Текст книги "Хранитель времени"
Автор книги: Юля Лемеш
Жанр: Городское фэнтези, Фэнтези
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Музыка звучала в ушах траурным маршем. Кто-то бил по клавишам одним пальцем, не соблюдая нужный ритм, отчего пропадала трагичная безысходность мелодии.
Прижала руки к ушам, чтоб отвязаться от навязчивого глюка. Музыка пропала. Оставив оскомину – я вдруг поняла, что сейчас услышу от Шурика объяснение всем моим неприятностям. Сердце снова кольнуло. Словно мне предстояло узнать какую-то беспросветную гадость, после которой жизнь станет другой. Гораздо хуже.
– Ты музыку не слышал?
– Не сбивай меня! – Шурика проняли мои вопросы и он начал беситься.
И все-таки плотину прорвало – рассказал. Про некую нашу общую знакомую, которой кто-то поведал по секрету, что у меня обнаружили СПИД.
Вот Дэн обрадуется, раз сто повторит про свою прозорливость. Меня в тот момент именно это волновало.
– Спрашивать, кто тебе все это нашептал, не имеет смысла? – как и ожидалось, Шурик возмутился – как это – он чужих секретов не выдает!
– Ты ведь тоже не признаешься, от кого его подцепила? – высказался он довольно лживым голосом, и продолжил с пафосом трагика, – Народ весь в панике. Народ удивлен. Все думали, что ты такая правильная девочка. И тут такое… И все теперь вспоминают, кто больше всего с тобой общался. Некоторые даже анализы сдали, проверяются. Но ты на них не обижайся. Сама понимаешь – жить всем хочется. Никусь даже вспомнила, что вы поцеловались на Новый год. И теперь трезвонит направо и налево, что это ты ее заразила. Но у нее не СПИД. У нее что-то другое было.
И у меня возникла стойкая уверенность – он не врет. Точнее – врет, но замысловато. Пряча за ложью что-то другое. И еще я поняла, что он про меня уже раз сто рассказывал. С точно таким же честными круглыми глазами. Только интонации были иными, разоблачительными. Не сомневаюсь, он упивался, носясь с этой сенсацией.
– Значит, ты чужие секреты не выдаешь? – просто так спросила я.
Возмущенная добродетель вспыхнула с новой силой. Теперь Шурик рассказывал про свою принципиальную честность. Он не просто так стоял и рассказывал – то отступал от меня, то приближался. А музыка звучала, знакомая такая, и, конечно, мне было трудно удержаться и не прочесть ему куплет из песни.
– Тетя Сара, не крутите задом,
Это не пропеллер, вам говорят.
Два шаги налево, два шаги направо,
Шаг вперед и два назад.
Чтоб было веселее, я передразнила передвижения Шурика, заодно хлопая в такт ладошами. Конечно, он дико обиделся, хоть и не подал виду. Но его обида была не из-за песни. Он во многом умудрялся унюхать намек на его выдающийся нос.
– Если бы сейчас мы стояли не здесь, а на морском берегу, то я бы первая посоветовала тебе стоять от меня на приличном расстоянии и с не подветренной стороны, – серьезно сказала я.
– А почему на морском берегу?
– Чтоб ты помог мне утопиться от стыда и смертельной болезни.
– Так значит, ты в курсе? – заметно удивился Шурик.
– Ага. Все, что ты сказал, мне было известно, – почти обрадовано сообщила я.
– Люди сволочи. Разболтали. Теперь все знают. Я вот что хотел посоветовать. Подавай в суд на айболитов. Нефиг им нарушать врачебную тайну.
Его не смущало, что именно он является наипервейшей людской сволочью. Я даже не сомневаюсь, что он не пожалел своего времени, чтоб оповестить всех о моем СПИДе. А сейчас помчится докладывать всем желающим, как я выгляжу и как отреагировала на его дружеское сочувственное признание.
Спасибо тебе Дэн, спасибо тебе мама, и тот, кто срет под моей дверью – тебе тоже спасибо – вы успели меня подготовить. Если бы не они, я бы билась сейчас об асфальт головой, с пеной у рта доказывая свое здоровье. И, естественно, Шурик бы мне не поверил.
