Текст книги "Невротический журнал"

Часть 2
Почему я такая?

Лицо

С ранней юности я никак не могла примириться со своей внешностью. Ощущалось это всегда по-разному. Иногда как отчаяние и полная безысходность, иногда как досада. Еще могла быть упрямая злоба, от которой я могла, например, на неделю присесть на голодную диету. В общем, всегда боль и драма разных степеней тяжести. Я очень искренне не понимала, как люди могут себе нравиться и не бояться попасть в объектив, который тут же выведет их на чистую воду. Хотя стоп! Они-то могут, потому что красивы, нормальны, все у них пропорциональное и правильное. А вот у меня…

Самое бесполезное в общении с человеком, страдающим таким расстройством, агрессивно его одергивать: «не говори ерунды». Переубеждать, что он красив, но в голове у него опилки. Ну и ставить строго на место: «побойся Бога!», «не начинай» и (мое любимое!) «не напрашивайся на комплименты». Это не помогает, не успокаивает, не переубеждает. Чаще всего в ответ хочется рявкнуть что-то очень грубое. Я часто рявкала, но теперь меня останавливает пришедшее с годами понимание, что человек хотел как лучше.

Зачем я выворачиваю душу наизнанку и публично об этом пишу? В первую очередь потому, что это очень мне помогает – выносить своих монстров на белый свет и свежий воздух. От кислорода они съеживаются, теряют часть своей силы, а со временем, возможно, растворятся полностью.

Впервые публично о своем болезненном отношении к внешности я заговорила в театральной школе прошлым летом. Прочитала монолог на эту тему прямо со сцены перед большой аудиторией. Боли и драмы после этого поубавилось, но время от времени меня накрывают прежние ощущения. Поэтому я пользуюсь проверенным методом. Вот мой тогдашний монолог. В нем аккуратно каталогизирована вся моя «чушь» и «ерунда». Я точно знаю, что я такая не одна, а значит, чьи-то еще демоны сейчас съежатся от свежего воздуха.

«У меня особые отношения с зеркалом. Я не могу вспомнить точно, когда это началось. Зато точно помню, что в перерыве между двумя мужьями я пять лет жила в квартире без единого зеркала. Я боюсь смотреть в зеркала, потому что меня до дрожи и отвращения не устраивает то, что я там вижу. Пару лет назад одна умная гештальтистка очень талантливо уместила мою проблему в два предложения. Она сказала: "А что ты там такое скрываешь, когда прячешься от зеркал? Ты же понимаешь, что, что бы это ни было, все вокруг уже давно это видели, и их ничего не смущает!"

А меня смущает. Я никак не могу смириться с этой огромной челюстью, этим лбом в три шнурка, этим крошечным ртом. Вообще не могу принять, что все это и есть мое лицо и тело.

Я иногда лечу себя фотографиями. Там можно контролировать ракурс, можно опустить голову, чтобы щеки не казались такими огромными, можно улыбнуться и растянуть это отверстие в лице до размеров нормального рта, можно так выгнуть руки, чтобы пальцы не выглядели толстыми обрубочками. Я выставляю удачные снимки в соцсети и чувствую себя жалкой врушкой, которая с помощью дешевой подделки отжимает похвалу и обманывает этой похвалой себя.

Но все эти фокусы – всегда до следующего неконтролируемого столкновения с зеркалом или случайной фотографией, сделанной без моего ведома. И меня снова смывает потоком злости, отчаяния и безысходности.

Надо, наверное, разъяснить техническую сторону вопроса. Я, конечно же, могу смотреться в зеркало. Надо же мне как-то стричь волосы, чистить зубы в конце концов. Но у меня черный пояс по фрагментарному разглядыванию нужных мне кусочков тела или лица. Если нужно проверить, скажем, не застряло ли что-то в зубах, я тщательно рассмотрю зубы, но все лицо при этом останется в безопасном расфокусе. С телом еще проще: оно большое, его очень удобно рассматривать по частям.

Я хочу когда-нибудь спокойно стоять перед зеркалом как перед любым другим предметом. Смотреть туда и своими глазами видеть то, что нравится другим людям. Мечтаю покривляться перед камерой и сразу, без подготовки и мучений, с удовольствием посмотреть, что получилось. Хочу не чувствовать себя лгуньей каждый раз, когда выставляю в сеть удачную фотографию.

Я хочу не иметь никаких особых отношений с зеркалом, я просто очень хочу не бояться видеть там себя».

