Текст книги "Кое-что о жизни землян под знаменами ИИ"

Гормоны счастья

Можно думать, что мозг нужен человеку для того, чтобы он мог, в отличие от зверья, решать математические и логические задачи. Так вот вовсе нет! Мозг сопровождает ВСЕ процессы, все эпизоды человеческой жизни.

Возьмем, к примеру, часто меняющееся наше настроение, наш жизненный тонус. Мы грустим или чему-то радуемся. И как на это реагирует наш мозг? Он, оказывается, начинает вырабатывать особые вещества – гормоны. Их названия: ДОФАМИН, ЭНДОРФИН, ОКСИТОЦИН, СЕРОТОНИН. Эти гормоны вкупе неофициально принято именовать «гормонами счастья».

Эти «гормоны счастья» активно синтезируются в те моменты, когда мозг идентифицирует позитивные для выживания человека явления. Затем уровень гормонов в организме человека резко падает до следующего подходящего случая.

Каждое из этих нейрохимических веществ, вырабатываемых в человеческом мозгу, «включает» у человека специфическое для данного момента благотворное для человека положительное ощущение.

При этом Дофамин создает чувство радости оттого, что человек находит что-то необходимое. Это то чувство, когда люди произносят: «Эврика! Я нашел!»

Эндорфин формирует чувство легкости и забвения, которое помогает смягчать боль. Часто такое состояние называют эйфорией.

Окситоцин дает человеку ощущение безопасности в кругу себе подобных. Теперь это называется «социальные связи».

Серотонин создает у человека чувство признания и уважения со стороны окружающих его людей.

Вы можете сказать: «Я не определяю счастье, называя его этими терминами». Это происходит потому, что нейрохимические соединения работают без слов. Зато вы легко можете наблюдать подобные мотивации у других людей. А исследования указывают на то, что они оказывают влияние и на поведение животных.

Что же касается вас лично, то пока вы не изучите нейрохимию млекопитающего, которое сидит внутри вас, можете считать, что подсказки вам дает ваш внутренний голос.

Повторимся:

Дофамин создает чувство радости от того, что человек находит что-то необходимое.

Эндорфин формирует чувство легкости и забвения, которое помогает смягчать боль.

Окситоцин дает человеку ощущение комфорта в социуме.

Серотонин создает у человека чувство его социальной значимости.

Глава 3. Первая эра машин

Техника в своем упрощенном виде выступает как пейзаж. Традиционные ручейки, бугорки, березки с ампирной желто-белой усадьбой, воспетые столь искусно писателями благословенного прошлого, сменились клепаным двутавром мостов и заводов, бетонными вулканами градирен и ГРЭС, городами-галактиками в ртутном свечении, с невиданной пластикой небоскребов, аэродромов, зрелищем грохочущих стадионов, фестивалей и промышленных свалок.

Александр Проханов

Природа уже не есть просто наше живописное окружение. По сути дела, среда, мало-помалу создающаяся вокруг нас, есть, прежде всего, малозначительной. Что имеет значение – так это Техника. Природа оказалась демонтирована, дезинтегрирована науками и техникой: техника составила целостную среду обитания, внутри которой человек живёт, чувствует, мыслит, приобретает опыт.

Французский философ Жак Эллюль. «Другая революция»

Я завёл себе американскую печку, потому что она требует к себе столько внимания и постоянного личного контакта, будто держишь дома индийского слона или австралийского кенгуру.

Чешский писатель Карел Чапек «Об изобретениях»

Историки говорят, что когда-то семь было предельно большим числом; когда-то – 40; сорок сороков – больше не бывает; потом – тьма; сейчас тьма тем – 105 электродвигателей на Магнитогорском металлургическом комбинате.

Доктор технических наук Борис Иванович Кудрин «Отбор: энергетический, информационный, документальный. Общность и специфика»

