Текст книги "Терапия для одиноких сердец или Охота на мужа-3"

– У меня его слишком долго не было.

– А щас?

– Сейчас вроде бы появился. Я еще сама пока точно не знаю.

– Это как? – Незнакомец округлил глаза и подозрительно посмотрел на меня.

Я достала запаску и принялась ставить ее на место.

– А кто вас, мужиков, разберет? Сегодня есть, завтра нет…

– Тебе, подруга, в натуре, какие-то мужики непутевые доставались, наверное…

– Может быть. Путевые пока не встречались.

– Ну, ты, подруга, даешь. Витюха, ты слышишь, чо она говорит. Витюха, она, по-моему, к мужикам хреново относится. Как этих баб-то называют, которые мужчин на дух не переносят? Феминистками. Точно, феминистками… – Парень вновь хлопнул меня по плечу и язвительно спросил: – Ты случайно не феминистка?

– Пока нет.

– А что, скоро будешь?

– Не знаю. Может, и буду. Я никогда ничего не планирую.

Другой парень оказался более суровый, чем первый, и менее разговорчивый. Не говоря ни слова, он взял меня за шкирку и заставил оторваться от домкрата и встать. Я так растерялась, что даже не успела испугаться. Встав, я резко сбросила чужие руки.

– Вы что?

– А ты чо? – процедил сквозь зубы молчаливый.

– Я тут себе спокойно сижу, колесо меняю, а вы мне мешаете…

– А чо это ты на кладбище колесо ставишь? – Молчаливый Витюха так недобро прищурился, что у меня по телу пробежал колючий холодок.

– А какая разница, где колесо ставить? Где оно спустилось, там я его и ставлю.

– А какого лешего оно у тебя на кладбище спустилось?

– Не знаю. Спустилось, и все. Я-то тут при чем? Оно могло в любом месте спуститься. Это от меня не зависит.

Парня по имени Витюха, видимо, мои слова сильно разозлили и он опять хорошенько меня тряхнул.

– Ты, овца, чо из себя корчишь? Ты чо, вопроса не поняла? Ты чо на кладбище делала?

– Я на кладбище ничего не делала, – растерялась я еще больше. – Я просто мимо проезжала, и у меня колесо спустило. Вы же меня не среди могил увидели, а у входа на кладбище. И вообще, вы кто такие? И на каком основании так со мной разговариваете?!

«Самый лучший метод защиты – это нападение», – отметила я про себя и постаралась побороть страх.

– А ты кто такая?

– У меня здесь дача. Я сюда часто приезжаю, а лично вас я тут вижу в первый раз.

– У нас тут тоже… дача.

– А это не вы случайно у бабки Матрены остановились?

– Мы.

– Понятно. Я не говорю, что мне приятно с вами познакомиться, но теперь будем знакомы.

– Витюха, а девка-то борзая, – произнес тот, который был наглее. – Ушлая девка-то. Наверное, ее жизни никто не учил. Может, поучим?

– Это вас никто не учил, как со старшими разговаривать. Просто кошмар, какая молодежь пошла невоспитанная.

– Это ты-то старшая, что ли?

– Старшая, а что, непохожа?

– Не придуривайся, малолетка хренова.

Я задохнулась от гнева. Еще никто и никогда не называл меня малолеткой, тем более сейчас, когда от моей бурной молодости остались одни ностальгические воспоминания.

– Это я-то малолетка?

– Ты!

– Я?

– Ты! Витюха, глянь, а она на артистку похожа.

– Какую еще артистку?

– Да щас самую популярную. Помнишь? Я ее фамилию забыл.

– Я не помню, когда в последний раз телек смотрел.

– Да ты должен ее знать. Она часто играет.

– Я же тебе говорю, что телик вообще не смотрю.

– Есть у нее что-то от той артистки. По этой артистке мой батя сохнет. Накупил фильмов с ее участием и от телевизора не отходит. Матушка ему объясняет, что артистки – те же самые проститутки, а он и слушать не хочет. Бутылку купит и к телику. Только та покрасивее и поярче. Эта захезанная какая-то, словно из подвала вылезла. – Парень усмехнулся и обратился ко мне: – Подруга, тебе кто-нибудь говорил, что ты на артистку похожа?

– Нет.

– Это значит, я первый?

– Первый.

