Текст книги "Милые чудовища"

В хвост купеческому экипажу пристроилась верткая эгоистка Модеста Дионисовича. Франтик заявил, что не допустит, чтобы его доброе имя порочили в доме милейшей Анфисы Ксаверьевны.

Негоциант поминутно оглядывался назад, бурчал что-то в короткую бороду, но против такого сопровождения сильно не возражал.

– Я ж ее еще девочкой помню, – вдруг доверительно сообщил криптозоологу Калина Ипатьевич, когда они свернули из Пекарского переулка. – Из семьи хорошей, купеческой, толк в торговле и делах знает, с покупателями поговорить умеет, да не с простыми, дворянского звания тоже. И хозяйка ладная, чем моим дитям не мать? Я ж тогда по молодости к отцу ее в дом тоже хаживал, все присматривался, ждал, когда в брачную пору войдет. Да поди ж ты, недоглядел! Свел ее со двора офицерик какой-то плюгавенький. Ну и как не свести? Красавица, характер тишайший, говорит – словно горлица воркует.

На подобные поэтические сравнения сэр Бенедикт изогнул одну бровь, и дело было вовсе не в том, что в его собеседнике сложно было заподозрить такие бездны красноречия. Просто образ властной домовладелицы никак не вязался с расточаемыми в ее адрес комплиментами.

Калина Ипатьевич, ни на что не обращая внимания, продолжал править лошадкой и жаловаться на творящиеся в его жизни несправедливости пораженному слушателю:

– И ведь опять же уведет ее этот скалозуб, саврас проклятый. Льстивыми речами заманит. У самого за душой ни копейки. Ни кожи ни рожи, одна зубастость эта бесовая. Ишь, белизной сверкает, словно унитаз англицкого фарфору! – Довольный своей шуткой и проявленной эрудицией, купец заливисто рассмеялся, да так, что псы в соседних дворах подхватили.

Ехать оказалось не так уж и далеко, в амбарный тупичок, что по-за охотными рядами, по этой причине Калина Ипатьевич не вполне успел излить душу подозрительно притихшему криптозоологу.

Коляску оставили в самом начале тупика и дальше прошли уже на своих двоих. Сэр Бенедикт и Модест Дионисович, не сговариваясь, немедленно уткнулись носами в платки, ибо запахи вокруг стояли такие, что хоть топор вешай, хоть сам следом вешайся. Купец же ничего, лишь посмеивался в бороду.

– Ну ладно барин, белая англицкая кость, но ты-то, Модка, чего нос воротишь? Али не знаешь, откуда те деньги, на которые твоя кляча куплена?

– Кажется, мы на брудершафт не пили, – проворчал франтик, не думая отнимать от лица платка с изящно вышитой монограммой.

– Тухлые амбары это, – махнув рукой на соперника, пояснил Калина Ипатьевич. – Сделавшиеся духовитыми товары сюда переправляют, прежде чем за город вывезти. Генерал-губернатор наш в черте города закапывать воспретил и возить по дневному времени тож, вот и передерживаем здесь…

– Иногда даже слишком передерживаете, – прогнусавил Модест Дионисович.

– Цыц! А ты возы-то погоняй по ночному времени, потом рот раскрывай.

Подошли к одному из амбаров, и купец позвонил в колокольчик, приделанный прямо к стене, чуть в отдалении от широких двустворчатых ворот. На звон открылось окошко второго этажа, и оттуда показалось рябое лицо приказчика.

– Отворяй! – не слишком ласково гаркнул Калина Ипатьевич тоном, которым даже со своим ненавистным соперником себе разговаривать не позволял.

Приказчика словно сдуло, и уже через секунду он, как стрекозел, через ступеньку прыгал по шаткой деревянной лесенке вниз.

– Ах, мы за этим пришли? – сказал Модест Дионисович, зачем-то взял от стены ящик, не испугавшись запачкать перчаток, и забрался на него с ногами.

Англичанин приподнял брови, но сообразить, в чем дело, не успел. Приказчик отпер одну из створок нижних ворот, и зловоние накатило на стоящих плотной волной.

– Вот! – торжественно провозгласил Калина Ипатьевич.