Глядя на суету окружающего мира, наблюдая эту многоликую массу с ее повседневными волнениями и поступками, зададимся вопросом: что это, если не великолепный часовой механизм, приводимый в движение пружиной? Утром, когда мы пробуждаемся, мы не можем не заметить, что все предметы вокруг нас созданы машинами. Воду, которую мы используем, поднимает сила пара; поезда доставляют нам завтрак из отдаленных мест; лифты возят нас в жилых домах и офисных зданиях; автомобили, которые доставляют нас туда, – все эти механизмы приводит в действие энергия. Мы зависим от нее, когда исполняем повседневные обязанности и стремимся к достижению существенных жизненных целей, все окружающие нас предметы свидетельствуют об этом. И когда мы возвращаемся вечером в наше созданное механическим способом жилище – не будем об этом забывать, все материальные удобства в нашем доме, наша радующая глаз кухонная плита и лампа напоминают нам о том, в какой мере мы зависим от энергии. И если происходит случайная остановка в работе механизмов, если город занесен снегом, или процесс жизнеобеспечения временно приостанавливается по какой-либо другой причине, нам становится ясно, насколько невыносима была бы жизнь без движущей силы. Движущая сила – это работа. Следовательно, увеличение силы, ускоряющей движение человечества, означает совершение большой работы.

Сербский изобретатель Никола Тесла «Куда движется мир»

 
Не космос – метры грунта надо мной,
И в шахте не до праздничных процессий, –
Но мы владеем тоже внеземной –
И самою земною из профессий.
Из преисподней наверх уголь мечем.
Мы топливо отнимем у чертей –
Свои котлы топить им будет нечем!
Взорвано, уложено, сколото
Черное надежное золото.
 

Российский поэт и бард Владимир Высоцкий «Марш шахтеров»

Именно машинно-технический быт, покоряя нас все больше и больше, побуждает нас бежать от него. Чем больше человечество будет идти к небоскребам, тем страстнее в нем будет мечта о пещерах. Значит, мы и вправду шагаем куда-то вперед, если вот нас зовут назад! В железо-бетонный век так естественны грезы о веке каменном.

Корней Чуковский «Футуристы»

Самая главная опасность состоит в том, что техника угрожает самому человеку. Сердце человека содрогается от холода металла. Человек создал организованное общество и широко использует технику для окончательного господства над природой. Но по чудовищному сцеплению обстоятельств человек становится снова рабом (прежде он был рабом природы! – Ю. Ч.), рабом того, что сам сделал, рабом общества машин, в котором сам незаметно вырождается… Меня тревожат страшные видения: наступит время, когда машины станут настолько совершенными, что они будут действовать без какой-либо помощи человека, машины овладеют всей вселенной, автомобили и самолеты победят скорость, радио населит воздух музыкой умерших голосов; последние люди, став бесполезными, неспособными дышать и жить в этой технической среде, исчезнут, оставив после себя новую вселенную, созданную их разумом и их руками…

Русский философ Николай Александрович Бердяев (1874–1948)

Нам кажется, будто машина губит человека, – но, быть может, просто слишком стремительно меняется наша жизнь, и мы еще не можем посмотреть на эти перемены со стороны. По сравнению с историей человечества, а ей двести тысяч лет, сто лет истории машины – это так мало! Мы едва начинаем осваиваться среди шахт и электростанций. Мы едва начинаем обживать этот новый дом, мы его даже еще не достроили.

Французский писатель Антуан де Сент-Экзюпери «Планета людей»

Может ли случиться, что техника, оторвавшись от смысла человеческой жизни, превратится в средство неистового безумия нелюдей или что весь земной шар вместе со всеми людьми станет единой гигантской фабрикой, муравейником, который уже все поглотил и теперь, производя и уничтожая, остается в этом вечном круговороте пустым циклом сменяющих друг друга лишенных всякого содержания событий?

Карл Ясперс «Современная техника»

 
Не завидую ни Пушкину,
ни Шекспиру Биллю.
Завидую
только
блиндированному
автомобилю.
 

Поэт Владимир Маяковский

Посмотри, сколько вокруг машин! И какие они разные, эти машины. Я пишу книгу на пишущей машинке. За окном промелькнул двухколесный велосипед. Во двор приехал автокран, разгружает кирпич.

Пишущая машинка, велосипед, подъемный кран… Как они не похожи друг на друга! Но – стоп! Присмотримся к ним повнимательнее…

Писатель и журналист Борис Васильевич Зубков «От колеса до робота»

Сейчас техника с ее бесчисленными отрядами всевозможных машин прорвалась в первые ряды жизни. Уже древний человек взял в руки приспособления, с помощью которых рассчитывал усилить собственное могущество. Но в этом расчете не на себя, а на рычаг, на колесо, на некое устройство он и потерял себя. В мнимом овладении окружающей средой крылась коварная уловка. Люди перестали доверять своей природе, отказались от развития и совершенствования духа. Вооружившись камнем, молотком, плугом, они обратили свой взор на внешний, а не на внутренний мир.

