Текст книги "Хозяин дома"

Глава четвёртая

 
                                               I
 

Очень скоро мы с тобой встретимся. Место встречи ты знаешь. За твою работу я очень хотел бы поставить тебе пятёрку или четвёрку, но в этот раз ты наработал на шестёрку. Я уверен, ты понимаешь, о чём я. При встрече я смогу больше не использовать этот шифр, но сейчас я решил подстраховаться. Когда ты получишь двойку, а она кол, дело пойдёт ещё быстрее. Вот только не позволь получить двойку ему – он должен учиться лучше.

 
                                                 * * *
 

Когда Денис выходил из номера писателя, с лестничной площадки за ним следил Георгий Константинович. Пожилой постоялец сам спешил на встречу к Болотову, но, спустившись на первый этаж, увидел, что более расторопный Страхов сумел опередить его. По тому, как Денис начал разговор с Болотовым, Георгий Константинович решил, что лучше не вмешиваться. Он знал, что Болотов и без его вмешательства сможет успокоить перепуганного и одновременно разъярённого парня. Когда фигура Страхова скрылась в противоположном крыле здания, Безделов стремительно направился к номеру писателя.

– Нам нужно поговорить, Сергей Васильевич, – обратился к Болотову Георгий Константинович, как только тот отворил ему дверь.

– Нужно. Проходите.

Безделов присел на одну из кроватей. Он собирался с мыслями. Рассказать писателю о произошедшем он считал необходимым.

– Сергей Васильевич, вчера для меня был крайне необычный день. И крайне необычная ночь, – изрядно волнуясь, начал рассказывать Безделов.

Болотов расположился на второй кровати и принялся внимательно слушать.

– Вчера я практически весь день, с утра до ночи, читал «Планету Людей», – продолжал Георгий Константинович, – в итоге дочитал. Извините, забыл вам её принести, сильно торопился.

– Можете пока у себя подержать. Как я говорил, у меня и в электронном виде она есть, – успокоил старика Болотов.

– Я никогда не чувствовал ничего подобного: такое словно лучащееся сквозь боль счастье, такой нежный, целительный свет… – с трепетом продолжал делиться впечатлениями Георгий Константинович. – Когда я дочитал книгу до конца, а это было уже ночью, я долго не мог уснуть. Счастье с каким-то тихим призвуком боли переполняло меня. Мне так сильно хотелось сделать что-нибудь доброе, что-нибудь… не для себя, а для других людей. Мне хочется этого и сейчас, просто… если честно, Сергей Васильевич, я немного боюсь. Вернее даже не боюсь, а очень сильно волнуюсь. Я уснул уже глубокой ночью, но вскоре проснулся. И передо мной стоял… (Сергей Васильевич слушал собеседника, затаив дыхание) какой-то огненный человек.

– Огненный человек? – уточнил писатель.

– Да, да, именно так! Это был человек, определённо мужчина, всё тело которого было покрыто огнём! – ещё больше взволновался Георгий Константинович. – Он стоял прямо посреди моей комнаты, когда я проснулся. И это при том, что дверь моя была заперта!

– О чём вы с ним говорили? – серьёзно спросил Сергей Васильевич.

– Вначале я спросил его «кто вы?» – торопливо и горячо рассказывал Безделов. – На это он ответил, что обращаться на «вы» к нему неуместно.

– Как он это объяснил?

– Он сказал, что «в нём нет множества».

– Понятно. Продолжайте.

– Я просил его, как он ко мне проник, а он ответил, что он всегда со мной, просто я «его не слышу». И ещё он сказал, что он из «родного дома, где все мы вместе» и где «воедино собраны все разбитые осколки».

– Он сказал что-нибудь про причину этого раскола? – уточнил Болотов.

– Да-да, он сказал, что в расколе виноваты порождения ума того, кто жил здесь вначале. И что эти порождения живут здесь до сих пор, но это – не их дом.

– Не их… – задумчиво произнёс Болотов.

– Что вы хотите этим сказать? – с нетерпением спросил Георгий Константинович.

