Текст книги "Вера, Надежда, Любовь… Женские портреты"

Жизнь прима-балерины

Да, роман с наследником не перерос в роман с императором. В какой-то степени это было поражением Матильды Кшесинской. Но, как истинный полководец и стратег, она взяла убедительный реванш. Военная терминология уместна. Действительно, жизнь – борьба, жизнь – сражение. И побеждает тот, у кого крепче нервы, кто не скисает в случае неудачи, а упорно ищет свой победный шанс. Не получилось с цесаревичем, но есть великие князья, влюбчивые и богатые аристократы.

Читаем воспоминания Кшесинской за 1892 год: «Великий князь Владимир Александрович любил присутствовать на репетициях, которые начинались в 3 часа. Он заходил в мою уборную посидеть и поболтать. Я ему нравилась, и он шутя говорил, что жалеет о том, что недостаточно молод. Он подарил мне свою карточку с надписью – ”Здравствуй, душка”. До конца своей жизни он оставался моим верным другом».

Еще одно признание Кшесинской: «В моем горе и отчаянии я не осталась одинокой. Великий князь Сергей Михайлович, с которым я подружилась с того дня, когда наследник его впервые привез ко мне, остался при мне и поддержал меня. Никогда я не испытывала к нему чувства, которые можно было бы сравнить с моим чувством к Ники, но всем своим отношением он завоевал мое сердце, и я искренне его полюбила. Тем верным другом, каким он показал себя в эти дни, он остался на всю жизнь, и в счастливые годы, и в дни революции и испытаний. Много лет спустя я узнала, что Ники просил Сергея следить за мной, оберегать меня и всегда обращаться к нему, когда мне будет нужна его помощь и поддержка».

Помощь и поддержка были нужны постоянно. Приглянулась великолепная дача в Стрельне Матильде Феликсовне – тут же великий князь Сергей Михайлович купил ее на имя балерины. Хлопотливая Кшесинская, любящая уют, немедля привела дачу в порядок, отменно обставила и даже построила собственную электростанцию для ее освещения, что было большим новшеством в те времена. «Многие мне завидовали, так как даже во дворце не было электричества», – с гордостью отмечает Кшесинская.

По мере театральных успехов росли и успехи у мужчин. Число поклонников Кшесинской постоянно множилось. В список ее камер-пажей входили князь Никита Трубецкой, князь Джамбакуриани-Орбелиани, офицер лейб-гвардии Конного полка Борис Гартман, красавец гусар Николай Скалон и многие другие. Весело проводили время. Развлекались. Кутили. В мемуарах Кшесинской все это выглядит мило и вполне невинно. Но так ли было на самом деле?

В воскресенье 13 февраля 1900 года состоялся бенефисный спектакль по случаю 10-летнего пребывания Кшесинской на императорской сцене. Бенефис прошел блестяще: овации публики, 83 «цветочных подношения» и многочисленные подарки. От Николая II – прелестная брошь в виде бриллиантовой змеи, свернутой кольцом, и посредине большой сапфир-кабошон. Через великого князя Сергея Михайловича государь просил передать Кшесинской, что эту брошь он выбирал вместе с императрицей и что змея есть символ мудрости. Намек на то, что Кшесинская его более не тревожит и успокоилась среди других членов дома Романовых?..

Как раз в день бенефиса, а точнее, вечером после спектакля, когда Кшесинская давала торжественный обед в своем доме, на котором присутствовали великие князья, она впервые познакомилась с великим князем Андреем Владимировичем, кузеном императора. Вот как описывает эту встречу бенефициантка:

«Великий князь Андрей Владимирович произвел на меня сразу в этот первый вечер, что я с ним познакомилась, громадное впечатление: он был удивительно красив и очень застенчив, что его вовсе не портило, напротив. Во время обеда нечаянно он задел своим рукавом стакан с красным вином, который опрокинулся в мою сторону и облил мое платье. Я не огорчилась тем, что чудное платье погибло, я сразу увидела в этом предзнаменование, что это принесет мне много счастья в жизни. Я побежала наверх к себе и быстро переоделась в новое платье. Весь вечер прошел удивительно удачно, и мы много танцевали. С этого дня в мое сердце закралось сразу чувство, которого я давно не испытывала; это был уже не пустой флирт... Со дня моей первой встречи с великим князем Андреем Владимировичем мы все чаще и чаще стали встречаться, и наши чувства друг к другу скоро перешли в сильное взаимное влечение...»

