Текст книги "Рыжик-мореплаватель / Ginger, the sailor"

29. Двухголовые прыгуны

Дорога была ровной, гибкую удочку качало не слишком сильно, и Рыжик от души наслаждался комфортом своего нового транспорта.

– Ч-чудесная ветка, ч-чудесная! – чирикал он. – А сколько зелени кругом! Сколько зелени!

Машина давно уже ехала по загородному шоссе среди великолепных цветущих долин.

– У нас сейчас весна, – говорил фермер, оборачиваясь к пассажирам. – Ваш ноябрь у нас как май.

– Чудно! – сказал один из матросов.

– Ничего странного: когда солнышко припекает Северное полушарие, в Южном зима. Потом наоборот. У вас Северный полюс – у нас Южный, Антарктида.

– Это где пингвины?

– Они самые. Забавные птицы, доложу я вам! А ещё есть морские леопарды, киты, моржи, тюлени… А таких крокодилов, как австралийские, даже в Африке не увидишь. Чудовища, истинный бог!

Капитан Хенк так заговорился, что его грузовик чуть не наскочил на стадо удивительных животных, которые перебегали дорогу. Они были мохнатые, большие, рыжие, с толстыми хвостами и огромными задними ногами. Этими ножищами они отталкивались от земли и прыгали так далеко, что Рыжик от удивления вспорхнул и на всякий случай взлетел повыше. Мало ли что? Вдруг эти чудища начнут прыгать не в длину, а в высоту?

И вдруг он увидел такое, отчего чуть не поперхнулся. У одной из длинноногих зверюг было… две головы!

– Кар-раул!!! – закричал Рыжик. – Спасайтесь, кто может! Они двухголовые!

Но не только люди в машине – даже Чанга не проявила особого беспокойства при виде такого чуда. А моряки и вовсе вели себя странно. Вместо того чтобы спасаться бегством, они смеялись, указывая на страшилищ, и говорили при этом странное слово «кенгуру».

Кенгуру тем временем оказались на другой стороне дороги и начали… размножаться, да так быстро, что Рыжик лишь диву давался. Из меховой сумки на животе матери выбирался кенгурёнок и сразу же принимался скакать по траве, играть с другими кенгурятами и хулиганить так же, как хулиганят все прочие дети на свете.

Скоро все кенгуру стали одноголовыми, потому что дети, которые выглядывали раньше из маминых сумок, резвились на лужайке, а мамы и папы мирно щипали траву.

– У нас в Австралии полно всяких сумчатых, – говорил фермер, продолжая движение. – Есть сумчатые белка, куница, волк, медведь (мы его зовём коала), и даже дьявол.

– Дьявол? – удивились моряки.

– Именно так, друзья мои! Но я не рекомендую с ним встречаться. Это такая бестия, что хуже не бывает.

«Хорошо, что мы не сумчатые, – подумал в это время Рыжик. – Каково было бы маме летать с сумкой на животе?».

30. Гостеприимство по-австралийски

Рыжик был городским воробьём и только пару раз летал с отцом и братьями на ближайшее к городу поле поклевать созревших зёрен. Теперь, попав на ферму, он одурел от счастья: кругом, куда ни сунься, можно было пообедать. Вкусное виднелось в кормушках овец, лошадей, коров, под клетками кроликов – всюду!

– Живут же некоторые! – чирикал воробей, пробуя дармовое угощение и там и тут. – Ну-ка, дядя, а у тебя что? – спросил он буланого жеребца, который мирно хрумкал овёс. – Овсянка, сэр? Ну ладно, поклюём овсянки.

Жеребец покосился на заморского нахала своим лиловым глазом, но ничего не сказал.

Совсем по – другому вели себя хозяева птичьего двора. Рыжик и не посягал на их корм, потому что сытно пообедал у жеребца, но даже простого знакомства никто не захотел поддержать. Едва воробей затеял игру с цыплятами, как налетела курица – наседка и с громким кудахтаньем прогнала незнакомца. Он вовремя оглянулся назад и увидел огромного индюка, который бежал к нему тоже не с лучшими намерениями. С третьей стороны, по змеиному вытянув шею, к гостю спешила серая гусыня.

Воробей едва успел вспорхнуть на забор.

