Текст книги "Бей первая"

– Привет, Мальвина.

– Здорово, мальчишки, – говорю растерянно, а смотрю только на Кира.

Он кивает мне. По лицу снова ничего нельзя понять. Мне становится неловко. Как себя вести? Будем делать вид, что ничего не было? То есть ничего и не было. Но как-то странно, что мы столько переписывались, а теперь он просто кивает. Наверное, я что-то не то себе нафантазировала. То есть нет. Я же ничего не… Господи, замерла, как дура, глаза стеклянные, кручу в голове какую-то ерунду. Заставляю себя собраться. Выпрямляю спину, внутренне снова запираюсь на все замки. Хлопаю Малого по плечу:

– Готов к контрольной?

– Если Гильдия даст списать, то готов, – ухмыляется он.

– Так варианты же разные.

– Он за двоих решает обычно, если успевает.

– Как благородно, – тяну я. – Ну что, погнали?

– Погнали, киса, – говорит Кир, и все внутри замирает. Черт.

Глава 16

Оставшаяся неделя пролетает быстро. И как-то размеренно. Утром пацаны встречают меня у подъезда, в школе мы тоже держимся вместе. Потом идем есть к Белому, оттуда они провожают меня на работу. Потом ждут на перекрестке. Или у магазина, когда Ник не работает. Как только я захожу домой, Кир мне пишет. Но в нашем общении в реальной жизни мало что меняется. Это несколько смущает и даже расстраивает. Но мне очень нравится с ним разговаривать, так что я пока не собираюсь ничего менять. Просто живу, как живется. А живется мне теперь неплохо. Как минимум меня стали вкусно кормить. Усмехаюсь, глядя в зеркало. Приехали. Скоро буду работать за еду. Умываюсь и лениво зеваю. Хорошо, что сегодня суббота. Вид слегка припухший, но это потому, что мы вчера с Киром болтали до четырех утра, а подскочила я в девять. Как-то не привыкла долго спать.

Касаюсь указательным пальцем своего носа и опускаю кончик вниз. Мне всегда казалось, что я слишком курносая. Вытягиваю губы трубочкой. Кажется, я симпатичная. Да ведь? Интересно, Кирилл так считает?

Ого. Нет. Это опасная территория. Туда мне ходить не нужно. Снова включаю воду и умываюсь холодной. Надо притормозить. И тут вибрирует телефон на бортике раковины.

Разгильдеев Кирилл

Что сегодня делаешь?

Кицаева Милана

Вечером работаю.

Разгильдеев Кирилл

Время?

Кицаева Милана

С четырех до девяти. А что?

Разгильдеев Кирилл

Через полчаса зайдем, будь готова.

Кицаева Милана

К чему?

Разгильдеев Кирилл

Ко всему, Разноглазка.

Кажется, я всю свою жизнь готова ко всему. Каждую долбаную секунду. Но я снова улыбаюсь. Слишком часто за последнее время. Как бы не пришлось потом плакать.

Бегу в свою комнату, там крашусь. Старательно рисую стрелки. Удивительно, но они выходят с первого раза. Чувствую странное волнение. Правда, не очень понимаю, почему. Этот день ничем не отличается от предыдущих. Но это наш первый выходной. Сегодня они точно не обязаны были за мной заходить. Значит, хотели. Не то чтобы я сомневалась. Хотя зачем врать самой себе? Каждый день задавалась вопросом, не исчезнут ли эти пацаны завтра. Дружим мы, или они чего-то от меня хотят? По-настоящему заботятся, или это просто шутка какая-то? Хотелось бы мне знать.

Надеваю джинсы и любимый свитшот. Готова? Готова. Сверяюсь с часами, пора выходить, я и так уже опаздываю.

Ухожу из дома, как всегда, незаметно. Хотя родители особо ко мне не цепляются. После «воспитательных эпизодов», как называет их отец, они всегда отваливают. Может быть, из-за чувства вины, во что мне верится слабо. А может, думают, что я усвоила урок. Как бы то ни было, привычку из меня уже не вытравить, так что обуваюсь я у лифта.

Выбегаю из подъезда и вижу пацанов, рассевшихся на лавке возле входа.

Хочу их обнять, но вообще-то мы так не делаем.

– А вы чего с вещами? Вас из дома выперли? – обвожу рукой их спортивные сумки.

– Да, киса, теперь будем жить с тобой, – бесстрастно говорит Кир.

