Текст книги "Дар Калиостро. Повести и рассказы"

XVI

– Граждане! Вашему вниманию предлагается уникальный клей! Резина, пластмасса, железо, стекло – все перечисленное и еще многое другое он склеивает в считанные секунды! Инструкция прилагается.

А навстречу продавцу клея неслось:

– Читайте в еженедельной газете "Вымыслы и правда"! Сенсационное открытие! Пржевальсикий – настоящий отец Сталина!

Смагин тяжело вздохнул и прикрыл глаза, чувствуя, как со лба на веко скатывается капля пота. Он не ожидал, что езда в электричке столь непростое занятие.

Утром забарахлил автомобиль, а в Москве ждали неотложные дела. Лера сочувственно посмотрела на Смагина:

– Придется тебе на электричке ехать. Раньше, говорят, это была чистая мука. Теперь получше.

Вспомнив Лерины слова, Смагин усмехнулся: "Если это – получше, то что же тогда мука?"

Впрочем, напряженностью обстановки он проникся лишь на обратном пути – утром был слишком занят своими мыслями.

Изнуренный московской суетой, неутомимым солнцем, сдавленный телами потных, как и он сам, граждан, Смагин подумал, что регулярному пассажиру пригородной электрички впору ставить памятник. Куда до него автомобилисту, хоть и вечно торчащему в пробках?! У того – кондиционер, магнитола, ничем не занятые, кроме баранки, руки.

Господи, скорее бы уж станция!

Вагон исторг Смагина спиною вперед, а людской поток развернул и понес к ступенькам платформы. Миновав спуск, толпа быстро растаяла. От наступившей свободы Смагин ощутил необычную радость. Много ли человеку надо?!

Он шагал домой, а в голове звучали легкие есенинские строки:

 
"Я иду по полю, на затылке кепи,
В лайковой перчатке смуглая рука…"
 

Правда, никаких перчаток не было. Да и кепи тоже. И поля. Была тропинка через березовую рощу, светлую, с переливом птичьих голосов и цветочным запахом. Ежик выбежал ему под самые ноги. Споткнувшись, Смагин растянулся на земле.

И в тот же миг… раздался выстрел!

Может быть, Смагин и подумал бы, что это ему показалось, если б не щелчок, с которым пуля вошла в ствол березы. Смагин похолодел: до дерева было рукой подать, и значит, стреляли… в него! В созвучии с этой догадкой загудела земля от чьего-то бега. Топот приближался. Не помня себя, Смагин вскочил и бросился в глубь рощи. Он бежал, пока не оказался у железнодорожной насыпи. Тогда только Смагин перевел дух. Озарение, наступающее у людей в роковые минуты, случилось и с ним. Он понял: Покачуев реализовывал (конечно, не лично) свой замысел, по которому, видимо, Лера должна стать вдовой. Откуда Покачуеву было знать, что после сделанного Смагиным выбора, рушилась сама основа его подлого плана! Несомненно, Покачуев пойдет до конца, а возможности у него огромные. Смагин опять похолодел: получалось, что на него охотится не киллер-одиночка, а целое государство. Выиграть же у такого соперника практически невозможно. Смагину стало ясно: он обречен. Наверно, от этого все всколыхнулось в нем, и пришла дерзкая, отчаянная мысль: "Мне осталось поступить по принципу "делай, что должно, и будь что будет…" А должно – не ждать, сложа руки, конца".

О приемах спецслужб Смагин знал только из фильмов и книг, то есть практически ничего, и в том, чтобы обмануть противника, мог полагаться только на собственную хитрость, не слишком развитую. Словом, арсенал его был более, чем скуден.

Первым делом Смагин решил вернуться на станцию, к людям. Он перешел на другую сторону насыпи и уперся в двухполосное шоссе. Как же можно было о нем забыть! Нужно ловить попутку и куда-нибудь ехать! И еще нужно позвонить Лере. Да, но по звонку его сразу же обнаружат, и станет понятно, что он собирается использовать попутный транспорт. "А ведь шоссе проходит мимо станции!" – осенило Смагина, и он поднял руку перед проезжавшими темно-синими "Жигулями".

