Текст книги "Необыкновенные истории обыкновенных людей"

Необыкновенные истории обыкновенных людей
Юлия Ромашкова

Иллюстрация обложки Юлия Ромашкова

© Юлия Ромашкова, 2023

ISBN 978-5-0060-1744-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1. Будни усталой женщины

Устала жутко, хотелось тишины и покоя. С утра на ногах, завтрак детям, завтрак мужу, завтрак котам (заколебали, сволочи, всю ночь носиться), ну и себе что-то там быстрое на ходу. Легкий макияж наспех, чуть туши на ресницы, чуть блеска, некогда стрелки выводить. Некогда, некогда, все некогда. Бежать, бежать, а как иначе? Ничего не успеваю.

На работе, как всегда, начальник, в задницу ужаленный, все поторапливает: «План, план, надо сделать, иначе никакой премии!»

Да не нужна мне уже никакая премия, готова сама доплатить, лишь бы оставили меня в покое!!! – думаю я.

А вслух: «Конечно, конечно, буду стараться».

Дергают, дергают.

А вечером дети, домашка эта ненавистная. Господи, когда же они закончат эту школу? Зачем все эти тангенсы, котангенсы, хренаггетсы? Вот кому это в жизни пригождается? Кому нужно? Ну может, единицы и будут потом использовать в работе, но остальным-то, что мучиться?

– Мам, мам, как тут решать? Опять не понимаю! Училка ничего не объясняет!

Ну конечно! Училка не объясняет, а мать должна! И это после всех объяснений, которые она дала тупым клиентам, что допекали ее на работе целый день.

– Мам, мам! А что поесть есть?

«Ни хрена нет! Потому что я с вами домашку делала, вместо готовки!» – хотела сказать я.

А вслух произнесла:

– Сейчас все будет, подождите полчасика!

И к плите. Фарш замесила, котлет налепила, только приготовилась жарить, – муж пришел. Ну а его, конечно, надо встретить, попрыгать вокруг него, типа, как рада и все такое, а то вдруг усомнится, вдруг подумает, что не ту жену выбрал. Язык уже на плечо, а танцы с бубнами вокруг мужа устрой! Бесит. Бесит. Он только на работу сходил, а я – и на работу, и домашние дела передела, и домашку эту долбаную сделала! Вот почему я-то с бубном должна, а не он? Должна! Так принято. Бесит.

– Любимый, устал, наверное?

– Очень, пойду немного полежу. А что на ужин?

«Да если бы вы все меня не отвлекали, то давно бы приготовила!» – язвительно подумала я.

– Котлетки, подожди немного, отдохни пока.

Опять несусь на кухню.

Говно.

Два говна.

Когда успевают эти коты столько насрать?

Дети и муж только лежать на диване с ними могут, а убирать за ними – все прям испаряются! Типа без глаз и нюха!

Убрала. Я-то с нюхом.

Так, кухня.

– Погладь мне рубашку на завтра, ту, голубую, которую ты мне подарила, а то завтра совещание, – доносится из комнаты.

– Мам, мам, и мне юбку!

Задолбали! Хорошо, что котам ничего не надо гладить. Хотя нет… их самих надо гладить, а то орать будут, как сумасшедшие!

Уже восемь вечера.

Котлеты!

Быстро разогрела сковородку, бросила на нее котлеты.

Звонок. Смотрю на дисплей: подруга Машка. Могла бы и не смотреть, конечно, она! Всегда не вовремя звонит! Придется подойти, ведь так же и будет трезвонить!

– Ма-а-а-ам, когда еда? – слышится издалека.

– Але.

– Валька, хай! – весело щебечет Машка.

– Хай, – отрывисто отвечаю я, одновременно пытаясь насыпать корм котам.

– Представляешь, а мой-то, мой совсем обнаглел, подарил мне розы! Знает же, что я их терпеть не могу! Банальность! Так нет, притащил! Я, конечно, скандал устроила. Ну а потом полежала на массаже и вроде успокоилась. Вечером обещал в ресторан сводить, ну в этот, новый на углу, была там?