– Тогда танцуй от счастья. Я тебя, лахудру, с такой телкой сравниваю – это ж какая честь! Видишь, какой я ни есть, а комплименты женщинам делать умею.

– Хорошенькие комплименты, – раскраснелась я от злости. – Кто дал тебе право называть меня лахудрой? Что, думаешь, одинокую женщину встретил на кладбище и можешь ее оскорблять? Решил, что за меня заступиться некому?

– Мне никто никаких прав никогда не давал. Они у меня и так всегда были, – процедил сквозь зубы разозленный парень и посмотрел на меня так, как смотрят на заклятого врага.

Справедливо рассудив, что наш спор может продолжаться целую вечность, я приняла решение как можно быстрее закрутить колесо и унести подальше ноги. Показав, что разговор окончен, я села на корточки и с демонстративной яростью принялась крутить это злосчастное колесо. Моя наглость не осталась незамеченной. Молчаливый парень по имени Витюха схватил меня за шкирку и поставил на ноги.

– Ты чо отворачиваешься, когда с тобой люди разговаривают? Я чо, по-твоему, перед тобой стоять должен, а ты передо мной сидеть?

– У меня времени в обрез. Я все сказала и попрошу меня не трогать своими руками.

– А мне плевать, что у тебя времени в обрез. Мне вообще на все на свете плевать.

– Господи, сколько же в тебе дерьма, – ядовито заметила я и хотела было опять заняться колесом, но Витюха буквально рассвирепел.

– Тебя, подруга, точно никто никогда не наказывал? Видно, придется мне щас это сделать. Я тебе покажу, где раки зимуют.

– Да что вам от меня надо?

– Говори, какого хрена ты на заброшенном кладбище делаешь?

– Мимо проезжала.

– Мимо проезжала?

– Мимо.

– Да только тут мимо никак не проедешь. Сюда обязательно свернуть надо.

– Вот я и свернула, чтобы колесо поменять. Не буду же я посреди дороги его менять, людям мешать.

– Каким людям? Ты прекрасно знаешь, что здесь никаких людей днем с огнем не сыщешь.

– На кладбище мне как-то спокойнее…

– И кладбища, значит, не боишься?

– А почему я должна бояться?

– И могил не боишься?

– Нет. В городе, где я родилась, кладбище недалеко от моего дома было. Мы на кладбище с одноклассниками часто ходили гулять, могилы рассматривали. Так что у меня вообще по этому поводу страха никогда не было. А мои родители прямо на кладбище огород устроили! Вернее, прямо у самого кладбища. И не мы одни так делали, а многие. Говорят, что земля богатая и картошка хорошо растет. Подойдешь к какой-нибудь могилке, табличку посмотришь. А на ней такой-то такой-то, такого года рождения. Я больше всего фотографии любила рассматривать. Людей, которых больше нет… Это сейчас мне как-то не по себе от погостов, а тогда ничего, нормально было. Кладбище, засаженное картошкой…

– Витюха, чо она какую-то пургу гонит? – перебил меня самый говорливый.

– Я объясняю, почему я кладбища не боюсь. Если я все свое детство на кладбище провела, то почему я колесо не могу поменять? Для меня кладбище, можно сказать, дом родной, если мне, конечно, тут посторонние не мешают.

Не знаю, убедили ли мои доводы этих двух неприятных типов, но их квадратные физиономии не стали добрее и не выражали ничего, кроме тупости, смешанной со страшным цинизмом.

– Дочка! Дело сделано! Я жмурика закопал!

Все одновременно повернули головы и увидели изрядно уставшего деда Герасима, пробирающегося между могил.

Глава 15

Увидев, что я не одна, дед спрятал лопату за спину, от волнения заморгал покрасневшими от водки глазами. Немного отдышавшись, он подошел поближе и как ни в чем не бывало спросил:

– Ой, Анют, а ты что тут делаешь? А что у тебя с машиной-то?

– Колесо спустило.

– А запасное есть?

– Есть, да только поставить не могу. Новые постояльцы ничего не дают сделать.

Парни переглянулись и поздоровались с дедом Герасимом.

– Здорово, дед.

– Здравствуйте, ребята, а вы что мою дочку обижаете, что ли?