Водитель, рыжий парень лет двадцати пяти, оказался заправским "бомбилой".

– Мне все равно, куда ехать. Но деньги – вперед!

Смагин вынул из портмоне две тысячных бумажки.

– Годится! – улыбнулся рыжий, протягивая руку. Смагин сел рядом с ним, достал мобильник.

– Давай прямо…

Пока они ехали до станции, Смагин делал вид, будто не может кому-то дозвониться.

У стации сказал:

– Остановись, шеф, я позвоню, из машины что-то никак…

Смагин отошел к краю кювета.

– Это я, – сказал он тихо, спокойно. – Лерочка, дорогая, я должен исчезнуть, иначе со мной случится беда.

– Как исчезнуть? Ты шутишь?

– Это правда. Такое вот нам выпало испытание.

– Где ты?

– Я не могу сказать. Родная моя, я исчезаю, но исчезаю не из твоей жизни. Понимаешь?

Через паузу донеслось:

– Ты в чем-то виноват?

– Нет. Я не сделал ничего плохого.

Было слышно, как Лера сглатывает комок в горле.

– Я все поняла. Ни о чем не волнуйся…

Впервые после крушения мирной жизни у Смагина посветлело на душе.

Он отключил мобильник и, будто склонившись над шнурком, скинул его в кювет.

Пока все складывалось неплохо. Даже если и обнаружили, откуда он звонил, пойди – определи, то ли он на электричке уехал, то ли на автомобиле, да еще в каком направлении?

С направлением, кстати, он уже определился.

– Так куда едем? – спросил шофер, когда Смагин вернулся.

– А я разве не сказал? В Валентиновку.

Рыжий присвистнул.

– Это ж на другой конец области.

– Ну и что?

– Как говорится, маловато будет!

– Не обижу, поехали.

Собственно, Смагину нужна была Загорянка, но он специально назвал соседнюю Валентиновку на случай, если будут допрашивать рыжего. В Загорянке находилась дача Зубаревой, то есть не Зубаревой, а ее матери. Этим летом они жили вместе: старушка терпеть не могла Олин новомодный дом, а та не могла оставить расхворавшуюся мать без присмотра. Смагин никогда там не был, но знал адрес. В свой последний приезд Оля записала его на обратной стороне визитки: «Здесь я до осени. Так что жду в гости!» Недавно Смагин наткнулся на визитку в кармане джинсовых брюк. Он привычно положил ее в портмоне, которое брал с собой всегда, выходя из дома, – и что это было, как не провидение?!

А ежик, бросившийся ему под ноги?!

Перед Смагиным просверкнула догадка – надежда: неужели Нигелла не оставил его? А впрочем… "Делай, что должно".

Распрощавшись с водителем у станции Валентиновка, Смагин отправился в Загорянку пешком вдоль железной дороги. Узкая дорожка тянулась между насыпью и полоской леса, сквозь который проглядывали заборы дач. Загорянка встретила его небольшим цветочным рынком на краю привокзальной площади.

"Цветов что ли купить?"

"Ага, еще и тортик, – язвительно отозвался он самому себе. – В моем положении главное – не привлекать внимания!… Хотя, с другой стороны, ну, заявлюсь я, а Ольги нет, не вернулась еще, положим, из Москвы. Так хоть с матушкой ее познакомлюсь, чайку попьем… Черт! Не то все в голову лезет! Какой чаек?! Вполне возможно, что меня уже вычислили, ведь совершенно ясно, что я стану искать помощи у знакомых и друзей, а с Зубаревой я часто общался (как, кстати, и Лера, после того, как я их познакомил и они неожиданно подружились). Найти дачу Олиной матери для них раз плюнуть! Я тут размышляю над цветами и тортиком, а там меня уже ждут… Выходит, на дачу мне идти нельзя. А, может, я просто страху на себя нагоняю? Во всяком случае, нужно дачу эту хотя бы найти. Издалека понаблюдать, осмотреться…"

От станции тянулась улица – шоссе. Она почему-то поманила Смагина, и он зашагал по ней, надеясь отыскать улицу Щербакова. Как ни странно, он оказался на верном пути.