– Тварь! – внезапно выпаливаю я и бросаю трубку.

Наконец вслух. Наконец. Выдыхаю. Улыбаюсь.

По дому разносится запах сгоревших котлет.

Но я уже не спешу.

2. Книги

Федор Иванович жил простой жизнью. Ел, спал, ходил на работу. Был женат крепко и давно на Анастасии Павловне. Жили хорошо, вот уже лет тридцать как не ссорились совсем. Ну а чего воздух-то сотрясать? Все им в друг друге было понятно, предсказуемо. Притерлись уж за столько-то лет, смирились. Детьми не обзавелись. Долго переживали по этому поводу. Должны же быть дети в семье. Так принято. Это всем известно.

По воскресеньям Федор Иванович выводил свою жену в парк гулять. Так сказать, себя показать, ну и как живут другие поглядеть. Другие жили так же, что конечно радовало. Значит, все как у людей, все как положено.

Анастасия Павловна была домохозяйка. Сама для себя такую судьбу выбрала. А Федору Ивановичу и хорошо. Всегда ужин на столе, да не простой, а состоящий из трех блюд. И с компотом. Ну как же без компота? Так положено. А ему больше и не надо было ничего в жизни, лишь бы вкусно поесть, да хорошо поспать, да чтоб здоровье не подводило и на работе сильно не доставали, благо до пенсии осталось пару лет.

Как-то шел Федор Иванович в магазин. Жена послала за молоком, обещала блинчиков напечь, да со сметанкой. Настроение от предвкушения такой вкуснятины было приподнятое.

Вдруг слышит за спиной:

– Федька, ты, что ль?

Оборачивается. Ба-а-а, да это ж Васька, одноклассник его. Раньше дружили, а потом жизнь разбросала, так и потерялись.

Васька стоял и лыбился. Толстый, ярко одетый, рожа довольная, лоснится, как блин.

Кстати, о блинах.

– Васька! Старый черт! Сколько лет! А я вот за молоком иду, жена обещала блинов сварганить! Как ты? Где? Рассказывай быстро!

Васька и выложил все. Живет уже с четвертой женой, дети, внуки, бизнес не только прибыльный, но и интересный. Объездил уже полмира. Столько всего видел, столько испробовал! Не жизнь, а сплошное приключение!

– Ну а ты как, Федь?

– А у меня все по-людски. Дом-работа, работа-дом. Все как положено.

– Не скучно тебе так жить-то? Как положено? Я б уже на стенку полез, – хмыкнул Федька.

– Да уж привык как-то…

Перекинулись еще парой слов и разошлись. Только вот настроение у Федора Ивановича резко испортилось. И мысль о блинах уже не грела.

Да что он не ел этих блинов, что ль? Да сотни раз! Одни и те же блины! Да всегда со сметаной. У-У-У-У-У!!!

И так тоскливо стало, так невыносимо пусто. Все вроде в жизни хорошо, все складно, добротно. Но как же ску-у-у-учно! Только сейчас Федор Иванович осознал, как серо живет, как тоскливо. Жизнь утекает сквозь пальцы и даже следов не оставляет. Никаких. Даже жирных от блинов. Что была, что не была.

Домой вернулся сам не свой. Сунул жене в руки пакет с молоком и ушел в свою комнату. За ужином молчал, вяло ковырял вилкой. От блинов отказался. Лег спать рано.

На утро не захотел вставать. Был выходной, благо не надо было идти на работу. Жену в парк тоже не повел, сказал, что плохо себя чувствует и будет в постели весь день. Впрочем, попытки вылечиться он тоже не предпринимал. На вопросы жены отвечал односложно и с неохотой.

Анастасия Павловна смотрела на мужа с удивлением, но помалкивала.

Думы Федора Ивановича были тяжелые. Настроение смурное. Лежал, лежал, мысль вымучивал. Как же жить-то дальше? Так и вязнуть в этом болоте? У-У-У-У!