– Сейчас объясню. Закончите свой рассказ.

– Я спросил этого огненного человека, что мне нужно делать, а он ответил, что нужно собраться вокруг того, кого «мы выберем временным управляющим». Причём он явно имел в виду не только одного меня. В этот момент я почему-то решил, что это и есть тот самый хозяин гостиницы, который, как говорят, ушёл отсюда какое-то время назад. И по рассказам ему приписывают тот самый поджог, в результате которого пострадал кто-то из постояльцев.

– Да, и сегодня рано утром, как мне незадолго до вашего прихода рассказал Денис Страхов, тяжёлые ожоги получила Пастухова, которая живёт по соседству с вами.

– Совершенно верно, сегодня утром у нас на этаже была скорая. Почти все постояльцы сбежались туда. В итоге Пастухову увезли в госпиталь. Бедняжка! – полным сострадания голосом воскликнул Георгий Константинович. – Она столько для меня делала! И всё бескорыстно! За что ей такое? Почему именно она?

– А вот это нам с вами и предстоит выяснить, – с крайне серьёзным выражением лица ответил Болотов.

 
                                                 * * *
 

– Теперь мой черёд поделиться с вами своей историей, – продолжил после недолгой паузы Сергей Васильевич. – Незадолго до вашего прибытия сюда я проживал не на первом этаже, как сейчас, а на седьмом.

– Надо же, я впервые слышу об этом, – Безделов с удивлением посмотрел на писателя.

– Я жил по соседству с Виктором Драгунским, – продолжал Болотов. – Он до сих пор проживает на седьмом этаже. И должен сказать, первое время мы достаточно много общались. Для вас не секрет, Георгий Константинович, что уже много лет я занимаюсь написанием художественных произведений. Но при этом ни один мой роман пока что не издан, а зарабатываю на жизнь я в основном тем, что пишу заметки в журналы, тексты песен для малоизвестных музыкальных исполнителей, а иногда для них же сочиняю и музыку. На жизнь более-менее хватает, тем более что в этой гостинице всё на удивление дешево.

– Да уж, согласен с вами, – ответил Георгий Константинович. – Порой ко мне приходила мысль, что само моё пребывание здесь уже являет собой некую плату – настолько рьяно Антонина Матвеевна ухаживала за мной. Как будто бы моё присутствие здесь было для неё важнее всего на свете. Она же и предложила мне переехать в эту гостиницу, между прочим.

– Интересная мысль насчёт платы, Георгий Константинович. Очень интересная. Но позвольте мне продолжить, я отвлёкся. Когда я переехал сюда жить – если честно, сам уже не помню, когда – Драгунский предложил мне поселиться рядом с ним. Как я уже сказал, сперва мы много общались – и в основном на тему моего творчества. Он всегда просил дать ему почитать то, что я писал. В основном его интересовал последний мой начатый роман, в котором я писал о печальной истории одного дома. Впрочем, журнальные заметки и тексты песен Драгунский тоже читал. И вы знаете, он всегда очень лестно отзывался о моём творчестве. Он говорил, что «у меня дар от Бога», что мои слова «проникают в самое сердце», что я «непризнанный гений» и тому подобное. Пару раз даже назвал меня «великим». Но вы знаете, Георгий Константинович, в какой-то момент меня стали смущать отзывы Драгунского о моей работе. Мне казалось, что он чересчур пристрастен ко всему, что я творю, будь то музыка или литература. Всё, что бы я ни делал, получало он него исключительно восторженные отзывы. В то же время другие люди, как, к слову, и я сам, по большей части весьма прохладно относились к недозревшим, на мой взгляд, плодам моего творчества. Да, я видел, что отдельные песни очень сильно нравились конкретным людям, кое-какие нравились и мне самому. То же самое касается и моих литературных работ. Но Драгунский восторгался буквально всем и, кроме того, он неизменно превозносил и меня самого – как личность, как творческую единицу. Поначалу, не скрою, мне было очень приятно слышать, что он обо мне говорит, и в какой-то момент я почти в это уверовал. Стал даже несколько свысока смотреть на других людей. Ведь кто-то вообще не умеет ни сочинять музыку, ни писать стихи и прозу. А я тогда склонялся к тому, что умею, причём хорошо – и Драгунский всё сильнее меня в этом убеждал. Но в один день я встретил человека, который рассказал мне много интересных вещей, которых я прежде не знал. Возможно, однажды мне предстоит познакомить с ним и вас. Кроме того, он передал мне серию книг, которые, как я почувствовал, с первых же страниц стали оказывать на меня сильнейшее воздействие. Такого я прежде не встречал в своей жизни никогда. И сейчас я хочу показать вам один конкретный отрывок. Более правильно это будет назвать «шлокой».