Я фыркаю и выпаливаю:

– Поверьте, вам не понравится. Так зачем сумки? Вы ограбили банк?

– Одно предположение хлеще другого.

– Мальвина, ты очень плохо о нас думаешь.

Они строят обиженные лица и поднимаются. Явно забавляются тем, что мне любопытно.

– Так я продолжить могу. Там труп? Очень большого человека, пришлось вчетвером нести, – я делаю вид, что думаю. – Или стволы. Мы идем на дело, и вы хотите, чтобы я была вашим водителем. Нет, я знаю! Там помидоры. Вы работаете на овощебазе, а сегодня поставка.

Парни ржут. Бус треплет меня по голове, а я отмахиваюсь от него. Волосы я вообще-то укладывала.

– У нас сегодня турнир по стритболу, – сдается Гильдия. – Будешь за нас болеть. И шмотки посторожишь, польза же какая-то должна быть.

– А обычно я бесполезная? Посуду каждый раз у Белого мою, что бы вы без меня делали?

– Умерли бы, Лан, – серьезно говорит Кир и подмигивает мне.

Сердце по обыкновению делает тройной тулуп. Удивительные ощущения. Одновременно приятные и невыносимые.

Я прячу эмоции и продолжаю, загибая пальцы:

– В архиве все ваши стопки воедино свожу. И ошибки исправляю. Малой никак алфавит запомнить не может, у него вечно все фамилии вперемешку.

– Да вы меня отвлекаете своим трепом бесконечным! – вопит обиженно Тоха.

– Мы тебя развлекаем, – говорю назидательно с ударением на первый слог.

Нет, серьезно, это какой-то кошмар. Стоит мне почувствовать теплые эмоции к людям, и меня совершенно невозможно заткнуть. Узлом бы свой язык завязала, только бы не болтать так много. Хотя адской четверке это явно нравится. Идут, улыбаются, подтрунивают надо мной. По-доброму.

– Так что за турнир?

Разгильдеев поправляет на плече спортивную сумку:

– Да мы с пацанами сами делаем. Скидываемся по двести рублей, а выигравшая команда забирает банк. Мы так все лето развлекались, но сегодня сезон закрываем.

– Почему?

– Холодно, Мальвина, – говорит Дима. – Мы потом, конечно, еще до ноября на площадку таскаемся, как дураки. Но остальных уже сложно вытащить.

– Понятно. А куда мы идем? Кто будет? В баскетболе разве не пять человек? Или вы меня нападающим взяли?

Господи, да как же себя остановить?! Я тараторю и вообще теряю связь с мозгом. Все мои годами выстроенные стены угрожающе шатаются. Супер, Милана, просто отлично. Тебя легко купить. За еду и заботу. Просто провожать до дома – и вот ты уже забыла все, что учила много лет. Не доверяй. Не доверяйся. Звучит похоже, но это разные вещи. Это что, блин, так трудно? Закусываю губу до боли, чтобы сдержать град своих вопросов и глупой болтовни.

Но мои мушкетеры только тепло посмеиваются. Терпеливо поясняют.

– Идем на площадку за рынком, тут недалеко. Около супермаркета, видела?

– Это не баскетбол. В стритбол вообще по-разному играют, даже один на один бывает. Но мы по классике, три на три и один в запасе. Скриптонита не слышала?

И они кривляются, пропевая строчки, которые я действительно знаю.

Я почти готова реально откусить себе язык, но включаюсь в их игру, пританцовываю и выдаю ленивым речитативом:

– Целился, но не попал, девок позвал, превратил подвал в раздевалку, все старше двадцати одного, двадцати одного, игра до двадцати одного, ты проиграла.

На пару секунд они замолкают, а потом орут:

– О-о-о-о!!! Мальвина, ну ты бомба!

– Может, трек запишем?

– Ага, она тебя уделает. Она же один в один Скрип!

Больше всех удивлен Кир. Он не сдерживает улыбки, которая украшает его лицо ямочкой на щеке, но на слова скуп, как обычно:

– Огонь.

Я смущаюсь:

– Да ладно вам. Белый вон постоянно у меня наушники отнимает, должен был знать, что я по рэпчику.

– Милана, капец ты классная! – вдруг искренне выдает Малой. – Учишься хорошо, посуду моешь, шутишь прикольно, еще и читаешь зашибись. Ты что, робот?