– Когда шоссе повернет направо, вы продолжайте идти прямо, увидите пруд с островком, напротив – дачи. Это и есть улица Щербакова. Так объяснила ему молоденькая женщина с бадминтонными ракетками. И улыбнулась. Смагину показалось, что это нехорошо: теперь она его запомнила.

Вид на улицу Щербакова открылся вскоре после поворота шоссе, и Смагин с удовлетворением отметил, что ведет сюда единственная дорога.

Дача под номером 87 располагалась напротив пруда и представляла собой рубленый дом с мансардой на участке хвойного леса. От времени бревна потемнели, из излишеств был только небольшой балкон, которого касались ветви высокой ели. Дом имел почтенный, строгий вид. Ни людей, ни Олиного "Мерседеса"

Смагину повезло: он довольно быстро нашел и занял позицию для скрытого наблюдения – недалеко от дороги, в месте, поросшем кустарником и травой.

Картина, открывавшаяся Смагину, была пронизана покоем и светом. Не верилось, что где-то существует другой, совсем не добрый мир.

Хотя, конечно, мир един, и эта идиллия только его частица, точнее песчинка; подул ветер – и нет песчинки. Как и его, Смагина. Он особенно остро почувствовал, сколь хрупко все под небесами…

Уходившее на закат солнце освещало лесистый островок и подножие высоких сосен на берегу пруда, где днем, наверно, всегда тень. В обозримом пространстве людей было мало, и никто из них не представлял для Смагина опасности. Молодая мама, неотрывно читая книгу, прогуливала младенца в коляске, девочка играла с котенком в траве, мальчик надевал слетевшую с велосипедного колеса цепь, судачившие женщины – одна с граблями, другая с козой – все никак не могли наговориться, несмотря на то, что коза упрямо тянула хозяйку в сторону, получая за это веревкой по спине. Двое немолодых мужчин, сидевших на раскладных стульях у самой воды, кормили хлебом уток. Первый – изрядно облысевший, второй – почти весь седой, чернели только усы. Время от времени они выпивали водки. По всему было видно, что между ними течет задушевная беседа. Смагин позавидовал мужикам. И зря – сглазил!

На красном «Форде» к ним подъехала моложавая дама – явно из Москвы.

– Олег! – разнеслось над прудом, и все – молодая мать, девочка и мальчик, товарки, увязшие в пересудах, – устремили взоры на даму.

– Вам с Бутовым на даче места не хватает?! – набросилась она на лысого. – Совсем спятили?

– А ты, Бутов, – дама пошла на седого, – приехал в гости, так…

– Я все понял, Викуся! Все понял! – перебил ее Бутов, примирительно выставляя перед собой ладони. – Уже уходим…

Мужики оказались с дачи, которая находилась напротив облюбованного ими местечка. Грозная дама пристально смотрела им вслед и села в машину только тогда, когда они открыли ей въездные ворота. Наступило затишье. Все вернулись к своим занятиям. Включая и Смагина, который с нетерпением ждал появления Олиного "Мерседеса".

XVII

Перед девушкой – контролером стоял короткостриженый усатый мужчина. С фотографии в паспорте смотрело, несомненно, то же лицо.

– Проходите, – сказала она, возвращая гражданину Котову его паспорт и билет.

– Спасибо, – ответил Смагин и зашагал по коридору с указателем "ВЫЛЕТ".

За десять дней, проведенных в подполье, у него выросли усы, его коротко постригли, и Оля сделала ему безупречный паспорт.