Тело

Мои отношения со своим телом всегда были похожи на взаимодействие деспотичных родителей с нелюбимым и нежеланным ребенком. Они его кормят, одевают, дают кров и прочие социальные блага – тут не придерешься. Но когда ребенок нежеланный и нелюбимый, деспотичному родителю он неинтересен сам по себе: неинтересны его желания и потребности, его предпочтения и особенности. Между таким родителем и таким ребенком нет диалога, нет поддержки и сострадания. Есть только приказы, требования и помыкания. И наказания в случае, если что-то из первых трех не сработало. Такой ребенок либо открыто и зло бунтует, либо зажат, запуган, затюкан и боится лишний раз поднять глаза.

Сорок лет мое тело было затюканным, зажатым, нелюбимым и оттого совершенно неинтересным мне ребенком. Я-то хотела другое тело, красивое, а приходилось ежедневно мириться и сосуществовать с тем, что есть.

От нелюбви мое тело окоченело, перестало чувствовать и открыто выражать свои желания. Оно превратилось в малоподвижный брикет и тихо подавало сигналы бедствия, подсовывая мне противные болячки, неизлечимую бессонницу, зажоры, обгрызенные пальцы, разодранные в кровь локти и много других недугов разной степени отвратительности. В последние годы в нашем с телом взаимодействии наметились просветы: я поняла, что приказы и запреты не работают, и начала договариваться. Между прочим, страшно собой гордилась: вот какая я продвинутая умница – не требую, а прошу, не понукаю, а предлагаю.

На разных занятиях по пластике и движению, которые я активно посещаю в последние годы, я отчетливо увидела, что моя новая «партнерская» манера полна лукавства: я договариваюсь с телом, но при этом все равно брезгливо от него отворачиваюсь, стараюсь не смотреть. Мне противно мое тело, я не согласна с тем, что оно такое, но я так упиваюсь своим умением ловко договариваться, что просто не могу открыто признать, что по-прежнему его не люблю. Это же равносильно провалу – ведь я научилась договариваться с этой гадостью, я освоила диалог, я молодец, что еще надо?!

Я точно знаю, что для того, чтобы двигаться дальше, мне нужно признаться самой себе в этой нелюбви. Мне нужно открыто, а не корректно и бодипозитивно сказать, что я хотела бы ноги подлиннее, спину попрямее, руки поизящней, попу покруглее и так далее и тому подобное. Да, я бы все это хотела. Поэтому жестоко и бесцеремонно пренебрегала тем, что есть. Брезговала, стеснялась, стыдилась, поэтому насиловала и истязала. От бессилия и нелюбви.

Я не жду, что от этого тяжелого признания в теле тотчас же произойдут магические изменения. Я просто считаю, что мое тело как минимум заслужило мою честность. А за честностью всегда больше пространства для искреннего диалога, взаимного интереса, любопытства и уважения. А там, глядишь, может, будет и любовь. Я призналась, я сделала первый шаг. Дальше будет легче, потому что мы с телом уже умеем разговаривать и слышать друг друга.

Август 2020

Булимия

Я худею всю свою жизнь. Если без литературных преувеличений, то двадцать семь лет из нынешних сорока двух. Где-то между четырнадцатью и пятнадцатью годами я в первый раз услышала, как родственники с жалостью обсуждали мою неудачную комплекцию, с пубертатом добавившуюся к невзрачной внешности. Сочувствовали.

«Страшненькая, зато умненькая» начало оформляться в мое жизненное кредо именно тогда. Примерно тогда же на моих глазах с грохотом и жертвами рушился институт семьи моих родителей, а я сама переживала свою самую первую и самую несчастную любовь. И на дымящихся руинах этого всего зарождалась она, моя преданная спутница, моя булимия. Тогда я еще этого названия не знала, просто всякий раз, когда было грустно, невыносимо, страшно, отчаянно, я ела. И пока я ела, весь шумный дурдом происходящего вокруг словно уходил под воду и еле слышно оттуда булькал. Очень меня это занятие примиряло с реальностью, но и, как выяснилось, увеличивало в размерах.

Ужасы булимической несознанки описывать не буду – таких текстов полным-полно в сети. Все было как у всех, кто сейчас в ремиссии: сначала не осознаешь, потом начинаешь подозревать, потом диагноз, отрицание, торг, смирение, проживание этого кошмара уже в полном прозрении – все понимаешь, но сделать ничего не можешь. Потом маленький успех и сразу, на эйфории – срыв, откат назад, и так – много-много лет, пока не сошли постепенно на нет срывы и движение к выздоровлению не стало более или менее поступательным.