Сергей Васильевич достал из ящика стола лист бумаги с напечатанным на нём текстом, после чего протянул его Георгию Константиновичу. Безделов прочёл:

«Урусвати знает мощь победы над самостью. Люди скажут: «Такая борьба непосильна естеству человеческому, даже не знаем, как приступить к такому сражению». – Но каждый вход имеет свой Сезам.

Не считайте себя неслыханными героями, когда начинаете наступление на чудовище самости. Прежде всего, уявите борьбу своему «я», пробуйте заменить его словами «мы». Можно понять, что такая замена не трудна, особенно, если знаете, что каждое действие ваше не может быть единоличным. В каждом труде действует коллектив Земной и Надземный. Никто не может утверждать, что действует без ярых сотрудников. Только глупцы и невежды не замечают, как складываются их проявления.

Наука утверждает, как мощны надземные токи. Наука уже улавливает мысленные посылки. Во имя науки подобает заменить «я» мощным «мы». Не прав творящий человек, полагая, что его творчество лично. Пусть он подумает о видимых и невидимых сотрудниках. Его труд не умалится, если он окажется достижением соборным. Так и понятие личной собственности легко преображается в нечто коллективное. Человек будет хранителем земных сокровищ, и он придёт в Мир Надземный неотягощённый грузом тяжким. Мыслитель говорил: «Человек, ты можешь начать борьбу с самостью в любой час твоего существования».

Агни Йога. Надземное (III). Шлока 831 [14, с. 331—332].

– А Урусвати – это кто? – дочитав шлоку, спросил Георгий Константинович.

– Так Учителя Востока называли Елену Ивановну Рерих, через которую они передали человечеству учение Живой Этики, именуемое также Агни Йогой, – пояснил писатель Безделову, впервые в жизни читавшему Учение.

Ещё сутки назад Георгий Константинович, услышав это, непременно спросил бы: «А вы верите, что эти Учителя Востока действительно существуют?»

Теперь же он не видел надобности в подобном вопросе. Вместо этого он сказал:

– Вы знаете, Сергей Васильевич, когда я читал книгу де Сент-Экзюпери, я чувствовал примерно то же, что и при прочтении этой шлоки. Что тогда, что сейчас я словно ощутил своё единство со всем живым и у меня полностью исчезло желание противопоставлять себя другим людям. Сейчас мне так хочется делиться с ними своим теплом, сотрудничать!

– Именно это ощутил и я, когда принялся читать Агни Йогу, – сказал Болотов. – И также огромную важность для меня сыграли строки об уявлении борьбы своему «я», замене его словами «мы». В ту минуту ко мне пришло осознание того, что отдельный человек – лишь часть чего-то неизмеримо большего, чем он сам. Однако это не должно привести человека к мысли, что единственная его участь – ощущать своё ничтожество перед окружающим его миром. Да, человек, не стремящийся к психическому развитию, будет ничтожным, но стремящийся вовсе на это не обречён. И свой путь к тому, чтобы ощутить себя частью чего-то большего, человек начинает, когда заменяет «я» на «мы». В такие моменты перестаёшь зацикливаться на самом себе, и чувство собственной важности перестаёт довлеть над тобою. Порой оно вообще начинает казаться абсурдным. Не хочу, чтобы вы подумали, что после прочтения этой шлоки я в одночасье избавился от чувства собственной важности. Увы, я порой по-прежнему непроизвольно противопоставляю себя окружающему миру. Труд ещё предстоит долгий, в этом не может быть сомнений. Но начало ему определённо было положено.