– Ты мне настоящий друг. Таких как ты один на пять миллионов. Честный. Искренний. Отзывчивый. Как бы я без тебя выжила? Как таких земля носит?
Шурик удивленно вздрогнул, но я продолжила.
– Ты – ангел, а ангелам место на небе.
– Ну, уж ты слишком. У меня есть недостатки, – признался скромный ошарашенный ангел.
– А когда тебе про мои болячки рассказали? – пользуясь моментом, спросила я.
– Ну, сразу после твоего ухода. Нет! Мы сначала искупались, а потом…
– То есть вы преспокойно искупались в той воде, где плавала дохлая собака? – ошалело уточнила я.
– Да нет, ее кто-то шестом оттолкал подальше от берега. А девчонки потом даже на твое место ложиться не захотели.
Это было выше моего понимания. За пределами разума и всякой логики. Они не побоялись плавать в трупной воде, зато песок, на котором я лежала, им показался заразным.
– Я тебе без палева скажу, я думал девчонки к тебе нормально относятся, по-дружески так, но они про тебя такую херь несли. В общем, ты, подруга не мечтай – от тебя все отвернутся. Верняк. Ты и здоровая на хрен никому была не нужна, а теперь и подавно. Никому не охота с такой водиться. Вали ка ты отсюда, пока не поздно. Ведь твои соседи тоже могут узнать. А люди могут такой беспредел устроить в натуре – мало не покажется, – соболезновал Шурик, внезапно сменив лексикон.
У меня челюсть отвисла даже, но все-таки я ответила.
– Ты этот гнилой базар заканчивай. Нагнал пурги. Плевать я хотела и на соседей, да и на девчонок тоже.
Говорю, а сама понимаю – еще как не плевать мне. У меня был отличный круг общения. И теперь какая-то падла его украла. Тьфу, понабралась от Шурика, не падла, а сволочь. И нет, чтоб в открытую – придти и сказать, мол, так и так, ты – тварь мерзкая, я тебя ненавижу и все такое, я бы поняла, наверное. Так нет, действуют втихую.
– Дыши тише. Я сам слышал про случаи самосуда. Ты мне не веришь? Зря. Такое уже много раз бывало. Как узнают – начнут тебя прессовать. А то и наймут бандита и башку тебе пробьют нафиг, – почти угрожал Шурик.
Играть наскучило. Захотелось балагана. Не стану себе ни в чем отказывать.
– Щас плюну, – пригрозила я.
Шурик отпрыгнул влево, врезался боком в угол дома. Надеюсь – больно ушибся.
– Или укушу. Еще не решила.
– Ты дура, да?
– Нет. Я гораздо хуже. Ты передай всем, что у меня еще тиф, чума, сифилис и подстригущий лишай. А еще – что я агрессивная. У меня пена изо рта не идет? Странно.
Криво улыбаясь, Шурик отступил еще дальше, заметно ободрав кожу об выщербленную штукатурку стены. Он нехорошо на меня смотрел, но не совсем так, как ожидалось. С какой-то мрачной ухмылкой маньяка-психиатра. Словно он меня только что обдурил по полной программе. Надо же, а я думала, что это мне удалось его обмануть.
– Ты совсем шизанутая, – срочно сделав испуганный вид, рявкнул Шурик.
– А еще у меня есть в запасе пучок зараженных иголок. Я их в кровь свою макаю. Могу продать по сходной цене. Недорого. Вдруг пригодится?
Конечно, потом он вспомнит о моем предложении. Вот как только до Сенной площади добежит – так и вспомнит. Он подлый по натуре. И дристливый. Такому иголка, зараженная опасной болезнью душу согреет. Будет бегать среди людей, ловить не восторженные взгляды и ощущать себя властелином судеб. «Ах, я тебе не нравлюсь? Ты крут? А будешь ли ты крут, если я тебя уколю? Сгниешь, воя от страха. А я буду жить долго и счастливо». Объяснять ему, что заразить СПИДом иголкой пока никому не удавалось, я не стала.
Музыка заиграла бравурный марш на манер нацистского. Да что это такое со мной? Неужели я действительно слетела с катушек?
– Ты музыку не слышал?
– Дура, – Шурик, спотыкаясь, побежал в темноту арки. Его силуэт отличался оттопыренными локтями.