Болезнь эта развивает некоторые качества. Совсем небесполезные, просто достойные лучшего применения. В первую очередь, умение с хрустом ломать себя же «об колено» и потом стойко держаться в этом переломанном состоянии месяцами, до следующего срыва. Умение возрождаться и собирать себя заново после каждого зажора/провала тоже очень хорошо развивается: неизбежный навык для постоянно повторяющегося цикла болезни – что-то же надо снова и снова ломать об колено.

Все булимики, которых я встречала, люди фантастического упорства, последовательности и способности пересобирать себя после сильных потрясений. Могучей силой всех этих талантов можно было бы строить «заводы, газеты, пароходы», но они употребляют ее на то, чтобы сначала себя сломать, а потом из обломков слепить что-то новое, что-то «лучше». Желательно, худее:)

Держать режим любой степени жестокости и подвергать себя ограничениям любой степени абсурдности для человека с такими навыками – раз плюнуть. Чем мощнее срыв, тем безжалостней следующее ограничение. У меня в анамнезе и все виды самых упоротых монодиет, и максимально жесткие версии интервального голодания, и исключение из рациона «вредных» продуктов, а еще – четыре года строгого вегетарианства (без ово– и лакто-), год веганства и даже полгода моносыроедения.

Мой долгий и до сих пор продолжающийся путь к выздоровлению начался с попытки честно ответить на вопрос «Ради чего я это с собой делаю?». Попробую рассказать по порядку. Будет длинно, но я не тот автор, от которого стоит ждать коротких тезисов в духе «10 способов победить булимию за неделю».

С тех самых моих роковых 14–15 лет, осознав свою «неудачную комплекцию», я в присутствии худых людей всегда фоново чувствовала себя расплывшейся бесформенной кучей. Просто со временем научилась никого за свои чувства не винить, а само противное ощущение «я жаба, можно я поскорее уползу в свой темный угол» отодвигать на задний план, чтобы оно не парализовывало коммуникацию.

Все неудобное, в общем, было подавлено и припрятано подальше – так далеко, что последние (надеюсь!) осколки этой старой мины я выковыриваю из себя вот только сейчас.

Глубже всего я засунула самый абсурдный самообман, в котором стыднее всего признаться: мне казалось, что если я «возьмусь за себя как следует», то в конце концов похудею до состояния ломкой, прозрачной, астеничной лани. Просто я как-то не так берусь. Да, да, вот настолько смешно и неадекватно. Несмотря на вроде бы ум, опыт, кругозор и образование. (Тут важно пояснить, что мой рост 164 см, у меня есть внушительного третьего размера грудь, широкие бедра, и вся я такая, как принято говорить, «сбитая и крепенькая» даже тогда, когда никакого лишнего веса нет.)

Если вам вдруг сейчас кажется, что эта моя детская иллюзия – верх идиотизма, незрелости ума и вообще Эверест глупости, могу вам сказать, что, например, женщины, считающие, что цель и смысл их жизни – мужчина и/или ребенок, ничем по смыслу расстройства от меня не отличаются. По форме да, отличаются еще как, но больны мы на голову одинаково: мы – рабы своей «сумасшедшей идеи».

Детские иррациональные иллюзии – они такие: на поверхности, на уровне ума и интеллекта, ты можешь давно уже быть нобелевским лауреатом и «бороздить просторы вселенной», а телом и душой продолжать идти или бежать в направлении нелепого инфантильного заблуждения и иррациональных иллюзий. И я почти двадцать лет бежала, а в последние годы, выздоравливая на терапии, бежать перестала. Но стала, скажем так, лежать.

То есть поняла, что все время себя ломать нельзя, потому что ресурсы мои не безграничны: еще пара-тройка беспощадных ограничений, и рушиться начнет не только психика, но и не молодеющее тело. То есть ломать себя я перестала, но тайной надежды стать тонкокостной ланью не утратила. С тем же редким своим упрямством продолжала верить, что я себя таки дожму. Просто теперь – здоровыми методами.

Параллельно со всеми этими приключениями я много лет пыталась принять и полюбить свою внешность. В последние годы, подойдя к этой цели как никогда близко, я обратила внимание на нестыковку. Метафорически выражаясь, я, допустим, бобер: и вот я осознаю себя бобром, ощущаю всю силу своей бобриной уникальности, принимаю себя и благодарю жизнь и Бога за дары.