Кир бросает на меня потемневший взгляд, и меня буквально обжигает. А что такого-то? Да, я нравлюсь Тохе. Не дура, чтобы этого не замечать. И в отличие от других, он вполне прямо показывает свои эмоции. Но как-то все же сдержанно. Или скованно. Мне иногда даже кажется, что они о чем-то договорились на мой счет. Я не имею в виду какую-то гадость. Просто как-то очертили границы наших отношений внутри компании. Логично. Они же давно дружат. Какой-то пацанский кодекс, или как там это называется у них.

Успеваю перехватить взгляд Кирилла, который он посылает другу. Малой кривится и едва заметно пожимает плечами. Вот. Мне же это не кажется? Но что меня действительно волнует – если есть какой-то договор, то ему следуют все четверо. И Кирилл тоже? Шумно выдыхаю, стараясь вместе с воздухом прогнать ненужные мысли:

– Так с кем вы играете?

Парни почему-то переглядываются. Бус говорит, будто бы получив от остальных одобрение:

– Ребята с района. Но из нашей школы тоже будут. Макар обычно играет.

– Да вы не переживайте. Я не такая хрупкая, как вы думаете. Не съест же он меня.

Я криво улыбаюсь и снова ныряю вглубь себя. Чужая забота приятна. Но от нее как будто становишься слабее.

– Макар очень злопамятный, – говорит Кир.

А я стекленею взглядом и отрешенно отвечаю:

– Я тоже. – А потом зачем-то медленно повторяю: – Я тоже.

Глава 17

Мы приходим на площадку, и я немного робею, поэтому, как обычно, начинаю вести себя нарочито равнодушно и вызывающе. Там куча парней в баскетбольной форме, из большой колонки звучит музыка. Смешно, но это Скриптонит. Мы с адской четверкой переглядываемся.

– А что это за классная площадка? Вы за нее платите? – почему-то шепотом спрашиваю у Белого.

– Не, еще мы за площадки не платили. Она принадлежит соседнему жилому комплексу.

– Этим мажорам?

– Да, но ты потише, они вообще-то тоже с нами играют. Ребята нормальные. Ну, бабла у них больше, чем у нас. А что теперь сделаешь?

– Действительно, – бормочу я, оглядывая прорезиненное покрытие с яркой разметкой и двухуровневые лавочки для болельщиков.

Ребята скидывают вещи и идут здороваться со знакомыми, а я сажусь на верхний ярус с самого края. А потом сползаю вниз и опускаюсь прямо на землю среди сумок пацанов. Так гораздо спокойнее. А то чувствую себя как на витрине. Подтягиваю к себе колени. Среди большого количества людей всегда ощущаю себя еще более неуверенно, чем обычно. Ухожу в глухую оборону.

Когда ребята возвращаются, чтобы переодеться, я уже погружена в себя. Лицо каменное, вид поникший. Взгляд все время направлен на Кира, а у меня почему-то нет сил его отвести. Смотрю, как он стягивает через голову толстовку, футболка задирается, и кожа на холоде покрывается мурашками. Я перестаю дышать. Только смотрю до рези в глазах. Вызывайте скорую, у нас асфиксия, пациент разучился пользоваться легкими.

– Мальвина, подай бандану.

– Что? – сипло переспрашиваю я, усилием воли снова заставляя организм функционировать.

– Вон черная торчит из сумки, – говорит Малой и смотрит как-то странно.

Я просто делаю, что он говорит. Отрешенно наблюдаю, как Тоха сворачивает бандану жгутом и повязывает на лоб, убирая кудрявые волосы. Красивый у нас кукленок все же. Жаль, что моя душа совсем ему не отзывается. Кажется, все было бы намного проще. Но я против воли снова возвращаюсь к хмурому лицу Кирилла. И почти умираю от внезапного прозрения. Я что, влюбилась?

– Мальвина, чего скисла? – Бус ободряюще подмигивает мне.

Я улыбаюсь. Нет ничего проще – улыбаться, когда тебе совсем не весело. Вот уж что я умею лучше всего.

– Переживаю за ваш банк. Давайте, мальчишки, порвите всех.

Дима разминает спину, потягиваясь в разные стороны, и хитро ухмыляется:

– Кричать за нас будешь?

– Что именно? Могу кричать: «Спасите, помогите, меня привели сюда силой».

Парни ржут.

– А я сразу сказал, что новенькая с зубами, – одобрительно говорит Бус.

– А, так это был ты, Тимур! – нацеливаю на него указательный палец.