– А вы показывали Драгунскому это Учение? – спросил Георгий Константинович. – Интересно, что бы он сказал.

– В какой-то момент у меня действительно мелькнула подобная мысль, – ответил Болотов, – но в ту же минуту я интуитивно почувствовал, что этого делать не стоит. Впрочем, Георгий Константинович, я ещё не закончил свой рассказ.

– Да, конечно, я внимательно вас слушаю, – кивнул Безделов.

По ходу разговора старик заметно успокоился и больше не испытывал тревоги – лишь неподдельный интерес к тому, что они с Болотовым обсуждали.

– Дело в том, что ко мне он приходил тоже.

– Хозяин? Ушедший хозяин этой гостиницы? – Георгий Константинович едва не подскочил со своего места.

– Да, именно так. Он – законный хозяин этого дома. Но, к сожалению, утративший над ним свой контроль. Будем надеяться, что временно.

– А вы расскажете мне о своей встрече с ним? – у Безделова снова и снова захватывало дух, когда он вспоминал об огненном человеке.

– Непременно. Это случилось вскоре после прочтения мною шлоки, которую я вам только что показал. Я долго размышлял над ней, – продолжал рассказывать Болотов. – Прошло, наверное, два или три дня, а я продолжал читать Агни Йогу. И одним вечером это произошло. Удивительно ещё и то, что я вспомнил об этой встрече буквально несколько дней тому назад. До этого данный эпизод как будто был стёрт из моей памяти. А случилось тогда вот что. Когда я уже готовился отходить ко сну в своём тогдашнем номере на седьмом этаже, я увидел какое-то мерцание в воздухе посредине своей комнаты. Когда я ложусь спать, то всегда закрываю дверь на замок. Но, тем не менее, он стоял буквально в метре от меня.

– Вы испугались? – спросил Безделов.

– Не стал бы называть это страхом. Скорее благоговейным трепетом, как перед чем-то высоким и прекрасным. Первое время я ничего не говорил – просто смотрел на этот огонь и любовался им.

– Он заговорил с вами первый?

– Да. Он сказал: «Рад, что ты принялся разрывать оковы. Начало положено».

– А что вы ответили ему?

– Спросил его: «Кто вы?» И он так же, как и вам, запретил обращаться к нему «во множественном числе».

– Может, и нам перестать? – на правах старшего собеседника предложил Безделов.

– Поддерживаю.

– И что ты ему ответил, Сергей?

– Вначале, как и ты, я решил выяснить причину этого запрета, а он сказал про отсутствие в нём «множественности». Ещё он говорил, что «шум незваных гостей мешает мне и другим слышать его».

– Под «другими» он имел в виду остальных постояльцев гостиницы? – уточнил Безделов.

– Полагаю, да, но не всех. Он сказал, что мне следует найти здесь тех, на кого я могу рассчитывать, и тех, «кому здесь не место».

– То есть он не называл конкретных имён?

– Нет, не называл. Но назвал одно конкретное место.

– Какое же? – спросил Безделов.

– «Магнитный» центр на Управленческой улице.

– Тот, куда мы всей гостиницей ходили на бой Формовщикова?

– Да.

– А что-то конкретное он про это место упоминал?

– Сказал, что там два полюса начнут своё сближение.

– Сдаётся мне, что он не нас с тобой имел в виду, – слегка улыбнулся Георгий Константинович. – К тому же мы с тобой чуть раньше начали общаться.

– Возможно. Я ещё далеко не во всём разобрался из сказанного им.

– Ты говоришь, он сказал тебе «найти здесь тех, на кого ты можешь рассчитывать». Мне же он сказал: «Соберитесь вокруг того, кого выберете временным управляющим – и действуйте с ним заодно». И, знаешь, я не могу отделаться от мысли, что он имел в виду именно тебя.