Однако тайно, что называется, «во влажных снах», я продолжаю надеяться, что, если как следует постараюсь, стану-таки антилопой. Ужасно, по-моему, смешно, если бы не было так грустно: ведь это самообман длиной во всю мою жизнь. Так часто бывает у тех, кто долго в терапии: лишь сильно изменившись, ты способен разглядеть и бесстрашно признать самые «древние ископаемые» ложные идеи, которые тобой управляют. Лучше когда-нибудь, чем никогда.

Вообще, у булимии сотни психологических аспектов и поддерживающих это расстройство ограничивающих убеждений, о которых много написано профессионалами. Сейчас мне важно объяснить, что свою личную центральную ложную идею, о которой я написала выше, я окончательно раскопала совсем недавно, когда очередной раз обломалась с похудением. Старалась-старалась, ограничивалась-ограничивалась, а тут вторая фаза цикла, пузцо, отек… От обиды и несогласия я незаметно для себя провалилась в старый паттерн: «Ну почему МНЕ так тяжело ЭТО дается? Почему все вокруг худеют силой мысли, а я делаю все-все и даже больше и не могу согнать жалкий сантиметр с талии?!». Проревевшись (да, эта тема моментально доводит меня до слез), стала по инерции «брать себя в руки» и строить план «ужесточения режима» на следующую неделю: так, значит, калораж еще снизим, порции уменьшим, долю кардио на низком пульсе в тренировках увеличим…

И вдруг будто очнулась: «Эй, бобер, ты чего?!». Куда еще снижать калораж-то? Тогда вообще весь процесс встанет, а тебя подсорвет. Это уже давно не наши методы. Не нужно увеличивать тренировочный объем – это только разгонит аппетит, тем более – во вторую фазу! Ты же бобер, помнишь? Бобры отекают перед месячными сильнее, чем другие, более изящные животные, надо просто переждать. Ты и так все правильно делаешь, просто не сравнивай. Просто прекрати уже наконец пытаться соревноваться с антилопами – это состязание, в котором ты обречена на вечный провал, а его жестокость и бессмысленность сожрут все твои силы…

Моя болезнь, как ни удивительно, обогатила мою жизнь массой прекраснейших вещей. Благодаря ей я много лет занимаюсь спортом – непрерывно, вдумчиво, с огромным удовольствием и сама, без пинков извне. Благодаря ей я разбираюсь в питании на уровне начинающего нутрициолога, а к врачам хожу, по возможности, не лечить симптомы, а разбираться в том, как правильно выстроить профилактику так, чтобы симптомы не появлялись. Благодаря болезни я поняла, что звериное упорство и железная последовательность – неотъемлемые свойства моего характера. Болезнь помогла мне, пусть очень медленно и постепенно, зато полностью пересмотреть взгляды не только на питание, но и на образ жизни в целом: я перестроила большинство своих бытовых привычек, вылечила кожу, похудела, увеличила мышечную массу, изменила пищевое поведение, наладила сон.

Если бы не болезнь и все связанные с ней испытания, я никогда бы не поняла, какое сильное, выносливое и красивое у меня тело, не осознала бы, что оно у меня одно на всю жизнь, и его надо беречь.

Новой мне потребовался легкий щелчок по лбу, чтобы произвести финальную сверку с сегодняшней реальностью: жизнестойкому, красивому, здоровому и живущему с удовольствием бобру давно незачем соревноваться с антилопами. И вообще незачем.

Спасибо, булимия. Я беру с собой все эти сокровища и попробую дальше идти сама, не забывая, конечно, что ты всегда где-то рядом.

Апрель 2021

Деньги

В детстве мама на мою просьбу купить что-либо, когда у нас будут деньги, всегда отвечала «не будет у нас никогда никаких денег, не выдумывай». При любом удобном случае в моей семье принято было подчеркивать, что мы небогаты, что у нас лишних денег нет. Вообще никаких нет, кроме тех, на которые покупается самое необходимое. Тут важно пояснить, что мой отец работал на не последней должности в посольстве капиталистической страны, а бабушка и дедушка жили в провинциальном Курске в доме на закрытой территории, которую охранял специально для этого выделенный милиционер в будке.