– Я бы не стал настолько гордиться антисанитарным состоянием собственного склада, – придушенно пробормотал криптозоолог, еще сильнее уткнувшись носом в платок.

– Крыс нет! – обиженно вскричал купец.

– Вам мало этого амбре? Вы хотите, чтобы там были еще и крысы?

Калина Ипатьевич в сердцах плюнул и жестом приказал открыть дверь соседнего сарая. Стоило только створке распахнуться, как наружу вместе со зловонием хлынул серо-шерстистый поток. Вспугнутые звуком и светом, разбегались и пищали крупные упитанные грызуны.

Модест Дионисович весь как-то подсобрался на своем ящике и даже попытался стоять на одной ноге, будто это могло обеспечить ему большую безопасность.

– Это все, конечно, очень занятно, но при чем здесь я? – резонно спросил криптозоолог, концом зонта отпихивая от своих туфель особо ретивых обитателей сарая, но скорее из заботы о чистоте, чем от отвращения.

– А то, что чудищу он нам подложил! – Торговец ткнул пальцем в соперника.

– Да зачем мне это надо? – вполне искренне возмутился Модест Дионисович, осторожно, чтобы не запачкать желтых ботинок, слезая с ящика, ибо демонстрация была окончена.

– Отвлечь меня хочет от милейшей Анфисы Ксаверьевны! – Плотный кулак купца погрозил в сторону франта.

– Во-первых, у милейшей Анфисы Ксаверьевны есть милейшие глазки, ради победы мне надо было вас оставить, а не удалить, – с растяжечкой начал обвиненный. – А…

– А во-вторых, – перебил его криптозоолог, – с чего вы взяли, что там чудовище?

– Приказчики что-то странное видели… Аким, неси кота! – вновь не своим голосом заорал купец.

Шерстяное мяукало было изловлено и доставлено сию же секунду. Видимо, ветеран дворовых битв пригрелся где-то неподалеку на солнце. Калина Ипатьевич без колебаний перехватил у приказчика полосатого забияку за шиворот и попытался затолкать в сарай, где не было крыс. Кот сопротивлялся неистово, будто знал об этом строении нечто такое, что заставляло его биться за свою жизнь.

– Вот! – еще более торжественно объявил хозяин злополучного склада.

– Если бы меня тащили за шкирку, я бы тоже туда не пошел, – резонно возразил Модест Дионисович.

Оба поклонника Анфисы Ксаверьевны обменялись концентрированными взглядами, после чего купец поднес кота ко второй двери, и Васька со всех четырех лап скрылся внутри, только бы отвязаться от ополоумевшего негоцианта.

– Вот!!! – в третий раз объявил Калина Ипатьевич.

– Интересно. – Криптозоолог покрутил зонт в руках и с любопытством сунул голову в сарай, несправедливо обиженный грызунами. – Кого же это боятся и кошки, и крысы?

– Не просто крысы, – поправил его делец и со странной гордостью пояснил: – А наши крысы! Ничто их, заклятых, не берет, ни кошки, ни отрава. Бахметий Поливаныч вон недавно из заграничного путешествия англицкого сеттера привез, дак и тот заскулил, стоило ему внутрь сунуться. А тут на тебе, раз – и пропали! Знать, чудовище страшное там завелось, ненасытное…

– А люди-то что видели?

– Да так, тень одну, не разберешь… но шипит, словно змеища преогромная!

– Как шипит? – насторожился доктор.

Но этот раз ответил ему не купец, а работник.

– Кш-ш-ш, кш-ш-ш, – воспроизвел Аким, старательно растягивая губы в злобной гримасе, каковая, судя по всему, должна была принадлежать монстру.

– Понятно, – пробормотал сэр Бенедикт и, поплотнее зажав рот и нос платком, бесстрашно шагнул внутрь подозрительного сарая.

– Это вы ловко, ваше степенство, – ядовито сказал Модест Дионисович, стоило только иностранцу скрыться из виду. – Либо от чудища избавитесь, либо неудобного квартиранта со свету сживете.

– Молчи, бестия! – замахнулся на охальника кулаком Калина Ипатьевич. – У дрянного человечишки и мысли дрянные!

Тут совсем близко к двери сарая раздалось вполне узнаваемое «кш-ш-ш». Соперники мигом заткнулись и отпрянули прочь.