Ясное дело – не слышал он ничего.
На выходе Шурик столкнулся с другим силуэтом, в личности которого было трудно усомниться.
Почесав Маркела за ухом, я медленно пошла обратно к себе домой. Размышляя только об одном – кто? Кто объявил сезон охоты на меня хорошую? И не пора ли мне показаться доктору, а то эта музыка меня достала просто.
– Эй, ребенок! Вову не видела?
Довольный собой, Панк явно направлялся в гости.
– Он ушел.
– Тогда я тут его погодю.
Окна на первых этажах выглядели нежилыми, зато на втором обнаружилась Люба. Графиня тоже высунулась, рассматривая нас в лорнет. В других окнах трепетали занавески и мне казалось, что за ними караулили соседи, ожидая нового представления. Не желая доставить им дополнительную радость, я уговорила Панка зайти ко мне и погодить Вову.
– А это будет удобно? Ты сплетен не боишься? Ну, раз тебе плевать, мне тем более, – Панк решительно двинулся вслед за мной.
Заметив, что перед своей площадкой я замешкалась, он пошел первым. Словно почуяв неладное. Мне было бы неприятно, если бы именно теперь перед моей дверью снова нагадили. Но на этот раз все было чисто.
– А ничего если я покурю? – закуривая, спросил Панк и пояснил, заметив мое недоумение, – Друг подарил.
Что за друзья у него, раз такие дорогие сигареты дарят? Наверное, врет он все – свистнул у кого-то.
Пока Вова не явился с работы, мы, распахнув окно, как два голубя сидели на подоконнике и болтали за жизнь. Так странно получилось – говорили не переставая, перескакивая с темы на тему. С ним легко было говорить. Даже про любовь. Панк был искренен, не пошлил, не выражался нецензурно, даже не превышал допустимых норм цинизма, расспрашивал меня заинтересованным голосом, будто важнее моих дел на свете ничего не было. Иногда смотрел мне в глаза, такой восхищенный взгляд, случайно пойманный на улице, любой девушке поднимает настроение. И меня понесло. Я даже про музыку рояльную ему рассказала. Мне никогда не удавалось так разоткровенничаться. Даже с Дэном.
– Поверь мне, ты не шизик. Я их повидал. Я в своей жизни слишком много тронутых видел. Но ты и они – это разные люди. Ты совершенно здорова.
В воздухе пахло дорогим табаком и нулевыми шансами на дождь.
– А среди этих тронутых и девушки были? – стесняясь задать другой вопрос, поинтересовалась я.
Мне почему-то было важно узнать – есть ли у него девушка. И мне показалось, что он это понял.
– Дык. Настоящей любви больше всего деньги вредят, – Панк выщелкнул окурок, чуть не попав в Маркела.
– Так у тебя их нет, денег этих, – удивилась я, – Люби сколько хочешь.
– Вован! Брателло! – вдруг заорал Панк и был таков.
Так и не поняв связи денег и любви, я закрыла за ним дверь.
Дэн позвонил около полуночи и сказал, что ночевать не придет. Наверное, у него личные дела объявились, жаль – покататься не получится.
На рассвете я проснулась от острого приступа тоски. Мне казалось, что пока я спала, тысячи замечательных людей успели нарисовать классное граффити, осветить небо китайскими фонариками, сочинить чудесные стихи, возможно – даже песни, кто-то написал картину, а кому-то в голову пришла гениальная идея. Пусть даже эта идея касалась одежды на новый день. Наверняка и этой ночью где-то в лесах горели костры, около которых сидели умные и таинственные люди в льняных одеждах. А в других лесах кто-то сознательно пробовал смерть на вкус, закопанный по подбородок. Диггеры брели подземными тропами. И несколько одиноких фотографов ждали восхода солнца на крышах. Или на вершинах гор.
Жизнь мчалась мимо. Интересная и увлекательная. Полная новых впечатлений. Яркая как фейерверк. А я прозябала в сумерках. Отягощенных какой-то нездоровой хренью.
