Текст книги "Терапия для одиноких сердец или Охота на мужа-3"

– Кто теплая? – спросила я, не слыша собственного голоса.

– Кровать.

Я посмотрела по сторонам и почувствовала, что я очень медленно, но верно схожу с ума. В доме было тихо. Ни малейшего шороха и уж тем более никаких шагов.

– О чем ты говоришь? Что за чулки?

– Это ее чулки.

– Кого ее?

– Это чулки Жанны.

– Красивые?

– Чулки как чулки. Она танцевала для меня стриптиз. Ну, сама понимаешь, иногда мы пытались разнообразить наши сексуальные игры и внести в интимную жизнь что-нибудь новенькое. Жанна любила дорогое белье и почему-то всегда надевала именно эти чулки. Она говорила, что буквально в них влюбилась. Цвет капучино с мелкими ярко-красными розами. Эти чулки действовали и на нее, и на меня возбуждающе.

– А ты уверен, что это ее чулки?

– А чьи?

– Ну, не знаю. Быть может, с горя ты напился и привел к себе другую женщину, и та тоже танцевала стриптиз точно в таких же чулках.

– Этого никогда не было. Эти чулки Жанны. Ума не приложу, как они очутились здесь.

У Михаила были совсем больные глаза – красные и постоянно слезившиеся. Мне показалось, что сейчас у него не только больные глаза, но и больное воображение.

– Ты считаешь, что она приходила сюда?

– Да, и совсем недавно. Ведь постель еще теплая. Жанна оставила чулки на кресле в моем рабочем кабинете. Наверное, хотела дать понять, что жива. Она хотела напомнить о себе и намекнуть, что знала об этом доме.

– Тогда где же она?

– Не знаю, – замотал головой Михаил и понюхал чулки. – Они даже пахнут ее телом. Вкусно и влажно. У нее было удивительное тело. Такое искусное и гибкое… – Михаил уткнулся лицом в чулки. Через пару секунд сунул их в комод и постарался взять себя в руки. – Извини. Больше ни слова о Жанне. Сначала я думал, что она умерла, и хотел похоронить ее по-человечески, но она пропала. Затем я решил, что ее похитили, но никто не звонил мне и не требовал выкуп. Теперь я понял, что она была здесь. Но только зачем? Где она и что с ней случилось? Если она была здесь, значит, она жива.

– Хватит! – крикнула я и топнула ногой. – Хватит! Я устала! Я от всего устала! Я устала бояться! – Я подошла к окну и посмотрела во двор. – Дождь. Опять идет дождь. Господи, как мне плохо! Я устала находить, терять, бояться и ждать очередных неприятностей! Еще совсем недавно я была просто уверена, что встретила своего мужчину, а он, задница, оказался женат. Я думала, что обрела счастье, но нет… Но теперь мне кажется, что нормальных мужчин не бывает. А может быть, я сама ненормальная? Я не отношусь к тем женщинам, которые находят забаву в многочисленных связях, и все же у меня было много мужчин. Иногда оставались в одиночестве они, а иногда я. И каждый справлялся со своим несчастьем по-своему. После последней связи я не хочу вновь испытать ту боль, которая была в данный момент. Больше не желаю жить с разбитым сердцем, я хочу разбивать сердца сама. Даже в Ветхом Завете сказано, что справедливость достигается местью. Око за око, зуб за зуб, кровь за кровь… Теперь я твердо знаю, что душа, наполненная воспоминаниями и страданиями, довольно тяжелая и утомительная штука. Ведь в любой, даже в самой, казалось бы, прочной связи с мужчиной, в моей голове таилась мысль об измене. Признаться честно, измена постоянно присутствовала в моих мыслях. А теперь я хочу изменить не мужчине. Я хочу изменить самой себе. Давай проведем сеанс совместной терапии для одиноких сердец.

– Как?