Из темного проема появилась высокая фигура криптозоолога. В руках доктор держал крупного зайца, на зайце были оленьи рога…

– Кш-ш-ш, кш-ш-ш! – зашипел на собравшихся по его душу косенький и тут же воинственно застриг ушами, заставив сэра Бенедикта немного поумерить довольство собой и начать уворачиваться.

– Это… это… – Возмущение Калины Ипатьевича было столь велико, что он на время утратил способность изъяснять собственные мысли.

– Это чья-то шутка? – помог ему Модест Дионисович. – И кто только додумался наставить зайцу рога?

– Разве что зайчиха, – невпопад гоготнул приказчик.

– Это же кролень! – наконец-то выдал купец.

– Ваши познания в криптозоологии ошеломляют, – откликнулся Бенедикт Брут, пристально, с вновь открывшимся интересом рассматривая потенциального жениха Анфисы Ксаверьевны. – Я впечатлен.

– Это мой кролень! – воскликнул Калина Ипатьевич, поразив иностранца еще больше. – Я его на подарок тестю генерал-губернатора готовил! Но как сбежал, зараза?

Купец внезапно и очень недоуменно затих. Прошла минута, прежде чем он решился поделиться своей проблемой:

– Но как же… Я ж его с утра проверял… А крыс со вчера нет…

– Ведите к месту содержания вашего подарка, – снисходительно разрешил сэр Бенедикт.

– Господи, а кричал-то! Чуть на дуэль не вызвал! – радостно хлопнул себя по бокам Модест Дионисович и расцвел ослепительною улыбкой на пол-лица. – То-то я Анфисе Ксаверьевне расскажу – посмеемся! Кому нужен муж самодур и тиран?

– А кому – голь перекатная? Тятенька, я слышал, тебя, детинушку, содержания лишил?

В этот момент действительно могло бы дойти если не до дуэли, то до мордобития, кабы сэр Бенедикт, видя назревающую свару, не спустил кроленя с рук на землю.

– Ай! – раздался крик Модеста Дионисовича.

– Ай! – впервые в согласии вторил ему Калина Ипатьевич.

Воинственный заяц собирался разбежаться и в третий раз, чтобы боднуть за компанию и криптозоолога, дабы никто из двуногих не чувствовал себя обделенным, но был крепко схвачен англичанином за уши и снова поднят на руки.

– Кш-ш-ш! – не желая сдаваться, зашипел зверек.

VI

Дом купца второй гильдии оказался двухэтажным, бревенчатым. На первом этаже располагалась контора и что-то вроде общежития для служащих, на втором обитал сам хозяин со своей многочисленной семьей.

Модест Дионисович, компанейская душа, умудрился просочиться и сюда. Как ни намекал ему соперник, что его-де в гости и не приглашали, ловкий ферт штопором ввинтился в массивные ворота, приговаривая:

– Ну как же, как же? Разве я вам Беню на растерзание оставлю? Что потом отвечать милейшей Анфисе Ксаверьевне про ее пропавшего жильца?

Сэр Бенедикт, непонятно в какой момент превратившийся из рыцаря Британской империи в Беню, только поморщился – на этом вопрос присутствия его «чичероне» был закрыт.

Не останавливаясь, поднялись на второй этаж. А там уже в передней выстроились все семеро отпрысков Калины Ипатьевича, от долговязого юнца с наклевывающейся бородкой до маленького карапуза (неизвестного полу) в младенческом платьишке, все лицом были вылитый тятенька, если не считать отсутствия плеши и бороды.

– После, после! – отмахнулся от них купец и провел гостей прямехонько в свою спальню, богато украшенную коврами, расписными вазами и другими предметами, долженствовавшими обозначать собой семейный достаток.

В углу комнаты был сооружен небольшой вольер, туда-то и ринулся хозяин дома и тут же отпрянул с не вполне приличным восклицанием.

– Однако! А я-то думал, вы крышечкой отъехали-с! – гоготнул Модест Дионисович.

Сэр Бенедикт лишь покрепче прижал к себе забеспокоившегося кроленя. Надо сказать, что причина беспокоиться у чудовища имелась вполне весомая: в вольере сидел один из его собратьев, с такими же рогами и персиково-коричневой в пестринку шкурой, вот только нос был не чисто-розовый, а покрытый коричневыми крапинками, как веснушками.

