке. Не хватало еще, чтобы ее за сумасшедшую приняли. Мать решит: от голода крыша поехала. Одноклассники будут уверены: всему виной книги и учеба. А Дэн… Что подумает Дэн – непонятно. С ним никогда ничего непонятно. Он то сама любовь – шепчет на ушко нежные слова, за руку держит, поправляет на Веронике шарфик, то становится вдруг совершенно чужим – в школе игнорирует, при встрече смотрит как на пустое место. А иногда в Дэна и вовсе будто бес вселяется: он говорит слова, от которых Веронике очень больно, и оказывает знаки внимания другим девушкам. И тогда она старается догадаться, в чем провинилась. Ведь никто же не будет просто так над человеком издеваться. Не будет, правда? Нужно только сообразить, где накосячила. Поднапрячься и решить эту головоломку. Если долго мучиться… Вероника же отличница – настойчивая, целеустремленная. Она всегда находит ответ.

Вот на днях. Сидели они с Дэном за отдельным столиком в школьной столовке – болтали, шутили, смеялись. Между прочим, это Дэн придумал от одноклассников пересесть. Так мило. Прямо как в романтических фильмах про подростков. Веронике очень хотелось, чтобы большая перемена подольше не заканчивалась. Звонок бы заклинило, что ли. Только идиллию оборвал вовсе не звонок.

В столовую притащилась Ирка из параллельного – черноволосая вертлявая хохотушка. Вероника с ней пересекалась на прошлой школьной олимпиаде по русскому. Они тогда первое место разделили, и Веронику это, что уж скрывать, задело, – она привыкла быть единственной. Хотя бы в учебе – лучшей и единственной. И уж тем более по русскому (это ж Вероникин конек). Тогда она горькую пилюлю постаралась поскорее проглотить. Широко улыбалась завучу, вручавшему грамоту. Улыбалась аплодирующим одноклассникам. Улыбалась Ире. И никто ничего не заметил.

Никто, кроме Дэна.

– Ты сильная, – сказал он ей потом. – Умеешь удар держать. Тебе ж неприятно было, что не ты одна победительница. Признайся.

– Неприятно, – шепнула Вероника.

И вот теперь, увидев Иру в столовой, Дэн встал из-за стола и отправился к ней. Нет, не молча – бросил Веронике: «Не опоздай на географию». Проговорил скороговоркой и ушел. А потом встал в очередь на раздаче позади Ирки и стал ее щекотать. Щекотать и что-то нашептывать.

Ира заливалась смехом и взвизгивала от удовольствия, как розовая свинка из мультика. А Веронике больше не хотелось, чтобы звонок заклинило. Ни капельки не хотелось. Она отнесла к окошку посудомоечной нетронутый ланч и побрела в кабинет.

О том, что они изучали на уроке географии, Вероника так и не узнала. Да и не пыталась она узнать – не слушала учительницу, потому что снова и снова прокручивала в голове их с Дэном разговор в столовой.

Осенило ее аккурат в тот момент, когда раздался звонок на перемену. Будто не техничка на кнопку нажала, а тот шутник, который у Вероники в голове тараканами рулит, вдруг тумблер переключил. Дзы-ы-ынь – и все встало на места. Ну конечно. Вероника же всю большую перемену болтала про Витьку – сына маминой подруги. Она-то думала, это смешно – как он перепутал свою футболку с тети-Олиной и явился на физкультуру с розовым котиком на груди, как он… В общем, все те байки, которыми тетя Оля ее маму потчует. А Дэну было тяжело слушать. Он просто вида не показывал. Но ведь любому парню не по душе, когда у его девушки кто-то другой с языка не сходит.

На перемене Вероника вызвала Дэна в коридор и извинилась. Объяснила: она по глупости болтала, и Витька этот ей ну ни капельки не интересен. Дэн сделал вид, что не понимает, о чем идет речь.

– Чо ты загоняешься? – сказал он.

Но Вероника видела: ему приятно, что она оправдывается.

Нередко, правда, случалось так, что докопаться до сути не выходило. Вот, например, несколько дней назад…

– Как же скучно ты живе-ешь… – закатив глаза, тянул Дэн. – Книжки и уроки, уроки и книжки. Тебе самой не тошно. Нет?

И лицо у него при этом такое было… Будто речь идет о мухах в навозе или еще о чем-нибудь столь же противном.

Веронике после этих слов так горько сделалось, внутри что-то надорвалось и закровоточило. У нее же в голове целый мир, пусть и несовершенный, пусть и сюрреалистичный, но уж точно не однообразный. Дэн разве не видит? Книжки и учеба занимают в этом мире всего один уголок. А еще есть музыка, кино, природа, любимый Кисловодск, куда они с родителями ездят каждое лето, коньки, Бим… А уж сам Дэн там и вовсе король – его сияющий лик на переднем плане загораживает все остальное, что есть в Вероникином мире. Иногда даже ее мечту стать прекрасной невесомой нимфой. Хотя и мечта… Она не сама по себе. Она тоже про Дэна. Ведь ради него Вероника и стремится стать совершенной. Безукоризненно худой и прекрасной.