– Да мы вообще женщин никогда не обижаем. Мы с ней просто разговор за жизнь ведем. Смотрим, девушка одна на дорогой машине у кладбища застряла. Вот мы и заинтересовались, что же она тут делает, в таком месте? Почему ничего не боится. А девушка нагло нам врет, что у нее колесо спустило и что она мимо кладбища случайно проезжала. Да, видно, ничего случайного не бывает. Смотрим, со стороны кладбища знакомый дед идет. Грязный да усталый, словно он носом все кладбища перепахал. Дед, а ты-то что на кладбище делал?

– Да так, прогуливался… Я тут часто прогуливаюсь. За кладбищем смотреть некому, вот я иногда сюда прихожу. Слежу, чтобы хулиганов не было.

– Ты чо, тут вроде смотрителя, что ли?

– Вот верно, вроде смотрителя.

– На добровольных началах или тебя сюда кто на работу поставил?

– На добровольных. Кто меня сюда поставит, ежели кладбище брошено и никакого начальства нет.

– Дед, а ты за свой базар отвечаешь? – вспылил Витюха.

– Как это?

– Я тебя ясно спросил: ты за свой базар отвечаешь?!

– Да ни за какой базар я не отвечаю… Ни за кладбище, ни за базар. У нас тут вообще никакого базара уже тысячу лет нет. Ежели вам базар нужен, то вы в районный центр езжайте.

Парни недобро гоготнули и одновременно посмотрели на часы. Видимо, комбинация из двух стрелок произвела на них должное впечатление. Лица у них стали серьезными и напряженными, словно они кого-то ждали или им нужно было куда-то явится в назначенное время.

– Дед, ты чо, вообще блатного языка не знаешь?

– Я с блатными никогда дел не имел. Я всю жизнь с деревенскими общался и говорю, как все деревенские говорят. А вы блатные?

– Ты законченный придурок, лох деревенский. Кого собрался за нос водить? Ты чо, дурнее себя ищешь? Да только знай, что дурнее тебя не бывает. Дурнее уже просто некуда.

Дед затоптался на месте.

– Да кто дал вам право так со мной разговаривать? Я вдвое, а то и втрое старше вас! Я в этой деревне вырос, а вы только приехали и сразу решили свои порядки наводить. Я вот бабке Матрене сегодня же скажу, чтобы она вам в жилье отказала. Нечего таким извергам, как вы, в нашей деревне делать! В город езжайте и там на блатном языке говорите, а здесь деревня, и старших тут уважать надо! Здесь свои правила! У нас перед старшими шапки снимают, почитают. А если вы подобру-поздорову сами убраться не захотите, я в районный центр поеду и милицию привезу.

– Ты кого вздумал милицией-то пугать? – не на шутку разозлился говорливый. – Это только такие лохи, как ты, милиции боятся. Что я должен перед тобой снять? Шапку? А у меня шапки нет. Хочешь, я перед тобой штаны сниму и тебе свою задницу покажу? У меня задница волосатая. Не веришь? Ты чо, никогда не видел волосатых задниц? Щас покажу! Хочешь, я всегда тебя в деревне так встречать буду – сразу свою задницу показывать? Ты же почтения, по-моему, хотел… Жопу тебе, а не почтение!

Дед покраснел от злости и в упор посмотрел на меня. В его глазах читались и злость, и беспомощность одновременно.

– Анна, тебе еще много работы осталось?

– Нет. Я колесо поставила. Осталось только закрутить.

– Так крути быстрее и поехали отсюда. Я с этими архаровцами разговаривать не желаю! Мы в райцентр в милицию заявление отвезем.

– Да я бы и рада колесо закрутить, да не дают, – жалостливо пробурчала я.

– Как это не дают?

– Руки распускают.

– Как это «распускают»?

– Так, распускают, и все.

– Крути, я сказал. Пусть они только попробуют тебя пальцем тронуть, убью гадов!

Я растерянно пожала плечами и, с трудом заставив себя согнуть ватные ноги, села на корточки. Я принялась орудовать домкратом, искоса поглядывая то на парней, то на злобного деда Герасима. Наверное, для того, чтобы заполнить вынужденную паузу, дед скорчил свирепую гримасу и громко запел: «Сколько я зарезал, сколько перерезал, сколько я отправил на тот свет…» Эта песня придала мне уверенности, и я стала орудовать домкратом быстрее. В это мгновение один из парней толкнул меня в спину и схватил за волосы. Я рванулась, мне удалось вырваться, а в его руке остался клок моих волос. Я завизжала и принялась махать руками. Дед замахнулся лопатой на одного из парней так, что чуть было не отрубил ему голову.