– Задачка, – протянул купец первое пришедшее на ум приличное слово.

– Никакой задачки, – возразил криптозоолог, стиснув брыкающегося зайца так, что тот мог только дышать и яростно вращать блестящими красными глазками. – Много ли у вас в Князьгороде еще кроленей?

Калина Ипатьевич шумно почесал бороду.

– Ну вот… у тестя генерал-губернатора, других не знаю… Я ж ему и этого-то в подарок, для разводу, заказал. – Негоциант кивнул на второго зайца, вдруг вздумавшего брать на абордаж стены своей импровизированной тюрьмы. – Э… А ну-ка, отдайте мне косого, господин криптозоолог. В моем амбаре как-никак найден.

Купец настойчиво потянулся к рогатой ноше сэра Бенедикта.

Самолично вернуть тестю генерал-губернатора сбежавшего кроленя было делом сильно перспективным, поэтому Калина Ипатьевич вдруг позабыл об осторожности и двумя руками обхватил чудовище, да так, будто оно приходилось ему восьмым, вновь обретенным чадом. И хотя в голове криптозоолога промелькнули те же мысли о перспективности, препятствовать прозорливому дарителю он не стал.

– Будут проблемы – обращайтесь, – кивнул Брут да пошел неспешным шагом к выходу, вид имея при этом презлорадный.

Модест Дионисович – за ним.

И действительно, не успели они дойти до первого этажа, как эти самые проблемы начались.

Наверху послышался шум, затем многократный звон разбиваемого фарфора и топот купеческих сапог, поспешающих за удаляющимся специалистом по чудовищам.

– Знаете что, – выдавил запыхавшийся купец, успевший остановить доктора уже на самой лестнице, – я, пожалуй, лучше тому, тестю-то, своего зайца так отдам, будто сбежавшего нашел, беспокойство проявил, так сказать. Бес с ним, с подарком, раз такое дело. А вы этого заберете? Я же вижу, он вам нравится.

– Которого? – не без сарказма уточнил криптозоолог. – Того, что погрязнее?

– Да любого берите! – закричал купец, услышав очередной звон сверху.

Сэр Бенедикт пожал плечами и снова поднялся на второй этаж. По комнате Калины Ипатьевича будто прошелся ураган: замечательно безвкусные вазы были переколочены, ковры местами подраны, а на хозяйском ложе, наставив друг на дружку ветвистые рога, стояли два кроленя.

Судя по всему, спор у ушастых вышел нешуточный.

– Кш-ш-ш! – говорил один.

– Кш-ш-ш! – отвечал ему другой.

Брут бесстрашно выбрал «того, что погрязнее», ловко подхватил под мышку, второго, бросившегося то ли в атаку, то ли на защиту собрата, отпихнул концом зонта.

– Я приказчику скажу, пусть вас отвезет, – с облегчением выдохнул Калина Ипатьевич, представив, как нелепый иностранец станет искать извозчика с такой ношей.

– Беня, погоди! – бросился вслед уходившему Модест Дионисович. – Я знаю, где мы этого зайца сегодня с выгодой реализуем! Да и тебя представим в лучшем свете!

– Глафира, а любите ли вы кроликов? – крикнул сэр Бенедикт в сторону кухни, откуда доносился грудной басок, напевавший веселую девичью песенку.

– А то как же, барин! – откликнулась Глаша. – И в подливке, и в жарком, а уж в пирогах с луком как хороши… Ой!

Судя по реакции горничной, вышедшей на зов в переднюю, готовить рогатых кроликов ей еще не доводилось.

– Мне импонирует ваш кровожадно-гастрономический настрой, – многозначительно улыбнулся криптозоолог, – но этого кролика нужно пока что только вымыть, есть его мы погодим.

И то правда, после склада с тухлятиной вид кролень имел самый неприглядный, а уж по запаху – не то что в еду, но и в подарок непригодный.

– Ну давайте, чего уж… – протянула руки сострадательная девушка. – Где это он так изгваздался?

– Этого вам, Глаша, лучше не знать. – Сэр Бенедикт передал с рук на руки присмиревшую криптиду. – Лодыжки только берегите, бодается больно.