– Оч-чень гостеприимно, оч-чень! – насмешливо чирикнул он. – Будете в наших краях, милости прошу!

Рыжик повернулся к птичнику задом, чтобы выразить его обитателям своё отношение… и чуть не свалился к ним от ужаса: прямо перед ним, клюв в клюв, стояла такая птица, по сравнению с которой бедный воробышек казался лилипутом перед Гулливером. Она была в сто раз больше любой курицы, и даже индюк смотрелся перед ней цыплёнком. Стоя на земле, птица – Гулливер сверху вниз глядела на Рыжика, который сидел на высоком заборе. У неё была небольшая голова и дли-инная голая шея – ничего другого он ещё не успел рассмотреть.

– З-здравствуйте, – заикаясь, сказал Рыжик.

– Как поживаете?

Вместо ответа птица равнодушно клюнула воробья, и он полетел с забора, теряя перышки.

– Кар-раул! Убивают! – кричал Рыжик, кувыркаясь в воздухе. – За что?! За что?!

Он упал в кормушку птичника и увидел, как индюк, гусыня и курица – наседка вновь несутся к нему со всех ног.

– Нич-чего себе гостеприимство! – пискнул Рыжик, с трудом взлетая на ветку дерева. – Четверо на одного! Это честно? Честно?

Курица продолжала кудахтать, индюк бормотать, гусыня шипеть, и только «гулливерша» стояла молча на прежнем месте.

– Надеюсь, вы не умеете летать? – осторожно осведомился Рыжик. – Нет? Ну, тогда я скажу, что вы самая тупоголовая птица на свете, хоть и длинная, как телеграфный столб. Кстати, видел я и повыше. Мы с жирафом с одной акации ели, со слоном из одной кормушки питались… Не чета тебе!

Но гигантская птица, не дослушав, повернулась к Рыжику задом и стремглав понеслась куда-то вдаль, где виднелись другие такие же Гулливеры. Только тут воробей разглядел её огромные голенастые ноги и белоснежный пышный хвост.

– Длинноногое чучело! – крикнул вслед Рыжик. – Чтоб голодные коты подёргали все твои перья!

Затем он обернулся к птичнику и сказал несколько «тёплых» слов его обитателям тоже:

– Ты, кудахталка, и ты, шипелка, и ты, мокроносый бормотун! Скажите спасибо, что я сегодня добрый, не то позову свою подружку Чангу, и от вас только перышки останутся, чучундры!

С этими словами Рыжик вспорхнул и полетел к дому, откуда выходили моряки. Судя по их лицам, обед у фермера был вовсе не плох. На траве возле дома лежала Чанга и лениво грызла большую аппетитную кость.

31. На лужайке

Капитан Хенк вышел из дома с большой сигарой в зубах:

– Хочу показать вам свою гордость, господа. Страусиную ферму.

– А я думал, что твоя гордость бегает на лужайке возле бассейна, – сказал с улыбкою Серьга, кивнув на двух малышей, которые играли в большой разноцветный мяч на зелёном газоне.

– О да! – воскликнул фермер. – Это, конечно, главное моё богатство – мои любимые внучата. Но мне казалось, что дорогим гостям будет интересна экзотика…

– Давай экзотику! – поддержали его моряки.

– Страус – самая большая птица на Земле, – сказал Хенк, направляясь к птичьему двору. – Одна такая пташка весит больше любого барана – сто тридцать килограммов! Вы представляете, ребята? А яйца несёт – во – от такие вот! А перья у неё… Короли носили на шляпах!

В другое время Рыжик не преминул бы последовать за экскурсией, но сегодня он уже познакомился с одним страусом, хватит. К тому же Чанга тоже не пошла за моряками, она вообще в последнее время как-то обленилась, а летать далеко без своей заступницы Рыжик уже не отваживался.

Он вспорхнул на крышу дома и самозабвенно запел. Со стороны могло показаться, что ярко-рыжий воробей просто чирикает себе «Чиф-чиф-чиф!» да «Чик-чирик!», но те, кто знает птичий язык, могли бы перевести его песню, как очень содержательный гимн о подвигах Рыжика – мореплавателя, Рыжика – отважного воина, который сегодня храбро дрался с птицами – великанами и вышел победителем, как всегда.