– Убью, гады! – что есть мочи орал дед, рассекая воздух лопатой. – Всех, на хрен, сейчас на куски порублю! Знай наших, деревенских, городское быдло!

Один из парней выхватил пистолет и прицелился в него.

– Стой, зараза, я щас тебе седую башку прострелю!

Вид оружия на деда подействовал, и он резко остановился.

– Дед, ты пистолет видишь?

– Вижу.

– Ты знаешь, что из пистолета убить могут?

– Знаю.

– А что люди от пули дохнут, тоже знаешь?

– Знаю.

– Тогда молись, дед. Ты щас сдохнешь.

– Не надо, сынок. Не бери грех на душу.

– С каких пор я тебе сынком стал? Папашка хренов. Я с таким папашей даже рядом не сяду. Скажи, ты жить хочешь?

– Хочу, – испуганно ответил дед.

– Точно хочешь?

– Точно хочу.

– Тогда говори, какого хрена на кладбище делал? И зачем ты лопату с собой брал?

– Какую лопату? – Дед спрятал лопату за спину и удивленно заморгал глазами.

– Ту самую, что ты за спиной держишь, урод.

– А, эту, что ли…

Дед вытащил лопату и посмотрел на нее так, словно видел ее в первый раз.

– Ты, чо, дед, опять горбатого лепишь? Я тебя щас, ей-богу, замочу.

– Да я просто забыл про эту лопату. Я на кладбище ходил, могилку себе рыл.

– Что делал?

– Могилку рыл. Ежели я умру, кто меня хоронить будет? У меня родных никого нет. Бывшая жена и сын со мной не знаются, они в городе живут. Я совсем один-одинешенек. Вот я сам о себе забочусь. Могилку себе выкопал. Хорошую такую, чтобы лежать удобно было, просторно, чтобы ногами в землю не упираться. Лежать-то долго придется. Поэтому об удобствах нужно заботиться заранее.

– А что ж, тебя дочка-то похоронить не сможет? – Парень показал пистолетом на меня.

– Да это моя названная дочка. Она в городе живет. В банке работает. Зачем я ее обременять буду? Пусть себе спокойно работает, а о своих похоронах я сам позабочусь.

– Значит, ты тут по совместительству не только за кладбищем смотришь, но и могилы копаешь?

– Бывает иногда. Я человек свободный. Распоряжаюсь своим свободным временем, как моей душеньке угодно.

В этот момент у одного из парней затрезвонил мобильный. Он ответил, утвердительно кивнул и несколько раз сказал слово «еда».

Витюха вновь посмотрел на часы и задумчиво произнес:

– Ладно, пошли на кладбище.

Мы с дедом одновременно переглянулись и в один голос произнесли:

– Мы?

– Вы. И ты, дед, и ты, названная дочка.

– Зачем?

– Могилку посмотрим, ту, которую дед себе вырыл.

– А что ее смотреть-то? – не на шутку перепугался дед и бросил на землю лопату.

– И вправду, что на нее смотреть? – поддержала я деда, понимая, что нам эта экскурсия даром не обойдется.

Черный зрачок пистолета смотрел то на меня, то на деда и заставлял наши сердца стучать, как два паровых молота.

– Быстро пошли на кладбище! Второй раз не повторяю, а стреляю!

Мы с дедом подумали, что спорить будет себе дороже, и двинулись между могилами. Парни молча пошли следом за нами.

– Ребята, у меня времени нет. Мне в город пора, – первой нарушила я молчание. – Меня муж дома ждет. Он у меня ревнивый, ругаться будет.

– Ты еще совсем недавно говорила, что у тебя никакого мужа нет. Чо заливаешь-то?

– И вообще я очень тороплюсь. Мне сегодня на работу нужно. Я во вторую смену выхожу.

– Так ты где, на шахте работаешь или в банке?

– В банке. У меня работа сменная. Если я не выйду, то меня уволят.

– В банке сменных работ не бывает.

– В нашем бывает. Так удобнее, чтобы не уставать. Ребята, ну на что вам сдалась эта могила? Меня, ей-богу, уволят.

– Боюсь, что тебе больше никогда работать не придется, – злобно хихикнул один из парней.

– Почему не придется-то?