– Это очень просто. Ты не думай о своей жене и о том, где она находится в данный момент. Признаться честно, твоя жена не вызвала у меня ничего, кроме раздражения и жалости. Хотя, возможно, я ошибаюсь. Я, в свою очередь, не думаю о том, кого ждала все эти томительные дни. Мы забудем даже, что все эти дни с нами творятся поистине невероятные вещи, от адского круговорота угрожает опасность. Я хочу быть такой, какой была раньше. Быть смелой, дерзкой, страстной, холодной, неотразимой и… ко всем безразличной. Это очень важно – не страдать. Нужно попытаться скрыть свои истинные чувства. Для меня это пара пустяков, я же профессиональная актриса. И вообще знаешь, я буду тебе очень признательна, если ты переспишь со мной.

Михаил не ждал такого поворота разговора и покраснел как вареный рак. Он с удивлением уставился на меня, его лицо словно окаменело, и стало трудно определить, какие чувства одолевают его в данный момент, хотя я понимала, что мои слова должны повергнуть его в шок.

– Буду тебе очень признательна, если ты меня хорошенько трахнешь, – повторила я и посмотрела на Михаила с вызовом.

Лицо Михаила горело, он превратился в соляной столб.

– Я и мечтать об этом не мог… – растерянно пробормотал он и, стянув галстук, стал расстегивать пуговицы на рубашке.

– Ты хочешь посмотреть на мое тело?

– Я видел тебя раз по телевизору. Помнишь, в одном фильме ты была обнаженной?

– По телевизору неинтересно. Хочешь увидеть вживую?

– Хочу.

– Поверь, я стою того, чтобы мной любоваться.

Я засмеялась и этот смех означал, что я отбросила прочь розовые очки. Я буду вытягивать жизненную силу из всех мужиков подряд, ведь все они не видят ничего дальше собственного носа! Мужики будут падать на землю и поднимать лапки кверху, падать и сами собой в штабеля укладываться. Они делают только то, что им нужно, остальное их не касается. Теперь я буду победительницей потому, что готова к любой, даже самой яростной борьбе. Это мой сценарий! И я буду выступать не только как актриса, но и режиссер. Я скинула с себя платье и осталась в тоненьких, вызывающих трусиках.

– Терпеть не могу лифчики. Смотри, у меня и так грудь прекрасно стоит! Тебе не кажется, что с того самого момента, как ты мне позвонил, мы очень много времени потеряли понапрасну?

Михаил застыл, словно окаменев. Я двинулась к нему, откровенно демонстрируя все достоинства своей шикарной фигуры.

– Бог мой, какая ты… – с трудом выдохнул Михаил и снял рубашку. – Я и подумать не мог, что на свете бывает такая красота…

– Бывает, милый, на свете все бывает.

В моих глазах засверкал дьявольский огонь, который буквально гипнотизировал и не давал Михаилу сдвинуться с места. Я знала, что так, как умею себя преподнести я, может сделать далеко не каждая женщина, потому что искусство обольщения дано не всем, только избранным.

Грациозно, по-кошачьи, я подошла к Михаилу, опустилась перед ним на колени и молниеносно расстегнула ширинку на его брюках. Улыбаясь, я высунула кончик языка и продемонстрировала его Михаилу.

– Ты ведь этого хочешь? Скажи, этого?

– Хочу, – с трудом выдавил обезумевший Михаил и трясущимися руками подтянул мою голову к своему набухшему естеству…

Я не знаю, сколько времени мы занимались любовью. Минуту, двадцать, час, три… Это не имело никакого значения, потому что с тех пор, когда с нами случилось ЭТО, время остановилось.

А затем мы пили шампанское и… смотрели на дождь. Он лил все сильнее и, по-моему, не хотел прекращаться. Мы были совершенно голые, но вовсе не стыдились своей наготы. Я сидела на подоконнике открытого окна с бутылкой шампанского в руках, пила прямо из горлышка, время от времени передавая ее сидящему у моих ног Михаилу. А перед глазами стояла одна и та же картина: дождь как из ведра… мокрый джип и унылый двор… Я вспоминала себя молоденькой, дерзкой девчонкой, приехавшей в Москву на заработки из далекой провинции.