И тут он внезапно вспомнил фразу, услышанную однажды в метро у попутчиков: «Читать книги нужно хотя бы для того, чтобы проживать разные жизни».

Как он раньше не догадался! Вот он, выход! Вот он, шанс изменить свою жизнь! Он всегда был равнодушен к чтению, максимум газета, а тут вдруг понял!

Федор Иванович вскочил с кровати, открыл дверцу книжного шкафа и пропал. Для всех. Знала бы его жена, что в этот момент она потеряет мужа навсегда, выбросила бы все книги из дома. Но нет, не знала, не чувствовала беды, а только обрадовалась, что муж перестал хандрить.

С тех самых пор Федор Иванович читал. Читал везде, каждую свободную минуту, при любом удобном случае. На работе стал рассеян, дома жену не замечал. Он читал. Взахлеб. Читал и проживал разные жизни. Интересные, насыщенные приключениями! Наконец он почувствовал, что его жизнь полна и разнообразна.

Однажды, когда он переходил дорогу, его сбила машина. Потому что он на ходу читал книгу. Насмерть. Умирая, он жалел только об одном, что не узнает, чем закончится роман.

Анастасия Павловна пришла с похорон домой. Было непривычно тихо и холодно. Слез не было. Что уж, она давно мысленно похоронила мужа, еще когда поняла, что в его жизни есть только книги.

Налила себе чаю, отхлебнула, вздохнула и откусила кусочек блинчика.

3. Жадина-говядина

Лера была жадной девочкой. Вот прям с детства. И мать всегда ругала ее за это:

– Ну что, жалко было мальчика угостить? У тебя конфет навалом! Треснешь скоро от них! И в кого ты такая жадная? Я сроду ни от кого ничего не прятала! Все отдавала всем. А ты… э-э-э-эх… стыдно, Лерка! Тебя так любить никто не будет, будут дразнить жадиной-говядиной. Это ты, наверное, в прапрабабку. Говорят, у нее снега зимой не выпросишь.

И Лерка делилась со всеми. Игрушками, леденцами, наклейками, книжками – всем, что было так дорого. И было ей ужасно обидно, и ненавидела она всех, кому отдавала свое самое любимое, и стыдно ей было за такие чувства, и проклинала она эту далекую прапрабабку, которая сделала ее такой жадной.

Мать, строгая женщина, зорко следила за дочерью, контролировала, как бы она не спрятала чего, когда ее просят поделиться. И вычисляла, и находила, и отчитывала ее громко при всех. Лерка ревела, захлебываясь соплями, и кричала:

– Мамочка, я со всеми буду делиться, только не ругай! Это было в последний раз!

Однажды Лера увидела в магазине куклу и с тех пор только о ней и думала. Голубоглазая, с длинными ресницами, розовыми щечками и губками бантиком. Волосы длинные, ослепительно-рыжего цвета, заплетенные в причудливые косы. Платье ярко-синее, с оторочкой из белых нежнейших кружев. На шее куклы – бусы в несколько оборотов. И довершали образ туфельки на каблучке пронзительно оранжевого цвета. Ну как в такую не влюбиться? Лерка и влюбилась, сразу и без памяти.

Мать заметила, что дочь часто сидит в задумчивости, и разузнала у нее насчет куклы, но ничего ей не сказала.

Каково же было удивление Леры, когда утром, открыв глаза, в свой день рождения, она увидела эту куклу! Девочка сначала подумала, что ей спросонок привиделось, но нет, нет, это та самая кукла, которую так хотела и совсем не ожидала получить!

– Мама, мама! Смотри! Это она! Она!

– Конечно она! Я же помню, как ты мечтала о ней! – ответила мама и обняла дочь, – с Днем рождения, милая!

Лерка бросилась матери на шею, она еще никогда не была такой невыносимо счастливой!

Ближе к вечеру должны были прийти на день рождения подружки. Мама весь день суетилась: резала салаты, расставляла стулья, проветривала комнаты. Лера предвкушала праздник, свой праздник.