– Видали? Даже по имени назвала. Злить, что ли, ее почаще? Ладно, Мальвина, сорян. И за «новенькую» тоже. Ты уже своя.

Я медленно опускаю руку, которой указывала на Буса, и интересуюсь:

– Не рановато?

– Не достало тебя все время это спрашивать?

– Мы же дворовые, Лан. У нас день за год, – говорит Разгильдеев и разбивает мне сердце своей искренней улыбкой.

– Ладно, киса, мы погнали на первую игру. Можешь сделать мне пару классных фоток. – Белый кривляется, показывая бицепсы.

Я смеюсь и киваю.

А дальше наблюдаю за игрой буквально с отвисшей челюстью. В школе на физре они, видимо, гоняют в баскетбол лениво, не в полную силу. Потому что тут выглядят просто потрясающе. Движения быстрые, резкие, точные. Много пасуют, страхуют друг друга. Забивают часто. Потом понимают, что соперник намного слабее, и начинают куражиться. Когда Кир первый раз закидывает мяч сверху и хватается за корзину обеими руками, подтягиваясь на ней, мое сердце снова разбивается.

Рассеянно перевожу взгляд на болельщиков и вижу, что все девчонки залипают именно на нем. Их тут немного, но все пялятся только на Кирилла. Дурацкая неуместная ревность опаляет мне горло. Класс. Мало было проблем в жизни.

Поспешно достаю телефон и снимаю Диму. Я же пообещала. Лучше сместить фокус внимания.

И тут вижу Макара. Он смотрит на меня неприязненно. Без ненависти. Ведь не так сильно я его и обидела. Но я ему явно не нравлюсь. А я не могу удержаться от провокации, поэтому посылаю ему воздушный поцелуй. Он сплевывает себе под ноги через зубы и отворачивается. Знает ведь, с кем я пришла.

А потом происходит непредвиденное. Мяч с поля отлетает Макару под ноги. Он подхватывает его, но вместо того чтобы отдать игроку, с ноги посылает его мне в голову. Тяжелый баскетбольный мяч прилетает мне прямо в нос, и моя голова, не справившись с отдачей, бьется затылком об сетку, которой обнесена площадка. Это фаталити.

Голова кружится, в ушах звенит, на какое-то время я напрочь теряю ориентацию в пространстве. На автомате шарю вокруг себя в поисках телефона, который выпал из рук во время удара. Я покупала его на свою зарплату, он совсем новый, я не могу его посеять или разбить. Это все, что кажется мне сейчас важным.

Когда зрение ко мне возвращается, я вижу лицо Кира перед собой. Он сжимает мои щеки в ладонях и что-то говорит.

– Да все нормально, нормально. Правда, я в порядке, – говорю я, но голос даже мне самой кажется пьяным.

– У тебя кровь?

– Что? – но я и сама чувствую что-то теплое под носом.

– Скотина, а ну иди сюда!

Мне удается сфокусироваться. Вижу, как Разгильдеев вскакивает, как Белый снова его ловит. Как Тимур пытается ударить Макара в лицо, но тот уворачивается. Подключаются другие баскетболисты, пытаются разнять мою адскую четверку и команду Макара. Я вижу, как люди вокруг застывают. Выцепляю взглядом прохожих, некоторые из которых уже держат телефон около уха. Это очень плохо. Утирая кровь из носа одной рукой, я вскакиваю. Хватаю Кира за запястье, умоляюще говорю:

– Пожалуйста, пожалуйста, не надо. Сейчас ментов вызовут, это никак нельзя, пойдем отсюда!

Он фокусируется на мне. Медленно подгружает информацию. Слишком медленно, я уже начинаю паниковать. Мышцы шеи заклинивает, и голова начинает трястись. С большим трудом снова выдавливаю:

– Пожалуйста.

И наконец парень понимает. Кричит:

– Парни! Белый, Бус! Отбой, уходим. Малой, угомонись!

Пацаны слушаются сразу. Хватают вещи, Кир грубо тащит меня под локоть, и мы быстро покидаем площадку.

– Я испортила вам турнир, – почти хнычу я.

– Забей, из-за двух соток рыдать не будем, – одергивает меня Тимур.

Но портал в эмоции уже открыт, я снова вытираю нос ладонью, вижу кровь, говорю:

– От меня одни неприятности. Все из-за меня постоянно, простите, я не хотела.

Очень хочется разрыдаться, и я близка к этому, но глаза сухие, люки задраены, а вот с речью связи нет.

