Текст книги "7 чакр Земли. Уезжать для того, чтоб вернуться"

Глава 6

Маленькая девочка в пестром купальнике мчалась к морю, раскинув руки, как крошечная пестрая птичка, вот-вот готовясь взлететь. Её уже догоняла красивая девушка, бегущая следом.

– Малыш, ну куда же ты так рванула? А маму подождать?

Малышка подняла голову, смешно поправив завязанный на затылке хвостик, и, взглянув на маму зелеными глазами, спокойно произнесла:

– Я же не купаться, поздно уже. Я бежала слушать море.

Анастасия смотрела на свою четырехлетнюю крошку и не знала, откуда в ребенке столько спокойствия и серьезности.

– Ты только послушать, купаться точно не будешь? – уточнила молодая мама.

Малышка взяла её за руку и уверенно ответила: – Мама, ну конечно, нет. Я же обещала, что купаться только с тобой. Я хотела его послушать, оно шепчет мне.

«Как волшебно дети умеют не употреблять слова „мне кажется“, – думала Анастасия. – Ведь то, что происходит с ними, всегда реально».

Девушка по имени Анастасия возвращалась к расстеленному неподалеку полотенцу, наблюдая за cвоей девочкой, которая, стоя по щиколотки в воде, перепрыгивала через волны.

Людей на пляже не наблюдалось, и дело было не только в том, что погода стояла пасмурная и немного прохладная, а ещё и в том, что они приехали не в сезон. Молодая мама не могла позволить отдых в самые теплые летние месяцы. «Но мы ведь и так счастливы», – Анастасия улыбалась, глядя на смеющуюся дочурку, которая резвилась в море.

– Мама, ты слышишь? Слышишь, как море разговаривает? – перекрикивала громкий шорох набегающих волн малышка.

Пахло морской солью и спокойствием. Под ковриком перекатывались мелкие, обточенные морем камешки. Громко кричали пролетающие чайки. Анастасия закрывала глаза, слушая волны, и вновь открывала, чтобы не упустить из виду свою маленькую попрыгунью.

∞

– Неужели ты считаешь, что человек на одной еде и воде держится? А как тогда спортсмены, находясь на жесточайшей диете, выдерживают изнурительные тренировки? Как ты без обеда и ужина продолжаешь что-либо делать? Неужели ты не понимаешь, что мы намного более сложный механизм?

Эти вопросы Френка, сказанные с почти утвердительной интонацией, почему-то напоминали Рие ее детские разговоры с мамой, так же спокойно Френк говорил с ней, и оттого, как этот незнакомый мужчина заботливо втолковывал ей свои истины, ему хотелось беспрекословно верить.

– Дело не в этом, Френк. Не в том, что я не верю, – объясняла Рия. – Просто мне хотелось бы это обдумать.

– Ну что же, – произнес Френк, понимая, что скептицизм Рии испарился. – Тогда слушай, – и он принялся увлеченно рассказывать: «Человеческих чакр больше, чем семь. Но именно число 7 – такое для нас значимое. Потому что эти чакры – самые главные ступени к развитию нашей души. Каждая обладает своим цветом, названием, расположением и ключом, который активирует, или же, напротив, – демоном, который блокирует чакру. Если какая-либо чакра преобладает над другими, твоя аура окрашивается в цвет этой чакры».

– Теперь я понимаю, почему у всех людей разные ауры. Так ведь можно понять, что движет человеком, – догадалась Рия и вновь сосредоточенно посмотрела на своего учителя. – Френк, ты видишь мою ауру? Какая она?

Мужчина сделал глубокий вдох, размышляя, следует ли говорить или же пока попридержать информацию. Подозревая, что Рия скорее любопытствует, чем искренне верит, он решил пока не углубляться в тему, предпочел коротко ответить:

– В ней угадывается красный, определим это так.

– Я могу узнать значение?

– Да, самая первая наша чакра – корневая. Она красная, и связывает тебя с землей. А ты на данный момент очень заземлилась.

– Не понимаю. Что значит «заземлилась»?

– А то, что это – чакра выживания. Только раньше она представляла собой побег от разъяренного медведя, а сейчас это поиск жилья, работы и оплата счетов вовремя. По сути, ничего не изменилось. Кстати, никого не узнаешь?