Но даже самое самозабвенная песня не могла притупить внимание воробья – он же не глухарь какой-нибудь, который в такие минуты ничего не видит и не слышит. Рыжик пел и крутил головой: вверх – вниз, налево – направо, потому что если какой-нибудь коршун или какая-нибудь кошка застанут его врасплох, это будет лебединая песня Рыжика.

Вертя головой, он видел, как один из малышей на лужайке уронил мячик в голубой бассейн и тянется к нему ручонками, чтобы достать.

Рыжик не любил человеческих детёнышей: они всегда норовили обидеть воробья – бросить в него камень или палку, а когда подрастали, заводили себе самое страшное на земле оружие – рогатку. Поэтому, когда малыш свалился в воду, Рыжик не слишком огорчился: пусть поплавает, этот будущий обидчик воробьёв. Но детёныш был ещё так мал, что не поплыл как другие, а бултыхался на одном месте и захлёбывался.

– Что это? Что это? – забеспокоился Рыжик.

– Зач-чем? Зачем?

Он вспомнил о Чанге и слетел к ней.

– Мальчишка тонет! Мальчишка! – возбуждённо чирикал Рыжик. – Ему холодно, холодно!

Чанга давно не видела своего друга таким возбуждённым. «Наверное, его опять кто-нибудь обидел», – подумала она, встала и пошла вслед за Рыжиком. А навстречу ей уже бежал другой мальчонка и заливался слезами.

В несколько широких прыжков Чанга достигла края бассейна и, не раздумывая ни секунды, прыгнула в воду. Собак породы ньюфаундленд недаром называют водолазами. Их далёких предков так крепко обучили искусству спасать тонущих людей, что даже недрессированная собака этой благородной породы знает, что нужно делать. Эти знания у неё в крови.

Чангу никто специально не дрессировал. Но она инстинктом поняла, что тонущего малыша нужно схватить зубами за рубашонку и немедленно вытащить на берег.

Высоко задрав морду, Чанга – водолаз положила ребёнка на край бассейна и только потом вылезла сама. Вода с неё стекала в три ручья. Собака встала посреди лужайки и просушилась всем известным способом: так встряхнула свою густую шерсть, что брызги полетели во все стороны.

– Нич-чего себе фонтанчик! – чирикнул Рыжик.

Брызги попали и на него, но это были сущие пустяки по сравнению с тем, что творилось по соседству… Второй мальчонка своими криками так напугал взрослых, что через минуту все они были на лужайке, трясли и щупали спасённого малыша, обнимали спасительницу – собаку и производили при этом такой шум, что Рыжик от греха подальше вспорхнул на ту же крышу, где недавно пел свой славный гимн.

«Пожалуй, надо добавить ещё один куплет», – подумал герой и тут же выполнил задуманное, потому что не любил откладывать дела в долгий ящик.

32. Яичница по-австралийски

Подоспевшие женщины забрали малышей в дом, а мужчины по-прежнему стояли на лужайке, переживая случившееся.

– Твой внук обязан стать моряком, Хенк, – говорил Серьга, покуривая свою маленькую трубку. – Если уж он не утонул в три года, значит, не утонет никогда.

– Это чудо Господне, что твоя собака оказалась рядом, – никак не мог успокоиться фермер. – Дай я её поцелую!

Он встал на колени, обнял собачью морду и поцеловал её прямо в нос. Чанга вырывалась.

– Если бы это был человек, я спросил бы у него, что он хочет за спасение моего внука. Но собака не скажет. Поэтому я спрашиваю тебя, мой друг, – обратился фермер к старому матросу. – Что ты желаешь?

– Выпить! – тут же отозвался Серьга под одобрительный смех моряков. – А Чанге, если не жалко, – яичницу по – австралийски.

– Для вас мне ничего не жалко! – сказал капитан Хенк и побежал в дом распорядиться.

Вечером на ранчо был пир горой. Хозяин велел принести из подвалов дорогое вино, на вертеле жарился барашек, а на огромной сковороде женщины испекли для Чанги пышный омлет из яйца австралийского страуса.

– Она любит яичницу! – говорил довольный Серьга.

Омлет украсили кусочками жареного мяса, остудили и преподнесли виновнице торжества в громадной миске, похожей на тазик.