– Мальвина, перестань.

– Вы зачем со мной ходите? Оставьте, вам же лучше будет, я неправильная, я не хотела вам плохо делать. Я почти проклята.

– А ну перестань! – рявкает вдруг Кирилл и встряхивает меня за плечи посреди улицы.

Я замолкаю наконец. Просто немею. Только смотрю в его зеленые глаза. Все бы отдала за то, чтобы ему было не все равно.

– Если ходим, значит, надо так, – говорит он. – Мы тут все прокляты.

– Мальвина, бесишь, – подключается Дима. – Ты чего нас вечно дружить отговариваешь.

– Это мы, может, для тебя не такие?

– Расслабься уже наконец, мы за девчонками бегать не привыкли, а тебя вон вечно уговариваем, – бормочет Антон где-то рядом с моим ухом.

Но смотрю я только на Разгильдеева. На его расширившиеся зрачки. Концентрируюсь на том, как он до сих пор держит меня за плечи.

И вдруг начинаю плакать. Понимаю не сразу. Просто чувствую, как вода течет по щекам. А потом всхлипываю и рассыпаюсь.

Кир притягивает меня к себе и крепко обнимает. У меня есть всего пара секунд наедине с ним. Чтобы впитать тепло его тела и попытаться прислушаться к тому, как стучит его сердце. Так же беспокойно, как мое? Или нет? А потом остальные присоединяются к объятиям. И мы стоим впятером, сцепившись в одну большую кучу. Я прижимаюсь лбом к баскетбольной майке Разгильдеева. Вдыхаю его запах.

Он говорит:

– Мы с тобой друзья, Разноглазка, смирись.

Понимаю смысл, который он вкладывает. Но для меня это звучит совсем иначе. И слезы снова льются из глаз, капая вниз. И что теперь делать? Правда смириться?

Глава 18

Кир

Когда Лана успокаивается, то сразу пытается закрыться. Не нужно быть гением, чтобы понять, что ей стыдно за свои слезы. За то, что показала эмоции. С ней это случается крайне редко. Она прикладывает к лицу ладони, но я мягко отвожу их в сторону, пальцами вытираю соленые дорожки. Белый дает мне влажную салфетку, и я стираю следы испорченного макияжа и запекшейся крови под носом.

Мальвина все это время смотрит на меня своими разными неземными глазами. С каким-то невыносимым надрывом.

А я все кручу в башке свою последнюю тупую фразу. Надо же быть таким придурком. «Мы с тобой друзья, смирись». Нормально вообще? Самому-то как с этим смириться?! Вдруг она поймет меня слишком буквально? Не хочу я с ней дружить, никогда не хотел. А она? Знать бы.

Лана откашливается и делает шаг назад. Я беспомощно сжимаю в кулаке влажную салфетку. Каждый раз, когда она вот так увеличивает дистанцию между нами, сердце рвется.

– Спасибо, мальчишки, – говорит она и улыбается.

– Как нос? – спрашивает Малой беспокойно.

– Все в порядке. Наверное, просто сосуд какой-то лопнул, у меня бывает.

Она поводит плечами и на глазах становится снова непробиваемой малышкой. Какой зашла к нам в класс впервые. И я провалился в бездну прямо там, где сидел.

Мне становится неловко от той приторной ерунды, которая теперь не покидает мою голову. Хорошо хоть, что подглядеть туда никто не может.

Мальвина лезет в карман и придирчиво изучает свой смартфон. С обидой в голосе говорит:

– Стекло треснуло.

– Бус тебе наклеит новое, – наконец подаю голос я.

– Правда?

– Не боись, малая, – подтверждает Тим, – все сделаю в лучшем виде. Подрабатываю ремонтом мелкой техники, у меня этих стекол дома…

– Я заплачу, – говорит Лана.

– Ага. Чтоб я этого не слышал больше. Совсем рехнулась.

– А что не так?

– Да не беси меня, – отмахивается Бус. – Ну что, куда погоним?

Производим нехитрую перекличку и выясняем, что у всех родители дома.

– А может, в кино? – говорит вдруг Мальвина и хлопает ресницами.

Брови складывает вроде как умоляюще, и мы прыскаем от смеха, до того комично она выглядит.

– Значит, ты нас в кино приглашаешь? – широко улыбается Белый.

– Я просто предлагаю!

Я задумчиво тяну:

– А мне кажется, пригласила прям, да, парни?