– Потому что мы хотим создать тебе все условия для того, чтобы ты не уставала.

Я не стала задавать больше вопросов, ответы на них напрашивались сами собой. Вот именно сейчас я по-настоящему испугалась. Испугалась так, что от страха зажмурилась, при этом чуть не упав носом в землю.

– Подруга, тебя чо, твои костыли не держат?

– Нет, я просто канавки не увидела…

Дойдя до могилы, где еще совсем недавно лежал уголовник, я встала у ее края и, посмотрев на деда со значением, затаила дыхание.

– Вот моя могилка. – Дед встал рядом со мной.

– Так говоришь, что ты эту могилу себе вырыл?

– Именно так.

– А в соседней кто лежит? Вторая могила совсем свежая. Земля еще не осела. Такое впечатление, словно в неё на днях кого-то похоронили.

– Про эту могилу я ничего не знаю. Она недавно появилась.

– Как же она недавно появилась, если кладбище недействующее и здесь уже черт знает сколько времени никого не хоронят?

– Этого я сказать не могу. Здесь незаконно кого-то похоронили. Ежели бы это участковый из соседней деревни увидел, он бы потребовал за нарушение закона литр спирта, а то и больше. У нас с этим делом строго. У нас порядки такие.

– Говоришь, порядки у вас строгие?

– Да, очень.

– Тогда дед щас тебе хорошенько попотеть придется.

– Как? – прищурился испуганно дед.

– Надо эту могилку раскопать. Посмотреть, кто же там лежит противозаконно?

– Да вы чего, ребята? – запаниковал старик. – Это же грех – могилы тревожить. Зачем вам это нужно? Дураку же понятно, что там покойничек. Пусть он себе спит спокойненько.

– Вот мы щас грешить-то и будем. Где твоя лопата?

– Я ее у машины оставил.

– Пойди за ней.

– Зачем?

– Затем, что ты щас будешь работать! Ежели ты за лопатой идти не хочешь, так греби руками. Может, у тебя руками лучше получится, чем лопатой?

Дед ущипнул себя за седую бороду и шагнул в сторону.

– Что, я и вправду могу идти?

– Можешь, но только за лопатой. Нам уже самим интересно стало, кто же здесь общественный порядок нарушает.

– Тогда я пошел… – Дед побледнел как полотно, посмотрел на пистолет и продвинулся еще на несколько шагов.

– Давай топай быстрее. Шевели поршнями, а то твоя дочка на работу в банк торопится.

– Я сейчас. Я мигом, – кивнул дед и опрометью бросился прочь.

– Ежели ты через минуту не вернешься, то мы твою названную дочку застрелим! – донеслось вслед пыхтящему деду. – Ты понял, застрелим!

Но дед не вернулся ни через минуту, ни через пять, ни через десять. Я стояла как вкопанная и чувствовала, как на глаза закипают слезы… Один из парней пошел посмотреть и вернулся ни с чем.

– Вот гад, сбежал…

Я стояла ни жива ни мертва и боялась встретиться с парнями взглядом.

– Ты слышала, дед твой сбежал!

– Слышала.

– Так он, падла, тебя любит! Если бы мы знали, что он такой гад, то его не отпустили бы. Он же за тебя так заступался… Получается, милочка, в жизни ничего святого нет. Он оставил тебя подыхать и наплевал на ваши родственные связи. Ему, главное, свою задницу спасти.

– Нет у нас никаких родственных связей. Мы совершенно чужие. Я здесь дачу снимаю и иногда ему из города бутылку привожу. Вот и все, что нас связывает.

– А что ж он тебя тогда дочкой называл?

– Да мало ли кем меня назвать можно?! Если он меня дурой, не дай бог, назовет, значит, я, по-вашему, дура?

– Тогда дураки мы, если этому козлу поверили и отпустили.

Я жалобно посмотрела на парней:

– Ребята, надеюсь, вы меня-то копать не заставите? Отпустите меня, пожалуйста. Я ничего не видела и ничего не знаю. Я живу тихо, мирно, никому не мешаю.

– Хорошо стелешь, да только так ли уж ты мирно живешь? Если тебе этот дед никто, тогда какого хрена ты в эту деревню приехала?

– Я здесь дачу снимаю. Мне ее мой друг сдал.

– А что ж здесь за радость дачу снимать? Тут отродясь дачников не было.