Великий князь был на 6 лет моложе Кшесинской, и это дало повод задушевной подруге Кшесинской, артистке Марии Потоцкой, спросить Матильду: «С каких это пор ты стала увлекаться мальчиками?»

С «мальчиком» Кшесинская отправилась в Европу. Он был мил, трогателен и, главное, предан. Может быть, поэтому Матильда Кшесинская решилась еще на один отчаянный шаг: она родила. 18 июня 1902 года родился сын. Роды оказались трудные, и были опасения, что кто-то не выживет: мать или ребенок. Врачи спасли обоих. Мальчика назвали Владимиром в честь отца великого князя Андрея. Вова рос прелестным мальчиком, и однажды колыбельную ему спел знаменитый тенор Леонид Собинов.

И опять воспоминания Кшесинской:

«Когда я несколько окрепла после родов и силы мои немного восстановились, у меня был тяжелый разговор с великим князем Сергеем Михайловичем. Он отлично знал, что не он отец моего ребенка, но он настолько меня любил и так был привязан ко мне, что простил меня и решился, несмотря на все, остаться при мне ограждать меня как добрый друг. Он боялся за мое будущее, за то, что может меня ожидать. Я чувствовала себя виноватой перед ним, так как предыдущей зимой, когда он ухаживал за одной молоденькой и красивой великой княжной и пошли слухи о возможной свадьбе, я, узнав об этом, просила его прекратить ухаживания и тем самым положить конец неприятным для меня разговорам. Я так обожала Андрея, что не отдавала себе отчета, как я виновата была перед великим князем Сергеем Михайловичем...»

Короче, Кшесинская сумела погасить огонь и вышла из этой двусмысленной ситуации без всяких потерь. Как не вспомнить один афоризм: «Брось счастливчика в воду, он выплывет с рыбкой в зубах»! Вот что пишет сама Кшесинская:

«В моей домашней жизни я была очень счастлива: у меня был сын, которого я обожала, я любила Андрея, и он меня любил, в них двух была вся моя жизнь. Сергей вел себя бесконечно трогательно, к ребенку относился как к своему и продолжал меня очень баловать. Он всегда был готов меня защитить, так как у него было больше возможностей, нежели у кого бы то ни было, и через него я всегда могла обратиться к Ники.

Великий князь Владимир Александрович стал очень часто бывать у меня в доме и любил по вечерам играть в модную в то время игру «тетка». Он мне дарил прелестные вещи: то красивую вещицу для украшения комнат, то пару великолепных ваз... а на Пасху всегда присылал огромное яйцо из ландышей с привязанным к нему драгоценным яичком от Фаберже. Раз он мне прислал браслет с привешенным к нему сапфиром...»

Подведем промежуточный итог: на сцене – полный триумф, дом – полная чаша, с любовью и заботой тоже все обстоит наилучшим образом. Что еще нужно? Но есть и общественное мнение, домыслы, слухи, интриги, наконец – своеобразный налог на счастье и успех.

Небезынтересно заглянуть в дневники директора Императорских театров Владимира Теляковского:

3 января 1907 года: «Матильда Кшесинская, не служа уже в труппе, продолжает не только распоряжаться в балете, но и нагоняет страх на начальствующих лиц вроде балетмейстера и главного режиссера. Какой же может быть порядок в подобной труппе и что это за яд – сожительство артисток с великими князьями!»