– Возможно, ты и прав, Георгий. Но, на мой взгляд, здесь огромную важность имеет слово «выберете». Этим он хотел подчеркнуть добровольность, согласие. И это согласие, которое, по его словам, возможно здесь установить, и будет главным индикатором того, кто здесь законный житель, а кто незваный гость.

– Придётся быть внимательнее с теми, кто живёт в этих стенах, – чуть прищурив глаза, сказал Безделов.

– Я давно это понял, Георгий. И поэтому с большинством наших соседей пока что держу дистанцию. И если иду на контакт, то стараюсь быть осторожным. И знаешь, Хозяин рассказал мне кое-что ещё.

– Что же?

– Он сказал, что здесь, в этом доме, заточена пленница. И освободить её мы сможем только все вместе – если объединим наши усилия.

– Именно пленница?

– Да, именно пленница, именно она – я очень хорошо это запомнил.

– И как ты думаешь, Сергей, кого он мог подразумевать? Соню? Или Аню Обидину?

– Честно, не знаю. Может быть. Но у меня есть ощущение, что он имел в виду не их, а кого-то другого. И ещё он добавил, что «она заточена в каждом из нас».

– Стало быть, наша задача – разобраться в этом самим.

– Да, самим. А как ты думаешь, Георгий, что произошло в ту ночь далее – после того, как Хозяин исчез из моей комнаты, а я спустя некоторое время уснул?

– Неужели тот самый пожар? – с замиранием сердца спросил Георгий Константинович.

– Именно тот самый пожар. На седьмом этаже.

– О, Боже… Получается, из-за сегодняшнего пришествия Хозяина чуть не погибла Антонина Матвеевна? – Безделов был по-настоящему шокирован.

– А ты знаешь, кто пострадал при первом пожаре? – спросил старика Болотов.

– Кто?

– Виктор Драгунский. Он долгое время пробыл в больнице, куда его тут же отправил на карете скорой помощи Чернобродов, а по возвращении сюда очень долго не выходил из своего номера. Вероятно, не хотел, чтобы его видели изувеченным и слабым. Антонина Матвеевна всё это время ухаживала за ним, водила к нему докторов, а он не вылезал из своей конуры почти месяц.

– Да что ты! – изумился Безделов. – И вот теперь Тоня Пастухова – вторая жертва!

– А ты сам-то не обгорел, Георгий?

– Нет, слава Богу. Правда, когда засыпал, мои тазобедренные суставы словно обдало огнём. И ведь мой номер – прямо по соседству с Пастуховой. Повезло же мне!

– Тогда по соседству со мной жил Драгунский. Он обгорел, а я нет. В везении ли дело, Георгий?

– Так, я хочу понять самое главное, – сказал Георгий Константинович. – Два пожара за последние месяцы. Оба раза к кому-то из нас приходил Хозяин, и оба раза в гостинице происходило возгорание. Есть ли в этом какая-нибудь закономерность, как ты считаешь?

– Уверен, что есть, – ответил Болотов. – Ввиду определённых препятствий дальнейшее пребывание здесь Хозяина стало невозможным. Но существенно вот что: когда в ком-то из нас происходят положительные изменения психологического характера – я думаю, ты понимаешь, что я имею в виду (Безделов кивнул в знак подтверждения) – Хозяину снова удаётся найти сюда дорогу. Однако остаться здесь насовсем он пока не может – препятствий всё ещё слишком много.

– Тогда почему здесь начинаются возгорания?

– Полагаю, причина этого в свойствах самого Хозяина, – сказал Сергей Васильевич. – Ты же видел, что он… как бы это сказать… не совсем человек?

– Да. Скорее какой-то… дух.

– Назовём его пока так. А суть в том, что в силу определённых своих свойств этот дух, встречая кого-то или что-то, что диссонирует с его природой, производит реакцию возгорания. Я абсолютно убеждён, что у Хозяина нет намерения сжигать эту гостиницу – возгорания происходят здесь именно из-за того, что само здание постепенно стало перенимать свойства тех, кто уже так долго отравляет его атмосферу. А Хозяин – вовсе не пироман, как склонен называть его Чернобродов. На данный момент я пришёл именно к таким выводам.