Наконец часы пробили пять часов, и затрещал дверной звонок. Девочки влетели в квартиру, как бабочки, щебеча и смеясь. Все обнимали Лерку, целовали, желали всего-всего и любви до гроба (да, так и говорили). Позже все уплетали салаты, так что за ушами трещало, потом белоснежный воздушный торт! Были свечи, музыка и счастье, счастье, счастье!

Вдруг одна девочка увидела куклу.

– Дай поиграть!

– Да я сама еще не играла! Ее только утром мне подарили…

Но девочка уже схватила куклу и стала вертеть ее в руках. А потом крикнула:

– А давайте представим, что это мячик! – и бросила куклу другой девочке через всю комнату, а та – другой, и так кукла летала по всей комнате, пока не упала. Лера кинулась к ней, но было уже поздно: нога куклы вывернулась, бусы порвались, щека треснула.

– Уходите! Уходите отсюда! Это моя кукла! Моя! Я вас всех ненавижу!

Подруги удивились такой бурной реакции, быстро собрали вещи и ушли домой. А Лера все сидела на полу, качала на руках свою поломанную мечту и плакала.

В комнату вошла мама, строго посмотрела на Леру и сказала:

– Ты опозорилась перед всеми. Нельзя быть такой жадной.

Нельзя быть такой жадной – это урок, который усвоила Лера в тот миг крепко и надолго.

Нельзя быть такой жадной.

Шли годы. Школа, институт. У Леры было много друзей, все ее любили. Ну а как иначе? Добрая, отзывчивая, никогда в просьбе не откажет, правда грустная часто, ну а кто сказал, что все должны быть веселыми?

На пятом курсе института она встретила Лешу, красивого и интересного, и закрутилось у них, завертелось! Наступили у Леры лучшие времена! Любовь с Лешкой, много друзей, зачеты все сдавались легко, Лерка и расслабилась.

Однажды ее пригласила в ресторан подруга из института. Подруга была близкая и любимая, и Лера с удовольствием согласилась. Сначала подруга мялась, жалась, не знала, как начать разговор, а потом выпалила:

– Отдай мне его! Откажись! Люблю Лешку невозможно! Если ты от него сама уйдешь, то я найду способ его завлечь! Лерка, ну, ты же добрая, ты моя подруга, ну пойми, вот такая ерунда, ты же щедрая, это все знают, ну найдешь себе нового, ты ж красивая, а я… ну, Лерка, будь хорошей, уступи!

– Я сейчас, – кинула Лера подруге и выбежала из-за стола.

Ее душили слезы. Подруга, моя подруга, да как она может!

А в голове голос матери: «Делись со всеми, не будь жадной! Будь хорошей девочкой».

Слезы брызнули из глаз. Она с силой толкнула дверь в туалет, та распахнулась и ударила выходящую женщину, которая от неожиданности крикнула: «Какого черта?» – и вышла из туалета.

А Лера так и осталась на месте, пораженная мыслью.

Действительно… Какого черта?

Какого черта она должна быть со всеми хорошей?

Какого черта она должна делиться своими любимыми вещами?

Какого черта она должна отдавать, если не хочет?

Какого черта???

Она ополоснула лицо холодной водой, вернулась к столику, села и спокойно сказала подруге:

– Он – мой. Я его не отдам.

Подруга крикнула: «Ты жадная!» – и выбежала из ресторана.

Да, я – жадная, – тихо и спокойно произнесла Лера.

И впервые ей не было за это стыдно.

Она заказала десерт и набрала номер Лешки.

4. Петр

День не задался с самого утра. Я проспала, причем проспала так, что уже смысла не было ехать на запланированную встречу. Конечно, я позвонила, чтобы извиниться, и в ответ получила холодное «ничего страшного, бывает», и в этот момент поняла, что новой встречи уже не будет. Вот так проснулась, вернее НЕ проснулась, и сразу потеряла перспективного клиента, на которого очень рассчитывала. Денег стало вообще в обрез, за аренду жилья еле наскребала, а надо было за квартиру держаться, хорошую и недорогую не так просто найти в Москве. Потеряю ее – буду жить либо в халупе на окраине, либо придется возвращаться в свой Мухосранск. Господи, и это все потому, что я, как идиотка, проспала! Ладно, проехали. Собрали булки и вперед.