Глава 8. У каждого клинингера есть моп
Я никогда не была в пустыне, но после этой жары вряд ли захочу там побывать. Двор на треть накрыла тень от Вовиного дома, но прохлады это не прибавило. Густой, раскаленный воздух сгустился как в сауне. Дышать им было трудно. Я возвращалась домой, накупив мороженого, мечтая съесть его прямо под душем. Ничего смешного – я знаю, как правильно расположиться.
Отсутствие ветра удручало, но я заметила, как на нескольких окнах шевелились занавески. Какие предусмотрительные люди – наверное, успели купить вентиляторы. Мое предположение оказалось ошибочным. За мной подглядывали. Чуть ли не из каждой квартиры. Все соседи, которые не сумели удрать из города, пучили глаза на мою персону. Но скрытно. Партизаны какие-то.
Как бы поступил Панк? Подумав, я красиво раскланялась. Панк бы одобрил.
Наслаждаясь временным счастьем под прохладным душем, я на время забыла о соседях, о Шурике и сплетнях. Мне очень захотелось отвлечь себя полезным делом и я посвятила его Дэну. Теоретически, ему после поездки в Норвегию, придется искать себе временную работу. На постоянную никак нельзя. Он ждет ответа от какой-то важной комиссии, которая согласится утвердить его диссертацию. И как только эта волшебная бумажка очутится в его руках, он помашет мне ручкой и сядет в самолет. Но перед этим заберет военник и станет запасным штатским.
В общем, я начала рыться в предлагаемых вакансиях. Когда Дэн вернулся ко мне домой, его ждало самое блестящее предложение по трудоустройству.
– Ты мне потом спасибо скажешь. Хотя можешь благодарить прямо сейчас. Слушай!
Развлекательный комплекс проводит дополнительный набор мужчин с привлекательной внешностью и спортивным телосложением на вакансии: танцор, официант, бармен, массажист японской бани. Самое главное – опыт работы значения не имеет!
– Ты что, перегрелась? – обеспокоился Дэн.
Невзирая на его намеки, я продолжила.
– Тебе предоставят за бесплатно: солярий, спортзал, услуги стилиста, двухразовое питание и удобный график работы. В общем, мой дорогой, собирайся и дуй на кастинг. Я с тобой пойду. Быть может, это мой единственный шанс увидеть зараз кучу красивых мальчиков.
– А там про знание языков ничего не написано? – зачем-то спросил Дэн.
– Не хочу пошлить, но с клиентами этого клуба ты общего языка не найдешь ни при каких обстоятельствах. Поэтому поступим так. Мы им скажем, что ты не русский. Норвежец вполне сойдет. Это даже импозантно – бедный норвежский студент обслуживает богатых дамочек.
Дэн состроил рожу.
– Их же трогать придется, – тоскливо заметил он.
– И не только трогать.
– А бедных норвежских студентов в природе не бывает.
Не слушая его замечаний, я еще раз осмотрела рекламный ассортимент мальчиков и сравнила их с Дэном.
– Нет. Не возьмут тебя на эту выгодную работу.
Зато Дэна рекламные мальчики заинтересовали даже очень. Его лицо разгладилось и он замер перед экраном ноута.
– Ну что, ты готов устраивать дамам настоящие «царские забавы»! – из вредности поинтересовалась я. – Для начала можешь на мне потренироваться.
Сказав, я тут же подумала, что об истинном смысле забав не имею никакого представления. А вдруг там что-то мега-сексуальное происходит? Наверное, у меня грязное воображение. Покраснела и глянула на Дэна. Вроде бы, мое предложение он не расслышал. Уф.
– Ну, так ты пойдешь устраиваться на эту чудесную работу?
– Пожалуй, нет. Хотя идея неплохая. В принципе.
– Ты не бойся. Тебя там ни к чему принуждать не будут. Станешь как стриптизерша – толку нет, а смотреть нравится.
– Послушай, а почему ты в стриптизерши не идешь? – почти злобно спросил он.
– Я не настолько красивая и сильная. У меня тело не такое уж шикарное. Нет, оно мне нравится, оно удобное и не беспокоит, но показывать его кому не попадя я не собираюсь. Из эгоизма. А ты – сноб. Тебе престижную профессию подавай. А теперь нет престижных профессий.
– Тут ты ошибаешься. Все наоборот, теперь нет не престижных профессий.