– Интересно, объединяет ли что-нибудь Драгунского и Пастухову помимо полученных ожогов? – спросил Георгий Константинович.

– Считаю, это наша задача выяснить.

– Сергей, ты хотел бы, чтобы Хозяин вернулся сюда навсегда?

– Скажем так, я хотел бы его выслушать. Ему явно есть, что сказать – и, возможно, не только нам с тобой.

– И я бы хотел снова с ним поговорить… А всё-таки ты сам сгореть не боишься? – неуверенным тоном спросил Безделов.

– Какой-то инстинктивный страх, пожалуй, и присутствует, но это чувство для меня – не главный авторитет.

– И, если я правильно понимаю, после того пожара ты переселился на первый этаж?

– Да. Чернобродов со всей своей суровостью сказал, что будет разбираться в произошедшем. Насколько мне известно, он догадывается про приход Хозяина в ту ночь, но всех подробностей не знает. Тогда же со мной стал активно общаться Сергей Серов, настойчиво зазывавший меня поселиться по соседству с ним. Он живёт вот за этой стеной (Болотов указал направление рукой). Поначалу мы общались достаточно много. При этом его отзывы о моих трудах кардинально отличались от тех, что давал Драгунский. Впрочем, это уже отдельный разговор.

– Скажи мне, Сергей, ты рассказывал про ту встречу с Хозяином кому-нибудь кроме меня – с тех пор, как вспомнил о ней?

– Только одному человеку.

– Который рекомендовал тебе Живую Этику?

– Да.

– Но он ведь не живёт в этой гостинице?

– Нет, не живёт.

– Как ты считаешь, о новом пришествии Хозяина лучше пока не распространяться?

– Безусловно. Те, кто к этому не готов, могут запаниковать. Денис Страхов живой тому пример.

– Согласен. Пусть это пока остаётся между нами. Знаешь, Сергей, я всё-таки пойду, узнаю, что сейчас с Антониной Матвеевной. Как-то неприлично совсем уж оставаться в стороне…

– Как знаешь.

Мужчины попрощались, и Безделов направился к себе. Его не покидало ощущение, что Болотов не поведал ему всего, о чём знал сам. При этом во лжи он писателя всё же не подозревал. Как бы там ни было, Георгий Константинович не собирался прекращать и собственное расследование.

Проводив гостя, Болотов закрыл на замок входную дверь и подошёл к стене. Слева от книжной полки висела картина Николая Константиновича Рериха «Матерь Мира». Болотов снял произведение искусства со стены.

«Пока ничего», – с досадой обнаружил писатель и повесил картину обратно.

 
                                              II
 

Ту распечатку, которую Болотов дал Соне несколько дней назад, она до сих пор не прочла. Вернувшись тогда от писателя в свой номер и принеся с собой листок, Сладкова решила, что обязательно изучит написанное, но сделает это чуть позже. Через несколько минут к Сладковой постучалась Антонина Матвеевна и предложила вкусно поесть и попить вина. Соня согласилась и на то, и на другое. Потом в номер к Соне зашёл Андрей Змееносцев. И пусть она сразу же вспомнила, что хотела испытать свою силу воли и хоть раз отказать своему соблазнителю, Сладкова решила отложить и это испытание. В итоге закончилось тем, что две недели Соня не отказывала себе ни в чём. Потом произошёл пожар на шестом этаже, в котором обгорела Антонина Матвеевна. После этого события Чернобродов ещё более рьяно, чем прежде, стал вести в гостинице «антиболотовскую пропаганду», то и дело заявляя о возможной, пусть и косвенной, причастности писателя к чрезвычайному происшествию. Слушая гневные высказывания и предостережения боевика насчёт Болотова, Соня наблюдала в себе борьбу двух противодействующих сил. Одна из них отталкивала её от знакомства с данным ей текстом, словно предостерегая от возможной неведомой опасности; другая же, напротив, побуждала её прочесть этот материал, который, быть может, дал бы ей ответы на мучившие её вопросы. И всё же долгое время верх брала первая сила, и образ жизни Слаковой не претерпевал существенных изменений. Впрочем, кое-чем она всё-таки прекратила заниматься.