Рия отвела взгляд, она действительно слишком долго занималась рутиной. У неё просто не хватало желания на что-либо еще.

– Поверить не могу, неужели… Неужели люди не живут, а просто выживают? И моя жизнь тоже… Боже мой, всего лишь бессмысленный бег от разъяренного медведя, – пробормотала вслух девушка, скорее сама себе, чем Френку. – Как же мне открыть чакры?

– Чакры не закрыты, – ответил Френк, – или не все закрыты. Иначе тебя бы просто не было в живых. Просто они у тебя малоактивны и, если ты захочешь перемен в своей жизни, тебе придется над этим поработать.

– Почему ты сказал мне, что именно мне это под силу?

– Тебе пока нельзя знать многого, Рия. Каждое знание должно быть получено вовремя. А для того, чтоб постичь то, о чём я хочу тебе рассказать, тебе нужно получить допуск.

– И что? – смешливо спросила Рия. – Начнешь загадывать мне загадки, как древний оракул?

Френк стал замечать ироничные выпады Рии, которые изредка прорезались сквозь её застенчивость, но он решил не придавать им значения, невозмутимо продолжая:

– Нет, головоломок не будет. Во всяком случае… от меня. – Френк хищно улыбнулся. – Я попрошу тебя закрыть глаза и сконцентрироваться на моем голосе. Ведь когда мы убираем одно из чувств – автоматически обостряются остальные.

Рия смущенно кивнула и отвела взгляд в сторону, поджала под себя ноги и закрыла глаза. Ей никак не удавалось сосредоточиться, в комнате становилось то немного холодно, то чересчур душно, то неудобно коленям из-за слишком твердого пола. Только Френку всё идеально подходило, и он даже не думал прерывать рассказ:

– Рия, тебе следует начать с твоего фундамента, проработать свою начальную точку. – Рия ерзала на паркете, усаживаясь поудобнее.

– Корневая чакра плотно связана с землей, с тем, насколько твердо мы стоим на ногах, и блокируется она нашими страхами.

Мимо окна проехали машины, громко просигналив. Рия качнула головой, усердно сбрасывая надоедливый звук, понимая, что несколько фраз Френка она уж точно пропустила.

– Раскрой же её потенциал! Считай это инициацией, но это будет твое начало. Тебе придется нелегко, потому что раскрыться можно, осознав … —

Подул ветер, распахнув настежь незакрытую форточку, Френк продолжал говорить как ни в чем не бывало. Форточка громко стукнулась о стену, отвлекая Рию от тихой, монотонной речи учителя. Стараясь сконцентрироваться вновь и даже подвигаясь немного ближе, Рия лишь услышала:

– Ты поняла, Рия? Любовь…

Рия открыла глаза и виновато улыбнулась. Почему же она то и дело глупила рядом с ним? Она так внимательно вслушивалась, чтобы не упустить ничего, но похоже умудрилась пропустить самое важное.

«И, черт возьми, что же там было про любовь?» – размышляла Рия.

А Френк даже не думал останавливаться:

– Необходимо обращать внимание на цвета, которые тебя окружают, на мысли, которые ты себе позволяешь. Постоянная осознанность в том, что ты впускаешь в мысли, осознанность твоих поступков. И тогда…

Несмотря на то, что была середина февраля, в этой по-зимнему светлой комнате внезапно запахло морем. В памяти всплывал звук волн. Рия втягивала такой знакомый запах ноздрями и ловила слова своего учителя. Ей всё же удалось услышать финал речи, то ли оттого, что Френк говорил так мягко и спокойно, то ли оттого, что его полушепот напоминал ей то, что она уже слышала намного раньше в детстве.

И вот она, маленькая девочка, в своем пестром купальнике бежит к воде и среди шума морских волн отчетливо слышит мужской голос, который шепчет: «И лишь тогда ты изменишься, а встретившись со страхом, ты осознаешь красную чакру».