Скептически прищурив глаза, Дэн сноровисто застучал по клаве и показал мне вакансии уборщиц. Точнее – показал, как их теперь называют работодатели. Если бы мне предложили миллион евро, и тогда я бы не отгадала, как могут обозвать эту должность. Итак, звучите фанфары, бейте барабаны, я слушала Дэна, замерев от восторга – менеджер по клинингу, мерчендайзер хостинга, специалист по клинингу, клиниг-манагер… Наверное, это шутка юмора. Но, как оказалось все гораздо серьезнее – для обучения профессиональному клинингу даже имеется клининговое агентство.
– Неплохая статья – политкорректное наименование малопрестижных профессий. В общем-то, все верно – большинство из нас пыжатся и всеми способами повышают самооценку. Вместо того чтобы ответственно относится к своей работе.
– Нет, ты погляди что пишут! – перебила я, – Прогрессивный инвентарь для уборки помещений! Офигеть! Микроволоконные мопы и салфетки изготовленные с применением нано-технологий, уникальные системы для отжима мопов, тут еще много чего есть.
– У каждого клинингера есть моп, – на мотив какой-то знакомой мелодии пропел Дэн.
Мне вдруг стало грустно.
– Ты представляешь, скоро малыша спросят: Мальчик, а ты кем хочешь стать, когда вырастешь? А он важно так ответит…
Вместо воображаемого милого малыша мне ответил Дэн.
– Девелопером, джоббером, коучером.
– А рецепшонистом не хочешь?
– Нет, с него нужно начинать. Только не сейлзменом, лучше уж сейлзменеджером, но никак не скальпером, вот Сюрвейером – это по мне.
Мы оба были как морские звезды в шоке.
– А твой Вова работает мувером.
– Наверное, лучше ему про это не говорить, а то обидится еще. Куда катится мир? Скоро уборщицу будут именовать министром по вопросам гигиены. Или помощником президента по стерильности. А ты что думаешь?
– Лучше тебе не знать. Кстати говоря, я сегодня получил приглашение и поручительство, смотался в консульство и на днях куплю билеты.
– Ты не один поедешь?
– Почему ты так решила?
– Ты сказал – билеты.
– А, ты про это. Лучше покупать сразу туда и обратно.
– Полетишь?
Дэн кивнул. Он единственный из моих знакомых, кто любит перемещаться на самолете.
– Ты сможешь тут выжить три недели без меня?
– Сколько? Нет, я помру. Шучу. Ничего со мной не случится. Едь хоть в Австралию.
– Зачем?
– Кенгуру потискать. Коалу почесать. Крокодила погладить.
Он мысленно уже был в Норвегии и тискал фиг знает кого, лося, наверное, а я мысленно была уже без Дэна. Ему было тревожно, как ребенку перед Новым годом, а мне было тревожно, как мне перед экзаменами.
Буквально сразу после этого разговора позвонила мама. Торопливо сообщив, что она не летит, она едет на машине. В Финляндию. Отдыхать от питерской духовки на берегу лесного озера. Которое она назвала прохладным. Она мне пожелала хорошо провести время и не скучать. Да что ж это такое – все сваливают от меня подальше!
Мне захотелось надеть разноцветный балахон, изготовить кучу кубиков льда и уйти в народ, проповедовать любовь к ближним, засовывая по кусочку льда за шиворот прохожим. Хорошо бы еще и наигрывать при этом на бандуре. Жаль, что я ее ни разу в глаза не видела. Да и балахона у меня нет. Но это дело поправимое.
Обозлившись, я едва не забыла, что мне нужно бежать в универ. Не в тот, который Универ, а в институт, который теперь называют универом.
– Мороженое в морозилке, воду не отключили, так что наслаждайся, наспех сообщила я Дэну.
– Я спать лягу, после душа, – зевая, сообщил он, старательно отводя глаза.
Он и, правда, был сейчас тормознутый как отфумигаченный комар.
– Кобелина! – мамин голос скопировать сложно, но у меня получилось.