– Но ведь вы тоже комнату у бабки Матрены сняли.

– Мы сюда по делу приехали. У нас в этих местах друг пропал. Должен был позвонить и дать о себе знать. Мы его искать стали и нашли убитым в этой могиле, про которую дед сказал, будто он ее себе вырыл.

У меня перехватило дыхание. Должно быть, в этот момент я позеленела. Сомнений не было, речь шла об уголовнике.

– Вы хотите сказать, что он лежал в этой могиле?

– Лежал, пока мы его не вырыли и не отдали товарищам, чтобы они похоронили его по-человечески, а не как собаку на заброшенном кладбище. Друг наш в бегах был. Только с зоны оторвался и тут… такое. Мужик он нормальный, жил по понятиям. Сильный, выносливый – вот мы и стали думать, кому его смерть понадобилась? Кому наш человек помешал? Он, можно сказать, без проблем выбрался оттуда, где люди пожизненный срок мотают, и так глупо погиб. Вот мы и стали местных жителей прощупывать, а их оказалось всего-то раз, два и обчелся. Одно старье. Ты нашего друга видела?

– Нет, – замотала я головой. – Не видела и не слышала.

– А чего побледнела так?

– Да вы такие страсти рассказываете. В этой деревне всегда все было спокойно. Тут вообще тишь да гладь, да божья благодать. Спокойнее этого места не найти.

– Тем не менее наш товарищ убит. А может, ты его все-таки видела? Его трудно не запомнить. У него все тело в наколках.

– Не видела я никакого товарища.

Парень по имени Витюха метнул на меня подозрительный взгляд и клацнул зубами.

– Девка говорит, а сама от страха трясется.

– Конечно, трясусь. А что я, по-вашему, должна делать, если на меня пистолет направлен? Боюсь, что он выстрелит.

– А может, наш товарищ к тебе приставал и вы с дедом его на пару замочили? – Витюха так посмотрел на меня, будто прочитал мои мысли. – Он у нас на баб голодный был. Столько времени без женщины. На одной Дуньке Кулаковой далеко не уедешь. А тут такая телка… Если одеть нормально, то была бы и ничего.

– Да что вы такое говорите…

– А может, дед тебя приревновал? Послушай, а ты случайно с дедом не трахаешься?

– Нет.

– А то, может, ты деду иногда даешь, а дед ревнивый, ни с кем делиться не хочет.

Несмотря на свой страх, я начала злиться и запыхтела как паровоз:

– Я ваш бред слушать не желаю! У меня, кроме дружеских чувств, с дедом ничего нет и быть не может. А вашего товарища я никогда не видела и ничего о нем не слышала.

– Хороши у тебя с дедом дружеские чувства, а вот ему твоя дружба по барабану. Он от тебя свалил и забыл про все на свете. Он твою жизнь ни в грош не ценит.

– Конечно, ему собственная жизнь намного дороже. Он человек пожилой, ему нервничать нельзя. У него сердце может не выдержать.

Я посмотрела на пустую могилу, где еще совсем недавно лежал уголовник, и решала, как же эти двое могли определить, что в этой яме находился труп? Но никаких соображений по этому поводу у меня не было, как и не было возможности даже хорошенько подумать.

Парни вновь посмотрели на часы и занервничали.

– Вот, старый хрыч, убежал, – сказал молчаливый и достал свой мобильный.

– Надо было его не отпускать…

– Да кто знал, что он такой козел.

– А как ты думаешь, куда он рванул?

– Да где-нибудь за сараем прячется. Дело сделаем и обязательно его найдем. Далеко не уйдет. Прятаться надоест.

– А может, он за помощью побежал?

– За какой помощью, если в деревне всего три бабки? Что, он их сюда, что ли, приведет? Пусть ведет, мы их всех уложим. Милиции тут нет и быть не может. За участковым нужно за три деревни бежать. Уж больно далеко. А тащиться до райцентра – тоже не ближний свет. Все, что старый ублюдок может, так это где-нибудь укрыться и трястись от страха в надежде, что мы скоро свалим.

В этот момент у парня вновь зазвонил мобильный.

– Витюха, я пока девку покараулю, а ты пойди, там Глеб приехал. Он товар из сарая забрал, сказал, что лучше дело днем обстряпать, потому что ночью гаишники всех подряд стопорят, можно попасться. А днем среди машин затеряешься и никому нет до тебя никакого дела. Я с ним вполне согласен. Глеб – бывалый, плохого не посоветует.