А впереди – выгул Соньки. Вот говорили же мне, намаешься, хочешь не хочешь, а выведи собаку дважды в день. А у Соньки были такие глаза… м-м-м… в общем, давно уже не горю желанием с ней гулять, но Сонька по-прежнему радует, куда она без меня, дурилка!

На улице было холодно и сыро. Настроение и без того плохое, теперь стало просто отвратительное. Сонька с воодушевлением здоровалась с каждым деревом, а я плелась за ней, унылая и озабоченная. Как же, черт возьми, умудрилась пропустить встречу? Что же теперь делать, как выкручиваться? Вдруг Сонька рванула к большому черному кобелю, и давай они обнюхиваться, и крутиться вокруг друг друга. Вслед за кобелем показался мужчина.

«Вот и второй кобель», – невесело подумала я.

– Добрый день, – поздоровался он, – смотрю, наши собаки понравились друг другу.

– Да уж, – пробурчала я.

– Тогда предлагаю и нам познакомиться. Петр. – Мужчина протянул мне руку.

– Настя, – нехотя ответила я и тоже протянула руку. В тот же миг вспомнила, что лак на двух ногтях облупился и быстро убрала руку в карман.

– Мы с Риччи каждый день гуляем в это время, если вы не против, то давайте гулять вместе.

Вообще-то я была против. Но моя Сонька, дурилка, так и липла к этому лохматому Риччи, так что я ответила:

– Ну давайте пройдемся по скверу, коль наши собаки так снюхались.

И пошли мы гулять, дышать осенней листвой. Петр стал рассказывать, как когда-то нашел Риччи на улице, тот был грязным и голодным.

– А теперь посмотрите, какая морда у него, толстая и довольная!

Я посмотрела. И правда. А еще довольней была морда у моей дурилки. Сонька и так уж, и так к Риччи. «Это надо же так к мужикам липнуть», – с усмешкой подумала я.

Потом Петр рассказывал о своем летнем приключении в горном лагере Эвереста, затем о книгах, которые он для себя открыл в последнее время, о фильмах, выставках, о поездке в Монголию.

«Какой интересный», – подумала я с удивлением.

И Петр, как почувствовав момент, смущаясь, сказал:

– Настя, а пойдемте сегодня вечером в ресторан, отметим знакомство…

э-э-э… наших питомцев.

– А пойдемте, – неожиданно выпалила я.

Целый день я созванивалась с клиентами, оформляла документы, писала коммерческие предложения. И так это все было легко, играючи. Все мысли были о Петре. Судя по морде моей Соньки, ее мысли были о Риччи. Ох, девки!

Ближе к вечеру я накрасила ногти, не с облупленным же лаком идти, вымыла голову, уложила волосы. Накрасилась тщательно, не как всегда. Рука сама потянулась к помаде цвета сочного рубина. Платье, туфли на шпильке, украшения, фух, вроде готова. Сонька смотрела на меня одобрительно.

В ресторане был полумрак, горели свечи. Вино в бокале гармонировало по цвету с моей помадой. Официанты в белоснежных рубашках передвигались тихо и незаметно.

Петр был в костюме, фасон которого удачно подчеркивал его фигуру. Его парфюм, такой терпкий и в то же время ненавязчивый, будоражил фантазии. Он тихо шептал что-то… и было хорошо… очень хорошо. Саксофон тихо заиграл знакомую мелодию. Петр встал из-за стола и протянул мне руку. Наши тела наконец соединились, и мы медленно стали раскачиваться в такт музыке. Его близость пьянила, возбуждала… Он взял мой подбородок, посмотрел в глаза и склонился…

– Па-а-ап! Папа-а-а-а! Вставай! Уже восемь утра. Ты обещал поиграть со мной.