Смагин шагал спокойно, как человек, которому больше нечего терять. Это и было бы так, если б не Лера, ожидавшая его в салоне самолета. Он сразу узнал ее, несмотря на темные очки и парик из длинных рыжеватых волос. Смагин сел в кресло рядом и обыденным тоном сказал:

– Привет…

Он боялся привлечь внимание окружающих, хотя сердце его билось, как родник – звонко и радостно.

Лера улыбнулась:

– Здравствуй…

А потом сняла очки и… привычно забралась Смагину под руку.

"Так просто, – удивился он. – А я-то тут Штирлица из себя изображаю…"

Тая от счастья, Смагин прикрыл глаза. Не умещалось в сознании, что он сейчас испытывает это чувство. Ему казалось, будто вовсе не он до сегодняшнего дня скрывался на даче в Загорянке, и не его разыскивали те двое, что нагрянули под видом электриков проверять проводку.

Елена Владимировна, Олина мама, понимая, что Смагину нужно время, чтобы укрыться, начала выяснять у них, отчего в поселке часто отключают электричество. Пробурчав в ответ что-то невразумительное, визитеры ринулись обшаривать дом, однако Смагин успел спрятаться в проеме между скосом крыши и стеною угловой комнаты.

Вечером того же дня приехала Оля. Ей наконец-то удалось связаться с Лерой, которая находилась в ужасном состоянии. К ней тоже приходили, расспрашивали о муже и за ней, конечно же, следят. В общем, им нужно уезжать. Лучше бы за границу, но организовать такое ей теперь не по силам (Оля выразительно посмотрела на Смагина), а вот выбраться куда-нибудь подальше от Москвы – это она устроит. На днях определилось: Смагин и Лера летят на Байкал. Как ни было тяжело на душе у Смагина, он долго смеялся, узнав, что конечная точка их путешествия – дом отдыха МВД!

– Оля! Ну почему именно МВД?

– Глупый ты, Смагин. Кто же вас у ментов станет искать?! А пока вы там будете, Альберт что-нибудь придумает.

Смагин насторожился:

– А он знает?

– Скоро узнает…

Смагин сидел с закрытыми глазами и думал о том, что у большинства людей прописные истины лишь на слуху, но не на сердце. Например, все знают: не в деньгах счастье, но почему-то безудержно стремятся разбогатеть. Он же, потерявший все – дом, достаток, положение, – мог подтвердить: счастье не в богатстве. Оно в том, чтобы чувствовать на груди дыхание любимой женщины. Вот как чувствует он сейчас…

В иллюминаторе плыла белесая синева. Ровно гудели двигатели. Иногда самолет мягко оседал на "воздушной яме" и плавно потом выравнивал полет. Впереди было пять часов покоя…

Иркутск встретил Смагина и Леру теплым солнечным утром. На площади перед аэропортом их окружил промышлявший частным извозом люд.

– Куда едем?

Смагин назвал поселок в семидесяти километрах от Иркутска, после чего интерес к ним только возрос. Крупный мужчина с мясистым носом, оказавшись в непосредственной близости от Леры, убеждал «хозяйку» прибегнуть именно к его услугам, потому что "за те же деньги" он покажет еще и могилу декабриста Волконского. Лера решила наградить его за настойчивость и широту души:

– Хорошо, поехали, – улыбнулась она, – только на могилу не надо.

Местность за городом оказалась сильно пересеченной. Узкое гладкое шоссе несло их со взгорья на взгорье, словно раскачивало на качелях. Дух захватывало еще и от бешеной скорости, с которой «водила» мчал свою «праворукую» "японку", то и дело вылетая на встречную полосу.

– Здесь все так ездят, – ответил он на тревожный взгляд Смагина.

– Все-таки давайте помедленнее.

"Водила" обижено пожал плечами, но скорость сбавил.