Никогда ещё простой корабельной собаке не уделяли столько внимания, и Чанга даже засмущалась с непривычки. Спасённый ею малыш погладил водолаза по голове и сказал картавя:

– Ты доблая собачка. Кушай, кушай!

Сказать по совести, Чанга была очень голодна. То, что шевелилось в её брюхе, постоянно требовало пищи, и «доблая собачка» не заставила просить себя дважды. Она с жадностью набросилась на изумительно вкусный омлет и съела его целиком под дружные аплодисменты собравшихся.

Чанга догадывалась, что вся эта шумиха и вкуснятина каким-то образом связаны с сегодняшним происшествием в бассейне, хотя сама считала случившееся обычным делом: навыки спасения тонущих людей были заложены в её генах. Другое смущало умную собаку: на этом вкусном празднике не было главного героя, потому что всё началось с воробья – это он поднял тревогу. Но говорить Чанга не умела, а сам герой, забравшись под застреху, уже сладко спал, поэтому никто из людей не догадывался о его роли во всей этой истории. К счастью для Рыжика, он и сам не слишком о ней догадывался, иначе всю жизнь хранил бы обиду на людей. Да и что он, собственно, совершил? Подумаешь – разбудил собаку…

33. Под крыльцом…

Птицы встают с солнцем, а солнце поднимается в декабре очень рано. Если это Австралия, конечно.

Рыжик открыл один глаз, потом второй и огляделся. Спал он на соломе под крышей, но чья это крыша, забыл, хоть убей.

Первое правило воробья – не чирикать спросонья. Потому что где-то может быть кот, а ты ещё не знаешь, куда лететь в случае опасности.

Рыжик вылетел на улицу, сел на провода, огляделся и только тогда весело чирикнул. Утро было ясным, хищных птиц не видно, кошка не достанет… Почему бы не спеть?

Размяв горло, Рыжик подумал, что неплохо бы задать работу и желудку. Судя по всему, ночевал воробей под крышей амбара, а возле него обязательно должны быть зёрнышки.

Рыжик слетел вниз и поскакал к высокому крыльцу, на котором люди нередко эти зёрнышки теряют.

Под тёмным крыльцом кто-то пискнул. Ага! Так там мышь! Для взрослого воробья она не враг, но соперник. Мыши известные любители зёрен.

Пискнуло ещё и ещё. Да там целое семейство, похоже.

– Черти вас принесли! – чирикнул Рыжик. – Разве эти прожоры оставят хоть зёрнышко?

И тут из-под крыльца донёсся слабый лай Чанги. Воробьишка не мог ошибиться: ни одна собака в мире не лает так редко и так приятно, как его подруга Чанга.

– Чудесно! Чудесно! Собаки стали ловить мышей? Чудесно! – насмешливо чирикнул Рыжик и смело скакнул под крыльцо: там, где Чанга, кошек быть не может.

Большая чёрная псина лежала под крыльцом и улыбалась, высунув язык, а по её брюху ползали какие-то мокрые слепые существа, похожие на больших мышей, и жалобно пищали. Чанга повернула к ним голову и начала вылизывать…

«Сейчас съест!» – подумал Рыжик и удивился: это было так непохоже на его подругу. Иногда в иностранных портах на корабль забегала крыса, и Чанга, догнав, душила её, но никогда не ела – брезговала. А сейчас, выходит, докатилась?

– Позор! Позор! – чирикнул Рыжик.

Но Чанга и не думала есть слепышей. Напротив, она лизала их с такой любовью, что уже и забыла про Рыжика. Разноцветные щенки (от чёрных, как мать, до белых в крапинку) ползали по её брюху, натыкались на соски и жадно, взахлёб, начинали пить. Когда все определились по местам и наступила тишина, мать закрыла глаза и, казалось, уснула. Вид у неё был измученный, но счастливый.

Только теперь Рыжик всё понял.

– С прибавлением! – чирикнул он и выпорхнул из-под крыльца. Он вновь почувствовал, что ещё не завтракал и, припомнив вчерашний день, полетел на ферму.

Навестив по очереди лошадей, коров, овец, воробьишка перекусил там и тут и даже проводил кормильцев до ворот. Хозяева выгоняли их пастись, а Рыжик подгонял ленивых:

– Чего чешетесь, сони ушастые? Живее, живее, никто у вас ничего не тронет.