15 ноября 1910 года: «В театральной жизни часто все идет ни шатко ни валко – идет, и себе не отдаешь отчета. Но наступают иногда моменты, вроде вчерашнего выхода Кшесинской, когда становится противным этого сорта балет и эта нарядная, циничная, глупая, скотская публика, которая купается в грязи, пошлости и па, изображаемых под звуки барабана, с приторным фермато и завываниями. В эти моменты все делается противным, и чем наряднее и светлее в зале, чем больше подъема в публике, тем становится грустнее за искусство. Неужели это театр, неужели это искусство и неужели этим я руковожу? Все довольны, все рады и прославляют необыкновенную, технически сильную, нравственно нахальную и циничную, наглую балерину, живущую одновременно с двумя великими князьями и не только этого не скрывающую, а, напротив, вплетающую и это искусство в свой вонючий, циничный венок людской падали и разврата».

12 декабря 1910 года: «Сегодня во время представления Крупенскому надо было видеть Кшесинскую. Когда он постучал к ней в уборную, то вел. кн. Сергей Михайлович, который был там, спросил, кто это, женщина или мужчина, и, узнав по голосу, что это Крупенский, сказал:«Крупенскому можно». Когда Крупенский вошел, то увидел Кшесинскую в одной рубашке перед сидящим великим князем. Чистая идиллия!!! Все, все просто».

Владимира Аркадьевича Теляковского можно понять – руководить таким театром было сложно: императорский театр, театр великих князей-балетоманов, театр княжеских наложниц! (Заметим в скобках, что подобное не исключение: в этом смысле все театры зависят от своих покровителей, меценатов, спонсоров и соответственно пляшут под чужую дудочку. Недавний пример: Большой театр времен Иосифа Сталина.)

Но мы отвлеклись. Теляковский был современником Кшесинской и, естественно, не мог быть в меру объективным. Сегодня специалист театра Вадим Гаевский оценивает жизнь и творчество Кшесинской не в таких радикально черно-белых тонах. Он отмечает царственность, аристократичность, породу, а стало быть, холодную изысканность манер. «Если добавить к этому врожденную жизнерадостность, яркий темперамент и скрытый в утонченном танце мощный эротический подтекст, – пишет Гаевский, – то станет понятным, почему так тянулись к ней вялые великие князья и почему именно Кшесинская вытеснила с петербургской сцены итальянских гастролерш, блестящих, но бесстрастных миланских виртуозок».

В 1904 году Кшесинская сделала еще один продуманный и смелый шаг: она уволилась со службы в Марианском театре и перешла в новый статус: гастролерши. Всходила звезда Анны Павловой, ушел в отставку Мариус Петипа, набирала силу хореография Михаила Фокина – на этом фоне Кшесинская не захотела мелькать часто. Она стала танцевать всего 8 – 10 раз в год, но каждое ее выступление становилось событием. Когда отмечали 20-летний сценический юбилей (13 февраля 1911 года), то этот ее бенефис превратился в праздник всего русского хореографического искусства. В тот вечер Кшесинскую назвали «российского балета первой балериной» и даже «генералиссимусом русского балета».

Эпитеты были все превосходных степеней, но, будучи материалисткой, Кшесинская в своих воспоминаниях перечисляет сугубо предметные подарки: бриллиантовый орел в платиновой оправе – царский подарок; от великого князя Андрея Владимировича – бриллиантовый обруч на голову с шестью крупными сапфирами; великий князь Сергей Михайлович подарил коробку из красного дерева в золотой оправе, а в ней – целую коллекцию желтых бриллиантов от самых маленьких до самых крупных. От публики по подписке был преподнесен чайный стол работы Фаберже в стиле Людовика XVI, от москвичей – «сюр-ту-де-табль», зеркало в серебряной оправе в стиле Людовика XV, и т. д.