∞

Рия сидела на своей кухне уже несколько часов, уставившись в одну точку. Ужин давно остыл, а она даже не заметила этого, ведь слова в голове носились из стороны в сторону. Внутри возник ураган, как в «Волшебнике Изумрудного города», и сейчас её Элли сносило вместе с домиком и Тотошкой, с той же силой и ветер за окном с упоением качал голые ветви. Деревья послушно свесили свои кроны, столкнувшись с воздушной стихией. Безлунное небо сильно сгустило и без того быстро наступившую тьму, предлагая идеальное время для размышлений.

«Неужели я уже слышала это? – думала Рия. – Ведь это же невозможно! Тогда почему последние слова казались мне такими знакомыми? И почему я помню сказанное сегодня, будто бы заучивала этот текст наизусть? И с чего же мне начать?».

На улице по-прежнему шел снег, перекрашивая город белой гуашью, люди бежали домой, смахивая снежинки с лица, каждый их шаг зимним хрустом. Доносились отдаленные разговоры и хохот больших компаний, спешащих укрыться в каком-нибудь кафе, но она не вникала в происходящее вокруг, потому что мысли кружили её, как февральская метель.

Отпив глоток холодного, а потому и мерзкого на вкус чая, Рия поморщилась и пошла ставить чайник заново.

«Пожалуй, начнем с осознанности», – решила она.

Ее рука нашарила в высоком ящике первый попавшийся чай, но с полки внезапно выпал мешочек рубинового цвета, слегка стукнувшись о столешницу. Несколько ягодок шиповника выкатилось из него, художественно расположившись на кухонной поверхности.

«Значит, красная чакра, говорите…» – произнесла вслух Рия, растягивая губы в улыбке и бросая шиповник в чашку. Вливая в себя прозрачно розовую жидкость, девушка уселась на стуле в своей кухне и принялась размышлять об услышанном ранее.

«О чем же мне Френк рассказывал? И что бы это всё могло значить?». Рия машинально поставила пустую чашку в раковину и отправилась спать, взглянув в окно.

Наколовшись на звезды, в небе повисла ночь.

Глава 7

Проснувшись и медленно открыв глаза, чтобы окончательно прогнать еще не убежавший сон, Рия не спешила выныривать из-под теплого одеяла. Она зевнула и нащупала пульт, потерявшийся в складках простыни. Время никуда не гнало её и не дышало назойливо в затылок, сегодня не нужно никуда бежать, и сладко потянувшись от мыслей о спокойном дне, который ждал ее впереди, Рия нажала на кнопку и включила телевизор.

«Красный?» – удивленно произнесла Рия, в растерянности глядя на экран. В новостях показывали Америку и разнаряженных в красное барышень, толпящихся в очереди в супермаркет, который обещал скидки первым 20, пришедшим в этом цвете. «Сумасшедшие», – подумала Рия и стала быстро переключать каналы. Но новостная утренняя лента упрямо дразнила ее, словно быка, красными розами, женщинами в коротких красных платьях, открытками и улицами, украшенными алыми бантами, гирляндами и – о, нет! – насыщенно-красными сердцами.

– Нет! Нет! Нет, черт возьми! – повторяла Рия, потрясая кулаками с каждым своим словом.

Она отшвырнула в сторону пульт, так что тот скатился на пол, сильно ударив пластмассовый бок. Она резко спрыгнула с кровати и побежала на кухню к холодильнику. На нем красовался небольшой перекидной календарь, и Рия традиционно переворачивала маленький пластиковый движок, который сегодня утром следовало бы передвинуть с номера тринадцать вперед.

– Нет, нет! Нет! Ну почему!? – возмущенно повторяла девушка, исполняя всё тот же танец с кулаками.

Она решила ничего не передвигать, таким образом объявляя, что она продолжает спорить с действительностью. И ничего магического в красном изобилии картинок не было, календарь показывал день Святого Валентина, пятницу, 14-е февраля.

Рия втащила мобильный телефон на кухню и набрала номер подруги.

– Рия, ты там, совсем с ума сошла? Ты видела, который час? – возмутилась Машка, подняв трубку, спустя долгую череду гудков.

– А ты видела, какое сегодня число? – парировала Рия, совершенно не смущаясь.

– Нет, а какое число?

– А ты, Машенька, подумай! Сегодня пятница, жуткая пятница.