По обе стороны шоссе стоял лес – такой же, как в Подмосковье, только пониже. Недалеко от поселка, через перелесок, увидели изгиб Ангары, а потом на подъеме дохнул простором Байкал. Он тут же исчез за поворотом, но его присутствие ощущалось теперь постоянно, как если бы кто-то огромный, могучий дремал неподалеку.

Поднявшись в гору, машина уткнулась в решетчатые ворота.

Регистрация прибывших на отдых производилась в шестом корпусе у дежурного администратора. Дежурного, потому что была суббота. Шестой корпус, в отличии от остальных – деревянных построек дачного типа, с крылечками и балконами, – представлял собой вытянутую панельную пятиэтажку. Как выяснилось, без лифта. А дежурный администратор располагался на последнем этаже. Видимо, руководству учреждения было невдомек, что отдыхать люди едут, как правило, с багажом.

Из кабинета администратора доносились звуки, похожие на цокот копыт.

"Метроном что ли?" – удивился Смагин.

Они опустились с Лерой на стулья, отдышались. Никого, кроме них, к администратору не было, так как заезд отдыхающих состоялся вчера. Когда Смагин постучал, отозвался недовольный мужской голос:

– Я занят!

Вскоре за дверью наступила тишина. Смагин встал, ожидая приглашения войти. Но звуки возникли снова, повторяясь в учащенном темпе: теперь они летели капелью. Время от времени их ритм менялся, и Смагин вдруг подумал, уж не развлекается ли там кто-то, передвигая грузик на маятнике метронома?

"Не может быть! – отогнал он нелепую мысль. – Да и с чего бы здесь взяться метроному? Все-таки не консерватория!"

Наконец, в кабинете смолкло, а потом раздалось:

– Войдите!

Переступив порог, Смагин замер от изумления: дежурным администратором был никто иной как… Насильников!

"Так вот куда они деваются, "оборотни в погонах"… – промелькнуло у Смагина в мозгу.

Насильников смотрел из-за стола хмуро, без всякого дружелюбия. Правда, взгляд его несколько посветлел, когда за Смагиным вошла Лера, но посветлел ненадолго.

– Прошу документы… садитесь, – указал он на стулья.

Смагин протянул паспорта и путевки. Судя по всему, Насильников его не узнал, тем более, что в тот памятный вечер видел он Смагина почти мимолетно.

– Котов Алексей Васильевич, – листал Насильников документы, – управление вневедомственной охраны, инженер… А звание?

– Я неаттестованный. Просто инженер. По средствам наблюдения и сигнализации. (Смагин хорошо помнил инструктаж, полученный от Зубаревой.)

– А вы, Валерия Константиновна, где работаете?

– Я домохозяйка. И разве это имеет отношение к делу?

– А дела еще никакого нет, – мрачно пошутил Насильников и протянул каждому по листку.

– Ознакомьтесь с правилами режима и распишитесь.

Смагин начал читать. Главным являлся пункт о том – он был выделен жирным шрифтом, – что "за нарушение правил режима отдыхающий досрочно выписывается из оздоровительного учреждения с уведомлением об этом по месту его службы (работы)".

Особо отмечалось, что не разрешается лежать в одежде на постели, курить в номере, играть в карты и употреблять спиртные напитки. Иными словами, все, к чему тяготеет большинство отдыхающих, делать было нельзя. Впрочем, запрету подлежала также заготовка трав и орехов, но это уж, как говорится, на любителя.

– Жить вы будете на этом этаже, – сказал Насильников, принимая от Смагина и Леры подписанные листки, – в номере пятьсот пятнадцатом. И вдруг улыбнулся:

– Считайте, я вам это по блату устроил. Как москвич москвичам. Здесь я временно… А так… Я тоже москвич.

Он встал, открыл шкафчик, висевший на стене, и там, на фоне крючков с ключами, Смагин увидел… метроном.

"Вот тебе и "не может быть", – обескуражено подумал Смагин.

– Держите ключи от номера. Отсюда по коридору налево.

Уже в дверях он остановил Смагина.