Постоянно совершенствующаяся техника породила иллюзию возможного порабощения природы. Жаждущий познаний и власти западный человек, в конечном счете, создал техническую цивилизацию, которая грозит человечеству полной катастрофой, истощением духовных ресурсов, исчезновением самой жизни.

Появившись на планете Земля, человек разумный стал очень внимательно оглядываться вокруг себя. Не все ему тогда приглянулось. Заботила собственная слабость. И он принялся создавать машины – своих надежных помощников-соратников.

Считается, примерно полмиллиона лет назад человек сделал свое, быть может, главное открытие – познакомился с ОГНЕМ. Это была величайшая революция. Огонь дал человеку тепло, защитил его от зверей…

Но вначале человек не сделал главного – не смог заставить огонь работать на себя. Тут ему пришлось поломать голову, поэкспериментировать, затратить немало силенок, скажем, на конструкцию ловушек для поимки зверей и птиц.

А огонь? Ему нужна была пища. Сначала обходились малостью, но энергетические аппетиты человека росли. И огонь из малого огня уже постепенно превращался в БОЛЬШОЙ ОГОНЬ, и топливо для него переставало быть безделицей.

И недаром русский академик Александр Евгеньевич Ферсман (1883–1945) писал:

«К сожалению, до сих пор не написана история завоевания природы, она бы показала, какими сложными путями шла эта социальная и экономическая проблема, и как не без крупных ошибок и даже обратных течений развивалось использование природных богатств».

Доктор технических наук, профессор Владимир Петрович Карцев и писатель Петр Михайлович Хазановский написали очень интересную книгу «Тысячелетия энергетики». Они, подчас в мельчайших технических деталях, прослеживали то, как человек постепенно поставил тепловую энергию себе на службу и довел дело до овладения электричеством. Эта книга – становление жителей Земли на энергетические ноги – читается с большим интересом.

Постепенно, не сразу люди стали привыкать к ОГНЮ. Они его словно бы одомашнили. Осознали его привычки, поняли, что он жаден до древесины, стали кормить его ею. И уж совсем низведя его до положения домашнего животного, человек осмелился сделать еще один решающий шаг: захотел самому научиться добывать огонь, извлекать его из древесины по своему желанию.

Любопытно, сколько тысячелетий времени, бесчисленного числа проб и ошибок понадобилось людям, чтобы овладеть этой новой для них премудростью. Это и стало настоящим приручением огня. Человек перешел с ним уже «на ты». Сделал его своим слугою. Хотя еще долгое время все народы на определенной стадии своего развития проходили период огнепоклонства. И почти в каждой религии одним из самых могущественных богов был бог огня.

В конечном итоге, человек покорил огонь. Разработал особые уже чисто технические приемы добывания огня. Трением твердого дерева о более мягкое, сверлением (твердый кусок дерева вводился в отверстие в мягком дереве и руками приводился во вращение), высеканием искр при ударах двух камней, так можно было поджечь заранее заготовленный трут…

Карцев и Хазановский пишут в своей книге:

«Но энергетические возможности человека по-прежнему определялись в те далекие годы лишь мощью его мускулов и крепостью костей. Почти все три миллиона лет своей истории человек во всех действиях мог полагаться только на собственные мышцы – других источников энергии у него, по существу, не было. Несложные расчеты показывают, что средний по физическому развитию мужчина имеет «мощность» порядка одной десятой доли лошадиной силы. Этого может хватить лишь на то, чтобы добыть себе скудное пропитание и соорудить примитивное укрытие от непогоды. В древние времена этим и обходились».

Человек постепенно поставил огонь себе на службу, однако заключенная в огне энергия использовалась примитивно: давала свет, тепло, но никаких иных «профессий» огонь освоить пока не мог. Тысячелетиями для человека его «электростанцией» было собственное тело. Homo sapiens жил охотой и собирательством. Пользовался частично энергией, накопленной дикими растениями и животными. И все.

А теперь послушаем, что говорят антропологи, занимающиеся изучением человека. Вот два мнения:

«В любую эпоху уровень развития цивилизации, народа или группы людей зависит от способности использовать энергию для развития человека и удовлетворения его способностей».