– Сегодня пятница тринадцатого, что ли? – сонно спросила Маша, зевая в трубку.

– А вот и нет, дорогая моя! Потому что страшно не в пятницу тринадцатого, а в пятницу четырнадцатого! А тем более, если пятница эта в феврале, что и произошло именно сегодня.

– Рия, – растерянным голосом сказала Маша. – Тебя чему там в ОБЛАКЕ твоем учат? Ты меня уже давно пугаешь по телефону. То какой-то синеглазый мужик, то глубинные воспоминания. Они там что, гипнотизируют тебя? Ты там только не ешь и не пей ничего, ты поняла меня? Особенно из рук этого, как его, Френсиса…

– Френка, – внесла ясность Рия.

– Да мне наплевать, Фредерик или Феликс, суть одна. И вообще, что там тебе внушили уже, а? Прямо сгораю от нетерпения послушать! Ну, что там? Парад планет, да?

Машка уже разошлась, как умела только она, и предложила около пяти других версий, среди которых назвала лунное затмение, охоту на мужика (естественно, очень в Машином репертуаре), превращение в ведьму и ритуальные танцы в лесу.

– Или вообще будить вампиров пойдешь на кладбище?! – завершила опрос возмущенная подруга.

– А я возьму и пойду! – нешуточно заявила Рия.

– Ты только чеснок и огромный крест не тащи. А то чересчур явно. Если тебя поймают, то сразу всё поймут.

– А маленький осиновый колышек? – с надеждой поинтересовалась Рия.

Машка расхохоталась. Убедившись, что с подругой всё в порядке и, окончательно проснувшись, она заговорила уже спокойно:

– Рия, что происходит с этой пятницей?

– Сегодня день святого Валентина, – тихо произнесла Рия, почти переходя на шепот, словно доверяя очень важный секрет.

– Ой! – только и смогла произнести Маша, догадываясь, каково это – расстаться со своим парнем накануне Дня влюбленных. Плевок в лицо Вселенной, который при всем желании невозможно проигнорировать.

Дополнительных слов и не требовалось, Машка вошла в положение своей лучшей подруги и сочувственно произнесла:

– Прости меня, Риюша. Я…я не подумала. Я просто забыла.

– Я тоже, – и Рия на секунду закрыла глаза и сжала в тонкую линию губы.

– И… какой план на сегодня?

– Ты должна знать, я не шутила, – совершенно серьезно сообщила Рия. – Мне действительно нужно поехать на кладбище…

∞

Снег хрустел удивительно громко, прорезая тихий сельский воздух. Он лежал ровным и ничем не потревоженным одеялом, лишь кое-где виднелась тонкая полоса следов. На улице стоял солнечный день, потому, несмотря на безлюдность, место не внушало страха. Изредка тишина застывала, как будто кто-то невидимой рукой «нажал на паузу», прокручивая оглушительное и надоедливое карканье пролетающих ворон.

Усыпанные снегом и упавшими ветками могилы располагались неровными рядами, скрывая имена тех, кто покоился с миром. Разглядеть имена итак было невозможно из-за налипших к граниту снежинок, но они все сыпались и сыпались прямо с неба, превращая кладбище в жуткий лабиринт безымянных мертвых. Казалось даже, что снег оставался недоволен проделанной работой и кружил мелкой пыльцой, засыпая следы и создавая шапки на гранитных памятниках.

Солнце сверкало на белом полотне, мельтешили солнечные зайчики, отчего очень уставали глаза. Ноги мерзли, но девушки шли вперед, потому что каждая секунда без движения отдавала в стопы болью тысячей морозных уколов.

Пожилой мужчина в шапке-ушанке опирался на толстую палку и пробирался вперед, показывая дорогу двум подругам. По его мнению, явно нездешних: хорошо одеты, местности не знают, да и говор как у городских. Но что могло понадобиться двум милым барышням в такой холодный февральский день на кладбище, Кузьмич не понимал.

Барышни не разговаривали, шли молча, ничего не спрашивали, кроме имени и фамилии, которую назвала брюнетка, попросили провести, больше информации не поступило. Смотрителю пришлось поднять архивы, чтобы вычислить место могилы. Учитывая то, что подруги вначале зашли к нему, Кузьмич понял, что обе девушки сюда давно не приезжали, а возможно, и никогда.