Я открыл глаза. Потянулся. В голове – остатки сна. Не помню про что, но, по ощущениям, о чем-то очень приятном. На кровать вскочила Сонька, облизала мое лицо, и начался новый день, полный семейных хлопот и дел. Пообещал ребенку поиграть с ним после выгула собаки, поцеловал жену, умылся, позавтракал, надел на Соньку ошейник и пошел с ней на утреннюю прогулку. Сначала мы прошли по двору, потом свернули в сквер.

Вдруг к Соньке подбежал лохматый черный кобель и давай с моей дурилкой обнюхиваться.

– Риччи! – послышался мужской голос.

Но Риччи уже было не оттащить, и, похоже, моей Соньке это нравилось.

– Ну надо же, прям нашли друг друга, – смущаясь, сказал мужчина. – Позвольте тогда представлюсь. Петр, – и протянул мне руку.

5. Предсказание

О том, что слушать жену бывает смертельно опасно, Макс, конечно, тогда еще не знал.

Как-то Элька уговорила мужа идти на ярмарку. Макс терпеть не мог всякие народные гулянья, но обожал свою жену, поэтому вопрос насчет ярмарки решился не быстро, но, как, впрочем, и всегда, в пользу Эльки. Иногда у Макса проскальзывала мысль, что он бесхребетный и во всем потакает жене. Но потом, когда он видел ее сияющие глаза, эта мысль улетучивалась.

На ярмарке было очень много народа, яркого, шумного, разношерстного. Все толкались, смеялись, громко разговаривали, принимали участие в разных викторинах, скупали такие милые и ненужные безделушки, объедались мороженым и сахарной ватой, заигрывали с переодетыми в принцесс девушками, хохотали с клоунами, катались на аттракционах, в общем, проматывали жизнь весело и бесшабашно.

Жена была счастлива. Она бегала по ярмарке, сорила деньгами, смеялась, ходила на ходулях, падала с них, опять смеялась, и так все по кругу.

Голова Макса уже начинала кружиться от всей этой вакханалии, поэтому он потянул Элю за рукав:

– Пойдем по хот-догу перекусим, посидим, передохнем. А то у тебя лицо уже пылает от этих гулянок.

– Хорошо, – легко согласилась жена и устремилась в зону фуд-корта.

Но дойти сразу до хот-догов, видно, была не судьба. Элька увидела шатер с яркой вывеской «Предсказания. Вход строго по одному».

– Давай заглянем! – стала канючить она. – Ну на минуточку. Мы быстро, честно-честно, а потом сразу пойдем есть, как ты хочешь.

– Что ты там забыла? Неужели веришь в такую ересь?

Но Элька уже бежала к шатру.

– Мы прям мигом! Ну интересненько же! Жди меня тут, скоро вернусь! – она распахнула входные складки шатра и скрылась в темноте.

Максу ничего не оставалось, как стоять и ждать, успокаивала мысль, что Элька пообещала недолго.

Жена выпорхнула внезапно, спустя пять минут, глаза широко распахнуты, улыбка во все зубы.

– Максимка, тебе срочно надо туда сходить, там та-а-а-ак круто! Представляешь, сидит страшная-престрашная ведьма и предсказывает твою судьбу! Я сначала прям чуть не удрала, а потом вспомнила, что все понарошку и осталась! Она посмотрела мою руку и сказала, что буду жить долго-долго, у меня будет много детишек, и что муж будет любить сильно-сильно! Ну классно же! Ведь ты же будешь любить меня всю жизнь? Ну, сходи тоже, мне интересно, что она тебе скажет.

И подтолкнула его ко входу. Понятно, что у любящего мужа выбор небольшой. Макс вошел в шатер. Сначала он не увидел ничего. Потом, когда глаза стали привыкать к темноте, он различил в углу тусклое сияние и силуэт сидящего человека. Стало как-то не по себе. Но он быстро отогнал детские мысли и сделал шаг вперед.