Нарядившись в очень просторный желтый сарафан, изрисованный кошмарными синими слониками, я схватила льняную сумочку, не глядя, сунула в нее мобилку, блокнот и ручку. Добавив немного денег. И помчалась отметиться в универе. Попутно размышляя, почему сумочка оказалась тяжелее, чем в прежние времена. Наверное, я от нее отвыкла. Обычно я с другой хожу. Потискала – вроде как зонтик внутри валяется. Вот блин горелый, а дождя-то не предвидится.
Когда я тороплюсь и шагаю почти бегом, мне кажется что я стою на месте, а дома двигаются. Я вообще ходить люблю. Глазея по сторонам. И почему у нас здания прилеплены одно к другому, как шпроты в банке. Это ведь не правильно? Между домами должно быть пространство. На случай пожара, например. Как жаль, что я забыла фотик. Вот балда!
Мое внимание привлекла девушка, подросток совсем, она двигалась вдоль стен домов, стараясь не выходить из тени. Когда нужно было пересечь улицу, притормаживала, а потом неслась как пуля. Белокожая, в черных куцых шортиках и черном топике, волосы выкрашены в кардинальный оттенок сажи. На ней не было ни молекулы загара, но жара сделала ее лицо похожим на румяного молочного поросенка.
Оглянувшись, я еще немного поглядела, как это приведение крадется в тени зданий. Спохватилась, и помчалась дальше, думая – лучше бы она под зонтиком гуляла, так многие теперь делают.
Как ни странно, в универе было чуть прохладнее, чем на улице. Пустые коридоры, узкие, куцые, угловатые и почему-то пыльные. Как приятно идти по ним просто так, не на лекцию, не за зачетом и уж тем более не в день экзамена. В общем, я ощущала себя красивой, легкой и беззаботной как праздничный воздушный шарик. В аудитории, похожей на тесный школьный класс, сидела почти вся наша группа – мальчишки не явились, они работают. Девчонки одеты как будто, через час очутятся на пляже. Ленивые и немного взбудораженные. Похожие на болтливый цветник. Вопреки ожиданиям, мой сарафан выглядел не самым ярким.
– Привет-привет, – я помахала рукой и прошла на свое место.
Когда села, то запоздало поняла, что со мной никто не поздоровался. Даже курлыканье прекратилось. Тишина как в заброшенном склепе. Стараясь выглядеть как можно невозмутимее, открыла сумочку, чтоб достать блокнот. Положила его на стол, ручку – рядом. Оказывается, у нее паста совсем закончилась, но на один раз хватит.
Девчонки рассматривали столы, руки, ноги, сумки – все что угодно, лишь бы не глядеть в мою сторону. И как это понимать? У нас же замечательные около-дружеские отношения! Безмолвие сменил шепоток, теперь они перекидывались короткими фразами, по-прежнему игнорируя мое существование. У большинства были красные уши. Кто-то ерзал и скукоживал плечи. Словно подозревая, что я сверлю их спины пронзительным взглядом. Шепоток сменился тишиной. Кто-то оглушительно вздохнул, даже с присвистом, прикрыть его покашливанием не получилось. Теперь в аудитории царило молчание. Как в морге.
Неприятно? Еще как. Тошнотворно неприятно. Контраст был слишком заметный – недавно меня бы затискали и замучили расспросами, рассказывали бы новости, хвастались новыми шмотками, прическами, новым парфюмом, а теперь я нафиг никому не нужна.
Мне очень хотелось сказать что-то ядовитое, но в голову ничего дельного не шло. Спрашивать о причине их поведения не имело ровно никакого смысла. Все и так ясно. Сплетня как проворный таракан, уж побывала здесь, совершила круг по городу и успела вернуться. Даже если Шурик приврал, то все примерно так и случилось.
Вспомнила про зонтик в сумочке. Решила, что было бы неплохо сидеть в аудитории под раскрытым зонтиком. Распахнула сумочку и вытащила его на стол. Окаменела. Проглотила шершавость в горле. Сделала три быстрых вдоха. И прикрыла то, что лежало на столе сумочкой.
Фаллоимитатор был черный. Поюзаный какой-то. Так мне в первый момент показалось. Точнее – я была уверена, что он пользованный и откровенно грязный. И даже слегка вонючий. Сумочку придется выбросить. Я теперь с ней точно ходить не смогу. И руки бы неплохо вымыть. Но сначала нужно избавиться от гадости так, чтоб никто ее не заметил.