И еще одно мнение:

Американец Лесли Уайт (1900–1975) считает энергию мерилом успеха всей человеческой культуры. Он подчеркивал, что степень развития культуры непосредственно связана с количеством потребляемой энергии НА ДУШУ НАСЕЛЕНИЯ.

Карцев и Хазановский в своей книге «Тысячелетия энергетики» поясняют большие трудности, связанные с наступлением нового долгого этапа энергетики так:

«Продолжалась эпоха «живой» энергетики, когда единственными ее источниками были собственная сила человека и сила животных. А между тем орошаемое земледелие требовало уже строительства ирригационных сооружений, все более и более усложнялась добыча руд, поскольку исчерпывались залежи, расположенные близко к поверхности. Росли потребности, связанные с войнами; нужно было все больше и больше производить продукции для обмена. На всё это силы собственных машиц (организмов) уже далеко не хватало. Выход из положения виделся в том, чтобы заставить другого работать на себя, сделать его своим рабом. Так можно было бы с «энергетической точки зрения» попытаться объяснить появление рабства и рабовладельческих обществ…»

Энергетические трудности можно было решить довольно просто. Ты король, у тебя сильное войско, а рядом расположились владения более слабого короля-соседа. Нападай, побеждай, бери массу пленных, делай их своими рабами. Эпоха «живой» энергетики, когда единственными ее источниками были собственная сила человека и сила животных, заканчивалась. А между тем орошаемое земледелие требовало строительства ирригационных сооружений, все более и более усложнялась добыча руд, поскольку исчерпывались залежи, расположенные близко к поверхности. Росли потребности, связанные с войнами; нужно было все больше и больше производить продукции для обмена.

Выход из положения виделся в том, чтобы заставить другого работать на себя, сделать его своим рабом. Так можно было бы с «энергетической точки зрения» попытаться объяснить появление рабства и рабовладельческих обществ…

Карцев и Хазановский пишут в книге «Тысячелетия энергетики»:

«Использование мускульной силы рабов намного увеличило энергетические возможности общества, позволило сделать шаг вперед. Огромных усилий требовали работы по орошению и ирригации на всей территории Древнего Востока – в Египте, Месопотамии, Ассирии. Прокладывать каналы для орошения или отвода воды с затопляемых участков можно было только с помощью рабов…»

Использование труда рабов имело и явные недостатки. Раба надо было где-то содержать, кормить. Порой рабы бунтовали, трудились они вполсилы, кпд их труда был низок.

Великие цивилизации. В истории нашей планеты их было не так много и роднит их то, что все они прошли три фазы своего развития – подъем, спад и исчезновение. И эпоха рабского труда наконец себя исчерпала.

Еще подобный же пример – история Древнего Рима. Блистательные военные победы вначале, давшие римской казне громадные богатства и возможность долго – почти пять веков – существовать. Однако энергетический режим Древнего Рима оказался истощенным. Военная бюрократия разрослась, увеличение налогов вело к обнищанию населения. Армия уже не могла держать в страхе мародерствующих захватчиков. Орды варваров начали отщипывать куски Римской империи, начав с отдаленных районов. И к VI веку новой эры они уже стояли у ворот Рима.

Римская имперская машина поглотила и израсходовала доступную энергию Средиземноморья, Северной Африки и значительной части континентальной Европы вплоть до Испании и Англии. Империя оставила после себя вырубленные леса, истощенную почву, обнищавшее и больное население. Европа не могла оправиться от этого наследства в течение последующих 600 лет. Наступало новое время – Средние века.

И тут надо послушать Жак Ле Гоффа (1924–2014) – знаменитого французского историка, одного из главных специалистов по Средневековью. Таких исследователей у историков принято называть медиевистами. Он автор многих книг, которые читаются как романы. Перечислим некоторые: «Герои и чудеса средних веков», «Рождение Европы», «Другое средневековье», «Рождение чистилища», «Интеллектуалы в Средние века».

Считается, что средневековье длилось примерно 1000 лет. Хотя многие историки, и Жак Ле Гофф также, полагают, что Средневековье закончилось лишь в конце XVIII столетия.

Как в средневековье обстояло с энергетикой? Плоховато! Ле Гофф сообщает нам, что средневековый Запад был миром бедно оснащенным, «технически отсталым». Наука, изобретательство словно бы дремало. Использовались главным образом орудия труда, механизмы, технические приспособления известные еще с античности. К примеру, на ручьях стояли водяные мельницы, пользовались еще и ветряными мельницами.