Признаться честно, я плохо понимала, о чем идет речь. Вернее, я уяснила только то, что приехал какой-то Глеб и привез какой-то товар, но не понимала, зачем я могла понадобиться этим отморозкам? Дождавшись, когда парень скроется между могил, я посмотрела на пистолет и тихо спросила:

– Я больше не нужна? Я могу идти?

– Куда? – деловито поинтересовался парень.

– Домой.

– Домой?

– Ну да. Домой. Мне еще до города черт знает сколько ехать. А дел выше крыши.

– Забудь про свои дела. От дел отдыхать нужно.

– Не могу. У меня дела неотложные.

– Неотложных дел не бывает. Отложить можно любые дела.

– И все же мне пора, – жалобно настаивала я на своем.

Парень снял пистолет с предохранителя, нахмурился и засопел.

– Ты что делаешь-то? – перепугалась я не на шутку.

– Сейчас я тебя порешу.

– Тебя же за это посадят.

– У меня уже две ходки. Я тюрьмы не боюсь.

– Ты что, на третью ходку собрался?

– Собрался.

Мне стало себя невообразимо жаль, и я заплакала. Ну кто меня пожалеет, если не я сама! Стою на кладбище под прицелом законченного отморозка и трясусь от страха. И никакой перспективы того, что скоро все это закончится…

– Ну что ты так на меня смотришь? Что ты от меня хочешь? Я же тебе уже тысячу раз говорила, что ни в чем не виновата, что здесь оказалась случайно… Дай мне уйти…

– У меня друга убили, а ты уйти собралась. А ну скажи, кто моего друга убил?

– Я не знаю, – замотала я головой. – Я ничего не знаю.

– Пока ты запаску меняла, твой дед могилу копал. Видишь, земля совершенно свежая.

– Я про это ничего не знаю…

– Все ты знаешь. Кстати, что тут за крендель лежит?

– Понятия не имею.

– Рожа у него такая знакомая, словно я его раньше видел. Только вот память напряг, а вспомнить не могу. Вид у него такой… интеллигентный. Главное, что при нем никаких документов нет. Ни прав, ни паспорта, ни удостоверения личности, вообще ничего. И все-таки где-то я с этим кренделем встречался. Мне даже показалось, что он на мента похож. Морда как у ищейки, ему только в фильмах ментов играть. Мы его сразу засекли. Довольно странный тип. Все ходил, вынюхивал… То ли за нами следил, то ли за кем-то еще. Ни машины у него, ни какого иного средства передвижения; не понятно, каким образом он до этой деревни добрал. А когда мы могилу копали и на своего товарища наткнулись, этот крендель за соседней могилкой спрятался и внимательно за нами следил. Я его очки и усы сразу приметил. Морда легавая. Он палил без разбора. Мы в этом деле оказались разборчивее, его сразу хлопнули. Пух, и готов.

Все время, пока он это рассказывал, я чувствовала, что меняюсь в лице. Мои эмоции опережали разум, который совершенно не хотел принять к сведению информацию, которую слышал.

Посмотрев на могилу, где лежал лжеследователь Голубев, я опустила глаза и еле внятно сказала:

– Так это вы его убили…

– Мы.

– Кошмар какой-то…

– Да ничего кошмарного тут нет. Мы бы его не замочили, ежели бы он первый не начал. Как ищейка, ей-богу. А зачем его дед откапывал?

– Наверное, хотел посмотреть, кто там находится. Он эту могилу себе выкопал, да тут такая незадача. Дед разозлился и захотел посмотреть, кто его место занял.

– Жалко, что он деру дал, а то бы мы ему местечко-то освободили. Нехай лежит, загорает.

В этот момент из-за могил показались двое. Один был довольно хорошо мне знаком, а вот другого я видела впервые. Молодые люди тащили огромный железный ящик, который, судя по их напряженным лицам, был довольно тяжелым. Вид у незнакомого мужчины, которого называли Глебом, был довольно свирепым, руки были в наколках. Поставив железный ящик рядом с могилой, они откинули крышку, и моему взору предстала целая груда совершенно нового, еще промасленного оружия.

– Ребята, я ничего не желаю видеть. Я тут вообще сбоку с припеку, – жалобно взмолилась я и попятилась.