Тут он, конечно, немного лукавил. Как только стадо покинуло ферму, Рыжик ещё раз прошёлся по кормушкам, но только для порядка, потому что наклевался вдоволь.

Выпорхнув на улицу, он увидел Серьгу. Старший матрос стоял на крыльце и потягивал свою трубочку.

– А, рыжий! – сказал он, завидев воробья. – Ну, как спалось на новом месте?

– У Чанги дети, у Чанги дети! – чирикнул воробей, но так глупо устроено человеческое ухо, что даже Серьга, который знал все языки на свете (понемножку), услышал только «чик – чирик».

Однако что-то в голосе Рыжика насторожило бывалого моряка.

– Ты чем-то обеспокоен, дружок? Ну-ка расскажи, расскажи мне! Я попробую понять.

– Чанга, Чанга! – чирикнул воробей так громко и чётко, что старый матрос… расслышал!

– С Чангой что-нибудь? – встревожился он и стал озираться по сторонам. – Странно, раньше она всегда встречала меня по утрам, а сегодня не видно. Не дурно ли ей стало со страусиных яиц?

– За мной! За мной! – чирикнул Рыжик и полетел к амбару.

– Клянусь акульей глоткой, он хочет мне что-то показать, – сказал моряк и поковылял вслед за воробьём.

Чанга была на прежнем месте и встретила обоих друзей лёгким рычанием.

– Свои, свои! – успокоил её хозяин. – Что, матушка, опорожнилась? Измучилась, поди? Ведь первый раз!

Серьга погладил собаку по голове и спросил:

– Покажешь нам своих огольцов или как? Мы их не съедим, не пугайся.

Собака ещё порычала немножко, но щенков потрогать разрешила.

– Ишь ты, какие пёстрые! – усмехнулся матрос, разглядывая выводок и поглаживая пальцем то одного кутёнка, то другого. – Это лабрадор нам породу подпортил, его работа!

Чанга с тревогой поглядывала на своих детей и на руки хозяина: не причинил бы им боль. Но Серьга был добрым человеком, а доброта передаётся даже через кожу, и ни один щенок не выразил неудовольствия от первого общения с человеком.

34. Возвращение героев

Непонятно как, но случай чудесного спасения ребёнка корабельным псом попал в прессу, известный клуб собаководов присудил Чанге медаль, её хозяину – приз, и на сухогруз они поднимались в зените славы.

Первым шёл Серьга и нёс в руках нарядную корзину со щенками. Рядом, не отрывая от корзины глаз, ступала Чанга с золотой медалью на шее. Следом тянулись весёлые моряки, и каждый тащил в цветастой сетке по страусиному яйцу – на память от капитана Хенка. Звучала музыка, журналисты на берегу фотографировали забавную процессию, а любители собак махали ей вслед шляпами и шляпками:

– О, кей, Чанга!

– Вэри вэл, мистер Серьга!

На судне больше всех радовался кок:

– О, какие яйца! Не разбейте, не разбейте, хлопцы. Сюда несите, в камбуз.

– Скорлупу оставь на память.

– Всё сделаем в лучшем виде! И яичница будет, и сувенир из Австралии.

Один лишь Рыжик вернулся на корабль налегке, без подарков, но незамеченным и он не остался.

– Эге! И рыжий с вами? – удивлялись остальные моряки. – Уцелел?

– А куда он денется? Воробей морской, просолённый, нашенский!

Только боцман воспринял всю эту суматоху хмуро. Он заглянул в корзину со щенками, пощекотал им животы и сказал Серьге:

– Ты, конечно, матрос хороший, аккуратный, но не обижайся, Серьга: будут путаться под ногами или гадить на судне, прикажу выкинуть за борт. Ты меня знаешь.

– Знаю, Васильич. Лично буду следить! – заверил бывалый матрос.

Когда боцман доложил о щенках капитану, Кругосветов покачал головой:

– Не превратим мы судно в псарню, боцман?

– Никак нет, шеф! Лично прослежу!

– Да уж сделай милость… А понять команду можно. Особых развлечений на судне нет, в театры ходить нам некогда.

– Эт-то точно.