К тому времени рабы исчезли, но появились люди, готовые трудиться за гроши, заниматься любым малопроизводительным и очень тяжелым физическим трудом.

Жак Ле Гофф сообщает:

«Не следует удивляться, что человек представлял для средневековых сеньоров столь ценный капитал, что некоторые из них, например в Англии, облагали особым побором молодых неженатых крестьян. Церковь, вопреки своему традиционному прославлению девственности, делала все больший акцент на “плодитесь и размножайтесь” – лозунге, который отвечал прежде всего техническим структурам средневекового мира». В целом властвовали в средневековой энергетике вода и ветер.

А теперь уже есть крайняя необходимость поговорить о том, как в средневековую Европу, сначала робко, затем все смелее, стала проникать наука. За собой, словно за руку, она привела и высокую идею МАШИНЫ.

Человек возник и жил многие-многие тысячи лет в рамках Первой (живой) природы. Был ее частью. Но вот, окрепнув, Человек начал творить Вторую природу, племя машин, которые делали то, что человеку было либо просто не под силу, либо же машины умели это делать гораздо быстрее и лучше, чем это делал человек.

Но чтобы создавать все новые машины, человек обязан был вооружиться наукой, необходимо было начать понимать, как устроен мир, по каким законам он действует. Наука, зародившись еще в Древней Греции, крепла и мужала, и наступила пора, когда нужда в возникновении машин стала очевидной. И в Англии появился человек, остро ощущавший этот вызов Нового времени. Человек, ставший страстным пропагандистом Науки и Машины, имя его, повторимся, Фрэнсис Бэкон.

И тут уместно также поговорить о том, как в средневековую Европу, сначала робко, затем все смелее, стала проникать наука. За собой, словно за руку, она привела и высокую идею МАШИНЫ.

В разговоре о Машине важно подчеркнуть разницу между различными механизмами и, так сказать, Машиной с большой буквы.

С механизмами, различными приспособлениями человек знаком с древних времен. А что отличает Машину? Во-первых, это искусственное создание – оно уже часть ВТОРОЙ (технической) природы. Машина может существовать и действовать уже вне рамок окружающей человека живой природы.

Как это понятней объяснить? Человек возник и жил многие-многие тысячи лет в рамках Первой (живой) природы. Был ее частью. Но вот, окрепнув, Человек начал творить Вторую природу, племя машин, которые делали то, что ему было либо просто не под силу, либо же машины умели это делать гораздо быстрее и лучше, чем это делал человек.

Но чтобы создавать все новые машины, человек обязан был вооружиться наукой, необходимо было начать понимать, как устроен мир, по каким законам он действует. Наука, зародившись еще в Древней Греции, крепла и мужала, и наступила пора, когда нужда в возникновении машин стала очевидной. И в Англии появился человек, остро ощущавший этот вызов Нового времени. Человек, ставший страстным пропагандистом Науки и Машины, имя его Фрэнсис Бэкон.

В 1620 году этот английский философ и ученый написал свой «новый Органон», в котором превозносил достоинства того, что он называл научным методом, то есть нового пути приобретения знаний, призванных раскрыть секреты природы и сделать человека хозяином вселенной.

Бэкон был особенно безжалостен к греческой науке, столь чтимыми мусульманскими учеными. Древние греки, уничижительно замечал он, «как малые дети: они много болтают, но не могут ничего создать, ибо их мудрость ограничивается многословием и лишена действия».

Бэкона же больше интересовала практическая польза, которую может принести наука. Он считал природу не окном в божественное, а скорее «публичной девкой», и призывал будущие поколения «трясти ее как следует», «выжимать из нее все соки» и делать ее такой, чтобы она могла «расширить пределы человеческой империи и позволила человеку реализовать все задуманное».

Его философия была чисто утилитарной: она подразумевала необходимость воцарения человека над всем сущим и обеспечение материального благосостояния общества.

В XVII веке в Европе созрела почва для восприятия подобной «ереси». Идеи Бэкона о покорении природы и роли прикладной науки были встречены с энтузиазмом.

Карл Маркс назвал Бэкона «родоначальником английского материализма и вообще опытных наук новейшего времени». Этот мыслитель знаменит еще и тем, что в 1597 году, примерно через полтора столетия после изобретения книгопечатания, он пустил в обиход латинское двусловие «Scientia est potentia» (читается: сциентиа эст потентиа) – крылатый тезис, вдохновляющий девиз, который по-русски звучит так: «ЗНАНИЕ – СИЛА»!