Прошло уже много времени, а перед моими глазами возникала одна и та же давняя сцена, да с такой ясностью, словно это было вчера. «Вокзал. Поезд. Общий вагон и я, в рваных джинсах и дешевой майке, купленной моей мамой в комиссионке. Я выхожу из вагона и озираюсь по сторонам. Следом выскакивает моя подруга Светка, весело бьет меня по плечу и громко кричит на весь перрон: «Держись, Москва белокаменная! Провинциалы приехали!» Я стараюсь заткнуть Светке рот, извиняюсь перед пассажирами, Светка заразительно смеется и говорит мне, что самое главное на свете – это дружба. Она поможет нам выстоять и поможет преодолеть преграды и напасти.

А еще мне вспомнилась одна ночь, когда мне было просто некуда пойти ночевать. Некуда и не на что. Я сидела на шумном вокзале, листала различные газеты, пестрящие многочисленными объявлениями о трудоустройстве и, кусая губы до крови, строила самые нелепые планы грандиозного, по своим меркам, штурма Москвы.

– О чем ты думаешь? – тихо спросил Михаил и отхлебнул из горлышка.

– Когда мне было восемнадцать лет, я стыдилась раздеться перед мужчиной.

– Почему?

– У меня не было приличного белья. Дешевые сатиновые трусы и точно такой же лифчик… А еще я постоянно отказывала одному знакомому, который приглашал меня в ресторан.

– Почему?

– Потому что не умела держать вилку и нож. Один раз мужчина пригласил меня в ресторан, а я взяла вилку в правую руку, а нож в левую. Ему стало стыдно.

Я вновь отпила шампанского и спросила Михаила:

– Послушай, а у тебя есть музыка?

– Музыка?

– Ну да.

– Конечно, есть.

Михаил встал с пола и кинулся к музыкальному центру, но я отрицательно замотала головой, притормозив Михаила на полпути.

– Нет, я хотела не такую музыку. У тебя есть граммофон?

– Есть. Антикварный. Я недавно прикупил на Арбате. Я тоже люблю подобные вещи.

Когда в комнате появился граммофон и зазвучала старая виниловая пластинка с задушевной мелодией, я спрыгнула с подоконника во двор и принялась танцевать. Под дождем… От удовольствия я даже закрыла глаза. Я опять вспомнила то время, когда была слишком молода и слишком беспечна.

От поистине захватывающего зрелища Михаил расплылся в улыбке. Я же забралась на крышу джипа и принялась снова танцевать. Я откинула голову и восхитительно управляла своим обнаженным телом. Я танцевала вместе с дождем, жадно ловя крупные капли, которые перемешались с моими слезинками. Михаил устал стоять, открыв рот, и тоже перелез через подоконник. Обнаженный, хорошо сложенный, Михаил встал у джипа, громко захлопал и начал подпевать вместе со мной в такт музыке. Я танцевала и думала о том, что красива и красив и восхитителен мой танец. Я живу в центре Москвы, езжу на дорогой иномарке, играю самые лучшие роли в самых кассовых фильмах. Я ли это? Испуганная девчонка из далекой провинции, сидящая в старом, протертом кресле родительского дома, с жадностью смотрящая все подряд московские телевизионные каналы. Неужели это я?

Я танцевала и чувствовала себя удивительно раскованной и удивительно отрешенной. Сейчас я танцевала и пела не для избалованной, жестокой публики. Я делала это для себя, танцевала вместе с дождем на крыше крутого джипа…

Где-то там остался мой город, который я никогда не любила и частенько заявляла об этом в прессе. Я постаралась забыть свой серый город, но помню людей, живущих в нем, вернее, пытающихся выжить. Это измученные люди, совсем забывшие нормальную жизнь или ее не знавшие, но они такие добрые и такие родные… Там можно смело одолжить у соседа соли, прийти на чашечку чаю и рассказать о наболевшем. Вместе с ними моя душа и все мое творчество, я посвящаю им. Маленькой девочкой, я мечтала о принце, вернее, о московском принце, который обязательно за мной приедет и увезет в Москву. Он богат, ухожен и красив. За таким можно рвануть не только в Москву, но и в саму преисподнюю, если, конечно, он этого пожелает. Но прошло время, и московский принц не приехал, наверное, потому что в Москве своих невест девать некуда… И я сама отправилась в столицу, но уже не в поисках принца, а лучшей жизни. На принцев мне никогда не везло, ну не везло мне на принцев!