– А я его за рога, – по-хозяйски перехватила чудище девка. – Мы, деревенские, с животиной да не управимся?

– Эх, Глаша, Глаша, цены вам нет, – в кои-то веки отозвался о ком-то одобрительно криптозоолог и, растроганный, отправился в свои комнаты переменить испачканное платье к вечеру.

Через час после заката на пороге дома в Пекарском переулке вновь стоял Модест Дионисович в игривом костюме в клетку, в котелке и с тросточкой. Усы щеголя были уложены с таким тщанием, какое не всякая модница приложит к собственной вечерней прическе.

– Глафира, душенька, это тебе. – Гость прямо на пороге широким жестом вынул из кармана круглый печатный пряник. – Все расстегайчики твои вспоминал, решил порадовать.

Глаша, открывшая дверь, взвизгнула совсем по-девичьи, так, будто и не было в ней без малого трех аршинов росту, и на радостях чмокнула дарителя прямо в макушку.

Когда довольная горничная отправилась сообщать хозяйке о посетителе, Модест Дионисович подмигнул вышедшему на шум криптозоологу и пояснил:

– Представительские расходы. Учитесь, Беня, за это денег не спрошу. В Великороссии заниматься делами довольно просто, не то что в этой вашей Англии. – Тут щеголь споткнулся, рассмотрев как следует костюм криптозоолога. – Беня, ну что вы все в черном да в черном?! Хотите, присоветую портного?

– А хотите, я вам своего?

– Вот уж увольте!

– И вы меня. – Сэр Бенедикт фамильярно вынул бордовую, почти черную, гвоздику из лацкана Модеста Дионисовича и пристроил на свой, атласный. – А вот адрес цветочника, пожалуй, возьму.

В довершение своего вечернего костюма доктор достал из кармана круглые очки с фиолетовыми стеклами, снял с вешалки плащ летучей мыши, подхватил зонт и саквояж.

– Зачем вам? Это всего лишь вечер в клубе, да и погода ясная, – удивился такой основательной экипировке Модест Дионисович.

– Никогда не знаешь, в какой момент может пригодиться зонт, – ответил англичанин, виртуозно раскрутив в пальцах свой неизменный аксессуар.

На этот раз Модест Дионисович пренебрег собственным средством передвижения и нанял извозчика.

– Не было еще такого, чтобы кто-то трезвым возвращался из купеческого клуба, – разъяснил он свою предусмотрительность и тут же потребовал от криптозоолога дать вознице обещанный «рупь».

Молча ехали недолго, как ни странно, первым задушевную беседу завел сам иностранец.

– Ну ладно купец этот, семеро по лавкам, а вам-то что нужно от Анфисы Ксаверьевны?

– Что же, вы считаете, что квартирная хозяйка ваша не хороша? – усмехнулся Модест Дионисович.

– Вам не хороша, – уточнил его спутник, сдвинув очки на нос вроде как в желании увидеть истинное лицо собеседника.

Тут-то щеголь впервые и обратил внимание, что глаза у доктора странные – серо-голубые в крапинку, как яйца перепелки.

– Ну что ж, была у меня невеста по любви, – легко, безо всякого сожаления признался Модест Дионисович. – Та скоропостижная женитьба закончилась буквально через полгода, когда выяснилось, что у душечки Зизи я второй муж.

– Анфиса Ксаверьевна тоже не невинная дева.

– Да, но по крайней мере мне не стоит опасаться, что ее супруг лично придет ко мне, чтобы сообщить о своем существовании…

– Раз брак по любви уже был, логично попробовать брак по расчету? – под стук копыт допытывался невесть отчего проявивший интерес к личной жизни своей домохозяйки криптозоолог.

– Есть у женщин достоинства и поболе богатства и молодости, – назидательно сказал Модест Дионисович, ловя своей улыбкой отсветы вечерних фонарей.

– Например, недвижимость в виде барского дома в хорошем районе, доставшегося от покойного мужа ее несовершеннолетнему сыну?

– Вы меня, Беня, с альфонсами-то книжными не путайте, – погрозил пальцем в тонкой перчатке франтик. – Жена для оборотистого человека – лишь база и основа, крепкий домашний тыл, а уж как он на этой основе свои дела поведет, тут только от его талантов зависит. Анфиса Ксаверьевна женщина тихая, хозяйственная, лишних вопросов не задающая – так чего мне еще желать?