– Похоже на то.

– Да, мне тоже так показалось.

– Ой, идите вы! – она надувается, но быстро меняет гнев на милость. – Ладно, приглашаю, довольны?

– Очень!

– Невероятно.

– Так это свидание? – ухмыляюсь я.

– Да, самое странное в твоей жизни, Кир, – отбривает Разноглазка.

А мое сердце предательски стучит в грудину, как если бы это и правда было свидание. Хочется угомонить эти процессы, но мне даже нравится. Сгорать рядом с ней от мешанины эмоций – удивительно приятно. Хоть и больно.

Мы выдвигаемся в сторону кинотеатра. И Лана говорит:

– Но учтите, за ваши билеты я платить не буду.

– Опять она о деньгах, – хмыкает Тим.

Я поудобнее перехватываю спортивную сумку и демонстративно не смотрю на нашу подругу:

– Я тебе больше скажу, ты и за свой билет платить не будешь.

– Как это?

– Так это, – сурово высекаю.

И радуюсь, когда Белый внахлест спрашивает:

– А на что идем-то? Я сеансы прочекаю, один момент.

– Ну что там? – нетерпеливо спрашивает Мальвина, заглядывая Диману в телефон.

– Ужастик или мультик, оба через пятнадцать минут.

– Ужастик, – говорим с парнями в один голос.

– Мультик, – одновременно отзывается девчонка.

А потом звонко смеется, увидев наши округлившиеся глаза:

– Да шучу! Пойдемте на ужастик. Ну и лица же у вас были. Испугались?

Я качаю головой. Ну и штучка эта Лана.

Перед кинотеатром заскакиваем в магазин за снеками. Голь перекатная, что с нас взять. Лишь бы наколоть систему и заплатить поменьше. Растолкав добычу по сумкам, идем в зал, где нас уже ждет Белый с билетами. Пока мы поднимаемся к своему ряду, я начинаю волноваться, как дурак. Всем понятно, что Мальвина сядет посередине. А кто рядом с ней? Это должен быть я, иначе просто умру.

Всеми силами стараюсь не суетиться, но в нужный момент умудряюсь оттеснить Димана плечом и пролезть перед ним. Он ничего не говорит, только улыбается. Широко и беспечно, как он умеет. Как будто он все в этой жизни давно понял, и ничто его не заботит. Я игнорирую. Главное, что ближайшие два часа эта инопланетная девочка будет сидеть рядом со мной.

Сжимаю зубы, когда с другой стороны от Ланы усаживается Тоха. Просто терпение мое испытывает! Ладно. Плевать.

Перевожу взгляд на профиль Мальвины. Пушистые ресницы, очаровательный вздернутый носик, яркие губы. Она вдруг поворачивается и смотрит мне в глаза. Застигнутый врасплох, я спрашиваю:

– Как нос? Не болит?

Разноглазка качает головой, и мы продолжаем смотреть друг другу в глаза молча. Все нутро узлом сворачивается, так хочется ее коснуться! И я позволяю себе. Протягиваю руку и пальцами легко ощупываю ее переносицу.

– Действительно, – выдавливаю хриплым шепотом, – все в порядке.

А потом свет в зале гаснет, и я медленно, как во сне, прочерчиваю костяшками по нежной коже. Веду по скуле и заправляю синюю прядь ей за ухо.

С трудом сглатываю. А потом прихожу в себя и откидываюсь на спинку своего кресла. Что за чертовщина? Морок какой-то.

Весь фильм не могу сосредоточиться. Краем глаза ловлю реакции Ланы. Как она вздрагивает, как смеется над нашими шутками. Шутят, конечно, больше парни, я молчу. Не слежу за сюжетом, не могу выдавить из себя ни слова. Пусть думают, что я увлечен ужастиком.

Когда Мальвина кладет руку на подлокотник, я немного выжидаю, а потом будто случайно двигаю локоть так, чтобы коснуться ее. Ощущения настолько яркие, что я даже скашиваю глаза, чтобы проверить, не воспламенился ли мой рукав от такого контакта. Нет. Никакого огня, кроме душевного. Но она свою руку не убирает, и я расцениваю это как хороший знак. Значит, это как минимум не вызывает у нее отвращения.

У Ланы на коленях лежит пачка чипсов, и я протягиваю руку, чтобы взять оттуда горсть. Она наклоняется ко мне и шепчет на ухо:

– У тебя есть свои.