– Соня, а что-то я твоих клиентов перестал здесь видеть в последнее время, – сказал Змееносцев, лёжа со Сладковой на кровати и обнимая её.

– Верно. Я в данный момент не работаю проституткой.

– А что такое? – слегка удивился Андрей.

– Ну, во-первых, денег я и так уже заработала на несколько лет вперёд. А во-вторых, мне и тебя хватает с избытком, мой милый, – сказала Сладкова и нежно поцеловала в губы своего «избранника».

– Как пожелаешь, дело твоё, – спокойно ответил Змееносцев. – Ну что? Ещё раз?

– Конечно! Я хочу тебя снова!

 
                                                 * * *
 

Спустя примерно час Змееносцев оставил Соню в её номере одну – полностью удовлетворённую и с ясным умом. В подобные моменты её кругозор значительно расширялся. К тому же после недавнего пожара на шестом этаже девушка заметила в себе перемену: она стала менее ленивой. В свободное от сладостных утех время ей хотелось не вальяжно отдыхать в своём номере, поедая деликатесы, а больше двигаться: например, гулять по улицам города. Один раз Соня даже совершила пробежку. И пусть массивные грудные импланты сильно мешали бегу, Сладкова испытывала огромную радость от того, что ввела в свою жизнь новый вид активности.

После гораздо более динамичного, чем обычно, времяпрепровождения Соня зашла в столовую пообедать и вскоре вернулась к себе в номер. Девушка приняла твёрдое решение наконец-то прочесть данный ей Болотовым текст. Она достала листок из ящика стола и села на кровать, приготовившись читать. И тут Сладкову начали посещать самые разные мысли: недавний пожар, гнев Чернобродова; её разговор с Сергеем Васильевичем и возникающее к нему доверие; бой Дмитрия Формовщикова, где ему оставалось совсем немного до победы… и его красивое накачанное тело. Поток бурного воображения едва не заставил Соню вновь забыть о своём намерении. И в этот момент в её номер зашёл Змееносцев.

– Ну что, моё солнышко, уже небось соскучилась по мне? – заговорил игривым голосом Андрей. – Честно признаюсь, я тоже!

«Неужели я так беспомощна перед ним?» – подумала Сладкова.

Соне, конечно, снова захотелось уступить своей страсти. Однако, к своему удивлению, на этот раз она сумела пронаблюдать процесс возникновения в ней плотского желания очень пристально. В этот момент её наблюдавшее за происходящим сознание словно отделилось от избалованной плоти, перестав с нею отождествляться. И в эту секунду не плоть, но именно сознание получило возможность выбирать – плотская услада либо познание.

– Андрей, я сейчас занята другим. Зайду к тебе попозже сама, когда освобожусь.

– Малышка, меня так заводит, когда ты ломаешься, – не придавая значения возражению девушки, ответил Змееносцев и принялся целовать её в шею.

Соня же продолжала наблюдать происходящее как будто со стороны: вот она чувствует, как в область её таза приливает кровь, как набухают соски, как бегут мурашки по всему телу. Однако она не ослабляет своего внимания и продолжает наблюдать. Это как будто происходит и с ней, и в то же время не с ней. И потом она отвечает настойчивому соблазнителю:

– Андрей, я не буду сейчас этим заниматься.

Змееносцев удивлённо посмотрел на впервые отказавшую ему Сладкову. Он всё ещё не мог поверить в то, что услышал.

– В смысле, не хочешь?

– Может быть, и хочу, но попрошу тебя уважать меня и мои интересы. И воспринимать меня всерьёз.

– Да ты – вся моя жизнь, Сонечка! – Андрей попытался изобразить на лице милую улыбку, но не слишком-то в этом преуспел.

– Я зайду к тебе, когда закончу дела, – размеренно проговорила Соня и поцеловала молодого человека в краешек губ.