БЭКОН (1561–1626) родился в Лондоне, в семье выходца из низов. Дед Фрэнсиса пас овец, однако его отец, сэр Николас Бэкон, уже сделал блестящую карьеру, став лордом-хранителем Большой Печати, вторым при дворе, после лорда-казначея, человеком, принадлежавшим к «новой знати», верхушке, сливкам английской бюрократии.

Мать будущего философа, Анна Кук, была образованной женщиной, она сама обучала сына древнегреческому, латыни, французскому и итальянскому языкам, у отца же он получал уроки в области политики, права, ораторского искусства.

Мальчик рос слабым и болезненным, довольно рано проявил необыкновенные умственные способности и большую любознательность. И неудивительно, что в 13 лет этот вундеркинд был принят в Тринити-колледж в Кембридже (королева ласково называла его «мой юный лорд-хранитель печати», лично экзаменовала его), где за три года прослушал полный курс свободных наук: изучал теологию, философию, логику, риторику, этику и прочую схоластического толка премудрость.

Для Бэкона всякая наука, не приносящая никакой ПОЛЬЗЫ, не имела никакой цены, была нонсенсом, бессмыслицей, оксюмороном.

Впрочем, вот его точные слова на сей счет:

«Мы желаем предупредить всех людей, чтобы они не упускали из виду настоящие цели науки и убедились бы, что не следует ею заниматься ради пустого времяпрепровождения или ради предмета, пригодного для споров, или ради того, чтобы презирать других, или из-за собственных интересов, или чтобы прославить свое имя, или ради увеличения своего (личного – Ю.Ч.) могущества, или ради какого бы то ни было подобного повода, но чтобы принести ПОЛЬЗУ (выделено мною – Ю.Ч.) и приложить ее к потребностям жизни».

Говоря о книгопечатании, порохе и компасе, Бэкон дает пример конкретного могущества знания:

«Эти три изобретения изменили вид земного шара, – пишет он, – и произвели три переворота: первый – в науках, второй – в военном искусстве, третий – в мореплавании; перевороты эти вызвали бесчисленные перемены всякого рода, которые сопровождались результатами, имевшими такие сильные влияния на человеческие отношения, какого не оказывали ни одна власть, ни одна секта, ни одна звезда».

Бэкон не стал ни архитектором, ни инженером строительства, возведения, камень за камнем, грандиозного здания – оно у нас перед глазами! – современного научного и технического ЗНАНИЯ, но он дал ему несравненную рекламу. Бэкон стал законодателем, герольдом, глашатаем, трубачом НОВЫХ ВРЕМЕН. Его роль, писал он, была «звонить в колокол, чтобы собрать другие умы», чтобы «сделать этот колокол слышимым как можно дальше».

Бэкон был просто не в состоянии дописать, развить свою формулу «знание-сила», сделав ее общепонятной. В его время не было еще пущено в чеканку, вылито в бронзу и медь, позолочено среднее – важнейшее – звено в трехчленной цепочке:

ЗНАНИЕ → МАШИНА → СИЛА

А ведь именно она, МАШИНА, рожденная ЗНАНИЕМ, наделила ЧЕЛОВЕКА неограниченной фантастической СИЛОЙ!

Начало ЭПОХИ МАШИН, как и заря ЭРЫ ВЕЩЕЙ, затерялась в далях апокрифических. Поди попробуй, разгляди! Нет, пусть этим занимаются дипломированные историки техники. Мы же, наугад, условно, можем предложить на амплуа Прамашины, к примеру, ЛУК.

А что? Это, вероятно, и был первый созданный человеком механизм, действующий по принципу накопления энергии. В самом деле: лучник, постепенно натягивая лук, сообщает ему свою энергию, накапливающуюся и сохраняющуюся в луке до тех пор, пока она (энергия) не будет высвобождена уже в концентрированной форме в момент выстрела.

А еще на роль Первомашины напрашивается любая ловушка для зверья. Ведь тут охотник освобождается от необходимости поджидать, подстерегать добычу, ему не нужно приводить в действие орудия лова, все идет само собой – силки, сетки для ловли птиц, стрелы сработают в нужный момент. Такие устройства и удерживали пойманную дичь и позволяли человеку вести лов сразу в нескольких местах, одновременно. И все потому, что охота здесь уже идет МЕХАНИЧЕСКИ, без участия людей.