А затем на крышу залез Михаил и, обняв меня за талию, закружил в такт легкой, опьяняющей музыке. «Что ж, неплохая терапия для одиноких сердец», – подумала я и засветилась улыбкой…

Глава 11

Утренний кофе оказался таким густым и таким ароматным, что я чуть не обожгла губы, сделав приличный глоток. Михаил сидел рядом и не мог отвести от меня глаз. В его взгляде было столько обожания… и даже какого-то детского восхищения.

– Ты замечательная женщина, – отпив кофе из своей чашки, он наклонился и поцеловал мою как всегда обнаженную грудь. – Знаешь, после твоей терапии для одиноких сердец меня словно хорошенько ударили под сердце.

– Как ты сказал? – Я рассмеялась и чуть было не пролила на себя кофе.

– Сегодня ночью меня ударили под сердце.

– Ударили под сердце… Занятно сказано. Ну-ка, расшифруй то, что ты мне сейчас сказал.

– У меня еще так никогда не было…

– Ты хочешь сказать, что это было намного лучше, чем стриптиз в чулках цвета капучино?

– Как небо и земля. Ты сравниваешь совершенно несравнимые вещи. Ты очень красива, Анна. Даже не представляешь, как красива. Наверное, и вправду говорят, что красивая женщина все делает очень красиво. Она красива не только в жизни. Она красива в своих движениях, в суждениях и даже в интиме.

Я вновь улыбнулась, поставила чашку на стоявший неподалеку низкий столик и, встав с кровати, направилась за своей одеждой.

– Ты куда?

– Домой, – безразлично ответила я и достала из сумочки косметичку. – Ты должен отвезти меня.

Я быстро, словно опаздывала на очередные съемки, наложила косметику на лицо и с профессиональной точностью оценила свой макияж. Отлично! Просто отлично. Если женщина знает в косметике толк, то она это делает довольно быстро.

Михаил молчал и по-прежнему не сводил с меня глаз, следя за каждым моим движением. Надев свои вещи от Гуччи, я покрутилась у зеркала и мысленно поставила себе отличную оценку. Сев в мягкое широкое кресло, я подвинулась к самому краю для того, чтобы не затеряться в его просторах, а наоборот, продемонстрировать свои достоинства.

– Ты знаешь, как себя подать. – Михаил облизнулся как мартовский кот и потянулся к моим ногам. – Бог мой, у тебя столько достоинств!

– Самое главное достоинство это то, что я женщина.

– Неужели ты так плохо относишься к мужчинам?

– Мужчины сами сделали все для того, чтобы я к ним так относилась. – Я сняла голову Михаила со своих колен и холодно посмотрела на часы. – Мне пора.

– Куда?

– Туда, откуда привез. Если ты не в состоянии меня отвезти, то вызови такси.

– Почему ты считаешь, что я не в состоянии?

– Потому что ты бегаешь голый и даже не думаешь одеть свою задницу.

– Я не могу от тебя оторваться. Ты ворвалась в мою жизнь с фантастической быстротой и точно так же быстро хочешь из нее исчезнуть? Ты всегда подчиняешься только слепому желанию, а не разуму?

– Я всегда подчиняюсь разуму, а не слепому желанию.

– Ни дать ни взять – сказка про Золушку. Только в моих руках не останется даже хрустальной туфельки.

– Зато у меня от тебя остался твой «Мерседес». Ты его сейчас заберешь? – осторожно спросила я, стараясь оценить реакцию Михаила.

– Он что, тебе мешает?

– У тебя в машине что-то лежит, сам сказал. Пропадет, и ты с меня спросишь.

– Не говори ерунды. Еще не хватало, чтобы я выяснял с тобой отношения из-за какой-то мелочевки. Неужели ты думаешь, что я настолько мелочный?

– Нет, ты далеко не мелочный мужчина, – ответила я и пристально посмотрела ему в глаза.