Шок постепенно таял. На меня по прежнему никто не глазел, поэтому я, сдерживая отвращение, запихала чудо инженерной мысли в сумочку и только тогда поняла, что спина у меня мокрая стала.
В упаковке усыхала последняя влажная салфетка, вытертые руки чистыми не казались, но так было лучше, чем прежде.
Вот кто мне объяснит – почему пока я выполняла все эти манипуляции – прочий мир для меня перестал существовать. Зато теперь, когда самое жуткое было позади, я снова включилась в реальность и поняла что тишина уплотнилась. Она давила в уши и каждый шорох воспринимался как гонг.
Препода не было. Она часто опаздывает. Привычка такая. Наверное, ползет себе как осенняя муха, а перед входом в аудиторию вдруг стартует и влетает, как будто мчалась как спринтер и сразу начинает восторженно вопить. Производя шума не меньше стаи чаек во время скандала. Зато она лекции читает очень интересно, запоминается сразу.
Интересно, а ей уже успели доложить про мою якобы-болезнь? Если доложили – успела ли она сообщить руководству? Как они отреагируют? Может, пошлют меня кровь сдавать? Я задумалась. Если пошлют – это законно будет? Соглашаться или нет? Хотелось упереться рогом и устроить скандал. С воплями про врачебную тайну, про гуманное отношение к страждущим.
При этом угрожающе размахивая негритянским членом.
Тишину взорвала музыка мобильника. Марина, с которой мы когда-то вместе ходили в аква-парк, приглушенным голосом торопливо произнесла «потом-потом» и, оглянувшись на меня, начала запихивать трубку в сумку.
Фаллоимитатор жил вполне ощутимой жизнью. Я не сомневалась в его присутствии. Словно он был живым и готовым выбраться наружу. Даже если бы у меня была спрятана отрезанная голова нашего декана, я бы себя спокойнее ощущала.
Две девушки одновременно обернулись, испугались своей смелости и так резко повернулись, что треснулись головами. Послышались сдержанные смешки.
Теперь я почувствовала себя смертельно больной, а у моей постели затаились многочисленные родичи, которые боятся отпугнуть смерть. Мне не хотелось смотреть по сторонам, но краем глаза я заметила, что меня пытается сфоткать девчонка, что справа сидела, через ряд.
Меня лицо всегда выдает, когда нервничаю – краснею. Иногда бывает еще глупее, думаю – а что нервничать-то? – тут же начинаю краснеть и нервничать оттого, что все это заметили. Достала мобилку и сделал вид, уставилась на нее, словно важнее на свете ничего нет. Ну не на запчасть негритянскую же мне в самом деле зырить?
И как мне его умудрились подсунуть? Кто? Когда? Я точно не помнила, когда в последний раз пользовалась этой сумочкой. Только что казалось, что знаю – а теперь засомневалась.
Дэн – не мог. Совершенно точно. Он на это деньги тратить не станет. А больше и некому. Но точно – не он. Даже спрашивать у него не стану. Вообще никому не скажу.
Принятое решение меня заметно успокоило.
Пока я думала, меня начали исподволь рассматривать. И медленно, по сантиметру, отодвигаться.
И почему меня это не удивляет? Вот уже все сбились в тесную кучу, оставив вокруг моего стола свободное пространство.
– Так. Список весь на месте? – препод ворвалась в аудиторию как омоновец во время захвата террористов.
В легком платье расцветки ботичеллевской весны. Неожиданно красивая и свежая.
– И что вы расселись как овечий гурт? Ну-ка, занимаем свои места и слушаем внимательно, – как всегда она подтверждала каждое свое слово хлопками в ладоши.
Пошевелив попами, разноцветный гурт не сдвинулся ни на сантиметр.
– Не хотите, как хотите.
На меня она смотрела как обычно. Что радовало гораздо сильнее, чем я ожидала. Ну как же – хоть для кого-то я осталась прежней. Это было странное ощущение – словно есть две меня. Одна – из безоблачного прошлого, а вторая становится помесью циника и подавленной трусихи.