– Лицо мне ваше знакомо. Раньше мы не встречались?

– Все возможно. Москва – город большой.

Войдя в свой номер, Смагин и Лера обнялись: наконец-то они были одни.

Смагин понимал, что ему нужно многое объяснить Лере. Да что там «многое»! Все – от начала до конца! Но вместо этого он сказал:

– Предлагаю срочно найти ресторан и нарушить «правила режима».

– И это будет великолепно! – поддержала его Лера.

Оставив неразобранным багаж, они сбежали вниз по сумрачной лестнице и очутились посреди яркого летнего дня.

Только теперь Лера и Смагин увидели, что раскинувшийся вокруг парк опускается террасами по склону холма. Казалось, будто Байкал колышется на верхушках сосен. Ощущение забытой легкости, почти полета, словно вынырнув из детства, охватило их. Они устремились по асфальтовой дорожке – мимо клумб и беседок – за ворота дома отдыха. Оказавшись на берегу Байкала, Лера и Смагин сразу же забыли о ресторане. Они испытали то, что обычно испытывают люди после долгой разлуки с морем: состояние завороженности перед уходящей в небо далью и восторженного удивления оттого, что начало этой необъятной дали вот так просто плещется у самых ног. Вода была чистая и такая холодная, что возле нее стало зябко, несмотря на знойный день.

Лера и Смагин долго бродили по берегу мимо редких домишек. На одном из них висела табличка: "улица Исток Ангары". Видимо, именно здесь Ангара вытекала из Байкала, но тихо, незаметно, так что и не определить, где еще озеро, а где уже река.

У пристани стояло белое судно с транспарантом на борту "Экскурсии на Ольхон – самый крупный остров Байкала".

– Поплыли? – обернулась Лера к Смагину.

Они бросились к пристани, но теплоход, дав короткий гудок, отчалил.

– Ладно, Ольхон оставим на завтра, – сказал Смагин, а пока прокатимся куда-нибудь поближе.

Несколько моторных лодок стояло у причала. Хозяин одной из них, небольшой, юркий мужичонка, провёз Леру и Смагина вдоль берега, потом причалил к шаман-камню – вершине подводной скалы в виде двух валунов, – где зимой, на льду шаманы совершали свои обряды.

Слушая пояснения лодочника, Смагин вдруг подумал, что они с Лерой совершенно развеялись, отвлеклись мыслями от свалившихся на них бед.

А где здесь ресторан? – спросил он.

Мужичонка хитро улыбнулся.

– Ну, в Иркутске.

– А поближе.

– Там, в гостинице, – указал он в сторону высокого холма, на котором сквозь зелень просматривалось какое-то здание. Было очевидно, что путь туда неблизкий.

– А вообще-то мы в рестораны не ходим. Вон – кафе.

– Ну, поплыли к кафе…

Существовали раньше на вокзалах, в банях, кинотеатрах и т. д. заведения под названием «буфет» Так вот кафе на берегу Байкала и было буфетом. Причем, не самым лучшим: из спиртного предлагались только пиво и водка, а из закусок – бутерброды с сыром и колбасой. Видимо, ассортимент отражал неприхотливость вкусов местной публики.

– А можно из холодильника? – попросил Смагин, принимая от продавщицы теплые бутылки пива.

– А мы пиво в холодильнике не держим, – сразила она Смагина.

– Но почему?! Вон же – стоят у вас в холодильнике Пепси-кола и Спрайт…

– У нас их теплыми не пьют…

– А пиво?!

– А пиво пьют! – категорично закончила дискуссию продавщица.

Неподалеку дымились мангал с шашлыками и коптильня, где приготавливали омуля.

Туда Смагин с Лерой и направились.

Очень скоро пиво вместе с накопившейся усталостью сделали свое дело: душа наполнилась умиротворением. И даже ощущение теплой пены на губах куда-то исчезло. Ну, а шашлык и омуль были просто великолепны!…