Несколько секунд мы смотрели друг на друга, не говоря ни слова. Под моим внимательным взглядом Михаил заметно занервничал, и как бы не пытался это скрыть, у него ничего не получилось. Мы упорно молчали, но мне почему-то показалось, что каждый ведет свой внутренний монолог. «Если ты хочешь получить свои денежки обратно и уповаешь на мою честность, то выброси это из головы и не строй на этот счет иллюзий, – думала я. Твои бабки в надежном месте и уж поверь, я найду им достойное применение. А у тебя и так денег куры не клюют, миллионом больше, миллионом меньше… И уж если ты почти миллион долларов называешь мелочевкой…»

– Знаешь, чего мне сейчас хочется больше всего? – Михаил сел на краешек кровати и стал надевать шелковые трусы.

– И чего же тебе сейчас хочется?

– Напиться.

– Мне кажется, что тебе уже достаточно. Я голосую за трезвый образ жизни.

– И все же я хочу выпить.

– С чего бы это?

– Противно чувствовать себя дураком. Я бы сейчас нализался до чертиков. Вдрызг.

– Это слишком банально.

– Когда выпьешь, проблемы кажутся мелкими и незначительными. Напиться и заснуть тяжелым пьяным сном, в котором ко мне опять явишься ты. Зеленоглазая танцующая под дождем леди с большими печальными глазами.

– Михаил, давай без сентиментальностей. Одевайся, нам пора.

– И все?

– А что ты хочешь?

– Ты сказала так просто: «Одевайся, нам пора». И все. Терапия закончилась?

В глазах Михаила читалась пустота одиночества и какая-то безысходность. Он быстро оделся и сел передо мною на корточки. Взяв меня за руки, он заглянул в мои глаза, словно пытался прочитать то, что я хранила в глубине своей души.

– Ань, а ты когда-нибудь любила?

– Да, и не раз.

– Я не могу поверить в то, что кто-то мог тебя бросить.

– Это было давно и неправда, – попыталась уйти я от неприятной темы.

– А ты когда-нибудь бываешь искренней?

– Иногда.

– А что ты ценишь больше всего?

– Успех.

– А как ты его добилась?

– Не важно. Главное, что он у меня есть. Человек никогда не достигнет успеха, если у него нет звериной хитрости, крепких кулаков, острых зубов и большого терпения.

– Слушай, Ань, я не знаю, что со мной происходит…

– В смысле?

– Чем больше я с тобой нахожусь, тем больше понимаю, что хочу видеть тебя вновь и вновь. Я ничего не могу с собою поделать.

– Нам пора, – вновь повторила я и встала.

Мы вышли на веранду и остановились в дверях.

– Опять идет дождь, – тихо сказала я, ловя капли в ладонь.

– Ты любишь дождь?

– Очень. Я люблю сильный, порывистый ливень и маленький летний дождик. Сырая погода – для меня. Я люблю рисовать дождь. Он всегда разный, от прозрачного до тяжелого. Как ты думаешь, на что похож дождь?

– Не знаю. На воду.

– Он похож на слезы.

– На слезы?

– Да, на слезы. Слезы бывают добрые, а бывают злые. А еще они соленые. Знаешь, ведь именно в дождь я очень много думаю и анализирую, учусь отстаивать каждую минуту своего существования в такой тяжелой игре без правил, как жизнь. Я учусь просчитывать свои шаги на пять ходов вперед, стараться избегать неприятности. Терпеть не могу случайностей, и уж если они появляются, то стараюсь обратить их себе на пользу. Именно в дождь я репетирую роли и учусь быть актрисой, учусь тщательно скрывать свои чувства, эмоции и умело заменяю их на фальшивые, вызываю у зрителей веру в мою искренность.

Михаил обнял меня за плечи и взволнованно произнес:

– Анна, я еще никогда не встречал такую женщину! Такая, как ты, никогда не затеряется даже в самой огромной толпе. Ты всегда будешь выделяться. Наверное, поэтому ты и стала звездой. Я представляю, как в твою сторону поворачиваются сотни мужчин, засматривающихся на твою совершенную гибкую фигуру.

– Я никогда не старалась специально подняться над толпой, но я всегда была чуть-чуть выше, – я сняла руки Михаила со своих плеч и бросилась в дождь…

Пока мы ехали домой, Михаил позвонил своему водителю и назвал мой адрес, чтобы тот забрал «Мерседес». Сунув телефон в карман, он растерянно пожал плечами и грустно сказал:

– Я не хочу, чтобы наша сказка кончилась. Золушка не оставила принцу хрустальную туфельку, а принц заболел от любви. Ты сказала, что сегодняшняя ночь – это терапия. Терапия призвана лечить, а мое сердце заболело еще сильнее.