– Далеко нам, дядя Коля? – спросила блондинка, растирая руки и подпрыгивая.

– Да нет, девоньки, недалече осталось.

«Безусловно, странные барышни, – думал Кузьмич. – Кто в такую метель к мертвецам приезжает? Разве что кто-то недавно умер, да и то…».

Чего только смотритель не навидался на своем веку: матерей, которые каждый день приносили игрушки к могиле своих детей, взрослых, рыдавших неделями, тех, кто засаживал цветами могилы своих родителей. Но чтобы в такой холод, да к человеку, который так давно умер, никогда на смене Кузьмича такого не происходило. Он внезапно остановился, взмахом указал на левый ряд и обратился к девушкам:

– Вам сюда. Как обратно идти, помните? Там мы поворачивали у статуи белого ангела, а потом всегда прямо, пока не увидите начало пятого блока, а оттуда к моему домику уж совсем близко.

– Спасибо. Вы нам очень помогли, – ответила блондинка, продолжая подпрыгивать на месте от холода.

– Ну, я пошел. Если что, вы всё запомнили.

И пожилой мужчина медленно побрел к своему дому. Они провожали его взглядом, как Тесея, знающего выход из лабиринта. Он шел уверенно и спокойно, и казалось, что мог бы двигаться даже на ощупь. Когда его темная куртка скрылась из виду, девушки наконец-то заговорили.

– Я и так всю дорогу молчала, знаешь ли. Видела, как тебе нелегко, протащилась за тобой, пройдя по льду и снегу, на кладбище, – тараторила Машка явно продуманную заранее речь. – Уточню, если позволишь, вне города, в какое-то забытое село, вечером, вдвоем! Рия, черт возьми, поговори со мной! – скорее приказала, чем попросила подруга.

Рия молча рассматривала снежинки, которые запутались в шнурках её ботинок, и подбирала слова, потому что не знала, с чего начать. Блондинка выжидающе смотрела на неё. Предугадывая реакцию Машки, Рия понимала, что та не отступит, пока не получит объяснений.

– Маша, – хриплым голосом произнесла Рия. – Как ты думаешь, почему мы здесь?

– Наверное, потому что сегодня день Святого Валентина, а ты недавно рассталась со своим любимым и вообще очень странно себя ведешь в последнее время. Учитывая то, что тебя преследуют знаки, – на этом слове Машка закатила глаза и покрутила пальцами у висков, – и ты бегаешь от одного гуру к другому, я думаю, что мы в этом забытом Богом селе, потому что ты собираешься совершить обряд: хоронить любовь, закапывать чувства, а может, даже прыгать через костер…

Так, Машку несло! Она умела быстро нагонять панику. Притом, нужно заметить, говорила всегда очень убедительно. Рия понимала, что пора раскрывать карты, иначе через 5 минут Машка превратит её в приверженку экзорцизма, расхитительницу могил, ну, или в лучшем случае, вернется к любимой версии о «ловле мужика». Вечером. Вдвоем. На кладбище. Ловить Рия никого не собиралась, потому подискивала нужные слова, опасаясь, как бы Машка в отсутствие других мужчин не бросилась ловить смотрителя Кузьмича.

Пока Рия раздумывала, подруга пригнулась от внезапного шума, за спиной взлетала огромным черным вихрем стая ворон, громко каркая и сбрасывая снег с надгробий. Рия вздрогнула от неожиданности, но осталась стоять на месте, наблюдая, как вороны, выстроившись неровной линией, уносились прочь.

– Рия, – тихо промолвила Маша, глядя прямо на подругу, – ты можешь рассказать мне всё, что угодно. Прошу тебя, верь мне, – и после недолгой паузы решилась спросить. – Я могу узнать, кто такая Ночь В.?

– Пойдем, Машунь. Я постараюсь рассказать… Мы уже у нужного ряда, темнеет, а мне очень хотелось бы завершить то, ради чего я приехала.

– Мы приехали, – сделала ударение на первом слове Машка.

– Верно, мы.