– Стой, сучка, ты куда собралась?

– Да что я вам мешать буду, ей-богу. У вас тут свои дела…

– А ну-ка стой, а то я щас тебе ногу прострелю!

Угроза на меня подействовала. Я застыла, как вкопанная и практически не шевелилась. Мужчины начали складировать оружие в разрытую могилу. Они делали все так аккуратно, словно клали на дно ямы не бездушные железки, а хрупкие, бьющиеся предметы.

– Глеб, а давай мы, когда все оружие перетаскаем, поставим здесь табличку: «Осторожно, бесценный груз». Ни один, даже самый навороченный покойник не стоит столько, сколько стоит эта могила.

– Давайте лучше сделаем так, чтобы к этой могиле никто не приближался даже на пушечный выстрел. А то какие-то деды шастают, какие-то девки…

– Да деда найдем. Этот хромоногий стрекозел далеко не уйдет, а вот девку мочить придется. Больно много знает.

– За что меня мочить? – не поверила я своим ушам. – Я же вам сказала, что даже сейчас ничего не вижу и ничего не слышу.

Парень снова вытащил пистолет, слегка дернул рукой и злобно оскалился:

– А может оставить тебя живой? Только сперва нужно сделать так, чтобы ты и в самом деле ничего не видела и ничего не слышала. Для этого я выстрелю тебе в глаз и в ухо.

Схватившись за голову, я затряслась, меня охватила истерика.

– Ребята, да вы что? Вы вообще думаете, что творите?

– Думаем. Тут особо и думать нечего. Отправим тебя к тому очкастому кренделю, и будете вместе лежать. А то ты, и в самом деле, слишком много знаешь. У баб ведь язык без костей. Они болтают так, что не остановишь. Тем более есть подозрения, что ты о гибели нашего товарища что-то знаешь, но молчишь. А то как-то все через задницу получается… Мы специально искали заброшенное кладбище, чтобы спрятать оружие. Оно ведь не игрушечное, а настоящее и очень больших денег стоит. Подъезжаем на кладбище и диву даемся, ничего рыть не надо, все давно вырыто. Вот это сервис! Качественно, красиво, удобно, надежно. Тем более кладбище старое. Ни одна живая душа сюда не сунется. А про того, кто яму выкопал, мы даже не подумали как-то. Просто мысленно его поблагодарили и пожелали крепкого здоровья и долголетия. Первым сюда наш кореш, сбежавший из тюрьмы, отправился. Договорились встретиться в условленном месте. Он должен был к местным жителям присмотреться и жилье снять. Короче, лечь на дно. Он ведь в бегах, как-никак. А тут такие дела – кореш наш исчез. Признаков жизни не подает, в назначенное время не появляется, на связь не выходит. Мы снова приехали на кладбище и чуть было не лишились рассудка. Могилка, предназначенная для хранения оружия, недавно зарыта, а рядом новая вырыта. Ну, думаем, прямо чудеса техники. И кто это здесь такой землекоп? Решили проверить, посмотреть, что же в нашу родную могилку закопали? Вот так мы на своего товарища и вышли. А когда его выкапывали, тут-то этого очкастого кренделя и приметили. С пистолетом прятался. А когда палить начал, пришлось его хлопнуть. Закопали его и решили все же разузнать, кто здесь могилами занимается? Вот и узнали. Оказывается, дед ста лет со своей названной дочкой. А ну колись, этот очкастый из вашей с дедом компании?

– В смысле?

– В смысле, что вы с ним одна бригада?

– Нет. Я его не знаю.

– А мне кажется, знаешь. Святая троица. Ты, наверное, не дедова любовница, а очкастого.

– Да вам-то что за дело, чья я любовница?

В этот момент раздался выстрел, и парень с пистолетом свалился в могилу. Я завизжала. Выстрелы зазвучали вновь. Дед Герасим нещадно палил из ружья. Двое спрыгнули в могилу, где лежало оружие, и открыли стрельбу по старику.

– Я вам, гадам, покажу, кто в этой деревне хозяин! – до хрипоты орал дед. – Я вас, архаровцев, всех положу! Это моя деревня, моя земля и мои порядки! В городе будете себя вести как хотите, а здесь… Здесь старших почитают… Сколько вас сюда из города приезжать будет, столько я и убью! Пачками будете приезжать, пачками буду убивать!