– Я хочу эти. Ты против? – отвечаю тоже шепотом, едва сдерживая дрожь, прошивающую тело.

От ее дыхания на своей коже я капитально схожу с ума. Такого просто не может быть. Никогда не было! Я же безэмоциональный дурак, мама всегда мне это говорила, и я сам привык так считать. Я бы хотел все списать на какие-то гормоны, но где-то глубоко внутри знаю, что дело совсем не в этом. Просто по какой-то причине я каждый раз умираю, когда оказываюсь так близко к ней. А потом подыхаю снова, когда Мальвина отдаляется. И так раз за разом. Поэтому и пишу ей то и дело, как дебил. Пытаюсь хоть так поддержать в себе жизнь. Ставлю воображаемую капельницу, чтобы организм дотянул до следующей встречи.

– Нет, – она отстраняется, чтобы поймать мой взгляд, а потом снова почти касается губами уха, – я только за.

От этой невыносимой эмоциональной пляски я готов реветь как медведь, но меня выдает только шумное дыхание. Отчаянно пытаюсь взять себя в руки, поэтому надолго замолкаю, отключившись от происходящего.

Но тут Малой, скотина такая, что-то говорит Лане на ухо. Она подается в его сторону и разрывает контакт наших рук, тихо смеется над его шуткой.

Клянусь, если бы Белый с другой стороны не схватил меня в этот момент за локоть, я бы что-то сделал. Такое, о чем потом пожалел бы. Но я застываю, позволяя себя сдерживать. Пережидаю вспышку гнева и смотрю на Димана. Он все еще до боли сжимает мою руку. Тогда я выдыхаю и киваю ему. Проницательная сволочь, как он всегда все чувствует, мне этого не понять.

Ни слова не говорит, но глазами предупреждает. Выказывает понимание. Успокаивает. Может, ему надо быть долбаным психологом?

Я выдыхаю. Вдыхаю. Выдыхаю. Смаргиваю пелену. И он наконец разжимает пальцы.

Отворачиваемся каждый в свою сторону как ни в чем не бывало.

Кино заканчивается, а я так и не воткнул в сюжет. Зато точно могу сказать, сколько раз Мальвина вскрикнула, и сколько – засмеялась. Дебил. Злюсь на себя за непонятные мне эмоции и чувства, а особенно за то, что не могу их сдержать. Если Белый их видит, значит, и Лана может?

Мы выходим из кинотеатра и идем на фудкорт. Несмотря на все чипсы, жрать хочется невыносимо. Растущие организмы все-таки. Хотя скорее дикорастущие, конечно, ну да ладно. От дурацкого каламбура хмыкаю себе под нос.

– Почему смеешься? – спрашивает девчонка.

– Нипочему. Мем вспомнил.

– Какой?

– Никакой, – я начинаю заводиться.

Но она бесхитростно подается вперед, наваливаясь на мое плечо, и тихо говорит:

– Ты не злюка, Кир. Я тебя раскусила.

И я не выдерживаю. Резко торможу, хватая Мальвину за локоть. Дергаю на себя и озверело смотрю в ее разные глаза. Левый карий, правый голубой. Как ее создали такой, как?! Чтобы мне все нервы вытрепать?! С ума сойти просто. А я и схожу.

Девчонка замирает, но не боится меня. Как тогда не испугалась, пять лет назад, так и сейчас. Отвечает мне прямым взглядом. А я смотрю на ее малиновые губы. Господи, так вот что это такое?! Я хочу ее поцеловать? В этом все дело? Или не только?

Она меньше и ниже меня. Вся очень хрупкая, тонкая. Почему-то становится страшно, что я могу причинить вред одним только своим присутствием.

Лана складывает ладошки у меня на груди, и я снова сгораю.

– Что еще ты раскусила? – спрашиваю, чтобы чем-то оправдать нашу остановку.

– Пока больше ничего.

– Ничего?

– Ничего.

Медленно ослабляю хватку и говорю:

– Найдешь свободный столик? Мы возьмем тебе поесть.

– Я не голодная.

– Киса, даже не начинай.

Я подталкиваю ее в спину. Хотя правильнее сказать – отталкиваю от себя. Иначе меня порвет на крошечные лоскуты. Сам иду к парням, которые уже встали в очередь.