– Ты вот что… Пока стоим на рейде, давай конкурс проведём рыбацкий, – и Кругосветов снял с запястья дорогие часы. – Это будет мой личный приз – капитанский.

35. Без хвоста

Весть о конкурсе рыбаков на приз капитана облетела всю команду и вызвала большой ажиотаж среди любителей рыбалки. А их на каждом морском судне немало. Ещё бы! Не речка за бортом, не колхозный пруд, а весь мировой океан. И рыбка здесь водится соответствующая.

Рыбаки целый день проверяли свои снасти, спорили о наживке, зрители заключали пари – одним словом, готовились все.

Рыжик любил рыбу. Когда Чанге доставались от кока рыбья голова или хвост, она охотно делилась с воробьём своей добычей. Он, как всегда, клевал немножко тут, немножко там, а всё остальное разрешал доесть собаке.

– Чем Рыжик хорош? Чем хорош? – нахваливал он сам себя. – Всё луч-чшее – другу!

Разглядев с мачты подготовку к большой рыбалке, Рыжик возбуждённо перепархивал с места на место и чирикал без умолку:

– Рыбки – Рыжику! Рыжику – рыбки!

Конкурс начался рано утром. Участники соревнований уселись и по левому борту, и по правому, и на носу, и на корме – каждый выбрал место по своему вкусу. Сухогруз стал напоминать гигантского ежа, но вместо иголок во все стороны торчали удочки.

Раздался свисток вахтенного помощника капитана, удочки взмыли вверх, крючки с наживкой полетели в воду – большая рыбалка началась!

Рыжик и раньше видел, как ловят рыбу моряки сухогруза. Он ужасно переживал, если рыбина срывалась с крючка, и ликовал, если она шлёпалась на палубу. Но раньше это бывало в одном месте, а теперь – со всех сторон.

Бедный Рыжик! Он летал по всему судну вдоль и поперёк, устал, охрип, но никак не мог уследить за всеми рыбаками сразу.

– Чего смотришь? Тяни, тяни! – чирикал он по левому борту. – Эх, ряз-зява!

– Не упусти! Не упусти! – предостерегал на корме.

– Чуд-десно! Чуд-десно! – восторгался огромной рыбиной, добытой по правому борту.

Уже немало зубатых страшилищ трепыхалось на палубе, и воробьишка победно кричал им сверху:

– Что? Не нравится? А попади в воду я, бедный Рыжик, каждая слопала бы меня в два счёта!

Но постепенно рыбы засыпали, и воробей нахально прогуливался по палубе между тушами.

– Допрыгались, чудовища? – чирикал он. – Щёлкали, щёлкали зубищами, а теперь не щёлкаете?

О том, что некоторые рыбы бывают очень живучими, Рыжик не знал и едва не поплатился за это головой. Одна из снулых рыб вдруг хлопнула по палубе огромным хвостом, распрямилась, как пружина, и громко щелкнула зубатой пастью в сантиметре от воробья. Рыжик вспорхнул на мгновение раньше, и только хвост его – прекрасный рыжий хвост – остался в зубах хищницы.

– Караул!!! Пол-лундра! – орал от страха бедный Рыжик, взлетая на мачту. – Она жив-вая! Живая! Ещё чуть-чуть, и бедного Рыжика съела бы рыба!

Он пробовал взлететь повыше, но отсутствие хвоста затрудняло полёт, с непривычки воробей неуклюже кувыркался в воздухе и едва не шлёпнулся обратно на палубу.

– Что это? Что это? – чирикал бедняга. – Я теряю управление!!!

С трудом взгромоздившись на мачту, Рыжик оглянулся назад и с ужасом обнаружил пропажу. От всего хвоста осталось лишь одно длинное перо, да и то – сбоку. Если бы воробьи умели плакать, Рыжик залился бы горькими слезами, но птицам это не дано, и бедняжке не оставалось ничего иного, как горестно чирикать.

– Кому? Кому я теперь нужен с таким огрызком вместо хвоста? Уж лучше бы это чучело съело меня целиком.

К счастью, дело было на корме. Рыжик кое-как добрался до своего нашеста, уселся на него, нахохлился и в этот день никуда больше не летал. Окончание большой рыбалки и награждение победителей проходили без него.