Вот только прекрасной, да нет же… просто не ущербной Вероника себя считала лишь тогда, когда ощущала чувство голода. Стоило что-нибудь проглотить, и волной накатывала вина, в которой захлебнуться – раз плюнуть.

Бояться еды… разве так бывает? По-настоящему бояться, как гигантского паука. Когда это началось? Вероника и не заметила. Ей казалось: каждый кусок внутри нее мгновенно разбухает, как драугр – оживший мертвец, и превращается в килограммы жира. Вероника прямо чувствовала, как увеличиваются в размерах жировые клетки в ее животе и на бедрах. Она часто из-за этого плакала. Плакала и повторяла про себя: «Слабая, слабая, слабая. Страшная жирная безвольная тряпка. Не могу не пихать в себя пищу. А что я тогда вообще могу?»

Так что не прав был Дэн. Где ж тут скука.

13

Узоры на бетонной стене оказались вовсе и не узорами, а вайлд стайлом. Здоровенными заковыристыми буквами, переплетенными между собой, как деревья в джунглях. Ими ребята на стене название своей хип-хоп-группы написали. Weird Crew. Странная команда. Ну или загадочная команда – кому как нравится. Правда, я сама прочитать не смогла, мне Франки расшифровал – Ванька в смысле. У них там у всех кликухи на западный лад: Мико, Лили, Джонни… Только нужно английскими буквами писать. Как бы личный знак, получается, или тэг, как они его называют. Тэг нужно особым образом писать – с разными выкрутасами, чтобы сразу было понятно: здесь Ванька побывал. Тьфу, Франки то есть. Или Лили, или Крайзер.

В общем, у них собственный мир. И атмосфера. Тем и зацепили.

Я повернула за угол ДК, и понеслось:

– Смотрите, Ксю!

– Оу! Сколько лет, сколько зим!

– Где пропадала?!

Я и вправду давно здесь не была. Новая школа, терки с мамой – не получалось вырваться.

– Что нового сотворили? Показывайте.

Ребята с гиканьем сорвались с пеньков, и мы двинули к бетонной стене.

Да, они тут без дела не сидели: по бокам от надписи Weird Crew появились персонажи. Я сразу сообразила: хип-хоперы.

– А вон тот в красной кепке. Ну, который на голове стоит. Это с тебя рисовали, Мико? – спросила я.

– Сечешь.

– А там Лили! – закричала я.

Серьезно – я чуть в ладоши не захлопала. Круть. Вроде мультяшные персонажи и нарисованы схематично. А суть таки схвачена. Лили, к примеру, я по улыбке узнала. Только она так улыбается – видно, даже если спиной стоит.

А потом мы вернулись на пеньки, и Джонни достал из рюкзака блокнот со скетчами, в смысле с эскизами будущих работ. Стена ж длинная – простор для творчества.

Кстати, ребята не всегда вот так – спокойно – творить могли. Раньше они за креатив огребали будь здоров. Джонни даже в детской комнате полиции побывал. Вот по мне, так граффити – это искусство. И потом, разве плохо, если облезлые гаражи, стены домов, грузовые вагоны и трансформаторные будки станут яркими, нескучными? А УК называет граффити хулиганством и вандализмом. Нет, я понимаю, на памятниках, к примеру, рисовать – да, вандализм. А так… В общем, эту стену ребятам отдала администрация парка. Руководитель студии попросил.

Значит, листаем мы альбом со скетчами, и тут я выдаю:

– Слушайте, вы – как древние египтяне. Через несколько тысяч лет на месте парка найдут обломки стены и скажут: «Обнаружено место, где наши предки исполняли ритуальные танцы и рисовали на стене мир, каким они его видели».

Здо́рово, да? Сама от себя не ожидала.

Мы с этой мысли поугорали, а потом ребята стали обсуждать предстоящую поездку в Воронеж. Они в фестивале хип-хопа должны были через неделю участвовать. Ну и, конечно, все уже предвкушали. Я понимаю: это важно – кто что с собой возьмет, кто за что отвечает, сколько репетиций они успеют еще провести… Только я вдруг почувствовала, как стеклянная стена опустилась. Они там, за стеной, остались. И атмосфера их особая там осталась. А я – что я? Я ведь не одна из них – просто знакомая девчонка, которая навязалась им на голову.

Мико и Лили о чем-то спорили. Ха, я даже не понимала, в чем суть спора. Что-то про номер, с которым они собирались выступать. Кто-то был за Мико, другие поддерживали Лили, и все так орали, что у них аж искры из глаз сыпались. Мне казалось: я их и впрямь вижу – эти искры. Лампово у них там, за стеклом, – люди горят делом.

Они говорили и говорили. Уже стемнело (осень – соня, свет выключает рано), и я подумала: «Интересно, если сейчас встану и уйду, кто-нибудь заметит?»

Я тихонечко поднялась с пенька и пошла к дорожке. Удивительно: несмотря на то что ребята на всю поляну горланили, их голоса не заглушали шелест листвы у меня под ногами. Мне казалось, она очень громко шебаршит. Они что, не слышат?

Меня так никто и не окликнул.