Перед ним сидела скрючившаяся женщина. Все ее тело было замотано в какие-то тряпки и лохмотья. Из-под цветастого рваного платка торчали свалявшиеся седые волосы. Лицо ведьмы было некрасивое и злое, рот, погруженный в морщины, что-то жевал, нос длинный, крючковатый, глазки маленькие, колючие, так и сверлили Макса. Он поежился.

– Здрасьте, – он неловко поздоровался.

– Подойди ближе, – проигнорировав приветствие, скрипучим голосом медленно произнесла ведьма. – Дай руку.

В этот момент Макс сильно пожалел, что в очередной раз пошел на поводу у жены, ему было противно, неуютно, хотелось вырваться и убежать, но он подошел к ведьме и протянул руку.

Она схватила ее быстро цепкими узловатыми пальцами и притянула ее прямо к своим глазам. Макс почувствовал на руке горячее дыхание старухи и весь напрягся.

Она долго смотрела на ладонь, а потом хрипло произнесла:

– Плохие вести. Умрешь скоро. Отравишься.

Макса как холодной водой окатило, вырвал руку и кинулся со всех ног прочь.

Элька встретила его с недоумением:

– Ты чего такой испуганный? И чего так быстро? Что она тебе сказала? Да что с тобой, ну?

– Ничего не сказала! Отстань! Больше я такой ерундой заниматься не буду, это в последний раз! – зло бросил Макс и быстрым шагом пошел в сторону фуд-корта.

Эля с удивлением поплелась за мужем, разумно решив не лезть с расспросами.

Наконец они наелись, посидели на скамейке и отправились домой. Настроение у Макса постепенно пришло в норму, и он мысленно смеялся над своим страхом в шатре.

А ночью ему стало плохо. Живот скрутило так, что чуть кишки наружу не полезли.

Элька бегала вокруг мужа, давала лекарства, подносила тазики и все причитала:

– Это все хот-доги эти тухлые! Это все от них! И чего тебе так приспичило их съесть?

А Макс, с болью извергая из себя очередную порцию отравы, судорожно думал: «Неужели? Неужели эта старая ведьма была права?»

На утро ему стало лучше.

Но с того момента его жизнь очень изменилась. Он перестал есть. Не совсем, конечно, но стал есть крайне мало и очень выборочно. Каждый продукт мыл с щеткой, внимательно его рассматривал прежде чем съесть, магазин посещал только один, проверенный, рестораны – в прошлом, только свое, только чистое, только чтобы выжить, по минимуму. Элька была в недоумении от такой перемены, но Макс ее убедил, что это просто здоровый образ жизни, так во всех книжках советуют, и она расслабилась.

А он худел, худел быстро и неумолимо, стал нервным, подозрительным. Каждую ночь ему снилась старуха, ее колючие глаза и злой жующий рот.

«Ты скоро умрешь! Отравишься!» – это преследовало Макса каждую минуту, он не знал, куда деться от этого пророчества, эти мысли душили его, выпивали все жизненные соки. Он сходил с ума.

Однажды, спустя три недели после ярмарки, Макс проснулся среди ночи. Он снова видел тот же сон. Старуха, пророчество, темнота, безысходность. Голова болела, живот свело от голода, сил не было. Рядом тихо спала жена. Макс заплакал. Он не мог больше так жить, больше не мог.

Вдруг в углу комнаты он увидел черный силуэт старухи. Ее сморщенный рот растянулся в зловещей улыбке, обнажив беззубые десна. Она издала какие-то хихикающие звуки и прохрипела: «Все равно я права».

Лицо Макса исказилось, глаза вывалились из орбит, страх, отчаяние, боль – все разом перемешалось. Он вскочил с кровати, со злорадной улыбкой сказал: «А вот и не права!», – резко распахнул окно и вышел в него.

Элька жила долго. У нее было трое детей и любящий муж. Мужа звали Саша.