Криптозоолог издал какой-то странный звук, который можно было бы принять за смешок, но как раз в этот момент ночная тень скрыла выражение лица доктора. Несмотря на только что вырванное признание, «чичероне», кажется, ему нравился. Модест Дионисович был прелестен в своей скромной жажде наживы, обаятелен, как всякий наглец, и неожиданно честен в отношениях с жизнью.

– И что же вы не переживаете по поводу наследников? – спросил сэр Бенедикт. – Вряд ли можно ожидать их от женщины в возрасте Анфисы Ксаверьевны.

– Ну а что мне переживать? Наследниками я себя уже обеспечил, хоть и не так основательно, как Калина Ипатьевич.

– В каком смысле?

– У меня ведь трое отпрысков – плоды мимолетной страсти… вернее, страстей. Подрастут – выберу самого смышленого и официально признаю своим. Знаете, это большое заблуждение – заводить детей сразу в семье. А вдруг получившийся из них взрослый вам не понравится? Мой отец, к слову, меня терпеть не может, но вынужден. Нет-нет, вы не подумайте, я всех обеспечу и в обучение отдам, но им, по крайней мере, будет ради чего стараться.

– Никогда не думал об этом в таком ключе, – честно признался Брут, до глубины души пораженный тем, что кто-то сумел превзойти его в цинизме своих высказываний и поступков.

– Тпр-р-ру! – вдруг звучно перекрыл их беседу возница. – Приехали, барин!

Модест Дионисович подскочил, словно каучуковый мячик.

– Я знаю, это не ваш привычный круг общения, но здесь собираются все первостатейные купцы Князьгорода, не чета Маслову, постарайтесь понравиться, – наставительно сказал он доктору.

– Мне нужно не понравиться, а запомниться. И для этих целей я предпринял некоторые приготовления. – Сэр Бенедикт любовно погладил прихваченный с собой саквояж.

VII

Дом купеческого клуба был старым, основательным. Толстые стены, возведенные несколько веков назад, держали плоскую крышу. Внутреннее убранство соответствовало. Надо отдать должное вкусу хозяина: никто не пытался ставить под окна, мало чем отличающиеся от бойниц, воздушной мебели на гнутых ножках и прикрывать простые беленые стены золочеными в розанчиках обоями.

Прямо с порога неподготовленного гостя сбивал с ног и клал на обе лопатки съестной дух. И если бы не стоявший в просторном зале гвалт, стало бы отчетливо слышно, как сэр Бенедикт, рыцарь Британской империи и известный в определенных кругах криптозоолог, сглотнул набежавшую слюну.

Клуб содержался сытно и честно: дубовый, способный вынести любое изобилие стол, знаменитые на весь Князьгород поросята в яблоках и рубленые, словно из одного кирпича со стенами сделанные, завсегдатаи.

Правда, то тут, то там среди парадных красных и синих рубах, подпоясанных расшитыми кушаками, которые, казалось бы, уж лет как с десяток повывелись на городских улицах, мелькали темные, по последней моде скроенные визитки.

В первые же минуты Бенедикт Брут с неудовольствием обнаружил, что ничей взгляд на его персоне не останавливается. Смотрели на него осоловевшие от расстегаев и наливок купцы, смотрели, да не присматривались, принимая за одного из дельцов в черных сюртуках.

– А вон и для нас местечко на этом празднике жизни, – схватил за локоть погрустневшего спутника Модест Дионисович и указал на свободный торец стола, где как раз уже красовался только что выпорхнувший из печи поросенок.

– Я сегодня ужинать не планировал, – сухо сказал сэр Бенедикт, теснее прижимая к себе саквояж.

– Это вы, Беня, зря. – Ушлый «чичероне» уже вовсю подмигивал какой-то смуглянке из цыганского хора. – Тут тому, кто не ест и не пьет, гулять не умеет, доверия нет. Наняли меня, так извольте слушаться. Здесь такие кошельки гуляют, что не нам с вами привередничать.

– Ну что ж, – глубокомысленно молвил криптозоолог, – если надо есть порося, будет им знатный поедатель.