Кшесинская обожала драгоценные камни и всевозможные украшения. В ее воспоминаниях есть такой премиленький пассаж, относящийся к 1912 году: «Зимою в Петербург приехала Анна Павлова на гастроли. Наши отношения продолжали быть самыми дружественными, несмотря на усилия многих внести нелады между нами. Павлова как-то заехала ко мне, разговор перешел на драгоценности, что у кого есть, и она попросила меня показать ей мои. Мы пошли наверх, в мою спальню, где в углу, в особом шкапчике, я держала все свои драгоценности. Мы уселись с Аней Павловой на полу перед шкапчиком, и я стала ей показывать мои драгоценности, от которых она приходила в восторг, и действительно, у меня были замечательно красивые вещи. Среди маленьких вещиц у меня был чудный карандаш из платины с бриллиантами и рубинами, который я как-то купила для подарка. Я подарила его Павловой на память».

Да, с Павловой Кшесинская была в хороших отношениях, а вот с другой балетной звездой – Ольгой Преображенской – отношения были омрачены соперничеством на сцене, хотя поначалу, со времен училища, их связывала нежная дружба.

Завершая рассказ о дореволюционном периоде жизни Матильды Кшесинской, нельзя не отметить и еще одну сторону: ее страсть к строительству и всевозможным хозяйственным новациям. Весною 1906 года, вернувшись из-за границы, она решила расстаться со старым домом, подаренным ей цесаревичем, и построить свой, новый. Она купила участок земли на углу Кронверкского проспекта и Большой Дворянской улицы и заказала проект дворца архитектору Александру фон Гогену.

«Под Рождество 1907'года я наконец смогла перебраться в свой новый дом и была очень рада зажить наконец в удобных условиях с настоящим комфортом», – пишет Кшесинская.

Все было построено и обставлено по желанию и вкусу Кшесинской: зал – в стиле русский ампир, салон – в стиле Людовика XVI, спальня и уборная – в английском стиле и т. д. Стильную мебель поставил известный фабрикант Мельцер. Люстры, бра, канделябры и все прочее, вплоть до шпингалетов, было выписано из Парижа. Дом с прилегающим садом – маленький шедевр фантазии Матильды Кшесинской. Вышколенные горничные, французский повар, старший дворник – георгиевский кавалер, винный погреб, экипажи, автомобили и даже коровник с коровой и скотницей, чтобы было свежее молочко для сына Вовы. И любимый фоксик Джиби. Полный набор. Живи и наслаждайся!..

Кроме особняка в Петербурге Кшесинская приобрела собственную виллу «Алам» на юге Франции, в Кап-д’Ай. Жила попеременно то во Франции, то в России, выступала то в Петербурге, то в Лондоне, то в Париже. Но счастье, как известно, не бывает долгим. Грянула Первая мировая война. Кшесинская проявила себя как вполне патриотически настроенный гражданин: на свои деньги устроила лазарет на 30 коек для раненых солдат. Делала подарки солдатским семьям. Подбадривала раненых, несколько раз даже танцевала перед ними, конечно, не Эсмеральду, а «русскую». Но мировая война была всего лишь прологом дальнейших трагических событий для России, для народа и лично для Матильды Кшесинской.

Революция

17 января 1917 года в Петрограде состоялась премьера спектакля «Фенелла» (Кшесинская исполнила в нем роль немой и, по отзывам современников, «была поразительно хороша»). Вспоминая тот вечер, Кшесинская отмечает: «Всем было как-то жутко играть в этой опере: на сцене изображалась революция, поджигали дворец, вся сцена была залита заревом пожара, как будто предвещая, что у нас будет то же, не только на сцене, но на самом деле. Действительно: не прошло и месяца с небольшим, как вспыхнула революция».