До самого моего дома Михаил одной рукой держал руль, а другой крепко сжимал мою руку.

– Анна, ты просто чудо… – повторял он. – В последнее время неспокойно. Будь осторожна. Я за тебя переживаю – какой-то непонятный следователь… кто-то предупреждает тебя о взрыве…

– Не надо. Я привыкла обходиться собственными силами.

– Очень тяжело бороться с обстоятельствами в одиночку. Нужно, чтобы помогали друзья. Скажи, ты веришь в дружбу?

– Я верю в добрые отношения между людьми.

– У тебя были настоящие друзья?

– У меня была близкая подруга.

– Ты ее очень любила?

– Она была как сестра. Я была так к ней сильно привязана, что готова была отдать за нее жизнь, и сделала это, не задумываясь ни на минуту.

– А где она теперь?

– Она украла все мои деньги и моего любимого мужчину.

– Возможно, сейчас она раскаивается…

– Не думаю.

– Почему?

– Чтобы такое сделать, нужно очень сильно ненавидеть.

– Но ведь когда-то она тебя тоже любила…

– Я сомневаюсь в этом. Может, и правду говорят, что от любви до ненависти один шаг.

– Мне кажется, что тебе нужно ее простить.

– Простить? С какой стати?

– Ну да. В любви нужно уметь прощать.

– В какой любви? Эта тварь украла у меня все, что было! Ты считаешь, что я должна ее простить? Для меня она умерла. И она и мой бывший. Есть вещи, которые не прощают.

– Ань, ты можешь пообещать, что будешь предельно осторожна?

– Я постараюсь.

– Нет. Так не пойдет. Скажи: «Я буду предельно осторожна!»

– Я буду предельно осторожна.

– Я стану звонить тебе каждый день. И ты тоже звони. Господи, а я и подумать не мог, что ты совсем одна.

– Я привыкла быть одна, – сказала я безразлично и грустно отметила про себя, что дождь кончился.

Во дворе нас уже ждал водитель Михаила, который стоял у «Мерседеса».

– Это мой новый водитель, – подтвердил мою догадку Михаил и подрулил прямо к своей машине. Открыв «Мерседес», Михаил протянул ключи от джипа водителю и посмотрел на мои окна. – Ты точно не боишься? – на всякий случай снова спросил он.

– Я же тебе сказала, что устала бояться.

– Ты очень странная… Ты могла бы пока пожить у меня.

– Зачем?

– Для спокойствия.

– Хорошенькое спокойствие – жить в доме, где иногда появляется твоя исчезнувшая жена!

– Может, мне только показалось, что она там появляется? Только вот откуда взялись ее чулки? А запах духов? Я с этим обязательно разберусь.

Раздался пронзительный сигнал, и джип выехал со двора. Михаил помахал машине рукой и переключил внимание на меня.

– Ты уверена, что тебе нужно домой?

– Вполне. А почему ты не посадил в свой «Мерседес» водителя, а сам не уехал на джипе?

– Будем считать, что я по нему соскучился.

Как только Михаил сел на водительское место он, сильно занервничал, мельком бросил взгляд на бардачок, и мне почему-то показалось, что сейчас он его откроет. Но он его не открыл… Он просто на него посмотрел…

– Спасибо, – ни с того ни с сего сказал он.

– За что?

– За то, что благодаря тебе моя машина в целости и сохранности. Я надеюсь, из нее ничего не пропало…

– Хочется верить, что вся твоя «мелочевка» на месте.

Мы опять пристально посмотрели друг другу в глаза, и я в который раз ощутила, что мое терпение на исходе.

– Дождь кончился. Мне пора…

Я зашла в свой подъезд, а «Мерседес» все не отъезжал. Мою спину сверлил пронзительный взгляд, который был слишком настойчив и ощутим даже затылком. Я шла и знала, что сейчас Михаил не выдержит и заглянет в бардачок. А может, и не сейчас. Может, он сделает это сразу, как только отъедет…