И Рия медленно свернула на узкую тропинку среди старых могил, разглядывая выгравированные фамилии. Время от времени она наклонялась, чтобы стряхнуть снег и разглядеть очередное имя и грустную дату. Такие даты никому не хочется помнить, думала Рия, продвигаясь вперед по ряду. Через несколько метров она повернулась к по-прежнему ожидающей Маше и произнесла:

– Мы здесь потому, что сегодня день святого Валентина. Но не потому, что я встречаю его в одиночку, а у меня, между прочим, даже кота нет. Уж поверь, я не могла предвидеть того, что мы расстанемся после трехлетних отношений, и, естественно, легко мне это не далось, но я привыкаю к мысли, что мы не вместе. Так что тут ты не угадала.

– То есть паника 14-го числа не связана с девушками, которые скупают пончики в розовой глазури, платья с пышными юбками и открытки в форме сердечек? – уточнила блондинка. – А потом хвастаются подарками и суют их в веселые пакетики в алый горошек. Фу!

Рия отрицательно помотала головой:

– Нет. Но я бы предпочла сейчас этот вид помешательства, – с грустью призналась она. – Мы здесь, потому… Потому что мне очень страшно. Много лет назад умер очень дорогой мне человек, а я так и не смогла смириться с его смертью. Теперь она висит надо мной датой, которую невозможно забыть. – Несмотря на волнение, она старалась говорить ровно:

– Маша… Прости меня, мне так стыдно перед тобой. Не потому, что я не хотела тебе рассказывать, – голос Рии сорвался, – просто я ничего в жизни так не боялась, как приехать сюда. Мне было так страшно, что я даже не могла присутствовать на похоронах. Я просто запаниковала, плакала в комнате… И не поехала.

– Рия, мне так жаль. Ты никогда об этом не говорила…

– Достаточно того, что я постоянно об этом думаю. Маша, я была очень маленькая – и это единственное, что меня оправдывает, но потом я выросла, а этот страх держал меня, и я мысленно проскакивала этот день – и не приезжала. Но в этом году меня словно наизнанку вывернули: Людмила, потом Френк. Я слишком много всего стала доставать из воспоминаний, которые сложила в пыльные ящики и спрятала на антресоли, а ведь оттого, что ты прячешь что-то в своей памяти, ничего не исчезает… А лишь продолжает жить в нас, понимаешь? – голос Рии сдался на последней фразе, и слезы покатились по её лицу мелким бисером.

Маша подошла и бережно обняла подругу, тихо приговаривая:

– Милая, но ты же в конце концов здесь, к тому же, с группой поддержки. Группа просто так быстро собиралась, что забыла притащить дудки, помпоны и напялить майку с номером. Но мы все с тобой, даже медведь.

Рия непонимающе взглянула на Машу и вытерла слезы.

– Какой такой медведь?

– Ну, медведь, мед-ведь, – разъяснила по слогам Машка, как будто от этого что-то становилось понятно. – Знаешь, на футбольных матчах, например, из мужика какого-то, который по полю бегает, тотем делают и надевают на него какой-то волосатый и жаркий костюм, с жуткой сеточкой на глазах. Обычно костюм медведя, – подвела она итог.

– Точно, – хихикнула Рия, окончательно приходя в себя.

Маша растерянно улыбнулась и побрела дальше по ряду, рассматривая надгробные надписи.

День подходил к концу, и солнце садилось всё ниже. Признаться, заснеженное старое кладбище оказалось явно не самым уютным местом для проведения дня Святого Валентина с лучшей подругой. Да и признание Рии окончательно выбило почву из-под ног. Оставаясь до последней секунды совершенно уверенной в том, что Рия грустит из-за потерянной любви, Машка лишь сейчас осознала, как немного она знала о детстве Рии, как мало та рассказывала о своей семье.

Блондинка аккуратно повернулась и посмотрела на худенькую девушку, которая шла зигзагом, смахивая белые снежинки рукавицей, чтобы прочесть имена умерших. Машка пошла вперед, продолжая делать то же самое. Так они шли уже несколько минут, дойдя до середины ряда. Маша вновь коснулась серого гранита и, стряхнув белое покрывало, обнажила слово «Ночь».