Тем временем, нас просвещали насчет длиннющего обязательного списка литературы. Который не основной, а дополнительный. Но, тем не менее, спрашивать станут как за обязательный. Уточнили, что каникулы придуманы специально для учебы. Препод потребовала пожелать ей удачного отдыха в Испании, упорхнула по своим делам. Супер! И ради этого напутствия мы тащились в институт?
Мне не хотелось выходить первой. И вместе со всеми тоже. Решив подождать, я закрыла блокнот со списком и уставилась в окно. Стул под попой заметно нагрелся, пришлось пересесть на другой. Сосчитала дохлых мух между окнами. Три большие и мелочи не меньше десяти. Окно смутное. Обосранное хитрозадым голубем – ну как можно попасть на стекло под таким углом? Наверное, не с первой попытки у него получилось. В соседнем доме через открытое окно видно как совершенно голый мужик чесал себе спину. Ничего эротического – пузо обвисло так, что даже хохолка не видно. Наклон – понюхал подмышку. Закашлялся. Подошел к окну и смачно плюнул. Слюни повисли на губах. Он взял их двумя пальцами и стряхнул. Даже не поглядел, нет ли кого на улице.
Меня перекосило от наблюдений.
– Подождите!
Из за стола, что первый от двери, неуклюже поднялась Наташа. Она у нас лучшая в группе. Просто помешана на учебе и действительно мечтает стать классным специалистом. Хотя робкой мыши сложно добиться успеха хоть в каком-то начинании. Но в данный момент эта мышь выглядела сурово и перекрывала своим телом выход из аудитории.
– Постойте!
Гурт из моих одногруппниц притормозил. Еще не агрессивно, но уже на грани бунта.
Подойдя ко мне, Наташа, глядя в глаза немигающим взглядом, замерла. Я, как и заинтригованный гурт, ждала продолжения.
– Ты это. Ну, ты сама понимаешь. Ты того. Не этого. В общем. Да.
Ошеломленная ее тирадой, я на короткое мгновение решила, что теперь она мне пожмет руку, или, что еще хуже – поцелует. Или предложит дружить. Но Наташа закрыла глаза и прокричала:
– Они не имеют права! Так нечестно!
Гурт заволновался. Все хотелось испариться, но и досмотреть представление тоже хотелось.
– Не переживай, – как можно убедительнее посоветовала я.
– Буду. Это я им сказала. Но я не верю!
Сломя голову, Наташа кинулась к своему столу, схватила сумку и, распихав девчонок, вылетела вот из аудитории. Зрители немедленно последовали следом. Шарканье и приглушенные разговоры стихли. Мне с какого-то перепугу очень захотелось закурить. Было бы символично взять и покурить прямо в аудитории. Нарушая все правила. Но сигарет не было. Пришлось ограничиться надписью на доске «мы все умрем». Потом я решила, что глупее сложно было что-то придумать. Была мысль оставить на столе препода фаллоимитатор. Но я решила не радовать уборщицу. А то вдруг у нее сердце не выдержит?
На улице я словно выпала в котел с ослепительным паром. Только что прошла поливальная машина, вода, попав на раскаленный асфальт, почти шипела. Мороженого захотелось нестерпимо. Но перво-наперво я дошла до канала, оглянулась по сторонам и торопливо бросила ненужный мне предмет в воду.
– Прощай мой друг, все кончено меж нами, тебя любить я больше не могу…, – я была рада от него избавиться.
Но эта тварь не собиралась утопиться. Она, точнее – он, вынырнул как торпеда и закачался у самой набережной. Неподалеку мигрировали два надувных шарика. Желтые. И сквозь толщу воды было видно проплывающий использованный презерватив. Никогда бы не подумала, что в воде столько всего есть. Ладно, ему не скучно будет. Поплывет он себе по течению, медленно и важно. Пока не выйдет на морской простор. Быть может, даже в Австралию попадет. Я так и видела, как беззаботный австралиец находит на берегу такой вот подарочек из России. Хотя – ни фига он не догадается, откуда такое счастье приплыло.
– Мама, мама, смотри! Какие шарики!
Кроме мамы рядом с ребенком стоял крайне сосредоточенный папа. Нацеливал свой фотик на шарики, потом заметил что-то более достойное снимка и вдруг радостно заржал. Показал маме. Мама пришла в ужас и поволокла мальчика подальше от непристойности.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