Долго было бы перечислять все типы ловушек, изобретенных перволюдьми, – от маленьких бамбуковых цилиндров, служивших для ловли мышей, и кончая гигантскими сооружениями для поимки жирафа или слона (ловчие ямы, с острым каменным конусом посредине, протыкающим упавшего вниз зверя). Тут важен общий принцип: зверь сам, без участия охотника, подчеркнем это еще раз, приводит в действие некий губительный для него механизм.

Конструкции ловушек человеку подсказала сама природа. Впервые без ее подсказки он, видно, обошелся, только изобретя КОЛЕСО. То была эпохальная находка, ибо колесо не имеет аналогов в живой природе! А потому начинать историю техники (слово «техне», techne по-гречески, значит – умение, мастерство) смело можно от колеса.

До колеса (археологи полагают, что, к примеру, в Древнем Египте колесо начали использовать со Среднего царства: период 2050–1700 годы до новой эры) мы вправе считать человека технически невинным, после же изобретения колеса, человек, наконец, технически прозрел и стал мастерить различные основанные на колесе поделки. Не только повозки для перемещения тяжестей, но и шадуфы – водоподъемные устройства для полива земель, и многое другое.

Однако все в мире преходяще, ныне колеблется трон и ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА КОЛЕСА. Возьмем, допустим, транспорт. Поезда. Инженеры полагают, что 500 километров в час – это предел возможностей рельсового транспорта. При скоростях выше уже нельзя обеспечить безопасность движения. А, кроме того, от возникающего при столь быстром движении трения колеса и рельсы будут изнашиваться и выходить из строя столь часто, что убытки сделают подобный транспорт крайне невыгодным.

Самые скорые поезда мчатся сейчас со скоростью сотен км/час. Самолеты же имеют 900 км/час и выше. Между этими крайностями лежит «белое пятно» техники. Чем его заполнить? Специалисты надеются, что в будущем в этом диапазоне скоростей пассажиров будут перевозить поезда, мчащиеся внутри огромных труб. Тягу такому поезду создаст особый пропеллер: он будет гнать воздух вдоль поезда назад. Обтекающие поезд со всех сторон токи воздуха создадут воздушную подушку, она не позволит ему касаться стен туннеля…

Революция в технике – замена ручного труда работой машин – началась с текстильного производства. 1733 год: английский механик и ткач Джон Кей (1704–1764) усовершенствовал ткацкий станок. Теперь ткач не должен был продевать челнок между нитями основы вручную.

1767 год: плотник и ткач из Ланкашира Джеймс Харгривс (1720–1778) построил уже прядильную машину, назвав ее в честь своей дочери «Дженни».

Существует версия-легенда, что этот ткач однажды наблюдал, как веретено, выскользнув из рук его дочери, по инерции продолжало прясть. Ему и пришла здравая и простая мысль: а что. если сделать прялку, в которой веретено будет крутиться само?

Вот так возникла первая механическая прялка. В ней веретено помещалось на специальной каретке, скользившей по рельсам. Одновременно с движением каретки оно вращалось и наматывало нить. Такая прялка работала быстрее обычной еще и потому, что на каретку можно было поставить несколько веретен.

Изобретение Харгривса быстро распространилось. И чуть позже Ричард Аркрайт (1732–1792), изобретатель, позднее ставший крупным текстильным промышленником, создал прядильную машину, которую приводило в движение водяное колесо. Так вскоре стали зарождаться текстильные фабрики.

Прядильные машины быстро размножились, возник избыток пряжи. Переработать ее на ручных станках стало трудновато. Прядильщики, были не в силах конкурировать с фабриками, они массами разорялись, зато ткачи тогда процветали.

Но это длилось недолго. В 1786 году сельский священник (он окончил Оксфордский университет, где получил степень магистра гуманитарных наук) Эдмунд Картрайт (1743–1823) изобретает механический ткацкий станок…

Так постепенно формировался значительный энергетический кризис. Источников энергии требовало не только ткачество. Росла нужда в металлах. А неглубокие залежи руд – мы все время говорим в основном об Англии, она была тогда в числе самых передовых стран – были уже почти полностью выработаны. Глубины шахт, составлявшие сотни метров, росли. Необходимо было откачивать грунтовые воды, организовывать вентиляцию забоев и подъем руды из шахт.