22 февраля Кшесинская в своем доме-дворце устроила обед на 24 персоны – пригласила друзей и знакомых. «Для этого дня я вытащила все свои чудные вещи, которые с начала войны оставались запертыми в шкапах, и расставила их по обычным местам. У меня была масса мелких вещиц от Фаберже: была огромная коллекция чудных искусственных цветов из драгоценных камней и среди них золотая елочка с мелкими бриллиантами на веточках, как будто льдинками, было многомелких эмалевых вещиц, чудный розовый слон и масса золотых чарок. Их так оказалось много, что я телефонировала сестре, что места не хватает, куда все это ставить. Я была за эти слова жестоко наказана, так как через несколько дней все было разграблено, и нечего было ставить», – пишет Кшесинская.

Через несколько дней вокруг забушевал пожар. «Буржуям» было опасно оставаться в своих домах, и Кшесинская тоже бежала. Оделась она скромно: в черное бархатное пальто, обшитое шиншиллой, на голове – платок. В саквояж положила какую-то часть драгоценностей. Прихватила любимого фоксика Джиби и бросилась в черный омут страшной улицы. Первые три дня Кшесинская со своими близкими, не раздеваясь, провела в скромной квартирке у одной дальней знакомой.

Пока они тряслись от страха (еще бы: такой перепад судьбы!), в доме Кшесинской мародерствовали вовсю, сначала своя челядь, в том числе и Катя-коровница, потом революционеры. Экономка Рубцова, которой после смерти ее мужа Кшесинская очень помогла материально, встретила ворвавшихся в дом вооруженных солдат с радостным приглашением: «Входите, входите, птичка улетела».

Все было разграблено, реквизировано.

Николай II отрекся от престола, «все старые вековые устои рушились один за другим, а кругом пошли аресты, убийства офицеров на улицах, поджоги, грабежи... начались кровавые ужасы революции», – пишет в мемуарах Кшесинская. Об огне, крови и вакханалии насилия столько уже написано и прочитано, что не стоит множить печальных строк об этих событиях.

Кончилось время Матильды Кшесинской, прима-балерины императорского балета, настало время других женщин – Ларисы Рейснер, Инессы Арманд, Александры Коллонтай... Последнюю видела Кшесинская, когда вышла из своего подполья и пыталась по закону вернуть то, что ей принадлежало (все было, конечно, напрасно!). В одном из правительственных учреждений новой власти сидела Коллонтай на высоком табурете с папиросой в зубах и чашкой в руках, закинув ногу на ногу. И еще была встреча: «Проезжая как-то мимо своего дома, я увидела Коллонтай, разгуливающей в моем саду в моем горностаевом пальто. Как мне говорили, она воспользовалась и другими моими вещами, но не знаю, насколько это верно».

13 июля 1917 года Матильда Кшесинская с сыном Вовой, преданной горничной Людмилой Румянцевой и старым слугой Иваном Курносовым покинула Петербург. Началось скитание по югу России. В октябре произошел большевистский переворот, и все банки и сейфы «буржуев» были национализированы – Кшесинская стала нищей. Нищей, но живой, – это еще как посмотреть на судьбу человека, ведь многие лишились не только особняков и банковских счетов, но и жизни. Через год будут убиты два человека, с которыми была связана Кшесинская тесными узами воспоминаний: Николай II, он же Ники, погибнет в Екатеринбурге, в доме Ипатьева, а великий князь Сергей Михайлович с другими Романовыми будет расстрелян под Алапаевском.

А Кшесинская жива. Кисловодск – Анапа – маршрут ее бегства. Тревоги, лишения, обыски, страхи – все полной революционной чашей. 26 февраля 1920 года на итальянском пароходе «Семирамида» Матильда Кшесинская (ей шел 48-й год) покинула русскую землю и больше на нее никогда не ступала. 14 марта она и ее спутники сошли в Константинополе. Но это был промежуточный пункт, а конечным стала Венеция: ровно в 8 часов вечера 23 марта пароход бросил якорь против Дворца дожей. Началась эмиграция.