Я, «девочка из небогатой семьи» с вечным дефицитом средств, приезжала из «капстраны» на каникулы в Курск и общалась во дворе с такими же «бедствующими» девочками из номенклатурных семей. Мы играли в дорогущие немецкие куклы в просторных гостиных пятикомнатных квартир нашего дома с закрытым двором и персональным милиционером. Но был в нашей компании алмаз – дочка местного забулдыги, который в перерывах между запоями, кажется, что-то чинил в недрах дома. И вот эта девочка при любом удобном случае громко объявляла, что очень богата, потому что у неё!!!!та-дааам!!! на этом месте она всегда триумфально вытаскивала из кармана кусок какого-то изуродованного бытового предмета: гнутую ложку, рукоятку отвертки, тупой гвоздь или – апофеоз богатства – сплетенное из трубок капельниц насекомое, очень модный по тем временам декоративный аксессуар.

Знаете, я этой девочке страшно завидовала. Будучи ребенком, зависть свою скрывать не умела, поэтому простодушно спрашивала маму, почему у Леночки дома все такое страшное и стены крашеные, как в больнице, и одета она дурно, но она при этом богатая, а я – бедная? Плакала и говорила, что тоже хочу быть богатой, почему я должна быть бедной? Мама на меня благочестиво шикала и произносила сакраментальное: «Леночка твоя все выдумывает! У нас все равны. Богатые люди – воры и лгуны. У нас в стране таких людей нет».

Выводов у меня из этого воспоминания множество, напишу об основных.

Главный, конечно, про то, что это было мое первое столкновение с лицемерием. Ну или, как я люблю его называть, парадоксом «Как же так? Жопа есть, а слова нет?». Даже на примере отдельно взятого курского двора было очевидно, что богатых официально нет, но при этом в одном крыле дома личный милиционер охраняет жителей огромных квартир нестандартных планировок и их роскошное импортное имущество, а в другом – стены крашеные, как в больнице, кровати с железной сеткой, и дети в семье носят нарядную одежду по очереди. Это укоренившееся в сознании всех вокруг официальное разрешение называть черное белым много лет сводило меня с ума, пока я наконец, не разобралась, что это самое что ни на есть настоящее лицемерие. Жить лично мне от этого стало чуть легче, но вообще грустно.

Вывод второй, не менее важный: в нашем очень кривом советском культурном коде на деньгах и богатстве стоит черная метка. Постсоветский период внес небольшие коррективы, конечно, но стало, по-моему, только хуже. Теперь зарабатывать можно, но гордиться заработанным во всеуслышание никак нельзя! Можно громко отчислять на благотворительность – это еще туда-сюда, но просто сказать «я богата и хочу быть еще богаче» – ни в коем случае. Сразу прилепят ярлык аморальности на лоб.

Почему? Ну как почему? Смотри выше, деньги зло потому что. Потому что богатые лгут и воруют, быть богатым плохо. Если уж вышла с тобой паче чаяния такая неприятность – отмаливай: всюду говори, что деньги зло, ты работал за идею, просто так вышло, благотвори без задних ног, посыпай главу пеплом при каждом удобном случае. Богатством своим можешь наслаждаться, но тихо. Можешь где-то там случайно в кадре какой-то атрибут своего достатка засветить, но между делом, давай, без громких наглых заявлений. Не переживай, в открытую тебя не спросят – деньги тема-то, сам понимаешь, неудобная, стыдная. В открытую тебя будут мочить только, если ты обнаглеешь и скажешь как есть: «Да. Трачу столько. Потому что могу себе позволить».

Людей, открыто говорящих о своем высоком доходе в цифрах, не любят, порицают и стыдят. Ни в коем случае нельзя во всеуслышание сказать, что зарплата, допустим, в полмиллиона для тебя недостаточна. Понятно же, что это очень хорошая зарплата, но также понятно и то, что в нашей стране куча людей, для которых это месячный бюджет на еду, например. Это простой факт. Он существует отдельно от чьей-то зависти и удобных ссылок на социальную несправедливость для оправдания собственной беспомощности. Мухи – отдельно, котлеты – отдельно. Всем стыдящим, которым втайне хочется жить так же, нужно перестать с дивана вещать про неравенство и воровство и научиться честно думать, сколько конкретно им нужно денег и что можно по этому поводу сделать, чего они еще не делали. Вообще, конечно, пусть бы у нас, в стране с культом бедных и благородных бессребреников, какие-нибудь смельчаки почаще называли вещи своими именами. Возможно (о, надежды и мечты) тогда мы бы больше работали для себя, а значит неизбежно – на благо друг друга. И жили бы лучше.

Богатство – это не стыдно и не аморально. Но нелегко, факт. Особенно с нашим культурным кодом, когда и хочется, и колется.

Май 2020