После того, как Змееносцев ушёл, Соня закрыла дверь на замок и села на кровать. Она снова взяла в руки листок.

«А ведь я и впрямь еле устояла», – подумала девушка.

 
                                                * * *
 

Соня поочерёдно читает два напечатанных на листке отрывка:

«Всегда путь добра не песнопение, а труд и служение.

Если опрокинуть Карму, она обернётся на вас.

Страдания духа являют единственную лестницу кратчайшего пути. Страдания десятилетия протекают в один день у избранных. Лучше чаша горькая, нежели жизнь с горчинкой.

Заплатите по счетам в гостиницах, и с поклоном вынесут сундуки ваши на корабль».

Агни Йога. Листы Сада Мории. Зов [8, с. 81].

«Знание, знание, знание, если бы люди больше задумывались над тем, что знание есть спасение, то не было бы доли того страдания. Всё человеческое горе происходит от невежества. Потому всякое расширение сознания есть сотрудничество с эволюцией. Всякое явление, преграждающее расширение сознания, против эволюции; потому действия врагов преступны и карма их ужасна. Знание, будем твердить, явит конец страданию человечества».

Агни Йога. Беспредельность II. Шлока 828 [3, с. 212].

По прочтении первой шлоки Соня пришла к выводу, что недостаточно понимает значение слова «карма». Ещё со студенческих лет она помнила, что это понятие имеет какое-то отношение к судьбе, к неизбежности. Но здесь понятие кармы также имело какое-то отношение к упомянутому ниже страданию – и этого Соня пока не могла себе уяснить. Очевидно, в дальнейшем ей стоило обсудить этот момент с Сергеем Васильевичем.

Когда же Соня прочитала о том, что «страдания духа являют единственную лестницу кратчайшего пути», ей сразу вспомнился момент их разговора с Болотовым, когда они обсуждали образовавшуюся в ней «брешь», причинявшую страдание и боль. Тогда Сергей Васильевич сказал ей, что боль – это сигнал. Ещё писатель говорил о том, что у каждого человека имеется незаживающая рана, открытая брешь. И после того, как человек честно признается себе в её наличии, он встанет пред выбором: либо бежать от этой боли, либо, напротив, познакомиться с ней, изучить её. Во втором случае перед ним откроется возможность осознать, что именно породило эту боль, что именно он до сих пор не сумел принять в своей жизни.

Чем она, Соня, то и дело «залепляла свою брешь», своё ощущение внутренней пустоты? Конечно, обилием контактов с мужчинами – и с Андреем Змееносцевым по большей части. Таким образом она на время избавлялась от собственного чувства ущербности, причинявшего ей невыносимую боль. Но в прочитанном отрывке говорилось, что «страдания духа являют единственную лестницу кратчайшего пути». То есть правильное отношение к испытываемому страданию способно развить человека – это Соня теперь начинала понимать. Этот её вывод резонировал со словами Сергея Васильевича – о знакомстве с собственной эмоциональной болью вместо того, чтобы в очередной раз от неё бежать. «От себя не убежишь» – это высказывание все знают ещё с юных лет. А если не бежать, то что тогда делать? Знакомиться с болью, смотреть ей в лицо, не отступая и не отводя глаз. Когда наблюдаешь за собственным страданием, осознаёшь его, оно начинает терять свою силу. Зачастую желания возникают как раз из-за того, что человек пытается убежать от своей боли: от чувства незащищённости, одиночества, ущербности. Сегодня же, во время прихода Змееносцева, Соня набралась решимости пристально взглянуть на то, что с ней происходило, вместо того, чтобы в очередной раз безропотно уступить своему желанию. Она пронаблюдала начавшую овладевать ей страсть и не побоялась сказать Андрею «нет». При этом, когда во всех предыдущих случаях она «отводила глаза», у неё не хватало сил отказать своему желанию, и Змееносцев не встречал никаких преград на пути к ней. А сегодня встретил. В чём была разница?

«Осознанность», – тихий внутренний голос подсказывал Соне ответ.