Первые годы Кшесинская и ее спутник, неофициальный муж, великий князь Андрей провели на своей французской вилле «Алам». Следует отметить, что Кшесинская никогда не жила в бедности и в одиночестве. Не было, правда, прежней роскоши, но не было и намека на бедность. И вновь гости, друзья, встречи: Сергей Дягилев, Тамара Карсавина, великий князь Дмитрий Павлович (тот, кто принимал участие в убийстве Распутина), маркиз Пассано и многие другие.

А теперь снова обратимся к мемуарам Кшесинской: «Мы часто обсуждали с Андреем вопрос о нашем браке. Мы думали не только о собственном счастье, но и главным образом о положении Вовы, который в силу нашего брака становился бы законным сыном Андрея. Ведь до сих пор его положение было неопределенным и очень трудным. Однако мы решили ни в коем случае не вступать в брак без разрешения главы Императорского дома великого князя Кирилла Владимировича, ибо в противном случае наш брак был бы, с точки зрения Учреждения об Императорской фамилии, незаконным, и мы, мой сын и я, лишились бы права на фамилию и титул».

Брат Андрея Кирилл Владимирович дал согласие, и 30 января 1921 года в Русской церкви в Каннах состоялось венчание. В день свадьбы князь Андрей записал в своем дневнике: «...чудно провели вечер. Наконец сбылась моя мечта – я очень счастлив».

Счастлива была и Матильда Кшесинская, ей был дарован титул и фамилия княгини Красинской.

Жизнь в Париже

Если сравнивать, как жило в эмиграции большинство деятелей культуры российского Серебряного века (Иван Бунин, Владислав Ходасевич, Алексей Ремизов и другие), то о Кшесинской можно сказать, что ее жизнь во Франции сложилась в целом весьма благополучно. Вот что пишет она сама о годах, проведенных на вилле в Кап-д’Ай:

254«Мы очень любили принимать у себя великую княгиню Анастасию Михайловну, которая была воплощением веселости. Мы подбирали под нее компанию людей, которых она любила и которые любили танцевать после обеда. Эти обеды были всегда очень веселыми, Арнольд (что-то вроде дворецкого у Кшесинской. – Ю. Б.) красиво убирал стол, а после обеда устраивал разные сюрпризы, во время танцев он тушил все огни, а в саду зажигал бенгальские огни, которые освещали комнату, где танцевали, это было красиво. Часто мы ездили с великой княгиней в Монте-Карло в ее любимый ресторан «Карлтон» выпить стакан вина и потанцевать...»

Согласитесь, что все это говорит о совсем не скучной жизни. Прибавьте многочисленные встречи с коллегами по театру – с Вирджинией Цукки, Айседорой Дункан, Иваном Решке (был такой знаменитый тенор), Анной Павловой, Федором Шаляпиным и другими. А еще выезды в Монте-Карло, в казино, где Кшесинская любила играть в рулетку, неизменно ставя на одну цифру «17», за что и получила прозвище «Мадам Семнадцать». Она выигрывала и проигрывала, но в любом случае была сдержанна и улыбалась как ни в чем не бывало.

Однако деньги, как метеорные осколки, быстро исчезали, и вопрос о будущем встал всерьез. Пришлось продавать виллу, подыскивать помещение для студии танцев и перебираться в Париж. 5 февраля 1929 года Кшесинская со своей семьей поселилась в доме № 10, вилла «Молитор», 16-й округ. Телефон 34-38 был уже поставлен.

6 апреля 1929 года начались занятия в студии Кшесинской, и первой ее ученицей стала Татьяна Липковская. Матильда Феликсовна оказалась талантливым педагогом и многим знаменитостям, таким как Марго Фонтейн, Иветт Шовире, Памела Мей и другим, дала путевку в большой балет.

Поддерживала Кшесинская и свою личную форму: выступала в спектаклях, устраивала турне, а в 1936 году (ей было уже 64 года) тряхнула стариной и выступила в лондонском благотворительном концерте. В «Ковент-Гарден» она танцевала свой «Русский танец» с большим успехом и вновь была наречена «королевой русского балета».