Хочется верить, что они ничего не заметили. Но скрывать эмоции с каждым разом все сложнее. Вот и сейчас я не включаюсь в разговор, просто останавливаюсь рядом с друзьями. Оборачиваюсь через плечо, смотрю, как хрупкая фигура Мальвины движется между столами. Она как будто чует. Поворачивается ко мне. И тут к ней подходит парень. Это еще кто?!

Грубо толкаю Буса локтем:

– Это кто?

– Чего?

– Парень с Мальвиной, кто это?

Сзади напирает Диман, сразу вовлекаясь:

– А, это Ваняев. Подождите, они вместе садятся?

– Серьезно?

– Мальчики, вы проходите? Очередь двигается, – нетерпеливо говорит сзади женщина с ребенком.

– Да-да, мы идем.

– Извините.

Берем поесть на всех. Пока заказ собирают, делим стоимость на четверых и обмениваемся переводами и наличкой. С Ланы, конечно, денег не возьмем. В первую очередь потому, что она девчонка. А мы все, в основном воспитанные только матерями, умудрились вырасти звезданутыми джентльменами. А во-вторых, мы как не совсем благополучные дети, все в разной степени как-то подспудно чувствуем, что нельзя брать у нее деньги. Просто нельзя. Вы вообще видели школьницу, которая работает шесть дней в неделю почти все свободное время? Но об этом лучше не думать. Ее работа тоже вызывает у меня приступы неконтролируемой агрессии.

Когда мы подходим с подносами к столику, Ваняев теряется.

Здоровается, сбивая дыхание. Неуверенно жмет нам руки. Мальвина сразу надувается. Как же, ее дружка обидели. Как будто я не знаю, зачем она начала с ним общаться.

– Ну, я пойду? – Ваня будто спрашивает у нее разрешения.

– Не останешься? – иронично интересуется Тим.

– Не, пацаны, я правда… Мне это, пора.

И исчезает так быстро, как будто его и не было.

Я двигаю к Лане еду:

– Ешь.

– Я не голодная.

– Значит, проголодайся, – угрожающе говорю я.

Не знаю, что со мной такое. Наверное, слишком много эмоций за один день.

Обстановку пытается разрядить, как всегда, Белый. Хватает картошку и подносит ко рту Мальвины:

– Давай, малая, ложечку за маму.

Она так выразительно кривится, что становится страшно. За маму она есть точно не собирается. За папу, вероятно, тоже. Такие следы, как у нее на спине, женщины не оставляют.

– Тогда ложечку за Белого, – приходит на помощь Бус.

Лана резко оттаивает и послушно открывает рот. Стараюсь не смотреть. Незачем. Так и взорваться недолго. Пусть развлекаются.

К тому же она сама берет бургер и открывает бумажную обертку. И я просто рад, что она нормально поест. Это, конечно, не домашняя еда от матери Димана, но уж получше, чем ничего. А дома она не ест. Знаю это просто на инстинктах. Мы же тут все – дикие звери.

– Никитос сегодня работает? – спрашиваю я.

Мальвина сосредоточенно жует и хмурится:

– Никитос? В смысле Ник?

– В смысле Никитос.

Она хмыкает, потом что-то высчитывает в голове:

– Не, сегодня выходной. А что?

– Ну, значит, встретим тебя у магазина. В девять?

– Да. А вы думаете, – она немного сбивается, – думаете, Макар может что-то еще сделать?

– Он мелкий и мстительный, – говорит Бус и добавляет со смешком: – Мелкий как человек, внутри, а не в плане комплекции, а то, конечно, можно было бы не беспокоиться.

– На самом деле хрен знает, чего от него ожидать.

– Мне жаль, что я тогда не сдержалась. Не думала, что это его так заденет.

– Это не человек, а дно, он заслужил, – говорю грубо.

Подвисает пауза. Жуем молча.

А потом Тоха спрашивает аккуратно:

– Милана, а почему ты вообще тогда… ну, все это сделала? Там, в столовой.

– Мы с ним виделись. Когда-то очень давно. Он не был достаточно вежлив со мной, – отвечает она с мрачной усмешкой.

Я молчу. Ну, прям, не то слово. Натравил своих пацанов, издевался над девчонкой, бил. Ну очень невежливо. Интересно, будет ли когда-нибудь Лана доверять нам настолько, чтобы рассказать об этом? И о том, как оказалась в детском доме, а потом снова в семье. Хотя такие перемещения мне понятны, моя мама работает в опеке. Особо историями не делится, но кое-что я все-таки знаю. Должно быть, ее изъяли. И это, конечно, многое объясняет.