– Рия, Рия, скорее! Беги сюда! Я нашла! – закричала девушка.

Брюнетка уже неслась по тропинке со всех ног.

Остановившись у полузаснеженной могилы, Рия присела и провела мокрой варежкой по оставшемуся на надгробии снегу. Тонкая корочка спала, открывая серый прямоугольник с закругленными краями. Надпись гласила: «Ночь Виктор, дата рождения, а затем дата смерти – 14 февраля». Чуть ниже витиеватый почерк вывел:

И звездами по небесной крыше

Я вновь имя твое напишу.

Ненавижу тебя, ненаслышу,

Неначувствую, неналюблю.

Холодок расползался паутинкой по телу Машки при каждом прочтенном слове.

«Привет, папа. Прости, что давно не приезжала», – тихо промолвила Рия и опустилась на колени возле серой плиты.

В одну секунду многое встало на свои места. Маша присела на корточки рядом с Рией, которая неотрывно глядела на портрет красивого мужчины, выгравированный на камне.

– Ты вся в него, настоящая красавица, – прошептала Машка, не находя, ничего более уместного в данной ситуации. – Я вас оставлю и подожду тебя на вон той лавочке неподалеку.

Рия не повернулась посмотреть, куда показывала Маша, и даже не ответила, а лишь едва кивнула, давая понять, что ей нужно время.

Маша смахнула снег и села на лавочку, отвернувшись в другую сторону, подобная сцена выглядела слишком личной, а если честно, – невероятно грустной. Они дружили много лет, и, подумать только, ей ни разу не пришла в голову мысль спросить об отце Рии. То, что подруга выросла только с мамой, никогда не вызывало у Машки вопросов. Маша решительно отвернулась, рассматривая небо, она должна была, как группа поддержки, быть сильной и решительной, потому то и собирала остатки сил, стараясь не обращать внимания на то, что за спиной всхлипывает подруга, а тело сковывает жуткий холод.

Солнце уже давно скрылось. Рия сидела неподвижно, глядя на светло-серую надпись, на красивый разборчивый почерк. Девушка прикоснулась к тонким завитушкам пальцами, бегая от буквы к букве, она с легкостью узнала мамин почерк, по записям которой сделали гравировку.

Смеркалось, становилось холодно, но она даже не чувствовала ни замерзших рук, ни мокрых коленей, ни дуновений ветра, которые обжигали лицо. Девушка заправила под воротник куртки выбившиеся волосы и полезла в сумку, затем вытащила зажигалку и три заранее подготовленных белых свечи разного размера. Их никак не удавалось зажечь, хотя Рия и прикрывала фитиль рукой. Руки полностью окоченели, а морозный ветер даже не думал униматься, не прекращая дразнить девушку, но, несмотря на это, она настойчиво чиркала зажигалкой, сумев насадить три маленьких огонька.

Продолжая сидеть на коленях, сложив руки у груди, Рия тихо шептала, глядя на портрет мужчины:

– Папа, привет… Когда ты оставил нас, я так злилась на тебя. Я…я так долго не могла тебе простить. Возможно, именно потому ни разу… Прости меня, ни разу к тебе не пришла. Я же помню, ведь ты умер, спасая нас. А я… как же я могла… даже не пришла попрощаться.

Рия согнулась пополам, как будто острый нож вонзился ей прямо в живот.

– Но мне теперь не страшно, – продолжала она, хотя слезы уже сильно жгли глаза. – Я обещаю тебе, что больше не буду бояться. Прости меня, пожалуйста, слышишь?! Я не боюсь! – крикнула она, стоя перед серым гранитом на коленях и упала в снег.

Маша уже устала сидеть, насквозь промерзла, и оттого давно ходила взад—вперед у лавочки. Отдаленный шум заставил ее обернуться: Рия пристально смотрела на портрет отца, затем привстала, что-то крикнула и упала навзничь в огромный сугроб.

Маша побежала, петляя по скользкой тропинке между надгробий, преодолевая ряд за рядом, крича на бегу, но Рия не вставала. Свечи рядом с лежащей в снегу девушкой таяли слишком быстро, словно плавящийся на сильном огне шоколад, истекая ярко-красными восковыми каплями.