22 июня 1941 года за утренним кофе Кшесинская узнала о вторжении фашистских войск в Россию. «Что будет с нашей несчастной родиной, что будет с нами?» И вновь Матильда Кшесинская волновалась, как в том далеком 1917 году. Но все обошлось благополучно: родина спасла себя от нашествия и Кшесинская продолжала заниматься своим благородным педагогическим трудом.

Одно только печальное обстоятельство: чем дольше человек живет на свете, тем больше выпадает на его долю потерь. Кшесинская прожила долгую жизнь, и на ее веку уходили многие коллеги по цеху: Сергей Дягилев, Анна Павлова, Вера Трефилова, Вацлав Нижинский... Все эти потери, естественно, она переживала, а 30 октября 1956 года ее постиг большой удар: умер великий князь Андрей, ее муж и отец сына Владимира. «Словами не выразишь, что я пережила в этот момент. Убитая и потрясенная, я отказывалась верить, что не стало верного спутника моей жизни. Вместе с Вовой мы горько заплакали и, опустившись на колени, начали молиться...»

«С кончиной Андрея кончилась сказка, какой была моя жизнь», – откровенно признается в своих воспоминаниях Кшесинская.

И еще одна важная выдержка из мемуаров балерины: «В 1958 году московский Большой театр приезжал на гастроли в Париж:. Хотя со смертью мужа я никуда больше не выезжала, проводя дни или в студии за работой, для добывания хлеба насущного, или дома, я сделала исключение и поехала в Опера на него посмотреть. Я плакала от счастья... Я узнала прежний балет... Это был тот самый балет, который я не видела более 40 лет. Душа осталась, традиция жива и продолжается. Конечно, техника достигла большого совершенства... Большая заслуга в том, что в России, как нигде, сумели примирить и, я бы сказала, сочетать технику и искусство».

Свои воспоминания Матильда Кшесинская закончила осенью 1959 года. «В моей жизни, – написала она, – я видела и любовь, и ласку, и заботу, но видела я, помимо горя, и много зла. Если о чинимых мне кознях я и пишу, то не говорю о тех, кто мне их делал. Не хочу ни с кем сводить каких бы то ни было счетов, ни о ком не хочу говорить скверно...»

Она так и поступила. В ее книге нет брани, нет никаких особых обвинений. Она так и осталась до конца своих дней горделивой полькой, прима-балериной Императорского театра. Самый последний период своей жизни она прожила в скромном парижском домике в скромном материальном достатке, но умудрялась тем не менее помогать многим несчастным людям, особенно русским эмигрантам. Поражала их не только своей сердобольностью, но и энергией и жизнерадостностью, которые в ней сохранились.

Матильда Кшесинская скончалась 6 декабря 1971 года, не дожив всего лишь девяти месяцев до своего 100-летнего юбилея. Последний приют она нашла на парижском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа, на кладбище русских «звезд первой величины».

В заключение хочу отметить, что жизнь Матильды Кшесинской – это пример того, как можно проплыть по бушующему морю жизни, минуя всевозможные рифы, борясь с ветрами и штормами, не потерять себя, более того, до конца выразить себя профессионально и к тому же обрести личное счастье. Редкостная судьба: уметь любить и быть любимой и достичь вершин сценического успеха. Если сравнить с биографиями других знаменитых женщин (Жорж Санд, Айседора Дункан, Софья Ковалевская и т. п.), то у них получалось не более 2 – 3 фуэте в жизни, а Малечка (Матильда Кшесинская) легко и красиво делала 32 движения. Счастливый фуэтизм, да и только.

Сегодня о балерине Кшесинской говорят в полный голос (время советского забвения прошло), но мало кто говорит о ее человеческой судьбе. Мы с вами – я как сочинитель, вы как читатель – попытались.