Солидная фраза вдруг закончилась совсем не солидным смешком. Сэр Бенедикт щелкнул замком саквояжа и легким движением вытряхнул на стол красновато-бурый меховой комочек – никто и не заметил.

Обитатель саквояжа прокатился по отполированной сотнями ладоней поверхности, обогнул штоф с водкой, но стукнулся спиной о деревянную плошку с красной икрой и опасливо развернулся, потянул носом воздух…

Аромат, уловленный черной блестящей пуговицей, был неодолим.

– Иногда, чтобы избавиться от одного стресса, надо попасть в еще больший, – удовлетворенно сказал Бенедикт Брут, глядя, как маленький хомячок-троглодит вгрызается в румяный бок запеченного с яблоками поросенка.

Вокруг тут же образовалась стеночка из разинувших рот купцов, которые несколько секунд наблюдали за неведомой тварью, вид когтей и клыков которой какое-то время сдерживал их обиду за поросенка.

Но довольно скоро один из бородачей вспомнил, что несправедливость эволюции была давным-давно исправлена человечеством, и потянул из-за пояса лезвие, превосходившее по длине любого, даже самого кровожадного хомяка.

– Позвольте мне. – Сэр Бенедикт в мгновение ока очутился рядом с тем самым догадливым купцом, изъял у него клинок и без тени колебания замахнулся на своего пациента.

Один точный удар – и троглодит отлетел прочь, все еще сжимая в зубах ровно отрезанный кусок свинины.

– Прошу извинить моего друга, он голоден. – Криптозоолог сграбастал ошалевшего хомяка, намертво вцепившегося в добычу, и отправил обратно в саквояж.

Уж после такого-то представления внимание вновь прибывшим было обеспечено.

Бородатые Тит Титычи подсаживались к Модесту Дионисовичу и его необычному спутнику, угощали, расспрашивали, кто-то даже порывался пить на брудершафт.

Тут уж перед сэром Бенедиктом все равно встал нелегкий выбор: упорствовать в своем статусе спортсмена или все же вывести деловые соображения на первый план. Мысли о возможной выгоде победили.

Начали с ароматной черносмородиновки, закусывали десятиярусной кулебякой, дальше пошла рябиновка, жирная до одурения ушица и каплуны. Гремело на заднем фоне цыганское многоголосье.

– Это еще что, вот вчера была стерлядочка в аршин длиной! – вещал с одной стороны купец с лоснящимися щеками и ладонью правой рубил по левой руке размер чудо-рыбины.

С другой стороны раскрасневшийся бородач, держа в руках винный бокал, до краев полный коньяка, попал в ловушку собственного красноречия на середине длинного тоста:

– …процветания Князьгороду, прямых дорог караванам, границ без пошлин, всем толстой мошны, свободной торговли охотным рядам…

– Еще немного – и он раздаст землю крестьянам, а фабрики рабочим, – сыто и оттого, видимо, благодушно заметил сэр Бенедикт, магическим образом растеряв где-то весь свой английский акцент.

К сожалению, отметить сей странный момент было некому. Модест Дионисович, несмотря на свою субтильность, тоже не чурался ни стерлядочки, ни полагавшейся к ней рябиновки.

– Мне бы пару тысчонок да новый дворянский особнячок, уж я бы развернулся! – развязавшимся языком выплетал свою сокровенную мечту захмелевший «чичероне». – Здесь что? Труха, пыль, история, старье. Совсем скоро делать дела в Князьгороде станут по-другому. И деньги будут лежать не в карманах полосатых шальвар и за голенищами купеческих сапог, а в сюртуках вон тех темненьких господ, современных коммерсантов. Они здесь только потому, что надо, а лица такие, будто на казнь пришли…

Вдруг чья-то массивная, поросшая рыжим волосом рука бесцеремонно отодвинула Модеста Дионисовича, прервав пьяное изложение весьма и весьма трезвого прожекта.

– Где тут у вас укротитель? – гаркнул на ухо франтику голос.

– Я не укротитель, я криптозоолог, – в сотый уже раз повторил Бенедикт Брут, но его никто не слушал.

Иностранца подхватили под мышки и без видимых усилий, несмотря на все поглощенные им расстегаи и уху, потащили куда-то со скамьи.