Добежав до подруги, Маша обнаружила лишь алую лужицу на снегу, хотя была готова поклясться своей блондинистой головой, что мгновение назад свечи стояли на том самом месте и цвет их воска был белоснежным. Маша схватила неподвижную Рию и стала слегка бить её по щекам:

– Рия, Риечка, опомнись, прошу тебя! Тут черт знает что происходит! – причитала Машка, предпринимая попытки привести подругу в чувство.

Брюнетка открыла глаза, пытаясь вспомнить, что случилось. Она рассматривала испуганное Машино лицо, небо кружилось и плыло в глазах. Почему-то очень быстро стемнело, словно за секунду, к тому же свечи потухли, но даже в подобных сумерках обе девушки видели, что снег перед надгробием изрисован мелкими красными восковыми каплями. Подруги переглянулись без слов, понимая, что нечто странное происходит в этом месте.

Внезапно из-за серого гранита могилы вылетело облако ворон, ринувшись организованной стаей прямо на девушек. Они летели прямо на них пугающей темной кляксой, разинув острые клювы.

– Они же красные! – произнесла Машка и открыла рот от удивления, рассматривая надвигающийся живой поток.

– Бежим! – сообразила Рия, вставая и резко хватая ошарашенную подругу за рукав.

И девушки понеслись к выходу, подгоняемые бесчисленным бордовым потоком из птиц, которые неслись позади и над ними.

Вороны тем временем расформировали стаю, Рия насчитала несколько десятков ворон, но казалось, их становилось всё больше и больше. Будто кто-то рисовал их бордовыми чернилами по мокрой бумаге. Их лохматые перья отливали всевозможными оттенками красного и темно-вишневого, а каждое их касание напоминало клинок, который вонзается в кожу.

Кричащие создания беспорядочно метались из стороны в сторону, бросались под ноги, били девушек крыльями по затылку. У Маши уже был разбит висок и исцарапаны руки, оттого что она прикрывала ими голову. Разбитое колено Рии мешало двигаться, а птицы продолжали нападать и яростно клевать девушек.

Подруги бежали без оглядки, оставляя тонкую дорожку из кровавых капель на белом снегу, которая прерывистой линией тянулась по их следам. Птица очередной раз клюнула Рию в колено, и девушка, защищаясь, яростно пнула ворону, которая рухнула, ударяясь о ее ноги.

– Маша! Быстрее! Куда бежать?

– Где этот чертов белый ангел? – кричала Маша, имея в виду ориентир, который оставил им смотритель.

– Вон он! – крикнула Рия, показывая на отдаленную светлую фигуру с раскрытыми крыльями. – Бежим, прошу тебя. Скорее!

Паникуя, она схватила Машу за руку и побежала, впиваясь глазами в статую белого ангела, который своими распростертыми руками-крыльями встречал их, обещая укрыть в своих объятиях.

Дышать становилось невозможно. Рия уже не чувствовала ни рук ни ног. Каждый глоток воздуха падал ледяным камнем в легкие. Она обернулась на секунду, увидев красную ленту из кровавых капель, тянувшейся по снегу, затем подняла голову, бросив взгляд в небо и застыла, ужаснувшись увиденному. Бордовая вереница ворон тянулась по небу, следуя за беглецами, то опускаясь, то поднимаясь огромной живой волной, которая жаждала поглотить обеих девушек.

Из последних сил Рия резко толкнула подругу прямо в раскрытые руки каменной статуи и, обернувшись, взглянула на сплошной каркающий бурый поток, приближавшийся ближе.

Девушка прикрыла собой Машу и зажмурилась, чтобы не видеть темно-красную стаю, летящую прямо на них. На мгновение ей показалось, что каменная фигура смыкает вокруг них свои крылья, заключая в объятия. Она услышала мамин смех и мягкий вопрос: «Ты точно не будешь купаться?». Почувствовала объятия своего папы, который тихо повторял: «Всё будет хорошо, я с вами». Услышала Машку, которая утешала ее и рассказывала про помпоны и медведя.

И тогда Рия, раскрыв руки и глядя прямо на надвигающуюся тьму птиц, громко и пронзительно крикнула в темноту: «Я больше ничего не боюсь!».