– Куда вы меня несете? – Доктор пытался отбиваться, но тщетно, длинные ноги в подбитых подковками штиблетах оставляли совершенно явственные полосы на нечистом дубовом полу. Купцы хоть и были на голову ниже залетного гостя, зато уж определенно вдвое тяжелее. Все, что удалось застигнутому врасплох криптозоологу, так это цапнуть прислоненный к скамье зонт.

– Не бойтесь, Беня, это они куражатся! – ободряюще кричал вслед своему подопечному нисколько не обеспокоенный его судьбой Модест Дионисович. – Зато вы сегодня уж точно запомнитесь всему клубу!

Слава «укротителя» не особенно прельщала Бенедикта Брута, но деваться было некуда, силы оказались неравны. Криптозоолога выволокли на двор, огороженный со всех сторон домами, вросшими по подоконник в землю. Всего лишь за какую-то минуту на квадратном пятачке стало не протолкнуться. Предвкушение невиданного зрелища нисколько не отвратило купцов от вкушения пищи, потому многие вышли со стянутыми со стола яствами: пирогами, телячьими ножками, один и вовсе, покачиваясь из стороны в сторону, как родную сжимал в руках упитанную приятно коричневую индейку. В правом углу сверкали браслетами и затягивали что-то бойкое цыгане.

Иностранца дотащили до середины двора и, поставив на ноги рядом с огромным ящиком, слегка отряхнули. Сэр Бенедикт покачнулся, утомленный не столько бесконечными настойками, сколько праздником живота, и предусмотрительно оперся на зонт как на трость.

В ящике беспокойно поворачивалось нечто живое, скребло по стенкам чем-то шершавым.

Сэр Бенедикт прислушался к звукам, доносившимся изнутри, и, уловив особый приглушенный рокот, тут же сделал пару шагов назад, оставив между собой и предметом более разумное расстояние, после чего воззвал ко всему доброму и светлому в присутствующих:

– Господа, может, не стоит? В конце концов, это опасно не только для меня…

К сожалению, из светлого в присутствующих осталось только пиво, а из доброго – фраза, брошенная одним купцом:

– Эй, укротитель, не робей! Если что, подмогнем!

– Позавчерась Демьян медведя поборол!

– А ведь мылом для барышень торгует!

Сэр Бенедикт пожал плечами и покрепче ухватил зонт, ибо другого орудия для «укрощения» ему не предложили.

Двое парней, состоящих при клубе, потянули одну стенку ящика за приделанные к ней ручки и, когда та полностью отъехала в сторону, моментально растворились в толпе.

Внутри что-то снова заскрежетало, и наружу показался продолговатый коричнево-серый кончик морды с чешуйчатыми валиками ноздрей, из-под сомкнутых более светлых губ в ряд торчали мелкие острые клычки. Морда эта все высовывалась и высовывалась, и конца ей не было. Посетитель князьгородского террариума наверняка заподозрил бы в чудовище крокодила или таинственного аллигатора, но сэр Бенедикт не был простым любителем поглазеть на рептилий и потому сразу отметил, как высоко располагалась поразительная пасть над землей.

Вот появились отливающие желтизной глаза с вертикальными зрачками и полным отсутствием нормальных, в человеческом понимании, век, скользнули на Бенедикта Брута, а потом метнулись к купцу, открывшему рот от удивления и едва не упустившему тяжелую тушку индейки из рук.

– Где взяли-то? – громко спросил криптозоолог, привлекая внимание чудовища. – Не из зоосада же выкрали?

– Не боись, не краденый! – откликнулись из толпы. – Соболевский для своего зверинца заказал, пока вот не довезли, завтра на корабль грузим.

Из ящика на булыжник двора ступила первая лапа, она была покрыта коричнево-серым жестким волосом и чем-то похожа на кошачью, только вот длинные серповидные когти клацнули о булыжник совсем не по-кошачьи мягко.

– И вы решили покормить зверя на дорожку? – тихо сказал доктор, но его услышали.

– Оно людей не кушает! – раздался голос какого-то знатока.

– Живых не кушает, а мертвых очень даже, – не поленился развеять его невежество сэр Бенедикт, напряженно глядя, как из ящика появляется вторая лапа.